1

— В эфире «Пионерская зорька»! — радостно объявило радио.

Затем скрипнула дверца шкафчика, и грохнула о плиту чугунная сковородка. Зашаркали по полу тапочки, и послышалось глухое недовольное ворчание. По квартире пополз запах поджаренного хлеба.

Не открывая глаз, Ленчик вслушивался в знакомые с детства звуки пробуждающегося дома. Сейчас бабушка забарабанит в дверь соседней комнаты, к брату, и Алешка, зевая и потягиваясь, лениво поплетется в ванную. Затем прошелестит по коридору мать, ткнет в розетку под зеркалом в прихожей щипцы для волос, стащит с кухонного стола кусочек сыра, и бабка привычно возмутится:

— А ну не хватай! Поешь хоть раз по-человечески. От тебя уже кожа да кости остались!

Лене же сегодня спешить некуда. Наоборот, не мешало бы выспаться, все-таки последний день перед соревнованиями. Но разве дадут поспать в этом сумасшедшем доме!

Он поднялся с кровати и распахнул окно. Прохладный апрельский воздух ворвался в комнату, пробежал по многочисленным грамотам, пришпиленным к стене над кроватью. Все они присвоены молодому гимнасту Леониду Макееву за спортивные достижения. Леня натянул домашние трикотажные брюки и принялся за утреннюю гимнастику. Приятно было разминать вялые после сна мышцы, чувствовать, как просыпается и наливается силой легкое и послушное тело, как кровь начинает быстрее бежать по жилам. Сколько раз советовал он брату не забывать про утреннюю зарядку, но мальчишка, кажется, слишком ленивый и безответственный. Ему бы только поваляться в постели подольше. И все эти слова о том, что он хочет стать настоящим спортсменом, — пустые обещания. Нет, ничего из Лешки не выйдет, это Леонид знал наверняка.

Подтягиваясь на прибитом над дверью турнике, Леня изучал свое отражение в зеркале в прихожей. Оттуда на него смотрел двадцатидвухлетний подтянутый парень. Тело было легким, сухим, поджарым, под кожей рельефно выделялись натренированные мышцы. Не зря тренер настаивал на том, чтобы Леня последние две недели перед соревнованиями соблюдал белковую диету. Сейчас он в отличной форме, и завтра всем его соперникам придется в этом убедиться.

Ленчик спрыгнул с турника и прошел по коридору в кухню.

* * *

Все дружное семейство было в сборе и располагалось за накрытым к завтраку столом. Впрочем, назвать их дружными можно было только с натяжкой. Хотя бы потому, что все члены семьи носили разные фамилии. Квартира, просторная четырехкомнатная «сталинка», принадлежала бабушке, Валентине Васильевне Зиновьевой. На самом деле дали ее когда-то деду-генералу, но суровый и властный старик, обеспечив потомков жилплощадью, весьма своевременно отправился в мир иной. После его смерти «семейным генералом» стала бабушка, пережившая войну, голодные годы, аресты близких друзей и знакомых. Эти события превратили Валентину Васильевну в худую жилистую старуху, главного семейного полководца и тирана. Ее постоянная тревога за семью и забота о домочадцах выражались в непреодолимой потребности командовать, решать все насущные вопросы не только за себя, но и за окружающих, жестко пресекать неповиновение и держать родственников в ежовых рукавицах. Казалось, голубая мечта Валентины Васильевны заключается в том, чтобы дочь и внуки круглые сутки маршировали по квартире под ее командованием и отдавали ей честь.

Неудивительно, что единственная дочь Валентины Васильевны, Лара, и сейчас, в свои сорок два, оставалась капризным, неприспособленным к жизни ребенком. Временами она пыталась бунтовать против диктата матери, однако характера Ларисы обычно хватало лишь на то, чтобы провернуть какую-нибудь дикую выходку, а затем в испуге прибежать обратно с просьбой о помощи. Старуха сурово отчитывала непутевое дитя, но неизменно становилась на его защиту.

Леонид родился как раз в результате одного из таких «закидонов» Ларисы. Девятнадцатилетней девчонкой она сбежала из дома с цирковым артистом, а через полгода вернулась с фингалом под глазом и пятимесячным животом. Отец ребенка в доме так и не появился, и Леня рос под заботливой тяжелой дланью Валентины Васильевны, воспринимая мать скорее как подругу и неизменную участницу всяческих проказ. Когда ему было шесть, Лариса наконец-то выскочила замуж. Однако старший научный сотрудник Лазарев, не выдержав непримиримой борьбы за власть с Валентиной Васильевной, в доме долго не задержался и бесследно исчез, когда Алешке было два года. С тех пор Лара успела попытать семейного счастья еще пару раз, и мальчики не всегда могли вспомнить, чью фамилию их драгоценная родительница носит на данный момент.

* * *

— Доброе утро! — поздоровался Леонид, заглядывая в кухню.

Посреди стола на старинном фарфоровом блюде возвышалась пирамида золотистых гренок. Алеша сосредоточенно сдирал зеленую фольговую крышку с кефирной бутылки. Лариса равнодушно ковыряла чайной ложкой творожный сырок.

— Ленечка! — расплылась в улыбке мать.

— Здорово! — бросил Алеша.

У пятнадцатилетнего братца наступил переходный возраст, и он изо всех сил корчил из себя грубоватого и немногословного мачо.

— Чай остыл! — недовольно сообщила бабушка.

— Да фигня! — махнул рукой Леня, усаживаясь за стол.

— Леонид, что за выражения, — сдвинула брови Валентина Васильевна.

В дальней комнате заверещал телефон. Мать, просияв, вскочила из-за стола с криком «Это меня!» и умчалась по коридору. Алешка хохотнул и немедленно закашлялся, подавившись кефиром. Бабушка с готовностью приложила его ладонью по спине, и мальчишка, охнув, буркнул:

— Спасибо!

За окном медленно кружились снежинки, опускаясь на широкий подоконник, и тут же таяли. Весна в этом году никак не хотела наступать. И спрятавшийся между одинаковыми каменными домами сталинской постройки двор был все таким же серым, как и зимой. Хорошо, хоть лед на круто сбегавшей к их подъезду дорожке уже стаял и бабке больше не приходилось, возвращаясь домой из магазина, пробираться мелкими шажочками под стеной соседского дома. Радио взревело пионерской песней, и Алеша заторопился в школу, но на пороге вдруг задержался.

— Сегодня уезжаешь? — спросил он брата.

— Ага, — не оборачиваясь, кивнул Леня. — В четыре автобус.

— Ты это… — замялся Алеша. — Я с пацанами в школе поспорил, что ты золотую медаль получишь. Давай там, не обломай меня.

Леня взглянул на топтавшегося в дверях длинного худощавого мальчишку с копной давно не стриженных золотистых кудрей. Брат смотрел на него исподлобья, смущенно и выжидательно.

— Ладно, брательник, можешь на меня рассчитывать, — ухмыльнулся Леня и хлопнул Алешу по плечу.

Тот махнул рукой и скрылся в прихожей. Через пару секунд оттуда донесся вопль:

— Мать твою! Кто оставил на полу включенные щипцы?

— Как ты говоришь? Следи за речью! — вскипела бабушка. — Если тебе это нравится, выражайся так в подворотне, а в собственном доме я не позволю…

— Это я, я, Алешенька, — появилась из комнаты мать. — Обжегся? Ну прости, милый.

Она вплыла в кухню, опустилась на стул и, мечтательно улыбаясь, уставилась в окно.

— Кто звонил? — с подозрением осведомилась бабушка.

— Ммм? — повела глазами Лара. — Аркадий Петрович. Помнишь, я тебе рассказывала, из посольства… Его отправляют торгпредом в Польшу, представляешь?

— Туда ему и дорога! — отрезала Валентина Васильевна и принялась убирать со стола.

* * *

Позже, когда Алешка ушел в школу, а мать убежала наконец в очередную контору, куда ей удалось пристроиться секретаршей, заскочила Марианна. На ней было модное кожаное пальто, а каштановые волосы взбиты кудрявой копной, «под Пугачеву». Она стрельнула золотисто-карими глазами по сторонам и заявила:

— Я на минутку, попрощаться.

— Что прогуливаешь? — усмехнулся Леня.

— Уголовное право, — отмахнулась она и запрыгала на одной ноге, стягивая сапог.

Леня шагнул к девушке, просунул руки под пальто, прижал к двери. Ее губы были холодными и пахли снегом. Она так и стояла, на одной ноге, держа в руках сапог.

— Кто дома? — быстро прошептала Марианна.

— Только бабка, — выдохнул он, скользя губами по ее шее.

— Ну подожди, — тихонько рассмеялась она, — дай хоть разуться.

— Не могу! Пылаю страстью, теряю голову! — бешено вращая глазами, прорычал Леонид.

Марианна расхохоталась, оттолкнула его, скинула пальто и стащила наконец второй сапог.

С Марианной, студенткой юридического факультета МГУ, они познакомились полгода назад, в компании общих друзей. Внимание Леонида сразу привлекла яркая, веселая, темпераментная девушка, выдумщица и хохотушка. Марианна не любила и не умела долго грустить. Что бы ни случалось в ее жизни: несданные экзамены, ссоры с подругами, разные мелкие неприятности — она лишь на мгновение мрачнела, а потом уверенно заявляла:

— Ну и черт с ним! Поехали лучше в субботу на лыжах кататься.

Именно эта ее жизнерадостность, неиссякаемый оптимизм и вечный поиск новых развлечений привлекали Леню даже больше, чем стройная фигура и пухлые губы. Когда Марианна входила в квартиру, казалось, сам воздух начинал искриться и мерцать.

* * *

— Ты надолго? — спросила она, проходя по коридору в его комнату.

— На пару недель. Большие соревнования, всесоюзные, — объяснил Леня, запирая дверь на задвижку.

Марианна присела на край постели, парень опустился рядом и сразу же потянулся к застежке ее платья.

— Так долго, — вздохнула она. — Я буду скучать по тебе.

— Обязательно будешь, — подтвердил Леня.

Он стянул платье с ее плеч и прижался губами к нежной бархатистой коже груди.

— Обязательно будешь, — повторил он между поцелуями. — Куда ты денешься?

— Нет, правда. Две недели — это ужасно много, — хриплым прерывающимся голосом произнесла Марианна. — Ты меня разлюбишь и втрескаешься в какую-нибудь гимнастку.

— Ага, так и будет, — подтвердил Леня. — Поэтому давай не терять ни минуты, пока мы еще вместе.

Он опрокинул Марианну на диван и навалился на нее всей тяжестью. В ту же минуту задребезжала дверная ручка, и раздался требовательный голос Валентины Васильевны:

— Леня! Леонид! Что за манера запираться в моем доме? Открой немедленно! Мне нужно положить тебе в сумку теплые носки, я забыла!

— Черт! — выругался Леня, отпуская Марианну. — Сейчас! Открываю!

Та, смеясь, поднялась с дивана, оправила платье. Валентина Васильевна влетела в комнату, словно ищейка, окинула подозрительным взглядом раскрасневшуюся Марианну, нахмурилась, прошествовала к шкафу и принялась неторопливо перебирать белье на полке.

— Бабуля! — нетерпеливо заговорил Леонид. — Да брось ты! Я сам все уложу, я же тебе говорил…

— Ты уложишь! — покивала старуха. — У тебя через три часа автобус, и вместо того, чтобы собираться, ты тут… прощаешься. Нет уж, я сама.

Она извлекла из шкафа две пары носков и, снова неодобрительно покосившись на Марианну, вышла из комнаты. Леня захлопнул дверь и вернулся на диван.

— На чем мы остановились? — пробормотал он, торопливо дергая застежку Марианниного чулка.

— Мы… Я… — бормотала девушка, обхватывая руками его широкие плечи. — На том, что ты заведешь себе гимнастку.

— Точно! — Леня справился наконец с чулком и провел пальцами по нежной коже бедра. — Гимнастку, фигуристку и пловчиху. Именно в таком порядке! — прошептал он, целуя ее.

Дверь снова задрожала, и голос бабушки возвестил:

— А мыло, Леня? Я говорила тебе вчера купить мыло в дорогу, где оно?

Леонид устало закатил глаза, а Марианна затряслась от беззвучного смеха.

 

2

Дверь за спиной Леонида тихо приоткрылась, и в раздевалку влетел рев и грохот огромного стадиона. Гудели трибуны, комментатор что-то монотонно бубнил из динамика, слышно было, как по коридору, громко совещаясь, бегают телевизионщики. В узкий дверной проем протиснулся Валерий Павлович, бессменный тренер и советчик.

— Ну что? Как настроение? Боевое? — он быстро прошелся по раздевалке, нервно потирая ладони.

Его облик, неестественно радостная улыбка и веселый голос не понравились Леониду, показались странными. Обычно тренер не доставал его перед соревнованиями, становился собранным и немногословным.

— Что-то случилось? — насторожился гимнаст.

— Видишь ли…

Валерий Павлович опустился рядом с ним на деревянную скамью, скрестил и с хрустом разогнул пальцы.

— Врач, который осматривал тебя утром… Он говорил со мной… И считает, что тебе еще рано выступать после той травмы. Помнишь, зимой?

