16 ноября 1931 года в постпредство СССР в Берлине явился посетитель. Он был сильно взволнован и заявил, что может сообщить о деле, непосредственно интересующем Советский Союз. При этом, однако, добавил, что находится в весьма стесненных материальных обстоятельствах и за свои услуги хотел бы получить некоторую сумму.
Подобные таинственные посетители советских учреждений в Берлине не были особой редкостью, и первой реакцией на них всегда был вопрос: а не провокация ли это? Однако посетитель был так искренне возбужден, что беседовавший с ним сотрудник берлинской резидентуры был склонен поверить ему и не выдворил сразу же из постпредства. Он заявил посетителю, что постпредство не занимается сбором секретных сведений и внутренними германскими делами не интересуется. Однако если заявитель добровольно сообщает о деятельности лиц или организаций, направленной против Советского Союза, то его готовы выслушать и направить сообщение в Москву.
Такой ход развязал язык посетителю, и он рассказал о себе: барон Курт фон Поссанер, австрийский гражданин, происходит из старой аристократической семьи, племянник вождя австрийских фашистов князя Штаремберга, член нацистской партии Германии и до последнего времени — начальник одной из разведок в Коричневом доме, штабе руководства партии в Мюнхене. Недавно через свои связи Поссанеру стало известно, что он включен руководителями партии в список лиц, подлежащих ликвидации в связи с крупными разногласиями между вождями национал-социализма и руководителями штурмовых отрядов. Эти сведения подтверждались тем, что Поссанер был внезапно уволен, и ему даже не выплатили жалованья.
Берлинская резидентура сразу же попыталась организовать оперативную проверку сведений, сообщенных посетителем постпредства. Случилось так, что неожиданно помощь пришла со стороны… местной прессы. 28 ноября 1931 года одна из газет, оппозиционно настроенная к фашистам, решила разоблачить их внутрипартийные козни и опубликовала сенсационное сообщение о существовании в Коричневом доме списков намеченных к убийству членов НСДАП. Среди лиц, попавших в эти списки, фигурировало и имя Поссанера. Из публикации следовало, что он работал во втором отделении секретного отдела руководства национал-социалистской партии. Это была секретная разведка штурмовиков, возглавлявшаяся принцем Вальдеком фон Пирмонтом.
В беседе с сотрудником резидентуры Поссанер объяснил мотивы, побудившие его обратиться в советское постпредство. После первой мировой войны, рассказал Поссанер, он долгое время верил, что Гитлер искренне борется за социализм и его партия является антикапиталистической. Активный характер и личные данные позволили Поссанеру выдвинуться и занять пост руководителя одного из отделов партийной разведки. Эта работа раскрывала перед ним многие закулисные тайны партии. Ему стало известно о финансировании нацистов крупным капиталом, а когда у руководства партии стали появляться огромные оклады, собственные автомобили и роскошные особняки, у него возникли первые глубокие сомнения. Свое недовольство Поссанер не скрывал от окружающих. Первое время это сходило ему с рук. Однако, когда он начал вслух возмущаться поведением Геринга, имевшего гомосексуальные связи, все отвернулись от него из страха перед Герингом. Начали распространяться слухи, что он якобы выдает партийные секреты государственным организациям. Последовало увольнение без выплаты жалованья. Не желая обострения конфликта, руководство партии, однако, предложило Поссанеру соглашение: он отказывается от всяких претензий к партии, а партия реабилитирует его, о чем выдаст официальный документ. Такой документ ему действительно был выдан.
«Четыре часа — очень много времени, и, конечно, мы говорили весьма обстоятельно обо всех актуальных политических вопросах, — писал в своем отчете в Центр сотрудник берлинской резидентуры, проводивший беседу с Поссанером, — и в конце концов договорились до того, что он целиком переходит на нашу сторону; он обещал быть дисциплинированным солдатом, безоговорочно выполнять все и выдать нам все, что ему известно, в письменном виде и впредь также продолжать информировать нас обо всем, доступном ему».
С декабря 1931 года с Поссанером началась активная работа как с источником информации. «Нет надобности много говорить на тему о той фактической и потенциальной ценности, которую представляет собой Поссанер, — писал в Центр резидент в Берлине. — Это наш первый действительно серьезный источник пο национал-социалистам, т. е. той самой партии, которая сегодня играет одну из крупнейших ролей и которая за последнее время, одержав ряд побед, готовится к власти. Поссанер ценен для нас не только как бывший начальник разведки гитлеровцев, но и как человек, оставшийся сейчас в партии и имеющий действительно крупные связи».
