Бархатный голос раздался из темноты.

— А я все думал: выйдете вы или нет.

От неожиданности Никки чуть не подскочила и, прижав руку к бешено пульсирующей жилке на шее, резко обернулась.

— Как вы сюда попали и где вы? Навстречу ей плавно двинулась черная тень, молчаливая и решительная.

— Я вышел из своей спальни и нахожусь прямо перед вами.

Никки так плотно прижалась к перилам балкона, что они врезались ей в спину, но она этого не почувствовала, так как все ее внимание было приковано к Харперу. Он сделал еще шаг, и свет из комнаты упал на седые волосы, ясные темные глаза, твердую линию щеки и изящно очерченные строгие губы. Он сделал еще один шаг, и она увидела, как эти чувственные губы сложились в улыбку. Затем вся его большая крепкая фигура попала в полосу света. Никки в панике не знала, куда отвести глаза, куда деваться. Наконец она отвернулась от него, оперлась локтями о перила и уставилась вниз. Тень от ее головы падала на прямоугольник света, лежавший на лужайке. Она увидела, как к ее тени присоединилась другая — выше и шире.

— Я и не знала, что балкон такой длинный, — прошептала она.

— Вы ведь здесь раньше не были, а Чарлз увлекся вчера показом угодий, и у вас не осталось времени осмотреть все в доме. У большинства спален общий балкон, за исключением тех, что по фасаду. Никки, почему вы сегодня меня избегаете?

Он облокотился на перила рядом с ней, задев ее плечо, сцепил большие, сильные руки, и они спокойно лежали на перилах.

Она старалась не смотреть на него.

— Я этого не заметила.

— Не лгите. — Если раньше его голос было холодно-сдержанным, то теперь в нем прозвучали явно сердитые нотки. — Вы можете честно сказать, что не хотите отвечать, но не лгите.

— Я не лгу! — возмутилась Никки. — Я вовсе вас не избегала. Я просто весь день вела себя так же, как и вы! Жаль, что мне не удалось добиться такого же результата, — очевидно, я не столь искусна.

Такого отпора он не ожидал. Никки бросила на него быстрый взгляд и увидела мрачное лицо.

— Вы, конечно, имеете в виду то, как мы столкнулись утром в холле. Господи, вы что, не понимаете шуток? — с неприязнью сказал Харпер.

— Не всегда, — дрожащим от горечи голосом произнесла Никки. — Вы были так холодны и сдержанны, что я решила, что все предыдущее — плод моего богатого воображения, поэтому отчаянно старалась не показывать свои эмоции. Вы настолько меня запутали, что я просто растерялась.

— Откуда мне это знать? — проворчал он, и она почувствовала, как он напрягся. Харпер повернулся к ней лицом и пронзил сердитым взглядом. — Мы могли бы по крайней мере выяснить, что к чему. Судя по всему, пришло время высказаться…

— Только не сваливайте все на моего отца! — взорвалась Никки — ее столь же напряженное состояние не могло не вырваться наружу.

— Зачем, лучше поговорим о вашей неопытности, — получила она в ответ, и удар попал в цель, да так точно, что Никки чуть не расплакалась. Черт его побери, он знает ее лучше, чем она сама, но ее неуверенность — такой интимный и мучительный для нее вопрос. Тут неожиданно его голос смягчился: — Хотите, я скажу вам, в чем дело? Мы знакомы три дня, и между нами уже установились необычные отношения. Правильно?

— Да, — прошептала она, но отодвинулась, чтобы он до нее не дотянулся.

Голос Харпера прозвучал еще мягче, а как же больно ей от этого стало:

— Вы чувствуете, что привлекаете меня. Вы слишком умны и восприимчивы, чтобы не отдавать себе в этом отчета. Это так?

— Да, — снова прошептала она, почти ненавидя его за то, что, как она предполагала, последует дальше.

Он смотрел перед собой, напряженно нахмурившись. Его профиль был жестким и решительным, словно высеченным из камня. Вся прежняя непосредственность исчезла.

