Мама дала Сашке рубль. Не просто так дала. Он уже неделю канючил, чтобы его отпустили в кино. Классный фильм шел в «Родине» — «Седьмое путешествие Синдбада». Васька уже смотрел. И Лёшка сходил. А он целую неделю только смотрел афишу, бегая за хлебом.

Как раз на выходе из двора стоял фанерный зеленый щит, к которому прибивали раз в неделю свежую афишу, нарисованную на настоящем холсте художником из кинотеатра. Иногда художник не рисовал, а просто писал название фильма и время. Но все знали, раз так написано, то ходить на такой фильм не надо. Не будет там ничего интересного. Ведь, если фильм интересный, разве может художник не нарисовать поразившую его сцену? На этой афише, уже неделю висевшей посреди главной улицы поселка, был огромный циклоп, прямо как в книжке про Одиссея, державший в поднятых вверх руках целую скалу. А внизу, у его ног, уплывал в море и никак не мог уплыть маленький кораблик.

Мама долго сопротивлялась. Она говорила и о той двойке, что Сашка получил, потому что не сделал домашнее задание. И вспоминала тот день, когда «ребенка» (вот так она всегда, чуть что — ребенок!) отпустили днем погулять, а потом ночью искали по знакомым и друзьям. Еще говорила, что это надо заслужить, что кино — это поощрение. Она так всю неделю говорила.

Папа бы давно отпустил в кино и дал денег. Но на этой неделе папа работает в ночную смену. Сашка даже бегает по вечерам к нему на работу, относит кастрюльку с горячей картошкой, проходит с гордостью через проходную мимо вооруженного наганом охранника: «Я к папе. Ужин несу». И потом надо было пройти длинным коридором, пол которого покрыт чугунными плитами, где пахнет горячей смазкой и металлом, потом свернуть к лифтам, опуститься вниз на два яруса, там направо и до конца. В конце стеклянные двери, за которыми большая светлая комната с огромным пультом с разными рычажками посередине, а напротив пульта — электрическое табло, все в мелких лампочках, подмигивающих разными цветами.

Папа после такой работы приходил почти в девять утра, когда Сашка уже убегал в школу, а Вовчик — в другую, и сразу ложился спать. И когда Сашка возвращался из школы, он еще спал, а когда приходил с гуляния — уже спал, готовясь к ночной смене.

В среду привезли мороженое. Когда его привозят, то продают из большого зеленого фанерного ящика на улице возле продуктового магазина. Еще не жарко, вторая половина мая. А вот когда жарко, то мороженого уже не привозят: все мороженое съедают в городе. Сашка прибежал с улицы домой, открыл дверь своим ключом, и несколько минут ходил по коридору, не решаясь разбудить отца. Но половицы скрипели, он шмыгал носом, и скоро из-за закрытой двери большой комнаты раздалось:

— Саша, я тебя слышу, что случилось?

Он тогда попросил 12 копеек на мороженое, получил разрешение, слазил в кошелек, убежал. На улице с наслаждением сгрыз замороженное мороженое, даже замерз немного. Потом еще погулял, а мороженое все продают… Он тогда опять прибежал домой, и уже сразу полез к спящему отцу:

— Пап, дай двенадцать копеек, мороженое купить!

Папка, ничего не понимающий спросонок, желающий только, чтобы от него все отстали, разрешил. А потом, через час, Сашка еще раз покупал мороженое. Уже полурастаявшее, но все равно такое вкусное, такое сладкое. Хоть и не жарко на улице, но ведь не мороз, мороженое и тает. Три мороженых за день!

Хорошо, что мама не знает о том случае.

Наверное, она еще потому упиралась, что не хотела, чтобы Сашка шел в кино вечером. Это на другом краю поселка, там совсем другие пацаны, другие компании. Могли и побить, да. Если одному идти. А друзья уже все посмотрели… Это тоже было аргументом (Сашка знал слово «аргумент», оно ему нравилось — такое округлое, аккуратное и очень умное. Дураки «аргумента» не знали).

Сегодня воскресенье. Уроки все сделаны вчера, сразу после школы. И не только сделаны, но даже проверены. Сама мама и проверяла, а папа сидел за столом, писал что-то в толстую тетрадь, и иногда смеялся, слушая Сашкины ответы.

Вот мама и дала Сашке рубль. А еще сказала, что рубль — это на двоих, потому что в кино братья должны ходить вместе, потому что старший должен следить за младшим. Вовке — всего восемь лет! Как мама этого не понимает? Он слишком мал для такого фильма. Но мама уперлась: или вместе, или никто не идет. И пришлось Сашке брать Вована с собой, и еще обещать принести сдачу.

Хорошо еще, что погода была хорошая. Можно было доехать прямо до кинотеатра на автобусе. Это по шесть копеек с каждого. И тогда вся дорога заняла бы минут пятнадцать. Но они пошли пешком. Мимо детского сада, в который Вовчика водили в позапрошлом еще году, мимо школы, в которую ходит Сашка, мимо магазина, который все зовут «Зеленый», и только бабушка всегда говорит, что идет в «Синенький». Это потому что он был покрашен светло-зеленой краской. А когда бабушка приехала к ним, то как раз был ремонт, и магазин один год стоял покрашенный ярко-синим. Вот бабушка и говорит — «Синенький». А все смеются. Потому что все знают, что он — «Зеленый», хоть теперь уже розового цвета.

