Горы, куда ни кинь взгляд, — везде горы! На многие мили впереди и позади армии простирались они, когда солдаты ровными рядами маршировали на восток, будто сопровождая армию. Было что-то завораживающее в этих молчаливых стражах южной границы Кофа. Среди поросших кустарником, изъеденных ветром склонов человек поневоле начинал чувствовать себя ничтожным, жалким и потерянным.

Возможно, это объяснялось подавленным состоянием, в котором находились сейчас люди, сказал себе Конан. Здесь не было, в конце концов, сияющих вершин Хораджи, которые терзали глаз, точно манящие формы прекрасной женщины. Путь, что вел по этой странной земле, был извилист, уводил с откоса на откос. Ежедневный переход вспоминался вечером солдатам как сто восхождений на сто вершин. Бесконечные подъемы и не менее трудные и изматывающие бесконечные спуски.

Да и погода омрачала настроение солдат. С утра уже небо заволакивали облака, которые становились все гуще. Теперь они перекатывались над головой, как огромные серые камни. Их круглые туши, казалось, почесываются о вершины древних гор, угрожая раздавить любого смертного, который окажется между их спиной и боком холма.

— Будь они трижды прокляты, эти чертовы дороги, — пробормотал Виллеза, который ехал следом за Конаном. — Что, те, кто прокладывал эти дороги, поставили себе задачу влезть во все гнусные дыры и перевалить через все острые пики? Можно подумать, их проложила свора пьяных слепцов!

— Я слышал, что эти древние дороги иногда вынуждены отклоняться от наиболее короткого пути, чтобы не потревожить ни священных мест, ни обиталищ духов. — Друзандра глядела мрачно, показывая, что и ее не миновало общее подавленное настроение.

Зингарец одарил ее выразительным боязливым взглядом:

— Да неужели, сестрица меча? Неужто вокруг полным-полно священных обителей? Что до меня, то я начинаю сомневаться, что из этого похода выйдет хоть какой-то толк. Почему бы вместо этого нам было не прогуляться по землям Ивора? Там, глядишь, что-нибудь и отломилось бы, и в кармане было бы не так пусто.

Друзандра пожала плечами и посмотрела на Конана.

— Надеюсь, что этот путь принесет нам больше удачи, чем поход в Хораджу.

— Хораджа снабдила нас палатками и котлами, а также мулами, чтобы их везти, — заметил Конан.

— Точно, — кивнул Виллеза. — Поскольку мы восполнили кое-что из наших потерь, может быть, имеет смысл поделить между собой эти несчастные котлы и палатки да двинуть на юг и прогуляться там в поисках жирной поживы. — Зингарец посмотрел на высящиеся вокруг склоны и поежился. — Эти горы, эта дорога — есть в них что-то дьявольское. Они будто восстали из ада.

— Для нас трудно, для наших врагов еще труднее. Вот что я скажу. — Аки Вадсай был единственным из всех офицеров, кто не был ни утомлен, ни раздосадован. Наоборот, казалось, что эти иссушенные земли для него как дом родной. Он пришпорил коня и, обогнав остальных, на местном грубоватом диалекте заговорил с проводником из Харанги, который ехал впереди армии: — Вы, горцы, небось считаете, что эта суровая земля и извилистые дороги отпугнут любых завоевателей, а?

Проводник, одетый в меха, повернулся в седле своего маленького, крепко сбитого конька и ответил на языке, который Конан понимал лишь с трудом:

— Много было армий, которые пытались схватить нас в этих горах после того, как мы совершали набеги на их земли. Много осталось вражеских трупов, и они кормили наших волков, медведей и орлов. А потом мы на охоте убивали этих волков, медведей и орлов и радовались. — Кряжистый проводник осклабился, глядя на растянувшуюся по дороге колонну наемников, обнажив крепкие коричневые зубы. — Чужаки всегда находили здесь только смерть.

Виллеза бросил взгляд назад, где двойные ряды всадников показывались из-за поворота дороги, скрытого каменным склоном. Прищурился на Конана:

— Что он там такое несет насчет чужаков? Мы можем вообще доверять этим горным обезьянам?

