Городской станции «Скорой помощи» принадлежат мой халат, мое тело (во всяком случае, одни сутки из каждых трех) и, в значительной степени, моя душа. Принадлежит ей также автомобиль, на котором я транспортирую себя — от одного больного к другому. На автомобиле, как и положено, нарисованы красные кресты. Но надписи «Скорая помощь» на нем нет. Вместо этого на его грязных бортах запечатлено: «Санитарный транспорт». Я — бригада психиатрической перевозки. Причем именно я, так как кроме меня в нее входит только водитель, а он, хоть и получает заработную плату преизрядно больше моей, во всех медицинских бедах помощник никакой. Если только беспокойного клиента связать или носилки помочь донести, и то с жалобами. Итак, «Скорая помощь».

Начало нынешних суток извечной толкотней и суетой не предвещало ничего необычного. Досыта набегавшись по всяким бестолковым поводам из машины в подъезд и обратно и совсем было собравшись попросить дать мне время пообедать, я получил наряд на перевозку аж шести клиентов в областную психиатрическую больницу. Должен вам заметить, это ни много ни мало сто четырнадцать верст в один конец. В обед уехал — к полуночи как раз на базу воротишься.

С одной стороны, перевозка больных не подарок — за пару часов перегона и столько же неизбежного ожидания в приемном покое шестеро психов из кого хочешь душу вынут. А с другой стороны, это прекрасная возможность дрыхнуть всю оставшуюся дорогу. Убедившись в том, что мой пилот уже успел чего-то похлебать, я постановил не тянуть с выездом. Пожевать можно и по пути, а время на обед возьму по приезде на базу, что подарит мне возможность поспать еще часок. Кто знает, что за ночь Бог пошлет?!

Посему, подхватив пакет с харчами, я побрел через просторный гараж к своему автомобилю — побитому зеленому вездеходу, торчащему между красно-белыми линейными машинами, как ворон на пруду среди лебедей.

Не буду живописать путь туда — он ничем не отличался от сотен таких же рейсов. Кто бормотал несуразицу, кто орал, связанный, кто просто молчал, погруженный в свои депрессивные мысли. Важна дорога обратно. До сих пор задаю себе вопрос: почувствовал ли я тогда хоть что-нибудь необычное, кольнуло ли где, замутило ли, привиделось ли что — и не могу вспомнить ровным счетом ничего. Я банально спал, положив голову на теплую крышку капота, с которого сбросил валявшиеся там нужные и ненужные бумаги, путевой лист и сумку с так и не съеденным обедом. Спал с того момента, как мы выехали за ворота скорбного заведения, где остались на временное жительство наши пассажиры, и до приезда…

Один только раз я поднял голову, услышав какое-то замечание водителя.

— Что, Игорек? — сонно спросил я.

— Туманище, гляди, какой!

Действительно, шоссе перегораживала колыхающаяся стена плотного белого тумана. Через минуту мы въехали в него, словно в густой кисель. Видимость тут же упала до нуля. Фары не только не помогали, но, напротив, казалось, заставляли это месиво становиться еще плотнее. Быстренько сообразив, что от такого явления природы мне никакого убытка нет, а лишь возможность поспать подольше, я уронил голову обратно, надвинул воротник шинели на ухо и объявил:

— Приедем — толкни.

Засим отключился надолго.

В тумане мы заблудились или все равно волею судьбы попали бы туда, куда попали? Кто знает…

Проснулся я оттого, что автомобиль стоит на месте. Открыл осторожненько один глаз. Светло и тихо… Гараж! Злодей Игорек доехал до базы и, не разбудив, бросил меня в машине. Ну, я его! Будем надеяться, что никто еще из гаража не выезжал и не застал меня в столь позорном виде — не мог я находиться здесь слишком уж долго.

Собрав рассыпавшиеся листочки нарядов на перевозку, я потрусил к переходу в помещение станции, на ходу проверяя правильность заполнения бумажек. Краем глаза отметил копошащуюся на водительском сиденье какую-то мелкую букашку, но возвращаться, чтобы прихлопнуть ее или смахнуть на пол, поленился.

