Тихий плеск волн был единственным звуком, доносившимся до чутких ушей Отиса Кайве. Он открыл глаза, закрыл, снова открыл. Ничего не изменилось — все та же почти гладкая поверхность воды до самого горизонта, покрытая легкой рябью от множества небольших волн. Яркое солнце на небосклоне слепило глаза, даже пришлось прикрывать их ладонью. И жарко, очень жарко.

Быстрое движение привлекло к себе взгляд, темная тень промелькнула у самой поверхности воды. «Дельфин!» — внезапно подумалось ему. И точно — гладкое тело, покрытое сверкающими капельками влаги, взметнулось в воздух, на миг словно замерло… и рухнуло обратно, подняв тучу брызг. Отис невольно залюбовался зрелищем, он всегда хотел увидеть нечто подобное своими глазами… Всегда хотел?

На только что улыбавшееся лицо набежала тень. Почему? Почему он хотел увидеть именно это? И еще… Почему его вообще посетили подобные мысли и вопросы? Странно… Отис попытался вспомнить… С трудом продравшись сквозь паутину обыденности, он вытащил на свет бережно хранимое долгие годы — свои детские воспоминания. Обрывочные, сшитые из почти неподходящих друг к другу кусков, словно лоскутное одеяло, зияющее обширными прорехами. Мало что можно вспомнить и увидеть, но и той малой толики достаточно, чтобы понять… Вытащить наружу одно, внимательно, не упуская ни единой детали, рассмотреть со всех сторон, бережно вернуть на место. То же самое проделать со следующим. И еще с одним, и еще…

Воспоминание было удивительно ярким. И добрым. Словно волна тепла затопила тело Отиса, и он очень отчетливо вновь ощутил свою детскую мечту. Мечту, обернувшуюся яростным стремлением, почти физической жаждой, огнем, горящим внутри. Огнем, горящим, но не обжигающим, напротив — дающим силы идти вперед, к несбыточному, к заветной мечте… Отис улыбнулся, легкая грусть заполнила сердце, все вопросы отпали сами собой. Он там, где хотел быть. Вот и весь секрет.

Мягкий песок осторожно обнимал босые ноги, на всем пляже не было заметно ни единого камушка — только роскошный ковер цвета солнца. Наслаждаясь ощущениями, Отис вдруг побежал, подпрыгивая то на одной, то на другой ноге, издавая при этом радостные крики и нисколько не стесняясь собственной наготы (да и что стесняться — ни одного человека окрест). В другое время он сам себя бы счел сумасшедшим и первым вызвал бы Службу Психоэмоциональной Реабилитации. В другое время, но не сейчас, когда его переполнял восторг… в эту минуту Отис Кайве был по-настоящему счастлив.

Обнаженный мужчина бежал вдоль берега, зоркие глаза сразу приметили небольшую скалу, которой обрывался пляж, и с которой, как можно было легко разглядеть даже издалека, очень удобно прыгать в спокойные морские воды. Нет, он не хотел тотчас испробовать пьянящую радость падения, лишь прикоснуться к камню, провести пальцами вдоль всех трещинок, весьма походящих на морщины. Да ведь он чертовски стар! Отис медленно приблизился к огромному булыжнику, с легким трепетом положил руки на шершавую и прохладную поверхность, такую истрепанную на вид, что невольно подумалось — а сколько тысячелетий ветер трудился над этим? Вот этот самый легкий приятный ветерок…

Погруженный в задумчиво-созерцательное состояние Отис не сразу обратил внимание на удивительную тишину, царящую вокруг него. Причем, отметил мужчина с легкой улыбкой, самым главным источником шума был… белый мужчина средних лет, приятной наружности, при этом совершенно голый и с дурацким видом стоящий рядом с поросшим мхом каменюкой. Представив эту картину со стороны, Отис сначала негромко захихикал, а потом расхохотался во весь голос, уж больно забавно все выглядело. Отсмеявшись, он окинул взглядом близлежащую растительность и слегка задумался. Людей на острове не было, в этом можно было не сомневаться. Но как же живность? Птицы, зверюшки всякие. Морские обитатели тут имелись, в чем Отис убедился совсем недавно, а что на суше? Ноги, тем временем, уже несли своего хозяина к скоплению пальм, на верхушках которых виднелось что-то странное.