— Вы можете ударить меня, если пожелаете, но вы ведь невинны, как дитя, и ваша женская сущность еще не проснулась. Откуда вам знать, как истолковать те чувственные посылы, которые идут от меня к вам и наоборот? Как вам реагировать на собственные ощущения? Я подозреваю, что вы сами не представляете, чего хотите. Но я уже вам говорил, что ничего для вас нежелательного между нами не произойдет. Черт возьми, я стараюсь облегчить вам ситуацию, а не смущать вас еще больше.

Если бы Никки не принимала так близко к сердцу этот разговор, то, возможно, смогла бы оценить терпение и понимание со стороны Харпера, но она уже не могла судить обо всем без предвзятости. Главное в том, что он причинил ей боль. Он заглянул ей в душу, и что ужаснее всего, сделал это бесстрастно.

— Вы блестящий теоретик! — воскликнула она, сверкая голубыми глазами. — Но должна вас разочаровать: я человек, а не математическая формула, которую можно понять, разложив все в определенном порядке! Знаете, в чем ваша беда? Вы не только чрезмерно проницательны, но и слишком привыкли брать на себя ответственность за всех. Мне безразлично то, что вы разгадали меня. Но я не позволю руководить моими мыслями и чувствами!

— Ради Бога, чего вы от меня хотите? — резко ответил он и с такой силой ухватился за перила, что у него побелели костяшки пальцев. — Стоит мне приблизиться к вам, вы трепещете, словно пойманная птица, а когда я пытаюсь быть ласковым с вами, готовы вцепиться мне в глотку!

Глаза Никки наполнились слезами от ярости и обиды. Это пагубное сочетание эмоций привело к тому, что она не сдержалась и воскликнула с болью в голосе:

— Договаривайте! Ясно, что все дело в моей неопытности! Наверное, мне следует обратиться туда, где меня лишат этого недостатка, и, возможно, тогда я смогу общаться с вами на равных.

Она пробила броню его хладнокровия и задела за живое — началось извержение вулкана. Харпер чуть не набросился на нее, зарычав, как зверь. Лицо его исказилось, он с силой схватил ее за плечи и отстранил от себя.

— Не смейте так говорить! — закричал он, встряхнув ее хорошенько.

Но Никкй не унималась.

— Ага, выходит, вот в чем дело! Если бы вы перестали водить меня за нос и решились на что-то определенное, я бы знала, как мне реагировать. Но вас устраивает именно такой вариант. Я как личность вас не интересую!

— Да вы понятия не имеете, чего я хочу от вас! — Он произнес это почти беззвучно, гнев читался в его напряженно сжатых губах, в стиснутых челюстях, в мечущих молнии глазах. Он нависал над нею, агрессивность его была настолько очевидной, что Никки непроизвольно запрокинула голову. Свет из окна упал на нежную тонкую шею.

— Ах, как интересно! — прошептала она. Темные суровые глаза яростно сверкнули, казалось, что он не верит своим ушам. Реакция на ее слова была мгновенной. Тихо, почти мягко он проговорил:

— Предупреждаю вас, Никки, а этого я никогда не делаю: больше не пытайтесь манипулировать мною либо провоцировать меня.

— Даже чтобы положить конец недоразумениям?

— О Господи! — Он оскалил зубы. — Вас пора укротить.

— Надеюсь, вы не станете. Хотя я слыхала, что властные мужчины любят покорность, — не удержавшись, парировала она. Интересно, прозвучали ее слова насмешливо или испуганно?

Она сама окаменела от своего дерзкого выпада. Она зашла слишком далеко.

Зарычав, он прижал ее к себе так яростно и решительно, как ни разу до того. Погрузив обе руки в волосы у нее на затылке, он запрокинул Никки голову. Она увидела его глаза — два огромных черных омута, — устремленные на ее манящий своей нежностью рот. Ее охватило такое чувство, словно она стоит на краю пропасти. Но едва она успела испугаться, как его голова с ястребиной стремительностью опустилась вниз. Никки показалось, что все кругом разбилось вдребезги, и она сама в том числе. А в следующее мгновение она получила то, что можно было назвать боевым крещением, обжегшим тело и опалившим душу. Этот поцелуй словно огромный костер охватил ее с ног до головы. Харпер не щадил ее и не сдерживал себя — он целовал с жадной, необузданной страстью хищника, проникнув внутрь ее рта языком и своей безудержностью погрузив ее в глубины подлинной, зрелой чувственности. Остатки детства рухнули под напором разрушительной мужской силы, внутри у нее проснулась до того спавшая женщина.

