Вихрило. Солнечные лучи застревали, с трудом пробивались через песчаный фильтр, и оттого, что небо было закрыто, духота становилась все более гнетущей и вязкой.

- Все равно страдать - айда пешочком! - предложил Байрам Сахатов, и от бишофитной установки они зашагали по занесенному коричневой пылью полыннику, держа курс на шатровую клубную крышу и телевизионную крестовину.

- А времени тебе не жалко? - заметил Сергей Бра-гин, когда они оказались в открытом поле и, не сговариваясь, одновременно прикрыли от пыльного ветра уши ладонями. - Столько еще надо успеть до вечера!

- Когда много дел и спешка кружит голову, полезно помедлить... а спешка пусть пройдет мимо! - ответил на это Сахатов. Он положил голову на руку, как будто старался вылить из уха воду после купания, и вышагивал как-то вприпрыжку, боком. - Так советуют делать неторопливые скандинавы. Полезное правило. А я так заторопился, что до заседания бюро не нашел времени с тобой поговорить.

Брагин торопливо обошел сросшиеся кусты полыни и селина, ответил:

- Ладно и то, хоть об этом успел сказать!

- Кроме шуток, честно говори, Сергей: готовишься к драке? - Сахатов и Брагин перемахнули через горку кизяка, прикрытую обрывком толя. - Успешный пуск бишофитной установки и похвала ферганцев нас радуют, а кое-кто... резервирует свое мнение.

- Я совсем другое заметил, Байрам Сахатович, - захлебываясь ветром, горячился Брагин. - Иные не прочь поднять хвалебный шум вокруг бишофита, чтобы печные дела на время притушить. Маневр довольно неожиданный, но объяснимый.

- Ты недоволен похвалой Метанова в твой адрес?

- Надо разобраться: зачем ему это понадобилось.

- Как же не радоваться общему успеху. - Сахатов заходил вперед Сергея и ложился на ветер то боком, то спиной, умудряясь обходить кочковатую полынь и затвердевшие песчаные тюфяки, ни разу не споткнувшись и не потеряв направления. - Мне Метанов по секрету сказал, что после удачи с бишофитом ты, Сергей Денисович, будешь более покладист и терпим... Чуешь, какой прогноз твоей душевной погоды! Оказывается, Метанов обеспокоенно измеряет уровень твоей психической настройки.

Сергей, подойдя к проделанной грейдером просеке в полыннике, вдруг выскочил вперед Сахатова и прикрыл его грудью от вихревого крутящегося столба. Отплевываясь, он крикнул:

- Умница наш Семен Семенович, ходкую бишофитную установку можно теперь сделать спасительным громоотводом: нависшую грозу с печью и трубопроводом можно смягчить. - Сергей вышел на ровный такыр, стряхнул с себя тяжелые песчаные вериги и стал лицом к подходившему Байраму Сахатову. - Я думаю, что на сегодняшнем партбюро мы окончательно решим дело с заказом ферганских химиков. Дело выгодное, перспективное. И этот успех много значит для будущего. На этом и сосредоточим внимание. Людям нужна уверенность в наших возможностях. И тут я согласен с Метановым: не все постромки, видно, надо рвать. Надобно и упряжь уважать... - Сергей резко повернулся лицом к ветру и пошел с откинутой назад головой, оскаленным ртом, словно преодолевая последний финишный рубеж. - Только не думай, Байрам, что я в чем-то отступаю. Нет. Просто согласен временно поддержать других и перед главком сделать антраша!.. Сделай, милка, антраша - больно гузка хороша. Так что ли, Байрам?

- Да продлит аллах дни твои, Сережа!- вздохнул Сахатов. - Ты правоверный галург! Причем, истинно карабогазской закваски, работаешь главным образом на рассоле, а он у нас - слабительный... Значит, делаем антраша, и потому что эта самая... гузка хороша, говоришь?

- Вполне серьезно, Байрам Сахатович! - Сергей вдруг стал мрачным и даже подавленным. - Может, и прав Метанов - надо ли так ломиться и дерзить, доходить до бойцовской ярости? Все гораздо плавней и мягче... Семен Семенович наконец-то признался, что он верил в нашу затею с бишофитом. Правда, считает, что на роль серьезных поставщиков всего нужного для химикатов сельскому хозяйству мы не годимся, но что Метанов изменил свое отношение ко мне - это факт, и он ждет от меня взаимности, угомонил он мои порывы... Прямо скажу, Байрам Сахатович, Семен Семенович как будто подкупил меня, он просит не перечить в разговорах о печи "кипящего слоя". Сам Метанов соглашается с некоторыми издержками конструкторской группы, признается в личных погрешностях и умоляет, как коллегу, от себя, Завидного и своих единомышленников... Вот я и задумался после метановских увещеваний: стоит ли на сегодняшнем заседании парбюро добиваться какой-то определенности и категоричности? Не торопимся ли мы с выводами, Байрам Сахатович? После разговора с Семеном Семеновичем я начал кое в чем сомневаться. Ты слышишь, о чем я толкую?

Сахатов шел против ветра, кланяясь, боком, отвернувшись от Брагина, словно подтягивая за собой невод или упиравшегося осла.

- Слышу тебя, Сергей Денисович, отчетливо, а понимаю плохо, - отозвался Сахатов, не глядя на своего спутника и не дожидаясь его у перехода через железнодорожные плети с промасленными и поджаренными шпалами.

За колючими, присыпанными песком ежами перекати-поля, по которым можно было ходить, как по карабурам - камышовым мешкам с камнями, Брагин догнал Сахатова.

- В запутанных делах с печью "кипящего слоя" надо годами разбираться. До этого мне все казалось гораздо проще и яснее, а теперь, когда Семен Семенович готов все невзгоды и неполадки взять на себя, меня начинает мучить совесть. Жалко сердягу! Смогу ли я выступать на бюро? Понимаешь, Байрам Сахатович, сомневаться я начинаю в справедливости некоторых наших нападок... Ведь на нас - "самогонщиков", рискнувших "гнать бишофит", тоже нападали, а мы вдруг оказались выше всех поклепов. Семен Семенович признается в своем неверии... Так, может быть и мне надо умерить свой пыл! И, как ты говоришь, "пропустить торопливость мимо", подумать обо всем с "дремотой"...

- Лихая грусть! - проговорил Сахатов, все так же шествуя впереди и увлекая за собой Сергея на новый подъем, теперь уж к бугристому мару, на котором стоял киоск с газированной водой. - Ты добился своего с бишофитом, и ценой невмешательства в... "кипящий слой" хочешь взять себе передышку, если не сказать больше - отступить в тихий тупичок? Скажи, Сергей Денисович, это так?

- Ну, брат, опять у тебя поспешная категоричность! Я хочу порассуждать, присмотреться, а не ретироваться.

- Или ты, Сергей, шутишь, или у тебя вывих мозгов Все это не похоже на тебя и на то, что ты говорил и делал до сих пор.

- Не спорю, я и сам удивляюсь, как это Семен Семенович без Игоря Завидного, один, сумел на меня как-то мягко повлиять. - Сергей не заметил, как осушил подряд два стакана не очень холодной, шипучей воды. - Если что... не обижайся на меня. Я не мог не сказать тебе этого до начала партбюро.

- Мог бы и не говорить...

- Почему?

- Тебе, Сергей Денисович, все равно придется про все это говорить. Перед всеми коммунистами нашего коллектива. Вот к этому советую получше подготовиться.

- Но я имею право...

- Да, имеешь право и должен честно сказать! А я расскажу всем, почему тебя всегда поддерживал, Сергей Денисович, и до сего времени стою на этой точке зрения... На твоих, твердых, государственных позициях!.. Это тоже мое право.

Голубая фанерная будочка, украшенная сановитыми пингвинами в черных фраках и моржами, держащими на носу вазочки с клубничным мороженым, почти до самого прилавка и окошка была занесена песком. Славненькая, пугливая с виду девушка-казашка, молча приглядывалась к шумным водохлебам и уже забыла, какой стакан наливала. В песчаном теремке она была похожа на сказочное существо, но не на бутафорную фею, а на самую настоящую землеройку, охраняющую родничок. Будочку с пингвинами и моржевым аттракционом строители Бекдуза вынесли не то что на окраину поселка, а прямо к барханам, с запасом строительной перспективы. Рядом проходила дорога, путников было много и мышке-норушке - по имени Джамиля - не приходилось скучать.

Свернув с наезженной колеи прямо в песчаный омут, остановился высокий, величиной с вагон, новенький самосвал. Кабина его была выше будки с газировкой, и девушка, услышав свое имя, сначала машинально взглянула в потолок теремка, и только потом, разгладив брови, выглянула из оконца, лицом вверх, изловчившись даже помахать шоферу рукой. Возбужденная Джамиля, казалось, забыла о притихших водохлебах и откровенно увлеклась чубатым парнем на самосвале, который потребовал бутылку "Арзни" со льда прямо в кабину.

- Точка зрения и моя позиция... - повторил Сергей слова парторга. -Поверь, Байрам, я не покидаю обстрелянную и пытанную не раз высотку, но осмотреться все же не мешает... Многое мельтешить перед глазами начинает, отделить одно от другого трудно!..

- Забравшись на верблюда, за горб не прячься!.. - ответил Байрам Сахатов любимой поговоркой таймунщика Ковуса-ага.

Вернув девушке пустые стаканы, они зашагали к дому в строительных лесах, от которого начиналась улица.

- И ты, Байрам, про высоту заговорил, - склеивал Сергей прерванный разговор. - Метанов тоже... правда, на верблюда меня не сажал, но заставлял парить над дрязгами повседневности. Мне кажется, что сегодня на бюро он будет всепрощающ, миролюбив и журчащ. Стоит ли мне потрясать терпугом? Не пора ли оперировать более тонкими категориями? Семен Семенович подает наглядный пример разумной позитивности...

За новостройками начались жилые дома с мачтами и крестовинами на крышах, с цветочными горшками на балконах, с ящиками, полными разной рухляди у подъездов, для которой не нашлось пока места в новых, мало изученных квартирах. Чем ближе к центру поселка - больше знакомых. Перейдя на теневой тротуар, Сергей и Байрам Сахатов старались говорить тише, делая вид, что ведут шутливую беседу. Оповещенные по радио, жители поселка присматривались ко всем прохожим, стараясь не пропустить литовских гостей. Замечалось приподнятое, праздничное оживление. У входа в контору, обметая веничком запыленные ботинки, Сахатов пригнулся на ступеньках крыльца, и когда Сергей, вооружившись щеткой, согнулся в поклоне, сказал ему:

- Сережа, еще раз советую тебе: за верблюжий горб не надо прятаться...

- А ну-ка, идем к тебе! - воскликнул Сергей. - Только чур за стол парторга не прятаться, Байрам Сахатович. Это тоже мой совет!