Когда Отис, едва сдерживающий любопытство, приблизился, оказалось, что в ветвях нашла себе приют целая стайка попугаев, причем самых разных расцветок и размеров. Человек восхищенно рассматривал птиц, а те и не думали улетать, лишь посматривали на него, причем так, как смотрит многоопытный взрослый на маленького ребенка, который считает себя умнее всех. Но «ребенок» этого даже не заметил, любуясь шикарным ярко-зеленым попугаем, который был самым крупным в этой стае, и, несомненно, самым красивым. Вот только все пернатые хранили поистине царственное молчание и данный факт слегка расстроил Отиса, а может быть они вообще не могут издавать звуки? Был лишь один способ проверить эту догадку.

— Прииииивеееет, — протянул человек, коверкая звуки.

Умная птица моргнула, словно недоумевая, что ему надо? Затем, поняв, что этот двуногий так и не отстанет, все же ответила.

— Прииииивеееет, — проклекотал попугай, тщательно копируя слово, произнесенное человеком.

Обрадованный Отис расплылся в улыбке и, полностью проигнорировав явное раздражение в глазах птицы, продолжил свое на редкость глупое занятие — разговор с диким попугаем.

— Какая умная птица! Как тебя зовут? Не скажешь? А я скажу! — Отис вел себя как ребенок, дорвавшийся до банки с вареньем. — Меня зовут Отис. Скажи — Отис! Отис!

Попугай отвернулся, но сделал это совершенно зря, ибо явное небрежение со стороны птицы лишь раззадорила впавшего в детство человека.

— Ах ты так?! Ну ладно… Папка-дурак! Попка-дурак!

Попугай, слегка опешивший от подобной наглости, громко щелкнул клювом, прокаркал «Отис — дурррррак!» и, громко хлопая крыльями, скрылся в ветвях, оставив Отиса стоять с открытым ртом под пальмой… Радостное выражение сползло с лица, как старая кожа с ящерицы, обнажая почти детскую обиду и слезы, готовые хлынуть из глаз. И не одно лишь происшествие с попугаем было причиной тому, что счастливое успокоение в душе сменилось леденящей тревогой, превратившей райский уголок в глубоко враждебное место.

Отис внезапно понял, что он тут не один.

Словно кто-то насмешливо рассматривал его со стороны… Отису всюду мерещились чужие глаза, и даже твердая уверенность, опять же незнамо откуда взявшаяся, в том, что источник беспокойства расположен аккурат в центре острова, не спасала от липкого страха, опутавшего душу паутиной сомнений. От былого приподнятого настроения не осталось и следа, особенно смущала нагота — Отис еще никогда не чувствовал себя таким беззащитным и уязвимым.

Ничего не происходило, но это лишь усиливало страх. Все нервы были натянуты как струны, и, когда напряжение достигло апогея, Отис наконец прекратил изображать соляную статую, а вместо этого приступил к активным действиям. Обнаженный человек опасливо приблизился к зеленым зарослям, совсем не внушавшим доверия, вздохнул, высвобождая часть напряжения, и стал пробираться вглубь. Вопреки ожиданиям, нагота ничуть не мешала идти сквозь чащу, напротив — места хватало для небольшого отряда, что уж говорить про одного человека не самой крупной комплекции. Оставалось лишь активно работать руками, раздвигая ветви. А затем он наткнулся на тропу.

