Новогоднее утро… Обычное утро, но почему-то всегда кажется, что все в это утро как-то не так, что-то новое появилось вдруг, что-то, чего не было, что-то особенное, необычное. А ведь все осталось таким же: и снег на проводах, и солнце, и дома, и ужасный холод, и метели, — все такое же. Просто человек так устроен, что как скажи ему что-нибудь, он будет это ощущать, даже если это совсем не то, а что-то ложное, неправильное. Утро как утро, а человек себя чувствует обновленным…

Прокурор вернулся домой только утром, после большого кутежа в казино пьяный в стельку, с синяком под глазом, грязный и мокрый.

— Чарли, что ты себе позволяешь? Я с тобой не затем сотрудничаю, чтобы ты по забегаловкам шлялся и мои деньги направо и налево раздавал. Ты только посмотри на себя. С кем ты подрался?

— Слушай, дорогой, я, рискуя жизнью, пытался схватить так называемых преступников, а лишь только потом посетил казино в течении пяти минут и надрался в стельку.

— Ну, ну, полно загоняться. Говори, за кем ты гонялся?

— Говорю же, за преступниками. Я им даже рост замерил, чтобы одинаковые были и знакомы хорошо между собой.

— И что? Кто жертва?

— Слушай все по порядку. Я и мой напарник шли по улице и выбирали самый подозрительный дом. Ну выбрали. Дом мистера Бернара.

— Молодцы, правильный выбор, я на этих друзей зло имею.

— Ну мы стучимся. Нам не открывают, а только кто-то сострил, что Новый Год в дом стучится. Ну мы взяли и зашли… А там…

— Тусовка?

— Нет. Сидят все за столом и на бутылку шампанского глазеют. Ну мы и начали им всем рост измерять. А они нервные, возникать начали, беспокоиться, верно, преступники! Да и мой напарник неладное почуял. Я к тому времени нашел двоих одного роста, Кейти Уиндеграунд и еще какого-то пацана, гостя, по-видимому. Достаю я наручники, чтобы их взять, а они как возникать начали, про алиби загонялись, а я говорю, силой чтобы брали, так эти двое от меня на люстру забрались и сидят там. А тут Новый Год пришел. Там девка одна была, мелкая, лет девяти, так она взяла со стола бутылку и открыла, а пробка и все шампанское на меня: пробка в глаз попала. Я на эту девку разъярился и погнался за ней, а она потом на люстру уселась, но неудачно, она свалилась и увлекла за собой Кейти и этого, черт его знает, кто он…

— Ну схватили бы вы их всех троих.

— Не получилось, друг. Этот малец нашел какой-то музыкальный инструмент и начал на нем играть, а мы против своей воли в пляс пустились, а пока мы танцевали, он взял Кейти и в окно, только его след мы и видели.

— Знаешь что, Чарли, они наверное по улицам шатаются, схватить их не составит труда.

— Нет, друг, — сказал прокурор, — они не сдадутся, потому что невиновны, в гроб лягут, но не сдадутся.

— А мне что, преступник мне нужен, вину на кого-то же надо свалить, за этим и нужны люди, на которых ты зло имеешь, чтобы они за твои грехи платили.

— Ты не понял меня, друг, не буду я больше за этими гоняться, слишком уж крепкие орешки мне попались.

— Но если ты их не поймаешь, то вся наша жизнь испортится…?

— А если иначе, то испорчусь я!

— Эх! — сказал друг Чарли, — Была не была! Я сам возьмусь за это дело, думаю, у меня получится.

— Ни пуха, ни пера, друг, — прошипел Чарли.

— Все к черту!

— Не зазнавайся, ты же не знаешь, что скрыто за этой дверью. Я видел, а ты нет…

— Думаешь, я такой придурок, что не смогу поймать двух маленьких сорванцов?

— Не зазнавайся! — предупредил его в последний раз Чарли, эти детки тебе еще хлопот наделают.

В это же утро Ригодон и Аннет нервно ходили по холлу своего дома.

— Ты понимаешь, Энни, что ты у этого фокусника попросила? Фараона! Чушь какая-то.

