На следующее утро Харпер должен был уехать очень рано, так как провел в Оксфорде лишнюю ночь. Рассвет едва забрезжил, а он уже нежно целовал Никки на прощанье. Она вздрогнула, всхлипнула в полусне, но не увидела, как болезненно исказилось его лицо. Нагнувшись, он осторожно убрал спутанные пряди волос у нее со лба и что-то ласково прошептал ей на ухо, от чего она перестала судорожно цепляться за его пустую подушку, а напряженные складки на лбу разгладились.

Ей казалось, что она видит сладкий сон, но, как все подобные сны, он быстро кончился, и она снова спала беспокойно до утра, а проснувшись, вспомнила вчерашний день. Второй такой любовной ночи она не вынесет, не сможет и забыть отчаяние, охватившее ее вчера, поэтому ей надо уехать, и сделать это, пока их отношения не завершились горьким и неизбежным разрывом.

У каждого человека есть свой предел. Свой она только что осознала. Будь она более великодушна и терпелива или более хитра и практична, она, возможно, боролась бы за свою любовь и в конце концов победила бы. Но она этого просто не выдержит.

Правда, на одну уступку она заставит себя пойти, так как слишком любит, уважает Харпе-ра и испытывает к нему огромную благодарность за его щедрую дружбу. Она сама скажет ему о решении уехать. Убежать за его спиной было бы трусливым и недостойным поступком, ведь между ними было так много хорошего. Она обязана все ему сказать. И еще она должна объяснить свое вчерашнее поведение Чарлзу.

Никки хотела сразу поехать в Лондон, чтобы поговорить с Харпером сегодня же вечером, но после ленча позвонила его секретарша и сообщила, что он неожиданно был вынужден на несколько дней улететь в США.

Пришлось набраться терпения и подождать. И, как все последнее время, она постаралась отвлечься от своих переживаний, с головой уйдя в работу над его портретом.

Когда Чарлз вернулся из школы, Никки в тщательно продуманных выражениях объяснила ему, что произошло вчера, и сказала, что скоро уедет. Он заплакал, чем очень ее растрогал. Обнявшись, они проговорили целый вечер допоздна. Энн время от времени заглядывала в малую гостиную и видела две прижавшихся друг к другу темных головы. На следующее утро Чарлз встал с распухшими от слез глазами и не пошел в школу, но экономка и слова ему не сказала.

Прошла неделя, а от Харпера не было никаких вестей. В четверг вечером Никки с надеждой подумала, что уж завтра-то он наверняка должен вернуться. Она боялась, что не смо-жет дольше ждать, так как с каждым прошедшим часом ее решимость понемногу улетучивалась.

В пятницу она закончила рисовать пораньше, к приходу Чарлза из школы, чтобы провести с ним как можно больше времени. Он помогал ей в мастерской упаковывать в коробки вещи, когда они услыхали скрип автомобильных шин по гравию. Они переглянулись.

— Он вернулся, — сказала Никки, а Чарлз, опустив голову, кивнул. Оба знали, что это — конец.

Никки спустилась следом за Чарлзом по лестнице и вышла из гаража. Она еле передвигана ноги, словно они были налиты свинцом. Обойдя дом, Никки с Чарлзом от удивления остановились, потому что из «ягуара» выходил не один человек, а двое.

Водитель был, конечно, Харпер, мрачный от усталости и одетый в джинсы и рубашку. Но Никки лишь мельком скользнула по нему взглядом, уставившись на второго мужчину, помоложе. Они оба тоже увидели ее. Сердце у Никки бешено забилось, и она сделала шаг вперед.

— Джонни?

Лицо брата светилось от радости, от любви.

— Привет, сестренка, — сказал он со смехом.

— Джонни! — Просияв, Никки кинулась к нему.

Он подхватил ее и закружил, как когда-то в детстве. А она смеялась и что-то болтана.

Джонни остановился, и Никки наконец задала ему первые осмысленные вопросы:

— Что ты здесь делаешь? Откуда ты знаешь Харпера? А мой подарок ко дню рождения ты получил?