Возможно, в какой-то момент он ослабил бы свой натиск, но она глубоко и с удовлетворением застонала, и это оказалось для него сладчайшим вином. Дрожь, пробежавшая у нее по телу, невыносимо возбуждала, особенно когда ее тонкие руки с трепетом обвились вокруг его шеи и он ощутил у себя в волосах ее пальцы, неловкие от нетерпения. Удивительно мягкий рот прильнул к его губам, и им овладела такая страсть, что он впился зубами в этот сочный плод. Задохнувшись, она ответила тем же, не так умело, как он, вернее, совсем неумело, но все же ответила.

Каждое прикосновение его языка вызывало у Никки болезненное удовольствие, пронизывающее насквозь ее тело, как бы существовавшее отдельно от нее, хотя она полностью сознавала, что происходит. Тело оказалось мудрее рассудка — колени у Никки подогнулись, и Харперу пришлось крепче обхватить ее своими сильными руками. Она почувствовала тяжесть его бедер на своих дрожащих ногах, а ее грудь оказалась так плотно прижатой к твердой мужской груди, что она ощутила бешеное биение его сердца. Никки пыталась сообразить, что же ей делать, но тут он вздохнул, крепко сжал ее бедра, и она почувствовала сильный толчок.

Ну да, так и должно быть. Невидящим взором она вперилась в ночное небо. Голова ее покоилась на его ладони, а он покрывал жаркими и сладкими поцелуями ее шею. Другой рукой он легонько водил по ее соскам. Эти прикосновения действовали на нее словно стрелы молнии, заставляя дрожать как в лихорадке. Он жаждал обладать ею, а у нее внутри все болело от желания, чтобы он заполнил ее пустоту. Она так же хотела его, как и он ее.

Словно откликаясь на ее мысли, он простонал ей в ухо:

— Ради Бога, Никки!

— Я понимаю! — горячо воскликнула она, зарывшись лицом в гриву седых волос, которые оказались на удивление мягкими. — Но я не знаю, что мне делать!

Он застыл, тяжело дыша и крепко прижимая ее. Удары его сердца отдавались у нее внутри ударами медного колокола. Затем наступило мучительное мгновение, когда он медленно опустил руки и прошептал:

— Да, вы не знаете, что надо делать. — Он произнес эти слова нежно и страстно, иначе Никки просто бы умерла. — У вас даже нет противозачаточных таблеток, не так ли, дорогая? А я, искушенный зрелый мужчина, несмотря на это, чуть не овладел вами прямо здесь и сейчас.

Он отпустил ее и, сжав кулаки, сделал шаг назад. Она хотела дотронуться до его лица, но он отшатнулся, как от кнута, и едва слышно произнес побелевшими губами:

— Если вам дорога ваша безопасность, не прикасайтесь ко мне сейчас.

Она вздрогнула, а он пристально смотрел на нее, и она отчетливо увидела себя его глазами: расширенные зрачки, опухшие губы — она чувствовала, как они болят, — побагровевшее лицо, ведь она вся горела, словно внутри у нее зажгли факел.

А вообще-то, и он выглядел так же. Сейчас надо было либо яростно наброситься на него, либо рассмеяться и таким образом разрядить напряжение. Никки не знала, что выбрать, и тут совершенно неожиданно он резко повернулся и ушел, растворился во тьме, тихо бросив через плечо:

— Спокойной ночи, Никки.

— И это все?! — закричала она.

Никки услыхала голос Харпера, в котором звучала та самая насмешка, какую недавно хотела, но не сумела изобразить она:

— Дорогая, это лишь малая толика, но пока, думаю, и этого более чем достаточно.

Она отчетливо услышала, как щелкнула задвижка на его балконной двери. Мир вокруг нее с грохотом рухнул. Восторженная чувственность сменилась раздражением и досадой. А ведь прошла лишь одна секунда!

Он был так устрашающе уравновешен, так жёсток, хотя и тактичен, и так чертовски прав! Конечно, он не овладеет ею прямо здесь — у них масса времени для этого. Ей хотелось убить его.

