— Слушай, — спросил маленький Лисенок у мудрого Лиса. — А что такое счастье?
— Счастье… Дай-ка подумать, — Лис прищурил хитрые глазищи и повернулся левым боком так, чтобы яркое весеннее солнышко хорошенько прогрело старые кости. — Счастье, это когда хорошо…
— Знаю! Знаю! — Лисенок нетерпеливо перебил старшего и запрыгал на месте, возбуждение, овладевшее им, было слишком велико, чтобы помнить о вежливости. — Но так все говорят… — рыжий проказник расстроено фыркнул.
— Если бы у молодежи была хоть капля уважения к возрасту, то она, безусловно, дослушала бы меня до конца, — с легкой ехидцей произнес Лис, заставив Лисенка смутиться. — Так вот. Счастье, это когда хорошо… даже если тебе плохо.
— Но разве так бывает?
— Бывает. В нашем, таком большом, мире бывает всякое…
Отис задумчиво смотрел в даль. Не о чем-то определенном, мысль скользила, переходя от одного объекта, к другому. Благо, открывавшийся с балкона великолепный вид, давал много поводов для размышлений… Вот вороны, важно расхаживающие по крыше близлежащего дома, как им хорошо там, никто не потревожит, даже сам Отис может лишь наблюдать и не более того… Вот восходящее солнце подкрашивает небо, укутанное смогом, в яркие тона, а ведь красиво, если бы не загрязненный воздух, все было бы куда прозаичней… Вот двор, стандартный квадрат, окруженный прямоугольниками жилых домов, там и сям зеленые пятна деревьев, тротуар и маленькие фигурки людей… Игрушечный город, игрушечный мир… Так забавно…
Налетевший ветерок, прошелестев листьями, взобрался на одиннадцатый этаж и шаловливо потрепал короткие волосы Отиса…
Приглушенный звук — то ли свист, то ли шипение (хотя… скорее сипение) — наконец прервал задумчиво-созерцательное состояние юноши. Чайник, поставленный некоторое время назад, уже закипел и, благо он был электрическим, самостоятельно выключился. Время утреннего чая. Отис улыбнулся и прошествовал на кухню, прикрыв балконную дверь. Налил в чашку кипяток, добавил заварки и, обхватив керамическую посудину ладонями, некоторое время вдыхал аромат напитка. Так тихо, так спокойно, так хорошо… Не нужно думать о том, что будет завтра, беспокоиться, строить планы. Есть только здесь и сейчас, эти несколько дней. И неважно — что было до, неважно, что будет после… Наверное, это и называется счастьем, удивительная безмятежность и умиротворенность. Радость, доставляемая совсем простыми вещами, чашкой горячего чая — Отис отпил чуть-чуть, смакуя любимый напиток — или пейзаж за окном, такой волшебный в своей простоте.
И самое главное — чувство, заставляющее душу петь, придающее телу необыкновенную легкость, так что кажется, одно небольшое усилие и взлетишь как ангел… Любовь.
Отис бросил взгляд на часы — уже девять — допил чай, задумчиво разглядывая чашку. Приятное тепло разлилось по телу… А солнышко еще спит, подумал он и, подхваченный внезапным порывом, на цыпочках прошел в комнату, где, уютно устроившись на большой кровати, с одеялом, натянутым почти до шеи, сладко посапывала девушка. Русые волосы разметались по подушке, умиротворенное лицо спящей казалось Отису самым прекрасным во всем мире… Он осторожно пристроился на краешек стула, что стоял рядом с кроватью, и, стараясь не потревожить любимую даже звуком дыхания, с необыкновенной нежностью взглянул на самые родные черты лица: нос, губы, все казалось верхом совершенства… Совершенства, от которого невозможно оторвать глаза…
Я и ты… И больше ничего во всей вселенной…
— Я сплю… — сонные глаза девушки приоткрылись. — И вижу самый прекрасный сон…
— Доброе утро, моя маленькая Совенка, — ласково прошептал Отис, присаживаясь на краешек кровати, кончики пальцев легонько коснулись бесконечно милого лица.
— Доброе утро, мой мудрый Сов… — она слабо улыбнулась, наслаждаясь прикосновениями. — Так приятно… Помнишь, моя мечта… Когда ты спросил, что бы мне больше всего хотелось… Я ответила — проснуться и, открыв глаза, увидеть твое лицо…
— Я помню… — он наклонился и мягко коснулся губ девушки своими губами. Даже не поцелуй… нечто большее, проявление искренней нежности…
— Я люблю твои губы… Твои руки… — голос девушки был тих, как шелест теплого летнего дождика.