— Как это рано? — Леня даже вскочил со скамейки от возмущения. — Да я и забыл уже про тот вывих. Во, смотрите!

Он сбросил темно-синюю шерстяную олимпийку и, оставшись в форменной майке, принялся крутить правой рукой в разные стороны, демонстрируя тренеру, что вывих плеча давно зажил.

— Да вы сами знаете, я всю программу сто раз делал на тренировках.

— Я-то знаю, — покивал Валерий Павлович. — Но врач говорит, что связки еще слабые, малейшее перенапряжение — и разрыв… А может быть и перелом… Это будет означать конец карьеры в большом спорте. Понимаешь?

Макеев помрачнел, отвернулся и принялся мерить шагами раздевалку. Конечно, это всего лишь крупные соревнования, не чемпионат мира, не Олимпиада. Можно и пропустить. И все-таки… Столько месяцев подготовки, столько сил, надежд. И так бесславно все закончить.

Кто-то заглянул в раздевалку, Ленчик снова услышал рев трибун. Сдаться без боя, не выйти на стадион, не услышать криков болельщиков? В зале несколько тысяч человек, которые, не дыша, следят за выполнением сложного элемента, а потом орут от восторга, потому что им никогда такого не сделать. Ты для них бог. Это ведь круче, чем деньги, женщины или водка, это самый сильный во вселенной наркотик.

Леонид познал это ни с чем не сравнимое чувство власти над толпой еще в ранней юности. Тогда он впервые неожиданно для себя самого выиграл первенство среди юниоров. И теперь, как и много лет назад, Леню охватывал священный трепет. Твердое осознание того, что сейчас он выйдет на арену, адреналин мощно захлестнет все его существо, и он, на мгновение став для толпы больше, чем богом, взлетит, укротив законы земного притяжения. Гимнаст точно знает, что сейчас на свете ни для кого нет и не может быть ничего более значимого и великого, чем то, что дано испытать ему. И Леня догадывается, что это и есть основной смысл его жизни. К этому моменту, длящемуся вечность, секунде власти над застывшими внизу в немом восторге людьми, он был привязан всем своим естеством, и только это имело реальную власть над всей его жизнью.

— Да ну, бросьте, — отмахнулся Леонид. — Все это ерунда, врачи перестраховываются.

— Я тоже так думаю, — просиял тренер. — Значит, выйдешь выступать?

«Перестраховываются… — усмехнулся Леонид. — Ты-то тоже не дурак: мол, тебя предупредил, моя совесть чиста, а дальше под твою ответственность».

— Конечно, — открыто улыбнулся гимнаст.

— Ну, тогда расслабляйся пока. — Валерий Павлович поднялся со скамейки и направился к выходу из раздевалки. — Тебя позовут, когда придет время.

Он вышел. Макеев опустился на скамейку, откинул голову и прикрыл глаза. Теперь, когда все решено, необходимо было избавиться от мыслей, любых мыслей, плохих или хороших.

* * *

Выходя на площадку стадиона, Леня уже не слышал, как голос диктора в динамике перечислял его награды и регалии, как неистовствовали зрители на трибунах. Не слышал он и последних напутственных слов тренера. В ушах звенела абсолютная ледяная пустота. Глаза видели только брусья — ничего лишнего, ничего отвлекающего. Это все потом, когда программа будет выполнена.

Леня вышел на середину арены, поклонился и взлетел на брусья. В ту же секунду весь огромный, красочный мир сократился, сжался в яркую сверкающую точку. Только здесь и сейчас. Только сила, ловкость и уверенность. Главное, не думать, не анализировать собственные движения. Тело знает лучше.

Гимнаст ощущал, как свистит в ушах плотный теплый воздух, чувствовал, как напрягаются мускулы, заставляя тело взлетать, переворачиваться вниз головой, переноситься с одного бруса на другой, складываться пополам и мгновенно пружинисто распрямляться. Выступление шло к концу, оставалось лишь несколько элементов. Стойка на руках, круги двумя ногами, сальто…

Внезапно Леонид почувствовал, как плечевой сустав словно сделал лишний оборот, прокрутился вхолостую, как велосипедная цепь. Правая рука больше не желала слушаться, и Леня рухнул на расстеленные под брусьями маты прямо на вытянутую вперед руку, чувствуя, как ломается, лопается податливая плоть. Вдруг, словно кто-то вынул из ушей вату, оглушительно взревел стадион, заверещали что-то динамики, а затем все стихло и навалилась чернота.

* * *

Перед глазами на потолке больничной палаты разбегались трещины побелки.

— Подключичный вывих плеча, — объяснял ему пожилой солидный доктор, перетасовывая перед глазами рентгеновские снимки. — Вот, посмотрите… Головка плечевой кости значительно сместилась под ключицу. Также можем наблюдать перелом акромиального отростка лопатки и отрыв большого бугорка плечевой кости.

С черных глянцевых листков на Леню наползали непонятные белесые разводы. Он поморщился и отвел глаза.

— И что все это значит?

— Дело в том, что при таком обширном повреждении вправить плечевой сустав обычными методами невозможно. У вас ведь и раньше случались вывихи этого сустава? Разумеется, ткани сильно повреждены и ослаблены. Потребуется оперативное вмешательство… Возможно, придется использовать шурупы…

Леонид приподнялся на постели. Сейчас, пока действовала новокаиновая блокада, правого плеча он почти не чувствовал.

— Послушайте, — обратился он к врачу. — А какие прогнозы? Я смогу вернуться в спорт?

— Милый мой, — развел руками врач. — Какие же могут быть прогнозы до операции? Вот прооперируем вас, полечим, проведем терапию, на процедуры походите… Там и посмотрим. Вы лежите, лежите… Отдыхайте!

Его ласковый, успокаивающий голос действовал Лене на нервы.

— Ну шанс-то, шанс есть? — перебил он добродушно бурчащего врача.

— Шанс всегда есть, — доктор отвел глаза. — Разные чудеса случаются. Чего на свете не бывает?

Доктор пожал плечами и вышел из палаты.

«Чего на свете не бывает? — повторил про себя Леня. — Это значит, все, конец. Или?..»

* * *

На следующий день после операции прибежала Марианна. Она сидела рядом с кроватью, моргала заплаканными глазами и безостановочно гладила Леню по руке.

— Я так перепугалась, — быстро говорила девушка. — Мы ведь смотрели по телевизору… Ты выходишь… И вдруг — раз, упал, и врачи подбежали. Я не знала, где тебя искать, куда звонить…

— Зачем ты приехала? — раздраженно спросил Леня, отодвигая руку.

— Но как же? — ахнула Марианна.

Лицо ее мгновенно покраснело, по щеке покатилась слезинка. Она шмыгнула носом.

— Ладно, прости, — устало выговорил Леня. — Ну извини меня. Только не реви, бога ради.

— Я не буду, не буду.

Она достала из сумочки платок, высморкалась и повернулась с уже готовой бодрой улыбкой.

— На самом деле все это ерунда, правда? — она с надеждой посмотрела на Леонида. — Травма, вывих… Жизнь ведь на этом не заканчивается, верно?

— Верно, — слабо улыбнулся Леня.

Кажется, его тон Марианну не убедил. Она придирчиво посмотрела на Леню и принялась натужно-весело о чем-то щебетать. «О господи, уж лучше б ревела», — морщась, словно от зубной боли, думал он. Выносить этот надсадно-веселый голос не было никаких сил.

— Я говорила с Валерием Павловичем. Он сказал, что подвижность вряд ли полностью восстановится. Но тренерской работе это не помешает…

От этих слов Леня дернулся, как от пощечины, охнул от вспыхнувшей острой боли в загипсованном плече, и с трудом выговорил:

— Тренерской работе? Это он тебе сказал?

— Ну да… — испугалась Марианна. — А что, что такое? Надо ведь будет чем-то заниматься, когда тебя выпишут.

«Какие прогнозы… Шанс всегда есть… — отчаянно стучало в голове у Лени. — Значит, с Валерой этот эскулап был пооткровенней. Со спортом покончено, меня списали со счетов». Он тяжело дышал, казалось, сейчас задохнется. Пришедшее осознание того, что все пропало, вся жизнь, все устремления, надежды, весь многолетний труд, все отправилось коту под хвост, давило на грудь, не давая глотнуть воздуха.

Марианна, увидев Ленино побелевшее лицо, выступившую на висках испарину, испугалась и заохала:

— Ленечка, Ленчик, тебе нехорошо? Я сейчас, милый, мигом за доктором сбегаю.

— Стой! — выдохнул он. — Не надо. Все в порядке.

— Точно? Уверен? — она настороженно вглядывалась в его глаза.

Только бы выставить ее вон. Иначе он не выдержит, заорет, ударит.

— Все хорошо, Мариша, просто неудачно повернулся, — с трудом объяснил он. — Уже прошло. Ты иди, пожалуйста, я посплю немного. До завтра, хорошо?

— Ладно… — неуверенно произнесла девушка.

Она наклонилась, тронула прохладными губами щеку и вышла. Дождавшись, пока шаги в коридоре стихнут, Леня натянул на голову одеяло, закусил костяшки пальцев, чувствуя, как все тело сотрясается, словно от спазмов.

 

3

Маленькая пельменная притулилась в одной из подворотен на Пятницкой, напротив некогда красивой, но в советское время облезшей и захиревшей церкви. Здесь было тесно, а под потолком плавали клубы серого сигаретного дыма. У высоких пластиковых столиков толпились посетители — в основном мужчины с невыразительными, стертыми лицами, тусклыми, заплывшими глазами. Раздатчица за стойкой равнодушно шлепала в щербатые тарелки комки слипшихся пельменей. От тарелок поднимался белесый пар, смешиваясь с дымом под потолком.

Леня левой рукой (правая еще плохо слушалась) придвинул поближе к краю стола ополовиненную пивную кружку, прикрываясь полой ветровки, вытащил из внутреннего кармана четвертинку водки и щедро плеснул в пиво. Затем, морщась, глотнул горькую, отдающую спиртом, жидкость. Теплая волна прокатилась по телу, унимая колотившую его с утра мелкую дрожь. Темная пельменная словно осветилась вдруг яркими софитами. Мимо проковыляла уборщица в заношенном белом халате, мазнула по столу вонючей прокисшей тряпкой. Леня отхлебнул еще и прислонился к стене. Он был почти счастлив.

Весь мир, который мгновение назад жестоко терзал его, вся эта убогая обстановка, мерзкие пьяные рожи местных завсегдатаев, сизый прокуренный воздух помещения сузились для него в одну точку и потеряли реальные очертания. За один миг произошли необыкновенные перемены. Лене вдруг захотелось быть добрым, захотелось поговорить с кем-нибудь, синеватые физиономии местной публики больше не казались ему ужасными. И вся несложившаяся судьба теперь рисовалась совсем не в таком мрачном свете, какой он обычно представлял ее себе, будучи трезвым. Теперь казалось, что самое интересное еще впереди, не все потеряно и кое-что можно изменить, стоит только захотеть.

Где-то в глубине затуманенного разума Леня понимал, что это пьяный морок, что он непременно падет, и расплатой за сегодняшние грезы обязательно будет тяжелое, сводящее с ума похмелье. Неистребимое желание выбраться из собственного тела, как из кокона. Любым способом, лишь бы не чувствовать изводящей тяжести и не вспоминать, что творил минувшей ночью. Но это все будет завтра. А сегодня, сейчас, он относительно счастлив и готов заплатить любую цену за то, чтобы хотя бы на миг не ощущать себя ущербным калекой, жестоко выброшенным за борт жизни коварной предательницей фортуной. Леня пьяно ухмыльнулся и опрокинул очередную кружку ядреного зелья на одном выдохе.

Прошло четыре месяца с тех пор, как молодой гимнаст Леонид Макеев, надежда советского спорта, сорвался во время выступления с брусьев и получил травму плеча, несовместимую с дальнейшей карьерой. Гипс давно сняли, позади несколько месяцев изнурительных процедур, ежедневной физиотерапии, тоскливой лечебной физкультуры. Врачи обещали, что вот-вот еще чуть-чуть, и рука начнет работать как прежде. В плечевом суставе сидели металлические болты, навсегда превратившие его, парящего Икара, бросающего вызов земному притяжению, в неповоротливого скрипучего робота.

Валерий Павлович избегал встреч, прятал глаза и советовал заняться пока тренерской работой, но надежды не терять, продолжать заниматься, авось… Марианна постоянно выдумывала для него идиотские развлечения. От этой бодрой улыбочки, от брызжущего оптимизма, от настроя «во что бы то ни стало отвлечь, растормошить, не давать падать духом» хотелось выть белугой. Дома обстановка была не лучше. Мать, впервые увидев Ленчика после травмы, разрыдалась так, что чуть не пришлось вызывать ей врача. В последующие пару недель она искренне увлеклась ролью самоотверженной сиделки. Леня не раз просыпался по ночам и видел склонившуюся над собой Ларису в белом кружевном пеньюаре. Она дотрагивалась узкой холеной ладонью до его лба, смахивала слезу и шептала:

— Бедный мой мальчик!

