По правде говоря, вся эта детская возня с загадками потрепанного блокнота американца мне порядком надоела. За работой я начал забывать о надоевшей мне тайне. Кай Фынь уехал, а когда он вернется, много воды утечет в «реке счастья» (Кичу), омывающей Лхасу. Я надеялся, что наш «папаша», проявивший, к моей скрытой досаде, перед моим отъездом интерес к «блокноту, успеет позабыть о нем. Но вот, бродя солнечным ноябрьским днем по магазинам и лавкам возле базара, я увидел синий халат тибетца Вампхо, больничного работника при медпункте Ван Сина. Ведя на поводу мула, он протискался сквозь толпу покупателей и устремился ко мне. Приветствовав меня по-тибетски приседанием и высовыванием языка и бормоча «Ваця, Ваця, дэму» («здравствуй»), он сунул руку куда-то за свой халат, вынул вчетверо сложенную бумажку и протянул ее мне. На бумажке был написан по-тибетски и по-русски наш лхасский адрес. Изумленный до крайности, я торопливо прочитал записку: «Вася и Алеша, завтра до 12 часов дня приходите ко мне. Есть новости о метеорите. Ван Син». (Нашему другу был уже известен результат моей встречи с настоятелем.)

Я «решил ничего пока не говорить Алексею. В самом деле, зачем прежде времени взбудораживать моего друга и отрывать его от работы? Черкнув карандашом ответ «Жди завтра», я вручил его Вампхо.

Утром, под предлогом закупки продуктов, я ушел из дому. Алеша и китайские геологи остались продолжать разбор коллекции минералов.

Меньше чем через час я добрался до Ван Сина. И сразу же честно признался ему, почему не хотелось мне брать с собой Алексея. Ван Син посмеялся над неумеренным увлечением моего друга и согласился со мной. Он коротко рассказал мне, что в последнее время у него начал лечить зубы один из лам монастыря Сэра. Искусство современной медицины он предпочел медицине тибетской. Разговорившись как-то со своим новым пациентом по имени Сонгху, Ван Син узнал, что ему кое-что известно о «святыне», о том, когда и как она попала в монастырь. Как раз сегодня с минуты на минуту Сонгху должен явиться на прием, и надо постараться выведать у него подробности о метеорите.

— Какие же сведения сообщил вам этот лама? — с любопытством опросил я.

Ван Син недоуменно развел руками:

— Они показались мне очень странными… Я хочу, чтобы вы сами услышали его рассказ. Насколько я понял его, метеорит или «святыня», как хотите, имеет форму цилиндра, сходящего на конус…

— Вот как? — удивился я.

— Да, да… Впрочем, кажется, он пришел.

Ван Син выглянул в приемную, куда входили трое тибетцев.

— Да, я вижу его там. Идите в мою комнату и подождите нас с полчаса.

Через полчаса Ван Син вышел из врачебного кабинета вместе с Сонгху, высоким, худощавым человеком с лицом, слегка искривленным от не утихшей еще боли…

Сонгху, расположившийся на низеньком китайском диванчике, без особых колебаний рассказал, не утаивая, все то, что ему было известно.

Упавшую с неба «святыню» принесли в монастырь с гор Ньенчен-Тангла паломники в год «Огненной свиньи» (1947 по нашему летоисчислению). Доставили они ее незадолго до разразившегося в этот год восстания лам монастырей Сэра и Гандан против лхасского правительства. Борьба с этим восстанием, появление в скором времени в Тибете и самой Лхасе английских, а позже и американских агентов, поднятая ими заваруха — все это отвлекло внимание от «святыни». Бурные земные дела заслоняли дела небесные, и святыня, почти забытая всеми, лежала в храме неподалеку от статуи Будды среди драгоценной утвари и свитков со священным писанием. Вспомнили о «святыне» лишь тогда, когда она исчезла вместе с сокровищами. Как описал ее Сонгху и даже показал рукам, по размерам она равнялась приблизительно большой бутыли — четверти, но была немного потоньше и представляла собой округлый, с гладкой синевато-черной поверхностью предмет, правильно, симметрично заостренный к одному из концов. Хотя лама и видел паломников, принесших «святыню» в монастырь, но не беседовал с ними и, конечно, ничего не мог знать о подробностях падения ее с неба.

Я подумал: «Теперь не осталось никаких сомнений в том, что наш «метеорит»— творение рук человеческих. Как можно было говорить о метеоритной природе «святыни»?»

Погрузившись в свои мысли, я не обращал больше внимания на ламу, почти не заметил, как ушел он.

— Как вы представляете все это? — услыхал я вопрос Ван Сина, когда он, проводив Сонгху, вернулся ко мне.

— Гм!.. Я полагаю, что нам нужно решительно отбросить версию о метеорите. Разве бывают метеориты, имеющие правильную форму и гладкую поверхность снаряда? Разве не мог этот предмет быть сброшенным, окажем, с пролетавшего над горами самолета? Ведь это же могли быть неразорвавшаяся авиабомба, снаряд, может быть, какой-нибудь вымпел. Согласитесь сами, Ван Син, не с Луны же прилетел обточенный на станке стальной цилиндр с заостренным концом.

