— Вот так, положи внутрь небольшой камень, чтобы ловушка опустилась на дно. Теперь — несколько кусочков мяса внутрь… — Сидя на корточках, Конан-киммериец доделывал ловушку для раков под восхищенными взглядами детей. — Ну вот, готово.
Приспособление представляло собой всего-навсего две корзины: одна в форме яйца, а другая — конус, вставленный открытым концом в дыру в первой. Но, посмотрев на лица Эзреля, Ябеда, Фелидамон и маленького Иноса, можно было бы подумать, что киммериец соорудил ее из тончайшего шелка и золотой проволоки.
— Вот так это делают пикты, когда ловят раков в Черной реке. Ну а теперь оставим эту ловушку в заводи на ночь, а утром оценим улов.
— А рыбу будем сегодня ловить? — спросил Ябед. — Мне так нравятся угри…
— Посмотрим, — подмигнул Конан, разбирая остальные снасти.
— Угри — отличная штука, — подтвердила Фелидамон, — но раки лучше. Я бы научила маму готовить их, но она наверняка скажет, что это нечистая пища.
— Горожане, конечно, с удовольствием ели бы эту нечистую еду в голодное время, — буркнул Конан. — Только здесь, где голод — следствие засухи, река к тому времени пересохнет, и ловить в ней будет некого. Вам следует больше радоваться царящему сейчас изобилию.
— Кто-то идет, — запищал Инос, заметив шевеление в кустах выше по течению. Повернувшись, остальные увидели, как из зарослей кустарников к ним приближается длинное копье. Звук шагов его обладателя заглушался журчанием ручья.
— Эй, там! — позвал Конан появившегося из кустов человека.
Это был житель пустыни, дочерна загорелый, коротко стриженный. Его пропыленный бурнус был перетянут ремнем, с которого свисала кривая сабля. Капюшон был откинут, обнажай мускулистую шею. Шест, который нес кочевник, оказался тонким копьем, длиной более чем вдвое превышающим человеческий рост, под наконечником торчало нечто вроде гнутого крюка.
Остановившись в изумлении перед компанией человек расплылся в преувеличенно вежливой улыбке, обнажив крупные желтые зубы.
— Добро пожаловать, незнакомец, — обратился к нему Конан на диалекте южных пустынь. — Подойди поближе, раздели с нами трапезу и… — Говоря это, киммериец нашарил за спиной воткнутый в землю нож. Молниеносным движением руки он метнул тяжелый клинок, договаривая фразу: —…И воспользуйся нашим гостеприимством
Клинок воткнулся в грудь незнакомца под горлом. Рука кочевника, потянувшая к сабле, бессильно опустилась, из раны хлынула струя крови, и несчастный повалился на землю. Его копье упало на холодные угли потухшего костра.
— Зачем… зачем ты убил его? — с ужасом голосе спросил Инос. — Он что, хотел украсть нашу рыбу?
— Быстро собирайтесь, — скомандовал Конан поднимая упавшее копье. — Клянусь всеми богами и божествами — это не острога для рыбы. Эту штуку сделали, чтобы охотиться за стражами вашего города и стаскивать их со стены, как вытаскивают рыбу из воды. Ну, живее, за мной! Не отставать.
Задержавшись, чтобы поднять свой нож, Конан схватил под мышку маленького Иноса и направился к городской стене. Во второй руке он сжимал копье. Сзади послышался голос Эзреля:
— Конан, ворота в другом месте!
— У нас нет времени, чтобы бежать к Таможенным воротам, — бросил через плечо киммериец. — Да и кочевники наверняка уже там.
— А Северные ворота…
— Слишком далеко! Давайте за мной. Ворота нам не понадобятся.
Эзрель ускорил бег. Ябед и Фелидамон с трудом поспевали за ними. Когда они подбежали к городской стене, то увидели, что за их приближением с нетерпением наблюдает один из стражников, несущих дежурство на стене. Увидев его подозрительную физиономию, Конан закричал:
— Вызывай подмогу, болван! На ваш город напали!
