Путин только что пришел домой из ресторана, где он обыкновенно обедал, и расположился работать. Надо было скомбинировать новый орнамент для шкатулок в древне-московском стиле. Накануне его мастерская получила большой срочный заказ из Англии. Дела мастерской шли отлично. Люди подобрались один к одному, талантливые, все эмигранты, большинство интеллигенция. Руководить таким предприятием было легко и приятно.

Путин пришпилил на чертежную доску лист ватманской бумаги, приготовил акварельные краски и начал предварительный эскиз в карандаше. Каждый раз, выполняя подобную работу, он убеждался в том, как полезны прикладные знания. Мог ли он предположить, занимаясь в молодости живописью, лепкой из глины и гипса, резьбой по дереву, выжиганием, что это, в те дни разумное развлечение, не только пригодится ему в будущем, но станет его единственным средством к существованию?

Путин жил под черепичной крышей полутораэтажного старинного дома. Этот квартал, так называемый «старый город», изобиловал зданиями четырнадцатого и пятнадцатого столетий, с их характерной строгостью готической архитектуры. Своеобразной прелестью далеких веков веяло от этого уголка, почти не тронутого крикливой модой современности. Одним концом узкая улица упиралась в городскую стену с башнями и бойницами, некогда служившими оплотом города от набегов враждующих рыцарей. За стеной, под скатом, раскинулся новый шумный город, а вдали синело взморье. С другой стороны улица выходила на площадь против самой Ратуши, с широким порталом, часами над ним и вышкой, блистающей золоченым шпицем. Несколько вековых лип, неожиданно вкрапленных прихотливой рукою между домами, смягчали суровый колорит плитняка и дикого камня. В поздние лунные вечера эта улочка была до жути очаровательна. Чудились мягкие шаги длинноносых башмаков, мелькающие тени в плащах, с перьями на шляпах, звон стальных шпаг, скрещенных в смертельном поединке.

Путин, всегда тяготевший к старине далеких эпох, полюбил свою тихую улочку и дом с окованными железом дубовыми ступенями винтовой лестницы, ведущей в его две комнаты. Меблировка от хозяев старенькая, стильная, под стать квадратным, в мелких переплетах, окнам и печи синих фигурных изразцов. В этот кусочек средневековья диссонансом врывались электричество и телефон. Затишье в доме, полная обособленность его комнат особенно привлекали Путина. И работалось здесь спорко, и от грез в иную пору часами не оторваться!

Путин зарисовал последний завиток эскиза, отбросил карандаш и начал подбор красок. Хрипло крякнула на ржавых петлях тяжелая входная дверь. Заскрипела лестница и в прихожей заверещал звонок. Путин досадливо поморщился, так не хотелось прерывать работу.

— Кого еще нанесло, — проворчал он, прикрывая рисунок бумагой и нехотя прошел в прихожую впустить непрошенного гостя.

Внезапное известие о стихийном свержении большевиков в России, снег, выпавший в июле, корова, родившая жеребенка не столь поразили бы его при всей невероятности факта… Перед ним стояла Ирэн.

— Можно?.. Не ждали такого визита? — непринужденно сказала она.

— Собственно говоря, я не понимаю, зачем…

— И понимать нечего!.. Просто захотелось посмотреть, как вы живете. Если не расположены удовлетворить мое любопытство, уйду. У, бука!

— Входите уж! — улыбнулся Путин, пропуская Ирэн в комнаты.

— Прояснило красно солнышко! То-то же!

Ирэн сняла манто и шляпу, привычным жестом поправила прическу и, удобно сев в кресло, осмотрела обстановку.

— Да вы премило обитаете!

— Жаловаться не могу.

— Что особенно ценно, это отдельный ход. Пришла я и никто о моем посещении не узнает. Очень удобно.

— Для кого как!

— Признайтесь, Путин, вы часто принимаете у себя женщин?

— Вы первая.

— Не верю!

— Как угодно.

— Ах, Путин, если б вы знали, как это меня радует!

— Почему же?

— Из этого я заключаю, что с того вечера… там… после меня вас не обнимала ни одна женщина!

— Вы угадали.

— Милый, мой милый недотрога, зачем было ваше бегство?.. Но, мы опять вместе и…

— Ирэн!

— Да, Ирэн, которая сейчас забывает весь мир и жаждет вашей ласки…

— Без нежностей, Ирэн! Этот номер больше не пройдет! — спокойно сказал Путин.

— Неужели у вас не осталось никаких воспоминаний от нашего… ужина? — тихо спросила она, кусая губы.