На веранде никого не было, здесь стоял полумрак, и после ветровой свистопляски тишина помещения казалась оглушающей. Прежде, чем идти к себе через шумный, оживленный коридор, Сахатов прошелся с Сергеем под колышущейся лиственной стеной из вьюнов и хмеля, ожидая - не скажет ли еще чего расстроенный дружок. Нет, Брагин больше не намерен был говорить о посторонних вещах и ждал минуты, когда можно будет сказать главное.

- Не подумай только, что я тебя понуждаю на острый разговор, Сережа.

- Я согласен на это принуждение. И спасибо тебе скажу!..

- Боюсь, что не благодарить меня будешь, а ругать. Признайся, ты дурачиться вздумал или всерьез меняешь свои убеждения, становишься приверженцем того, что недавно свергал? - этот многопудовый вопрос парторг Сахатов задал Сергею Брагину в своем тихом кабинете, выходящем окнами к морю.

- Обещаю, Байрам Сахатович, ответить тебе, только сначала послушай одну невинную притчу.

- Ты садись, в ногах, говорят, правды нет. Вот так... Теперь рассказывай.

- Разговорились как-то два правоверных погонщика ослов. Один у другого спрашивает: "Скажи-ка, голова, куда попадет в конце концов волк: в ад или в рай?" "Ай, - отвечает голова, - какая тебе разница?.." "О, это очень важно. Я хочу знать, куда попадет наш мулла. Его съел вчера волк..."

- Сложное сплетение судеб! - улыбнулся Сахатов.

- И к чему ты это мне говоришь?

- Хочу знать: куда я попаду после того, если будет принято решение сдавать в эксплуатацию печь "кипящего слоя"?

Сахатов платил Брагину тем же:

- О, это все зависит от того - успел ли тебя... освоить Семен Семенович?

- А как ты думаешь?

- Если не совсем освоил, то изжевал изрядно!..

Осматривая ажурную этажерку со спортивными трофеями в виде отделанных под серебро кубков, шахматных часов с кнопками и литой фигурки девушки с веслом, Сергей прислушался к тому, как Сахатов зашелестел на столе бумагами.

- Ладно. Поглядим, - пробормотал Сергей, уклоняясь от прямых ответов.

- Кстати, Сергей Денисович, ты читал очерк Виктора Пральникова в газете о твоем бишофите? - Спросил его парторг. - На, прочти, и скажи свое суждение.

- Не видел. Виктор Степанович ничего не говорил...

- Зачем же говорить одному, если можно написать для всей республики!

Сергей с интересом взял газету.

- Небось, оправдывается за свои прежние восторги от "жрицы огня" - прожорливой печи!

- У мастеровитого беллетриста все гораздо умнее и тоньше. Виктор Пральников пишет в порядке обсуждения: можешь спорить, возражать или соглашаться! - Сахатов посматривал на отгородившегося газетой Брагина, даже через бумажный заслон угадывая выражение его худощавого, бровастого лица. - Народ замечает наши новины. Бишофит - это желанный рубеж. Для нас это поддержка. Результат нашей зрелости и самостоятельности! Это, Сергей Денисович, и есть выполнение заветов Ильича, один из ключиков к сокровищам Кара-Богаз-Гола.

- Хочется большего, товарищ парторг! И прежде всего - именно самостоятельности. - Брагин оторвался от газеты и с интересом рассматривал серебряный кубок, полученный пловцами на соревнованиях в Красноводске. - К сожалению, мы ото всего зависим: и от погодных причуд, и от прихоти опекунов по научной части... И, пожалуй, не лишне будет прислушаться к откровениям Метанова.

Подойдя к Сергею, Байрам Сахатов вежливо взял у него из рук именной кубок с чернением по серебру и поставил рядышком с рослой бронзовой девушкой, прижавшей к бедру тонкое, как ржаной колосок, весло.

- Не балуйся с кубком, а то олимпийский огонь сожжет тебе грудь. Ты сегодня, Сережа, очень огнеопасный! Охладись вот лимонадом. - Сахатов редко повышал голос и был не то, чтобы застенчив, а сдержан и терпелив. Помня о дорожном разговоре, он надеялся, что Сергей сам его продолжит и скажет о том, что его волнует. Сахатов сел на край дивана и попросил. - Почитай вслух... Пральников о самостоятельности и живой инициативе пишет. Если верить ему, то ты - первопроходец!..

- И ты в это веришь?

- Всей душой верю, Сережа!

- Тогда читай сам, что там написано. Длинноты и жидковатое пропускай, а галушки лови!

...После короткой ссылки на свое первое письмо из Кара-Богаза об испытаниях печи "кипящего слоя", основываясь на фактах, Виктор Пральников занятным собеседованием зажигал интерес к тому будоражному, что делалось на химическом комбинате. Туркменские галурги искали ключи к новому кладу, запрятанному каспийским Кащеем Бессмертным, к драгоценному химикату по имени бишофит. Спрос на него огромный. Он нужен в промышленности, сельском хозяйстве; с его помощью губят на полях вредителей, удаляют наперекор природе листья с лапистых кустов хлопчатника, чтоб машинам не было помех при сборе "белого золота". Повсюду требуется хлористый магний, которым рассолы Кара-Богаза несказанно богаты, но который никому пока не удавалось добывать на Каспии, тем более прямо из рассола: такого до сего времени не знала мировая практика.

... Когда и как зачервилась мысль об этом у Сергея Брагина, он и сам в точности не помнил. Знал он одно, что именно парторг Байрам Сахатов первым начал его подбивать на рискованную "алхимию..." Иначе и не назовешь то, что пришлось изведать Сергею Брагину, Ягмуру Борджакову, Мамразу и другим из инициативной группы. Их поначалу считали чуть ли не шарлатанами. Рядом с опытным цехом строилась по всем научным выкладкам и схемам бишофитная колоннада, а Брагин и его друзья, как мураши, подняли возню на берегу Шестого озера; и они решили не когда-то, а сегодня, сейчас гнать бишофит прямо на озерных разливах, не дожидаясь пуска сложного агрегата, который строился с проволочками и похоронными рыданиями, как и сульфатный завод. Главный инженер Метанов и в бишофитном комплексе все затяжки и срывы оправдывал "трудностями поисков и стихийными катаклизмами залива...". Впрочем, в этом он был не одинок. Многое под видом научной обстоятельности и создания запасов прочности делалось с присутствием той холодящей мертвечины мысли, против которой выступали неуемный Сергей Брагин, тихий и вежливый Байрам Сахатов, "прожектористы" во главе с Феликсом Лимоновым, ашхабадский академик Сокольников, неугомонный ленинградец Иван Волков со своей механической щеткой.

Обаятельный Семен Семенович назвал затею Брагина с бишофитной кухней ничем иным, как "мыльной химерой". А наедине Метанов выразился более определенно, назвав идею Брагина "мизерной акцией".

И словно в подтверждение этой диагностики, трудности возникали на каждом шагу, все приходилось собирать по лоскутам и щепочкам. Свою астролябию Сергей Брагин и его помощники строили из подсобных материалов, а проще говоря - из старья и отходов. Неподалеку от печи и котельной, на берегу озера сначала появились две стареньких цистерны. Потом трубы, огнеупорные кирпичи, детали небольшой форсунки, ванна... В разбросанном виде все это представлялось случайным скоплением громоздких предметов, трудно соединимых между собой. Так оно и было: соединить все эти узлы и емкости стоило больших трудов; делалось это вручную, на открытой площадке, в неурочное время, чаще всего - ночью. На стихийной новостройке специальности у людей мешались: Брагин с парторгом Сахатовым работали и за конструкторов, и за сварщиков, и за чернорабочих. Говорят, камень, брошенный по согласию, далеко летит!.. Дружно работали брагинцы, и груда старья постепенно приобрела стройность и смысл. Установили железные бочки друг на дружку... Пирамида имела прочное каменное основание. Нижний сосуд был химическим аппаратом, в котором происходил нагрев рапы, выпарка... Приспособили водопровод, оборудовали отстойник, сделали вальцы. И вот - отдельные узлы соединились, залит рассол, которым богато соседнее озеро. Задута форсунка... Сначала опробовали агрегат на рассвете, в час, когда вершатся самые ответственные и рискованные дела. Огонь привел в движение сложную установку, и она успешно проделала положенный цикл. Пройдя через все круги адова чистилища, рассол обрел предельную насыщенность и нужную температуру, потек в удаленное от кипятильника корыто. Дно отстойника покрыл ось густой жижей; тяжелая масса потом загустела, покрылась зеленоватой пленкой, которую сняли ножом и поместили в специальную посудину для охлаждения.

Так ватага инженера Брагина получила впервые чешуйчатый бишофит.

И все началось многообещающе складно: рычала форсунка, металось дикой кошкой когтистое пламя, грелся в бочке рассол. Из отводящей трубки со свистом высверливался пар. Постепенно началось отделение бишофитной массы... Но вдруг кто-то чихнул и фыркнул. Не сам ли Бра-гин? Нет, в предрассветной, сероштанной тишине пустыни люди казались окаменевшими изваяниями; они не разговаривали, не двигались, не хотели ничем мешать появлению сокровища, долго скрываемого в кладовых Кара-Бо-газа. Неохотно, словно с болью и мучениями отдавал он людям драгоценную толику из своих тайников, и, отдавая, будто дразнил и предупреждал: без боя и жертв - ничего не отдаст Черная пасть!.. Засвистел пар и снова - мокрый, горячий взрыв... Теперь-то вдруг стало все страшно понятным: из отводящей трубки фукал и стрелял спертый пар, а потом под громадным напором начала рваться наружу пена.

Пена... Это была не та белая, ласкающая кипень, с пощипывающей шипучкой. Пена в аппарате - это несчастье, катастрофа!

- Выключай! - крикнул Сергей Брагин, поднеся к глазам ладонь, обожженную паром и клочьями едкой пены.

Форсунка зашипела осипшим голоском, как будто ей в горло воткнули укрощающую сурдинку. Клокотанье в выпарном аппарате смолкло, и вся неуклюжая, казавшаяся смехотворной, установка начала остывать, обнаружив свою позывность к отдыху.

- Эх, хороша душистая пена... но только в бане, Сергей Денисович! - обидно спокойно проговорил Байрам Сахатов, в котором сейчас не всякий узнал бы своего уважаемого парторга. И по виду он был сезонным чернорабочим, и по поведению, и по своим словесам ничем не отличался от усталых и озлобленных неудачей людей; только пожалуй, был он поспокойней и чуточку выдержанней других. - Плюет в лицо твоя конструкция, Сережа, а наше дело - вытираться. И - конструкция права! Мы перед этим железным чучелом пигмеи, ничего не стоим. Плюется, злыдня, харкает, нутро свое выворачивает!.. А ты стой и рукавом вытирайся. Читал я где-то про такого вот робота... Смех да и только!

