Из чащи леса выскочил лось. Посередине поляны он остановился, его бока тяжело вздымались, из ноздрей вырывался пар — по утрам теперь часто бывало холодно. Лось настороженно повернул голову, украшенную тяжелыми ветвистыми рогами. На поляне никого, кроме него, не было, деревья и кусты на опушке стояли неподвижно.

Внезапно в лесу раздался шорох. Сбивая на лету каменным наконечником листья, в воздухе засвистело короткое копье и, немного не долетев, вонзилось в землю у самых ног лося. В ту же секунду он пересек поляну несколькими большими прыжками и скрылся в чащобе. Лишь треск ломающие указывал его дорогу.

— Эх ты! — воскликнул Джад, выскакивая из зарослей. — Пора бы уж тебе, Конан, научиться пользоваться бросателем.

— Ты не прав, Джад, — ответил ему Аклак, выбегая за ним вместе с киммерийцем. — Конан сделал все как надо, просто ветки помешали.

Конан свернул в сторону, чтобы подобрать свой дротик. Не останавливаясь, он зарядил им приспособление, которое Джад назвал бросателем, толстый прут, изогнутый на конце крючком. Дротик, брошенный с помощью такого прута, летел намного дальше и точнее.

— Смотрите, — крикнул один из молоды охотников, — сохатый побежал к северу, к холмам! Я же говорил тебе, Аклак, надо было позволить нам окружить его, отрезать ему дорогу, а потом уже начинать гнать.

— Да, это очень хороший способ, — подтвердила одна из охотниц. — Молодые гонят зверя на опытных охотников, а те убивают его.

— Все это правильно, — терпеливо отозвался Аклак. Они бежали не слишком быстро, поэтому у него хватало дыхания на то, чтобы учить молодежь уму-разуму. — Отрезать-то дорогу вы ему, конечно, отрезали бы, но хватило ли бы у вас сил устоять, если бы обезумевший от страха сохатый бросился на вас? Ведь в начале охоты он свеж, не утомлен бегом и не ранен. Большой крепкий лось или олень страшны в своей ярости. Мало кто способен справиться с таким зверем.

Охотники бежали ровно и размеренно. Они знали, что рано или поздно настигнут лося, который делал короткие рывки, а затем замедлял скорость или вообще останавливался передохнуть.

— До чего вредный сохатый нам попался, — заметил Джад, взбираясь вместе с остальными на холм, усеянный камнями. — Из-за него мы устанем вдвойне: сначала пока за ним гонимся, а потом когда потащим обратно его тушу.

Немного позже Аклак прошипел:

— Тише! Лось отдыхает вон в том леске. Если бы он побежал дальше, мы бы увидели его на склоне.

Конан молчаливо согласился. Действительно, они обязательно увидели бы лося среди редкого кустарника, которым порос каменистый косогор, начинающийся сразу за лесочком. Искать его надо именно там, может быть, он решил даже не бежать дальше, а вступить наконец с ними в бой.

— Нv ладно, — проговорил шепотом Аклак, — Окружим его.

Молодая охотница первой направилась вдоль края зарослей. Повинуясь жесту Аклака, Джад и еще один юноша, такой же нетерпеливый, как и охотница, отправились за ней следом. Конан со своим названым братом пошли другим путем, забирая круче в гору.

— Будь начеку, Конан. Дай им время занять свои места. И пожалуйста, не швыряй копье, если что-то зашевелится в кустах, убедись сперва, что это не один из наших торопыг.

Двигаясь плавно и бесшумно, Конан с Аклаком задерживались у каждой прогалины и, прячась либо за стволом дерева, либо за камнем, осторожно высматривали лося. Конан поглядывал еще и назад, разыскивая глазами Джада, который был ближайшим в их цепочке. Сначала охотники находились далеко друг от друга, но, постепенно углубляясь в заросли, начали сближаться.

И вот наконец примерно в полусотне шагов от себя Конан с Аклаком увидели зверя. Лось беззаботно щипал траву на небольшой лужайке, словно позабыв, что за ним гонятся люди. Конан приготовился бросать дротик, но Аклак останови его движением руки и заставил ждать, пока неизвестно по каким признакам не решил, что теперь все находятся там, где надо. В конце концов он кивнул Конану. Два копья взлетели в воздух одновременно и устремились к единой цели.

Один дротик ударил лося в бок и застрял там, другой, чуть-чуть не долетев, упал в кусты. Когда лось с опозданием кинулся бежать, еще одно копье — копье Джада — догнало его и хоть И хоть и не вонзилось, но слегка подранило.