Пробежав коротенький коридорчик, отделяющий гараж от собственно станции, поднялся на три ступеньки, повернул налево и оказался у застекленной двери в диспетчерскую. Я не стал совать документы в круглую дырку, прорезанную в стекле для того, чтобы мы, грешные, меньше шлялись по залу приема вызовов, отвлекая диспетчеров от сплетен, чая с пирожками и обсуждения последней серии какой-нибудь очередной любовной телеэпопеи. Вместо этого, прикинув, что в гараже свободных мест вроде бы мало (а стало быть, большинство народа на базе) и есть в запасе неизрасходованное обеденное время, я рассудил, что обладаю немалыми шансами провести в сладком безделье дополнительно часок-другой. Оплата почасовая: сплю я или вкалываю — деньги одни и те же. Но для того чтобы не вылететь на вызов через пять минут после приезда, нужно поклониться диспетчерам лично. И я, решительно толкнув дверь диспетчерской, ступил внутрь.

За время моего отсутствия кое-что изменилось. На большом столе, занимающем центр комнаты, потеснив телефоны приема вызовов, громоздились два сложных аппарата, с виду напоминающих профессиональные радиостанции. Мудреная техника переливалась разноцветными огоньками и что-то глухо бормотала. Желая полюбопытствовать, зачем попала сюда эта штуковина, я поздоровался и начал:

— А это что еще за…

Поднял глаза и осекся. Ни единого знакомого лица. Всех, кто сидел за столом, я видел первый раз в жизни. Более того, из шести присутствовавших человеческий облик имели лишь пятеро. Рукоятки аппарата, вызвавшего мое любопытство, крутило существо, напоминающее волка, с такими же острыми клыками и когтями, но имевшее вместо серой шерсть золотисто-коричневого цвета и облаченное в туго накрахмаленный белый халат с торчащей из нагрудного кармана авторучкой!

— Здравствуй, Шура, — молвила сидевшая с краю полная седая женщина, — что это ты так поздно?

— Туман сильный… — ответил я машинально и ухватился за край стола, чтобы не упасть от внезапно возникшего головокружения.

— Ладно, иди отдыхай, — доброжелательно сказала незнакомая дама, вынимая из моих судорожно сжатых пальцев бумаги и пододвигая к себе какой-то толстый журнал.

Я бессильно привалился к стене и затряс головой, отгоняя наваждение.

Что случилось с родной «Скорой помощью»? Или со мной? Куда я попал? Может быть, не туда заехал? Но почему же тогда меня здесь знают? Ждут моего приезда? А, я, наверное, еще сплю в машине! И я сильно ущипнул себя за руку. Не жалея ущипнул. С вывертом. Ничего не изменилось. Я теряю рассудок? Всплыла мысль — горькая, но все объясняющая: «Не зря говорят, что шизофрения тоже заразна… Вот и мой черед пришел…»

Очевидно, вид у меня был совсем плохой, так как разговаривавшая со мной женщина забеспокоилась:

— Эй, Шура, что с тобой? Лизка, не сиди ты пнем, дай воды — видишь, худо парню!

Волкообразное существо оторвалось от своих таинственных упражнений с бормочущим прибором, вскочило на задние лапы, показав волочащийся по полу пушистый хвост, шустренько набулькало из чайника водицы в эмалированную кружку и любезно протянуло ее мне.

Это простое действие оказалось последней каплей, переполнившей чашу моего разума. Вид обыденного белого сосуда с аляповатым цветочком, сжатого мохнатой когтистой лапой, исторг из моего нутра даже не вопль, а какой-то нечеловеческий вой, под стать волчьему.

В ответ на этот крик моей истерзанной непонятностями души дверь смежной с диспетчерской комнаты старшего врача распахнулась и явила моему взору мужика в не слишком чистом, коротковатом и тесном халате с закатанными по локоть рукавами. Огромная ручища его, густо заросшая седым волосом, держала дымящуюся сигарету.

Мужчина приблизился ко мне, схватил свободной лапищей за плечо, встряхнул пару раз и повлек в свой кабинет, густо заполненный табачным дымом. Прикрыв за собой дверь, он уронил меня на стул, плюхнулся напротив и толкнул через стол сигареты. Я судорожно вцепился в красно-белую пачку «Лаки страйк», как в последнюю ниточку, соединяющую меня с привычным миром.

