— И еще не здоровался никогда, — поддержала общий критический настрой консьержка Лариса.

— Да, да! Он всегда такой — будто выше всех. Ни вперед пропустить, ни слово сказать какое-нибудь. Совсем, как чужой!

Дознаватель сдвинул форменную кепку на затылок, вытер взмокший лоб клетчатым платком. Вздохнул тяжело, полистал свой блокнот, снова начал задавать свои вопросы:

— Женщины, женщины! Давайте по порядку и не все сразу. Мне же потом оформлять, кто и что сказал. А вам — подписывать.

— Я ничего подписывать не буду, — тут же сказала Лариса.

Ей уже было полных шестьдесят, и она не боялась органов. Она вообще ничего и никого уже не боялась. Пенсия есть — это как опора дополнительная. Завтра встанет и уйдет — и не остановишь. Тут главное, чтобы здоровье было.

Но про здоровье товарищ из органов слушать не хотел. Все время переводил на этого жильца с тринадцатого этажа.

А чего о нем говорить? Он так-то незаметный был совсем. Не шумел. Гостей не водил. Не знался ни с кем. И вообще — как не свой, как будто из чужого подъезда. Ни с кем не знакомился, сам в гости ни к кому не ходил. Не уважал, то есть. Совсем не уважал.

…

Петя вселился сюда, когда родители продали квартиру и переехали в село, купив большой дом с участком. Получилась такая экономия средств, что ему хватило на маленькую однушку. Совсем маленькую. Даже без балкона. Одно окно в комнате, одно окно на кухне. И дверь на лестничную площадку. Вот и все. Санузел, конечно, совмещенный. И кухня — не для сбора друзей. Зато очень удобно бывает сидеть там и ужинать в одиночку. Все — на расстоянии протянутой руки. Холодильник, плита, стол, посуда всякая и вилки-ложки. Все — только руку протяни. Удобно. Хорошо еще было, что практически новая квартира. То есть, хозяин ее сдавал раньше, но испортить никто и ничего не успел. Так что Петя даже обои не переклеивал. И не воняло ничем чужим или затхлым, как бывает в съемном жилье. В общем, повезло, считай.

Он только договорился, и пришли ребята в оранжевых жилетах, провели оптоволокно прямо до квартиры, повесили коробку. И теперь у него Интернет был — хоть в туалете, хоть на кухне — отличного качества. Интернет и телевизор — все двести каналов. Смотреть — не пересмотреть.

С утра Петя бежал на работу. Именно там его все называли Петей. Ну, выглядел он так. Лицо, как у ребенка — даже борода не росла, пухлый весь — не толстый, а пухлый, мягкий. «Щупабельный» — смеялись знакомые девчонки. Конечно, были знакомые. Он же не пацан какой, не школьник. Просто он не водил пока никого к себе. Вживался в квартиру.

Вечером, придя с работы, делал немудреный ужин, быстро пил чай. Он пил только зеленый и без сахара. Потому что такой ему нравился — так он всем отвечал, если спрашивали. А то многие не понимают.

А потом шел в комнату и включал компьютер с огромным двадцати семи дюймовым экраном. Там у него и телевидение, и кино посмотреть, и поиграть. Вот, думал Петя, доиграю до конца, и можно будет заняться личной жизнью. А то пока — просто никак. Вот, предположим, приведешь к себе девушку, покормишь, сам поужинаешь… А потом же надо включаться в игру! А она тут будет сидеть на диване и отвлекать. Вернее, сам будешь отвлекаться. Но так раз пропустишь, два пропустишь — и все. Ты уже не в игре. На тебя больше не рассчитывают. Из клана вынесут вперед ногами и всем скажут — ненадежный наш ДэдХироу. Ну, такое он себе имя там взял, в игре.

В субботу в восемь утра включалась дрель за спиной. И начинала долго и громко сверлить бетонные стены. Дрель по бетону — это ужасно. Иногда сверление прекращалось и начинался стук. Стучали металлическим и тяжелым. Все вздрагивало. Не спасали даже наушники. Ни кино посмотреть, ни музыку послушать.

Петя долго ждал, когда эти тетки, что постоянно пасутся у подъезда, обратят внимание на шум и устроят шумному соседу аутодафе. Это слово он узнал в игре, и ему оно нравилось. Особенно по отношению к этому утреннему сверлильщику. И к стучальщику тоже.

Но тетки как-то больше смотрели на него самого, на Петю. И будто чего-то от него ждали. Чего ждали — не понять. Он и не знал их нисколько. Он вообще ни одного человека не знал в своем подъезде. Хотя иногда в лифте рассматривал соседей, думая вот этот или вон тот занимается вечными строительными работами по выходным дням. Хорошо еще, что по рабочим дням все было тихо, и к работе Петя высыпался нормально. Ну, в том случае, конечно, если не заигрывался до поздней ночи.

А вот сверление это, выносящее мозги… И стук.

