— Скажи, Долли, что о нас говорят и пишут в газетах? — помолчав, спросил Грей.

— Все газеты полны сведениями об ужасах в Блеквиле, — весело ответила Долли. — Пишут, что вы расстреляли всю буржуазию и всю интеллигенцию — учителей, инженеров и попов; что улицы загромождены неубранными трупами, среди которых блуждают освирепевшие пьяные рабочие… Пишут, что в Блеквиле иссякли запасы продовольствия, и жители голодают…

— Ослы и негодяи! — вскричал Грей, — действительно, мы посадили в тюрьму дюжину капиталистов, наиболее угнетавших рабочих, остальные же удрали, и мы их не стремились удержать. Что же касается интеллигенции, то часть ее бежала вместе с буржуями, большая же часть присоединилась к нам и с оружием в руках готова помогать нам в борьбе. Запасов продовольствия у нас хватит на несколько месяцев. Но что собираются предпринять наши враги? Ты ничего не слыхала?

— По городу носятся слухи, что собирались выслать против вас войска, но солдаты категорически отказались выступить в поход. Даже газовые отряды, составленные из наиболее надежных людей, отказались. Теперь, кажется, спешно формируют полицейские отряды, — так, по крайней мере, говорил дорогой инспектор полиции.

— Ну, эти отряды не страшны, даже с артиллерией! — проговорил Грей. — Кроме того, не сегодня-завтра вспыхнет восстание и в других городах. Мы в этом убеждены. А вот мы и дома!

Они остановились у подъезда громадного каменного корпуса общежития, поднялись по тускло-освещенной каменной лестнице во второй этаж и вошли в узкий длинный коридор, сиявший редкой цепью электрических ламп под потолком.

— Вот моя комната! — сказал Грей и, открыв дверь, пропустил вперед девушку. Долли вошла и с любопытством огляделась. Небольшая квадратная комната в одно окно освещалась единственной, привинченной к потолку, лампочкой; стены и потолок были выкрашены белой масляной краской; пол — застлан линолеумом; у стены стояла железная кровать, над которой висели портреты Маркса и Ленина в черных рамах, и этажерка с книгами. Посредине комнаты стоял небольшой, застланный клеенкой, квадратный стол, четыре венских стула и единственное потертое кожаное кресло, с которого, при виде Долли и Тома, быстро вскочил Бен Смок.

— Эй, Том, дружище, — весело вскричал он, — ты, видно, совсем забыл про меня! Я тут скучал, отсыпался и старался развлекаться чтением, но книги на твоей этажерке чертовски серьезны! И мисс Долли здесь? Очень рад вас видеть!

Веселый шофер крепко пожал им руки, предупредительно пододвинул девушке кресло и продолжал:

— Знаешь, Том, я ждал тебя с нетерпением. Видишь ли, я всей душой сочувствую тебе и твоим товарищам и готов колошматить буржуев, но меня ждет моя старуха, я обещал ей скоро вернуться. Не считай меня изменником и трусом. Том! Я решил сейчас выехать восвояси. Мой «такси» — рядом, в гараже; я уже приготовился в путь. Словом, я уезжаю, Том!

— Но как же с заставой на холме? — спросил Грей.

— А что мне могут сделать полицейские? Отправят в Нью-Йорк, допросят и отпустят — вот и все. Я им, разумеется, навру с три короба. Не посадят же меня в тюрьму только за то, что я уехал домой из восставшего города!

— Ладно, я провожу тебя до нашей заставы и прикажу пропустить, — сказал Том.

— Идет! — я сейчас выкачу из гаража машину и зайду за тобой!

— Одну минуту, мистер Смок! — обратилась к нему Долли, — я хочу просить вас оказать мне большую услугу.

— Все, что угодно, мисс! — вскричал веселый шофер.

— Можете вы лично передать от меня письмо моему отцу? Разумеется, по возможности, поскорее. Он не знает, что я в Блеквиле, и я хочу сообщить ему, что я — у Тома.

— Можете на меня вполне положиться, мисс, — отозвался Смок, — письмо я так запрячу, что никакая полиция его не разыщет. И передам тут же, как только приеду в Нью-Йорк.

Шофер вышел. Долли написала письмо, вложила его в конверт, и весело вскричала:

— Вот удивится господин профессор! А тетушка Джен, наверное, проклянет меня. Хотя, признаться, мне будет здесь недоставать их обоих. При первой возможности мы с тобой, Том, съездим к отцу. Я уверена, что он смягчится. Он так меня любит и простит все…

Она замолчала, задумчиво вертя в руках письмо.

Том подошел к ней и ласково положил ей руку на плечо. У двери послышался предупреждающий кашель деликатного Смока, и шофер вошел, отдуваясь.

— Готово! — проговорил он, закуривая трубку, — едем, Том!

Смок спрятал письмо в карман куртки, простился с Долли, захватил свой дорожный мешок и вышел в коридор.

— Я проеду от заставы прямо в комендатуру и вернусь к тебе утром, дорогая, — проговорил Том. — Располагайся здесь, как дома, тебя никто не потревожит. Если что понадобится, смело обращайся к соседям. Здесь живут все наши ребята!

— Хорошо, я буду ждать тебя, Том! — отозвалась Долли, с нежностью взглянув на него.

Том Грей выбежал из комнаты, спустился с лестницы и уселся рядом со Смоком; «такси» полетел по ярко освещенным гирляндами электрических шаров улицам, ослепляя яркими фонарями встречные патрули, задерживавшие подозрительных пешеходов. За окраиной города, где кончалась цепь электрических звезд и сгущалась ночная темнота, горел яркий костер, вокруг которого двигались темные фигуры с винтовками в руках.

Автомобиль замедлил ход и остановился шагах в тридцати от костра. Молчаливые фигуры повернулись к нему, держа винтовки наизготовку, и сейчас же послышался резкий окрик:

— Эй, там, на моторе! Ни с места!

— Да мы уже и так стоим, О’Коннор! — отозвался, смеясь, Грей, — ты поздно предупреждаешь. Спал, старина?

— Это так, для пущей важности я окликнул, — отвечал О’Коннор, подходя к «такси», — я знал, кто мчится, сломя голову, к нам. Какого черта, кроме тебя, Том Грей, понесет ночью из города! Я сразу догадался, что это ты. Приехали нас проверить?

— Нет, я провожаю приятеля, — ответил Грей, соскакивая на шоссе, — он отправляется в Нью-Йорк!

О’Коннор только удивленно пожал плечами, как бы желая сказать: «Ну, что ж, если так нужно, значит все в порядке!»

— Держи, Смок! — повернулся Грей к шоферу, протягивая ему пачку кредиток, — на эти деньги купишь подарки Нэнси! А за поездку рассчитаемся после. Я твой вечный должник, дружище!

— Не говори глупостей! — перебил его Смок, пряча деньги, — ты дал и так чересчур много. Ишь, какая пачка! И половины бы хватило! Ну, ладно, коли дают — я беру. Такой уж у меня характер!

— Письмо у тебя?

— Есть! Запрятал так, что сам черт не разыщет. Первым долгом явлюсь к профессору, а потом в Союз шоферов. Там я расскажу, что у вас творится, и ребята, я уверен, захотят устроить такую же штуку и в Нью-Йорке. Свой своему поневоле брат! Всегда поддержим, шоферы — теплые ребята.

Друзья крепко пожали друг другу руки, и «такси» полетел, пофыркивая, по шоссе к холму, разрезая тьму белыми лучами фонарей. Грей несколько минут молча смотрел ему вслед, потом простился с О’Коннором и медленно побрел от заставы к городу.