— Никакая не чушь. Фокус. Чудо. Да и если бы я не попросила, было бы тоже самое.

— И откуда ты это знаешь, когда мне это неизвестно?

— У женщин свои секреты… И я не намерена их открывать.

— Да нет у тебя секретов. Ты просто прикалываешься надо мной, а я терплю. Все равно все тебе прощу. Такая у меня уж душа, Энни, давно простил, поссорился я так, по инерции.

— А я твой крик всерьез и не воспринимаю, знаю — простишь, а потом просто на разговор перейдешь, фараончика пожалеешь. Он ведь на улице.

— Ты такая наивная, Энни, спорю, что он не на улице.

— А почему?

— Он не придурок, чтобы ночью по улице бегать вместе с Кейти под ручку. Ты видно забыла, Энни, что у нас потайная лазейка есть.

Аннет весело посмотрела на мужа и рассмеялась.

— Дорогая, давай, я тебе книгу принесу, будем жить как и раньше.

Сказав это, Ригодон, не дождавшись ответа, встал и пошел в кабинет. Он не хотел принести книгу жене, его мучило любопытство, что он там увидит. И Ригодон вошел. Первое, что он увидел, это была Кейти, развалившаяся как амеба в кожаном кресле его отца. На это кресло отец Ригодона разрешал садиться только «избранным», а дети никогда не имели права и смотреть на это мягкое черное кресло. За письменным столом, куда тоже не было хода молодому поколению, сидел Тутанхамон и, уткнув нос в какую-то книгу, спал. Ригодон тихо подошел к нему и вынул книгу.

— «Тайна египетской гробницы» Говарда Картера, какая чушь, этим только тетя Мэри увлекалась, да ладно, Энни и это прочитает.

И Ригодон вышел, закрыв дверь на замок.

— Ха, — сказала Аннет, — что это ты мне принес, эту ерунду я только в школе читала. Роман ба какой, а то…

— Взял первую попавшуюся, со стола.

— Значит со стола, — воскликнула Аннет, — а я пойду и с полки возьму.

Войдя в кабинет, Аннет, конечно же, удивилась, точнее была в отпаде, но действовала она не как Ригодон.

— Кейти! Мышь! — заорала она во все горло.

— Где!? — вскрикнула спросонья Кейти и широко раскрыла глаза.

— Да это я опять тебя разбудила.

Кейти сначала нахмурила брови, но потом рассмеялась.

— Помню, помню, — сказала она, — ты всегда так меня будила. На меня всегда это действовало, а вот на мальчиков, она показала на мужа, никогда не действует. У них особый рефлекс выработался.

— А я Ригодону придумала разряды по бокам делать. Он как вскочит, никак не заснет более.

— Не получится, Аннет, мой Тутанхамон не боится щекотки.

— А я попробую, авось да получится. А если нет, то я водой буду!

— Не надо водой, Энни, он ведь и заболеть- то может.

— Вот я тут сижу и слушаю вас, дамы, — сказал неожиданно Тутанхамон, как вы меня испытывать хотите. Сначала вы у меня книгу убрали, а потом еще водой, нет, я лучше проснусь, не хочу, чтобы вы забивали голову всякой чушью.

— Ой, какие мы серьезные, шуточек не понимаем, — щетинилась Аннет.

— Да и вовсе не серьезные, нас просто сделали такими вчера ночью пара безмозглых стражников из вашей, как ее там, полиции, что ли, — возмутился он.

— Не обращай на них внимания, друг, они просто бесятся с жиру, им за фабрикацию золотые горы платят.

— А если я не хочу жить в таком гадком месте…

— Знаешь, наши вкусы сходятся, но где родились, там родились, там и жить нам предписано.

— А я, дорогуша, совсем не местный. Чикаго, мне Кейти говорила называется это местечко, преступное шибко, знаю, на шкуре проверить пришлось, а жить я в этом Чикаго при такой власти не собираюсь, хоть за штаны тяните, не буду я здесь жить пока нормальной власти тут не установится.