— Очень скверное!

— Не лицемерьте, Путин. Никогда не поверю, чтобы здоровый, сильный мужчина отвергал без особых причин близость молодой женщины!

— Оставим эту тему, Ирэн!

— Нет, я выскажусь до конца. Не бойтесь — посягать на ваше целомудрие не буду. Видите, я уже серьезна.

Ирэн встала, прошлась по комнате, взяла со стола папиросу, закурила и снова опустилась в кресло.

— Я пришла к вам с деловым предложением, быть может и рискованным на ваш взгляд. Но, прошу выслушать и, обдумав, ответить лаконически — да или нет.

— Слушаю и соображаю! — Путин отошел в дальний угол комнаты и облокотился на пузатый комод.

— Я не девочка, — начала Ирэн, — испытала увлеченья и монашеский уклад жизни не в моем вкусе. Все прежнее было мимолетно, непрочно. Вы первый, кто привлек к себе мое внимание совсем по-иному. Я не сумею вам объяснить этого чувства. Конечно, не влюбленность! Но именно в вас, ни в ком другом, есть что-то, влекущее меня неудержимо. Вы труженик, но живете не нуждаясь. Имеете две комнаты. Отдайте одну мне.

Я не собираюсь отягощать ваш бюджет, Боже из-бави. Найду заработок, который не будет вас шокировать. Я устала от моей жизни — хочется иметь свой угол. Это мой плюс в предполагаемой сделке. Теперь ваши выгоды: Вы одни, подле вас нет заботливой женской руки. Смотрите, сколько паутины нависло на раме зеркал! Не прибран стол. Дырка на полотенце, нужна заплата. Как неуютен вечерний чай без самовара! Кто же держит масло и сыр на подоконнике? Наверное у вас нет вышитых гарусом туфель?! А носовые платки валяются как попало, без ароматного сашэ?! Мое присутствие не помешает вам ни одним лишним вздохом. Часы уединения не будут нарушены, ваша комната для меня священна. Но те минуты, когда вы сами придете ко мне, ощутив потребность в моей ласке, те минуты будут праздником моего сердца…

Путин слышал голос Ирэн, улавливал ее слова и думал: «О, если б была сейчас здесь, говорила это Дина!»

— Ваш приговор, Путин?

— Нет!

— В окончательной форме?

— Разумеется.

— Без права апелляции в высшую инстанцию?

— Бесполезно, Ирэн. Прекратим этот разговор навсегда, так чтобы более к нему не возвращаться!

— Эх, Путин, Путин! Вы оттолкнули женщину, хотевшую подняться… На вашей душе грех! Или уж я так низко пала, что не могу до вас и дотянуться?

— Не то, совсем не то, Ирэн! Близость к женщине я допускаю только при наличии известного чувства.

— Значит, ко мне вы не питаете ничего?

— Значит!

— И даже нельзя разбудить вашу чувственность? Вам чуждо половое любопытство? Вы же меня совершенно не знаете! Я идеально сложена. Мое тело писал в Будапеште известный венгерский художник!.. Видали вы когда-нибудь каррарский розовый мрамор? Смотрите!

Ирэн, рванув кнопки кофточки, обнажила свою грудь.

— Уйдите! — отворачиваясь, глухо произнес Путин.

— Того, что было там, в вашей западне, больше не повторится… Уйдите!

— Должно быть ваша сопротивляемость сильнее всего меня к вам и тянет! Тогда взяла вас врасплох, — застегиваясь, встала с кресла Ирэн. — Теперь вы настороже, упрямы, как некое животное и, сознаюсь, неуязвимы! Ухожу побежденная, еще сильнее желанным, победителем!.. Да помогите же мне одеться — будьте хоть вежливым!

Путин подал Ирэн манто и двинулся вслед за нею в прихожую.

— Я не зла и сообщу вам приятную новость, — уже в дверях сказала Ирэн. — Рейнталь отбыл в Гамбург, за ним потащились Игрек с Зетом.

— Когда?

— Вчера вечером, на пароходе. Вы довольны? До свиданья!

— Прощайте, Ирэн, — сказал Путин и запер за нею дверь.

Он больше не присаживался к столу, за свой древнемосковский орнамент. До работы ли тут было! Ирэн наегозила, растревожила. Рейнталь уехал. Дина теперь одна. Надо завтра же ее повидать непременно! Путин долго шагал по своим комнатам. Чай на спиртовке вскипятил. Спать лег, не уснуть — все одна дума надо всем верховодит, о Дине…