Конану казалось, что вся Оджара собралась на Агоре этим ясным, солнечным утром, чтобы присутствовать при его священном поединке с Занусом. Он знал, что есть и исключения. Например, стражники на стеках, да и селяне, погоняющие мулов, которые вращали винтовые насосы, подающие воду на поля. Если оставить посевы без полива хоть на один день, полуденное солнце успеет сжечь добрую часть урожая. Но при всем этом отсутствующих и их желание видеть поединок почти зримо носились в воздухе, словно стая голубей между колонн храма.

Кое-кто ухитрился нажиться и на этом деле. Среди толпы тут и там сновали юркие и суетливые собиратели ставок. Конан заметил, что ставки были примерно одинаковыми и явно не в его пользу. Никто из присутствующих не предвидел серьезной опасности для храмового воина.

Среди зрителей находилась и монаршая чета. Король и королева сидели на специально отведенном для них диване, установленном на возвышении у ворот дворца. Между ними молча сидела принцесса Африандра. Еще красивее, чем раньше, торжественно одетая и причесанная, она показалась Конану бледноватой. Ее глаза припухли и покраснели — наверное, от бессонных ночей.

По сторонам площади были установлены грубые деревянные скамьи — помосты для тех оджарцев, которым не хватило места вблизи. Наспех сколоченные, эти скамьи оказались не самым удобным и надежным сооружением. Стоявшим на шатающихся досках зрителям приходилось вставать на цыпочки, придерживаясь за плечи стоящих впереди, чтобы увидеть место поединка. В лучшем положении оказались мальчишки, оседлавшие стену храмового квартала. Среди них Конан заметил Эзреля и троих сирот, навещавших его лагерь, хотя и не так часто после набега кочевников.

Несмотря на свою дурную славу, Конан мог с уверенностью назвать нескольких зрителей, целиком державших его сторону. Сейчас они плотной группой стоили рядом с ним в углу площадки для поединка: хозяин таверны Анакс, Бабета, несколько ее подружек и горстка слуг и работников караванного квартала.

Среди них не было Шарлы, которая в эти минуты исполняла вместе с остальными жрицами Садиты ритуальный танец между колонн храма. Чем быстрее и яростней становился их танец, тем громче был ропот толпы, притоптывавшей в такт барабану даже подпевавшей флейтам и цитрам, слышащимся из храма.

Когда танец кончился, Агора замерла в молчаливом ожидании слов Регулы — Верховной жрицы богини Садиты. Наконец над площадью прокатив ее мощный голос:

— Вызов был брошен и принят! Назначен священный поединок! Во имя Садиты — пусть начнется ритуал!

Шквал криков приветствовал ее слова. Но овация смолкла, стоило лишь Регуле вновь набрать воздух и продолжить:

— Ответчик в сегодняшнем поединке — великий победитель турниров храма Садиты, воин Восьмого Уровня, Старший Воин Храма и защитник богини! Это не кто иной, как Занус, известный всем и любимый всеми уроженец нашего священного города Оджары! Занус, шаг вперед!

Занус, высокий, статный, как всегда бесстрастный, шагнул вперед из группы приближенных к королю, собравшихся около королевского помоста. Ропот, прокатившийся по толпе, не был овацией, неуместной в такой миг. Скорее это был вздох восхищения и любви горожан к спасителю и будущему правителю их города. Королева Регула обняла Зануса как мать, а затем, повернувшись к публике, словно представила его зрителям, не снимая руки с плеча воина:

— Занус, хочешь ли ты посвятить чему-то этот бой и кровь, которая, несомненно, будет пролита сегодня? Чему будет посвящено это кровавое жертвоприношение бессмертной Садите?

Занус абсолютно спокойно оглядел толпу и кивнул. Бросив короткий взгляд на короля и принцессу и даже не взглянув на стоявшего напротив Конана, заговорил голосом, окрепшим в командах и молитвах:

— Действительно, у меня есть особое посвящение. Что сегодняшний поединок, как и все, происходившее в нашем городе, надолго останется в вашей памяти. Я хочу почтить вас, дорогие сограждане и братья по вере, демонстрацией высочайшего уровня мастерства владения мечом, какого только может достичь человек.

Последовавшая за этими словами пауза была заполнена восхищенными вздохами в толпе зрителей.