Аки Вадсай осторожно улыбнулся, отвечая проводнику:

— Какое счастье, что мы пришли сюда с дружбой, чтобы биться против общего врага. Мы будем рады найти безопасное место для нашего лагеря в этих горах, откуда мы будем наносить удары по землям ненавистного Кофа.

— О да. — Проводник нахмурил лоб и при упоминании о древней кровной мести бросил по сторонам мрачный взгляд. — Эти несчастные кофийские говнюки, которые трахают своих коз! — Он энергично закивал. И медная бляшка на его щите, обмотанном мехами, закивала тоже. — Вы найдете здесь превосходный лагерь.

Мои вожди отведут вас в безопасное место.

— Мне кажется, я уже одно нашел. — Конан поднялся на склон горы. Потрясающий пейзаж едва не ослепил его своей красотой. Перед ним на фоне облаков громоздилась острая скалистая гряда.

Это была длинная иззубренная высокая гряда, которая выступала из земли, подобно хребту какого-то гигантского животного. Эти склоны были более крутыми и голыми, нежели склоны других скал. Одна ее сторона была несколько ниже основной гряды и образовывала нечто вроде плато. Оно было пригодно для обитания, и его было легко оборонять. Плато напоминало голову саламандры, имея форму треугольника. Оно поднималось над каньонами, два отвесных склона обрывались вниз, а третий заострялся и как бы утыкался в землю, напоминая нос корабля. По выступающим скалам туда вела извилистая дорога. По всему было видно, что защищать эту дорогу нетрудно. Этот естественный ход заканчивался у самого «носа» саламандры.

— Смотри, там растут деревья. Значит, там есть и вода! — Конан поднял руку, показывая это своим остальным капитанам. Остальные предводители также дивились этому зрелищу, постепенно спускаясь с гребня холма. — В таком месте армия может выдержать долгую осаду.

— Мой отряд займет заднюю часть плато, около воды, — заявила Друзандра и погнала вперед свою лошадь. — Если нас атакуют, мы сможем удерживать гребень против захватчиков,

— Мудрый план, — признал Аки Вадсай. — Но помни, больше всего мы должны бояться колдовства этого мерзавца Агохофа.

— Что ты скажешь насчет каменных монолитов в центре? Они природного происхождения? Или эти камни оставила здесь какая-нибудь древняя раса? — Виллеза изогнул бровь и напряженно уставился на два огромных камня в центре плато. Они выстроились параллельно обрыву. — Такие дольмены имеют дурную славу.

— Они слишком большие, чтобы их там поставили люди, — заявил Конан. Затем его внимание привлекли Аки Вадсай и проводник, которые были погружены в спор неподалеку от него.

Харангиец явно был взволнован интересом офицеров, который вызвало плато. Он по очереди смотрел на каждого из них, вращая глазами.

— Это Заманас-Меза, плохое место. — Он нервно дергал углом рта. — Только безумцы могут стать там лагерем.

Сын пустыни кивнул, чтобы успокоить этого человека.

— Хорошо, хорошо. Возможно, это неподходящее место для нас. Мы обсудим это дело с твоими вождями.

Пока Аки успокаивал и уговаривал харангий-ца, Конан приблизился с Друзандре.

— Однако, — сказал он ей тихо, — плато Заманас-Меза отличное место для нашего лагеря.

По мере того как они спускались по дороге вниз по дальнему склону холма, странный пейзаж еще долго оставался перед их глазами. Офицеры и авангард армии имели возможность сполна насладиться им. Темные тучи собрались над их головами, низко зависая над горами. Гроза, которая уже несколько часов как собиралась, наконец разразилась. Потоки дождя стекали по голым бокам скал, пронзительно-яркие молнии скалили зубы высоко над гребнями холма. Некоторые молнии попадали в острые гребни и сдвоенные ряды монолитов в центре плато.

Только после того, как наемники спустились ниже и окружающие холмы постепенно скрыли плато, — только тогда, казалось, стихла эта страшная буря. Гром все еще перекатывался вдали, но теперь он был слышен все реже и реже над горами.