— Не все сразу! — воскликнул тот. Возбужденные встречей, они продолжали смеяться. Но тут Джонни посерьезнел и вид у него сделался упрямым, точь-в-точь как бывало у его сестры. Он взял ее за подбородок и сказал:

— Да, я получил твой подарок, большое спасибо. Что касается Харпера, то он пришел ко мне домой во вторник вечером и так мы познакомились. Что я здесь делаю? Я хочу попытаться забрать тебя с собой.

Так вот для чего Харпер летал в США! Его поступок настолько потряс Никки, что, если бы Джонни не держал ее так крепко, она бы упала. Вот, значит, как оперативно и как безжалостно он решил проблему! Это просто невероятно!

Никки бросила через плечо затравленный взгляд на Харпера, стоявшего поодаль, засунув руки в карманы. Тут к нему подбежал сбитый с толку Чарлз и воскликнул:

— Я ничего не понимаю! Ты привез этого дядю, чтобы он забрал с собой Никки? Но она и так собирается уехать!

Никки увидела, как помертвел Харпер.

Она отказывалась его понимать, особенно после того, как он подобным образом поступил с ней. Сама того не замечая, она дрожала как осиновый лист. Джонни повернул ее лицо к себе и твердо произнес:

— Никки, нам надо поговорить. Где мы можем уединиться?

Слезы застилали глаза Никки, она отчаянно пыталась овладеть собой.

— Пойдем в мастерскую — там никого нет.

— Куда идти? — Джонни деловито утер слезы с ее щек.

— За угол, мастерская над гаражом. Я… отведу тебя.

Но это ему пришлось вести ее, так как она была в полуобморочном состоянии. Еле передвигая ноги, Никки машинально направилась к гаражу. Как они поднялись по лестнице, она не помнила. Растерянная, она стояла посреди большой комнаты, где пахло краской и скипидаром.

Но Джонни был настроен решительно.

— Никки, мы все волнуемся. Мама и Карл хотят знать, когда ты собираешься приехать домой. И я тоже хочу это знать. Я скучаю по сестре, моему единственному товарищу по детским играм. Помнишь, как мы колесили по всему миру? И я хочу получше узнать красивую молодую женщину, в которую превратилась моя сестра. Тебе еще не надоело жить за границей?

Никки это слышала не раз ото всех членов семьи с тех пор, как три года назад окончила университет, поэтому она не обратила на слова брата особого внимания. Ее интересовало то, что причинило ей столько боли. Она прошептала:

— И как только Харпер мог так поступить со мной? Если он хотел, чтобы я уехала, то почему прямо не сказал об этом?

Что-то дрогнуло в лице Джонни, и он долго молчал. Кругом царила тишина. Этот солнечный день был безветренным, шум машин не долетал сюда, так как дорога находилась далеко. Лишь иногда раздавалась птичья трель.

Затем Джонни очень спокойно сказал:

— Никки, я не могу тебе врать. И Харпер этого не заслужил. Когда он прилетел в Нью-Йорк, то представился мне как человек, который любит тебя и собирается сделать тебе предложение. Это было полной неожиданностью. Приезд в Англию — моя идея. Мы не предполагали, что ты собираешься осесть здесь. Хотя Харпер знал, что я постараюсь увезти тебя обратно в Штаты, он все же взял меня с собой. Я очень его уважаю. У меня на такой поступок силенок не хватило бы.

Никки вскинула голову. В. ее глазах промелькнули недоверие, надежда и гнев. В просторной мастерской ей, такой хрупкой и маленькой, стало душно.

— Он так сказал? — шепотом спросила она. Карие глаза Джонни расширились — ему стало страшно от того, насколько изменилось выражение лица сестры. Затем он помрачнел, но тем не менее произнес, положа обе руки ей на плечи:

— Послушай меня, Никки! Пожалуйста, вернись домой хотя бы ненадолго. Попробуй как бы заново со всеми познакомиться. Если ты поселишься здесь, то мы будем редко видеться.