Подбежав к стене вплотную, киммериец поднял копье и зацепил крюком за гребень стены. Второй конец копья уперся в землю в двух шагах от основания стены. Одного за другим Конан подсадил Иноса и Ябеда, подбодрив их:
— Давайте, давайте! Ничего сложного в этом нет. Не труднее, чем залезть на пальму. А уж в этом деле вы мастера.
Удерживая шатающийся шест обеими руками, Конан увидел, как один за другим оба мальчишки были приняты стражником наверху. Затем пришла очередь Фелидамон. Она вскарабкалась по шесту не менее ловко, чем мальчишка. С Эзрелем вышла заминка.
— Лезь первым! — крикнул подросток. — Тебе будет легче удерживать копье сверху. Тогда и я заберусь.
— Нет, приятель, — отмахнулся Конан. — Крюк не выдержит меня. Он и под твоим-то весом может разогнуться, но я постараюсь подольше подстраховать тебя. Давай, вперед! — Он кивнул головой в сторону зарослей, из которых один за другим появлялись кочевники, и поторопил парня: — Если ты еще немного потянешь время, нам обоим крышка!
В мгновение ока Эзрель оказался на стене.
— Держись, Конан! — крикнул он сверху. — Я постараюсь найти веревку.
Киммериец не собирался дожидаться столь призрачного спасения. Повиснув всем весом на копье он почувствовал, как крюк разгибается и отламывается, как он и предполагал. Не тратя времени на то, чтобы выругаться, Конан бросился прочь от стены, в сторону приближающейся цепи кочевников.
Тот, прямо навстречу которому ринулся киммериец, опустил свое копье, ожидая атаки и готовясь отбить ее. К его удивлению, сломанный наконечник исчез из поля зрения, не дотянувшись до него. Вдруг сильный удар другим концом копья свалил молодого шемита на землю. Это Конан, не добежав немного до противника, развернулся и бросился обратно к стене.
Разогнавшись, Конан выставил копье вперед и воткнул его наконечником в землю у подножия стены, не выпуская из рук другого конца оружия. Изогнутый шест распрямился, словно лук, подбрасывая Конана вперед и вверх. Дерево заскрипело под таким весом, но выдержало.
В следующий миг Конан приземлился но другую сторону стены, преодолев высоту чуть не втрое выше своего роста.
Не успел он встать на ноги, как увидел несущегося к нему стражника, проклинающего захватчиков. Сбив его с ног, Конан навалился на стражника и пару раз ударил головой в шлеме о камни мостовой, крича при этом:
— Я не захватчик! Я ваш союзник! Понял, скотина? Я ваш друг!
Схватив выроненное солдатом копье, киммериец бросился к стене, где уже шел бой.
Стражники по обе стороны от него сдерживали наступающих кочевников, лезущих на стену по приставным лестницам, длинным копьям и веревкам с крючьями на конце. Охрана была немногочисленной: один человек примерно на двадцать шагов стены. Кроме того, некоторые стражники, яростно сражаясь на гребне стены, уже пали, сраженные вражескими стрелами и копьями. Топот спешащих на помощь отрядов раздавался позади, на улицах города. Но за те несколько минут, что потребуются им, чтобы добраться до поля боя, лавина кочевников может перехлестнуть через стену.
Конан носился по стене, не давая кочевникам переваливаться через гребень. Одному из них он проткнул копьем руку, заставив съехать вниз по шесту. Другой получил удар копьем в шею и рухнул вслед за первым. Третьего киммериец ткнул обратной стороной копья в лицо, когда оно показалось над стеной. Но как ни старался Конан, двоим, наиболее ловким и удачливым, удалось-таки забраться на стену.
Стражник, принявший Конана за врага, пришел в себя после полученной взбучки и бросился наперерез кочевникам, оседлавшим стену, выхватив из ножен саблю. К несчастью, один из брошенных арканов обвился вокруг его шеи. Солдат попытался высвободиться, но все его силы уходили на то, чтобы только удержаться на стене. Но силы были слишком неравными: за другой конец веревки тянули сразу несколько кочевников. Пущенное Конаном копье поразило одного из них, но было уже поздно, Стражник с криком рухнул со стены.
Уже с полдюжины нападающих стояли на стене. Между ними и Таможенными воротами стоял Конан и двое стражей. Кочевники не торопились спрыгивать со стены в караванный двор, где уже появились солдаты Оджары. Вместо этого они повернули в сторону Конана, догадавшись, что если им удастся добраться до ворот, то, открыв их, они откроют своим приятелям путь в город.