Но в глубине души она знала, что этого ей вовсе не хочется. Она точно знала, чего хочет и чего лишилась из-за его благих намерений и чего, возможно, никогда не получит. Так что смеяться в этой отчаянной ситуации было нечему.

Казалось, прошла целая вечность со вчерашнего дня, когда она беспокоилась о том, как он поведет себя в Оксфорде. Он повел себя по-джентльменски. Никки прокралась в свою комнату, бросилась на кровать и, уткнувшись лицом в мягкую подушку, горько разрыдалась от разочарования и боли. Ей хотелось умереть, но вместо этого она уснула.

* * *

Перед рассветом Никки залезла под толстое одеяло, а утром проснулась, опять, как и вчера, не понимая, где находится. Она спала одетая, что было неудобно. Но ее сон прервало не это и не воспоминания о прошлом вечере, а легкий стук в дверь. Если бы она уже почти не проснулась, то могла бы его не услышать.

Потянувшись и широко зевнув, она сонным голосом сказала:

— Войдите.

Никки думала, что это Чарлз, но на пороге стоял Харпер в прекрасно сшитом строгом сером костюме, подчеркивающем широкие плечи и узкие бедра. Вид у него был бодрый и… ужасно притягательный. Никки села в кровати, думая о том, какая она взлохмаченная. Харпер вообще-то всегда выбивал ее из колеи, а сейчас она чувствовала себя совершенно незащищенной, потому что он свалился на нее как снег на голову.

Он окинул ее неторопливым взглядом, и по его лицу пробежала легкая улыбка.

— О, я, кажется, вас разбудил? — с напускной досадой произнес он.

Она приторно-сладко улыбнулась в ответ и ядовито сказала:

— Да, разбудили. Я спала как убитая и ничего не помню. А вам как спалось?

Никки думала, что после такого ответа он перестанет улыбаться, но этого не произошло. Наоборот, ее слова его явно рассмешили.

— Спасибо, очень хорошо, — подчеркнуто вежливо сказал он и, распахнув дверь, прошел в комнату.

— Вам что-нибудь нужно?

Он тихо засмеялся. Злость у Никки мгновенно испарилась, и она залилась густой крас-кой. Вот уж действительно: язык мой — враг мой!

— Я просто зашел попрощаться, — ответил Харпер, остановившись у кровати. — Я уезжаю в Лондон. Необходимые вам материалы у меня на письменном столе. Я позвоню на неделе узнать, как идут дела.

— Хорошо, — натянуто произнесла она, стараясь выглядеть спокойной под его пронизывающим взглядом, но от волнения у нее вспотели ладони.

Он наклонился и своим длинным пальцем приподнял ей подбородок.

— Время, проведенное с вами, Никки, очень меня… стимулировало, — сказал он. — Жаль уезжать. Будете скучать без меня хоть немного?

Как же ей хотелось стереть это нечестивое выражение с его лица! Злой дух побудил ее на следующий ответ, произнесенный с невинным видом:

— Ну конечно. Кто же еще станет укладывать меня спать?

Она увидела, как он накаляется от страсти, и почувствовала, что это передается ей, так что она не может совладать с собой.

— Вот и думайте об этом, — посоветовал он и запечатлел на ее губах быстрый и крепкий поцелуй. Грациозно, словно танцор, он развернулся и вышел.

Никки с трудом перевела дух и откинулась на подушки, чувствуя слабость, как после марафонского бега. Ее снова охватили тяга к Хар-перу, томление и боль. Это ощущение удивля-ло и беспокоило. Необходимо было все как следует обмозговать.

Выяснилось, что Чарлз уже ушел в школу — весьма этим недовольный — и до середины дня не появится. Гэвин, муж Энн, был чем-то занят в квартире над гаражом, и Ник-ки, с аппетитом проглотив обильный завтрак, приготовленный экономкой, обнаружила, что в доме пусто.

Вначале это ее подавляло, но дни шли, и она начала привыкать к свободному распорядку, так отличавшемуся от ее обычного лихорадочного темпа жизни. Можно было без спешки все обдумать и спланировать, разобраться в значении того, что произошло за прошедшую неделю. Она даже перестала волноваться из-за Харпера.