Пока молодой охотник громко радовался своей ловкости, Конан с Аклаком подошли к дротику, не достигшему цели. Аклак поднял его и тут же повернулся к Конану.

— Это мой, — серьезно проговорил он. — Твой бросок, брат, был точнее.

— Только потому, что ты так хорошо меня, брат, — отозвался Конан. Он подобрал копье Джада и, осмотрев наконечник, бросил копье молодому охотнику, затем вынул из-за пояса топор. — Придется мне теперь обходится вот этим. — Он засунул на его место пока бесполезную палку-бросатель.

Все трое быстрыми пружинистыми шагами двинулись по следам лося. Теперь их не труди было находить — капли крови отмечали его неверный путь. Судя по всему, копье Конана причиняло зверю сильные страдания, и киммериец спешил вперед, как всегда желая поскорее прекратить его муки.

— Кэйя! Кэйя! Кэйя! — покрикивали охотники, пугая лося и в то же время давая знать своим товарищам, что они гонятся за раненым зверем.

Конан вырвался вперед. Аклак окликнул его:

— Конан, когда догоним сохатого, не кидайся на него сразу, сначала дай мне бросить копье!

Вскоре они выбрались из зарослей и на голом склоне увидели лося, который, торопясь и оступаясь, прыгал по камням. В боку у него по-прежнему торчал дротик. Вид зверя был жалкий, казалось, он вот-вот рухнет без сил. Однако не успели атупаны приблизиться к нему на расстояние, достаточное для надежного броска (и Аклак, и Джад боялись лишиться наконечников копий, если промажут и попадут в камень), как лось скрылся за кромкой гребня.

Когда же охотники, держа оружие наготове, тоже выскочили на вершину, они никого там не увидели. Обзор во все стороны был прекрасный, лось не мог никуда спрятаться, а если бы он побежал дальше, его невозможно было бы не заметить, и все-таки он исчез, словно сквозь землю провалился. От него не осталось ничего, кроме лужицы крови.

— Видел я уже такое, — мрачно заметил Конан, не переставая оглядываться по сторонам.

— Охота окончена, ничего не поделаешь. — Аклак понуро опустил дротик. — Значит, не судьба нам убить этого лося.

— Да, — огорченно проговорил молодой охотник, — если этого желают великие духи…

— Духи духами, только я не собираюсь терять свое копье, — раздраженно заявил Конан. Он подошел к краю гребня, где на камнях виднелась одна-единственная капля крови, и посмотрел вниз. — Оставайтесь здесь, а я спущусь туда.

— Ну уж нет, речной человек! — воскликнула молодая охотница и встала рядом с Конаном. — Я пойду с тобой и помогу тебе вернуть твое копье и нашего лося. Пусть даже его украл сам Великий Барсук!

— И я! Я тоже пойду с вами! — сразу заторопился Джад. — Я пробежал сегодня слишком много, чтобы поворачивать несолоно хлебавши обратно. Ну, а ты, Аклак? Боишься, что опять промажешь?

Некоторое время Аклак хмуро размышлял и вдруг решился:

— Я тоже пойду. Пора уже решить эту загадку.

Конан первым двинулся вдоль гребня и через два десятка шагов остановился на крутом обрыве. Только отсюда можно было осмотреть невидимый раньше участок склона. Ужасающее зрелище предстало его глазам.

Исполинская желтовато-серебристая рысь (больше всего это фантастическое существо походило на рысь, и потому Конан именно так назвал ее в уме) терзала тушу злополучного лося, придерживая его гигантскими лапами. В это трудно было поверить, но она казалась намного крупнее своей жертвы. Круглая кошачья голова с острой мордой, запачканной кровью, кисточки на ушах, гибкий, сердито подрагивающий хвост — все было таких чудовищных размеров, что не могло привидеться и в страшном сне. Но всего ужаснее выглядели ее зубы — длинные и острые, как кривые заморийские сабли.

Когда, потрясенный, киммериец замер у обрыва, исполинская кошка едва глянула на него. Лишь шерсть на загривке приподнялась да хвост метнулся из стороны в сторону. Судя по всему, люди не особенно интересовали ее — слишком мелкая добыча, такой не наешься, и невелика угроза, да и какая угроза может исходить от этих ничтожных двуногих?