— Ну, будем знакомы, — пробурчал хозяин кабинета, — я есть старший врач этой смены, как, впрочем, и всех остальных. Звать меня Павел Юрьевич, как тебя зовут, уже знаю, предупредили.

— Кто? — прохрипел я.

— Знать бы кто… В общем, это вопрос сложный, не здесь его решать. Предупредили, короче. Будешь, стало быть, у нас работать.

— Где у нас, то есть у вас?.

— Здесь.

— Да где же здесь-то, в конце концов?!

— Хм… Ну ты и вопросы задаешь. Сам поймешь со временем. Здесь, и все тут. На «Скорой». Службу ты знаешь, почти ничего нового делать не придется, успокойся. Коллектив нормальный, думаю, сработаешься.

— Как нормальный?! — возопил я. — А это чудовище в диспетчерской?!

Тут же промелькнула мысль: «Боже, что я несу? Зачем мне вообще здесь находиться? Меня на моей настоящей работе, наверное, обыскались». Но вопрос был уже задан.

— Кто чудовище? Лизка-то? Это ты зря. Чудовище здесь я, хе-хе, бойся и дрожи. Мне по должности им быть положено. А Лиза отличная баба и работник, каких поискать. Район знает, как собственный кошелек, в любую погоду до места доведет, если радиосвязь нормальная, понятно? Побольше бы таких диспетчеров! Один только недостаток есть: что у всех других баб вдоль, то у ней поперек, хе-хе.

— Правда? — оторопел я, купившись на старую как мир шутку, в ужасе от того, что кто-нибудь и впрямь мог это проверить на практике.

— Конечно нет. Честно говоря, не знаю. Но дежурить с ней — одно удовольствие. Впрочем, мы отвлеклись. Значит, так. Сейчас немного отдохни с дороги, приди в себя, а с утра покажешься начальству — и впрягайся. Ящик можешь не сдавать, оставь в машине. Работать на своем рыдване будешь, оно тебе привычнее. Водитель с тобой имеется?

— А как бы я иначе приехать мог?

— У нас по-всякому бывает. Где он?

Я растерялся. Откуда мне знать, куда в этом странном месте может деться мой водитель? Да и прибыл ли, в самом-то деле, он со мной сюда? Припомнилось, что с того момента, как очнулся в гараже, Игорь мне на глаза не попадался.

— Ладно, сейчас разберемся. — Медведеобразный Павел Юрьевич высунул голову в диспетчерскую. — Рая, объяви-ка нового водителя.

По всем закоулкам здания страшно прогрохотали динамики: «Водитель тридцать второй бригады, зайдите в диспетчерскую!» Снова. И снова.

— Нет его, — заглянула в комнату толстушка Рая.

— Хорошо, мы сами поищем. — И старший врач, не выпуская из зубов дымящегося окурка, направился быстрым шагом в гараж. Я, как бобик, покорно побежал следом.

В гараже было тихо и безлюдно, яркие лампы под потолком заливали светом грязный истоптанный пол и две шеренги застывших в молчании белых машин. Вездеход на новом месте казался таким же чужеродным, как и дома. Впрочем, здесь у него имелся еще более страховидный родственник. Почти напротив моего автомобиля, у распахнутых дверей гаража, за которыми чернел непроглядный мрак, припал к полу гусеничный бронетранспортер, испещренный желто-серыми пятнами пустынного камуфляжа. При виде направленных прямо на меня стволов спаренного башенного пулемета по спине пробежал неприятный холодок.

— Это еще зачем? — не удержался я от вопроса, кивнув в сторону бронированного монстра.

— А чем плоха «Скорая помощь» на гусеничном ходу? Будь моя воля, я бы все бригады на такие штуки пересадил, по нашим-то дорогам… Можно подумать, у вас там дороги лучше! (Трудно было с этим не согласиться — сам сколько раз ворчал: «Тут-де на танке только и ездить».) А пулеметы нужны, чтобы скандальных клиентов отстреливать.