Никки много всего передумала, ей приходило в голову вообще отказаться от этой работы, но в конце концов она пришла к честному выводу: Харпер стал для нее настолько важен, что она готова терпеть его способность читать ее мысли. Пока еще она не могла определить, как много он для нее значит, но точно знала, что без него в ее жизни останется пустота.

Она ловила себя на том, что запоминает какие-то эпизоды, обрывки разговоров, смешные вещи, сказанные Чарлзом, и говорит себе: я расскажу об этом Харперу. И тут же ругала себя за глупость: Харпер слишком занят, чтобы интересоваться подобной ерундой.

Но когда по телефону он расспрашивал ее о проведенном дне, а она рассказывала ему обо всем и слышала в ответ теплый, восхититель-ный смех, прорывавшийся сквозь ледяную стену отчуждения, окружавшую его в Лондоне, то знала: она не права, он живо всем интересуется и скучает по дому, а Лондон для него всего лишь место работы.

Каждое утро Никки просыпалась полная энергии. Она быстро просматривала огромную кипу основных информационных материалов, оставленных ей Харпером, и начинала делать наметки новых эскизов.

Никки звонила Питеру, и он звонил ей трижды. Она посетила местного врача, который снял повязки с ладоней, так как порезы зажили. С разрешения Харпера она несколько раз возила Чарлза в Оксфорд погулять и походить по магазинам.

Чарлз оказался занятным попутчиком. У него были свои весьма определенные взгляды на то, что ему следует носить, и кое-какую летнюю одежду он выбрал себе сам. Но чего уж она совсем не ожидала от шестилетнего мальчика, так это терпеливого и даже восторженного отношения к ее покупкам. Брат Джонни, насколько она помнила, этим не отличался, а Чарлз обладал к тому же врожденным хорошим вкусом и разбирался в моде.

Однажды, когда она размышляла, не купить ли ей зеленое платье с широкой юбкой, Чарлз небрежно заметил:

— Харпер не любит зеленый цвет.

Никки бросила на мальчика удивленный взгляд. В его темных глазах она увидела, что он прекрасно все понимает, и, если бы он ухмыльнулся, она бы его шлепнула. Но Чарлз за-говорщицки ей улыбнулся с видом веселого сообщника. Тогда она поняла, что, не прилагая никаких усилий, сумела понравиться ему, и тут уж сама удивила и его и себя, обняв маленькую, крепкую фигурку мальчика. А он в ответ по-детски захихикал и тоже обнял ее, перестав изображать светского молодого человека. А Никки пришла к простому заключению: она не только по уши влюбилась в старшего Бьюмон-та, но полюбила и младшего.

К пятнице руки у нее настолько зажили, что она начала делать эскизы для Харпера. Она работала в библиотеке за большим столом, заваленным бумагой и карандашами, а также массой устаревших материалов, которые раньше выпускала компания Харпера.

В этот день Чарлз был дома, так как учителей послали на курсы повышения квалификации. Вместо того чтобы греться на солнышке, он с удовольствием занимался рисованием в компании Никки, расположившись под столом с листами бумаги, которые она ему дала. Склонив темную головку, он деловито орудовал цветными карандашами, изображая космический корабль.

После ленча Никки собиралась поехать в город, чтобы купить материалы лучшего качества. Тратить на это утренние часы ей не хотелось.

— Мне нужно подобрать фломастеры, акварельные краски и бумагу для эскизов, — сказала она Энн. — Вы не знаете, в каком магазине это продается?

Экономка на минуту задумалась и сообщи-ла, что, скорее всего, на главной улице в магазине художественных изделий.

Чарлз жевал американский гамбургер, запивая его какао, и при этом болтал ногами.

— Мне тоже нужны фломастеры, — лукаво заявил он.

Никки поняла намек и засмеялась.

— Да? А карандаши тебя не устраивают?

— Они подходят только для малышей, — с возмущенным видом ответил он и, устремив на Никки умоляющий взгляд, попросил: — А можно мне тоже поехать? Деньги у меня есть — целых три фунта.

— Я думала, ты копишь на скейт, — сказала Никки, вспомнив, что Харпер говорил об этом с большим неудовольствием.