Теперь, когда Конан воочию увидел врага, он не знал, что делать. Его оцепенение длилось бесконечно долго, так ему, во всяком случае, представлялось, время словно остановило свой бег, а варвар не в силах был сдвинуться и отвести взгляд от страшного хищника. К чувствам его вернул свист дротика, направленного твердой рукой. Это был идеальный бросок, копье неминуемо должно было вонзиться прямо в сердце, если бы рысь не отбросила копье лапой еще в полете.

Перехватив поудобнее топор, киммериец обернулся. Аклак безучастно смотрел на свой дротик, превратившийся в щепки от удара о валун. В глазах названого брата Конан прочел какую-то странную обреченность. Три молодых охотника, уже готовых издать торжествующий вопль, замерли, молча сжимая в руках копья.

Мгновение спустя рысь оставила окровавленную тушу лося и в несколько прыжков очутилась среди атупанов.

Конан попытался раскроить ей голову, вложив в удар всю свою могучую силу, но из-за дьявольской быстроты проклятой твари оружие лишь скользнуло по шерсти, зато Конана так отбросило в сторону, что он едва не потерял сознание, стукнувшись головой о камень

Поднимаясь на ноги, Конан увидел, что рысь, вместо того чтобы сразу вцепиться в своих врагов когтями и зубами, как сделала бы на ее месте любая другая, подбирается к ним как-то бочком, пожалуй, даже медленно, не торопясь. Ее первая жертва — смелая молодая охотница — даже не успела метнуть дротик: один мощный взмах лапы и окровавленное тело девушки, пролетев в воздухе с десяток футов, рухнуло на камни со сломанной шеей.

Следующим оказался Джад. Издав воинственный клич, он направил копье в шею зверя, но невероятно гибкая рысь с легкостью увернулась и, как показалось Конану со стороны, несильно боднула Джада головой. Дико закричав, он выронил дротик, упал на колени и согнулся, зажимая руками распоротый клыками живот, из которого вываливались кишки.

Через секунду и другого молодого охотника постигла та же участь. Он тоже не успел пустить в ход оружие. Острые зубы располосовали беднягу почище длинного клинка, который в ходу у гирканских всадников. Молодой охотник не издал ни звука, должно быть, клыки гигантской кошки достали до самого сердца.

Едва придя в себя после падения, Конан нанес сокрушительный удар по задней лапе хищника, которая была к нему в этот момент ближе всего, но топор срикошетил и отскочил, однако он, по-видимому, причинил рыси боль, потому что она с маху хлестнула хвостом, задев им Конана. Киммериец потерял равновесие и отступил на несколько шагов что, очевидно, спасло его от смерти: острые, как ножи, когти задели гриву его волос, голова Конана резко дернулась, по плечам потекла кровь. Он не понял — своя или чужая.

В этот момент животный вой Джада оборвался. Аклак исполнил свой долг и прекратил агонию ударом топора — каждый атупанский охотник давал в этом клятву. Потом он обернулся и приготовился встретить зверя. На этот раз рысь не медлила ни секунды, она бросилась прямо на Аклака. Toт успел ранить исполинскую тварь в ухо, но уже в следующий миг рысь широко разинула пасть и попросту откусила охотнику голову.

Полуослепшему от крови Конану даже не пришло в голову, что он может спастись бегством. Слова "жизнь" и "смерть" потеряли для него всякое значение. Он хотел лишь одного, — перед тем как погибнет сам, возможно сильнее ранить ненавистную убийцу своих друзей и названого брата.

Конан поднял топор, но рысь уже повернула к нему оскаленную морду, запачканную кровью. Ее глаза были так ужасны, что киммерийцу показалось, что она может убить его одним взглядом. Горячее дыхание хищника опалило ему лицо… Топор Конана вонзился прямо в надвигающуюся на него разинутую пасть и застрял там, не давая зверю сомкнуть челюсти. Гигантская кошка попыталась вытащить лапой причиняющий ей нестерпимую боль предмет, но топор плотно засел между ее передними клыками и у нее ничего не получилось. Тогда она попробова-лa вытолкнуть его языком, но сперва тоже ничего не выходило.

Тем временем Конан увидел свой дротик, который, по-видимому, в какой-то момент вывалился из туши лося. Древко было скользким от крови, но варвар крепко сжал его в руках и выставил перед собой, упершись тупым концом в камень. Позади него был огромный валун, и он не смог бы убежать, даже бы и захотел.

Наконец рыси удалось выпихнуть из пасти топор, и она обрушилась на Конана всем своим весом. Продолжая сжимать древко, киммериец пригнулся, и рысь со всего размаха напоролась на его копье. Страшные когти вонзились в Конана, и он почувствовал, что умирает.