Но время шло, а бедный мальчик не желал, как в детстве, быстро выздоравливать и бросаться к забытым игрушкам. И Ларе в конце концов наскучили ночные бдения. Она вернулась к устройству личной жизни, и в доме опять повисла грозовая атмосфера. Вновь замаячил какой-то таинственный Аркадий Петрович, посыпались телефонные звонки, букеты. Мать часто пропадала из дому, возвращалась поздно, пряча счастливые глаза. Валентина Васильевна ругалась, громыхая крышками кастрюль. Впрочем, все это было Леониду безразлично.

От бабки ждать понимания тоже не приходилось. Убедившись, что физически внук здоров и страшное позади, она успокоилась и хандру Леонида считала блажью. Подумаешь, несчастье, не война же, не голод! Слава богу, жив, здоров, не инвалид, работать можешь. Ну не вышло со спортом, так что ж теперь, руки на себя накладывать? Хватит дурью маяться, работай иди.

Единственный, кто по-настоящему понял, что произошло, — младший брат Алешка. Леонид был благодарен ему. Брательник не лез ни с участливыми расспросами, ни с натянуто-веселыми разговорами, не охал над ним, но и не ворчал, что тот с жиру бесится. Кажется, он и вообще ни разу не заговорил с Леней о постигшем его несчастье, но по преданным внимательным глазам брата ясно было, что, если только старший попросит о помощи или хотя бы намекнет, Алеша придет на зов в ту же секунду. Впрочем, закончился учебный год, начались летние каникулы, и он уехал куда-то на Волгу, в спортивный лагерь.

Леня старался поменьше бывать дома. Постоянные скандалы матери и бабки действовали ему на нервы. Вот только сегодня днем, когда он уходил, весь дом, казалось, сотрясался от их криков.

— Опять Аркадий Петрович? — громыхала бабушка. — Сколько у тебя этих Аркадиев Петровичей за последние годы перебывало. У тебя волосы уже седые! Хоть бы детей постеснялась, бесстыдница. Шляешься по ночам, как проститутка, все соседи пальцами показывают…

— Мама, ты меня с тридцати лет старухой считаешь… — оправдывалась Лариса. — А я еще молодая, я жить хочу!

— Ну так живи, кто тебе мешает? Но ты не жить хочешь, а по мужикам шастать. Аркадий Петрович… Позорище!

— Мама, мы расписались! — неожиданно выдала Лара.

— Да какое мне дело… — не унималась бабушка и вдруг притормозила, вытаращила глаза и схватила дочь за руку. — Как расписались? Да когда ж вы успели?

— Вчера! — со слезами в голосе выкрикнула мать. — Вчера днем. Аркадий теперь мой законный муж, и ты не имеешь никакого права…

— Законный муж? — ахнула Валентина Васильевна. — Ты что же, еще одного кобеля сюда приведешь? Не выйдет! — она сунула ей под нос морщинистый кукиш. — Мало мне вас, спиногрызов, ты еще одного на мою шею решила посадить?

— Мама, у Аркадия прекрасная квартира. Ему твои квадратные метры даром не нужны. К тому же мы собираемся… — Мать резко осеклась и, махнув рукой, умчалась по коридору в свою комнату.

— Что собираетесь? Куда собираетесь? — бабка двинулась следом.

Леня не стал дослушивать, чем закончится очередная серия семейного телефильма, и отправился в давно облюбованный кабак в соседней подворотне. Казалось, теперь это было единственное спокойное и умиротворяющее место в огромном мире, полном раздражителей.

Здесь он мог затеряться среди случайных посетителей, раствориться, слиться с толпой, избавиться от необходимости с кем-то говорить, что-то объяснять, кого-то слушать. Здесь не оставалось ничего из прошлой жизни. Ничего, кроме мыслей, беспощадно, безостановочно крутящихся в голове. Кто я теперь? Как жить дальше? И нужно ли мне это, жить дальше? Что изменится, если в одно мгновение Леонид Макеев вдруг просто перестанет существовать?

От этих мыслей начинала мучительно гудеть голова, перед глазами взвивались и мельтешили черные «мухи». А избавиться от них можно было только одним способом — снова и снова отхлебывать мутную вонючую жидкость из плохо вымытой кружки.

* * *

Было темно, когда Леня, опорожнив несчетное количество пивных кружек, возвращался домой. Прохладный августовский вечер плавно покачивался, горевшие вдоль улицы фонари сливались в длинную мерцающую линию. За ярко освещенными окнами окрестных домов матери разгоняли по кроватям непослушных детей, кое-где подмигивали голубые огоньки включенных телевизоров. На дверях магазинов уже покачивались тяжелые металлические замки. Леня чувствовал приятное умиротворение. Теперь нужно было быстрее добраться до квартиры, и тогда до утра он погрузится в теплый, медленно кружащийся перед глазами кокон.

Леонид вошел в темную прихожую, споткнулся об угол какого-то ящика, чертыхнулся и включил свет. Посреди прихожей почему-то торчал старый объемный чемодан. В коридор вышел Алешка. Видимо, только сегодня приехал из лагеря.

— Здорово! — широко зевнув, сказал он. — Ты чего так поздно?

— Так, — неопределенно покрутил пальцами Леня. — А это что? — он кивнул на чемодан.

— Не знаю, — пожал плечами Алеша.

Из своей комнаты выпорхнула мать, заметалась по прихожей, прикладывая палец к губам и делая сыновьям странные знаки.

— Тише! Тише! Не разбудите бабушку. Это мое!

Но поздно, в глубине квартиры послышался громовой голос:

— Да что ж такое! Ни днем, ни ночью покоя нет! Обнаглели совсем!

Слышно было, как заскрипели пружины старой кровати, как Валентина Васильевна поднялась и, шаркая тапками, направилась к выходу.

— Алеша, Алешенька, отвлеки ее! — взмолилась мать. — Леня, пожалуйста, вынеси чемодан во двор!

— Ммм? Зачем? — не понял Леонид.

Такой уютный, теплый и понятный мир принялся раскачиваться из стороны в сторону. Откуда ни возьмись выплыло странное искаженное лицо матери, которая теребила его за рукав и просила о чем-то. Леня никак не мог понять, что нужно сделать.

Алеша же сориентировался сразу.

— Бабуленька, бабушка, это я, прости, ради бога! — Он рванул к бабушкиной комнате и затанцевал перед ней в дверях, не давая выйти в коридор. — Это мне не спится после лагеря. Я на кухню пошел и… ты понимаешь… шкаф опрокинул.

— Какой шкаф? Что ты болтаешь? — грохотала Валентина Васильевна.

— Ленечка, милый, пожалуйста, — ныла Лариса.

Сообразив наконец, что от него хотят, Леня взялся за ручку чемодана и шагнул к двери. Но тут Валентине Васильевне удалось наконец отодвинуть Алешу и прорваться в коридор. Мать, ойкнув, успела спрятаться в ванной.

— Леня, что происходит? — вопросила разгневанная старуха. — Оставь чемодан. Куда ты его тащишь?

— Ммм… Я его… К Маришке! — брякнул Леонид.

— Зачем? Куда? Почему ночью? — не унималась та.

— Бабуленька, ну что ты в самом деле? — уговаривал ее Алеша. — Ложись спать, успокойся. Это Леня Маришкины вещи собрал. Она… она за ними на такси приехала, ждет во дворе. Ей срочно нужно, потому что она… уезжает завтра. В Сочи! Вот!

— Ничего не понимаю, — помотала головой Валентина Васильевна. — Какие вещи? Почему ночью?

— Бабуль, ты иди, ложись. Мы сами разберемся!

Алеша подхватил упирающуюся старуху под руку и повлек ее в спальню. Леня, воспользовавшись затишьем, выволок чемодан из квартиры и спустился во двор. Как ни странно, возле подъезда действительно ждало такси. Из машины вышел незнакомый мужчина представительного вида в дорогом импортном костюме. Он молча сунул парню холодную влажную ладонь, забрал чемодан и опустил его в багажник. Леня, все еще ничего не понимая, стоял около желтой «Волги», когда во двор выпорхнула Лариса. За ней спустился Алеша.

— Мальчики мои, — всплакнула мать, обнимая их и прижимая к себе две головы, светлую и темную. — До свидания, мальчики мои! Простите меня. Живите дружно!

— Пока, мама! — Алеша поцеловал ее в щеку.

Леня же, ничего не понимая, выдержал материнские объятия и с облегчением отстранился. Ему нужно было непременно добраться до постели. Чувствовалось, что от ночного воздуха хмель начинает слабеть.

— Лара, Лара, я прошу тебя, — незнакомый мужчина взял рыдающую Ларису под руку и усадил в такси.

Дверь захлопнулась, машина резко развернулась и выехала со двора. Братья медленно двинулись к дому.

— Уехала, — с грустью констатировал Алеша и тут же добавил: — Ой, что завтра будет… Подумать страшно!

Леня промычал что-то неопределенное и прошел в свою комнату. Ему не было никакого дела до того, что будет завтра. До него еще нужно дожить.

 

4

— Леня, Лень, просыпайся! — Алеша настойчиво гудел над ухом. — Вставай, пожалуйста, я больше не могу с ней.

Леонид заворочался на кровати, с трудом разлепил глаза. От резкого утреннего света мгновенно застучала в висках головная боль.

— С кем? Что случилось? — морщась, спросил он.

— Да с бабкой, — пояснил Алеша. — Она записку от матери нашла. Полтора часа уже вожусь: то капли подай, то в «Скорую» звони, то в милицию, то не надо ничего, оставьте меня в покое, дайте спокойно умереть.

— Какую записку?

Леня сел на постели, нашарил на полу тапочки. Противно ныли суставы, и страшно хотелось пить. Он взглянул на брата: Алеша доверчиво смотрел на него круглыми синими глазами, словно ни минуты не сомневался, что взрослый и умный брат сейчас поднимется и решит все проблемы.

— Что нам теперь делать? — требовательно спросил Алеша.

Леонид глухо застонал, поднялся и натянул футболку.

— Ладно, рассказывай, что тут случилось.

* * *

Из сбивчивого рассказа Алеши и невнятной ругани Валентины Васильевны, возлежавшей в спальне с холодным компрессом на голове, Леня уяснил следующее. Последний материнский ухажер, Аркадий Петрович, имя которого так часто звучало в доме последние полгода, вчера вечером отбыл торгпредом в Польшу. Лариса отправилась вместе с ним в качестве законной супруги. Сделала она это тайно, чтобы избежать неминуемого скандала с властной старухой. Проснувшись утром, Валентина Васильевна обнаружила на столе записку, начинавшуюся словами: «Мама, когда ты прочтешь это письмо…» Однако оказалось, что это не сообщение о задуманном суициде, а прощальное письмо. Лариса просила простить ее и пожелать ей счастья, а матери вверяла заботу о своих взрослых детях.

— Мерзавка! — стонала Валентина Васильевна, катая седую голову по подушке. — Вильнула хвостом и ускакала. На все наплевала: на дом, на детей, на меня, старую. Ах, паршивка!

— Ну ладно, бабуля, не расстраивайся так, — примирительно говорил Алеша, гладя ее по руке. — Что, мы без нее не проживем? Мы с Ленькой уже взрослые.

— Да как мы проживем-то на мою пенсию? — Валентина Васильевна приподнялась на кровати, воинственно потрясая сжатым кулаком. — Ты школьник еще, потом в институт пойдешь… На стипендию много не накушаешь. А этот… — она махнула рукой в сторону Леонида. — Только и знает, что по кабакам шляться. Помощи никакой… Ох, плохо мне! Ой, сердце!

Старуха откинулась на подушку и принялась хватать бледными губами воздух. Алеша, покосившись на застывшего в дверях комнаты брата, бросился к столу и принялся капать в рюмку корвалол. Но, так и не докапав, бросил пузырек, кинулся обратно к бабушке, приговаривая что-то ласковое. Наконец топнул ногой и выкрикнул:

— Все, я иду звонить в «Скорую»!

— Не смей! — хрипела Валентина Васильевна. — В каталажку сдать меня хотите, а? Избавиться? Думаете, мать сплавили, теперь бабку выставим и устроим тут притон из квартиры?

— Бабуля, что ты такое говоришь! — в отчаянии взвыл Алеша. — Мы же тебя любим!

Леня, казалось, безучастно наблюдал за происходящим. На самом деле он пытался осознать, что вот так, в одночасье, на его плечи свалились больная бабка с не самым приятным характером и младший брат — школьник. На него, человека, который сам потерялся в этой жизни и не знает, как прожить следующий день. Больше всего хотелось плюнуть на все, уйти к черту из квартиры, затеряться в сутолоке знакомой пельменной, и будь что будет. Авось как-нибудь разберутся и без него. Алеша… Ну что ж, он может пойти в ПТУ, там стипендию платят, а потом на завод, работать. Бабка… Ведь она пережила войну и это выдержит как-нибудь. Почему, в конце концов, Леня должен взваливать все это на себя? Ведь не Леня нарожал детей, а потом свинтил с торгпредом в загранку.

Леонид выдохнул, шагнул в комнату и присел на край постели Валентины Васильевны. Взяв ее за руку, он веско проговорил вполголоса, четко выговаривая слова:

— Бабушка, успокойся, пожалуйста. Ничего страшного не случилось. Ни о чем не беспокойся.

— Как же мне не беспокоиться, — плаксиво, но более связанно, без истерики, заявила Валентина Васильевна. — Ведь ты не работаешь, пенсия у меня маленькая. Да и с Алешкой мне одной не справиться. Станет он меня слушаться, как же!