— Мне нужны фломастеры, — упрямо стоял на своем мальчик.

Обезьянничает, подумала она, но, решив, что из двух его желаний второе безопаснее, охотно согласилась взять его с собой. Чарлз завопил от восторга и мгновенно проглотил остаток гамбургера.

Вскоре они вышли из дома и отправились на автобусную остановку. Для Никки это был прекрасный повод одним ударом убить двух зайцев. Ей действительно нужны новые принадлежности для рисования, так как она все оставила в Лондоне. И кроме того, она могла занять себя до вечера, когда приедет Харпер, не чувствуя угрызений совести оттого, что бездельничает: она не могла дождаться встречи, и надо было как-то скоротать время. От одной лишь мысли о том, как она посмотрит ему в лицо, увидит его улыбку и при этом испытает отчаянное желание обнять его, Никки чувствовала сильное волнение и боль в душе. А если она станет весь день без дела слоняться по дому, это будет глупо выглядеть.

В Оксфорде уже начали появляться летние туристы и улицы были запружены народом и машинами. Никки не ожидала, что у них уйдет так много времени, чтобы найти нужный магазин на главной улице, ибо то, что было задумано как поездка за покупками рисовальных принадлежностей, превратилось в поиски комиксов и мороженого. Так что когда наконец Никки принялась обследовать полки в магазине художественных изделий, день незаметно пошел на убыль.

Довольный Чарлз уселся на полу в углу магазина и стал рассматривать комиксы. Никки часто поглядывала на него, пока ходила по магазину, но он был вполне удовлетворен и готов ждать ее сколько угодно.

Никки перебирала образцы бумаги для акварелей и прикидывала в уме, сколько и какого формата ее нужно купить. Неожиданно перед ней возникла чья-то фигура, и Никки сказала:

— Простите, вы заслоняете мне свет.

— Но, любовь моя, я уже минут десять стою в стороне, надеясь, что вы взглянете на меня, — послышался знакомый низкий голос, и Никки тут же забыла обо всем на свете, в том числе о благоразумии и сдержанности.

Она выронила лист бумаги, с радостью обернулась и прильнула к Харперу. Когда ее стройная фигурка прижалась к нему, он хмык-нул, но тут же крепко обнял ее. Это было для нее невыразимым блаженством, однако сразу же она залилась краской стыда и сделала шаг назад. Он отпустил ее и, улыбнувшись, невозмутимо произнес:

— Мне больше понравилась ваша первая реакция.

Но Никки уже раскаялась в своем поведении.

— Простите, — пролепетала она, пытаясь стереть мокрое розовое пятно, которым она испачкала его дорогой деловой костюм. — Мы ели мороженое, а, у Чарлза было клубничное, и он его опрокинул, а теперь вот я и вас запачкала.

— Понятно, — сказал он с непроницаемым лицом, глядя на сидящего в углу мальчика.

Чарлз пока не заметил Харпера. Он окунулся в мир ярких красок и эффектных картинок с героями галактики, побеждающими чудовищ. Весь взлохмаченный и перемазанный мороженым, он, как и Никки, выглядел счастливым.

Никки тоже посмотрела на мальчика и, увидев, какой он грязный, забеспокоилась, что это не понравится Харперу. Он решит, что она не смотрит как следует за ребенком, и может не позволить ей впредь брать Чарлза с собой. Поэтому она, волнуясь, сказала:

— Он хорошо позавтракал перед поездкой.

— Не сомневаюсь, — Харпер с удивлением посмотрел на нее.,

— Извините, — торопливо продолжала она, — просто не знаю, когда оц^успел так вымазаться, но…

— Вспомните детский стишок «Из чего сделаны мальчики…», — сказал Харпер и засмеялся. — Вы не видели, как он выглядит, когда играет под дождем во дворе. По сравнению с этим сейчас у него просто благостный вид. А вы, любовь моя, давно ли смотрелись в зеркало?

Никки бросила взгляд на испачканные джинсы и блузку и от досады даже закрыла глаза. Рядом с элегантно одетым, мужественным и красивым Харпером она выглядела замарашкой. Она вспомнила о шелковом платье переливчатого синего цвета, в котором собиралась встретить его сегодня вечером. Какой же дурочкой она себя выставила сейчас, бросившись ему в объятья, с горечью подумала она.