* * *

К тому времени, когда Конан пришел в себя и выбрался из-под уже начавшей остывать рыси, солнце стояло совсем низко. Он посмотрел на свое копье и понял, что оно, должно быть, пронзило сердце гигантской кошки — и она испустила дух почти мгновенно. Ничем иным нельзя было объяснить того, что он до сих пор жив и даже способен передвигаться.

Конан не стал задерживаться на месте трагедии, подходить к погибшим друзьям, отгонять хищников, желавших полакомиться мертвечиной, или считать собственные раны, он сразу заторопился в сторону стойбища. В том, что он единственный из всех уцелел, была какая-то несправедливость. Ведь не кто иной, как он, явился причиной несчастья, он не послушался Аклака, который был на охоте главным и повел других за собой. Как теперь он скажет Сонге, что из-за него погиб ее любимый брат и остальные охотники?

Дорога назад была трудна. Конан шел, не останавливаясь и не давая себе даже минутной передышки: он боялся, что если присядет, то уже не сможет подняться. Ночь застала его еще в малознакомых местах, и, пока не взошла луна, он несколько раз сбивался с пути. Окружающий его черный лес вполне соответствовал его страшным черным мыслям, однако то, что он застал в стойбище, оказалось еще страшнее.

Когда Конан вышел на луг, он не увидел горящих во тьме костров, хотя до него доносился запах дыма, паленой шерсти или шкуры. Некоторые шатры все еще курились, и по озеру расстилалась белая полоса то ли дыма, то ли тумана. Подойдя поближе, Конан увидел, что площадка у костра и земля между шатрами усеяны трупами атупанов.

Их всех убили стрелами, Конан понял это сразу, а раненых прирезали кинжалами и мечами. Конан поднял сломанную стрелу — отличной работы стрела со стальным наконечником, — именно такие входили в вооружение бритунийских воинов.

Конан обошел стойбище. Погибли все или почти все. Их либо окружили, либо каким-то образом обманули. Вот лежит мать Сонги, сжимая в руках дубинку. Вот хромой Глубал, рядом с ним его охотничье копье. Три десятка мужчин, женщин, детей. Все его племя. Атупаны сражались храбро, во всяком случае, пытались сопротивляться… Но что они могли противопоставить опытным воинам? И как ни странно, ни одного мертвого из нападавших.

И никаких следов Сонги.

Как ему ни хотелось немедленно броситься на поиски бандитов, пришлось дожидаться утра. Конан вернулся в лес и провел там остаток ночи без сна, окруженный призраками погибших друзей.

С рассветом Сонга не вернулась, и никто не откликнулся на его зов — у Конана была слабая надежда, что кто-нибудь все-таки успел убежать и спрятаться в лесу. Внимательно осмотрев поле сражения, а вернее сказать, кровавой бойни, Конан обнаружил еще одну странность: из стойбища ничего не пропало, кроме старинных амулетов, знака доблести охотников племени, тех амулетов, что они выбрали себе когда-то, доказав сначала свою силу и ловкость, пробравшись на древнюю башню.

Что ж, если все племя вырезано из-за дюжины бесполезных побрякушек, тогда ему ясно, где искать Сонгу.

Даже, если бы Конан не догадался, куда двинулся отряд бандитов, он все равно без труда смог бы найти их. Такая большая группа людей, тем более людей из цивилизованного мира, не могла не оставить множества следов. И следы эти показались отвратительными. Прежде всего, бритунийцы — если это действительно были бритунийцы — не умели даже правильно ходить. Шаги их были тяжелыми и неровными, походка развалиста. Они бездумно ломали ветки, сшибали мечами головки цветов. Следы рассказали Конану, что эти люди бессердечны, черствы и жестоки. Но еще хуже их запах — мерзкий запах цивилизации, который они принесли с собой.

Перед тем как отправиться в погоню, Конан быстро смыл с себя в озере свою и чужую кровь, а затем так же быстро и уверенно нанес разноцветной глиной на лицо и грудь раскраску, означающую "большую охоту". Он разыскал топор Сонги и тяжелое короткое копье, которое бросают просто рукой. Больше он ничего в стойбище трогать не стал, пусть все остается как есть и послужит предупреждением другим племенам.