- Какие коленца тот самодур вытворял? - спросил расстроенный и ошпаренный горячим рассолом Ягмур Борджаков.

- Не назвал он своих конструкторов дураками?- просил ответить поточнее жующий что-то Назар Чичибабин. Он рассуждал более реалистически: что бы ни произошло - все равно придется работать, а для этого потребуются силы. Значит, следует подзаправиться. Если сейчас, на рассвете так жарко, а что будет, когда настанет день? Назар продолжал допытываться: - Известно, робот- махина бессердечная, чего же он захотел?..

- Как сказать! - возразил Сахатов. - Робот, про которого я читал, наоборот, все близко к сердцу принимал.

Затаил он злобу на конструктора, явился к нему под... фальшивым номером и начал выслуживаться перед своим творцом, чтобы выбрать моментик и - сработать с отрицательным знаком.

- И, наверно, с жиру стал беситься? - засмеялся Феликс Лимонов.

- Мне кажется, что наш робот не с жиру бесится, а, наоборот, страдает от дистрофии. Пожалуй, жира-то ему, бедняге, и не хватает. Подмазать надо - он и перестанет плеваться.

У Сергея от слов Байрама Сахатова и от своей неожиданной догадки лицо просветлело.

- Это же настоящее открытие, инженер Сахатов! - воскликнул Сергей. Сор и пыль, нежелательные органические вещества влияют на пленочное натяжение... нарушается вязкость, и отсюда пена. Нужно найти что-то связущее. Может быть, жир?..

- Не подмажешь - не поедешь! - согласился Феликс Лимонов. - Эврика!

- Эх, почему я раньше не додумался! - сокрушался Назар. - А сейчас только понял: что к чему!

- Не тужи, - вместе на охоту пойдем! - утешал его Мамраз.

- Охота? - насторожился Сахатов. - Тюлений промысел...

- Браконьерство? - быстро спохватился Сергей Брагин. - Не тоже!.. - Сергей вдруг принялся искать что-то у себя в карманах. -Я, кажется, говорил тебе, Байрам! Вот бы сейчас нам эту пшикалку. Тогда не надо бы и за тюленем охотиться. Есть средство более современное. Добыл я недавно памятную рекламку международного класса. Не подозревайте меня, ребята, в низкопоклонстве... но когда я был в Москве, прихватил с английской выставки в Сокольниках вот этот прейскурант. - Сергей Брагин достал из своей кожемитовой папки наглянцованный бумажный квадратик с рисунками... На картинке были разноцветные мыльные пузыри и вместительный белый бак на треноге с трубками, краниками, стеклянными фонариками, а сбоку - кастрюлька с рычажком.

Треногий пузан был не внушителен с виду, но со всех сторон к нему тянулись внушительные надписи. Феликс Лимонов поднял разрисованный листок к свету и начал вслух читать:

- Это первое в мире! Будьте среди первых, получающих от нее преимущества! Покупайте аппарат "Сонтри-фюдж".

- Эх, врать - не мякину жевать, не подавишься! - пристыдил своего приятеля Чичибабин. - Ну и пустобай, ты, Феликс, как зазывала с ярмарки!

- А это самая настоящая ярмарочная сделка, Назар! Слушай, еще не то узнаешь. - И Феликс продолжал читать торговую рекламу. - Наша установка комбинирует малую скорость, малую центробежную силу ускорения со звуковой энергией высокой интенсивности для удаления пены... вокруг звуковой индукции... происходит моментальное удаление пены с химических жидкостей!..

- Ага, это нам подходит!

- Еще как, слушай дальше, Назар... Только больное воображение приводит к пределам возможностей нашей установки! Освобождение от пены наконец-то уже здесь!..

Не перебивая Феликса, дождавшись, пока тот показал всем зазывающую рекламу, Сергей Брагин как бы примерил ее к своей все еще пофыркивающей, сумасбродной батарее из коробок и бочек.

- Написано тут хуже, чем на самом деле выглядит этот пеногаситель, - сказал раздумчиво Сергей. - Показывалась установка в действии. Огромная пузырчатая гора пены от звукового удара мгновенно превращается в спокойную жидкость. Тогда еще в Сокольниках подумал я о своей бишофитной вагранке и о таком сильном пеноглоте. Поспрашивал потом в нашем министерстве. Говорят, есть у нас получше этих заморских, свои установки, а где они и когда дойдут до Кара-Богаза, про то министерские сидельцы не сказали!..

- Пора остыть бы! - ворчал Чичибабин.

- О чем ты, детка? - не понял его Феликс Лимонов. Ему показалось, что Назар вознамерился боднуть разгоряченного изобретателя Брагина, который не оправдал их надежды, заставил понапрасну коротать столько ночей, корпеть над аляпистой чертовщиной и делать из дерьма карамельки... И все же, по мнению Феликса, говорить так не следовало Чичибабину.

- Молчи, Назар, умнее будешь! Не играй дурака, послушайся моего совета.

- Не я артист! - обиделся Назар. - Это ты изображаешь из себя цыганского барона! И я не про конструкторов говорю, а фантастическую клячу ругаю... И не зря ругаю эту злыдню, потому что верю в нее! Охладить ее побыстрей предлагаю, и нутро прочистить, а опосля жирку в рассол подпустить!..

Мамраз подошел к форсунке и хотел выключить. Сергей остановил его.

- На других режимах проверим. Найти бы пеногаситель!

Разговор вертелся вокруг одного: как и где добыть жирной, однородной и доступной жидкости?

- Про режим говорите, Сергей Денисович? - переспросил Чичибабин. - Вот загарпуню тюленя для нашей жиротопки, поправим дела, и тогда я согласен на самый строгий режим. На тюленя мне не надо разрешения!

- Не ори, морской мародер! - одернул его Феликс.- Не столько дела, сколько воплей. Не боишься, что за разбой ославят?

- Для общей пользы согласен на самый строгий режим. Приказывайте, Сергей Денисович!

- Приказаний никаких не будет, - с чисто брагинским откровением сказал Сергей. - Кто хочет пусть со мной идет. Голова пропадет - шапка останется! Так любил говорить Чапай. Смелого пуля боится, смелого штык не берет!..

- Значит, с бою брать? - негромко спросил Сахатов.

- Искать...

- Это разумно. Желаю удачи, Сережа!

Охота - всегда поиск и ожидание. Сколько выстрадаешь - про то никто не знает, а что добудешь - известно всем. Таков неписаный закон охоты. Высший совет на бишофитной установке решил: большой партии охотников не составлять, на промысел отправиться самым заядлым- Сергею Брагину и Назару Чичибабину. Говоря по совести, и тот и другой не очень-то верили в это предприятие и надеялись обдумать все как следует около моря. Оно подскажет и научит, - надежный советчик и помощник. Но помощь пришла к Сергею на этот раз не от вещего, дружелюбного моря, а от маленьких друзей, которых он повстречал на излучине, между поселком и насосами-тягачами, гнавшими из затона морскую воду к озерам. Среди ребятишек был Мурад, который всегда рад поделиться новостью и находкой с Сергеем Денисовичем. Не удержался Мурадик и на этот раз. Другие ребята сторонились охотников с собакой, а он запросто подошел к Сергею и сообщил о своей вылазке к затонувшему танкеру и о том, что они видели выброшенного морем и припрятанного в камнях здоровущего тюленя. Друзья договорились сказать про тюленя дядьке Чеменеву, который сплавляя куда-то подброшенных морем жирных чушек, а ребят за находки одаривал...

- Там и казарки летают, - доложил с готовностью Мурад. - Гусей не видел... и кряквы нет ни одной. Лысух тоже нет.

- А бородача не видел? - спросил Сергей.

- Эх, если б увидел - поговорил с ним! - мечтательно отвечал Мурад, падкий до всего редкого, диковинного. А птица бородач, достигающая огромных размеров, была как раз такой редкостью. Осторожный и умный бородач, по рассказам охотников, имел одну слабость - был необыкновенно любознательным, и в такие минуты очень рисковал. Случалось, что из-за любопытства крылатый хищник подходил к спящему или прикорнувшему человеку, осторожно и совсем не кровожадно трогал его своим страшным, убийственным клювом, рассматривал...

- Я хотел посидеть около тюленя и подождать: вдруг к нему бородач прилетит! Ребята торопят к танкеру, говорят, он всплывать начал.

- А где прибортился этот толстяк? - спросил Сергей про тюленя.

- Сергей Денисович, а вы пускайте Пальму. Она найдет. Вон туда идите, где чайки летают!.. Чуть левее синего верблюда на небе. Видите?.. Дядя Сережа, а что думаете делать с морской свиньей?..

- Освежуем и - в химию!.. Для полезного дела стараемся. Спасибо тебе, Мурадка, и всем ребятам - за подмогу!

Огненно-рыжая Пальма с длинной шерстью, узкой человекоподобной мордочкой и вислыми черными ушами умоляюще смотрела на Сергея, звала и уводила его взглядом от людей и шума в просторную даль влажных прибрежных песков, по которым катались ленивые и безмолвные волны. Царила необъятная тишина воды и земли, могущественная и тяжелая, словно литая. Человеческие голоса и даже отдаленные ружейные хлопки ничуть не нарушали этой огромной, возвышающей и прозрачной тишины, которая возбуждала не тоску одиночества, а чувство силы и слитности с одухотворенной и могучей природой. Сергей Брагин порывисто и глубоко вздохнул, повернувшись к морю, набрал в себя воздуха до боли в груди, и привлек к себе Мурада. И подумалось ему, что такая ребячья буча, такие стыковые, бурные, жизненные события, как суровая быль острова Кара-Ада, подвиг Валерки Рылова, буревые, рабочие страсти в овеянном легендами оазисе Черной пасти и вот такая могучая природная явь Каспия - все это должно сделать сына таймунщика, умного и пытливого Мурада большим и умеющим человеком, которому будут не страшны загадки и страшное дыхание Кара-Богаз-Гола... А пока Мурадик помогал Сергею добыть для опытов на бишофитной установке тюлений жир.

- Я провожу вас до Шор-Тепе! - совсем не по взрослому, подтянув ремешок на портках, сказал Мурад.

- Спасибо, дружище, мы и сами найдем! Указал ты нам точно.

...С помощью маленьких помощников, бишофитчики нашли тогда нужный эликсир и смогли укротить шальную пену. Но если унялся пенный шквал в котле, то продолжал он бушевать вокруг опытной установки. В угоду Метанову кое-кто обвинял Сергея Брагина в кустарщине и поношении престижа "большой химии". А сам Семен Семенович не в шутку, а вполне серьезно, и даже тоном обвинения упрекнул Сергея и Байрама Сахатова в порочной, опасной тактике "нахрапа и навала", которая, мол, вредит высоким новациям, и, в частности, освоению и пуску печи

"кипящего слоя". Сказано это было на партийном собрании, а после, в кулуарах, в дополнение к трибунной речи Метанов добавил:

- Ревность в любви, Сергей Денисович, это ни что иное, как членовредительство души! В вопросах технического прогресса ревность - это по меньшей мере антиобщественный рецидив. Наша печь - новое слово в технике, а ваша "сам-фунька" - это чистейшая профанация. Но подфунить вам не удается! У нас - высшая техническая идея, а ваша самоделка - мышиная возня вокруг кусочка сала. О, ревность!..