Леня погладил старуху по плечу. И лицо Валентины Васильевны постепенно разгладилось, тонкие старческие губы сложились в подобие улыбки.

— С сегодняшнего дня я поступаю на тренерскую работу, — спокойно объявил Леня. — И Алешкой сам займусь. Он у меня строем будет ходить и честь отдавать.

— Сам ты строем ходить будешь, — заулыбался Алеша, видя, что скандал постепенно улегся.

— Ленечка! Хороший мой мальчик.

Старуха притянула к себе голову Леонида и поцеловала его в лоб.

— А теперь отдыхай, — подытожил Леонид. — Алешка, марш отсюда. Пусть бабушка поспит.

Он вышел в коридор, осторожно прикрыв за собой дверь.

* * *

Августовское солнце приятно припекало между лопаток, кружевной тенью ложилось на мостовую. Улицы Москвы были полупусты, не все горожане вернулись из отпусков. Пахло пылью, солнцем, нагретым асфальтом. Развеселая ребятня, не упакованная пока в одинаковые коричневые платьица и синие костюмы, осаждала ворота Парка культуры. И к киоскам с мороженым все еще выстраивались длинные очереди.

Леня медленно шел по тротуару, кусая мороженое в размокшем вафельном стаканчике. Нужно собраться с мыслями. Легко заявить домашним: ни о чем не волнуйтесь, я выхожу на работу. Гораздо труднее это осуществить. Валерий Павлович, конечно, обещал помочь. Но надо смотреть правде в глаза. Новичок без опыта вряд ли может рассчитывать на серьезных учеников. Пойти учителем физкультуры в школу? Леонида даже передернуло от отвращения.

Он швырнул недоеденное мороженое в урну и прибавил шагу. До чего же все несправедливо складывается в этой паршивой жизни! Он ведь так мечтал о спортивной карьере, так занимался, за всю жизнь не пропустил ни одной тренировки, работал до изнеможения, не позволял себе лениться и расслабляться. Не то что Алешка, который только болтает о том, что хочет быть гимнастом, как брат, сам же только и думает, как бы удрать из спортзала в кино.

Алешка… От неожиданной мысли Леня остановился, и шедшая сзади женщина налетела на него.

— Ой, простите, ради бога, — извинилась она.

— Ничего-ничего, — рассеянно пробормотал Леня.

Алешка… А ведь это мысль! Что, если первым учеником будет родной брат? Уж он-то не погонится за чинами, ему только на руку тренироваться у Леонида. А мальчишка талантливый, на нем можно сделать себе имя. Правда, ленивый, несобранный, безответственный. Но это ерунда. Если он, Ленчик, возьмется за дело, то покажет, как надо родину любить. Нет, это, определенно, стоит обдумать.

Леонид круто развернулся и направился в сторону спортивной школы, где тренировался младший брат.

* * *

Солнце весело било в огромные отмытые к новому учебному году окна спортивного зала. Леня вошел и невольно зажмурился от слепящего света. Подставив ладонь козырьком к глазам, он старался высмотреть в зале брата.

В глубине помещения тренировался на брусьях какой-то парень. Стройный и легкий, он словно взмывал в воздух, паря над расстеленными внизу старыми черными матами. Ни малейшего напряжения не чувствовалось в его тонкой фигуре. Тело легко сгибалось во всех направлениях, словно резиновое. Каждое движение было плавным, летящим и совершенно естественным. Казалось, для него нет ничего проще, чем парить над землей в солнечном луче.

«Откуда здесь, в обычной районной спортивной школе, такой талантливый парень?» — удивился Леонид. Спортсмен закончил упражнения, соскочил с брусьев и, смеясь, откинул со лба отросшие светлые кудри. И тут Леня узнал Алешу.

Только сейчас он заметил, как вытянулся и раздался в плечах мальчишка после лагеря, какими сильными стали его руки, покрытые золотистым загаром. Черт возьми, Алешка похож был на античную статую. А как занимался, как делал сальто, какие стойки на руках! И это после летних каникул. Да ему, Лене, чтобы добиться таких результатов, приходилось месяцами не вылезать из зала. Чего уж там, если быть до конца откровенным, таких результатов он не добивался никогда. На мгновение Макееву стало досадно, почему такие выдающиеся способности достались от природы не ему, а брату, который вовсе не горел желанием использовать их по назначению. Это было вопиющей несправедливостью!

Леня подошел ближе. Алеша, увидев его, удивленно улыбнулся. «С ума сойти! У него даже дыхание не сбилось!» — отметил про себя Леонид и, усилием воли приглушив досаду, сказал себе: «Да, с таким учеником можно далеко пойти…»

— Видел? — смущенно спросил Алеша.

— Угу, — Леня кивнул. — Неплохо, очень неплохо. Но тебе нужно больше заниматься, если ты хочешь достичь настоящих результатов.

«Не стоит слишком хвалить парня, — решил он про себя. — А то загордится и совсем тренировки забросит».

— Наверно, — пожал плечами Алеша.

— Я сам буду тебя тренировать, — стараясь выглядеть равнодушно, сообщил Леня.

— Да ты что, правда? — расцвел Алеша. — Вот здорово!

— Но предупреждаю, — сурово заявил Макеев. — Халтурить я не дам. Если уж тренироваться, то как следует.

Алеша радостно кивал, глядя на него сияющими преданными глазами. Старший брат, который всю жизнь был примером, недосягаемым идеалом, образцом для подражания, вдруг впервые похвалил его. А ведь он настоящий спортсмен, профессиональный, столько соревнований выиграл, столько медалей получил. Младшему, конечно, до такого уровня далеко, но раз брат сам возьмется его тренировать, можно надеяться, что и у него что-нибудь получится.

И Алеша, воодушевленный обещанием Леонида, с новыми силами взлетел на брусья.

* * *

— Алешка, вставай! — Леня резко сдернул с брата одеяло.

Тот, не открывая глаз, попытался поймать край одеяла, недовольно проворчал что-то, сжавшись в комок на кровати, стараясь ухватить за хвост обрывок такого приятного сна. Ему снилось, будто он делает упражнения на брусьях и вдруг, поймав равновесие, отпускает руки и начинает плавно парить под потолком спортивного зала. Оказывается, летать так легко. Ложишься грудью на воздух и плывешь, словно в воде. Алеша успел дважды облететь вокруг школьного двора, когда требовательный голос брата снова ворвался в его сон.

— Вставай!

Леонид дернул его за ногу, и мальчишка полетел на пол.

— Ты что, сдурел? — возмущенно завопил Алеша, вскакивая с пола и потирая ушибленный бок.

— А ну одевайся и марш на пробежку! — скомандовал Ленчик.

— Какая пробежка? Семь утра! — артачился Алеша.

— Самое время, — усмехнулся Леонид. — Давай-давай, не отлынивай! Я предупреждал тебя вчера. Чтоб через три минуты был во дворе.

Алеша, шепотом ругаясь, принялся натягивать спортивный костюм.

* * *

Когда он, красный, с прилипшими ко лбу вихрами появился у подъезда, сделав три круга вокруг квартала, неутомимый тренер преградил ему вход.

— Ты куда? А тренировка?

— Какая тренировка! — взмолился Алеша. — Зал же еще закрыт.

— А вон турник во дворе, — махнул головой Леня. — Чем тебе не подходит? Давай-давай, двигай, будущий олимпийский чемпион!

— Ты правда думаешь, что я могу стать настоящим спортсменом? — удивленно спросил Алеша, заглядывая брату в глаза.

— Правда, — подтвердил Леня.

— Но я не такой способный, как ты, — осторожно возразил тот.

Леонид мрачно усмехнулся:

— Ничего, и твоих скромных способностей хватит. Иначе с чего бы я стал с тобой возиться?

— Честно? — с надеждой улыбнулся Алеша.

— Ну сказал ведь, — отмахнулся Леонид. — Ладно, кончай мне зубы заговаривать и дуй на турник.

Окрыленный Алеша послушно помчался к спортивной площадке.

 

5

Макеев действительно принялся за тренировки Алешки так увлеченно, словно успех брата, каждая победа была и его победой тоже. Сидя на скамейке в зале и пристально наблюдая за кувыркающимся на брусьях, на кольцах или на полу легким и гибким юношей, он словно видел себя самого, только более молодого и талантливого. В конце концов, он ведь действительно вложил в Алешу все, что знал сам, без остатка отдал ему свои знания и навыки, только брат сумел воплотить их в жизнь лучше, полнее, чем когда-либо удавалось ему самому. Думая о будущем, Леонид представлял себе ревущие стадионы, рукоплещущие трибуны, многочисленные золотые медали, не вполне отдавая себе отчет, что это будут Алешины медали и аплодисменты….

За три года из способного спортивного подростка Алексей превратился в выдающегося восемнадцатилетнего гимнаста. За спиной были многочисленные победы в соревнованиях юниоров, фотографию красивого златоглавого паренька не раз публиковал «Советский спорт». Знаменитые тренеры прочили ему небывалый успех, пытались переманить к себе и завидовали Макееву, сумевшему сделать имя на талантливом брате. Но успехи Алеши наблюдались не только в профессиональной среде. Несколько раз парень находил в раздевалке записки от поклонниц. Каждый раз он смешно, по-мальчишески, смущался, краснел и рвал бумажки на мелкие кусочки, утверждая, что это чьи-то дурацкие шутки.

Он словно не замечал аплодирующих ему болельщиков, не видел в зеркале точеных черт лица и стройного тела, заставлявших поклонниц замирать от восторга. Самому себе Алеша казался начинающим спортсменом, вчерашним школьником, которому еще многому нужно было научиться, чтобы хоть немного приблизиться к уровню старшего брата до несчастного случая.

* * *

И вот теперь братья прибыли на первенство Советского Союза по спортивной гимнастике. Для Алеши это были первые взрослые соревнования, от успеха в которых зависело, включат ли его в команду страны для поездки на приближающийся чемпионат мира в Монреале. Впервые попав в компанию взрослых профессиональных спортсменов, он немного оробел. Казалось, здесь над ним просто посмеются и отправят домой с позором. Впрочем, Алешины доброжелательность и простота в общении всем пришлись по душе, вскоре он перезнакомился с другими гимнастами, с некоторыми даже подружился и подолгу просиживал в гостиничном баре по вечерам.

Леонид был не вполне доволен поведением брата. Конечно, парень прекрасно выступал в каждый из дней первенства, но его отношение к соревнованиям никак нельзя было назвать серьезным. В первый же день он удрал из гостиницы гулять по городу, чуть не простудился. Потом несколько раз приходилось едва ли не силой уводить его из бара. Кричал, что ребята еще не разошлись, все еще разговаривают, отдыхают, почему только он должен отправляться спать в десять часов, как ребенок.

Даже сегодня, перед последним этапом соревнований, когда старший брат пришел в раздевалку, чтобы поддержать, посоветовать кое-что, Алеша с улыбкой попросил:

— Лень, ты иди в зал, ладно? Мы ведь с тобой все отработали, я уже не врублюсь во что-то новое.

Леонид неохотно потоптался на пороге раздевалки, но все же решил отправиться в зал. В конце концов, парню действительно нужно отдохнуть и сосредоточиться перед выступлением.

— Я надеюсь, — обернулся он на пороге, — ты не убежишь гулять или в бар? Мне не нужно тебя караулить?

— Нет, ну что ты, — рассмеялся Алеша. — Ты иди, правда. И не волнуйся. Все будет пучком!

Леонид пожал плечами. «Все будет пучком? Надо же, а? На редкость серьезное отношение к спорту демонстрирует нам подающий надежды гимнаст Алексей Лазарев».

И вот теперь он сидит в зале и волнуется, что зря оставил братца одного в раздевалке. Все-таки нужно было проследить, кто знает, что ему взбредет в голову. Голос диктора в динамиках объявил выступление Алеши. Почувствовав, как мгновенно напряглось все тело, Леня уставился на арену, подавшись вперед.

Через несколько секунд появился Алеша — высокий, тонкий, в темно-красном обтягивающем трико, под которым проступают рельефные мышцы, золотистые кудри блестят в свете софитов. Вот он кланяется, улыбаясь зрителям озорной мальчишеской улыбкой, и начинает программу.

Алеша легко подпрыгнул, ухватился руками за кольца и принялся выполнять упражнения. Леня чувствовал, как невольно дергается его тело при каждом подъеме, обороте или выкруте брата. Сердце бешено колотилось о ребра, перед глазами плясали электрические сполохи. В такие минуты Леня словно проваливался куда-то, терял самого себя. Сознание двоилось и раскалывалось на части. И Макеев уже не понимал, то ли это он сам, молодой, сильный и здоровый, парит над полом в напряженной тишине зала, то ли это какой-то неизвестный подлый узурпатор с ангельским лицом и телом древнегреческого атлета занял его место и сорвет сейчас шквал аплодисментов. На секунду сердце пронизывала острая болезненная ненависть к самозванцу. Леня сжимал руки, не чувствуя, как ногти впиваются в ладони… Неожиданно ненависть сменялась восхищением — так прекрасен, светел и юн был кувыркающийся в пронзительном свете софитов златоглавый атлет. Он плавно скользил в воздухе, даже не подозревая о том, что в эти минуты у преданного брата и тренера трещит и лопается от противоречивых чувств грудная клетка.