— Я долго шел к этому. Тренировки и долгие часы размышлений и искренних молитв Единственной Истинной Богине привели меня к такому решению. — Занус оглядел толпу с видом смиренной добродетели. — Жертва, которую я приношу сегодня Садите, будет принесена ей через имя ее благородной почитательницы — принцессы Африандры, будущей королевы Оджары!

И вновь по толпе пронесся вихрь не аплодисментов, но восхищенных вздохов, выкриков и шепота. Конан понял, что никто из присутствующих не в курсе разразившегося скандала. Сам киммериец не посвятил никого в свои более чем близкие отношения с принцессой. Двум другим участникам этого треугольника тоже была не с руки огласка. Поэтому от слушателей был скрыт истинный смысл слов Зануса, полных ревности и злой обиды. Посторонние услышали лишь красивые, высокопарные фразы, столь привычные в устах храмового победителя.

Единственной реакцией Конана на слова Зануса было еще большее желание начать бой. После той мольбы Африандры, обращенной к нему, киммериец голову сломал, прикидывая возможные достойные выходы из поединка: например, сколько ран он должен получить, чтобы быть унесенным с поля боя на радость принцессе, или же, наоборот, насколько серьезно он может поранить Зануса, не убивая его и не искалечив навсегда этого записного городского героя.

Проконсультировавшись с Эзрелем, Конан понял, что Садита не столь уж кровожадна и не требует смерти одного или обоих дуэлянтов. Достаточно лишь тяжелой раны одного из них, чтобы поединок был прекращен. Ради Африандры и будущего королевской династии следовало оставить в целости и сохранности кое-какие важные детали организма Зануса. Это, конечно, заметно сужало круг устраивавших Конана исходов поединка. В конце концом киммериец пришел к выводу, что лучшим из возможных исходов было бы обоюдное ранение. Конечно, в идеале рана Зануса должна быть тяжелее, чем нанесенная им Конану. При этом ни одно из ранений не должно быть унизительным. Оба соперника должны будут потерять много крови, чтобы удовлетворить все заинтересованные стороны — как смертные, так и неземные.

Конан понимал, что, скорее всего, эти ранения окажутся благими намерениями. Зная Зануса, его стиль и навык ведения боя, можно было предположить, что выбор будет стоять между тем, чтобы убить или погибнуть самому. Лично он предпочитал первый вариант. Время от времени киммериец вопрошал сам себя: готов ли он умереть ради каприза Африандры? Выходило, что нет.

— Какая вдохновенность, какое самоотречение! — восторженно декламировала Регула. — В Занусе мы видим чистоту и благородство, присущее жизни того, кто верно служит Садите. Граждане Оджары, я призываю вас вознести бессловесную молитву за нашего храмового победителя и его благородныe помыслы!

После мгновения гробовой тишины, повисшей над площадью, королева заговорила вновь:

— Вызов Занусу за личное оскорбление был брошен человеком по имени… — тут она взглянула на маленькую восковую дощечку, зажатую в ладони, — … по имени Конан, не благородного происхождения, не последователем нашей богини, не жителем Оджары. Конан, шаг вперед.

Выйдя из кучки своих знакомых, Конан шагнул за деревянное ограждение арены, на вымощенную площадь Агоры. Неодобрительный ропот пронесся над толпой. Относился ли он лично к киммерийцу или к его непритязательному наряду — этого Конан не знал. Не знал он и того, попросят ли его сказать что-нибудь эдакое для толпы зрителей. Когда королева жестом остановила Конана в нескольких шагах от себя и собралась что-то сказать, раздался протестующий голос Зануса:

— Стойте! Этот клинок… — он ткнул пальцем в сторону висевшего на поясе киммерийца ильбарского кинжала, — он не подходит для священного поединка. Это же не боевое оружие, а просто хозяйственный нож. — Занус обратился к одному из храмовых воинов, стоявших строем позади — Ради милости Садиты, подари этому несчастному благородный клинок, достойный сегодняшнего боя.

Протянув свое оружие, Конан принял взамен меч с золоченой рукоятью, скрытый в шикарных ножнах.

— Предупреждаю тебя, Занус, я еще ребенком ворочал мечом потяжелей этого. — Обнажив клинок, киммериец отбросил ножны в сторону. — Не думай, что непривычным мне оружием я дольше буду добираться до твоей глотки.