Следы бандитов вели на северо-запад, туда, где атупаны охотились в летние месяцы. Убийцы двигались скорым шагом, почти без остановок видимому, они опасались мести случайно избежавших смерти охотников племени, а можем мести охотников из других племен. По всей видимости, у бандитов был предводитель и они преследовали вполне определенную цель, не отвлекаясь ни на что. Они даже ели на ходу сушеные фиги и овсяные лепешки — Конан постоянно находил брошенные огрызки и крошки, которые они роняли. Еще они пробовали охотиться, но без особого успеха, если судить но по количеству костей, которые остались у их вечернего костра.

Пересекая реку, Конан нашел на глинистом берегу то, что показалось ему дороже всех сокровищ мира, — ясный и отчетливый след узкой ступни Сонги. Значит, она жива и ее используют как проводника к старой башне.

После того как Конан убедился, что правильно разгадал замысел бандитов, он удвоил скорость где только можно сокращая путь и останавливаясь лишь на миг на вершинах холмов, чтобы оглядеть окрестности и сориентироваться. Он не охотился и, позабыв о своих ранах, старался нагнать упущенное время. В этом ему помогало то, что Сонга выбирала, напротив, самый длинный путь, а иногда намеренно сбивалась с дороги.

Однако их командира было трудно обмануть, вероятно, он не спускал с Сонги глаз и сразу замечал все ее хитрости. И все же она старалась как могла замедлить продвижение отряда. Конечно же Сонга знала, что Конан, Аклак и другие охотники бросятся в погоню за убийцами. И опять Конан проклял злосчастную судьбу и свою глупость, которая привела к гибели названого брата и других атупанов.

Но если бы ему удалось отбить свою подругу у бандитов, то они могли бы бежать к другим племенам, среди которых у Сонги было много друзей, а потом организовать налет на бандитов. Ни один из них не вернулся бы домой… А Конан мог бы снова начать жить с Сонгой в одном из племен.

Однако сначала следовало догнать бандитов. Их предводитель не давал им передышки и гнал вперед с максимальной скоростью. Некоторые уже заметно хромали, когда Конан наконец настиг их, и случилось это уже у башни — цели их пути. Наступали сумерки, но подобраться близко было нелегко: сухие листья шуршали под ногами, выдавая его.

Возле башни не было никого, кроме двух караульных, поставленных по обе стороны входа. Все остальные находились, по-видимому, внутри. Караульные выглядели как обычные бродяги, таких было много в приграничных областях. На обоих были дурно сшитые кожаные штаны и куртки. На одном красовалась меховая шапка, зато ноги были обуты в полуразвалившиеся городские башмаки. Конан часто видел его следы и еще раньше подумал, что ходок он неважный. Башмаки у другого казались чуть покрепче, а одет он был в облезлую безрукавку, из которой мех лез клочьями. Конан не раз замечал их по пути.

Караульные стояли неподвижно, опершись на секиры, и время от времени переговаривались па простонародном бритунийском наречии. По виду бандитов Конан понял, что им почему-то не по себе. Когда киммериец подполз ближе, он догадался почему: прямо перед ними на земле лежали три трупа.

У двух одетых как бродяги были раскроены головы, из третьего торчало несколько стрел… Это была Сонга.

— Дьяволица, истинная дьяволица, — сказал караульный в меховой шапке. — Всю-то дорогу притворялась тихой, спокойной… А на самом деле вон что замышляла. Хитра, ничего не скажешь. — Ему явно хотелось поговорить. — А Долфас никому к ней притронуться не позволял.

— Для себя берёг, — буркнул другой караульный.

Первый пожал плечами:

— Оно, может, и так. — Он замолчал, но ненадолго. — Ты только подумай, пришли мы сюда, понятное дело, ребята захотели с ней поразвлечься, и ну вроде как отпраздновать, что наконец пришли, так она хватает топор и раз — одного по башке, раз — другого! Никогда не видел, чтобы женщина впадала в такую ярость. — Он изумленно покачал головой. — Да она могла бы всех нас порубить, если бы не наши луки!

— А я считаю, это чистое позорище, проворчал бандит в безрукавке. — Не могли справиться с девкой — это же курам на смех! Зря ее убили. Надо было попробовать связать ее.

— Да мне тоже жалко, что убили, — проговорил первый караульный, после некоторого размышления. — Но ты же сам видел, какая зверюга, бр-р-р, даже вспомнить страшно! — Он опасливо глянул в сторону трупов.

— Эй, там! Что за разговоры на посту? — Из полуобвалившегося входа высунулась голова, и оба караульных подскочили от неожиданности.

— Нет, нет, капитан Долфас, мы не разговариваем, так, перекинулись двумя словами, и все.