Около «Зеленого» тоже стоит щит с афишей. Но тут огромный циклоп держит в руках по человеку. Сашка с Вовкой постояли немного около афиши, переглянулись, и пошли дальше. Мимо дома, в котором живет Мишка. Это уже не их микрорайон. Тут уже чужие компании, но Сашка тут бывал, он с Мишкой учится в одном классе, поэтому в этих дворах они еще идут спокойно и свободно. Потом мимо «Юбилейного». Это тоже такой продуктовый магазин. Еще мимо бани — старинного здания красного кирпича, из верхних окон которого всегда идет пар.

Сашка помнит, как ходил с отцом в эту баню. Вовки еще не было тогда. Там было сыро и жарко. И Сашке не понравилось. В своей ванной дома было лучше.

Мимо бани, вниз через овраг, а за оврагом уже начинаются «вражеские» территории. С местными компаниями они не дружили. Тут и школа была своя, и свои магазины, неизвестно как называющиеся, и опять стоял щит с афишей, но Сашка уже не стал задерживаться, а потянул Вовчика вперед. Надо поторапливаться. Идти здесь надо быстро, не сворачивая во дворы, чтобы не нарваться на ненужную встречу.

Быстро дошли-добежали до кинотеатра, под белыми колоннами которого стояли бабки и продавали жареные семечки. Сашка подумал, да и купил два стакана по десять копеек. Один стакан он всыпал в карман себе, другой — брату. И к кассе они шли, уже грызя семечки и сплевывая под ноги шелуху.

На дневной сеанс в воскресенье на фильм, который шел уже неделю, билеты были. И даже можно было выбирать место. Они взяли последний, двадцатый ряд. Там можно было кидать шелуху от семечек вверх, чтобы она сверкала в луче кинопроектора, а если совсем расшалиться, то можно было встать на сиденье, поднять руки в луч, и тогда на экране можно было делать разные теневые фигуры.

Но это можно было в ДК, а тут, в кинотеатре, они были на «чужой» территории, и лишний раз обращать на себя внимание не стоило.

Братья предъявили билеты, от которых контролер оторвал «контроль», зашли в фойе, где продавали газированную воду, выпили газировки по четыре копейки стакан — с сиропом. Вовка пил с малиновым, а Сашка — с клубничным сиропом. А потом сели на свободные стулья в углу, ожидая первого звонка.

Откуда-то тут же подскочил местный вертлявый и маленький, но наглый парнишка:

— Дай десять копеек!

Но Сашка знал, что при народе можно ничего не бояться.

— Нет, — сказал он, и скрестил на груди руки.

И Вован сказал:

— Нет, — и тоже скрестил на груди руки.

— Сколько-сколько времени? — заинтересовался пацан блеснувшими на левой Сашкиной руке часами, наклонился, посмотрел на часы и тут же отошел.

Часы хоть и были старыми, еще дедушкин «Восток», подаренный на день рождения, но Сашка сразу подумал, что зря он их сегодня надел.

Прозвенел звонок, и они вошли в полутемный зал. Быстро нашли свои места, сели, но Сашка все время оглядывался, и заметил, что тот пацан сидит впереди, но тоже не сразу сел, а долго стоял и выглядывал, куда они пошли и где «приземлились». И Сашка тоже смотрел, где сел тот пацан, и сколько с ним народа. Компания его была человек пять, судя по тому, как они оживленно переговаривались, обменивались тычками и шутливыми подзатыльниками, шумели, пока на них не цыкнули более старшие.

Наверное, кино было очень хорошее. Вовка даже повизгивал в некоторые моменты. Сашка тоже запомнил, как циклоп протыкал человека, как уменьшалась девушка, как джин жил в медной лампе. Но все равно весь фильм он посматривал на первые ряды и думал, как бы им хорошо уйти.

Как только начались заключительные титры под музыку, пока не зажегся свет, он сдернул с места младшего брата, и потащил его через чужие коленки, через ругань потревоженного народа к выходу. У выхода они оказались первыми, и первыми выскочили на улицу.

Можно было сразу бежать домой, но Сашка был не дурак, он понимал, что по дороге эта компания их быстро настигнет, и что они тоже знают, что два неместных пацана побегут по улице домой. Поэтому он взял брата за руку и предложил по дороге домой играть в партизан.

В партизан играть очень увлекательно. Надо ходить так, чтобы никто не мог тебя проследить. И никто не мог тебя поймать. И они, как настоящие партизаны, не пошли коротким путем по широкой улице, а свернули в закоулки, во дворы, замирая возле каждого поворота, выглядывая и осматриваясь: нет ли где врага?

Они целых полтора часа добирались домой, и вышли к дому совсем с другой стороны.

Вовка потом за ужином взахлеб рассказывал о кино.

Сашка солидно высыпал мелочь и отчитался в потратах, и угостил родителей семечками.

А мама сказала даже, что он повзрослел. Еще бы! Если бы она знала, как они ловко ушли от заовражных!