Тропа — полоска примятой травы, несколько сломанных ветвей — на вид не представляла собой ничего необычного и была вполне человеческой. Вот только Отис по-прежнему не сомневался в том, что единственный человек на этом проклятом острове — он сам. И уверенность эта лишь укрепилась, когда он более внимательно осмотрел эту дорогу, ведущую в самое сердце джунглей. Ни одного следа, никаких вмятин на мягкой подстилке из увядшей тропической зелени, что больше походило на поведение животных, нежели их двуногих родственников. Да, скорее всего тропа звериная… Чья ж еще? Наверняка каждый день мохнатые обитатели этого леса устремляются на водопой, по всяким своим делам… Постойте — а на водопой ли? Откуда вообще пришла эта мысль?… Странное предчувствие возникло внутри него, предчувствие чего-то очень плохого… Тут Отис внезапно понял, куда местное зверье могло ходить по такой тропе и мелкая дрожь сотрясла тело человека… Весь ужас испытанный доселе показался теперь ему лишь незначительным беспокойством. А потом из самых глубин сознания пришло понимание того, что ни одно животное никогда не ступало на тропу, рядом с которой стоял Отис, и его сердце остановилось, ибо не было больше сил выдерживать безграничный ужас происходящего…

Тук.

Глухой звук, отозвавшийся во всем теле.

Тук.

Сердце вновь стало биться.

Тук.

Отис, словно зомби, с остекленевшими глазами и маской из удивления напополам со страхом, застывшей на лице, шагнул на тропу, ведущую его к цели.

Тук.

Ноги медленно, но неотвратимо несли его к тому, что он так жаждал и так боялся увидет. Странно, но ни одной мысли о том, чтобы убежать, вернуться на песчаный пляж, попытаться как-то выбраться с острова морским путем, не крутилось в хаосе, которое представляло собой сознание человека, идущего по тропе.

Тук.

Деревья величаво расступились, открыв взору бескрайнюю гладь огромного озера в самом центре острова.

Тук.

Голова Отиса склонилась над зеркальной поверхностью воды, отразившей его лицо, бледную синь небес, пальмы на берегу… Тут изображение дрогнуло и растеклось, словно воск, комкаясь, неимоверно искажаясь, принимая уродливые формы… и медленно, чудовищно медленно открывая то, что было скрыто. А когда все метаморфозы завершились, и Отис наконец увидел, что собой представлял райский островок на самом деле, измученное сознание окончательно угасло. Нечеловеческий крик, огласивший окрестности, был подхвачен попугаями, издававшими каркающие, свистящие и хрипящие звуки, породившие все вместе фантастическую какафонию, настоящую симфонию хаоса…

Голос пришел из ниоткуда, разрушил сплетение звуков, как человек, походя рвущий досаждающую ему паутинку, и грубо ворвавшийся в сознание Отиса, заодно вытащив оное за шкирку в реальный мир. В гудящей как колокол голове, мучительно, как железом по стеклу, проскрежетало «Ваше время вышло!», каждое слово, будто гвоздь в крышку гроба.

А через миг все померкло.

— Ловко. Заставить его самого нырнуть с головой в омут, а самому остаться в стороне, не замочив ног.

— Вовсе нет. Это его собственный выбор. Он сам этого захотел.

— А даже если так — разве он знал, что его ожидает? Разве знал, на что идет? Разве ты сказал ему все?

— Знал. И сказал. У него был выбор между плохим и очень плохим. И он выбрал второе, потому что первое было еще хуже.

— Значит, ты просто сыграл на его чувствах, воспользовался его болезненным самолюбием. Он не мог не принять, брошенный тобою вызов…

— Какая самооценка, какой вызов? Полноте… Не думай обо мне слишком плохо. Человек шел к тому, что уготовано ему судьбой, все это время, а ты «заставил», «подтолкнул»… Сам он себя подтолкнул, а потом, когда начали возникать сомнения, и заставил. Ты знаешь, что я не вру.

— Да… Все что ты сказал — правда.

— Скорее истина… Ты ведь знал это с самого начала.

— Ага. И ты тоже. Только зачем тогда оправдывался?

— Я не оправдывался… А вот почему ты мне задавал эти вопросы?

— Сам знаешь, Правила… Не нам их менять.