Поссанер оправдал надежды резидентуры. В течение двух лет он передавал доступную ему информацию о деятельности национал-социалистской партии, ее руководителях, работе партийной разведки, по ряду вопросов внутриполитической обстановки в стране. К сожалению, сотрудничество оборвалось трагически для Поссанера. В марте 1933 года, когда нацисты были уже у власти, он был арестован и зверски убит в лесу под Потсдамом сотрудниками СА. Это не было провалом. С ним расправились его «старые друзья» по нацистской партии, знавшие об оппозиционных настроениях Поссанера в отношении Гитлера и его соратников.
Почему так подробно о Поссанере, хотя основное повествование пойдет совсем о другом человеке? Дело в том, что еще до визита в постпредство СССР в Вер1 лине он, сам того не ведая, уже оказал содействие сотруднику советской разведки.
Когда Поссанер явился 16 ноября 1931 года в постпредство СССР в Берлине и предложил свое сотрудничество, в качестве главного доказательства искренности своих намерений он передал собственноручно написанную информацию о советском гражданине. «Примерно 20–25 июня 1931 года, — писал фон Поссанер, — к Гаральду Зиверту явился один член Высшего совета народного хозяйства. Зиверт говорил мне, что этот господин во что бы то ни стало хочет иметь встречу с Гитлером, вождем национальной Германии.
По соображениям конспирации мне не назвали его фамилию. На ужине у Зиверта (у которого он остановился без прописки) я познакомился с ним лично. Он извинился передо мною, что не может назвать свою фамилию, однако лично Гитлеру он удостоверит свою личность (я поставил ему такое условие, в противном случае я не могу организовать встречу).
После этого я узнал от него, что он является руководителем одной контрреволюционной организации в Советском Союзе, верхушка которой находится на советской службе. Сам он получил инженерный диплом в Швейцарии, является русским доцентом и членом Совета народного хозяйства.
В июне он находился на лечении на одном чехословацком курорте (Карлсбад или Франценсбад) и свое лечение, вернее, отпуск использовал для поездки в Берлин, чтобы вступить в связь с Гитлером. Ему рекомендовали обратиться к Гаральду Зиверту».
Далее Поссанер сообщал, что он устроил русскому незнакомцу встречу с Гитлером, за что последний его благодарил.
Получив такое сообщение от фон Поссанера, берлинский резидент немедленно проинформировал Центр и просил сообщить, «достаточны ли данные о «члене ВСНХ» для раскрытия этой личности». Одновременно резидент сообщил, что дал резиденту в Праге телеграмму с просьбой срочно проверить, лечился ли в июне 1931 года в Карлсбаде или Франценсбаде человек с приметами, сообщенными фон Поссанером.
На этом практически обрываются в деле фон Поссанера дальнейшие сведения о незнакомом русском. В деле подшита лишь короткая записка от руки на бланке ИНО ОГПУ от 26 ноября 1931 года: «Справка. Артур предложил Петру немедленно прекратить разработку задания Берлина об установке человека ВСНХ, якобы лечившегося в Франценсбаде или Карлсбаде. Верно (подпись неразборчива)». Артур — начальник ИНО Артузов, Петр — резидент ИНО в Праге. Уже в другом, архивном деле было обнаружено сообщение из Праги о том, что резидентура получила телеграмму из Берлина и начала поиск «человека из ВСНХ», однако по получении из Москвы телеграммы № 1404 эта работа была прекращена. Для резидентов в Берлине и Праге все говорило о том, что речь идет о чрезвычайно секретном лице, выполняющем задание ИНО ОГПУ. Так оно и было.
Александр Матвеевич Добров родился в 1879 году. По окончании Московского высшего технического училища в 1906 году выехал для продолжения учебы в Мюльхаузен (Швейцария), где получил диплом инженера по химической обработке текстильных изделий. В 1907 году переехал в Базель, здесь он некоторое время трудился на красильной фабрике. В том же году вернулся в Россию, работал на различных предприятиях текстильной промышленности. По роду деятельности был связан с представителями немецкой фирмы «Фарбверке», имевшей свои интересы в России. Был хорошим специалистом своего дела.