Но говорить ей такое было все равно что поймать вспышку молнии или дотянуться до луны. Никки подалась вперед и, схватив Джонни за рубашку, вскрикнула:

— Он все это сказал?

Брат закрыл глаза и тихо ответил:

— Да.

У Никки внутри заиграла музыка, она вся светилась, совершенно преобразившись. Но ради Джонни ей пришлось обуздать рвущуюся наружу радость.

— Я покажу тебе, какой я стала женщиной, — сказала Никки и протанцевала в конец комнаты, где в углу стоял большой закрытый мольберт. Быстрым движением руки она сорвала покрывало, и Джонни увидел еще не законченный портрет.

Он подошел поближе, чтобы лучше его рассмотреть, остановился и уставился на картину. Неудержимый поток подхватил Никки.

— Я должна поговорить с ним, Джонни! Ох, Джонни… я люблю тебя, но вернуться в Штаты не значит вернуться домой. Прости меня!

Брат не ответил. Ему нечего было сказать, так как хватило одного взгляда на портрет, чтобы понять сестру.

Никки слетела по лестнице с быстротой молнии, пересекла лужайку и вбежала на кухню через заднюю дверь. Энн с открытым от удивления ртом подняла голову от раковины, но Никки пронеслась мимо нее. Она вспомнила, как сказал Чарлз: «Я ничего не понимаю! Ты привез этого дядю, чтобы он забрал с со-бой Никки?» Ее душа и сердце кричали: «Нет, нет, нет!»

Никки ворвалась в малую гостиную, но там никого не было. Тогда она стала вихрем носиться по комнатам в поисках Харпера. Где же он?

«Но она и так собирается уехать!» Ей снова пришли в голову слова мальчика, и она вспомнила тот ужасный, полумертвый взгляд Харпера.

Задыхаясь от быстрого бега и от отчаяния, она взлетела по лестнице и устремилась по коридору. А что, если он уехал? Куда? Зачем? Сможет ли она заставить его выслушать ее?

Никки рывком открыла дверь в его спальню, и та с грохотом ударилась о стену. В конце комнаты на кровати сидел Харпер, уронив голову на руки. Он обернулся на шум, и Никки увидела потерянное выражение его лица. Это было лицо брошенного и несчастного, поверженного человека. Но таким Никки видела его лишь долю секунды. Лицо его мгновенно изменилось. Теперь на нее смотрел язвительный, холодно-равнодушный и неприступный мужчина. Как бы между прочим он спросил:

— Итак, когда ты уезжаешь?

— Черт тебя побери! — вырвалось у Никки. Ярость, боль, любовь охватили ее с такой силой, что ей казалось, будто она вот-вот умрет. Решительно прошествовав на середину комнаты, Никки остановилась, сжав ладони. — Неужели мы всегда будем так общаться?

Такого жесткого и отталкивающего взгляда она у Харпера не видела ни разу. Он резко сказал:

— Избавь меня от твоих необдуманных обвинений. У меня сложилось впечатление, что употреблять слово «мы» больше неуместно.

— Избавить тебя?! — воскликнула Никки, стремясь во что бы то ни стало достучаться до него. — Я не стану тебя щадить! Тебя ничто не удовлетворяет! Ты всегда отталкиваешь меня! С какой стати я буду тебя щадить?

Харпер вскочил с быстротой змеи, готовой к атаке. Тут Никки испугалась. Куда только подевались его холодность и самообладание! Слова прозвучали беспощадно:

— Если ты пришла нарываться на скандал, то, видит Бог, я вышвырну тебя из моего дома!

— Вышвыривай! — в ярости закричала она и прижала кулаки ко лбу. — От этого я не перестану любить тебя! Для этого тебе придется вырвать мне сердце!