К счастью, ширина стены не позволяла передвигаться более чем по двое в ряд. Подняв саблю погибшего стражника и чье-то копье, Конан приготовился отразить атаку.
Первый кочевник, самый отчаянный, бросил на киммерийца, размахивая мечом. Неуловимое движение северянина вырвало меч из его рук и отбросило оружие на стену. Туда же последовал и его обладатель, с глубокой раной на шее.
Еще двое встали на его место, а третий вознамерился помочь им, просунув между ними копье, за наконечник которого и схватился Конан. Он сильно дернул копье в сторону и, воспользовавшись этим рычагом, сбросил со стены одного из передней пары. Секунду спустя второй противник получил удар копьем в грудь. Тяжелый наконечник пронзил человека насквозь и воткнулся в бок стоявшего за ним и пытавшегося высвободить свое оружие кочевника. Словно две рыбы на одной остроге, они рухнули вниз, издавая душераздирающие крики и дергаясь в агонии.
Бойня продолжалась, Конан сражался, ожидая в любой момент получить вражеское копье в спину или стрелу в бок. Он старался двигаться не останавливаясь, чтобы сделать себя трудной мишенью. Еще один кочевник пал жертвой умелого киммерийского воина. Еще один. Неожиданно последний оставшийся на стене противник развернулся и бросился бежать, объятый страхом.
Не успел он пробежать и нескольких шагов, как снова был вынужден вступить в бой. На этот раз его противником оказался один из храмовых воинов — Конан легко узнал серую боевую тунику и, главное, особый, сухой и экономный стиль боя. Кочевник нанес удар слева — и наткнулся на подставленный клинок. Еще один удар — и снова сталь высекла искры из стали. Тычок перед собой — но противник неуловимым движением ускользает от меча. Одного лишь взмаха меча храмового воина оказалось достаточно, чтобы навсегда прервать эту отчаянную атаку. Кочевник, пронзенный мечом, рухнул навзничь на стену, а затем пинком воина был скинут вниз, словно мешок с отбросами. Победитель вознамерился так же разделаться и с Конаном. Он поднял меч и принял боевую стойку. Удивление Конана рассеялось, когда он рассмотрел лицо своего нового противника. Занус, победитель турниров храма Единственной Истинной Богини.
Губы воина-жреца скривились в надменной усмешке. Нo что-то еще мелькнуло в глазах Зануса. Неуверенность? Страх? По крайней мере, он с явным облегчением услышал раздавшиеся снизу, из караванного двора, крики:
— Да здравствуют герои! Стена свободна! Город спасен! Слава Занусу и храброму чужеземцу!
Под аплодисменты тех, кто был соучастником победы, было как-то неловко начинать бой. Конан и Занус неохотно опустили оружие. Не говоря ни слова, воин храма Садиты повернулся спиной к сопернику.
В какой то миг Конану показалось, что ликование жителей Оджары было преждевременным. Кое-где еще шел бой, и кочевники осыпали защитников города стрелами и копьями. Но соотношение сил изменилось. Исчез боевой пыл нападавших. Оставшиеся в живых старались вытащить с поля боя раненых и убитых товарищей.
Внутри городских стен был совсем другой мир. Все было пронизано скорее радостью, чем чувством опасности. Отряды ополченцев в блестящих, редко надеваемых доспехах и шлемах двигались на помощь защитникам. Остальные горожане, включая жен и детей, тоже ринулись к стенам. Трубачи и барабанщики вознамерились поупражняться в своем искусстве, подбадривая толпу дикой какофонией ков.
Вдруг весь шум перекрыл звук горна — красивая, призывная мелодия.
— Королевское воззвание, — пояснил Конану стоявший рядом с ним стражник, — так быстро.
Он вытер клинок своей сабли и спрятал в ножны.
Занус, услышав сигнал сбора, построил полдюжины своих бойцов. Четким строевым шагом они проследовали по стене. Ближайшие к Конану стражники последовали за ними, идя куда менее эффектно, даже не в ногу. Один из них обратился к киммерийцу:
— Ты тоже можешь идти с нами. Ты ведь один из героев сегодняшнего боя.