— Ты прав, не нам…

Потолок комнаты был ослепительно белым. Стены тоже. Отис открыл глаза, закрыл, открыл вновь, рука непроизвольно дернулась, вцепившись в халат, который был одет на голое тело.

«Сон, это был просто сон…»

Отис скосил глаза в сторону. Вид его одежды, аккуратно сложенной и лежащей на стуле, действовал успокаивающе. Родная реальность ощущалась всем телом, всеми органами чувств, нечто стабильное и почти вечное, якорь для души, на миг погруженной в пучину хаоса.

Отис приподнялся на кровати и тут же чуть не упал, застонав от внезапно навалившейся слабости. Это продолжалось меньше минуты, а затем бесследно исчезло, оставив лишь легкое головокружение.

«Что за чертовщина? Сначала сны, которые не похожи на сны. Затем я лишился всех сил… пусть ненадолго, но ведь и никаких проблем со здоровьем у меня отродясь не было!»

Погруженный в вялое течение своих мыслей, Отис, не осознавая, что и зачем делает, переоделся в свою одежду, вышел через прямоугольное отверстие в стене и попал в коридор. Только теперь он понял, для чего на стенах, через равные промежутки, были прикреплены поручни, и очередной приступ слабости не застал человека врасплох. Висеть, уцепившись руками за железку, не самое лучше времяпровождение, но все же гораздо приятнее, чем беспомощно растянуться на полу, пусть и чистом на вид — да только, кто знает, насколько он стерилен?

«Сон… был слишком реален. Но все-таки это сон… Все признаки налицо — я почти не помнил прошлого, часть воспоминаний навязана, ситуация нарочито нереальна… А может не сон? Компания почему-то не захотела уточнять детали… а сейчас уже поздно… Да и это было… Довольно захватывающе… Но вот пробуждение… Откуда такая слабость? И почему я так сильно хочу спать? Спать… надо быстрее добраться до дома… Пока я не свалился посреди тротуара… А думать… Думать будем завтра…»

Телевизор мирно шуршал, озаряя темную комнату зрелищем бесконечного снегопада. Отис тупо щелкал кнопками на пульте, неподвижно уставившись в центр экрана. То, что видели его глаза, было неинтересно хозяину квартиры, ну ни капельки. Он думал.

«Да, это был сон, пусть и спровоцированный Компанией, уж не знаю, как они делают подобные вещи, но сам сон все-таки мой. Они вытащили детскую мечту, о которой я давно забыл, и извратили её до невозможности. Но зачем? И как? Ведь я заключил Контракт и они не могут его нарушить. Никогда не нарушали и постараются избегать подобного впредь, ведь даже один случай разрушит безупречную репутацию… Итак, они не стали бы намеренно искажать мой сон, да и вряд ли смогли бы сделать такое. Но тогда почему? Неужели я увидел то, что хотел? Ведь то, что я видел, сейчас перестало быть моей мечтой, да и радовался я во сне лишь потому, что на время стал ребенком в обличье взрослого. Во сне почти не помнишь прошлого, вот я и забыл, что давно вырос, давно оставил наивные фантазии… Ладно, с этим более-менее ясно, но откуда взялось увиденое дальше? Какой-то нелепый ночной кошмар… даром что дело было днем. Что он значит? Ведь должен же этот сон иметь какой-нибудь смысл!»

Отис в раздражении откинулся на спинку кресла, небрежно бросив пульт на столик. Часы показывали 6:00. Еще каких-то 40–50 минут и пора выходить, а он так и не решил, пойдет туда второй раз или нет.

«В принципе, ничего особо страшного не было. Всего лишь странный сон… А ведь это даже интересно! Удивительно, но мне хочется посмотреть — что же там дальше? Какие еще фантазии выползут из глубин подсознания? Хорошо. Пойду и сегодня, возможность отказаться пока еще есть…»

Отис накинул на плечи плащ и вышел из квартиры, плотно закрыв за собой дверь.