Ее слова прозвучали в комнате как свист хлыста. Харпер вздрогнул. Так вздрагивает дуб под топором дровосека. Никки показалось, что он сейчас схватит ее и действительно вышвырнет — не только из дома, но и из своей жизни. Этого пережить она не сможет. Потрясенная, ничего не видя кругом, она бросилась к двери, чтобы уйти самой, но наткнулась на косяк.

Со стоном и щемящей тоской Харпер воскликнул:

— Почему ты бросаешь меня?

Она уткнулась лицом в дверь и прорыдала:

— Я решила уехать, пока ты сам меня не выгнал.

— Выгнал! — Никки почувствовала, что он подходит сзади, и, вздрогнув, отпрянула. Он неуверенно провел руками по ее спине, плечам, шее, волосам. — Шшш, любимая, — прошептал он. — Нет. Как ты могла такое подумать? Я даже не знаю, смогу ли я тебя отпустить.

Он пытался лаской успокоить ее, но Никки не могла унять рыдания и дрожь.

— Но я слышала, как ты разговаривал в воскресенье с Хелен и она сказала… что я для тебя неподходящая пара и что я…

— Господи! — Он повернул ее лицом к себе и прижал к груди крепкими, как сталь, руками. Голова ее лежала у него где-то под подбородком. — Никки, Никки, ты все не так поняла. Не плачь — твои слезы разрывают мне сердце, — а послушай меня. Мы с мамой говорили о Гейл, а не о тебе. Когда в прошлом месяце я поехал с Гейл в Лондон, то тогда уже заподозрил что-то неладное, но ты не хотела ничего говорить, поэтому я расспросил ее. Она кое-что рассказала мне, не все, но этого было вполне достаточно, чтобы понять суть происшедшего между вами. Я понятия не имел о ее надеждах на наши дальнейшие отношения. И не представлял, что она настолько цинична. Я как раз объяснял маме, что должен прекратить дружбу с Гейл, поскольку мамины отношения с семейством этой особы стали натянутыми.

— Но она… сказала, что это так не может продолжаться, а ты сказал, что должен что-то предпринять… но я не помню что, — сдавленным голосом произнесла Никки, уткнувшись носом в его теплую шею.

Она едва сознавала, что говорит, так как всецело сосредоточилась на надежности его объятия и на том, как ей удобно стоять, прижавшись к нему, ощущая ласковую ладонь, обхватившую ее затылок. Она обвила руками его талию, твердую как монолит.

Никки почувствовала, как он вздохнул.

— Глупышка, — сказал Харпер сердито и в то же время нежно. — Я как раз кончил говорить о том, что из-за Гейл и у нас с тобой напряженные отношения. Я хотел, чтобы ты сама объяснилась со мной, но ты ведь самое упрямое существо на свете. Мама беспокоилась о тебе, вот и все.

— Ты мог бы сказать мне об этом, — взволнованно ответила Никки. — А ты, кажется, сообщил об этом всем, кроме меня.

Он откинул назад ее голову, чтобы заглянуть в лицо, и в его голосе она услышала всю невысказанную любовь, и та же любовь в десятикратном размере светилась в его темных глазах, горевших словно маяки.

— Как же я мог тебе это сказать? — мягко спросил он. — Все произошло так быстро, мы неслись вперед как на гонках. Тебе пришлось со стольким справляться: твоя работа, это ужасное нападение на тебя. Я — твой первый в жизни мужчина. Ты ведь могла принять за любовь чувственное влечение. А то, что мы стали друзьями, лишь все осложнило.

— Нет, — прошептала она, в знак протеста качая головой и чувствуя, как волосы скользят между его пальцев. — Наша дружба все прояснила. Я не просто влюблена в тебя, а люблю всем сердцем, душой и телом.

Строгие черты смягчились, и на Никки смотрел ясноглазый и молодой Харпер.