Она протянула руки, высвобожденные из-под одеяла, к Отису, а он, поняв, чего хочет любимая, наклонился, позволяя ей обнять себя. Губы слились в страстном поцелуе… не таком, как первый… Но по-прежнему бесконечно нежном…
Через час они пили на кухне чай с горячими бутербродами.
— Ммм! Вкусно, — девушка откусила небольшой кусочек хлеба с сыром и стала сосредоточенно пережевывать. — Обожаю такой завтрак.
— Да… мне тоже понравилось, — Отис не сводил глаз с любимой. Та заметила его взгляд и несколько смутилась. Нет-нет, это, безусловно было очень приятно, как прикосновение солнечного лучика, но… немного непривычно. Пока.
— У тебя… у тебя такие добрые глаза… и такие нежные… как бархат…
— Правда? — теперь смутился Отис, обычно совсем не избалованный комплиментами… Отис, который сейчас словно добрался до источника с живительной водой…
— Правда… — сказала девушка и внезапно опустила глаза, заставив юношу ощутить укольчик беспокойства.
— Совенка, почему ты вдруг загрустила? Что-то случилось?
— Подожди… Я сейчас вернусь…
Совенка отвела глаза и стремительно выскользнула из комнаты, лишь слышно как босые ноги касаются пола. Через минуту она вернулась, держа в руках смутно знакомый предмет, похожий на книгу с темной обложкой.
— Это мой дневник… — ответила девушка на невысказанный вслух вопрос Отиса. — Прочитай последнюю запись…
Отис открыл нужную страницу, при этом вид у него был весьма озадаченный и непонимающий, глаза быстро забегали по строчкам. И сразу же все его хорошее настроение стало растворяться, сползать, как обожженная кожа человека, слишком много загоравшего на солнце, обнажая боль. Это было зримо, более того, меняющееся настроение словно пропитало собою весь воздух, так что девушка тихонько сидела, испуганно наблюдая за Отисом. Она могла лишь гадать, как отреагирует юноша на то, что было написано в дневнике…
«Он меня любит, а я его — нет.»
Сердце замерло, окружающие краски поблекли, все вдруг стало таким бессмысленным… Ненужные мысли хаотически вспыхивали и тут же тонули в океане боли, так ничем и не завершившись. Больно, очень больно… А потом Отис стал плакать — беззвучно, от чего было еще страшнее…
— Почему? — спокойный голос. Противоестественно спокойный.
— Я… Я не знаю… Не понимаю… — девушка порывисто встала и, нежно обняв Отиса, устроилась у него на коленях. — Возможно, я просто боюсь… Мне нужно разобраться… в себе…
— Я знаю, тебе больно… — она сцеловывала слезы, катящиеся по лицу юноши. — Соленые…
— Это я все виновата… Мне просто нужно подумать… Просто подумать… — Отис прижимал к себе любимую, самую родную и близкую… но ничего не понимал. Боль стихала и уползала в укромный уголок души, чтобы при удобном случае выбраться обратно, нервное напряжение постепенно сменялось усталостью, мокрые дорожки на щеках высохли. Он ничего не понимал, но хотел верить. Очень хотел.
— Хорошо… Я подожду… Все будет хорошо… — Отис крепко-крепко обнял свою маленькую Совенку…
Сильный ветер дул со стороны залива, хватая людей за одежду, растрепывая длинные волосы и заставляя покрепче укутаться тех, кто пришел сюда в надежде на теплую погоду. Иногда он доносил капли воды. Соленые.
— Красиво… — Отис стоял, одной рукой держась за бордюр, а другой обнимая девушку. — Я и не знал… Такое стоит увидеть хотя бы раз…
— Стоит… Потому я и люблю эти места… — она теснее прижалась к юноше. — Ты такой теплый… Как печечка.
Они весело рассмеялись.
— Твоя печечка… — Отис нежно поцеловал ушко и тихонько прошептал. — Я тебя люблю…
То, что произошло утром, уже стало забываться… Мир вновь засиял радостными красками…
Ненадолго.
— А я начал писать новый стих…
— Правда? Покажешь?
— Конечно, — Отис улыбнулся уголками губ. — Только я пока одну строфу написал…
— Ну и ладно!
— Хорошо… — юноша прикрыл веки, вспоминая и, кашлянув, начал декламировать.
— Красиво… Мне очень понравилось… У тебя получается все лучше и лучше…
— Спасибо…
Девушка с легким беспокойством взглянула на Отиса.