— Куда? Во дворец? — удивился Конан. — А не рано ли покидать стену? Что, если кочевники возобновят атаку?
— Не волнуйся, новая стража, на всякий случай удвоенная, будет нести службу. Если будет нужно, нас позовут. Хотя вряд ли. Эти жители пустыни никогда не соберутся на второй штурм за день.
— Раз-два в году случаются такие набеги. Это уже стало чем-то вроде спорта, — добавил второй стражник. — Это даже помогает держать себя всегда в форме. Жаль, конечно, погибших, — махнул он рукой в сторону полудюжины трупов защитников Оджары.
— Они так редко нападают на город? — поинтересовался Конан, следуя за стражниками.
— Год на год не приходится. Сейчас в южных пустынях засуха. Тяжелые времена для многих племен. Эти налетчики были в основном из племени Кифаров, Кадаров и Азилей, судя по оперено их стрел. Они нападают на города от отчаяния. В случае победы — огромная добыча. А если они терпят поражение, то возвращаются домой, ведя в поводу освободившихся верблюдов. В конце концов, лишними едоками меньше. В любом случае они в выигрыше. — Стражник грубо рассмеялся.
Все время, пока они шли по стене, следуя за храмовыми воинами, снизу раздавались восторженные крики горожан и стройные приветствия отрядов ополченцев и солдат. Герои дня, не спускаясь, продолжали свой путь по стене.
Через внутренние ворота толпу горожан впустили в храмовый квартал, отгороженный от остального города стеной, такой же высокой, как наружная, но менее массивной. Здесь, среди прекрасного сада с фонтанами, стоял главный храм Садиты и королевский дворец,
Герои дня сошли со стены и проследовали в сопровождении храмовых танцовщиц во внутренний дворик между дворцом и храмом. Ворота, ведущие в этот двор, были не менее крепкими, чем ворота наружной стены. В центре площадки на возвышении стояла вся королевская семья Оджары.
Все трое надели на себя сверкающие церемониальные доспехи, годные не только для парадных случаев, но и для настоящего боя. Африандра поймала взгляд Конана в тот миг, когда он только появился во дворе. Она стояла между родителями — королем Семиархосом и королевой Регулой.
— Горожане, воины, верные служители Садиты! — обратился король к присутствующим в тот миг, когда отряд Зануса выстроился перед ним. — Набег варваров отражен. Враг разбит, как всегда бывало раньше.
Семиархос был высоким, статным мужчиной. Седые волосы пробивались из-под звездообразной короны. Завитые кольца белоснежной бороды опускались на пластину доспехов.
— Сказания о битве и хвалебные песни Садите уже пропеты в храме. Наши убитые, к счастью столь немногие, уже собраны и подготовлены в последний путь. Пусть успокоит Садита их души. Пусть даст она здоровья и скорейшего выздоровления раненым. Город остается под двойной охраной на случай нового нападения.
В соответствии с обычаями нашего города каждый защитник, оборонявший город, получит специальное вознаграждение от короля Оджары. Сейчас герои сегодняшнего дня получат свою награду. За убитых и раненых ее могут получить вдовы и жены.
Пока король говорил, к стоявшим в центре двора воинам подошли жрицы в длинных одеяниях. Одна из них остановилась около Конана и вложила что-то в его подставленную ладонь.
К удивлению киммерийца, награда оказалась дешевым медальоном, а квадратной золотой монетой размером с ноготь большого пальца, толстой и основательной на вес. На обеих ее сторонах было отчеканено изображение короны королей Оджары. Ловким движением Конан опустил монету во внутренний кошелек, висевший на поясе в складках его широких штанов.
Среди многих героев, окропивших сегодня стены Оджары своим потом и кровью, — продолжал король, — один должен быть отмечен особо. Его умение вести бой и смелость необычны даже для нашего славного города. Я имею в виду, конечно же, храмового воина Зануса, сильнейшего из воинов-жрецов великой Садиты! Он — воин высшей, Восьмой Ступени. Равных ему не было в городе за последние триста лет. Его участие в сегодняшнем бою трудно переоценить. Прибыв к месту битвы во главе отряда храмовых воинов, он лично возглавил отражение вражеского нападения. Сегодня он сразил четверых врагов, доведя их число до невероятной цифры — двадцать четыре. Двадцать четыре победы над грозными противниками! Мы должны быть, счастливы, что на страже нашего города и богини стоит такой славный воин!