Он советовался с юристами на работе. Стас, юрисконсульт, объяснял, что есть закон по децибелам и по времени. Получалось, что по времени не прихватить. А вот децибелы надо было мерять. И измерения надо делать не самому, а с инженером из коммунального хозяйства, и обязательно протоколировать все. Иначе суд простых устных жалоб не примет. Ну, а потом — суд, говорил Стас. И если все бумаги в порядке, то соседу укажут на нарушение. Еще можно участковому позвонить — но это просто для очистки совести. Если в суде спросят, звонил или нет — честно скажешь, что звонил, но пользу не принесло. Шумят по-прежнему.

— Кстати, — спрашивал Стас. — А дети в вашем подъезде есть? Малые дети?

Пете было стыдно. Он не знал. Правда, думал он, раз беготни и криков не слышно, то в ближайшем окружении детей нет, выходит. Но, может быть, они есть выше или ниже.

— С детьми еще проще! За детей этого шумного быстро успокоят! Потому что не дает отдыхать ребенку.

В общем, выходило, надо было с тетками этими знакомиться.

Так Петя думал.

Но тут их системный администратор Миша сказал хорошую мысль. Он сказал, что не надо никаких судов. Это долго, мол, и дорого. И никаких участковых тоже не надо. И теток. И вообще — посторонних. А надо, сказал Миша, просто взять бутылку, закуси какой-нибудь, и пойти к этому сверлильщику. Типа, знакомиться. И там уже, чисто по-мужски, познакомившись и выпив, можно договориться обо всем.

— Это я тебе говорю, потому что — опыт. С водкой и закуской можно решить любые вопросы. Понял? Просто стучишь, входишь, знакомишься и предлагаешь — за знакомство. И все.

Водка Пете не нравилась. Но для дела выпить мог. Тем более, посчитав, на его объем тела, выходило, полбутылки — как слону дробина. То есть, спокойно можно было пить на равных. Вот он и купил водку, что подороже, настрогал колбаски, хлеба отрезал, горчицей смазал — любил он, чтобы горчица была на хлебе, а колбаса чтобы «вживую» — и пошел. В субботу, ровно в десять утра, как только опять загудело все и задрожало от художественного сверления по бетону.

…

— Женщины, женщины, — устало ворчал дознаватель. — Давайте уж по существу.

— По существу? А по существу если, так у нас тут — Сверлильщик!

— Оба-на…

Он совсем снял форменную кепку и задрал голову, рассматривая этажи.

— Вон, значит, куда переехал. И как вы тут с ним?

— Ну, мы-то порядки знаем, — зашумели все разом. — Мы все, как положено! И все вовремя! Нас предупреждали. Да мы и от отцов и дедов знаем. Так что — все в порядке у нас.

— А этот, Петр Иванович Сидоренко — ему вы что сказали по такому поводу?

— А он не спрашивал! Он вовсе пробегал мимо: ни тебе здравствуйте, ни до свидания, ни с праздником, ни про погоду… Но ведь не дурак, должен разбираться, нет? Большой мужик-то. Не пацан какой.

Ну, да… Должен. А если никогда не сталкивался? А если родители не предупредили? Вот просто, подумать и представить, чтобы логично было — как и что делал тот парень, услышав шум в субботу утром? И не в первую же субботу, правильно? Два года уже? Вот видите. Так что бы он мог сделать? Вы не знаете? Ну, так это я знаю. Взял, небось водку — я еще выясню в магазине, какую именно — и пошел знакомиться.

— Батюшки-светы… К Сверлильщику? С водкой? С самого утра? Ой, — прикрыла рот ладошкой Лариса.

— Ну, представили?

— Да если бы хоть к обеду… А то ведь с утра. С водкой. Да он просто с ума сошел! Это же что-то нереальное! Так ведь он мог нам тут такого устроить! А он, смотри, не обиделся, Сверлильщик-то! Все, как было.

Все как было, значит. А жилец где из триста пятьдесят четвертой? А? Эх, тетки… Проморгали молодого. Не уберегли. И главное — некого винить. Сам ведь виноват. А уж с утра подносить Сверлильщику водку…

С другой стороны, дело будет легко и сразу закрыто. Тут все руководство поймет. Но — жалко парня, да. Придется теперь родителей извещать. Интересно, а они-то ему хоть что-то рассказывали о реальной жизни? Или просто вот так выперли в одиночку — и все?

А Сверлильщик — что. Он кочует. Сейчас в этом доме. Пройдет лет пять — переберется в другой. Он ведь не вредный. И даже сверлит так интересно, что слышит только тот, кому надо слышать. Сверлильщик — это вещь в себе. Не нашего разума вещь.

Дознаватель надел кепку, поправил, чтобы ровно-ровно, попрощался за руку с тетками на скамейке и с чувством выполненного долга, зайдя по дороге в магазин насчет водки, отправился в свой кабинет — отписываться по делу.

Нет, но придумать такое: с водкой — с самого утра!