В это серенькое утро профессор Монгомери проснулся, как обыкновенно, в семь часов утра, вышел на балкон, напился кофе и потянулся к пачке утренних газет, но в этот момент в дверях показалась тетушка Джен и прогудела своим жирным басом:

— Вас просят к телефону, мистер Монгомери!

— Черт бы побрал осла, который с раннего утра беспокоит людей, — раздраженно вскричал профессор, вскакивая с качалки, — вероятно, опять репортер или какой-нибудь любопытный коллега! С тех пор, как появилась в газетах эта идиотская статья о моем открытии, мне не дают покоя! Я сниму телефон к черту, честное слово!

— Прикажете сказать, что вас нет дома? — спросила экономка.

— Вам бы следовало спросить, кто говорит! — сердито буркнул профессор.

— А вам нечего меня учить, мистер Монгомери! — с видом оскорбленного достоинства произнесла тетушка Джен.

— Я, разумеется, догадалась это сделать. С вами желает говорить Джим Маклин!

— А! Так какого же черта вы мне не сказали этого сразу? — вскричал Монгомери и бросился к телефону, не обращая внимания на уничтожающий взгляд оскорбленной до глубины души экономки.

— Алло, я слушаю! — закричал он, поднося к уху трубку, — я слушаю! Алло, мистер Маклин! Да, это я, Монгомери!.. Как? Сегодня?.. Через час? Великолепно, я вас жду… Да, я успею приготовиться… Очень рад! Жду!

Он повесил трубку и с просиявшим лицом вышел на балкон, где экономка убирала со стола посуду.

— Тетушка Джен, я уезжаю! — заговорил он в радостном волнении, птичьей походкой расхаживая по балкону, — и вернусь поздно вечером. Долли еще спит?

— Мисс Долли позавчера утром уехала на велосипеде к Морлендам, — сердито отрубила экономка.

— Черт возьми, эта девица окончательно отбилась от рук! — полушутливо, полусердито вскричал он, — то ее похищают, то она неожиданно исчезает сама. Ну, да я теперь нашел хороший способ заставить ее сидеть дома!

Он помолчал и уже серьезно заговорил снова:

— Тетушка Джен, вы служите у меня со дня смерти моей жены, то есть добрый десяток лет, и я вас считаю близким человеком. Поэтому я не хочу скрывать от вас, что я принял одно важное решение. Дело в том, что я решил выдать Долли замуж за этого Грея, но с условием, что он поселится у нас в доме. Конечно, он согласится, об этом нечего и толковать. Если Долли вернется в мое отсутствие, сообщите ей эту новость, обрадуйте ее. Можете сказать ей, что я разрешаю ей пригласить Грея к нам немедленно. Кстати, он, кажется, теперь в Нью-Йорке и, вероятно, вместе с Долли гостит у Морлендов. О, моя девчурка не любит зевать и все устраивает по-своему!.. Пожалуйста, заложите на всякий случай в мой чемодан пять плиток шоколаду, мою дорожную флягу с коньяком и дюжину сигар. Положите еще карманную аптечку. Ну, кажется, все. Ах, да, я и забыл! Приготовьте дорожное пальто, шляпу и зонтик! Непременно зонтик! Я думаю совершить длительную прогулку, а моторы этих миллиардеров никогда не имеют верха, как это ни странно!

Тетушка Джен, сотрясая половицы своими грузными шагами, удалилась с балкона, а профессор Монгомери в радостном волнении снова забегал по балкону. Ему представлялся блестящий случай проделать опыт с «лучами смерти» в большом масштабе и притом с ведома и поощрения властей. О восстании в Блеквиле он узнал еще накануне из газет, немедленно запаковал части своего прибора в ящики из прочной фанеры и стал ждать с нетерпением приглашения явиться к нефтяному королю и продемонстрировать действие страшных лучей. Приглашения не последовало, зато Джим Маклин по телефону сообщил, что сам заедет за ним и вместе с ним отправится к Блеквилю. О том, что через несколько часов он, профессор, человек науки, совершит неслыханное, необычайно жестокое дело уничтожения тысяч невинных людей, истребив своими «лучами смерти» население целого городка — над этим Монгомери совершенно не задумывался. Воспитанный в буржуазной семье, с молоком матери впитавший буржуазную идеологию, он смотрел на рабочих, как на скотов или, в лучшем случае, как на дикарей. В силу инстинкта он любил свою дочь и свою покойную жену, даже был способен на некоторые жертвы для них, но его черствой эгоистической натуре были совершенно чужды любовь к человечеству и жалость к людям; вообще, гуманные чувства не были ему привиты ни воспитанием, ни средой, которая его окружала. Он с головой ушел в область точных наук, изучал физику, химию и механику, и вне этой области ничего не хотел знать. Обладая колоссальными познаниями в этих науках, он был почти невеждой в литературе, истории и науках социальных. В основу его мировоззрения легло присущее буржуазии убеждение, что в мире одни должны работать и жить впроголодь, другие — пользоваться плодами их трудов и наслаждаться всеми благами жизни; что весь мир с его сотворения разделяется на эксплуататоров и эксплуатируемых, что это — непреложный, неизменный закон жизни и что иначе быть не может: так было — так будет всегда! Когда в газетах появились сообщения о рабочих волнениях, он читал эти сообщения с чувством нудного раздражения и удивлялся этим чудакам, которые путем вооруженной борьбы думали добиться улучшения своего положения и даже мечтали о коммунистическом строе. Этого никак не мог понять профессор Монгомери.