Проводник сошел с дороги и повел наемников по каменистой пересеченной местности вниз в ущелье, где ни один преследователь не смог бы отыскать их следы. Добравшись до дна ущелья, они пошли вдоль бурного потока, который ливень заставил выйти из берегов. Речка вывела их к естественным укреплениям, над которыми были выстроены дополнительно грубые каменные стены. Передовые отряды уже спешились и теперь ждали на берегу темной речки, пока перед ними поднимут ворота.

И вот бревенчатые ворота начали подниматься. Солдат впустили в горную деревушку.

Каменные дома по обе стороны улицы имели конические крыши. Через дыры в середине крыши поднимались столбы дыма от очагов. На внешней стене каждого дома был налеплен навоз для просушки, отчего в деревне стоял одуряющий запах. Деревенские жители, по большей части вооруженные длинными мечами и одетые в меха, с любопытством толпились в дверях и с интересом смотрели на проезжавших мимо чужеземцев. Несколько раз всадникам пришлось замедлять движение или даже останавливаться, потому что жители деревни не спеша шли перед ними, совершенно не намереваясь ни сходить с дороги, ни убыстрять шага.

Наконец всадники спешились перед каменным строением, которое по размерам было больше остальных домов. Его крыша состояла из нескольких конусов. Кланяющийся слуга провел их внутрь. Там было темно. Крышу поддерживало несколько столбов. На полу были расстелены меховые шкуры. В очаге, расположенном в центре дома, потрескивало пламя. Отблески огня отражались на кривых мечах, что висели на поясах дюжины харангийских воинов, стоящих вдоль стен. Перед очагом сидели пятеро в мехах поверх сверкающих доспехов.

— Старыми и дикими на вид были эти пятеро. Их серо-черные бороды и волосы были причесаны у каждого на свой манер. Когда посетители заняли свои места на полу по другую сторону очага, вождь в центре, плосконосый человек с длинными серыми косицами, обратился к ним на ужасном кофийском:

— Зачем пришли в эти горы? Гетман низинных деревень сказал, что вам нужна наша по мощь.

Аки Вадсай слегка приподнялся, сидя на коленях.

— Помощь, да. И убежище тоже. Мы хотим присоединиться к вам в вашей войне против Ивора, принца Кофа. Нам необходим безопасный лагерь, откуда мы могли бы наносить удары по его позициям.

Другой вождь, тот, что помоложе, сидящий справа от плосконосого, запальчиво проговорил:

— Мы харангийцы, мы разбойники, не солдаты. Мы можем вместе с вами сделать набег, если добыча хорошая. Но мы не станем частью войска.

Аки Вадсай кивнул:

— Такая помощь могла бы быть для нас очень ценна.

Первый вождь сказал:

— Что до лагеря — в горах много подходящих мест. — Он свирепо осклабился. — Но если мы приютим вас, то как мы можем быть уверены, что наше гостеприимство не обернется нам во зло? Не начнете ли вы, чужаки, воровать наш скот, портить наших женщин? — Он выдержал паузу. — И наших мальчиков. — Он сурово посмотрел на Друзандру.

— Почтеннейший, мы скорее проглотим собственные мечи, — сказал Аки Вадсай. И, увидев опасно сощуренные глаза старого вождя, он объяснил: — Потому что мы знаем: подобный образ действий был бы непростительным безумием, а мы не хотим умирать раньше времени здесь, в родовом гнезде свирепых харангийских воинов. Только поэтому мы не станем этого делать, даже если нам и захочется портить ваших женщин и мальчиков.

Виллеза наклонился вперед и добавил:

— В любом случае, мы не собираемся оставаться тут долго. Либо мы скоро сумеем забить тантизиумийского зверя в его логове, либо оставим вашу землю и пойдем искать счастья где-нибудь в другом месте.

Вождь с плоским носом потянул себя за косицы, постучал по закованной в золото груди, обдумывая услышанное.

— Итак, вы уже скоро собираетесь напасть на него? И куда же мы ударим?