Поворот, еще поворот, и вот молодой спортсмен Лазарев уже соскочил на пол, раскинул руки, приветствуя мгновенно взорвавшиеся криком трибуны. Леонид тяжело выдохнул, вытащил из внутреннего кармана платок и промокнул взмокший лоб. Впереди, на освещенной арене, радостно улыбался довольный Алешка.

Праздновать победу Лазарев отправился в кафе вместе с другими спортсменами, вошедшими по итогам первенства в команду чемпионата мира. Ребята веселились, поздравляли друг друга и прежде всего Алексея, занявшего первое место.

— Ну что, конкурент, — весело обратился к нему Юра, смешливый парень лет двадцати пяти. — Теперь вместе в Канаду поедем?

Он пододвинул к Алеше рюмку с коньяком.

— Да здравствует загнивающий Запад! — отозвался Алеша, чокаясь с Юрой.

Он залпом проглотил коньяк. Золотисто-коричневая жидкость поначалу обожгла горло, зато потом весь окружающий мир сделался будто бы еще ярче, красочнее. Алеша откинулся на спинку стула, блаженно жмурясь. Настроение было лучше некуда, хотя немного покоробила сдержанная реакция брата на его успех. «Справился, молодец, — только и сказал он. — Теперь главное — чемпионат!» Впрочем, Леонид всегда держал себя в руках. Кажется, после того случая, три года назад, Алеша ни разу не видел, чтобы брат чему-то искренне обрадовался, весело рассмеялся. Тяжело ему, конечно, пришлось. Алеша на мгновение помрачнел.

— Вы почему такой грустный? — прошептал вдруг ему на ухо хрипловатый женский голос.

Алеша вздрогнул, обернулся и увидел рядом с собой незнакомую девушку в красном, каком-то змеином, струящемся и переливающемся платье и с высветленными, аккуратно завитыми волосами. Девушка прикоснулась ладонью к его плечу и, чуть надув губы, обиженно спросила:

— Что, так печалитесь, что и танцевать меня не пригласите?

— Почему? Я готов! — Алеша вскочил со стула, отвесив незнакомке шутливый поклон.

Блондинка вложила ему в ладонь тонкие пальцы и повела к освещенной разноцветными лампочками площадке для танцев.

— Вы сегодня первое место заняли, да? — играя ресницами, спросила она.

Все кружилось перед глазами Алеши, то ли от мерцания огней, то ли от выпитого коньяка, то ли от пряного запаха ее духов. Как это все удивительно, как все сошлось, случилось в один вечер. Первые взрослые соревнования, впервые он в баре со взрослой компанией, и вот теперь эта красотка… Как она смотрит на него, как улыбается… Ни одна женщина раньше так на него не смотрела.

— Да, — только и сумел сказать он.

— Теперь за границу поедете? А меня возьмете с собой? — лукаво улыбнулась незнакомка.

— Обязательно! Спрячу вас в чемодане! — нашелся Алеша.

Музыка закончилась, но девушка еще несколько секунд не разжимала сплетавшихся вокруг Алешиной шеи рук. Он же не смел пошевелиться, млея от ее прикосновений, ощущая, как сладкая дрожь прокатывается вдоль позвоночника. Девушка неохотно отпустила его и двинулась за ним к столику. Алеша опустился на свое место и только тут увидел поджидавшего у дверей Леонида.

— Вон твоя нянька пришла, — хохотнул Юра. — Что, домой пора? Баиньки?

Алеша вспыхнул. Было чертовски неловко перед ребятами и особенно перед девушкой. Он поднялся и неохотно направился к брату.

— Что ты здесь делаешь? — осведомился Леонид.

— Отмечаю победу, — угрюмо пробурчал Алексей.

— В кабаке со шлюхами? — язвительно осклабился тот.

— Она не шлюха! — взвился Алеша.

— А кто? Прекрасная принцесса? — продолжал издеваться Леня.

Алеша обернулся назад. Блондинка в красном платье уже вовсю отплясывала с Юрой, заливисто хохотала и висла у него на шее.

— Пошли отсюда! — властно приказал Леонид, кладя руку на его плечо. — Тебе режим нужно соблюдать. Не забывай, впереди чемпионат мира!

Не отвечая, Алеша резко развернулся, сбросил ладонь брата и вышел на улицу. Накрапывал мелкий дождь. В тумане расплывались и таяли фонари. Парень втянул голову в плечи и двинулся по направлению к гостинице.

За спиной раздавались шаги брата. Леня шел позади, на небольшом расстоянии. Алеша неожиданно резко обернулся к нему и выкрикнул:

— У меня твой чемпионат уже в печенках сидит! Пропади он пропадом, достало все!

Леня равнодушно пожал плечами, лицо оставалось все таким же спокойным.

— Издержки профессии. Разве ты не хотел стать настоящим спортсменом?

— Хотел! Я и сейчас хочу! — подтвердил Алексей. — Но ты… Ты мне дышать не даешь, постоянно командуешь: делай то, не делай это.

— Я твой тренер, — все так же спокойно объяснил Макеев.

— У них тоже тренеры есть, — Алеша махнул рукой в сторону оставшегося за поворотом кафе. — Но вот почему-то сидят за столом, коньяк пьют, расслабляются. И никто их не гонит спать в десять вечера. Один я должен…

— Дурак ты! — неожиданно резко бросил Леонид.

Он остановился, взял брата за плечо, заставил развернуться и посмотреть ему в глаза.

— Запомни, Алеша. Ты — не все! Ты лучший! По крайней мере, должен им стать. Иначе и смысла не было приходить в большой спорт. Понимаешь?

Алеша невольно отступил на шаг, увидев в глазах Леонида незнакомое до сих пор жесткое и в то же время болезненное выражение.

— Эти болваны сейчас сидят там и накачиваются коньяком, а на чемпионате слетят с брусьев после первого же переворота. И тренерам их на все наплевать, потому что пашут за зарплату, как на заводе. А я… — Леонид помолчал. — Я тебя тренирую, потому что ты… ты мой брат. И мне не все равно, как ты выступишь.

Леонид говорил так горячо и убедительно, что Алеше вдруг стало стыдно: вся сдержанность брата, безразличие, все это напускное. Лазарев опустил голову и уставился на забрызганные грязью носки собственных ботинок.

Леонид, почувствовав, что убедил брата, сломил сопротивление, отпустил его, убрал руки в карманы и добавил примирительно:

— И я заставлю тебя стать лучшим! Даже если мне придется тебя поколотить.

— Ну это мы еще посмотрим, кто кого поколотит, — ухмыльнулся Алеша и сделал брату подсечку.

Леня удержался на ногах, резко обернулся и несильно заломил Алеше руку за спину.

— Эй, нечестно! — Алеша вырвался и тут же ответил хитрым приемом спортивной борьбы.

И братья направились к гостинице.

 

6

Поезд медленно подполз к перрону и, шипя и дергаясь, словно нехотя остановился. Алеша, вскинув на плечо спортивную сумку, выскочил из дверей вагона. Было раннее летнее утро, солнце только выползало из-за крыши вокзала, окрашивая небо в бледно-розовый цвет. Воздух еще казался прохладным, но чувствовалось, что день будет жарким и солнечным. Парень, откинув голову, глубоко вдохнул, словно хотел вобрать в себя радостный простор неба, все солнечное утро, все с детства знакомые запахи родного города. Как это здорово, что солнце, что лето… Казалось, Москва специально постаралась к встрече победителя.

Но почему же так долго нет Лени? Алешке не терпелось примчаться домой, поделиться радостью с друзьями — ребятами во дворе, бывшими одноклассниками. Все они обещали болеть за него и теперь, наверно, все уже знают и ждут не дождутся возможности поздравить нового чемпиона.

Наконец Леонид вышел на перрон, прищурился на солнце и остановился на платформе, перебирая в руках какие-то бумаги.

— Слушай-ка, — обратился он к Алеше. — Мне нужно в Госкомспорт заехать с документами… Лучше сразу разобраться, не откладывая в долгий ящик.

— Прямо сейчас? — разочарованно протянул Алеша.

Ему хотелось, чтобы брат тоже рассказал ребятам о соревнованиях, об Алешиных успехах. Ну, в самом деле, не расхваливать же себя самому.

— Ага, я же говорю, лучше сразу со всей этой волокитой разобраться, — кивнул Леонид. — Так что ты дуй домой с вещами, отдохни там, выспись как следует. А я через пару часов подъеду. Сегодня, так и быть, день отдыха, тренироваться не станем.

Братья вместе спустились в метро. Народу в подземке было немного. Леонид, на бегу махнув рукой, успел вскочить в закрывающиеся двери поезда. Им нужно было ехать в разные стороны. Он крикнул брату: «Пока! Увидимся!», развернулся, собираясь перейти на другую сторону платформы, и неожиданно налетел на худенькую светловолосую девушку с полиэтиленовым пакетом в руках. Она вскрикнула и выронила пакет. Алеша попробовал подхватить его, но не успел: пакет грохнулся о бетонный пол, что-то звякнуло и разбилось, обдав Алешу и симпатичную незнакомку фонтаном белых брызг.

— Сметана! — охнула девушка, опустилась на корточки, заглянула в пакет и расстроенно осмотрела осколки, плавающие в густой белой жидкости.

— Извините, пожалуйста! — смущенно проговорил Алеша.

Девушка подняла взгляд, и только теперь он рассмотрел ее как следует. Правильное, тонкое лицо, чуть тронутое золотистым загаром, светло-зеленые глаза с коричневыми крапинами, маленькая родинка слева, у самых губ, чуть вьющиеся светлые волосы были заколоты над ушами. И совсем девчонка, не старше его. Она поднялась на ноги и осмотрела подол забрызганного сметаной свободного темно-синего платья в мелкую белую полоску.

— Вот черт! И как это у вас так удачно вышло! — проговорила она, бросив сердитый взгляд на Алешу.

— Ну я же не нарочно, — смиренно опустил он глаза.

— Еще не хватало, чтобы вы нарочно! — все еще хмурясь, ответила девушка. — Есть у вас носовой платок? Дайте, пожалуйста!

Алеша с готовностью вытащил из кармана носовой платок, и незнакомка принялась тереть им испачканный подол. Алеша разглядывал сосредоточенное лицо, сдвинутые на переносице брови и почему-то расплывался в улыбке.

— А может, и нарочно! — со смехом заявил он. — Может, у меня хобби такое — наскакивать на людей в метро. Особенно на красивых девушек.

— Не болтайте ерунды! — строго оборвала она и шагнула ближе. — Смотрите, вас тоже забрызгало.

Незнакомка принялась оттирать белые капли с футболки Алеши. Парень видел, как от его дыхания шевелится прядь ее светлых волос на виске, и чувствовал, что краснеет. От волос девушки удивительно пахло хвоей, она вновь подняла глаза и посмотрела так же серьезно, без улыбки. И Алеше, бог знает почему, ужасно захотелось заставить ее улыбнуться.

— Все, — сказала она, протягивая платок. — Остальное дома отстираете. До свидания.

Девушка отступила на шаг, подняла с пола пакет и уже собиралась пройти мимо Алеши к эскалатору, но он преградил дорогу.

— Девушка, милая, я умираю от стыда. Позвольте мне что-нибудь сделать для вас, — паясничал он.

— Пакет помогите донести, — язвительно отозвалась девушка. — До мусорки.

Она обошла Алешу и двинулась к эскалатору.

— Нет, правда! Хотите, я вам новую сметану куплю?

— Банки-то больше нет, — пожала плечами незнакомка.

— Ну, давайте я вам ведро сметаны куплю, а? Хотите? — не отставал Алексей.

— Да отвяжитесь вы, наконец! — нахмурилась девушка и ступила на движущийся вверх эскалатор.

Алеша встал на ступеньку ниже, продолжая безостановочно болтать веселую чепуху.

— Я куплю вам целый бассейн сметаны. Могу даже захлебнуться в нем, если только это доставит вам удовольствие.

Она отвернулась и досадливо прикусила губу.

— Улыбнитесь же, наконец. Что, у вас совсем чувства юмора нет, а? — балагурил Алеша. — Смотрите, фокус покажу.

Он подпрыгнул на месте, легко подкинул послушное тело в воздух, сложился пополам, оттолкнулся ладонями от пластикового перекрытия между двумя движущимися в разные стороны лестницами и перемахнул на соседний эскалатор. Глаза девушки округлились, она обернулась к уносившемуся вниз Алеше и закричала:

— Что вы делаете? Разобьетесь же.

Алеша, смеясь, помчался вверх, перепрыгивая через две ступеньки. От него, ругаясь, шарахнулась в сторону пожилая женщина с авоськами.

— Разве достоин жить подлец, погубивший вашу сметану! — патетически воскликнул он и снова перемахнул через эскалатор обратно, очутившись несколькими ступенями ниже девушки.

— Чокнутый! — воскликнула она и вдруг рассмеялась.

Улыбка словно осветила ее лицо: заискрились глаза, выгнулись брови, на щеках заиграли ямочки. У Алеши на мгновение перехватило дыхание. Он издал победный клич, замолотил себя кулаками по груди, изображая дикого Тарзана, и снова дважды перемахнул через эскалатор, туда и обратно.