— Если ты все еще думаешь, что исход сегодняшнего боя зависит от того, какой клинок у тебя в руках… — Занус замолчал, не договорив фразы. Его лицо не скривилось даже в презрительной улыбке, глаза едва взглянули на Конана. — Я просто хочу, чтобы были соблюдены все правила. Ты и то оружие, которое будет в твоих руках, ничего не значат ни для меня, ни для нашего храма. Ты никто, безродный варвар, никому нет дела до того, какой клинок осквернишь ты своими лапами.

— Оскорбления — это твоя разменная монета, Занус, — сказал Конан и сплюнул. — Не пытайся разозлить меня ими. Это не поможет тебе уйти от возмездия.

Его соперник лишь слегка пожал плечами и бросил:

— Неужели ты еще не понял, варвар? Ты уже побежден. Очищающая все кровь смоет тебя и то зло, которое ты причинил мне… Ну, хватит. К бою!

Еще во время обмена угрозами Регула опасливо попятилась. При последней фразе Зануса храмовые воины поспешили закрыть ее, встав стеной перед королевой. Поле боя было очищено.

Пока они отходили к помосту, Конан успел подумать, что здесь что-то нечисто. Занус не сумасшедший. Опытный воин, он видел Конана в бою. Почему же он с такой уверенностью выходит на этот поединок? Что питает его непоколебимость: фанатизм или же колдовство? Неужели его госпожа Садита из тех мелочных божков, которые опускаются до того, что напрямую вмешиваются в личные дела смертных? Взглянув на портик, киммериец увидел ее портрет, высеченный на камне, — похожее на маску, непроницаемое лицо.

Храмовый воин поприветствовал противника, подняв меч вертикально перед собой. Конан сделал такой же жест, предполагая, что это часть традиционного ритуала. Дистанция между противниками была достаточно большой — полдюжины шагов, не больше. Конан опустил меч и начал осторожно, крадущимися шагами приближаться к противнику.

В это время Занус высоко поднял свой меч, сделал резкое движение руками так, что меч описал сверкающую дугу над его головой. Затем храмовый воин расстегнул тунику, обнажив шею и сильные, широкие плечи.

Взмахнув мечом еще раз, Занус отрубил себе голову.

Удар был твердо рассчитан и нанесен изо всех сил. Конан понял это сразу, хотя все еще не мог понять, что случилось. Отточенная сталь насквозь прошла человеческую плоть — кожу, кость и мышцы. Голова мастера фехтования Зануса покатилась по камням мостовой под алым кровавым фонтаном. Его тело еще некоторое время неподвижно простояло, сжимая в руках меч. Затем раздался звон стали о камни, и обезглавленный труп, извиваясь и дергаясь, рухнул вслед за головой и клинком на чисто вымытые камни площади.

Это зрелище не было встречено криками ужаса. Нет. Никто еще не пришел в себя и не мог поверить в случившееся. Неподвижность и молчание тянулись долго, пока Конан первым не издал короткий хриплый смешок. Затем он недоверчиво поинтересовался:

— Кром! Что все это значит? — Он повернулся за разъяснениями к ближайшим зрителям: — Что за цирк вы тут придумали? Я вполне управился бы с ним сам…

— Молчать! — раздался окрик Регулы с королевского помоста. — Чужеземец, не оскверняй этот священный миг! Хватит богохульствовать и поносить имена других богов здесь, перед храмом Единственной Истинной Богини.

— Верующие в Садиту! — вновь обратилась она к молчащей толпе. — Я не предвидела этого события. Наша богиня держит кое-что из своих намерений в секрете от простых смертных. Но будьте уверены — вы избраны ею, чтобы присутствовать в этот день. Вы видели акт высшей воли, выражение высшей силы веры! Жители Оджары, вы стали свидетелями чуда!

При этих словах толпа начала пробуждаться от оцепенения. Конан увидел, как люди стали тянуться и вставать на цыпочки, чтобы увидеть останки Зануса. Послышались удивленные возгласы.

— Триста лет подобные подвиги не совершались на храмовых церемониях, — продолжала Регула. — И никогда в истории Оджары жертва не была принесена с таким мастерством. Никто, кроме Зануса не постиг так глубоко искусство боя, никто не был так силен и крепок в своей вере. Садита признала заслуги своего служителя. Ему было дозволено принести себя в жертву. Поступив так, он занял свое место среди бессмертных!

Красноречию Верховной жрицы, стремящейся успокоить пораженных свидетелей происшедшего, казалось, не будет предела.