— Твои глаза… они такие грустные…
— Да… просто мне все еще больно…
— Прости…
Темное небо, редкие искорки звезд, ветер, утихший почти до штиля… Так спокойно, так хорошо… Так больно… Отис осторожно провел кончиками пальцев по длинным волосам своей любимой, голова которой удобно устроилась на его коленях. Нежно прикоснулся к лицу, любуясь самыми прекрасными в мире чертами… А потом чуть наклонился, и губы встретились в поцелуе… Пусть впереди неизвестность, пусть уже сейчас временами накатывает беспредельная тоска… Ему хорошо, здесь и сейчас…
Так хорошо… И так больно…
— А мне сегодня один кошмар приснился…
— Кошмар?
— Да… Тебе он может показаться нелепым, но…
— Не мнись. Рассказывай…
— Короче говоря… мне приснилось, что ты меня разлюбила…
— …
— Да…
— И?..
— И я проснулся…
— А что конкретно там было, какая ситуация?
— Не помню… Помню только факт… И еще… После этого я сошел с ума… Во сне…
— Но это же только сон…
— Да… Это только сон…
Мужчина лет двадцати пяти спокойно смотрел на него, изогнув губы в приветливой улыбке.
— Рад познакомиться, Отис, сестра много рассказывала о вас.
— А вы, наверное, Джо Киос?
— Верно. Только… Давайте лучше на «ты», и еще — обычно меня зовут несколько иначе, по прозвищу.
— Прозвище?
— Ага. Среди своих друзей я известен как Джо Блэк.
— Блэк? — Отис повнимательнее присмотрелся к собеседнику, одетому даже в такой жаркий день во все черное. Да уж… подобное именование выглядело вполне оправданным. — А вы… ты уже приглашен на свадьбу?
— Да, сестренка просто хотела познакомить нас.
— Ясно… Что ж, приятно было с тобой поболтать, но мне пора. До встречи!
— Ага. Передавай ей привет.
— Обязательно!
Отис уже хотел повернуться, но что-то заставило его еще на секунду задержать взгляд на лице Блэка. И этих мгновений хватило, чтобы, наконец, понять, почему вполне заурядное лицо казалось ему настолько странным. Все просто — Джо Блэк был почти полной копией Отиса Кайве, только несколько старше. И старее.
— Удачи, Отис, береги себя, — Блэк, пристально глядя на вздрогнувшего юношу, вдруг весело рассмеялся. — Не нервничай только так, все будет хорошо.
Он заговорщицки подмигнул, но этот жест, в свете неведомо откуда взявшихся и заслонивших солнце туч, а так же более чем мрачной фигуры самого Блека, показался скорее предостережением…
Тучи, сдаваясь под напором солнечных лучей, скоро растворились без следа, явив дневное светило во всей красе. Тучи исчезли, будто их и не было никогда…
— Ты виделся с ним?
— Да.
— И как он тебе?
— Ничего. А вообще… он странный.
— Да уж… Но он хороший человек, правда.
— Не знаю… Мы перекинулись парой слов, этого недостаточно, чтобы сложилось какое-то определенное впечатление… Да что мы все о нем, разве больше нет тем для разговора? Ведь завтра особенный день…
— Да… Я немного нервничаю… Все-таки такой важный шаг… Для нас… А ты?
— Я тоже… Скорее бы пролетели оставшиеся часы…
— Скорее? — девушка лукаво взглянула на Отиса. — Поцелуй меня…
Ее глаза широко распахнулись, и юноша растворился в блеске тысяч драгоценных камней…
— Не так быстро… — знакомое лицо показалось из-за спины девушки, сильные ладони легли ей на плечи и крепко стиснули.
— Ты… — Джо Блэк (а это был он) сейчас выглядел полной копией Отиса.
— Я, — Блэк чуть склонил голову. — Ты, кажется, хотел что-то сделать, не так ли?
— Сделать? — Отис мучительно соображал, мысли двигались, словно сонные мухи в густом киселе. Ровно до тех пор, пока он не бросил случайный взгляд вниз, на свои руки, поняв, что сжимает ими что-то твердое. Пистолет.
— Что… что… — холодок пробежал по спине, все мышцы одеревенели, Отис лишился даже способности думать, лишь смотрел, как поднимается рука, держащая смертельно опасное оружие.