— Хватит! Прекратите! — еле выговорила девушка, не переставая смеяться.

Наверху у выхода залился трелью милицейский свисток, злобно каркнула что-то по громкой связи диспетчер, и у схода с эскалатора Алешу арестовали.

* * *

В маленькой узкой комнате под потолком плавал сигаретный дым. Милиционер, молодой парень с удивительно красными круглыми щеками, сидел за столом и сосредоточенно что-то писал, время от времени в задумчивости дергая себя за мочку уха.

Алеша выпрямил спину и с хрустом потянулся. После двух часов, проведенных в станционном отделении милиции, казалось, что все тело затекло, а одежда насквозь пропиталась запахом дешевых папирос.

— И чего ты добился? — прошептала ему томившаяся рядом светловолосая девушка. — Просидим тут теперь целый день.

— Я много чего добился! — возразил Алеша.

Милиционер покосился на него, и он продолжил тише:

— Я много чего добился. Во-первых, мы перешли на «ты». А во-вторых, теперь я знаю, что тебя зовут Вера Калинина.

— Для этого нужно было обязательно в милицию попасть! — скептически заметила Вера.

— Конечно! — убежденно заявил Алеша. — Просто, понимаешь, в мире все взаимосвязано. Смотри: поезд опаздывает на двадцать пять минут, а в это время ты стоишь за сметаной. Сколько человек было в очереди?

— Три…

— Видишь, это важно! В очереди три человека. Ты покупаешь сметану четвертой, потом спускаешься в метро. И тут Леня говорит, что ему нужно в Госкомспорт и мне ехать домой одному. Мы прощаемся, а тут как раз мимо проходишь ты, я поворачиваюсь и… Нет, ты только подумай! Если бы этот проклятый поезд опоздал не на двадцать пять минут, а на пятнадцать, если б в очереди было не три человека, а пять, если б Ленька не вскочил в закрывающиеся двери, а остался ждать другого поезда… — я бы никогда не узнал, как тебя зовут. Можешь такое себе представить?

Вера тихонько рассмеялась. Улыбнувшись на эскалаторе, она словно оттаяла, перестала сердиться и теперь, что бы ни происходило, оставалась в хорошем настроении.

— Молодые люди, вам тут очень весело, как я погляжу, — сурово окликнул их милиционер.

— Нет, что вы, — отозвался Алеша. — Мы полны раскаяния и скорбим о нашем возмутительном поведении.

Вера спрятала лицо в ладонях, давясь беззвучным смехом.

— Ты не переживай, сейчас уже, наверно, Ленька подъедет, — сообщил ей Алеша. — Он нас живо отсюда вытащит.

* * *

Разговаривая с милиционером, Макеев едва сдерживал ярость. Вернувшись из Госкомспорта, он с удивлением узнал от Валентины Васильевны, что младший брат дома до сих пор не появился. Ломая голову, куда мог запропаститься этот добрый молодец, Леня умылся с дороги, переоделся и только собрался приняться за приготовленный бабушкой завтрак, как раздался телефонный звонок. И пришлось бросить все и мчаться на выручку непутевому братцу.

Леонид чувствовал, как клокочет в нем невысказанный гнев. Господи, как ребенок! Ни на минуту нельзя одного оставить. Чего проще, доехать от вокзала до дома. И надо же, угодил в мусарню! Кретин малолетний!

Он хмуро покосился на брата. Алешка же не выглядел ни смущенным, ни раскаявшимся. Наоборот, хорохорился перед какой-то девицей. Леня послал брату уничтожающий взгляд, но тот сделал вид, что не замечает негодования. Да что там, кажется, ему и в самом деле было на это наплевать, он не отводил глаз от новой знакомой. «Вот козел! Я даже пожрать не успел, мчался сюда, а он и в ус не дует! Развалился тут и пялится на девку. Охренел совсем!»

Эта хихикающая подруга не понравилась Лене с первого взгляда. Сразу видно, такая же безмозглая балбеска, как и его отвязный братец. Неудивительно, что Алешка с ней в милицию попал. С такой свяжешься, еще и не туда загремишь! А она, выходит, решила перспективного мальчика к рукам прибрать. Похлопала глазками, повела плечиком, и вот он уже плетется за ней, как под гипнозом. Леонида передернуло от теснящегося в груди неприятного ноющего чувства…

* * *

Уладив все дела с милицией, Леня, Алеша и Вера вышли из отделения на станцию.

— Наконец-то! — широко улыбнулся Алеша. — Спасибо, брат! Родина тебя не забудет!

Он шутливо хлопнул Леню по плечу, и тот невольно поморщился: «Выкаблучивается перед девкой, совсем совесть потерял! Скотина малолетняя!»

— Поехали! — сухо бросил он. — Бабка там праздничный обед организовывает.

— Зачем это? — насторожился Алеша.

— По случаю твоих подвигов, — огрызнулся Леонид.

Алеша покосился на брата и обернулся к Вере:

— Поехали с нами, а? Должен же я компенсировать эту проклятую сметану и милицию, и вообще. Поехали, правда! Бабушка знаешь как вкусно готовит? Она рада будет.

— Да нет, ну что ты. Неудобно, — отнекивалась Вера.

— Брось, очень даже удобно. Лень, скажи ей, а? — повернулся к брату Алеша.

Леня, сердито нахмурившись, сделал вид, что не расслышал. Не хватало еще, чтобы Алешка притащил эту непонятную девицу домой.

— Видишь, Леня тоже тебя приглашает, — не унимался Алеша. — Поехали, а?

— Хорошо, поехали, — неожиданно легко согласилась Вера.

— Вот и классно! — Парень подхватил Веру под руку и быстро повлек к эскалатору.

Леня шел за ними, недовольно глядя на непринужденно болтающую пару. Что-то подсказывало Макееву, что эта девчонка принесет им одни проблемы.

 

7

— Как ты любишь, Алешенька, с картошкой! — Валентина Васильевна вынесла из кухни еще одно блюдо с золотистыми поджаристыми пирожками и тяжело опустила его на стол.

— Спасибо, бабуля, — Алеша схватил самый верхний, венчавший блюдо пирожок.

— И ты тоже бери, чего стесняться-то? — сказала старуха Вере.

— Ой, спасибо, я наелась, — покачала головой девушка.

— Бери, говорю. — Валентина Васильевна, не обращая внимания на возражения, положила ей в тарелку два пирожка. — Худая-то какая, смотреть не на что. Ешь, тебе говорят.

Вера вспыхнула и опустила глаза. Алеша еле слышно проговорил:

— Ты ей понравилась. Теперь она тебя закармливать будет.

Он осторожно протянул под столом руку и взял Веру за тонкое запястье, почувствовал под пальцами маленькую пульсирующую жилку и на мгновение зажмурился. Казалось, Вера сейчас посмотрит на него, как там, в метро, сумрачно и строго, выдернет руку и громко скажет что-нибудь жесткое. Но Вера не убрала руки, и радостный Алеша чуть сжал ее ладонь, чувствуя, как от прикосновения к нежной прохладной коже бежит по пальцам электрический ток.

Марианна, сидевшая напротив, это заметила, прыснула в кулак и толкнула Леонида ногой под столом, глазами указывая на одинаково смущенных и рассеянных Алешу и Веру. Кажется, она считала эту парочку крайне забавной и вовсю веселилась. Леня в раздражении отодвинулся от нее и бросил вилку. Что за манера — притаскивать посторонних на семейный обед? Он и Марианну приглашать не хотел, сама навязалась. Ну эта-то понятно, втирается в семью, ждет не дождется, когда же ее замуж позовут. Приучает потихоньку к мысли — мол, видишь, без меня никуда. Но Вера-то эта чего приперлась? Странно, что бабка ее не выставила. Наоборот, вроде даже прониклась, пирожки подкладывает. Кто бы мог подумать?

В коридоре задребезжал телефон, Валентина Васильевна прислушалась и многозначительно вскинула указательный палец:

— Междугородный! Это мать ваша, зараза такая, названивает. Пойду узнаю, что ей надо.

Старуха величественно прошествовала в коридор, и вскоре по квартире начали разноситься раскаты ее грозного голоса:

— Приехал, приехал. Первое место. Ах, ты уже знаешь? Смотри, как тебя наши дела интересуют. Да в порядке, Ларка, в порядке, что с ними сделается? Здоровые лбы. Что ты вызваниваешь сюда каждую неделю, я не пойму. Обо мне? Обо мне можешь не беспокоиться, не дождетесь!

Марианна, воспользовавшись отсутствием Валентины Васильевны, подалась вперед через стол и, блестя любопытными карими глазами, спросила:

— Давай расскажи про милицию-то? За что вас туда упекли? Говорят, ты через эскалаторы прыгал?

— Ага, — с готовностью подтвердил Алеша. — И сальто делал. И еще это… по крыше поезда бегал. Представление показывал, а прохожие монетки в шапку кидали. Понимаешь, Мариш, в нашей стране спортсменам платят мало. Вот и приходится крутиться.

Марианна заливисто расхохоталась, демонстрируя крепкие ровные зубы.

— Ну и братец у тебя, — обернулась она к Лене. — Ему не в спорт надо, а на сцене выступать.

— Я, Мариш, думаю, еще не поздно, — раздухарился Алеша. — Вот брошу все и пойду в эстрадно-цирковое. Думаешь, не возьмут? Смотри!

Он выхватил из блюда три пирожка и принялся жонглировать ими над столом. Пирожки взлетали к потолку и падали обратно в крупные мозолистые ладони Алеши.

— Браво-браво! — зааплодировала Марианна.

Алеша, не переставая жонглировать, принялся шутливо кланяться, не успел подхватить очередной пирожок, и тот приземлился прямиком на его макушку. В этот момент в комнату вплыла бабка и замерла на пороге, олицетворяя собой праведный гнев.

— Спасайся, кто может, — вполголоса констатировал Алеша.

— Вы тут совсем распоясались! — скрестила на груди костлявые руки старуха. — С хлебом шутить вздумали. Да если б в блокаду…

— Все, бабушка, все, мы исчезаем.

Алеша, схватив Веру за руку, потащил ее из комнаты.

— Валентина Васильевна, может быть, вам с посудой помочь? — с готовностью предложила Марианна.

— Еще чего! — взбеленилась старуха. — Когда станешь тут хозяйкой, тогда и будешь на кухне распоряжаться.

Марианна опустила глаза. Нарочно или нет, но Валентина Васильевна попала прямиком в больное место, и Леонид удовлетворенно хмыкнул. Значит, не он один разгадал матримониальные планы Маришки.

— Ладно, пойдем в комнату, — скомандовал Ленька. — Бабушка, спасибо за обед.

— Давайте-давайте, нечего тут под ногами путаться, — ворчливо отозвалась Валентина Васильевна.

Леонид вошел в комнату и растянулся на кровати, закинув руки за голову. День получился сумасшедшим, голова гудела. Хотелось закрыть глаза и провалиться в небытие.

Марианна опустилась на пол около кровати, положила голову ему на грудь, принялась гладить губы кончиками пальцев. Леонид посмотрел на нее из-под опущенных век. Девушка тихо нашептывала что-то, накручивая прядь своих каштановых волос на его палец. В последнее время подобные нежности выводили парня из себя. Макеев с удивлением вспоминал, что когда-то с полоборота заводился от ее приглушенного смеха, от забавных словечек, которые она хрипло шептала ему на ухо. Теперь ничего не осталось, только глухое раздражение.

Он и сам не знал, почему до сих пор не порвал с Марианной. Казалось бы, раз все угасло, умерло, можно развязаться с ней, найти другую любовницу. Временами у Лени бывали случайные связи — мало, что ли, крутится на выездных соревнованиях симпатичных покладистых девок? Леониду нравилось, что с ними все просто, не нужно ухаживаний, долгих разговоров — переспали, сбросили пар и разбежались, чистая физиология. Если же искать новую постоянную бабу, придется прилагать усилия, покорять, через эскалаторы прыгать, как этот дурачок. Нет, на все это у него не было ни времени, ни желания. Сейчас нужно добиться, чтобы брат вышел на мировой уровень, стал настоящей звездой спортивной гимнастики. В Алеше все его устремления и чаяния. А размениваться на всякую ерунду нельзя, это успеется как-нибудь потом. И братец должен бы это понимать… Нет, Марианна все-таки своя, давно знакомая. С ней легко, она не станет дергать и беспокоить лишний раз.

— Мариш, я устал, — он снова прикрыл глаза и отвернулся к стене. — Давай просто полежим, а?

Марианна легла рядом, прижалась к его спине и нежно шепнула:

— Конечно. Отдыхай, мой хороший.

Леониду на мгновение стало совестно за собственное раздражение. Марианна была такой нежной, такой понимающей… Он попытался выискать себе оправдание.

— Я же только с поезда, забегался. Да и за Алешку переволновался. Связался с этой девицей, в милицию угодил…

— Да ладно тебе, — улыбнулась Марианна. — По-моему, нормальная девчонка. И смешные они такие, сидят за столом, все красные, глаза друг на друга поднять боятся. Честно говоря, — добавила она, — я им даже немножко завидую.