Поскольку остальные предводители наемников мешкали, заговорил Конан:

— Долина к востоку от Тантизиума. Богатый край. Кофиты могут позволить себе держать там, в Варете, только среднего размера гарнизон. Большая часть их отрядов отозвана для того, чтобы усилить гарнизон столицы.

В течение минуты харангийцы напряженно думали, и это было очень заметно. Затем они стали кивать друг другу.

— Да, богатый край, большая добыча, — сказал наконец сидящий посередине вождь. Он повернулся к капитанам с очень довольным видом: — Чужеземные друзья! Союз между нами может принести немало выгод и вам, и нам. Теперь касательно вашего укрепленного лагеря…

— Мы знаем, где хотели бы разбить лагерь, — прервал его Конан. — На холме Заманас.

Соратники Конана казались такими же испуганными этим неожиданным заявлением, как и вожди. С обеих сторон донесся ропот голосов. На горячий протест Виллезы Конан прошипел:

— Подумай как следует, мужик. Если они так боятся этого места, то, по крайней мере, там можно не опасаться харангийских воров или убийц, которые залезут к нам ночью в палатку и перережут нам глотки. Страх удержит их от соблазна.

Затем плосконосый повернулся к Конану:

— Вы чужие в этих горах. Вы действительно хотите разбить лагерь там… там, где издавна бродит злая сила?

Конан выпрямился и серьезно, мрачно посмотрел сквозь пламя очага на своего собеседника:

— Вожди, мы — армия, мы не так беспомощны, как банды ваших разбойников. Кроме того, мы должны быть готовы быстро наносить удары. Мы утомились от одного дневного перехода по вашим горам. Каково же это будет для кофитов? — Киммериец обхватил себя за плечи и поглядел на всех вождей по очереди. — Заманас лежит куда ближе к границе, эта местность великолепно укреплена. Сама природа позаботилась создать там хороший лагерь для нас

Главный вождь коротко посовещался со своим соседом, а затем заговорил:

— Этот выбор затрагивает интересы духов.

Только шаман может знать их волю. Идемте.

Он велел всем присутствующим встать, после чего и сам с трудом поднялся на ноги. Двое слуг поспешили помочь ему, поддерживая его с обеих сторон. Все пошли к двери и вышли из дома. Вооруженные харангийцы шли справа и слева от них.

Было еще светло, хотя нависшему небу, казалось, не терпелось смыть с себя свет зари. Харангийские женщины и дети смотрели без всякого любопытства на проходящих. Хромой старый вождь не стал садиться на коня. Он повел всю процессию по боковой улице, завернул за угол и двинулся по узенькому переулочку. Там, где заканчивалась скала, находилась одинокая деревянная хижина — единственное деревянное строение из всех, что солдаты видели здесь, в этой деревне. Это была маленькая избушка, сложенная из грубых бревен. Сквозь щели пробивался свет пылающего внутри огня. Снаружи строение было украшено черепами животных, идолищами из кости и кожи, связками корешков. Все это свисало с колышков, воткнутых в щели между бревнами. Пространство перед хижиной почернело от кострищ, которые пылали здесь когда-то, но сейчас здесь лежали только остывшие угли.

К удивлению наемников, старый вождь с седыми косицами пал на, колени перед закопченным порогом и возопил:

— Отец, о отец! О, выйди, мы умоляем тебя! Одари нас своим благословением!

При первом вопле ничто не шелохнулось внутри хижины. Но вождь продолжал взывать. При повторной просьбе в доме зашевелилась какая-то фигура, заметная на фоне пламени. Затем рваная тряпка, заменявшая дверь, отдернулась в сторону, и на пороге показался полуобнаженный человек. Нижняя часть его тела вся была закутана в темные меха. Хотя он был высохшим от старости, согнутым и морщинистым, он казался моложе того, кто именовал его «отцом». У него был только один глаз. На месте другого зияла пустая глазница. Он выступил вперед и мгновение не шевелился, внимательно разглядывая пришельцев. Воцарилось гробовое молчание. Тишину нарушали только перекаты грома над дальними холмами. Аки Вадсай прошептал Конану:

— Будь осторожен с этими харангийскими шаманами. Вот этот вынул свой правый глаз и устроил ему настоящие похороны по высшему разряду, чтобы тот мог глядеть на потусторонний мир. Он попросту отправил свой глаз жить в мире духов, вот что он сделал.