И прав был Семен Семенович: долго шла возня вокруг тюленьего сала, пока, наконец-то "сам-фунька" выдала на гора первую щепотку зеленоватых чешуек, оказавшихся при анализе превосходным бишофитом. И дело не только в том, что брагинский самовар-самопал, приноровился давать бишофит уже не щепотками, а тоннами. Неказистая коптелка, кондовая самоделка оказалась не такой уж простофилей: она позволила сделать открытие далеко не местного значения, на опыте и по принципу брагинской печурки и выросла мощная бишофитная установка. И пока она вступала в строй, задорная жихорка помогала своей дородной сестре. И первыми отблагодарили Сергея Брагина, Байрама Сахатова и всю ватагу за усердие ферганские химики, помощники хлопкоробов, труженики чудесной фабрики плодородия.

И как было сейчас, накануне заседания партбюро не вспомнить об этом Байраму Сахатову и Сергею Брагину. В кабинет парторга вошли озабоченный Чары Акмурадов и чем-то взволнованный Метанов,- включив вентилятор, и отлипая от потного тела рубашку на груди и плечах, Метанов сел на диван. Отдышавшись, он сказал, что приехал из Москвы шеф Игоря Завидного, руководительница всей конструкторской группы, истинная опекунья печи, а к тому же - родная сестра виднейшего ученого и крупного общественного деятеля, среди галургов чрезвычайно популярная и влиятельная - Ева Казимировна Каганова. Прилетела неожиданно даже для самого Игоря Завидного, на грузовом "антоне" в сопровождении молодого, но лысоголового и близорукого ассистента. Несмотря на столь пассивную и жидковатую внешность, молодой, преуспевающий ученый Лазарь Пустовойтов, оказывается, привез с собой уже готовый и необыкновенно дерзкий план реконструкции трубопровода, проложенного от рапозабора к бассейнам "горного цеха" и оказавшегося беспомощным и "устаревшим" до того, как показать себя в деле и оправдать хотя бы малую толику сделанных затрат. Метанов успел не только встретить свою именитую руководительницу, но и пообещал ей немедленную аудиенцию у директора комбината с непременным присутствием парторга и начальников всех производственных подразделений. Разумеет ся, Метанов предупредил профессора Каганову о занятости всех, о приезде гостей из Литвы, о предстоящем заседании партбюро.

И странно: только сейчас, глядя на возбужденное, сияющее и в то же время настороженное лицо Метанова, притихший Сергей Брагин заметил, как сильно выделяются у Семена Семеновича среди крупных, широких и темноватых зубов два верхних белых и острых клыка. Несомненно, он и раньше замечал эти крепкие, совершенно не стершиеся, по-своему красивые, вполне приличные клыки, но до этого Сергей не улавливал в них такого обнаженного и угрожающего блеска; не остроты и крепости, а именно жгучего и опасно колючего блеска... Метанов, широко улыбаясь, уловил на себе пристальный взгляд Сергея и, не убавляя улыбчивости, прикрыл рот рукой, почесывая пальцами кончик пористого, красноватого носа.

- Устроилась Ева Казимировна, по нашим условиям шикарно, - докладывал Метанов. - Двойной номер с отдельным входом со стороны моря. Ванна... Ворчит, как всегда, нервничает, что мы задерживаем главное!.. Недовольна и тем, что в тепличные условия помещаем ее, не совсем приличные для "кадровой пролетарки". Мило ворчит, как только одна Ева Казимировна может ворчать!.. Рвется к своей дочурке-печурке. Предложил ей передохнуть с дороги, а она и слушать не хочет. Пенсне свое разгрохала в самолете, просит починить или очки подходящие достать. Деликатное поручение! Что вы скажете, Чары Акмурадович?..

- С обстановкой нашей гостью познакомили? - спросил довольно сухо директор Акмурадов.

- В приличествующем виде, - словно извиняясь, отвечал Семен Семенович, не прикрывая больше рукой рта и с нажимом показывая блестящие клыки.

- Обещает нам помочь? - осведомился осторожно Байрам Сахатов.

- Откровенно говоря, Ева Казимьровна не видит особых причин для беспокойства, - Метанов как-то уж очень игриво взглянул на Сергея Брагина через уцелевшее стеклышко в золоченом пенсне Кагановой. - Она упрекает нас в чудовищной медлительности! Ева Казимировна встревожена, как, впрочем, и руководство института, ученые авторитеты... Есть сведения, что в загранице тоже ставятся аналогичные эксперименты и существует угроза, что нас опередят с патентом. Кошмарная новость. Ева Казимировна, по всей видимости, уполномочена форсировать!..

- Можно подумать, что кто-то нарочно сдерживает пуск печи, - проворчал Байрам Сахатов.

- Как мог, я, разумеется, рассеял ее подозрения. И теперь, как я думаю, мы постараемся это сделать сообща, - спрятав пенсне, с решительным видом сказал Метанов. - Да, Сергей Денисович, все же придется форсировать!

- Похвальное желание... форсировать все словесные преграды. Так надо понимать? - Сергей принялся раскручивать телефонный шнур, спутанный вперехлест; можно было подумать, что это стал зримым чей-то витой разговор по проводам.

- Вы угадали, Сергей Денисович, дело идет к оформлению окончательной приемной документации. Важен момент. ..

- И - патент. - Сергей снял телефонную трубку, опустил ее на весу к коврику и она начала быстренько вращаться в одну сторону, потом остановилась, постояла, и несколько раз повернулась в обратном направлении.

Не впервые Брагину и Метанову говорить с таким двойным заходом, пикироваться и при людях и наедине, и между ними установились отношения, которые со стороны, постороннему могли показаться враждебными, и не иначе как предвещающими ссору и бурную сцену, на самом же деле их отношения носили более глубинный характер и наружные излияния напоминали лишь колебания почвы при скрытых тектонических взрывах. И тем, кто был близок к Сергею и Семену Семеновичу, приходилось удивляться не этим, то и дело вспыхивающим словесным перепалкам и взаимным колкостям, а какой-то недосказанности: Сергей Брагин и его старший по возрасту и положению оппонент не давали волю полному излиянию своих чувств. Они часто были вместе и согласно решали многие другие вопросы, продолжая в то же время придерживаться своих прежних

взглядов. Не было ли в этом известной доли лицемерия или притворства? Пожалуй, нет. Оба они отлично понимали друг друга, и не заблуждались в оценке занимаемых позиций каждым из них. А ссоры и схватки? Их возможность не исключалась, но, видимо, их разногласия и расхождения во мнениях были гораздо значительнее и глубже, чем просто личные отношения и повседневные хлопоты. Вот об этом-то, пожалуй, знали не многие. Директор комбината Чары Акмурадов и Байрам Сахатов, более других посвященные во все сложности их отношений, с приездом Кагановой опасались бурных событий, понимая всю важность и остроту происходящего. От них не укрылось, что в последнее время Семен Семенович стал более терпим к горячности Сергея Брагина, проявляя внимательность к нему и с запозданием, но по достоинству оценив успехи брагинской "сам-фуньки" и заслуги в создании более совершенной бишофитной установки. Можно было подумать, что их отношения становились иными, но как же это могло произойти, если все спорные вопросы не только не потеряли своей остроты, но и, наоборот, поднакалились? В решении этих вопросов директор Акмурадов и парторг Сахатов занимали те же позиции, что и Сергей Брагин, не видели никакого компромисса с людьми сомнительного поведения в главном - техническом оснащении химической житницы Кара-Богаз-Гола.

В тишине резанул слух своей нежданной вспышкой телефонный звонок.

- Она!.. - с каким-то приятным и сладким испугом прошептал Семен Семенович.

- Печь... - оттуда звонят?.. - не сразу сообразил Байрам Сахатов.

- Ева Казимировна, - с чем же сладостным волнением произнес Метанов.- Она осталась одна... Ева Казимировна нас ищет!

Звонок не повторился, в телефонной трубке слышался шум. И когда Семен Семенович повернул голову на скрип открываемой двери, то к своему удивлению увидел на пороге гостью, Каганову. Натужно шуря глаза, Ева Казимировна, в дорожном сером платье с белым жабо, остановилась в двери и казалась скромной простушкой без своего золоченого пенсне, в неказистых проволочных очках, позаимствованных ею у пожилой портнихи. Интервал между звонком и скрипом двери был ничтожен: оказывается, пока секретарша набирала номер телефона парторга в приемной, проворная Ева Казимировна заявилась сама в кабинет. У нее были свои привычки... Продолжая щуриться, она внимательно оглядела комнату, словно желая поточнее пересчитать все предметы в ней и присутствующих, и только после осмотра сдержанно поздоровалась. И эта сдержанность, которую 'можно было принять за смущение, очень выгодно подчеркивала опять же простоту и радушие крепкой, в меру полной, черноволосой с проседью на висках, быстроглазой симпатичной женщины.

- Не ждали? - Ева Казимировна потрогала на затылке обеими руками свои недлинные, кудреватые волосы. - Семен Семенович уже успел нарисовать мне полную картину... мало утешительную. Признаться, я всего этого ожидала, и даже большего. Все новое в какой-то мере рискованно. Но несмотря на помехи, баланс нашей красавицы-печи все же добротный! Достигает проектного. - Ева Казимировна достала из кожаной папки бумаги.

В лице Семена Семеновича вдруг что-то перекосилось и дрогнуло. Он подошел к Кагановой:

- Бумаги потом, Ева Казимировна. Не лучше ли основное оговорить пока в принципе?.. Есть основания считать, что приемочная комиссия и руководство комбината готовы сесть за круглый стол и... положительно решить этот вопрос.

- Смею полагать, что узы времени... - начала было Ева Казимировна, но заметив решительный жест нахмуренного Чары Акмурадова, она досадливо поморщилась и взглянула на Метанова, словно упрекая его за несговорчивость своих оппонентов. - Смотреть на дело следует в масштабах наивысших, и никак не местечково. Уникальность вашего оазиса и выгоды наших открытий... Все ясно!

- Выгоды и перспективность! - спокойно, только, пожалуй, слишком громко заговорил - Чары Акмурадов. - Для нас это главное, в этом - жизнь, а не сомнительная рекламность.