Непонятно было, шутит он или нет, отчего стало еще неуютнее.

Капот родного вездехода еще дышал невыстывшим теплом издавна работавшего мотора. Павел Юрьевич распахнул левую дверцу и заглянул внутрь.

— Вот он, родимый! Никуда не делся.

Я приблизился к кабине и снова чуть не упал. Суетившаяся на водительском сиденье букашка и была Игорьком, только невероятным образом уменьшившимся до размера мизинца.

— Это не беда, — прогудел мой новоявленный начальник, аккуратненько смахивая бедолагу в подставленную ладонь, — это случается. Скоро подрастет, не бойся. А пока тебе другого водителя дадим.

Пред моими глазами возник образ огромного волка в рабочем комбинезоне, с оскаленной пастью яростно крутящего баранку. И так живо и ясно он представился, что, с трудом сдерживая рвоту, я через боковую дверь вылетел во двор. Холодный ночной воздух несколько отрезвил меня. Я опустился на скамеечку и огляделся. Двор мало чем отличался от такого же на родной станции. Бетонированная площадка, по краям окаймленная газонами и кустиками. Пара чахлых деревьев вроде бы яблоньки. Скучные цветы, посаженные вместо вазонов в старые автопокрышки, наполненные землей. Высокий кирпичный забор. Вот только нет за забором привычных огней большого города. Не слышно шума машин, голосов загулявших граждан. Нет ничего. Только мрак и клубы серого тяжелого тумана, чавканье и стук мокрых капель. С тяжелым сердцем вернулся я в помещение и побрел по гулкому коридору мимо диспетчерской… угадайте, куда? Ну конечно же в столовую.

Столовая на «Скорой» — место особое. Здесь не просто едят. Работники стекаются сюда в перерывах между вызовами, чтобы чуточку расслабиться за чашкой крепкого чая, обменяться новостями, посплетничать, рассказать или выслушать анекдот, поругаться, посоветоваться с коллегами по поводу тяжелого больного, заполнить карточки вызовов. (Кстати, для писанины существует ординаторская, но почему-то там целыми днями пусто, почти все предпочитают отписываться в едальне.) Или просто уронить перед сном в истерзанный профессиональным гастритом желудок бутерброд, чтобы с голодухи цыган с кнутом не приснился. Такой вот своеобразный клуб. Здесь можно подойти к столу, стащить, не спрашивая, чужой кусок, пододвинуть стул и, усевшись, влезть в разговор. Это нормально. Никто не обидится, воспримут как должное. Сами такие. С полуночи холодильник общий. Кто чего не доел — не обессудьте. Утром можете и не найти. И это тоже в порядке вещей. Не нами заведено, не с нами и сгинет.

В теплой светлой столовой у зашторенного окна жевала и болтала немалая компания. Завидев меня, сидевшие у стола потеснились. Откуда-то взялась кружка с чернющим чаем, в руку мне сунули бутерброд неведомо с чем. Я благодарно жевал, лениво думая, что следовало бы приволочь и высыпать сюда свои прибывшие издалека харчи, но вставать с места было неохота… Вполуха я слушал очередную рассказку, ожидая ее окончания, с тем чтобы расспросить этих симпатичных коллег, куда же меня угораздило попасть и как мне дальше поступать. Должен же быть выход!

Рассказывал высокий парень со светлой бородкой, не забывая одновременно прихлебывать и откусывать:

— …А там, понимаешь ли, не сидеть, там работать надо. Так он, злодей, что удумал: чтоб на работу не идти, взял гвоздь и прибил мошонку к табурету. Ну, вызвали нас. Мы, ясен пень, гвоздь вынимать не стали, с табуретом его в машину — и к хирургу. В приемном народу — тьма. Ждем. Бабка-санитарка шмыгает, полы протирает. Ворчит: «Ну, вы вообще озверели! Уже с мебелью возить начали. Слышь, ты, дай сюда табурет!» И за ножку…

Громовой хохот покрыл последние слова. Едва затихли смешки, как откуда-то снизу, чуть ли не из-под моей кружки, раздался тоненький голосок:

— А вот у нас был случай…

Я опустил глаза и поперхнулся. На столе, между развёрнутыми пакетами с едой, чашками с чаем и подмокшими кусками сахара, суетилось существо, как две капли воды похожее на большую мышь, но облаченное в крошечный халатик, который, по-видимому, не далее чем полсуток назад являлся ослепительно белым. Сейчас же, впрочем, был он мят, несвеж и перепачкан пятнами крови, анальгина и кофе, один карман болтался полуоторванный, и оттуда норовил выпасть потрепанный блокнотик.