— Я понял, что люблю тебя, в тот день, когда вошел в контору Питера, а ты удивленно взглянула на меня и вся твоя чистая душа отразилась в этих неповторимых голубых глазах. А потом, — усмехнулся он, — я стал бороться со своей любовью, и это оказалась проигранная битва, потому что я боролся сам с собой. Я безумно хотел тебя, это стало моей болью, но, черт возьми, у меня ведь столько обязанностей: работа, люди, с которыми я связан, Чарлз, а ты…

— А я буду либо твоей безумно счастливой женой, либо несчастной без тебя, — сказала Никки, и ее лицо исказилось в такой тоске, что он тут же нагнулся и поцеловал нежные, тянущиеся к нему губы. — Харпер, Джонни сказал, что ты собирался сделать мне предложение, а ты снова начинаешь возводить между нами преграды, — простонала она, припав к его рту. — Если это произойдет, я никогда тебя не прощу.

— Нет, — сказал он, водя пальцами по ее щекам, подбородку, тонкой и такой трогательной шее. — Никаких преград между нами нет. Я это признаю, раз ты, такая мудрая и юная, так считаешь. Мы настолько сблизились, что быть без тебя — это все равно что оторвать от себя часть.

Никки поймала его руки и поцеловала.

— Мне жаль, что я так огорчила Чарлза, — тихо произнесла она.

Харпер негромко рассмеялся.

— В мое отсутствие у вас появились свои секреты. Господи, да вас нельзя надолго оставлять одних. Кто-нибудь из вас обязательно набедокурит. Этот негодник заявил, что поссорится со мной навсегда, если ты не будешь жить вместе с нами.

— Ох! — Никки закрыла глаза, испуганная и тронутая словами мальчика. — Мне надо скорее поговорить с ним. Харпер, а насчет Джонни…

Харпер подавил смех и прижался лбом к ее лбу.

— Тут я не рассчитал, — сказал он. — Но поскольку я уже был в Нью-Йорке по делам, мне показалось разумным познакомиться с твоей семьей и заявить о своих намерениях в отношении тебя, чтобы они наконец смирились с мыслью, что ты, возможно, никогда не вернешься в Штаты. Но, к моему ужасу, твой брат настоял на том, чтобы вернуться в Англию вместе со мной. Весь обратный путь я сильно нервничал. Я хотел сначала переговорить с тобой и все объяснить, но мне не удалось.

— Господи! — вздохнула Никки и, поцеловав его, раскаялась в своих подозрениях. — Все было бы прекрасно, если бы не столько недоразумений.

— Твоя семья, возможно, так и не простит меня, — сказал Харпер, гладя ее губы кончи-ками пальцев. — Твой брат весьма решительный молодой человек и очень мне нравится.

— Моя семья — это ерунда, они просто любят во все вмешиваться. Ты тоже ему понравился, — заметила Никки, и вдруг ей пришла в голову мысль, от которой она начала смеяться. — Давай продолжим список «недовольных». Питера хватит удар, когда он обо всем узнает. Он очень расстроился из-за твоего портрета. Мы как бы. оттеснили его на задний план.

На это Харпер решительно ответил, хотя лицо у него светилось улыбкой:

— Он смирится с неизбежным. А что касается этого чертова портрета, то, пожалуйста, не мучай себя больше, любовь моя, — он того не стоит.

— Что? — удивилась Никки, но потом вспомнила их разговор в воскресенье вечером. — Я тогда говорила не о портрете, а о тебе самом. Но портрет — это лучшее, что я когда-либо сделала.

— Ты уверена? — с облегчением спросил он. С каждой падающей преградой он казался беспечнее и наконец превратился в совсем другого человека. Цельный человек, с любовью подумала Никки, внимательно изучая его. Наконец обе половинки его личности соединились и перестали конфликтовать. — Я так рад. Когда я смогу его посмотреть?

Никки сморщила нос.

— Когда он будет закончен, и ни минутой раньше! Иначе это не будет сюрпризом.

— Ты хочешь, чтобы я ждал? — сдвинув брови, спросил Харпер. Его лицо сделалось на-пряженным и немного суровым, но всего на какое-то мгновение.

Задрав подбородок и сверкая глазами, Никки вызывающе сказала:

— Да. Тебе это пойдет на пользу, так как ты слишком часто поступал по-своему.