- Приоритет положен на весы двух различных общественных формаций. Мы и так дозволяем себе роскошь - мешкаем и топчемся, чешем затылки и робко дуем на воду. В то время, как идет страшнейший штурм высот космоса и глубин материи! - Ева Казимировна Каганова, не впадая в менторский тон, в то же время старалась внушить своим слушателям, что они в заповедной глуши не могут знать всего того, что известно ей, Еве Казимировне, благодаря связям и знатному родству.

У Сергея Брагина вспыхнули глаза и он возразил:

- Но еще меньше права мы имеем во всеуслышание молчать о том, что надо говорить откровенно и в глаза! - Сергей извиняюще улыбнулся, и эта улыбка на возбужденном лице с горящими, зеленоватыми глазами показалась чужой и случайной. Она не сделала добрее и уступчивее сухощавое, с острыми энергичными чертами лицо. Улыбка лишь оттенила строгость и внутреннее горение Сергея Брагина. - Скажите, Ева Казимировна, вы сами-то верите, что ваши маломощные печи дадут большому Кара-Богазу столько, сколько о них шумим?

- Вклад, несомненно, намечается! - воскликнула Ка-ганова, по всей видимости, никак не ожидавшая такого лобового вопроса и рассчитывая громкостью голоса подавить свое волнение и сгладить замешательство.- Полученный патент, признанный приоритет и широкая огласка изобретения - новины галургии - придадут вашему, други мои, приобретению еще больший авторитет! Одно то, что такого еще ни у кого нет и в ближайшее время не ожидается, дает огромное удовлетворение. А еще важнее, что наши печи "кипящего слоя" - это наглядный пример укрепления науки с жизнью, головного института с производством. В течение многих лет наш институт связан с вашей первобытной... иными словами первозданной, уникальнейшей кладовой природы. И наши печи создают превосходнейшую возможность дальнейших взаимностей с вашим комбинатом. Многие наши научные работники получили высокие звания на вашей питательной почве!.. И кандидаты, и доктора, да и сама я, слуга ваша скромная, все мы обязаны этому благодатному краю! Возьмите, товарищ Брагин, вашего коллегу, милейшего Игоря Марковича Завидного! Он тоже, если можно так сказать, продукт вашего животворного климата! Вы должны гордиться этим, в вашей кузнице,- я далека от преувеличения, и не утрирую, - но на вашем комбинате куются кадры ученых.- Цветистая речь, волнующий экспромт, кажется, сделали свое дело: позволили Кагановой собраться с мыслями и ослабить впечатление от неприятного, будто шелудивого вопроса о жизненности и технической зрелости широко разрекламированной установки. Для проверки воздействия своего выспренного речитатива Ева Казимировна подбросила такую репризу: - На формальном и крайне необходимом акте приема печи в эксплуатацию наши связи не только не рвутся и не ослабевают, напротив, они укрепляются! Мы будем всячески помогать вам в освоении печи, и со своей стороны продолжать ее совершенствование. Да, мы будем ее постоянно доделывать!.. Я уже добилась посылки к вам своих талантливых мальчиков, имеющих кандидатские степени, а сейчас привезла к вашим услугам необыкновенно одаренного и эрудированного спеца, с дерзким, потрясающим проектом реконструкции всей системы раповодов и снабжения наших печей сырьем. И насчет печи у Лазаря Пустовойтова есть свои любопытные соображения, но это дело будущего, сначала внедрим наш, апробированный вариант! Тут, Чары Акмурадович и Сергей Денисович, я с вами вполне согласна. Модернизация от нас никуда не уйдет, а пока поторопимся с этой нужной формальностью приемки.

- Позвольте, Ева Казимировна, комиссия уже прибыла, но не будет ли все это слишком поспешным? - свое сомнение Чары Акмурадов высказал твердым голосом вплотную подойдя к напористой и самоуверенной Еве Ка-зимировне.

- Сомнения и возражения - ключи к Познанью! - мучаясь с чужими очками, проповедовала Каганова. - Момент серьезный, не спорю. Но опять же - мы к вашим услугам... ваши помощники! Я, друзья, приехала, - Каганова прищурилась, поморгала, и, вконец раздосадованная, спрятала чужие очки в пухлую, бежевую сумку, - я поспешила к вам по поручению конструкторской группы, чтобы форсировать наше новаторское предприятие. Оптимизировать! И уверить в весьма заманчивых акциях...

Писавший что-то в настольный блокнот парторг Байрам Сахатов при последних словах Кагановой насторожился и с тихой тревогой спросил:

- Не обречем ли мы себя на заведомое недомогание? Посудите сами, Ева Казимировна, ведь стоит нам только принять ваши агрегаты, как сразу же на них будут наряжены плановые задания. Сумеют ли печи вытянуть этот груз?

Тихий вопрос Байрама Сахатова по силе и нагрузке не уступал, пожалуй, недавнему вопросу Сергея Брагина, и Ева Казимировна сразу же оценила скрытую согласованность своих оппонентов. Как и в первый раз, она для начала опустила словесную завесу, из блесток вперемежку с липкой мутью, - и чуть отошла в сторону.

- Масштабность и разногранность нашей установки, принцип искусственного обезвоживания мирабилита - все это, в конце концов, не может не сказаться на производственном балансе, особенно в зимний период, когда на озерах кончается... курортный, бархатный сезон, - Ева Казимировна взглянула на часы, потом на директора Акму-радова и на Метанова. - Общая пропозиция ясна, займемся деталями, Чары Акмурадович! Я уверена, что уже пора, Семен Семенович! Я всегда говорила, что у нас в прикаспийских раздольях, на солнечной окраине Кара-Богаз-Гола надежные и милые коллеги! Прошу вас, друга, к общему столу! - Ева Казимировна сделала широкий хозяйский жест рукой перед директором, что, по-видимому, должно было означать приглашение всем от его имени; для самого Акмурадова это оказалось явно неожиданным.- И никаких колебаний. От сделанного отступать все равно поздно. Только - вперед!..

Зная известного всему ученому миру Каганова-старшего по портретам, Сергей Брагин внимательнее присмотрелся к Еве Казимировне, желая отыскать родственные черты, но почему-то не нашел этого сходства. У сестры было более суровое, более мужественное лицо и пристальный, повелительный взгляд, и вся она была до того внушительна и непререкаема, что спорить с ней было вроде бы опасно. Своим "пролетарским происхождением" и грубоватой простотой она кичилась не зря: прямота, бесхитростность в обхождении, несмотря на высокое ученое звание и немалые заслуги, находчивость и шутливая экспансивность были у Кагановой покоряющими. Одной из этих черточек, юмором, и решил воспользоваться Сергей Брагин, понимая, что других средств восстановить равновесие в этом вежливом поединке у него не остается.

- Скажите откровенно, Ева Казимировна: не напоминаем ли мы сейчас прыгунов с островка Пентекоста, что затерялся в просторах Океании? - Пока Сергей говорил, Ева Казимировна взяла Чары Акмурадова под руку и увлекала его к двери, видимо, намереваясь обосноваться в директорском кабинете для решительного удара по сомневающимся.

- Пентекоста? - очень мило подмигнула Брагину жизнерадостная Ева Казимировна. Она вела себя как добрая и искушенная хозяйка.

- Да, те летуны, которым к ногам привязываются лианы, и смельчаки прыгают с тридцатиметровой высоты вниз головой,- Сергей Брагин нагнулся и показал, как делают островитяне.- Голова прыгуна почти касается земли, еще малость и... Но гибкие лианы, длина которых точно рассчитана, натягиваются струной, пружинят, прыгун резко взлетает вверх, а потом мягко опускается на землю. В этом соревновании выигрывает истинный ловкач: тот, кому удается в момент падения коснуться земли. - Сергей Брагин почесал переносицу и спросил Сахатова.- Ты, Байрам, не чувствуешь сейчас у своих ног лианы?..

- В том смысле, что и нам предстоит головокружительное испытание, как тем прыгунам?.. Про это хочешь сказать, Сергей Денисович? - не застигнутый врасплох вопросом Брагина, тактичный и неторопливый Сахатов подошел к висевшему на стене календарю и сорвал очередной листок. Не спеша прочел долготу дня и ночи, всмотрелся в шахматную двухходовку; помедлив, перевернул листок и - чудеса в решете - на обратной стороне листика календаря Байрам Сахатов увидел коротенькую справку о... прыгунах Пентекоста. С удивлением Сахатов взглянул на Сергея: видимо, тот уже прочел про акробатов Океании и заговорил о них не случайно. Он хотел тут же спросить его об этом, но счел неудобным и прочел последнюю фразу из энциклопедической справки в календаре: - Весь шик прыжка - слегка коснуться земли руками, а лучше... лбом. Если же кто-либо по трусости откажется от участия в соревнованиях, то его ожидает крупный штраф или суровое наказание.

Ева Казимировна сначала не обратила внимание на шутки молодых людей, уступавших ей в годах почти вдвое. Но когда речь пошла о штрафах и наказаниях, Каганова снова достала чужие очки и взяла из рук Сахатова каверзный листок, на котором интересовала ее не шахматная головоломка, а воздушные гимнасты на сомнительной привязи.

- Странные гримасы... юмора, - проговорила вспотевшая Ева Казимировна, вытирая росинки на своих очень заметных усиках, будто подведенных углем. Она не улыбалась, но посматривала смешливо. - С таким же успехом, джигиты, вы можете сравнить меня с путешественницей, которую ловко подхватили под мышки, перенесли через барханы и такыры, а потом услужливо сбросили над... затвердевшим Шестым озером, чтобы я плыла к своей "кипящей слойке". Думаете, на это мое положение не похоже?..

- Нет, это совершенно иной вид спорта, Ева Казими-ровна, - все в том же шутливом тоне проговорил. Сергей Брагин. - Ваша солидность и наше уважение к вам не дают права на подобные аналогии. Себя - другое дело, мы можем уподоблять кому угодно. Наше положение двойственное: принимая установку с пагубными недотяжками, мы не только принимаем на себя непосильное бремя, но и даем государству ложные обязательства на поставку, такого количества гранулированного" "зимнего" сульфата, какого дать не сможем. Мы и одну печь не заставили нормально работать, а к нам на баланс хотят взвалить сразу три... За такие делишки народ должен с нас сурово спросить!

- Сергей Денисович, все это чистейшая формальность!- с укоризной сказала Каганова. - И не мы одни это прекраснейшим образом понимаем. Дотяжки и доделки будут идти своим чередом. И вам не придется пенять на себя. - Мы - к вашим услугам. Можете положиться на наши связи и эрудированную аргументацию!

- Это похоже на обман! С кого же спрос!.. - вежливо негодовал Сергей Брагин.

- Пеняйте... на меня! - лихо отрубила Ева Казимировна, обтирая мокрым, только что выжатым платком морщинистую шею. Она превосходно держалась, перемежая шутки с вещами, которые годились прямо в акт по приемке печей на баланс комбината. Полуофициальная беседа и несусветная жарища, которая Создавала какую-то банную или по крайней мере страдальческую, мученическую обстановку, позволяла как шутить, так и рассчитывать на снисхождение. Столичная гостья с успехом пользовалась и тем и другим.