— Смотрите у меня, — строго произнес Долфас. — Ну а в лесу что? За лесом-то вы следите, как я вам велел? — Взгляд капитана уперся в Конана, он не видел его в наступившей темноте.

— Следим, капитан, конечно, следим. Тихо все. Да у нас мышь мимо не пробежит. А скажите, капитан, скоро ли ужин?

— Скоро. Котелок уже на огне. — Долфас вышел наружу и, пройдя несколько шагов, обернулся и посмотрел на караульных. — Ночь мы проведем здесь, так что торопиться особенно некуда, тем более что драгоценности уже сложены в мешки. Утром тронемся в обратный путь.

— Хорошо, капитан.

Долфас прошел вперед, даже не взглянув на трупы, и, зайдя за кусты, принялся расстегивать пояс. Топор Конана несильно ударил его в висок, и капитан повалился без чувств. Несмотря на то что Конан успел подхватить его, сухие листья зашелестели, когда он клал тело Долфаса на землю.

— Эй, капитан, что случилось?

— С вами все в порядке, капитан Долфас? — всполошились караульные, но, когда из кустов вышел Конан, они приняли его в темноте за Долфаса. Одного бандита Конан пронзил копьем в горло, другому разрубил черен вместе с его меховой шапкой.

— Долфас, ты скоро? — позвал кто-то из башни. — Иди сюда! Твоя очередь бросать кости! — Ну где ты там запропастился?

Конан молча поднял секиру, но из проема никто не вышел, и он прислонился к стене, разглядим оружие. Отличная секира, наточена совсем недавно. С ней он может стоять здесь у входа и убивать бандитов одного за другим, пока они не догадаются взобраться на верх башни и скинуть ему на голову камень потяжелее.

Конан ощупал длинный плоский камень, который не давал входу в башню обвалиться окончательно. Ему показалось, что камень слегка шевелится. Конан уперся острым концом секиры в наиболее изъеденный временем и непогодой край и надавил. Камень скрипнув, чуть сдвинулся с места. Конан навалился еще сильнее. Полдюйма, дюйм… Камень двигался!

— Капитан! Ну сколько можно тебя ждать?! — В проеме показалась чья-то фигура, и Конан нажал изо всех сил…

Бандит даже не успел вскрикнуть: громадный камень ударил его прямо в голову. Следом начали осыпаться и другие камни. Грохот все увеличивался.

Конан быстро подхватил свое оружие и стремглав бросился в лес. Он успел как раз вовремя. Через несколько мгновений — и башня погребла бы и его в своих развалинах. За шумом падающих камней криков почти не было слышно. Впрочем, когда грохот прекратился, никто уже не кричал.

* * *

Позже, когда взошла луна, она осветила гигантскую груду камней и поваленные деревья. Boкруг было засыпано мелкой белой пылью. Глухая первозданная тишина леса нарушалась лишь чьими-то слабыми стонами.

— Капитан Долфас. — Над человеком, придавленным стволом дерева, склонилась чья-то тень.

— Кто… кто ты? — хрипло спросил раненый, и его рука непроизвольно скользнула к пустому поясу.

— Нет, это я спрашиваю тебя, кто ты? — Полуобнаженный мускулистый человек опустился на колени рядом с капитаном.

— Ты говоришь по-бритунийски! Ты не дикарь! Почему ты так раскрашен?

— Отвечай на вопросы. Почему ты здесь? Кто тебя отправил сюда и зачем?

— Никто меня не отправлял. Я обыкновенный искатель приключений, путешествую по диким местам. А где мои друзья? Они живы?

— Xватит лгать! — К горлу беспомощно распростертого Долфаса прикоснулось острие копья. — Что ты здесь делаешь? Говори!

— Ну ладно, убери копье, я скажу. — Капитан слабо махнул рукой куда-то назад. — Знаешь ли ты, что в тех руинах находятся несметные сокровища. Вытащи меня из-под дерева, и я покажу тебе, где они.

— Говоришь, сокровища? — Схватив Долфаса за руку, Конан повернул ее к лунному свету. — Какие сокровища? Такие, как это? — Он ткнул пальцем в золотое кольцо. Наклонившись пониже, вгляделся в него. С внешней стороны оно казалось совсем обыкновенным, но со стороны ладони на нем был выгравирован грифон. — Ах вот оно что! Кольцо-печатка с символом королевской власти. Это становится интересно. — Конан грубо сорвал кольцо с руки Долфаса. Тот вскрикнул от боли. — Перестань кричать, Долфас, сейчас ты ответишь на мои вопросы.