— Ну, ну, и куда ты ее, — Аннет показала на Кейти, стоявшую в углу кабинета с маленькой лейкой в руках и собиравшуюся полить кактусы мистера Бернара, — денешь, она ведь ангел, в подвалах жить не станет, куда ты ее денешь?

— Для своей жены я найду прекрасный дом в Каире, или как он там у вас сейчас называется, и мы там будем жить весело и счастливо, если даже хотите, Аннет, я и вас с Ригодоном туда приглашу: ангельское семейство получится, вы ведь родственники Кейти.

— Тутанхамон, наивный ты, не так просто сейчас это провернуть, тебе бежать, если бежать в Каир, то только сейчас, сию минуту, а то за тобой слежку поставят, каждый шаг следить будут, а потом арестуют.

— Не арестуют нас, — сказала Кейти как бы невзначай, — потому что мы невиновны, с нас им нечего взять, видят же они, в глаза мне смотрят и понимают, что мы чужого взять не можем.

— Да, невиновна ты, Кейти, виновны власти, везде они такие, кто больше заплатит, тот и прав, а правда всегда позади, словно нищая, никто за правду заплатить не может. Сматывайтесь отсюда пока полиция не проснулась с похмелья после праздничка, не начали они розыск, я вам дело говорю. Отступление — это особый вид боя и выносить его нужно достойно, отступайте, мы к вам потом приедем. С Богом, живите в Каире до поры до времени, а потом видно будет, снимите себе маленький домик на окраине и ведите спокойную обывательскую жизнь…

— Энни, — со слезами на глазах подошла к Аннет Кейти, — я же не трус, чтобы бежать от проблем, а если хуже будет?..

— Кейти, — сказал ей муж, — ты ее можешь не слушать, она всего лишь твоя подруга, а я твой муж, и ты мне должна подчиняться как жена, примерная причем, теперь я хозяин, глава нашей пока еще маленькой семьи, и я хочу, чтобы ты мне подчинялась как жена, я хочу уехать, понимаешь, Кейти, я хочу этого…

Тутанхамон взял рукой Кейти за лицо так, что мог прекрасно видеть ее глаза, которые ему как бы говорили: «Ой, как я люблю тебя, как мне нужно поговорить с тобой, но сейчас в тебе говорил не муж, а фараон, я не хочу быть твоей рабой, а только лишь другом, хорошим, добрым и любимым, да мои убеждения- твои убеждения, мои чувства- твои чувства… я верю в тебя и сделаю все для нашего счастья.»

— Я, похоже, не то что-то сказал, — ответил на ее взгляд Тутанхамон, — я не об этом совсем и думал, я счастья лишь хочу, я что за счастье в заточение, нам надо уехать, Кейти, пойми это, дорогая моя.

Кейти стояла и, рыдая, смотрела в его глаза:

— Да, надо, необходимо, я просто… мне сложно расстаться с моей родиной, я здесь родилась, а ты там, далеко, одному из нас все равно придется смириться с этим, сначала это буду я, я, я поеду туда ради счастья и только счастья… Ничего мне больше и не надо.

А в это время изрядно покалеченный прокурор Чарли ходил взад и вперед по своему кабинету и нервно отвечал на вопросы своего друга.

— А все-таки, Чарли, ты дурак.

— Это почему еще, умный я, благоразумный…

— Буратино, дуболом, чурбан, Винни Пух с опилками вместо мозгов…

— Ты меня не обзывай, дуралей, я еще и деньги твои вернуть могу, а тебе шикарное жилье выделить в соседстве с самыми гадкими преступниками.

— Не забывай, дуралей тоже мне, что мы скованы одной цепью, ты прямо за мной поселишься туда же куда и я, только больше меня ты там проведешь.

— Ну я не пойму, че тебе надо???

— Как че, ну ты два часа провел у Бернаров и не смог запомнить лица этого парня, которого ты хотел схватить…

— Ежам объясняю, они все там были в костюмах, дурацких, правда, в масках. Ну он же на улицу в такой маске не выйдет.

— Ты давай по подробнее и не огрызайся.