Для завершения заглубленного разговора Байрам Са-хатов счел нужным добавить:

- На нашем заседании партбюро, Ева Казимировна, ваше слово - первое!

- Я только что подумала об этом! - Ева Казимировна помолчала, ей показалось, что Метанов уставился на нее, чтобы сказать что-то. Нет, Семен Семенович ничего не сказал, но глаза напрягал не зря: то, что он хотел передать своему шефу, было понятно без слов. - На чью же поддержку я могу рассчитывать?- с искренней озабоченностью спросила Каганова. - В Ашхабаде меня заверили... но я понимаю, что без вашей поддержки мой успех не будет полным. Хотя, как вы понимаете, для нашей творческой группы необходим только полный успех - сдача печи в эксплуатацию и патент. Международный приоритет нашей страны зависит теперь только от сдачи установки. - Ева Казимировна на все прежние приглашения присесть даже не взглянула на диван и на стулья, а теперь вдруг устало поморщилась и не стала скрывать одолевшей слабости. - Со всем моим старческим удовольствием я выслушаю вас, коллеги,- осторожно, не сгибая спины и держаясь за воротничок кофты рукой, она опустилась на потертый край дивана. - Старость не радость. Не послушалась врачей и поехала... Ну да ничего, пусть поболею. Среди друзей это не беда. А горя бояться - счастья не видать.- С трудом усевшись и поправив подол на полных коленях, Ева Казимировна попросила к себе немножечко снисхождения. - Поговорите со мной, друзья, без заседательского резона, хотя я уважаю это, прежде всего, в решении острых вопросов. Не неженка я, а кровная пролетарка, но уставать стала. Чары Акмурадович, садитесь ко мне поближе и поговорите со мной как чуткие единомышленники... Мы должны прийти к соглашению. Это весьма желательно! Бывало, каждый полученный патент для нашей красной профессуры становился праздником!.. - Гордый поворот головы с прямым красивым носом и жест руки как нельзя лучше подкрепили слова Евы Казимировны. - Да, праздником! Признанием заслуг выходцев из народа...

Чтобы не казаться высокомерным и плохо настроенным против непомерно требовательной гостьи, Чары Акмура-дов откликнулся на первый же кивок Евы Казимировны и присел рядом с ней, хотя нежиться было некогда.

- Поймите же, наконец, и вы, Ева Казимировна, - взмолился Акмурадов, - войдите в наше положение и вспомните: во что нам обходятся такие же вот уступки с приемкой трубопровода, рапозабора... А ведь были уважены нами и другие сомнительные проекты. Мы не против, не возражаем против вашего авторского права на эту конструкцию печей, но оформляйте все это другими путями. У ваа это наверняка может получиться... До этого же у вас многое выходило и получалось! Есть, видно, испытанные приемы.

Владейте своим авторским правом с наслаждением. Но для нас, практически!..

- Милейший Чары Акмурадович, одного сознания высоких прав и превосходства нам недостаточно... Как вы можете этого не понимать! Мои высокие коллеги всегда отзываются о вас с необычайной похвалой, и нам приятно иметь дело с вашим комбинатом. Осмелюсь признаться, что мы привыкли рассчитывать на вас, и всякое непонимание наших усилий ввергает нас в уныние и страх. Поверьте, Чары Акмурадович, сейчас, как никогда нужна ваша отзывчивость!..

До этого Ева Казимировна пыталась коснуться сокровенных струн души у Сергея Брагина, и, видимо, не зря старалась; если она и не добилась желаемого сполна, то кое-что выяснила. Эта индивидуальная обработка, по всей видимости, входила в расчеты гостьи. И парторг Байрам Сахатов, считавшийся неплохим воспитателем и человеко-ведом, отдавая должное Еве Казимировне, с интересом ждал, когда придет и его черед. Он заметил, как гостья постепенно подбиралась к нему сначала взглядами, потом мимолетными вопросами, и вот попросила Сахатова связать ее с цехом "кипящего слоя", с Ниной Протасовой.

Напряженно наблюдавший за всеми Метанов забыл, что у него в руках пыльник Кагановой и кинулся к телефону первым, но зацепился модной хламидой за спинку стула, уронил пыльник и с глупым и растерянным видом плюхнулся на прикрытую чехлом пишущую машинку.

- Пардон, простите за морскую качку! - сказал он Сахатову, придав всему шутливый оттенок.

Но никто на это даже внимания не обратил. За окном неожиданно послышался голос Нины Алексеевны, и все невольно прислушались к ее разговору с Чеменевым и Степанидой Маркеловной.

- Его, лешего, не дробью надо, а метлой! - ворчала под кустом тамариска охранница. - Я пришла, чтобы про все это сказать!.. Не то - самосуд, кипятком ошпарю!..

- Что за речи? - ужаснулась Нина Алексеевна, сопровождавшая закадычных друзей к начальству.

- Вот и славно, она уже здесь! - обрадовано встрепенулась Ева Казимировна, услышав знакомый голос.- Нина Алексеевна, не томите. Скоренько ко мне!

Вся шумная компания, как на грех, остановилась против окна, и Ева Казимировна, приоткрыв занавеску, оказалась как бы участницей этой живописной сцены. Правда, Нина Алексеевна быстро оправилась от смущения, примирила своих спутников и поспешила к именитой гостье.

- О, каспийская русалка, вы все хорошеете! - с откровенной завистью встретила Нину Ева Казимировна.- Когда же, наконец, я покажу тебя своим почтенным коллегам? В успехе я не сомневаюсь. Подойдите поближе, Нинель, я без очков. Стань бочком. О, нет, я не ошиблась. Небольшая полнота делает стати... Не смущайтесь, душа моя, от меня, белендрясницы, всякое можно услышать. Говорю не в поношение, а на зависть мужчинам. Хорошенькую оправу надо подыскать такому алмазу!.. Можете не сомневаться, я, старая делегатка, побеспокоюсь о молодом дарованьице. Ниночка, садись рядышком, отложим все дела и потолкуем о женских тайнах. Слышите, други, на время мы освобождаем вас от своего присутствия. Не правда ли, Нинок?

Не мог оставить без внимания своих посетителей и парторг Байрам Сахатов. Он услужливо уступил свой кабинет дамам, а сам вышел к Чеменеву и Степаниде Маркеловне.

- Байрам Сахатович, прибью Чеменя не картечью, так скалкой! А не то станушкой придушу,- сразу же, без проволочек ввела в курс дела парторга Степанида Маркеловна. - Хватит с ним нянькаться!.. До прокурора дойду, телесные доказательства имею!.. Речи сладенькие напевал...- Степанида Маркеловна шепотом подозвала Байрама Сахатова к себе поближе.- Таить-то мне нечего, люди видят. Все расскажу, ничего не утаю, лишь бы на Нину Алексеевну поклепа не было. Она ни в чем не виновата. Не знала она, что соль перетаскивали с одного места на другое, с озера к печному амбару.- Топчась на одном месте, Чеменев со Степанидой Маркеловной почти до колен погрузли в песок.- Солнце пекло из белого небесного бездонья, а они никак не могли договориться... в телефонный рожок...- Степанида Маркеловна осеклась, поймав на себе тревожный и колючий взгляд главного инженера. Может, наговорила лишнего? Не должно бы... Говорила, что знала и думала. А если не так ее поняли - пусть. И Маркеловна так ответила на пытливый взгляд: - Народ у нас в Бекдузе добрый, работает с большим серьезом и огоньком, а тех, кто под ногами путается, мы - за ушко да на солнышко! Сильным людям одно надо - требовать строже с других и с себя. - Взглянув на привалившегося к стене Чеменева, Степанида Маркеловна тихо сказала парторгу Сахатову.- Натворил он много, но я верю в него... одумается.

- Нашлась заступница,- хмуро вздохнул Чеменев. Степанида Маркеловна подошла к Чеменеву, потопталась на раскаленном песке и отвела дружка в тень.

- Люди помогут тебе, только душой не криви,- сказала она с участием.- Слушай, чего я скажу...

- Помолчи, Маркеловна, ты уже свое сказала!

- Значит, главное ты понял... Помолчу.

... Воронки на поверхности бурного течения дня возникали тут и там, река жизни бурлила. Пожалуй, в самый шальной водоворот попала Нина, бросившись на зов Евы Казимировны. Одинокую, расстроенную и обиженную встретила она гостью в кабинете парторга Сахатова. К ее боевитой, моложавой не по годам фигуре роль покинутой страдалицы совершенно не шла. Буйные волосы, вызывающий поворот головы, энергичный профиль с прямым, продолжающим линию лба, пожалуй, чуть великоватым носом; в меру полная грудь и покатые плечи делали Каганову не только представительной, но и привлекательной. Несмотря на морщины, которые не всегда являются признаком возраста и поизношенности, а часто говорят о странствиях и пережитом, Каганова была еще крепкой и энергичной. И при всем этом, она обладала каким-то удивительным даром казаться разной не только в зависимости от обстановки и положения; она могла изменяться по собственному желанию, неожиданно и порой очень резко. Этот дар перевоплощения более других знал ловкий дипломат и утонченный жуир Метанов, всегда издали любовавшийся тем впечатлением, которое производит своей артистичностью на окружающих его ученая покровительница. Ева Казимировна сегодня превзошла себя: сначала она показалась разбитой, утомленной зноем и дорогой, заехавшей слишком далеко пожилой вдовицей, а потом вдруг предстала беззаветной, прямодушной, романтически порывистой и пламенной "пролетаркой"... В споре о главном техническом стержне событий, - о печах и сдаче их комбинату, - Каганова проявила себя доверенным лицом института, сестрой академика, специалистом с именем, в достаточной степени эрудированным и поднаторевшим галургом... И тут же в разговоре с директором, парторгом Сахатовым и Брагиным она неожиданно обнаружила коммерческую и в какой-то степени сутяжную хватку, показала цепкую и алчную руку, тянущуюся к патенту... Конечно, было в ней желание помочь делу, но нескрываемая жажда личной выгоды, стремление попользоваться сомнительным изобретением, перенятым у других, все же брали у Кагановой верх. Проглядывало и то, как Ева Казимировна надеялась на своего преданного коллегу - Метанова. Пожалуй, большего ждала она и от преуспевающего в институте Игоря Завидного, похвалявшегося своей дружбой на химическом комбинате и влиянием на "среднее техническое звено", прежде всего на своих прежних однокашников Сергея Брагина и Нину Протасову.