В период, когда Добров обратил на себя внимание органов внешней разведки СССР, он занимал должность старшего инженера текстильного директора ВСНХ РСФСР. Его знания, жизненный опыт и связи в Германии, видимо, и послужили основанием для ИНО ОГПУ привлечь его в 1929 году к секретному сотрудничеству. Отсутствие архивных материалов не дает возможности получить представление, как он использовался в этот начальный период внешней разведкой. Но, видимо, сотрудничал честно и проявил себя способным разведчиком, так как в 1931 году был избран для выполнения особо секретного и весьма небезопасного задания, которое разведка могла поручить только надежному человеку. В это время в Германии все активнее проявляли себя нацисты, рвавшиеся к власти, и становилось ясно, что в ближайшее время эта партия будет играть все большую роль в политике Германии. Поэтому советская внешняя разведка активизирует свою деятельность, чтобы выйти на НСДАП и приобрести ценные и надежные источники относительно фашистской партии. Центр дает соответствующие указания берлинской резидентуре, но одновременно действует и сам.
В июне 1931 года разведка организует выезд Доброва для лечения на один из курортов Чехословакии, откуда он должен неофициально посетить Берлин для выполнения трех задач:
выйти на верхушку нацистской партии и установить постоянную связь с ее представителями с целью получения информации;
установить связь с английской разведкой и «подставить» себя для вербовки;
установить связь с представителями белой эмиграции в Берлине, прощупать их отношение к процессу «Промпартии» и получить их явки в СССР.
В Москве для Доброва отработана легенда, под которой он должен действовать для выполнения трех названных задач. Добров должен выдавать себя за одного из руководителей якобы существующей в СССР контрреволюционной организации, ищущей поддержки и финансовой помощи в антисоветских кругах за границей. Эта роль ему неплохо удается.
Путь Доброва на чехословацкий курорт лежит через Берлин. Здесь он связывается со знакомым ему по прежней, в том числе дореволюционной, работе представителем фирмы «И.Г.Фарбениндустри». Несколько дней живет у него, рассказывает ему о жизни в «советском аду», дает понять, что он представляет некую «контрреволюционную организацию» и намекает на желание познакомиться с Гитлером как руководителем наиболее ярко выраженной антибольшевистской партии в Германии. С тем он и отбывает на курорт.
Однако через 15 дней Добров уже из Чехословакии вновь приезжает в Берлин, и знакомый из «Фарбениндустри» представляет его тесно связанному с нацистами профессионалу-разведчику Гаральду Зиверту. Зиверт — прибалтийский немец, служил в абвере, а после прихода Гитлера к власти стал руководителем русского отделения Иностранного отдела НСДАП. С одним из вождей нацистов — Альфредом Розенбергом он вместе учился в Риге и состоял в одном студенческом союзе.
Зиверт предлагает Доброву на время пребывания в Берлине поселиться у него. В беседах с Зивертом Добров делится своими «антисоветскими настроениями», рассказывает о своей «контрреволюционной организации» и подводит его к мысли о желательности встречи с кем-либо из руководящих деятелей. НСДАП. О том, что происходило дальше, свидетельствует процитированное выше донесение Поссанера. Гитлер действительно согласился на встречу с Добровым в Мюнхене, но затем уклонился от нее, поручив переговорить с русским Розенбергу.
Знакомство Доброва с Розенбергом состоялось в берлинском ресторане при отеле напротив вокзала Ангальтербанхоф. На встрече присутствовал также Зиверт. Разговор, продолжавшийся два часа, шел о создании в СССР фашистской партии. Розенберг давал подробные советы. Была также обсуждена техника дальнейшей связи Доброва с руководством нацистской партии. Так было выполнено одно из трех заданий Центра.
Для выхода на английскую разведку Добров использовал проживавшую в Риге знакомую, русскую актрису Ольгу Танину. Видимо, ИНО было известно, что Танина является двоюродной сестрой и сожительницей установленного английского разведчика Эдуарда Кару, действовавшего в Риге.
В расчете на то, что Танина сообщит об этом Кару, Добров направил ей из Берлина письмо, которое начиналось словами: «Наконец-то я вырвался из «Советского Рая» и дышу гнилым капитализмом». Одной этой фразы было достаточно, чтобы Танина передала письмо Кару, сказав, что его автор— «инженер, на очень хорошем счету в Союзе и хороший друг». Получив рекомендательное письмо от Таниной, Кару немедленно выехал в Берлин для встречи с Добровым.
На этой встрече Добров так расписал свои «настроения» и «планы вредительства» в СССР, что английский разведчик сразу дал согласие на оказание ему помощи и договорился о связи через одно из иностранных посольств в Москве.
