Кукла была красавица. Когда Варя принесла её в детский дом, девочки целый день от неё не отходили.

— Мы все будем играть, все! — говорила Варя.

— Ты не давай её руками-то трогать, — наставляла Клавка, — пусть сидит.

Куклу посадили в подушки, и началась игра. Девочки шили для куклы платья, стегали матрасик, одеяло. Леночка Егорова была повариха. Она готовила обед для куклы, пекла пироги, украшенные камешками и толчёным кирпичом.

— Ой, подгорело! — кричала Леночка. И стряпуха шипела, представляя горячую плиту и раскалённые сковороды.

Словом, для куклы делалось всё, что только можно. Когда всё было сшито, сварено и испечено, решили для куклы показать спектакль.

— Я буду Оксана Григорьевна, — сказала Варя. — Сейчас мы устроим занавес и будем представлять.

И Варя, подражая Оксане Григорьевне, стала выпускать на сцену певцов, танцоров и рассказчиков.

Кукла не мигая глядела на артистов, которые, сменяя друг друга, старались ей угодить. Проявились таланты, каких никто и не знал. Когда очередь выступать дошла до Люськи, она не замотала, как всегда, головой и не стала говорить: «Ой, не буду, не буду!» — а тут же, всем на удивление, запела никому не знакомую песенку:

Пела она так хорошо — звонко и просто.

— Ещё, ещё спой! — стали её просить.

И она спела песенку ещё раз и ещё. Одна только Клавка сидела целый день сложа руки. Она не шила, не пекла для куклы пирогов, не пела ей песен. Но, если кто-нибудь хотел прикоснуться к кукле, Клавка набрасывалась, как коршун:

— Зачем цапаешь руками! Кто это тебе разрешил? Вот я тебе цапну!

Поздно вечером, когда все уже легли спать, Клавка спросила Варю:

— Как же её назвать?

— А я и забыла, — сказала Варя, — что мы её ещё никак не назвали. Завтра придумаем, дадим ей какое-нибудь имя.

— Зачем какое-нибудь! Её надо назвать так, как никого не зовут, — сказала Клавка.

Было ещё очень рано. Кукла лежала в корзиночке; она спала, закрыв глаза, и безмятежно улыбалась. Варя тоже спала. А Клавка давно проснулась и рассматривала куклу: кудрявая какая!

С опаской поглядывая на спящую Варю, Клавка потянула корзиночку к себе. Корзиночка накренилась, и кукла скользнула на пол. Клавка подняла её и… онемела. Вместо улыбающегося лица — фарфоровые черепки. Разбила!

Варя проснулась и глядела на Клавку:

— Что ты?

— Разбила! Буржуйская кукла, непрочная, — сказала Клавка.

Варя молчала. Плакать она не плакала. Но была у неё такая обида, которую и не выскажешь: кукла, о которой она столько мечтала, которую только во сне видела, — и вот одни черепочки!

— Голову-то ей можно новую приделать, — продолжала говорить Клавка.

И вдруг, чего Варя совсем не ожидала, Клавка заревела во весь голос. Эта разбитая кукла была перовой в жизни Клавки куклой, которую она держала в руках.

Варя убрала куклу под подушку, а потом унесла к бабушке и спрятала в нижний ящик шкафа, который бабушка почти никогда не открывала: там лежали папины книги.