Они снова обменивались колкостями, но теперь это имело восхитительный привкус — их вечное состязание в остроумии носило сексуальный оттенок. Никки с силой ощущала его и пришла в нервное возбуждение. Харпер прищурился и задумчиво произнес:

— Интересно, смогу ли я заставить тебя передумать?

Она мгновенно, отрезала:

— Маловероятно!

— Я бы очень постарался, — сказал Харпер, и его жадный взгляд опустился на ее рот. В воздухе запахло грозой. Он дотронулся ногтем до пухлой нижней губы и осторожно погладил ее. — Твои губы как лоскутки бархата.

У Никки подогнулись ноги, но она откинула голову, сделала шаг назад и с напускным безразличием насмешливо сказала:

— Вот и думай об этом, а я пойду поищу брата и поговорю с Чарлзом. Малыш, должно быть, решил, что его все бросили.

Но возбужденный Харпер обхватил ее за бедра и крепко прижал к себе. С хищной улыбкой он произнес:

— Ну нет, ты никуда не пойдешь.

— Пойду! — вспыхнула Никки. Их испепеляющие взоры встретились, и рот Харпера словно лавина обрушился на ее губы, так что

Никки успела прошептать лишь одно слово: — Попозже.

Оба с радостью погрузились в пожар любви.

* * *

Сплетники, общество, ведущие отделов светской хроники газет, деловые партнеры Харпера и все гости, приглашенные на свадьбу, недооценили Николь Эштон-Мейер. Несмотря на свою юность, оживленная молодая особа, которая шла по проходу в церкви, опершись на руку брата, совершенно не походила на застенчивую невесту.

Гордон в роли шафера больно ткнул локтем Харпера в бок. Тот повернулся и затрясся от смеха. Свадебное платье Никки, которое она держала ото всех в секрете, было белое, оно обнажало плечи и облегало фигуру до колен, экстравагантная юбка клеш ниспадала до пола. Из-под небрежно сдвинутой набок прелестной, легкомысленной шляпки, украшенной белыми перьями, голубые глаза Никки озорно смотрели на Харпера.

Она буквально летела по проходу, сопровождаемая посаженым отцом — Джонни, который с трудом сдерживал улыбку. Подойдя, Никки в отчаянии прошептала Харперу:

— Ради Бога, не отпускай меня — я зацепилась юбкой за гвоздь, могу наступить на подол и упасть. Тогда мне не подняться, так как платье слишком узкое!

Харпер и виду не показал, что умирает со смеху. Он словно железными тисками сжал ее руку и успокоил, прошептав в ответ:

— Не волнуйся, любимая. Я тебя подхвачу.

Присутствующие стали свидетелями этого интимного, как им показалось, перешептывания. Жених нежно, но с видом собственника взял невесту под руку. Компаньоны Харпера Бьюмонта, конкуренты и даже явные недоброжелатели — все стояли с довольным видом, предрекая, что очаровательная новобрачная, от которой он совершенно без ума, смягчит жесткий как сталь характер Бьюмонта.

Когда же священник спросил невесту, берет ли она жениха в свои законные мужья, эта негодница очень долго медлила с ответом, подняв подбородок и окидывая будущего супруга оценивающим взглядом. Наконец она произнесла: «Да». В глазах Харпера промелькнул всем хорошо знакомый взгляд хищника, а выражение красивого лица сделалось жестким. Коллеги и партнеры Бьюмонта с грустью поняли, что более мягким им не суждено его увидеть.

Прием был великолепный. Хотя за окнами завывал холодный декабрьский ветер, в зале было тепло. Золотистый свет люстр разливался кругом, словно пьянящее шампанское, создавая атмосферу волшебной сказки. Счастливы были все.