Выходило у Кагановой не совсем так, как ожидалось, но пока нельзя было сказать и другого,- что ничего не выходило. Обиженность и страдальческий вид у Евы Казимировны, который так перепугал Нину Протасову в кабинете Сахатова, был не признаком бессилия и отступления, а хитрым актом перевооружения, смены реквизита, которого у нее было предостаточно. Впрочем, так обнаженно мог бы подумать только Метанов, а Нина отнеслась к ее переживаниям с доверчивым участием и тревогой, тем более, что причин для этого было много. Лицо у Евы Казимировны было бледным, щека чуть подергивалась, а черные глаза, глядевшие на деревянный пестик вешалки, были пугающе неподвижны и никак не согласовывались с блуждавшей улыбкой.

- Посиди со мной, гордая амазонка!.. - попросила гостья. - От тебя так и веет силой и хотеньем жить! Да, жить, добиваться, пробовать, увлекать! - Ева Казимировна посмотрела на Нину как будто спекшимися, обугленными глазами, продолжая обидчиво, измученно улыбаться. - Не обижайся на меня, Нина, ведь в жизни почти невозможно придумать или сделать такого, чего уже не делали другие. В тебе я узнаю свою прошлую и запоздалую молодость. У меня тоже было гордое и обременительное одиночество. И чем оно хорошо - жалеть рядом никого не приходится... Боже, сколько сил и достоинства уходит на жалость к ближним! И тяжелее всего, что люди не понимают... Как много им прощается, и уступки часто делаются из-за жалости. - Ева Казимировна изменилась лицом, теперь губы у нее были сухо поджаты, а глаза так пылали и расширились, что в них страшно было взглянуть. - Признаюсь тебе.

Ниночка, как молодой товарке: сколько ни берегла я свою гордыню, изрядно натруженную, а поступиться пришлось... опять же из-за жалости... Пожалела я - не больше... А он, бедняжка, не понял моей подачки, и это совсем жалко! В такую тягучую жарищу, когда в голове шумы перезвонные, а тело будто избито, когда мысли словно плывут и плавятся, в таком состоянии чего только не может случиться с человеком. Нина вдруг вспомнила, как в чадном котле Сергей Брагин даже... в любви ей объяснялся, чётки перебирал и кабалистику призывал на помощь, чтобы подтвердить свое сердечное влечение. А теперь любовную тему деликатно затронула сама владычица "кипящей печи". Но сейчас Нина была не склонна копаться в этих переживаниях, ее озадачило состояние Евы Казимировны. Неприятной вдавлинкой в памяти осталась у нее давняя, одна из первых ашхабадских встреч с Кагановой, в республиканском управлении, когда Ева Казимировна вежливо согласилась, уступив уговорам Метанова, доверить свою печь молодому инженеру Нине Протасовой. У Кагановой был тогда такой же спекшийся, обугленный вопрос в глазах. Не из жалости ли и тогда уступила Каганова? В то время Нина не поверила бы в это, а сейчас была почти уверена.

- Тебя, Нина, можно чувствовать на расстоянии, - вдруг сделала открытие Ева Казимировна. - Ты еще не села рядом, а твое приближение уже чувствовалось и нарастало... У тебя дивный дар, Ниночка, и надо суметь этим воспользоваться в жизни. Поверь, говорю без всяких эмоциональных прикрас, откровенно, как старшая годами и кое-что повидавшая и понимающая в житейской мишуре. Не каждому дано такое обаяние, и если у тебя, милочка, не гаснет дивный заряд даже в добровольном, светском монашестве, значит, благость в тебе неистощима. Не удивляйся, милая, что я говорю как купчиха из пьес Островского. Говорю искренне и не зря. От болтливых и не лишенных чутья и вкуса мужчин я кое-что слышала, но больше я доверяюсь своему темпераменту и опыту.

- Вы так говорите, Ева Казимировна, что мне как-то неудобно! - слабо защищаясь, смущенно сказала Нина. - Знали вы меня еще студенткой, я и тогда от вас ничего не скрывала... Во время практики вы тоже нами руководили, и я никогда от вас ничего такого не слышала, Ева Казимировна!

- О том и толкую, дурашка, что знаю тебя лучше, чем своих дочерей. И нечего тебе смущаться, святошу из себя строить!.. Ведь ты не какая-то золушка. Слава богу, ты современная и не суеверная. Характер у тебя на мой похож: я те дам!..

- Я не о том хотела поговорить. Неспокойно у меня на сердце... Про печь хочу вам доложить. Наедине. Разобраться вместе надо...

- Затем я и прилетела в такую жару. Вот послушай...- Ева Казимировна крепко прижала Нинину руку у себя под тяжелой и плотной грудью, стараясь передать ей удары своего мятежного сердца. Сначала Нина не особенно вслушивалась в ее сердечную ритмику, но Каганова все сильнее давила на ладонь, и Нина стала невольно отсчитывать про себя упругие и очень частые толчки. Тут видимо, Ева Казимировна не преувеличивала, жара, ее действительно, угнетала. - Теперь, Нина Алексеевна, скажу тебе профессорскую мудрость: чем проще доказательство, тем оно убедительнее. Я тебя попросила послушать и определить: о чем тревожится мое сердце. Слышишь, чувствуешь, как мне тяжело?.. Поверь, это не от одной жары и ядовитых паров могучего чудища Кара-Богаз-Гола. Климат я переношу любой, даже... нашего министерства, которое вообще-то нас не стесняет, но наподобие ваших деляг ждет от тутовника ягод раньше, чем они созреют! Всем подавай от изобретения сразу же и доход! Но я не пекарь, чтобы с первой выпечки снимать припек. Химия - дело наитончайшее, и спешка может привести к уничтожающим катаклизмам... Для опытов требуется время и средства, и скупиться ни в том, ни в ином случае для новаций не следует. Непрерывность опытов в производственных условиях не должна лимитироваться формальным приемом и сдачей конструкции, как это сейчас требуют от нашего творческого коллектива. Связывать себе руки мы не позволим ни министерству, ни таким разумникам, как Акмурадов и Брагин, которые помешаны на доходах и прибылях.

Грудь Евы Казимировны пришла в такое волнение, а сама она так задвигалась на диване, что Нина при всем своем желании не смогла бы наблюдать за ее сердцебиением, она едва успевала замечать ее отрывочные, искрометные деташе, которым позавидовал бы самый опытный скрипач. Ева Казимировна, должно быть, хотела, чтобы ее слышали, косвенно разумеется, боковым слухом не только в кабинете парторга, но и в коридоре, за окном и по возможности в других апартаментах. К такому способу излагать свою точку зрения Каганова прибегала в самых крайних случаях, выражаясь без угроз, но всегда внушительно и адресование.

- Я не люблю прибегать к своим связям, у них слишком крупные акции, - поднажала Ева Казимировна на свою скромность, - это могло бы кое-кому повредить, но когда обстоятельства вынуждают, а чисто научные интересы требуют, то и родство призвать на помощь не грешно. Кому следует, поймут, что делается это не корысти ради и, тем более, не в целях морального шантажа или .вымогательства, а единственно с целью продвижения и внедрения новых технических идей. Рутинеры у нас еще не перевелись, хотя открыто такое родимое пятно вряд ли кто покажет! Существуют надежные атрибуты - надолбы, за которыми можно укрываться и отстреливаться, ничем не рискуя. Разве мы посягаем на интересы производства и желанные прибыли! Об этом только и пекутся истинные труженики и авторитеты большой химии. - Пододвинув к себе телефон, Ева Казимировна поерзала и пересела со щекочущих, выпирающих пружин старенького дивана на жестковатый валик. Откинув с глаз прядь влажных волос она спросила Нину: - Москву можно вызывать отсюда или лучше с почты?

Нина тоже встала, и низенький, промятый диван облегченно и протяжно вздохнул.

- Лучше с почты.

- Помоги, Ниночка, я так нуждаюсь в твоей поддержке, - уловив свое отражение в оконном проеме Ева Казимировна прищурилась, смахнула платочком пыль со стекла. - А старость все же подпудривает своим пеплом. Эх, половодье времени!.. Ничто на свете не тянется так медленно и ничто не летит так быстро. Знай это, Ниночка, и кое-что пересмотри в своем гордом одиночестве... Прости, милая, я сегодня удивительно непоследовательна и экстравагантна. Не кажусь ли я тебе, Нина, такой?.. Аи, не беда! Еву Каганову во всяких видах знают! - она снова всмотрелась в свое волнистое отражение, отошла от окна.- Безутешная старость: лишилась я последнего - своих всевидящих очков!.. На Метанова понадеешься и не того можешь лишиться! Горазд щипун, но не очень!.. Правда?..

Неожиданное восклицание Кагановой насторожило Нину, и она предпочла лучше промолчать.

- Впрочем, наш Сема не лишен приятностей, сластолюб и эрудит. Для ваших пампасов такой грамотей - истинное светило. Не шучу, милочка! В нашем институте на него делается солидная ставка.- Каганова сделала приличествующую паузу, подержала перед глазами пустой футлярчик от пенсне и подошла к Нине. - И ты у нас в заздравном листе числишься. Надеюсь, оправдаешь надежды и расчеты своих друзей!

Нина пожала плечами, вздохнула.

- От меня в этой баталии с печами так мало зависит! Я, кажется, напрасно заняла чье-то ответственное место на опытной установке. Не осиливаю, многое прощаю... Столько уже наворочено! А если бы Брагин не помогал!.. Ворчит, клянет, но лезет в самое пекло.

- Не путаешь ли ты этих двух витязей, Нина Алексеевна, Брагина с Игорем Марковичем Завидным? - перебила Каганова, не обращавшая внимание на постоянные телефонные звонки, адресованные, видимо, хозяину кабинета, парторгу Сахатову,

- Вы же просили откровенно, Ева Казимировна!..

- Разумеется, как добрые подруги. Ты прости меня... Ненавижу себя за бестактность, а братец-академик когда-то за это меня сёк!.. Тебе одной открываю свои семейные секреты. Про самого-то Каганова пустячки рассказывать не следует. Тебе-то, милочка, откуда про это знать, а я в таких кругах циркулировала и такими знакомствами подкрепилась - не везде сказать про это рискнешь. Некоторые завистники считают, что все это по милости брата, и злословят: у счастливицы, мол, короткий век! Но как они, легковерцы, ошибаются. Жалко их! Связи - есть связи, и не всякие перемены могут их оборвать. Наоборот, иные встряски только укрепляют эти свойские отношения. Видишь, как я с тобой откровенна! И само собой, милая, надеюсь на взаимность. А взбалмошность мою прости... У меня до невозможности деятельный и острый интеллект. Это во мне открыли другие, но не наше семейное светило. Друзья раскрыли мой талант, и научили пользоваться этим надежным орудием. - Ева Казимировна, подавшись к затененному ветками маклюры окну и взглянув на часы, словно сверив их по оконному секстанту, поспешно обернулась к Нине. - В тебе, моя подружка, я тоже сделала открытие. Есть у тебя и умственная цепкость, и женская притягательная, чувственная сила. Злоупотреблять своими возможностями, пожалуй, безрассудно, а испытать в стоящем деле не только не возбраняется, но и предписывается здравым смыслом. - Каганова могла делать не только стремительные деташе, отделять речевым смычком нотку от нотки, но и говорить длинными периодами, сохраняя в монологах и академическую логичность, и кое-что другое; она умело добавляла в свою речь и житейского навара, и прямого салонного цикория, и вернодействующей цикуты. Нина хотя и обратила внимание на искусство Евы Казимировны, однако даже не догадывалась, сколь искусна была гостья в этом труднейшем амплуа. - Я не дала тебе, Нина, досказать про твоих влюбчивых дружков... Любопытного пыжика и цепкого кобчика Брагина и красиво оперенного попугайчика Игоря Марковича!.. Кто из них и на что горазд? Только не путай: разве от катастрофы нашу печь спас не Завидный? Сейчас же расскажи... Говори, пока я тебя опять не перебила и не увела в сторону. А, впрочем, рядом со столбовой дорогой, по которой мы маршируем в общем строю, неплохо иметь свою стороннюю тропочку. Ну, опять меня потянуло на обочину! Рассказывай, Нина, я слушаю и молчу!

