Петр Ефимович не стал заказывать такси заранее. И в аэропорт ехал на обычном рейсовом автобусе. То есть, на двух. Одним автобусом со своего края до центра города. Вторым — до аэропорта. Этот был экспрессом, и мчался по свежему асфальту, обгоняя попутные легковушки. Главное — встретить, дождаться своих. А там уже можно решать: вызывать такси, соглашаться на условия, что предлагают стоящие у здания аэропорта или сесть на тот же автобус, который подходил по времени почти к каждому рейсу.

На электронном табло не было никаких изменений. Прилет по графику.

Петр Ефимович еще специально сунул голову в окошко справочной, спросил, уточнил. Подтвердили: никаких осложнений. Все вовремя.

Это раньше, в молодости, он еще стеснялся как-то обращаться к чужим. Даже в незнакомом городе передвигался всегда сам, никого не спрашивая, поглядывая в специально купленную карту. А в последнее время, как получил пенсионное удостоверение, почувствовал какое-то облегчение, что ли. И теперь спокойно общался и с девушками в окошке справочной, и с прохожими, если нужна была помощь, и с продавцами в магазинах и на рынке, где стояли громко кричащие черноволосые мужики. С ними даже интереснее: покричишь там друг на друга, потом — хлоп ладонью о протянутую ладонь. И даже дешевле выходит.

На площади засуетился народ, стал подтягиваться к дверям недавно построенного терминала для прилета. Для отлета стояла старая «стекляшка» в два этажа, как во многих городах. А тут появился как бы надутый белый блестящий на солнце ангар со стеклянной дверью, сейчас пока еще закрытой.

Петр Ефимович спокойно двинулся туда же. К самым дверям он не пошел. Там традиционно стояли крепкие ребята в спортивных штанах и шлепках на босу ногу с ключами в руках.

— Такси, такси, выдаем квитанции, — негромко твердили они в лицо каждому выходящему из терминала. Но народ знал, как и что. Большинство шло к автобусной остановке. Некоторых встречали, обнимали, целовали, радовались, увозили на своих машинах.

Петр Ефимович целоваться не любил. Вернее, он бы и целовался с некоторыми, но как раз не с теми, что ли… В общем, не целовался практически. Так, руку пожать, по плечу похлопать, приобнять слегка.

Первая группа прошла. Остальные, наверное, ждут багажа. Петр Ефимович не нервничал — все стоят, и он стоит. Молодые возьмут свои чемоданы и выйдут.

Он встречал сына с молодой женой. Не с невестой, а с женой! Так вот вышло, что сын там вдалеке уже успел жениться и только сегодня решил навестить родителей. И привезти жену — показать.

Так-то, вроде, не правильно, не по-людски. Знакомить надо было раньше, до того. До чего — Петр Ефимович не додумал. Мысль оборвалась, потому что пошел народ с тяжелыми чемоданами на колесиках, с детскими колясками, с какими-то ящиками, обернутыми прозрачной пленкой.

Петр Ефимович заулыбался заранее, подался вперед, приподнялся на цыпочках, вытянул шею, всматриваясь в сумрак дверного проема. Народ все шел и шел. Сына с невесткой не было. Вернее, он же ее и не видел еще, невестку, значит и не узнал бы. А вот сына, длинного и яркого — в любое время. Но не было. Наверное, ждут свои чемоданы. Ну, девушки всегда везут всякие платья и еще что-то тяжелое. Да и подарки могут быть. Вернее, обязательно должны быть. Иначе ведь никак. Раз уж на свадьбе не погуляли, так хоть уважение к родителям проявить, вину, так сказать, загладить.

Люди прошли, старичок в форме стал закрывать двери. Петр Ефимович замахал руками, протолкался ближе.

— Это все, что ли? — спросил строго, заглядывая внутрь, в сторону уже остановившегося транспортера.

— Все, все.

Щелкнул замок, закрылась дверь.

Это как же?

Он еще постоял, даже толкнул осторожно дверь пару раз. Потом сбегал мелкой трусцой к окошку справочной, где улыбчивая конопатая девушка доходчиво объяснила, что приходит три рейса, и кто пришел раньше — раньше сел, а остальных придерживают. Так что на пятнадцать минут раньше, на двадцать позже — это нормально. Что? Какой рейс? Нет, еще не сел. Нет, все в порядке, не волнуйтесь так…

Он уже и не волновался. Вышел на воздух, встал в тенечке, ощущая, как высыхает постепенно на спине и подмышками. Дышал медленно и глубоко. Нет, с сердцем все в порядке. И здоровье в целом не подкачало — жить и жить. Но тут — сын с молодой женой. Это, понимаешь, не каждый день.

В кармане дернулся и заиграл бравурный марш мобильный телефон. Петр Ефимович подробно рассказал жене, как и что тут в аэропорте творится. Что три рейса сразу, что по очереди. Что не посадили еще. Что надо просто подождать. Она сказала, чтобы не маялся потом дурью и брал сразу такси, как только прилетят. Чтобы мигом домой. Потому что ужин, и все горячее. После этого у Петра Ефимовича забурчало в животе — он специально сегодня не обедал, чтобы хорошенько поужинать. Празднично поужинать и празднично выпить. В такой день — не грех.