— Вот что ты несешь, а? — поморщился Леня, высвобождаясь из ее объятий. — У парня впереди чемпионат мира. Ты представляешь, что это такое? Какой это уровень? Ему вот о чем сейчас думать надо, а не за девками таскаться.

Марианна поднялась с кровати, отошла к окну и глухо проговорила:

— Зато ты способен думать только о чемпионате. Этого вполне достаточно.

* * *

Вечером, когда почти стемнело, Алеша провожал Веру домой. Они миновали квадратный, со всех сторон закрытый домами дворик, прошли мимо магазина «Нумизмат», где все еще толпились бессонные коллекционеры в поисках редких монет, вышли на Гончарную набережную и медленно побрели по нагретому за день тротуару. На улицы опускались сиреневые сумерки, вспыхивали и дрожали, разгораясь, фонари. Зажигались окна в старых особняках, где в незапамятные времена жили московские дворяне и строгие купцы-старообрядцы. Впереди торчал освещенный яркими огнями шпиль высотки, слева тускло поблескивала куполами церковь Успения Пресвятой Богородицы.

— Какой длинный день, — сказала Вера.

— Тебя дома потеряли, наверно, — рассмеялся Алеша. — Отправили дочку за сметаной…

Впереди высился широкий массивный мост из темного гранита. Они поднялись по ступенькам и пошли вдоль парапета. Справа по проезжей части неслись машины, а далеко внизу медленно текла, отражая вечерние огни города, Яуза. Алеша остановился, облокотился на парапет и свесился вниз. Вера замерла рядом с ним.

— Давай монетку бросим, а? — предложил он. — Чтобы обязательно сюда вернуться.

— Зачем? — удивилась Вера. — Мы же не туристы. Зачем нам в Москву возвращаться, если мы и так в ней живем?

— Да нет, именно сюда вернемся, — объяснил Алеша. — Вместе! Ну давай, а?

— Ладно, — пожала плечами Вера.

Алеша вытащил из кармана пятикопеечную монету, подкинул ее и, размахнувшись, швырнул в воду. Вера, затаив дыхание, следила за полетом монетки. Девушка наклонилась, чтобы рассмотреть, как пятачок, переворачиваясь, опускается на дно, и в этот момент Алеша, хмелея от собственной смелости, быстро взял ее за плечи и поцеловал.

Губы Веры, теплые и нежные, дрогнули под его губами. Она не закрыла глаза, и прямо перед собой, совсем близко, Алексей видел вздрагивающие изогнутые ресницы, крохотную точку зрачка. Он ощущал ее запах — свежий запах хвои, быстрой речной воды и нагретого солнцем песка.

В груди что-то тяжело бухнуло и взорвалось, зазвенело в ушах, фейерверком забилось перед глазами. Чувствуя, что сейчас задохнется от накатившего счастья и сумасшедшего восторга, Алеша отпустил Веру и отступил на шаг. Девушка прижала к губам ладонь, продолжая так же, не мигая, смотреть на него. Алеша шумно вдохнул воздух и вдруг подпрыгнул, поставил ладони на парапет и, подкинув тело в воздух, замер, стоя на руках над водой. Он успел увидеть, как странно, будто над головой, катит волны река, как проскакивают мимо перевернутые машины. Показалось даже, что темная вода, сделавшись ближе, обдала его своим дыханием.

— Алеша! Алеша! — вскрикнула Вера. — Слезай, пожалуйста!

Пару секунд он еще стоял на руках, наслаждаясь ощущением легкости, свободы, собственной силы, чувствуя на лице прохладу речной воды. В первый раз это произошло с ним! Он решился, не испугался, и она его не оттолкнула. Как это чудесно, ново и удивительно. Как легко и приятно быть взрослым и сильным, быть мужчиной.

Ловко извернувшись, Алеша спрыгнул обратно на мост.

— Ты совсем придурочный, — покачала головой Вера. — Сейчас же опять в милицию заберут.

— Пусть, — отмахнулся Алеша, расплываясь рассеянной счастливой улыбкой.

 

8

В спортзале было душно. В тяжелом спертом воздухе витал запах затхлости, пыли, потных тел. Послеобеденное солнце беспощадно било в высокие окна, еще больше раскаляя помещение. За окном дремал асфальтированный двор, на каменных ступеньках входа грелся в солнечных лучах пятнистый рыжеватый котенок. Леонид, напрягая зрение, пытался рассмотреть людей, проходящих за воротами, разглядеть, нет ли среди них Алексея. Мимо невысокого кирпичного забора пробежали двое мальчишек-школьников в темно-синих форменных костюмах, проплыли неторопливо молодые мамаши с колясками, прошаркал по мостовой пенсионер в летней белой кепке. Непутевого братца видно не было.

Макеев чертыхнулся, отвернулся от окна и в раздражении прошелся по залу. Брат опаздывал уже на сорок минут. «Раздолбай проклятый! — матерился про себя Леня. — Кому это надо, в конце концов, ему или мне?» Черт возьми, ведь он это предвидел с самого начала, как только появилась эта телка, догадывался, чем все обернется. И вот пожалуйста: два месяца, как они знакомы, а Лешка уже опаздывает, пропускает тренировки. Режим давно забыт — брат шляется где-то по ночам, возвращается домой под утро, спит до обеда, а проснувшись, мчится названивать своей пассии. И девка эта должна ведь понимать, что он спортсмен, что ему заниматься надо. Совсем, что ли, дура набитая, дальше своего носа видеть ничего не хочет?

Внутри перемешались горечь, обида, злость и еще какое-то непонятное, сосущее под ложечкой чувство. Где брат сейчас? Что делает? Целуется с этой бледной немочью? Оторваться не может? Леня с силой стукнул кулаком по стене, на костяшках пальцев выступила кровь.

Проклятый мальчишка. Он всем ради него пожертвовал, выложился без остатка, похерил собственную жизнь, лишь бы брат добился настоящего успеха в спорте. А теперь что? Первая встречная махнула хвостом и увела его за собой. И все, старший брат больше не авторитет, скорее, наоборот, назойливый советчик, от которого так и хочется избавиться. Нет, этому нужно положить конец.

Дверь в конце зала отворилась, вбежал запыхавшийся Алеша. Он приветственно махнул рукой тренировавшимся на ковре знакомым ребятам и побежал через зал к Лене. Синие глаза смотрят виновато, на губах извиняющаяся улыбка, золотистые кудри вздрагивают на бегу. Леонид почувствовал, как где-то под лопаткой кольнула острая боль и, мешая дышать, разлилась по груди. Чертов мальчишка! Знает ведь, что на него невозможно долго сердиться.

— Прости, брат, прости! — выкрикнул Лешка еще на бегу и склонился в комическом поклоне. — Был не прав, достоин порицания.

Леонид смотрел молча, без улыбки, и Алеша шутливо прикрыл лицо руками:

— Только не бей!

— Это ты не мне, а судьям на чемпионате скажешь, — стараясь сдержать ярость, произнес Леонид. — Им будешь объяснять про опоздавшие автобусы, светофоры и остановившиеся часы. Или, может, про свои бесконечные гулянки, как сочтешь нужным.

— Да брось, Лень, — примирительно начал Алеша. — Чуть-чуть опоздал, подумаешь!

— Сегодня опоздал, вчера проспал, позавчера вообще отменил тренировку, — перечислил по пальцам Леонид. — А чемпионат через два месяца…

— Успеется, — отмахнулся брат. — Время еще есть. Надо же мне было Веру проводить, сам подумай…

— Я подумал, — жестко выговорил Леонид. — И мне удивительно, что твоя… эммм… знакомая не хочет войти в твое положение. Что она требует от тебя свиданий, провожаний, ночных посиделок и не хочет понять, что все это ломает твою жизнь. В спорте, Алеша, не бывает потом, попозже, когда время найдется. Или сейчас, или никогда. Просрал соревнования — до свидания. Помнишь, как со мной было…

— Помню, — процедил младший брат.

Он мгновенно потемнел лицом, глаза неожиданно стали чужими. Леня решил, что недостаточно убедительно говорит, не может достучаться до упрямого сопляка, и с удвоенным пылом принялся взывать к Алешиному здравому смыслу. Он заставит его порвать с этой девкой, иначе…

— Да, мне удивительно, что Вера этого не понимает. Значит, ей плевать на твое будущее? Что же это за любовь такая странная, а? Может быть, ей и на тебя самого плевать? А ты, гробя свою карьеру, ошиваешься вокруг нее днями и ночами…

— Леня! — резко перебил Алеша.

Леонид взглянул на него и осекся. Синие глаза брата сузились и смотрели с холодным гневом, тонкие, резко очерченные ноздри дрожали.

— Ты, конечно, мой брат и мой тренер, — продолжал Алеша. — Но это тебя не касается. Я не желаю обсуждать свои отношения с Верой с кем бы то ни было. Давай закончим на этом раз и навсегда.

Макеев опешил. До этого дня Алексей мог спорить с ним, ругаться, кричать, но в конце концов соглашался и поступал так, как сочтет нужным старший брат. Этот новый Леша, чужой, холодный, яростно оберегающий свое личное пространство, поразил Леонида. Ноющая боль в груди усилилась, тяжело застучало в висках… Неужели он все забыл? Вот так просто все перечеркнул и его, родного брата, решил выбросить из жизни? Да нет же, не может быть. Это она, шалашовка мелкая. Это она влезла между ними и дурит младшему брату голову. Убрать ее, и все снова станет хорошо.

Алеша стоял напротив, независимо вздернув плечи, глядя куда-то в залитое солнцем окно спортивного зала. И Леонид осознал, что криком и угрозами ничего не добьешься. Чем больше он будет давить, тем яростнее брат станет отбиваться и в конце концов совсем вырвется из-под контроля. Сопляк, что он знает о жизни, что понимает? Останется один, наломает дров, угробит все начинания. Да и ему, Леониду, что тогда делать? Снова разлетится на куски налаженная жизнь, снова собирать себя по частям и начинать сначала. Ну нет! Нужно найти подход. Взбрыкнуть решил? Ладно, применим дипломатию, будем действовать хитростью.

И Леня взял себя в руки, подавил изводящую боль в груди, желание взорваться, закричать, надавать мальчишке пощечин. Макеев сунул руки в карманы и насмешливо скривил губы.

— Ладно, ладно, не заводись, — передернул он плечами. — Делай что хочешь со своей ненаглядной Верой. Может, ты еще и женишься, раз все так серьезно?

— Может, и женюсь, — огрызнулся Алеша. — Ладно, я разминаться пошел.

Он резко развернулся и двинулся к гимнастической стенке. Леня, сжав зубы, смотрел вслед удаляющейся мальчишеской фигуре. «Жениться собрался? — лихорадочно соображал он. — Вот дебил! Весь в мать, такой же на всю голову отмороженный. Черт, нужно что-то делать».

* * *

Вечером Леня и Марианна возвращались из кино. Марианна, закончившая этим летом юридический факультет и попавшая по распределению в районное отделение милиции, без особого энтузиазма рассказывала про работу — скучно, тоскливо, перекладываешь бумажки с места на место. Леня, слушал ее вполуха. Уставившись в проплывавший под ногами заплеванный асфальт, он продолжал раскладывать так и эдак сегодняшнюю стычку с братом. Сама по себе, конечно, женитьба не так уж страшна. Да к тому же Лешка мог ляпнуть это просто так, сгоряча. Но то, что эта телка затянула мальчишку в свои сети, это точно. Как же избавиться от нее, что такое придумать? Непростая оказалась девочка, и вот ведь какая штука, ведь ничего толком о ней не известно — кто такая, из какой семьи, кто родители? У Лешки об этом спрашивать бесполезно, он, кроме нее, ничего вокруг себя не видит, придурок влюбленный. А что, если… что, если Марианну подключить?

— Ты меня не слушаешь, — обиженно протянула Марианна.

— Мм? — Леня поднял глаза и крепче прижал к себе локтем ее руку. — Почему? Слушаю…

— Да ладно, — рассмеялась она. — Что я, не вижу? Ну-ка признавайся, о чем задумался!

Марианна чуть забежала вперед и уставилась на него светло-карими глазами.

— Да Лешка опять, — отмахнулся Леня. — Заявил мне сегодня, что жениться хочет.

— Вот это да! — расхохоталась Марианна. — Ну и брательник у тебя. Какой решительный! Даже старшего брата обскакал, — добавила она с настойчивой иронией.

Леня поморщился. Видимо, сочувствия от Марианны в этом вопросе ждать не приходится. Кажется, она любое сообщение о чьей бы то ни было женитьбе готова использовать в укор Леониду. Уж тем более, если речь о младшем брате.

— Что ты радуешься? — со злостью оборвал ее Макеев. — Не понимаешь, что это совсем не вовремя сейчас? И так он с этой любовью тренировки забросил, а теперь вообще с ума сойдет. Выкинут его из сборной прямо перед чемпионатом, будет знать.

— Мне-то это только на руку, дорогой, — лукаво прищурилась Марианна. — Его выкинут, так и ты никуда не поедешь.

Черт! Лене пришлось взять себя в руки и подавить раздражение. Если он хочет, чтобы Марианна помогла, нужно не ругаться с ней, а, наоборот, задобрить, убедить, что без нее не справиться.