Он увидел, как помрачнело ее лицо. Она это почувствовала и тихо сказала, пытаясь то ли объяснить, то ли скрыть свои эмоции:

— Я боюсь, что вы решите, будто я не смотрю за ним как следует, когда беру с собой.

— Не смотрите за ним! — повторил он, и на его лице появилось странное выражение. — Кто вам это внушил? Каждый раз, когда я звоню домой, Чарлз только и говорит о том, чем вы с ним вместе занимаетесь.

Никки удивленно посмотрела на Харпера и застенчиво спросила:

— Значит, вы не возражаете?

— Дорогая, — сказал он и едва заметным жестом слегка коснулся ее волос, — я в восторге оттого, что вы с ним так поладили. Я на это и не рассчитывал.

Никки опустила глаза, затем подняла голову и, смущенно посмотрев на Харпера, призналась:

— Я его обожаю.

Улыбка преобразила лицо Харпера, выражение темных глаз стало открытым и очень ласковым, он весь светился изнутри.

— Я тоже люблю его, — мягко сказал он.

— Харпер! — Это Чарлз наконец поднял голову от комиксов и увидел своего дядю. — Посмотри, что у меня есть! — Он помахал грязной ладошкой.

— Сейчас, приятель. — Харпер взглянул на корзинку для покупок, стоящую на полу у ног Никки, и спросил: — Вы уже все выбрали?

— Почти, — ответила она. Покупки ее больше не интересовали. — Я сейчас отберу нужную бумагу и заплачу за все. У меня возникли кое-какие идеи, но их надо обсудить.

— Хорошо. За уик-энд мы с этим разберемся. Не торопитесь — отбирайте все необходимое. — Харпер отошел к Чарлзу и склонился над комиксами и фломастерами, которые тот зажал в кулаке.

Никки совершенно не могла сосредоточиться и вспомнить, сколько эскизов и какого формата она собиралась делать. Она поспешно взяла то, что попалось под руку, и пошла платить в кассу.

Харпер, однако, не позволил ей и заплатил сам, заявив, когда она стала спорить, что ей пришлось делать эти покупки ради него. Никки уступила ему, и они втроем, держа Чарлза за руки, пошли к машине Харпера, припарко'-ванной поблизости.

— Это, наверное, Энн сказала вам, где нас найти, — сообразила Никки.

— Да, и я решил поискать вас, чтобы предупредить о том, что у нас гости на уикэнд.

— Кошмар, — проворчал с заднего сиденья Чарлз, не большой любитель гостей.

В глубине души Никки была солидарна с Чарлзом, хотя это было несправедливо — она сама гостья, да и Харпер предупреждал ее о возможности приезда других посетителей. Тогда она была этому только рада.

Харпер улыбнулся племяннику в зеркало заднего вида.

— Да нет, малыш, не переживай. Это всего лишь Гордон и Гейл.

— Тогда ничего, — ответил непоседа.

— Я рад, что ты одобряешь их визит, — официальным тоном заметил Харпер, а Никки едва сдержала смех. Потом он обратился к ней: — Гордону не терпится снова вас увидеть. А Гейл Чанселлер — наша давняя общая приятельница. А вот и они.

Когда «ягуар» свернул на подъездную дорожку перед домом, там уже стоял лимонного цвета двухместный спортивный «мерседес», из которого как раз выходила элегантная и красивая пара, похожая на две статуэтки дрезденского фарфора. Оба двигались грациозно, чем-то похожи на скандинавов, выражение лиц надменное. Сердце у Никки ушло в пятки.

То, что Гордон красивый мужчина, она уже знала, но женщина… Она — полная противоположность Никки, которая была миниатюр-ной, темноволосой и… неряшливо одетой! Нехотя вылезая из машины, Никки поймала на себе холодный и пренебрежительный взгляд спутницы Гордона. Она снова с сожалением вспомнила о синем платье, которое собиралась надеть для любимого мужчины, надеясь соблазнить его. Теперь же она поняла, что наденет его по другой причине — в знак объявления войны.