Вождь, оставаясь коленопреклоненным перед святым мужем, разразился быстрым потоком слов на местном диалекте. Вероятно, рассказывал о желании Конана. Дважды вождь поднимал руку и указывал в сторону светлого утеса, который маячил вдали над крышами деревенских домов. Конан был уверен, что он указывает в сторону того самого плато, которого здесь так боятся. Затем в середине повествования вождя шаман по-птичьи повернул голову и метнул взгляд на киммерийца. Его единственный светло-голубой глаз буквально пронзил Конана взором.

Когда вождь завершил свою речь, он с трудом поднялся на ноги и отступил назад, опустив голову, с видом величайшего почтения.

Святой человек подошел к Конану вплотную и уставился на него снизу вверх.

— Это ты тот, кто собрался приклонить ночью свою усталую голову на груди Заманаса? — Он говорил на превосходном кофийском. — Варвар с далекого севера. Неужто большие варвары боятся сверхъестественных сил меньше, чем маленькие варвары?

Конану пришлось хорошенько держать себя в руках, чтобы не шарахнуться от жутковатой близости святого человека и исходящего от него запаха.

— Я осторожно отношусь к магическим силам, старик. Не раз уже они подводили меня вплотную к смерти.

— И действительно. Твой враг, принц Тантизиума, имеет на службе могущественного волшебника, который сейчас, в это самое мгновение, подготавливает твою гибель.

Конан кивнул:

— Да, этот кхитаец Агохоф. У него власть над неживыми предметами и стихиями, из которых он лепит черт знает что. И он использует свою власть исключительно для грязных дел.

— Опасный человек. — Святой муж сощурил свой единственный голубой глаз. — Однако колдуны и раньше зачумляли Тантизиум. Отец этого принца Ивора сам был довольно способным чародеем. Должно быть, из тех, кто умел изменять форму. И гулем. До тех пор, пока его брат Страбонус не замуровал его в подземелье, ведь нужно же было как-то спасать Коф от такого позорища.

— Я знал отца Ивора, — кивнул Конан. — Несколько дней тому назад я сам уничтожил его. Это было под королевским дворцом.

Спутники Конана разразились удивленными возгласами. Но старый шаман только коротко кивнул, как будто Конан лишь подтвердил то, что и так было ему известно. Он тихонько захихикал.

— А теперь где-то там, в твоем варварском уме, бродит мыслишка, небось, что Агохофу было бы куда труднее напускать на тебя свои наваждения, если бы ты забрался куда-нибудь в священное место Харанги. Сидя в логове зверя, можно не опасаться другого зверя, так ты думаешь, а?

Конан только молча пожал плечами под циклопическим взором старца.

Долгое и задумчивое молчание тянулось, пока шаман, отвернувшись, созерцал высящийся вдалеке хребет. Затем он обратил свое спокойное, просветленное лицо к Конану:

— Я предостерегаю тебя, Конан, Дробитель Черепов и прочая и прочая, подумай хорошенько, прежде чем решаться на такой шаг. — Старец собрал свое чело в складки. — Много видов различной магии затрагивают наш мир. И многие из этих видов — злы и смертельно опасны. Вряд ли магия захочет служить твоим жалким планам.

Но Конан из Киммерии стоял перед ним неподвижно.

— Что ж, раз ты такой отважный, что не боишься опасности и готов отвечать за последствия, то иди. — Шаман пожал плечами и отпустил его, обратившись к плосконосому вождю, сказав тому два-три слова, после чего скрылся в хижине. Грязная занавеска упала, и шаман исчез из виду.

— Идемте, — сказал верховный вождь Конану, — мои люди проводят тебя к Заманасу. Пусть все духи гор защитят тебя в твоем юношеском безумии.