Не менее убедительным при изложении своей лёгенды «контрреволюционера» был Добров и в беседах с руководящим деятелем «Братства Русской Правды» Александром Кольбергом. Договорившись с этим представителем белой эмиграции в Берлине о встрече, Добров рассказал, что действует не лично от себя, а представляет группу, связанную ранее с организацией Рамзина и занимающуюся вредительством и саботажем в промышленности СССР. Он просил Кольберга осветить ему положение в белых эмигрантских кругах и снабжать его группу литературой.
Кольберг все принял за чистую монету и договорился с Добровым об условиях дальнейшей связи и способах переправки эмигрантской литературы в Москву. За эту доверчивость Кольберга впоследствии отчитал в письме один из руководителей белой эмиграции, напомнив ему об успешном проведении чекистами операции «Трест».
Выполнив задание, Добров благополучно вернулся в Москву и доложил руководству ИНО о результатах поездки в Германию. По причине, о которой речь пойдет позже, в архивах разведки нет сведений о дальнейшей разведывательной деятельности Александра Матвеевича. Лишь в архивном деле на Зиверта сохранилась служебная записка на имя Артузова, датированная 14 июля 1932 года, из которой следует, что работа по созданию через Доброва канала для получения информации из окружения руководства нацистов продолжалась и в 1932 году.
17 мая 1939 года Добров был арестован. В это время он занимал в Москве должность управляющего трестом «Бюробин» (Бюро по обслуживанию иностранных представительств). Ему было предъявлено обвинение в шпионской деятельности в пользу германской и английской разведок. В основу обвинения следствие положило два имевших место факта: неофициальная встреча Доброва в 1931 году в Берлине с руководством национал-социалистской партии и установление им в том же году связи с английской разведкой. Вокруг этих фактов изощренными следователями была сочинена внешне довольно «складная» история «падения» советского гражданина Доброва. Следствие утверждало, что еще задолго до того, как Добров стал секретным сотрудником ИНО, а именно с 1918 года, он уже являлся агентом германской разведки, а с 1931 года — и английской. Сочинить эту версию было не так уж сложно, так как Александр Матвеевич многие годы учился и работал за границей и имел там неплохие связи. Ну а выбивать «признания» тогда умели.
На последнем допросе, а затем на закрытом судебном заседании Военной коллегии Верховного суда СССР, состоявшемся 19 июня 1940 года под председательством армвоенюриста Ульриха, Добров виновным себя не признал и показал, что шпионской деятельности против СССР не проводил, а был честным советским разведчиком. На предварительном следствии признал себя виновным в результате применения к нему мер физического воздействия. Добров показал в суде, что с 1929 года был секретным сотрудником ИНО ОГПУ и, выполняя задания советской разведки, действительно установил в 1931 году в Берлине связь с руководящими деятелями национал-социалистской партии Розенбергом и Зивертом, а также «завербовался» в английскую разведку. Однако для следователей и судей это уже не имело значения. Приговор был предопределен. 19 июня Добров был приговорен к высшей мере наказания. Так погиб один из талантливых неофициальных сотрудников Иностранного отдела ОГПУ.
Через 18 лет дело Доброва было пересмотрено и по определению Военной коллегии Верховного суда СССР от 21 января 1958 года приговор 1940 года был отменен за отсутствием состава преступления. Как вытекало из материалов следственного дела, ни в органах госбезопасности, ни в центральном государственном особом архиве не было установлено сведений о проведении Добровым шпионской деятельности против СССР. Добров был реабилитирован, о чем официально была проинформирована дочь Александра Матвеевича.
Казалось бы, на этом можно поставить точку. Но небезынтересно было бы узнать, что полезного еделал Добров за 10 лет сотрудничества с внешней разведкой своей страны. Уже один столь длительный срок сотрудничества, прерванный необоснованным арестом и расстрелом, говорил о том, что оно не могло быть безуспешным. Не любому сотруднику могло быть поручено весьма Сложное и опасное задание, как установление контакта с руководством нацистов. И не любой сотрудник ИНО мог быть назначен на такой ответственный пост, как управляющий «Бюробина». Но в архивах бывших органов госбезопасности нет ни личного, ни рабочего дела на Доброва. Видимо, они были предусмотрительно уничтожены теми, кто хотел замести следы ложных обвинений в его адрес.
Тем не менее после тщательных поисков в архивах все же удалось обнаружить отдельные документы, позволившие восстановить события, связанные с поездкой Александра Матвеевича в Берлин. Она была насыщенной и результативной и свидетельствует о том, что Добров честно и на высоком профессиональном уровне выполнял задания внешней разведки своей страны.