- Если про все говорить, будет долго и в кабинете парторга не совсем удобно, - взяв себя в руки и сосредоточившись на главном, Нина решила не запускать и не затемнять разговора с Кагановой. - Не лучше ли нам поехать на озеро, к установке! Там у меня записи, дневник, акты аварий...

- Никуда, милочка, не надо отсюда перемещаться. Здесь наш приют! - точно определила свое местонахождение во вселенной решительная и в то же время осмотрительная Ева Казимировна. - В кабинете партийного руководителя никто не побеспокоит. Телефон - нас не касается. Пусть себе звонит. - Телефон, действительно, звонил почти непрестанно, но на него перестали обращать внимание. Каганова мельком по этому поводу заметила: - Все повторяющееся становится обычным. Телефон не мешает, он даже прикрывает... говори, умница!

- И про несчастный случай? - Нина решила и впрямь быть откровенной. - Вся система транспортера, подача мирабилита, сигнализация - все это вызывает опасение. Тут столько недоделок!

- Не с перепугу ли подобные аффектации, Нина Алексеевна? - Не глядя на собеседницу, спрашивая, но не настаивая на скором ответе, проговорила Каганова.

- Другие утечки тоже беспокоят, - продолжала Нина, быстро переносясь мыслями к своему дымному хуторку в степи и погружаясь в "кипящий слой". - Энергии уходит вдвое больше... И циклоны портят дело, страшные уносы, порча добра, а гранулы!..

- Не утруждай себя, Нина, плохого мне и без тебя наговорят предостаточно. - Каганова начинала нервничать, и теперь телефон стал досаждать. Она порывалась к трубке, но притрагиваться не решалась, опасаясь чего-то. - Тот, кто ищет у нашей печи неполадки, не делает открытий. Мы и сами кое-что знаем, не боимся доработок. Но полезней будет заняться этим, когда сдадим печь, получим гарантии и патент... Надо опередить всех конкурентов. Странно, что именно этого мы никак втолковать не можем. В этом, простите, Нина, главный пункт помешательства ваших тугодумов. Инкриминируемые нам грехи не так уж и существенны и страшны.

- Я веду такой учет, Ева Казимировна!

- Прилежность ваша мне тоже известна, миленькая!- эта реплика Кагановой, по всей видимости, была давно уготована тем, кто попытается потрясать рабочей документацией. - Метанов меня аккуратно и весьма пристрастно информирует. Поверьте, в подобных вещах Сёма толк знает, а заинтересован он не в "точности" твоего учета.

- Да, он может подтвердить! - тоже впадая в нервозность, воскликнула Нина, искренне желая помочь своей руководительнице. Но не подумала она про то, что может перестараться. И Каганова намекнула на это.

- Я не сомневаюсь, что Метанов все может подтвердить. Тем более, когда он помогал вам, Нина Алексеевна, строить... да, строить и подстраивать ваш учет. Как вы не можете понять, инженер Протасова! - раздраженно посетовала Каганова на слепую наивность Нины. - Мы ьам доверили судьбу своего детища, и не хотели бы в вас ошибиться, инженер Протасова!.. Мы должны говорить с вами как галурги-профессионалы, а не как приготовишки, - Каганова стала напряженно прислушиваться, как будто теперь уж сама хотела телефонного звонка, но никто больше не звонил. Было утомительно тихо, и собеседницы услышали возбужденное дыхание друг друга.

Переглянувшись, они устыдились этого неожиданного открытия. И пожалели, что разговор прекратился. Нередко свое смущение или застенчивость некоторые люди пытаются скрыть вспышкой гнева, дерзостью и даже грубостью. Как это ни было угловатым и предосудительным, Ева Казимировна поступила именно так. Она вдруг ошарашила Нину таким вопросом:

- Что вы думаете, Нина Алексеевна, о конфиденциальности нашего разговора?.. Не старайтесь искать ответа. Никакой конфиденциальности у нас нет и не было. Во-первых, мы находимся в кабинете парторга; а во-вторых, и это самое важное: обо всех неполадках, о технике и секретах вашего учета и отношениях к новой технике я буду говорить перед коммунистами комбината. С присущей мне прямотой и пролетарской страстью буду говорить!

- Можно подумать, что я против! - воскликнула Нина, и ее искренность изрядно перепугала Каганову.

- Нина Алексеевна, не к лицу вам такая непонятливость! Мне хочется одного - чтобы вы не думали... лишнего, больше того, чем было сказано между нами. Никаких подробностей испытания печи я пока не прошу, но о последней аварии и ремонте хочу знать. Не верится мне, что наш суровый оппонент Брагин снизошел до решеток с "козлом" и полез в пекло? Ради чего он это делал? Не хочет ли в долю войти?..

- Если бы не он!.. - Нина почему-то стеснялась слишком расхваливать Сергея, но сказать о его, действительно безумном, поступке ей хотелось, и она осторожно взглянула на Каганову, чтобы увидеть выражение ее лица.- Сергей Денисович из уважения к технике и чтобы до конца убедиться в возможностях установки... Печь быстро пустили... и это кое-кого заставило посмотреть на нее более снисходительно. Сергей решился...

- Брагин сам орудовал? - недоверчиво спрашивала Каганова. - Не хотите ли подкупить меня?..

- О самом и говорить нечего! Еще бы минутку, и поминай, как звали... Один он не много бы сделал. Помощников Сергей Денисович умеет находить, ребята за ним куда хочешь пойдут!.. Даже не верится - ремонт сделали без охлаждения печи.

- Непостижимо! Поразительно!.. - по лицу Евы Казимировны скользнула приятная улыбка. - Откровенно говоря, такого ремонта я и мои коллеги даже не предусматривали. Трудно поверить, и если бы в этом не усматривалось нечто побочное...

- Все так здорово получилось, Ева Казимировна! У Сергея такое бывает, чего и не ждешь! - Нина смолкла, как только почувствовала на себе быстрый и очень пытливый взгляд Кагановой.

- Разумеется, Игорь Маркович Завидный не уступал Брагину и постоял за свою печь?- как о само собой разумеющемся спросила Ева Казимировна о своем питомце.

- Да, Завидный и Метанов, не жалея сил, звонили по телефону!.. Потом приехали, когда все было сделано. Правда, к стрельбе они успели. Знаете...

- Отлично знаю, Нина Алексеевна, вся баталия под окном была разыграна в лицах. Жалко, что сам Семен Семеныч под шрапнель не попал! - По коридору кто-то быстро прошагал в сторону директорского кабинета, а через минуту в том же направлении прокатился сдержанный гул нескольких голосов. Судя по всему, бекдузцы опять встречали кого-то из приезжих. Каганова постояла на цыпочках около двери и вернулась к дивану. Обняв Нину, она подвела ее к этажерке с литой обнаженной пловчихой на верхней полочке. Заглянув Нине в лицо, Ева Казимировна вздохнула. - Брагина я сама поблагодарю. Как проворен он и удачлив, хотя я не совсем понимаю его рвения.

- Сергей не мог иначе, Ева Казимировна! - все свое волнение Нина выказала до конца, раскраснелась, смешно дунула на упавшую к губам прядку темных, тяжелых волос. - Вы его совсем не знаете, Сергея!..

Взяв за талию, Каганова поставила Нину перед собой и осмотрела ее с ног до головы, любуясь и подзадоривая.

- Порыв и страсть мне в Брагине нравятся. Он может, когда хочет... Вот если бы он захотел быть с нами!.. Скажи, Нина, поддержит он нас? - Каганова уже не рассуждала, а напрямик спрашивала.

- Брагин поддерживает то, во что верит!

- А тебе, Ниночка, он верит? - еще более категорично спросила Каганова.

- В каком смысле, Ева Казимировна? - Для Нины этот вопрос показался обидным, но она сумела скрыть свои чувства. - Наши отношения слишком откровенны...

- Я кое-что смыслю в меркантильных вещицах, Нина Алексеевна! Такого, как Сержик Брагин, когда-то я... пламенно пожалела, И поверь, милая, после не очень осуждала себя. Жалость к другим не всегда оскорбляет себя. А других? Пусть не принуждают к подачкам. При случае дай это понять! Испытай его жалостью... Уверяю, Ниночка, все, что касается порядочности, останется на своих местах.

- Что останется?.. - совсем уж простодушно спросила Нина.

- Потом узнаешь, милашка! - Каганова, избоченясь, полюбовалась на себя в оконном звене. - Посмотри на меня, как находишь? Не теряйся и ты, Нинель!.. Чтобы быть вполне современной, надобно кое-чем поступиться... В свое удовольствие, разумеется. Вижу,' ты заинтригована? Признайся, сможешь на Брагина повлиять? Попытайся. Достигнешь... А я вам потом вот с Игорем Завидным такое уготовлю в лучшем свете! Завидный про это уже знает... Поразмысли обо всем спокойненько. И по-женски... Чего не уразумела сейчас, потом поймешь. Нет-нет, сейчас ничего не говори!.. Я в тебя верю. Не могла ошибиться. Возьми на себя этого оленя, а с остальными я сама управлюсь. На моей стороне такие авторитеты!

Крутой зной волнами валил через окно, прибивал вместе с тягучей тишиной пустыни. Нина оцепенело стояла у подоконника, на котором лежала целая коллекция соляных камней, банок и пирамидок с разноцветными колбами и пробирками. В замешательстве Нина даже не заметила, когда из комнаты вышла Каганова. Она засмотрелась в густые листья маклюры и вдруг ей стало все безразличным, и то, что ее сейчас окружало, казалось, не имело к ней никакого отношения. Весь мир в эти минуты сосредоточился в ней самой, и Нина хотела разобраться в переменчивой и сложной путанице своих мыслей. Многое надо было обдумать до встречи с Сергеем...