Ван Син с улыбкой кивал головой.

— Я согласен с вами, — ответил он. — Вполне допустимо, что в те годы мог пролетать над горами самолет чанкайшистской авиации, авиации Народной Китайской армии, наконец, английской или американской. Он мог лететь на большой высоте, может быть, ночью… Меня только смущает непонятная твердость…

— А-а, ерунда! Какая-нибудь особо высококачественная сталь… Раздосадованный до крайности, я торопливо поднялся и простился с Ван Сином. Мне стало стыдно, в каком, в конце концов, глупейшем положении оказались мы с Алексеем перед людьми. Как посмеются над двумя великовозрастными болванами Кай Фынь, пекинские астрономы! Приехать в Тибет по командировке Министерства геологии, заниматься серьезным и необходимым трудом пo разведке полезных ископаемых в дружественней нам стране и чуть ли не свихнуться на записях американского авантюриста, интриговать занятых людей… из-за вывалившегося из самолета стального футляра или неразорвавшейся авиабомбы!

До самой весны мы больше не возвращались к загадке. Мое отношение к ней окончательно определилось. Что думал тогда Алексей, мне трудно сказать.

Прошла холодная тибетская зима с бушующими ветрами, метелями, капризными переменами погоды. Отшумели февральские новогодние праздники — пляски разряженных в фантастические маски лам на площади перед Поталой, танцы женщин с колокольчиками, фейерверки. Но вот погасли алтари, рабочие разобрали и увезли шатры, кончились новогодние праздники.

К весне открылись в городе новые государственные магазины и начался ремонт электростанции, вышедшей из строя несколько лет тому назад. Уже почти к самой Лхасе подходило Сикан-Тибетское шоссе, и все чаще встречались на улицах машины. Приехала, кажется, первая в Лхасе кинопередвижка, и толпа на площади, цепенея от удивления и восторга, смотрела китайский киножурнал. Повеяли теплые ветры, забурлила, пошла водоворотами Кичу.

…Кай Фынь! Он появился теплым апрельским днем в том же полушубке, тех же ватных брюках и сапогах, в каких мы провожали его полгода назад.

С ним прибыли двое молодых пекинских астрономов — сухощавый, подвижной Чжэн Фу и крепыш со спортивной выправкой Тин Ли. Познакомив нас с астрономами, Кай Фьгнь выслушал наш краткий отчет о работе в зимнее время, а потом заговорил о загадке.

Как выяснил он, никому из сведущих в метеоритах людей, а также специалистам-металловедам никогда не приходилось слышать о столь необычайной твердости небесного камня. В какое-то сравнение с ним могли идти лишь победитовые резцы советской марки и кое-какие сорта американской инструментальной стали новейших образцов. Но все это противоречило тем записям, которые частично удалось прочитать в блокноте Джонсона после сложной обработки размытых страниц в лаборатории криминалистики. Вот что было записано на фотокопии, которую передал нам Кай Фынь:

«Насколь… я смыс… в металлур… это просто сенсация. Он настолько тверд… не царапается даже алмазом моего кольца. Все мои попытки не при… ни к чему: алмаз скольз… его шлифован… орпусу, буквально, как ноготь по стеклу. Уд…льная святы..! Я думаю… хватить ее с собой в Штаты: кажется, на этой свя… можно… хороший бизнес».

— Последующий текст, насколько оказалось возможным прочитать его, — пояснил Кай Фынь, — не имеет никакого отношения к «святыне» и совершенно незначителен.

— Какая-то сказка! — вырвалось у Алексея.

Я сейчас же изложил до мелочей все то, о чем услышал пять месяцев тому назад из уст Сонгху. После моего рассказа мы молча сидели несколько минут, уставившись друг на друга. Если Кай Фынь и астрономы ошеломили нас, то не меньше поразил их я своими сведениями о таинственном предмете. Все это никак не укладывалось в наших головах.

Чжэн Фу первым нарушил молчание:

— Прилетел ли этот предмет из мирового пространства или упал с самолета, мы окончательно узнаем лишь, когда разыщем его. Не будем сейчас строить никаких гипотез о том, что же это такое: межпланетный снаряд или изделие земной лаборатории сверхпрочных сплавов. Достаточно с нас неслыханной твердости этого «нечто», чтобы не щадить сил на его поиски.

— Во всяком случае, — заключил Кай Фынь, — я полагаю, мои уважаемые коллеги — Василий Кузнецов и Алексей Гордеев, отправляющиеся через несколько дней в новую экспедицию в Западный Тибет, помогут астрономам в поисках…

…И снова Западный Тибет. Снова безбрежные равнины, взметнувшиеся ввысь снежные купола Ган-дис-ри, провалы озер, вой ветра, пыль, солнце. Свежая майская зелень ковров, вытканных золотом лютиков, лазурью генциан, розовым крапом гвоздик, сменяется тоскливыми галечниками и песками.