— Ну! Давай же! — Джо Блэк подбадривал юношу, но в его голосе не было ни насмешки, ни раздражения. Лишь неумолимый ритм там-тама…
— Да! Выше! Еще чуть-чуть! — черное дуло пистолета остановилось аккурат напротив глаз девушки. Та даже не шевельнулась, лишь еще шире распахнула веки… — Стреляй!
Невообразимо долгое мгновение Отис был абсолютно неподвижен, внутренняя борьба с чужой волей и своими все сильнее погружающимися в пучину хаоса мыслями была настолько напряженной, что сведенные судорогой мышцы пронзила резкая боль. А затем словно оборвались ниточки, поддерживающие его, и Отис, чьи плечи вдруг поникли, нажал на курок…
— Еще! Еще! — голос Джо Блэка стал почти умоляющим. — Стреляй!
Дуло дернулось в сторону и Отис, с полубезумной улыбкой застывшей на губах, еще раз спустил курок. И еще, и еще раз. В ненавистное лицо. Свое лицо…
— Отис, что случилось? Что с тобой? Отис! — веки юноши неохотно приоткрылись, жуткое наваждение с явной неохотой отпускало своего пленника. — Ты смотрел на меня и внезапно замер, как вкопанный, а потом упал…
Девушка обеспокоено склонилась над ним, удивительные глаза, цвет которых нельзя было понять, потому что они были сложены из множества разноцветных осколков, испуганно глядели на Отиса. Она испугалась за него…
— Все в порядке… — ничего не в порядке… но это его дело, и только его. Совенке и так хватит своих переживаний… Юноша заставил губы изобразить что-то напоминающее улыбку. Стоило это немалых усилий, ведь перед глазами по-прежнему стояло окровавленное лицо Блэка. Блэка, который улыбался, не обращая внимания на красные струйки, стекавшие из уголков губ… А в ушах звенел безумный смех двойника… — Просто голова закружилась…
— Да? Точно? — она с облегчением вздохнула и, улыбнувшись Отису, нежно коснулась губами кончика его носа. — Тогда ладно… Наверное, нам просто нужно немного отдохнуть…
— Ты права… — юноша улыбнулся в ответ, на этот раз более искренне…
— Сегодня хорошая погода…
— Да… Как я и хотела, чтобы была в день нашей свадьбы…
— Как по заказу… Солнышко, а что за человек этот Джо Блэк?
— Джо Блэк?
— Ну да, который Джо Киос?
— Хм… Первый раз слышу это имя… Но… почему ты спрашиваешь?
— Нет… ничего… просто со всеми этими волнениями мне в голову разные глупости лезут… Все в порядке.
— Хм… Ну, хорошо… — тут девушка спохватилась. — Отис, давай поспешим, а то мы совсем разговорились и забыли о церемонии — плетемся как черепахи. Нас ведь ждут.
— И правда. Батюшка вон весь вспотел — немудрено, на такой жаре так разодет. — Отис был рад закончить неприятный разговор.
Девушка покрепче сжала руку юноши, и они ускорили шаг…
…Уставший от жары священник уже заканчивал, к своей радости, немудреный ритуал.
— …объявляю вас мужем и женой…
Тут Отис понял. Понял все — от начала и до самого конца. Знание было тяжело, придавливало к земле, заставляло душу кривиться в судорогах боли… И самое главное, от чего сердце остановилось, а дыхание замерло… Истина оказалась проста и поставила жирную точку в этой истории. Ведь… Ведь он уже был мертв — окончательно и бесповоротно — и физическая смерть осталась, как небольшая формальность, которую так легко уладить…
Слова священника оказались последним, что Отис услышал в своей жизни. Правда, услышал он немного другую фразу… Привычную и долгожданную.
«Что случилось? Почему они бегают? Почему эта девушка плачет? Ведь все хорошо… Мне хорошо… Так приятно… И день солнечный, спокойный… А они смешные… Что-то говорят… Я не слышу… Жаль… Интересно… Что со мной? Я лечу? Я лечу! Эти люди… они все меньше и меньше… Все, я их больше не вижу… Какой красивый вид открывается с высоты… И восхитительная легкость… Но что… что это? Приближается! Нет!.. Темнота… Кругом темнота… И тишина… Неееееееет!.. Нет…»
— Вот и все. Это… конец?
— Нет. Лишь начало…
— Ты не поможешь ему?
— Нет. Помочь ему может только он сам…
Падение… Бесконечное… Бессмысленное… Я ничего не чувствую… Ничего не вижу… И тишина… Темный мрак повсюду… Все черное, как смоль… И падение… Так долго… Неужели?…
Где же туннель? Где свет?