— А я только тебя придурком назвать хотел.

— Чар- лиииииииии!!!!!! — завопил друг прокурора, — Прекрати!!!!!!

— Ладно. Дело было без десяти полночь. Мы с Микки вламываемся в дом…

— Хватит, — перебил его друг, — это я уже тысячу раз слышал! Как тот-то выглядел. Как его морда-то?

— Ну он со своей бабой оделся в Антония и Клеопатру или что-то вроде этого, я в искусстве не шарю, признаюсь честно. Мурло наглое-наглое, точно, преступник, думаю, арестовать такого не грех.

— Ну нарисовать-то фото-робота с такого описания невозможно. Приметы давай мне, особые.

— Ну это я тебе сейчас доложу: морда овальная, волосы черные соплявые…

— Что это значит в переводе на литературный язык?

— То бишь длинные. Продолжаю, — и тут Чарли встал в позу греческого оратора, — Шары большие, черные, нос… нормальный, человеческий, зубы здоровые белые, отпечатков пальцев не снимал.

— Ну а особые приметы где?

— Че, мало тебе этого??? — возмутился Чарли.

— Особые давай, а то по таким приметам мы любого арестовать можем.

— Особо любит свою напарницу, Кейти, то бишь.

— Ё мое! С каким я идиотом связался, однако.

— Ну память у меня короткая, — шипел Чарли, — это рыло я из миллиона узнаю, но не помню я, человек ведь я, помилуй, Майкл.

— Знаешь, пока мы тут философствуем, эти двое быстро смоются из штата, а потом и из страны, а ИНТЕРПОЛ мне привлекать, ой, как не хочется. Это может быть опасно для нашего образа жизни. Поедем на вокзалы и общупаем аэропорты, друг мой.

Действительно, пока Майк и Чарли спорили на очень грязном языке, который даже стыдно в книге писать, наши герои пили колу в зале аэропорта. Кейти была в длинном синем пальто в стиле русской княгинюшки с огромным капюшоном и маленьких беленьких сапожках, которые ей прислала бабушка из России, ее муж, Тутанхамон, был одет тоже не как американец, а как житель Европы, причем из самых богатых слоев населения. Он был похож на итальянца, неизвестно зачем попавшего в Штаты, и на длинное время оставшегося здесь из-за каких- то проблем.

Его жена, напротив, выглядела постоянной жительницей Штатов, но на ее лице любой обыватель мог запросто прочитать: «Ах, зачем вы меня увозите, я же здесь родилась, здесь жила.» Это выражение лица могло действительно вызвать подозрение у не ленивого таможенника. Но или звезды так встали, или хорошим людям всегда так везет, Кейти попался ленивый экземпляр американских работников таможни.

— Так, — промямлил себе под нос толстый неповоротливый молодой американский таможенник, — Египет не Россия, там наркотики не нужны, там своего добра хватает, обратно поедете, молодые люди, я вас прилично осмотрю, а туда и везти-то нечего. Золото? Оно и там в достатке… Развивающаяся страна, ваш Египет. Скатертью дорожка. Население там пополните.

Таможенник был настолько ленив, что не захотел даже открыть паспорта, чтобы прочитать фамилию. Да и кому хотелось покупать билеты на самолет в Египет, чтобы впоследствии угнать его в Иран. Чушь ведь получилась бы, противоречие. А может это только Тутанхамону и Кейти за их доброту друг к другу и родственникам Господь такого таможенника им подослал?

Ну после такого я уже не осмелюсь писать грязные слова чиновников, Чарли и Майкла, это бы обидело Кейти, мою невинную маленькую героиню, поэтому я просто скажу, что, побывав на всех вокзалах, а потом лишь поздно ночью приехав на аэродром и узнав, что их добычи и след простыл, они, выругавшись еще более неприличными словами, вернулись в прокуратуру и, договорившись о том, что Майкл с Джеффри, как со свидетелем, завтра отправится по следам юных беглецов, утвердив, что Тутанхамон, захватив и Кейти, бежит от ответственности и, следовательно, он виноват несомненно.