Король, улыбаясь, слушал приветственные крики, адресованные Занусу. Ни дать ни взять, довольный тесть, подумал Конан. Виновник торжества стоял неподвижно, никак не реагируя на восторг толпы. В эту минуту Африандра взглянула на отца и, наклонившись, шепнула ему что-то на ухо, тот, не теряя довольного вида, кивнул.
— Отдельный дар Садиты нашему городу, — начал король, когда аплодисменты начали стихать, — это помощь, оказанная в сегодняшнем бою нашим гостем, чье имя, если не ошибаюсь, Конан.
Семиархос царственным жестом ткнул пальцем в сторону киммерийца. Глаза всех присутствующих, кроме Зануса, повернулись к нему.
— Он был первым, заметившим нападавших, он же предупредил стражу и встал рядом с защитниками города, отражая атаку.
Послышались аплодисменты, несколько более слабые, чем адресованные Занусу. Их сменил ропот и осуждающие жесты, относившиеся к более чем скромному наряду Конана и пятнам крови, покрывавшим руки и ноги киммерийца. Занус, наверное, немалую часть сил в бою тратил на то, чтобы оставить чистой свою тунику.
Затем настала очередь королевы. Она шагнула вперед — женщина, воплощение женственности, материнства и мудрости. Выражение лица под шлемом ничем не отличалось от выражения лица статуи Садиты.
— Как вы все знаете, — низким, грудным голосом обратилась к собравшимся Регула, — герои Оджары получают особое благословение Садиты — священный поцелуй Верховной жрицы и царствующей королевы от имени Единственной Истинной Богини.
Это заявление Конан прослушал без особого волнения. Затем до его слуха донеслись следующие слова:
— Но сегодня эта честь доверена наследнице трона Оджары, благородной и добродетельное принцессе Африандре. Это решение принято королем и высшими жрицами Садиты.
При этих словах Конан, к собственному удивлению, пошатнулся, почувствовав одновременно жар и озноб. Он с трудом поборол искушение воспользоваться правом чужеземца и отклонить эту награду.
Африандра сделала несколько шагов к Занусу, стоящему перед шеренгой своих бойцов. Подойдя к нему вплотную, она приложила губы к его губам и задержалась так на несколько мгновений, надеясь хоть на малейший ответ. Все напрасно. Храмовый воин был неподвижен и холоден, как статуя.
Крики и аплодисменты сопровождали эту сцену. Оторвавшись от Зануса, Африандра нетерпеливо огляделась, Конан готов был поклясться, что ее взгляд искал именно его.
Конечно, киммериец не был уверен, что награда поцелуем предназначается и ему. Быть может, он, грязный, дикий варвар, был недостоин такой чести. Но если речь шла всего лишь о четырех убитых — что ж, он готов поработать мечом столько, сколько нужно, чтобы заработать целую ночь таких поцелуев.
Не отдавая отчета в своих действиях, Конан шагнул вперед, обошел шеренгу храмовых воинов и приблизившись к Африандре вплотную, обхватил ее обеими руками. Их губы встретились, земля покачнулась под ногами. Его руки сжимали ее, словно руки потерпевшего кораблекрушение, вцепившиеся в обломок судна посреди бушующего моря. Недовольный шепот донесся до их ушей, но Африандра и Конан еще долго стояли не разжимая объятий.
Вечность спустя Конан ощутил, как чьи-то требовательные руки настойчиво тянут его за плечи назад. Наконец целующиеся разжали объятия. В ушах киммерийца что-то шумело и стучало: аплодисменты или кровь — этого он определить не мог. Африандра тоже с явным усилием возвращалась к реальности.
— Свершилось то, чему должно было свершиться. Два героя получили два священных поцелуя. — Королева Регула говорила, с трудом скрывая, что выходка чужеземца и ее дочери никак не входила в обряд церемонии.