Из воротника халата торчала вполне мышиная серая головка с умными глазками-бусинками, подвижными жесткими усами и огромными розовыми ушками. На нагрудном кармане красными нитками вышиты крестик и имя «Люси». Голенький хвостик возлежал на свернутом фонендоскопе, чашка которого, с выцарапанным тем же именем, едва ли не превышала по размеру саму его обладательницу.

Сидящие за столом устремили вниз глаза и вполне серьезно приготовились было слушать очередную историю, нимало не удивляясь, что она исходит из столь необычных уст, но тут столовая наполнилась смрадом и дымом, раздался оглушительный рев. Я вскочил. В двери с трудом протискивалось невообразимое чудовище — зеленое, чешуйчатое, с высоким гребнем по хребту. Страшные когти его скребли коричневый кафель пола, из разверстой пасти стекали капли кипящей слюны. Кошмарное создание обнажило саблеподобные клыки и извергло из утробы новый клуб дыма вместе с душераздирающим рыком.

Ноги мои стали ватными. Сердце провалилось вниз и затрепыхалось в кроссовках. Никто из сидящих за столом, впрочем, не подал признаков паники.

— Кто сюда впустил Зинку? — недовольно спросил один из собравшихся. Пусть двор идет сторожить.

Чудовище ловко поймало ужасающей пастью брошенный кем-то кусок колбасы и, изрыгая зловонный пар, ретировалось.

— Что это? — заплетающимся языком спросил я.

— Кто? Зинка-то? А, малый дракон.

— А что, еще и большой есть?

— Большой? Есть и большой. Начмедом у нас. Завтра познакомишься.

Коллеги усмехнулись неведомо чему.

Забыв о чае, я, шатаясь, побрел в курилку. Станция, судя по всему, абсолютно стандартная, и расположение помещений ничем не отличается от ставшего привычным мне на родном месте службы.

Так и оказалось. Курилка обнаружилась неподалеку от столовой. Она пустовала. На столе тосковали смятая газета, банка из-под кофе, наполненная окурками, и разбросанные костяшки домино. За приоткрытой дверью на зарешеченную терраску клубился все тот же ночной туман. Обессилённо я опустился на обшарпанную лавку, в прежней жизни явно служившую кушеткой в процедурной, и тоскливо закурил. Мое положение час от часу становилось все безысходней. Перегруженная непонятками голова тупо гудела, не производя ни единой мысли.

Сигаретный дым мягкими кольцами поднимался к негорящей лампочке и таял, как мои надежды на возвращение в привычную реальность.

— Что, сумеречничаем, коллега? — раздался от двери бодрый голос, щелкнул выключатель. Когда я открыл глаза, зажмуренные сперва от яркого света, то увидел перед собой доброжелательную улыбку очередного местного медика. После всех сегодняшних ужасов его оливково-зеленая кожа и заостренные уши не выглядели так уж дико — все остальное было вполне человеческим.

— Не тоскуйте, коллега. Всем нам пришлось через это пройти в свое время. Ничего, живем. Идите-ка спать. Утро вечера мудренее.

— Мне сейчас не до сна, право слово.

— Идите, идите. Сами знаете, спать нужно, пока время есть. А то потом некогда будет. Вот, сглотните на ночь. — Он выкатил из пузырька на шестипалую ладонь небольшой коричневый шарик. Я покорно слопал таблетку безо всякой воды, погасил в банке окурок и потащился наверх.

Ночлежка гостеприимно встретила меня храпом и вонью немытых ног. Разыскавши в шкафу бесхозное рваное одеяльце, я, не пытаясь уже найти подушку, рухнул на ближайший свободный топчан и забылся тяжелым сном.