Вот и знакомые гранитные скалы, зеленовато-серые и желтые осыпи, обрызганные молодой листвой кустарники, прозелень мятликов и осок. Шуршит под ногами песок, звенит о борта вездеходов бросаемая ветром щебенка. Вот остатки самолета. Однако запомнившаяся мне хвостовая часть фюзеляжа уже почему-то не торчит кверху, а валяется на боку. Что-то новое встречает глаз дальше: обломки поредели, исчезло шасси…

Астрономы, мы с Алексеем, переводчик Ли Сяо, рабочие, геологи, водители медленно обходили место аварии. Да, сомнений нет: здесь кто-то побывал после нас. Не видно многих кусков дюраля, нет валявшегося в прошлом году около камня обломка пропеллера на валу. Неподалеку — зола костров, обглоданные бараньи кости, рогатый череп яка — явные следы стоянки кочевников.

С лихорадочной торопливостью мы принялись за работу. Обшарили чуть ли не каждый сантиметр земли вокруг, взбирались на скалы, перелопатили весь песок и щебенку, заглянули под каждый «кустик. С утра до вечера вся наша партия, от руководителей до шоферов, и оба астронома перевернули буквально все на площади в несколько квадратных километров. Мы нашли четыре алмазика, откопали черепки знакомой нам нефритовой вазы и бирюзовое ожерелье, наткнулись на человеческие кости, нам попались также заржавленные ручные часы швейцарской марки, мелкие обломки самолета, полуистлевшие клочья одежды и даже портсигар, но не было только самого главного: таинственного цилиндра.

Перед закатом солнца, усталые и голодные, мы прекратили поиски и собрались в одном месте. Закусив губу, Алексей опустил «голову и угрюмо смотрел в землю, всегда раскрывавшую перед ним свои сокровища, а ныне захоронившую какую-то тайну. Уныло нахохлились астрономы. Что же получилось? Заехать черт знает куда в сторону от маршрута экспедиции, привезти с собой за тридевять земель людей из Пекина, целый день рыться всей партией в щебенке и песке и оказаться у разбитого корыта.

И опять, как в прошлом году, мы сошлись в кружок на том же самом месте, поодаль от скал, и, пока рабочие разжигали костры, а дежурные готовили ужин, обсудили создавшееся положение. Решили: внимание проходивших незадолго до нашего приезда кочевников, а может быть, и жителей ближайших селений привлекли куски разбитого самолета. Ничего не зная о «железной птице» и ее гибели, так поразившей в свое время Нгабо Туптена и его сородичей по кочевью, они подошли к обломкам по-деловому, как к кускам металла, которые могут пригодиться в хозяйстве. Растаскивая обломки, могли прихватить и попавшийся на глаза цилиндр… Объяснить иначе его исчезновение было нельзя. Немедленно в Лхасу к Кай Фыню понеслась радиограмма с отчетом о случившемся и с просьбой дать указания на дальнейшее. Мы оставались на месте аварии еще один день, то ведя разведку ископаемых, то пытаясь продолжать поиски исчезнувшего цилиндра. Вечером был получен ответ Кай Фыня; «По мере возможности помогайте астрономам людьми и средствами передвижения. Действуйте «о своему усмотрению, но не в ущерб основной работе…»

Последнее оовещание мы провели поздно вечером при свете месяца. Тени от скал легли на гальку, пригасили тусклый отсвет кусков дюраля. Что-то иное, никогда никем не виданное ощущалось в лунном серпе, в глядящей на нашу Землю далекой и привычной для каждого россыпи звезд. Низко над облитыми матово-белым светом горами пылала Венера, смутно угадывалась на бело-синем краю небосклона раскаленная искорка — Марс. Неужели оттуда, от этих бесконечно-далеких, но сейчас точно приблизившихся к нам светил, прилетел загадочный цилиндр из неизвестного на земле металла?

На совете у костра сообща решили, что астрономы будут продолжать поиски в окрестных стойбищах скотоводов и селениях оседлых земледельцев. Наши же партии двинутся по своим маршрутам и вновь примутся за свою основную работу, не упуская по возможности ни одного кочевья. — Будем искать иголку в стоге сена, — сказал в заключение Чжэн Фу. — Я убежден, что наш метеорит находится где-то здесь. — Он обвел руками весь горизонт. — Все данные говорят о том, что цилиндр был увезен Джонсоном. Если мы не нашли цилиндра при самых тщательных поисках под песком и щебенкой, значит он был унесен обитателями нагорья. Будем искать. Не справимся сами — запросим подкрепления. А найти надо во что бы то ни стало!

…Утром мы распрощались, Чжэн Фу и Тин Ли отправлялись с одним из вездеходов к ближайшему стойбищу, которое мы встретили километрах в семидесяти отсюда к юго-востоку. Расходились и наши пути с Алексеем. Он со своей партией должен был идти на юго-запад и дальше к подножиям хребта Кайлас. Мой маршрут вел на запад. В конце лета мы предполагали сойтись в Гартоке близ западной китайской границы. На этом завершалась наша работа в Тибете, и осенью мы должны были возвратиться в Советский Союз.

…На этом я заканчиваю свои записи. Пусть Алексей доводит до конца эту удивительную историю.