— Конечно, Конан-чужеземец не принадлежит к нашему храму, — Регула сделала паузу, и киммериец понял по ее испуганным глазам, что она лихорадочно подыскивает подобающее объяснение происшедшему, — но он был отмечен особой милостью Садиты, действующей через свою священную представительницу — принцессу Африандру.
Принцесса, побледневшая и тяжело дышащая, вправду походила на экзальтированную исполнительницу божественной воли. Она всячески избегала встречаться глазами как с Конаном, так и со и< остальными.
— Итак, ввиду явно благосклонного отношения нашей богини к Конану, я считаю возможным ввести его в лоно храма Садиты и предоставить ему звание почетного гражданина Оджары.
По мнению Конана, эти слова королева, наверное, тоже произнесла под каким-то сверхъестественным влиянием. Как бы то ни было, но толпа присутствующих с одобрением встретила это решение. Но в этот момент раздался хриплый раздраженный голос Зануса, поклонившегося королю и обратившегося к нему:
— Как может неверный варвар быть удостоен равной со мной, нет, даже большей чести! Этот чужеземец, грязный еретик — позор для нашего храма. Отблагодарите его за грубую помощь, дайте ему денег, Ваше Величество, но не возвышайте его! Выгоните варвара из города, пока его необузданная дикость не пустила корни в нашем городе, и в душах нашей молодежи!
— Занус! — громко позвал Конан через головы храмовых воинов, отгородивших киммерийца от своего командира.
— Вы только взгляните на него! — воин распалялся все больше. — Это же животное, более грязное, чем кочевники, убитые им. Он не имеет никакого представления о том, как вести себя в цивилизованном обществе! Может быть, умелый дрессировщик сумел бы научить его кое-чему, как цирковую обезьяну. Но сначала ему нужно выбить зубы, вырвать ногти и отрезать некоторые другие части тела. А кроме того, приучить к послушанию при помощи кнута. Без этого он представляет опасность для общего спокойствия и достоинства граждан.
— Занус! — Растолкав храмовых воинов, Кона оказался лицом к лицу с сыплющим оскорблениями их командиром. — Я уважаю обычаи вашего города в достаточной мере, чтобы не зарубить тебя тут же, сию же секунду. — При этих словах рука Конана автоматически дернулась к рукояти ножа, но вовремя остановилась. — Но я вызываю тебя на поединок, Занус! Вызываю, как в тот раз. Слушайте все, — обратился он к толпе и к королю. — Теперь, когда я принят вашим храмом и мне дарованы все привилегии почетного гражданина, единственное право и привилегия, которыми я воспользуюсь, — это возможность убить этого наглого, самоуверенного мерзавца! Именем жизни и чести, перед ликом великой богини, я вызываю тебя на поединок!
Услышав слова торжественного ритуального вызова Конана, толпа заволновалась. Сомнений не оставалось — народ слышал вызов Конана.
Ехидно улыбаясь, Занус, передразнивая Конана, ответил:
— Именем твоей жалкой жизни и ради чести Оджары, перед ликом великой богини и так далее… в общем, договорились. Если эти слова дают мне возможность покончить с твоей мерзкой жизнью, не опозорив мой меч и руку, держащую его, — тогда я к твоим услугам. Встретимся в храме. Но тут, понимаешь ли… есть одна загвоздка… — С преувеличенной вежливостью Занус обратился к Конану: — Позвольте, нижайше кланяясь, испросить вашего позволения на одно дело. — Взглянув на Семиархоса, Занус продолжил: — Через несколько дней в наш город должен прибыть с визитом король Сарка — Анаксимандр. И я должен участвовать как в подготовке, так и в самой встрече. Эта работа занимает все мое время, она для меня куда как более важна, чем твой вызов, грязный чужеземец! Если ты позволишь мне вплотную заняться возложенными на меня обязанностями, отложив необходимость марать о тебя руки и клинок, я буду тебе премного благодарен. А после отъезда высокого гостя я к твоим услугам!
Не найдя подходящих слов, Конан плюнул на землю у ног Зануса. Ответ был однозначно истолкован как положительный.
— Итак, решено. — Голос Регулы, в очередной раз обратившейся к горожанам, слегка дрожал. — Поединок героев! Именем жизни и чести, перед ликом великой богини!