Чарлз украдкой раздобыл бокал шампанского и успел сделать несколько глотков, а затем, возбужденный, приставал к Дункану Чангу с разговорами. Но хрупкий маленький человечек спокойно и с неизменной приветливой улыб-кой сносил эту болтовню. Хелен Бьюмонт любезно развлекала приглашенных в конце зала. Гости заметили, что, хотя у родственников новобрачной и был вид людей, неохотно смирившихся с неизбежным, отношения двух богатейших семей в мире обещали стать хорошими. Неутомимый Питер Беллис раздавал свои визитные карточки всем желающим, бросая при этом любопытные взгляды на огромную, закрытую покрывалом картину, стоящую в углу на мольберте.

Это свадебный подарок Никки Харперу — портрет, законченный всего пару недель назад. Его должны были показать позже вечером. А пока что провозглашались тосты, был подан ужин, на котором разрезали свадебный пирог, и, конечно, были танцы.

После того, как все сфотографировались, Никки сняла шляпу, так как в зале было очень жарко. Вместе с матерью она удалилась на несколько минут в туалетную комнату, где они булавками подкололи длинный подол платья. Беспредельно счастливая Никки, словно колибри, носилась от одной группы гостей к другой. У нее в ушах сладкой музыкой звучали слова Харпера, которые он прошептал ей сразу после церемонии бракосочетания.

Он крепко прижал ее к себе, наклонил к ней свою львиную гриву и с ненасытным взглядом темных глаз произнес:

— Ты по своей воле связала себя со мной, и теперь уж я тебя никогда не отпущу, потому что моя любовь — это любовь эгоиста.

В конце концов мужчина в нем поборол друга, который мог дать ей все, что она пожелает, даже свободу, независимо от того, чего ему это стоило бы. Но для Никки это не имело значения. Она получила то, что хотела, а он стоял перед ней, и его глаза светились счастьем и великодушием. Она очень надеялась на то, что, завладев ею, — он никогда больше не будет помышлять отдалиться от нее. С тенью тревоги в ясных, широко раскрытых глазах она глядела на его красивое лицо. Прошедшие шесть месяцев сейчас казались ей полной идиллией, но она суеверно опасалась, что не сможет совсем забыть бурные стычки в начале их знакомства.

Умоляющим шепотом она произнесла:

— Тогда ты должен держать меня очень крепко.

Но ее муж оказался не только терпеливым, но и мудрым. Он заметил легкое смятение в голубых глазах и понял Никки лучше, чем она себя. Как он научил ее радостям любви, так же научит чувствовать себя защищенной и уверенной в его постоянстве, и тогда последняя тень сомнения исчезнет у нее навсегда.

Он не сказал ей этого — она постепенно познает все сама. Харпер заключил Никки в объятия и нежным голосом пообещал крепко держать ее всегда.

Тогда она упорхнула от него — озорство било в ней ключом. Перебегая от одних гостей к другим, шутя и приветливо улыбаясь, Никки краем глаза наблюдала за элегантной, высокой фигурой Харпера, которому условности этикета мешали просто и открыто устремиться за ней.

Вот опять кто-то из знакомых преградил ему путь, и у Харпера недовольно исказилось лицо. Он бросил на Никки сердитый взгляд и с вежливой улыбкой повернулся к гостю. А Никки подошла к маме с Хелен и немного поболтала с ними, но, увидев, что Харпер с облегчением освободился от задержавшего его знакомого, громко засмеялась.

— Извините меня, — быстро проговорила она. — Харпер хочет меня поймать. Я побегу!

И она снова упорхнула. Миссис Хайсенгер с удивлением посмотрела на высокую, решительную фигуру зятя, преследовавшего Никки, и сказала:

— Она испытывает его терпение.

— Наоборот, — задумчиво заметила Хелен, увидев жадный, отчаянный взгляд Харпера, который он бросил на свою неисправимую жену. — Так ему и надо.