— То, что вы сейчас видели, — не что иное, как доказательство бессмертия! Вы сами видели это! Сами, своими глазами! Жители Оджары! Это будет нам последним уроком, доказательством силы веры. Слушайте и запоминайте! Вы, ваши дети и многие поколения потомков ваших детей веками будут поклоняться Занусу. Да, наш город потерял прекрасного будущего короля, но обрел бессмертного героя!

Королева Регула подошла к телу Зануса насколько возможно близко, так, чтобы не испачкать алой кровью сандалии. По ее знаку несколько придворных бросились собирать останки в белые льняные полотнища. Один сверток получился большим, другой — непривычно маленьким. В нем была укрыта отрубленная голова. Свертки быстро унесли. Кровь даже не успела выступить сквозь белую ткань. Пока шла работа, Конан воспользовался возможностью задать вопрос:

— А как же я, королева? Занус обманул меня, избежав неминуемого поражения от моего клинка.

— Обманул? — яростно бросила ему Регула. — Чужеземец, ты так и не понял, что проиграл бой! Твое поражение не могло быть более полным, даже если бы твоя голова рухнула на камни, отделенная от тела его клинком!

Она выпрямилась, развернула плечи — настоящим неприступная статуя, воплощенное достоинство.

— Совершено ритуальное жертвоприношение. Пролита кровь, посвященная богине… Рука Зануса пролила эту кровь. Значит, он победитель! И его победа будет жить в веках!

Стоя далеко от киммерийца, по другую сторону кровавой лужи, королева театральным жестом ткнула в него пальцем и патетически продолжила;

— А ты… твоя роль в происшедшем — ничто. Даже меньше, чем ничто. И хуже! Ведь это ты, чужеземец, не знающий наших законов, насмехался над героем, оскорблял его в минуты, предшествующие очистительному жертвоприношению. Ты первым нарушил священное безмолвие. Твой голос произнес имя твоего варварского бога, осквернив священный миг подвига.

Чутье жрицы и правительницы подсказывало Регуле, что для возвышения Зануса нужно было чье-либо одновременное унижение. И ее выбор пал на Конана. Своей риторикой она стала настраивать толпу против него. Киммериец покрепче сжал рукоять меча, подозревая, что вот-вот его станут рвать на куски в религиозном гневе.

— Наказанием за твою дерзость, как и для всякого другого, нарушившего правила священной дуэли, будет изгнание из города и забвение. С этого дня ты для нас никто, Конан Чужеземец. Тебе больше нет места в Оджаре, перед ликом Единственной Богини,

— Подожди, королева! — возмущенно воскликнул Конан. — Что бы это ни означало по правилам ваших поединков, но по всем законам чести я невиновен. Я никому не причинил зла, я помогал защищать ваш город!

Повернувшись к седовласому монарху, Конан крикнул:

— Семиархос! Ты же сам признал мои заслуги перед Оджарой и признал меня гражданином, имеющим все права и находящимся под защитой вашего храма.

— От которого ты отречен, — отрезал король, — точно так же, как любой горожанин, нарушившим священные законы.

Семиархос не задержал своего взгляда на KКонане. Африандра тоже повернула залитое слезами лини другую сторону, чтобы даже случайно не увидеть киммерийца.

— Бросьте вы это! Почему безумие так заразительно? Занус — дурак, которому не жаль собственной жизни. А вы…

Конан повернулся, ища поддержки у своих друзей. Но ни Анакс, ни Бабета ни словом не поддержали его.

им его. Эти люди, сами парии респектабельного общества Оджары, в этот момент почувствовали себя едиными с остальными горожанами и отвернулись от Конана.

— Видит Кром, вы все лицемеры! Как можно… — В последней надежде Конан повернулся и посмотрел на стену, где сидели, свесив ноги, его приятели. Но даже они не рискнули посмотреть ему в глаза. Хотя Конану показалось, что он поймал робкий взгляд Иноса, тотчас же испуганно отвернувшегося.

— Ну что ж, так оно, наверное, и к лучшему, — громко и четко сказал киммериец. — В моем сердце не осталось любви к Оджаре! В любом случае я собирался скоро уехать отсюда. Если этот подаренный мне меч стоит хорошего верблюда, пары мешков для воды и немного продовольствия, тогда я немедленно уеду из этого города и не буду досаждать вам своим присутствием.

— Да будет так, — объявила королева Регула, глядя в небо поверх головы Конана. — Я обязую тебя, чужеземец, закончить все свои дела и покинуть наш город до заката под страхом смерти. С этого часа и впредь, именем Садиты, ты — вне закона!