Снова открывалась дверь на выход в город, снова шел потоком народ с рюкзаками, тележками, большими тяжелыми чемоданами. Кого-то подхватывали ушлые таксисты, кто-то набивался в автобус, дымящий плохим дизелем. Были и те, кто шел пешком до трассы — там можно было словить попутку в любую сторону. И дешевле любого такси.

Петр Ефимович стоял посреди тротуара, закинув руки за спину, расставив ноги циркулем. Чтобы наверняка. Если уж он пропустит молодых, то молодые его — никак. Его толкали, обходили с негромкой руганью, уходили… Потом шли уже редко-редко, по одному… Потом никого не стало. И двери опять закрылись.

Петр Ефимович постоял, как бы прислушиваясь. Он не понимал. Встречающих тоже не стало — все как-то рассосались, разошлись, расселись по машинам… И — никого. Он один посреди тротуара, как дурак какой-то. Даже таксисты все куда-то уехали. То есть, придется вызывать по телефону, когда выйдут молодые.

А когда выйдут молодые?

Он снова пошел в справочную. Но окошко было закрыто. А когда он попытался постучать, сначала робко и интеллигентно, а потом и кулаком, подошел суровый молодой полицейский и показал пальцем на расписание работы справочного бюро. И постучал пальцем по своим большим часам на крепкой руке с маленькой татуировкой возле большого пальца.

— Я встречаю! — сказал Петр Ефимович.

Тогда полицейский показал пальцем, где надо встречать. Вот там, у выхода в город.

— У меня дети!

— А документики ваши предъявите, пожалуйста, — попросили в ответ.

Наверное, подозрительным стал этот тип в практически пустом помещении.

Какие могут быть документы в жаркий день у пенсионера в одной летней рубашке с коротким рукавом и полотняных легки брюках? Как в мультфильме — хвост и лапы — вот мои документы? Так Петр Ефимович и сказал, уже краснея лицом и даже дрожа руками от нервного напряжения: обычно-то он с властями не ссорился. Но тут-то все права — на его стороне! Он ждет детей!

— Тогда пройдемте…

И его провели, придерживая под локоть и даже как бы обнюхивая. Но Петр Ефимович сегодня не пил. И не ел. Был голоден и зол. Шел, куда вели, гордо и твердо.

В маленькой комнатке с усталым лейтенантом он рассказал, что ждет самолета из столицы. Ему сказали, что все столичные рейсы давно приземлились. Он сказал, что встречает детей. Ему ответили, что все пассажиры покинули терминал прилета. И тогда он стал тоненько и жалко кричать, что это издевательство, что он будет жаловаться, и что такого не было даже в самые жуткие годы.

Лейтенант выслушал все и со вздохом начал заполнять протокол задержания.

— Документов нет? Нет. Буянит? Буянит. Мы тут не врачи, мы не можем определить, может он под кайфом.

Петр Ефимович понял, что был не прав, и полез в карман за телефоном. И был расстроен его отсутствием.

А потом его вдруг придавило чувством полной нереальности происходящего. Его, уважаемого человека…

— Можно позвонить? — хрипло вытолкнул он.

Лейтенант молча подвинул телефонный аппарат на край стола.

А Петр Ефимович в полном ужасе ситуации понял, что никогда не звонил сам себе домой, и не знает номера телефона. Просто не знает. Вернее, должен был знать. Но — не знает. Видимо, ужас на его лице был столь выразителен и понятен, что лейтенант потянулся к клавиатуре компьютера, вбил в поисковик данные из протокола, пощелкал мышкой и нашел номер телефона. Даже не диктовал с экрана, а набрал сам и сунул трубку в руку Петра Ефимовича — говорите.

— Алло, алло, — жалобно говорил Петр Ефимович.

В трубке было слышно, как шумно и весело у него в квартире, жена кричала ему, чтобы взял трубку, а потом раздался незнакомый мужской голос:

— Слушаю вас.

— Кто это говорит? — удивился Петр Ефимович.

И в полуобморочном состоянии опустил трубку.

— Ну, что у вас там? — спросил лейтенант, дописывающий протокол.

— Там — я. Праздную с детьми их приезд. Наверное.

В больнице, когда с ним говорил вежливый и улыбчивый врач, он тоже улыбался и отвечал совершенно честно:

— Кто я? Не знаю.

— Откуда? Не помню.

— Что делал в аэропорте? Не знаю.

— Алкоголь? Да, употребляю…

И улыбался напряженно, сидя на самом краю стула.

Успокоился и расслабился только после совсем не больного укола. Лег на показанную кровать, укрылся, закрыл глаза и сразу уснул. И во сне праздновал с детьми их прилет, радовался красивой невестке, одобрительно хлопал по спине сына, много ел и много пил.

…

— Ну, что, ваш пациент, выходит?

— Наш, наш! Типичные выпадение личности в результате злоупотребления…

— Да, вроде, не пахло от него.

— А это накапливается. Да еще и жара такая. Вот и стукнуло.

— Говорил, дети, жена…

— Если дети и жена, так искать будут, найдут. А если нет… Полечим. Может, вспомнит хоть что-то.