Наконец Харпер поймал ее, но лишь потому, что она дала ему это сделать. Раздались звуки, оркестра, и они закружились в стреми-^ тельном вальсе по огромному пустому залу, а гости, столпившись, наблюдали их танец. Никки буквально летала по воздуху. Все ее внимание было сосредоточено на этом необузданном, чувственном мужчине, в чьих глазах она читала ноты их общей любовной музыки, которая продолжала звучать у них в душах, даже когда вальс уже кончился. Эта музыка волнами накатывала на них и с грохотом разбивалась в симфоническом крещендо.

Не вполне отделавшись от некоторой неуверенности, Никки спросила Харпера:

— Ты меня простишь?

Он улыбнулся, не понимая ее вопроса, но очарованный переменами в ее настроении:

— За что? — Его длинные ласковые пальцы дотронулись до пульсирующей жилки у нее на шее.

— За твой портрет, — сдавленно прошептала она и провела языком по пересохшим губам.

Харпер замер, и с его худого лица исчезло выражение снисходительности и беспечности. Нахмурившись, он глянул в полные тревоги глаза, затем отошел от Никки и направился к закрытому мольберту. Взгляды расступившихся гостей были прикованы к пересекающему зал Харперу и одиноко стоящей Никки.

Харпер подошел к картине, схватил покрывало и отбросил его. По комнате пронесся приглушенный вздох, а Питер Беллис издал восторженный возглас, в котором можно было уловить нотки огорчения — он терял в лице Никки дизайнера.

Никки не было видно лица Харпера. Она со страхом судорожно стиснула холодные ладони. Казалось, что он стоит в застывшей позе перед портретом целую вечность. Она понимала, как ему неприятно быть выставленным напоказ, потому что ощущала то же самое — ведь она вложила в портрет всю себя.

Темные глаза Харпера на портрете отражали его противоречивую личность: рассудительность и легкомыслие; утонченная чувственность изящных рук и безжалостно, сурово сложенные губы; нежность и сострадание в строгих чертах лица; за томлением и грустью проглядывала радость. Портрет убедительно раскрывал его характер, но, что самое существенное, он отчетливо говорил о том, как она любит и глубоко понимает его.

Никки неуверенным шагом, надеясь и молясь, приблизилась к своему кумиру, возвышавшемуся над всеми как скала. Подойдя к нему, она остановилась. Не оглядываясь, Хар-пер почувствовал, что она рядом, и хрипло произнес:

— Ты была права — это лучшее из сделанного тобой, и портрет заслуживает того, чтобы его выставить.

Однако его лицо и слова ничего ей не говорили, и она не поняла, доволен он на самом деле или нет. Но когда он посмотрел на нее и она увидела, что его глаза увлажнились, то ей стало ясно, как глубоко он тронут. Она услыхала его шепот:

— Спасибо тебе.

Лицо Никки осветилось лучезарной улыбкой, и мир вокруг, который, казалось, застыл на месте, снова стал вращаться.

Время пролетело незаметно, и наконец Хар-пер и Никки ушли переодеваться. Пышное зрелище закончилось. Когда они вернулись, Харпер был в обыкновенных брюках со свитером и кожаном пиджаке, а Никки — в джинсах и спортивном свитере с эмблемой Гарвардского университета, отданном ей братом Джонни. Им пришлось поторопиться, иначе они могли опоздать на самолет, отправляющийся далеко на юг, к солнечному Нилу, по которому они совершат двухнедельный круиз. Семья и близкие друзья окружили их, чтобы попрощаться. У Никки закружилась голова от множества торопливых объятий. Мама просто шепнула ей:

— Всегда будь счастлива, милая. Джонни так сильно сжал ее, что чуть не сломал ребра. Хелен тихо разговаривала с сыном, а Чарлз едва не опрокинул Никки, запечатлев неуклюжий поцелуй у нее на носу. Гордон же озорно подмигнул.

Никки казалось, что все это ей снится. Она пришла в себя, лишь когда Харпер наконец повернулся к ней и с неотразимой улыбкой, от которой замирало сердце, спросил:

— Ты готова?

Родственники новобрачных стали свидетелями ее ответа, которым она скрепила свои обязательства перед ним, как и он это сделал раньше:

— Всегда.