И теперь он не без удовольствия думал о том, как он одним ударом уничтожит толпу дикарей, осмелившихся восстать против своих благодетелей-хозяев и совершивших, как писали инспирированные разными «королями» газеты, ряд невероятных жестокостей; — этим он надолго отобьет у других охоту к подобным безобразиям.

Шум тяжелых шагов заставил его поднять голову. В дверях появилась бочкообразная фигура Джима Маклина и широком пальто и нахлобученной на глаза серой кепке.

— Алло, профессор! — проскрипел он, подходя к качалке и бесцеремонно разваливаясь в ней, — вы готовы? А где ваш прибор?

— Прибор запакован и находится в лаборатории, — отозвался профессор, — части его помещаются в двух ящиках, довольно тяжелых. Кто же их дотащит до автомобиля? Вот, может быть, ваш шофер… Но нужно бы двух человек…

— У нас целых три шофера! — перебил его нефтяной король, — мы отправляемся в путешествие большой компанией на трех автомобилях. Пошлите кого-нибудь вниз; шоферы — народ здоровый и дотащат ящики.

Монгомери нажал кнопку звонка и сказал немедленно появившейся в дверях экономке:

— Будьте добры, дойдите до ворот и скажите шоферам, чтобы они поднялись сюда и донесли до автомобиля те ящики, которые находятся в лаборатории. Проводите их туда и понаблюдайте над ними.

— Позвольте вам заметить, что подобные поручения не входят в круг моих обязанностей! — рассердилась экономка. — Я вам сто раз об этом говорила! Я на этот раз исполню вашу просьбу, но чтобы это было в последний раз!

И тетушка Джен величественно удалилась.

— Значит, вы ручаетесь, уважаемый профессор, что ваш прибор превратит в пепел весь город? — спросил, попыхивая сигарой, нефтяной король.

— Я ручаюсь, что все, что способно гореть — сгорит… что способно взрываться — взорвется! — отозвался Монгомери, расхаживая по балкону. — В действии моего прибора я не сомневаюсь, но точно не могу определить сферы его действия. Во всяком случае, она довольно обширна. Я не могу превратить в пепел каменных зданий, построек из бетона и металлических предметов, но я сожгу людей, взорву ружейные патроны и орудийные снаряды, если они там имеются. Этого, кажется, будет достаточно!

— О, вполне достаточно! — с гримасой, изображавшей улыбку, вскричал Маклин.

— Готово! — доложила экономка, появляясь в дверях.

— Ящики снесли в автомобиль!

Профессор Монгомери надел широкое серое пальто и серую шляпу, выхватил из рук экономки небольшой желтой кожи чемоданчик и огромный черный дождевой зонт, с которым он не расставался, несмотря ни на какую погоду, во время своих редких прогулок но городу.

— Помните, о чем я вас просил, тетушка Джен! — проговорил он, размахивая зонтом, — обрадуйте Долли. Вернусь я вечером непременно!

— Счастливого пути! — прогудела экономка ему вслед.

Профессор, подпрыгивая, сбежал с лестницы, в сопровождении старавшегося не отставать толстяка Маклина, и подбежал к воротам. У ограды стояли три больших открытых автомобиля. В одном из них виднелась долговязая фигура Гарри Моргана, стального короля; в черном узком пальто и в черной широкополой шляпе он еще более стал похож на методистского проповедника. Рядом с ним сидел плотный человек в синем мундире, с бульдожьим лицом; это был инспектор полиции. Второй автомобиль ждал Маклина и профессора, а в третьем помещалось четверо полицейских. У автомобилей стояли два фанерных ящика кубической формы, один вышиной в метр, другой — в полтора. К меньшему тонкой бечевкой был прикреплен массивный треножник, напоминавший устройством штатив фотографического аппарата.

Полицейские приветствовали профессора почтительным поклоном; стальной король небрежно притронулся затянутой в черную перчатку узкой рукой к полям шляпы.

— Алло, профессор! — крикнул он. — Ваши ящики я могу забрать в мой автомобиль!

— Извините, мистер, я предпочитаю поместить их на том автомобиле, на котором поеду сам! — решительным тоном заявил Монгомери. — Они не громоздки и поместятся, где угодно!

— А от сотрясения с ними ничего не случится? — быстро спросил Маклин, опасливо косясь на ящики.

— Части прибора мною упакованы лично и с ними произойти ничего не может! — ответил Монгомери, с нежностью посматривая на фанерную оболочку, скрывавшую его страшное изобретение, его детище, над которым он работал долгие годы.

— Да я не об этом! — сердито проскрипел Маклин. — Не может ли что-нибудь взорваться в этих ящиках?

— О, на этот счет не беспокойтесь! — усмехнулся Монгомери. — Там никаких взрывчатых веществ не имеется.

— Ну, тогда в путь! — вскричал нефтяной король. — Грегори, уложите ящики на переднее сиденье!

Шофер соскочил с сиденья, с усилием поднял большой ящик, поместил его в гнезде переднего сиденья, поместил рядом с ним другой и снова уселся на свое место. Джим Маклин ввалился в автомобиль, профессор сел рядом, и Гарри Морган скомандовал:

— Вперед!

Его автомобиль двинулся первым, за ним — автомобиль нефтяного короля, а сзади, в качестве охраны, следовали полицейские.