— Конечно, чего уж лучше, — печально кивнул Леонид. — Его выкинут, от меня ученики разбегутся, останусь без работы, без денег… И мы с тобой сможем пожениться еще лет через десять, не раньше…

Леня говорил, не поднимая головы, так же уставившись в асфальт. Однако краем глаза отметил, как радостно вспыхнули глаза Марианны. Она снова просунула руку ему под локоть, прижалась к плечу.

— Не переживай, — шепнула она. — До этого не дойдет, я уверена. Перебесится пацан.

— И Вера эта… — продолжал Леня, искоса наблюдая за Марианной. — Кто она такая, откуда взялась?

— Кто такая? — развела руками Марианна. — Девчонка обычная, студентка… В меде учится. Больше ничего не знаю.

— Ага, вот именно. А Лешка не сегодня завтра женится, — удрученно сказал Леонид. — Слушай! — Он резко обернулся к Марианне, словно его только что осенила блестящая мысль. — А может, ты у себя на работе попробуешь что-то узнать о ней, а?

— Как это я у себя на работе что-то узнаю? — нахмурилась Марианна.

— Ну как-как… Ты же в милиции теперь служишь. Фамилию мы знаем, адрес тоже найти несложно. Посмотри, может, у нее папаша серийный убийца, — шутливо продолжал Леня. — Не, ну правда. Порасспрашивай своих.

— Неудобно как-то, — мялась Марианна. — И как я буду расспрашивать? Что я скажу?

— Так и скажи! Младший брат мужа, — Макеев особенно подчеркнул слово «муж», — женится, хотелось бы побольше узнать о невесте. Мариш, ну пожалуйста, помоги, а?

Он обхватил рукой ее талию, прижал к себе и поцеловал в висок.

— Ладно, — выдохнула Марианна, закрывая глаза и подставляя ему губы. — Я попытаюсь.

 

9

Вера открыла дверь и охнула:

— Да ты же весь мокрый!

— Ага, — Алеша откинул прилипшие ко лбу вихры. — В такую погоду хороший хозяин собаку из дома не выгонит.

— Проходи скорее! — Вера втащила его в прихожую и принялась озабоченно стягивать за рукав потемневшую от дождя ветровку. — Не мог переждать где-нибудь?

— Не мог! — покачал головой Алеша. — Спешил, летел, дрожал.

Он наклонился, взял в ладони ее лицо и прижался к губам девушки. Уже два месяца, как они были знакомы, и все равно каждый раз, целуя ее, Лешка зажмуривался и замирал от страха — вдруг за те несколько часов, что они не виделись, что-то переменилось? Вдруг Вера встретила другого, а он забыт, выброшен, как старый башмак? Но она не отстранилась, а, наоборот, приподнялась на цыпочки, отвечая на поцелуй, обвила руками его шею, зарылась пальцами в мокрые волосы на затылке. От ее прикосновений, горячей близости, свежего хвойного запаха волос у Алеши темнело в глазах. Все тело напряглось, словно сжатая до отказа пружина, и вспыхнуло где-то внутри жгучее, рвущееся наружу пламя. Он крепко, исступленно сжал Верины плечи, притянул ее к себе.

— Ой, мокрый! — Девушка легонько уперлась ладонями в Алешины плечи. — Снимай все скорее. Заболеешь!

— Скорее… — онемевшими губами повторил за ней Алеша.

Он прошел в комнату, почти не понимая, куда идет, видя перед собой лишь ее — гибкую, легкую, желанную. Вера притворила дверь и принялась стягивать с него мокрую футболку. Провела ладонями по груди, скользнула губами по золотисто-загорелой коже. Алеша уже ничего не слышал, все заглушало гулко бьющееся сердце. Дрожащими от нетерпения пальцами он дернул на ней легкий летний халат, проник под тонкую ткань, жадно гладя ее гибкое тело.

— Руки холодные, — вздрогнула Вера.

Она поймала его запястья и, поднеся их к лицу, принялась дышать на них. И вдруг прижалась лицом к шершавой от мозолей ладони, чувствуя, как колет губы огрубевшая кожа. Алеша со стоном выдохнул и опустился на пол, увлекая ее за собой. Прямо здесь, у порога комнаты — преодолеть несколько шагов до стоящего в углу дивана казалось ему невозможным, немыслимым. Леша, не ощущая ничего, кроме охватившего пламени, жадно целовал ее рот, мочку уха, шею, грудь, чувствуя, как все туже сжимается внутри пружина. Еще секунда, еще и… Словно электрический разряд небывалой силы сотряс все тело, заставил мир закружиться в бешеном танце и померкнуть. Обессиленный, опустошенный, Алеша уткнулся лицом в ее плечо и закрыл глаза.

* * *

— Высохла! — Вера подпрыгнула, стянула с протянутой в ванной веревки Алешину футболку и бросила ему. — Одевайся, скоро отец придет.

Алеша натянул мятую футболку, снял с веревки джинсы.

— Влажные еще… Может, погладить? — озабоченно спросила Вера.

— Да ладно, сойдет, — отмахнулся он. — А то и вправду Николай Иванович застанет меня в таком… непотребном виде. Боюсь, это его несколько шокирует.

Вера улыбнулась.

— Ага, вызовет тебя на дуэль за поруганную честь дочери.

— Не-а, — помотал головой Алеша. — Знаешь, что он скажет?

Алеша ссутулился, сложил руки за спиной, склонил голову набок и посмотрел на Веру поверх воображаемых очков. Девушка залилась смехом — настолько он сейчас похож был на ее отца.

— Молодой человек! — высоким голосом начал Алеша. — Вы злоупотребили гостеприимством этого дома. И я вынужден указать вам на дверь.

— Ну перестань, — Вера шутливо шлепнула его по руке. — Пойдем лучше чай пить.

Алеша прошел за ней на кухню. Девушка уже хлопотала у стола — расставляла чашки, насыпала в вазочку конфеты.

— Правда, Вер, я давно хотел спросить, — сказал Алеша, принимая у нее чашку с чаем. — Вот твой отец, он на вид такой интеллигентный, прямо профессор. А работает в котельной… Почему?

На Верино лицо набежала едва заметная тень, она отвела глаза и дернула плечом.

— Так вышло.

— Просто как-то странно, — не унимался парень. — Я сначала подумал, что он преподаватель какой-нибудь. Или даже писатель…

— Папа и вправду пишет, — кивнула Вера. — А из университета ему пришлось уйти. Неприятности были. Не станем об этом, ладно?

— Не станем, — с готовностью отозвался Алеша.

Но Вера все не успокаивалась, сумрачно смотрела в окно, на гомонящих во дворе детей. Леша, недоумевая, почему ее так расстроил разговор об отце, притянул девушку к себе на колени, поцеловал в шею под волосами. Вера обхватила его руками, коснулась губами виска.

— Знаешь, что я сегодня Леньке сказал? — улыбнулся Алеша. — Что хочу на тебе жениться! Видела бы ты его лицо. Я думал, у него глаза из орбит вылезут.

— А мы с тобой решили пожениться? — подняла брови Вера.

— Ага, — ухмыльнулся Алеша. — Ты не знала?

— Мне казалось, мое согласие тоже требуется.

— Да кто тебя спрашивать будет? Мешок на голову — и через седло! — Алеша с силой прижал ее к себе и спросил осторожно: — А ты что, не хочешь за меня замуж?

— Хочу! — Вера положила голову ему на плечо и шепнула вдруг: — Мне тебе кое-что надо сказать.

— Скажи! — отозвался Алеша.

— Нет, не сейчас, — помотала она головой. — Знаешь когда? В следующий вторник!

— Ну… — разочарованно протянул Алеша. — Только во вторник? Скажи сейчас…

— Сейчас не могу, — загадочно улыбнулась Вера.

— Тогда я прямо сейчас тебе скажу! — объявил Алеша.

Она выжидательно смотрела на него, и парень неожиданно смутился под взглядом серьезных, светло-зеленых в коричневую крапинку глаз.

— Закрой глаза! — потребовал он и, когда Вера смежила веки, быстро шепнул: — Я тебя люблю!

* * *

Марианна позвонила Лене только через четыре дня.

— Слушай, — сразу перешла к делу она. — Я узнала кое-что про Веру, помнишь, ты просил?

— Что узнала? — встрепенулся Макеев.

— Давай не по телефону. Заезжай за мной вечером, после работы, я расскажу, — предложила Марианна.

— Договорились, — согласился Леня.

Вечером, отправляясь на встречу с Марианной, он гадал, что такое особенное от нее услышит. Какую-то информацию она раскопала, и, по-видимому, нехорошую. Эх, вот бы девка оказалась с судимостью. Слишком молодая, конечно, но мало ли, вдруг в детской колонии срок отбывала? Если правильно это преподнести, может, и удастся отвадить от нее Алешку.

Леонид шел по бульвару. Позади, у кинотеатра «Россия», толпились москвичи, ожидая начала вечернего сеанса. Справа, на другой стороне улицы, тянулась длинная очередь молодежи, мечтающей пробиться в модное кафе «Лира». Под ногами шуршали первые пожелтевшие листья. Среди старых столетних лип клубились осенние сумерки. На скамейках, укрытые в тени, жались друг к другу парочки. Слышался тихий шепот, приглушенный смех. Леонид шагал вперед, стараясь не глядеть по сторонам. Кто его знает, может быть, где-то тут, в полутьме, прячется и его полоумный братец со своей зазнобой. Обжимаются и воркуют, как голубки. Одна пара примостилась прямо на газоне, под деревьями. На мгновение в неясном сумеречном свете Макееву показалось, что он различает тонкую гибкую фигуру и белокурые волосы брата, слышит звонкий голос Веры. Он представил себе, как Алексей дотрагивается пальцами до ее щеки, смотрит безумными влюбленными глазами, тянется к ней губами. Леонид со злостью сплюнул под ноги. Теперь, подойдя ближе, он разглядел сидевших под деревом и удостоверился, что это не Алеша с Верой. Но легче не стало. Не здесь, значит, сидят где-то еще, смеются, целуются.

Он и сам не понимал, почему сама мысль об этом казалась ему так противна. Почему в Вере, светловолосой юной девчонке, которую он почти не знал, воплотилось для него мировое зло. Ясным было лишь твердое убеждение, что брат в беде, его нужно спасать. И Леонид предпочитал доверять своим ощущениям, а не копаться в оттенках собственных чувств.

* * *

Марианна встретила его у выхода из отделения милиции, просунула руку под локоть, быстро поцеловала.

— Ну? Что ты узнала? — поторопил ее Леонид.

— Да про саму Веру, в общем-то, ничего, — объяснила Марианна. — Да и что про нее можно было раскопать? Восемнадцатилетняя девчонка, школу в прошлом году закончила. А вот отец, Калинин Николай Иванович…

— Что — отец?

Леня был несколько разочарован. Вряд ли информация об отце девушки сможет как-то поколебать Алешино решение, даже если его будущий тесть окажется самим Джеком Потрошителем. Но чем черт не шутит? Надо использовать каждую возможность…

— Он на Западе печатался, понимаешь?

— Нет, — потряс головой Леня. — Где печатался? Что печатал?

— Да пишет он, — пояснила Марианна. — Рассказы там всякие или повести, не знаю… В Союзе его не издавали, ну и он в самиздате участвовал, что-то там сам на машинке перепечатывал и распространял среди своих. Вот… Потом с кем-то из друзей-эмигрантов передал свою писанину в Америку. И там прославился, а здесь стало известно. Представляешь, какой шмон был? Его и из института, где преподавал, поперли, и в КГБ таскали. Сейчас притихло вроде. Понимаешь, что это значит?

— Что? — переспросил Леня.

— А то, что, если Алешка с Верой поженятся, с таким тестем ему заграницы не видать как своих ушей. Так что можешь забыть и про чемпионат мира, и про Олимпиаду. Будет наш Лешечка всю жизнь на скамейке запасных, — развела руками Марианна.

Леонид выругался вполголоса. Такого он не ожидал. Эта история никак не поможет, только усложнит все дело.

— Он не женится на ней, — качая головой, без уверенности в голосе выговорил Макеев. — Должен же Лешка понимать, что никакая баба не стоит его карьеры…

— Должен? — хитро прищурилась Марианна. — А может, у него другое мнение? И помешать ты ему ничем не сможешь, он ведь совершеннолетний.

Леонид бросил на нее быстрый взгляд. Женщина, казалось, получала удовольствие от сложившейся ситуации, откровенно забавлялась и веселилась, видя его растерянность.

— Нужно помешать! — с убеждением сказал Леонид. — Сломает себе жизнь, потом жалеть будет, а ничего уже не вернешь. Нельзя этого допустить!

— Ну а как его переубедишь? — допытывалась Марианна. — Что ты сделаешь? Дома запрешь, привяжешь к батарее? Или паспорт выкрадешь? Он тебя и не спросит, пойдет завтра же с ней распишется!

— Отвлечь его нужно! — сообразил Макеев. — Эта Вера первая ему под руку подвернулась, у него до нее и не было никого. Поэтому мальчишка так и зациклился. Познакомить его с какой-нибудь телкой, чтоб симпатичная и не ломалась, он и остынет. Как думаешь?

Марианна нахмурилась, потерла указательным пальцем переносицу.

— Это некрасиво, — наконец объявила она. — Нельзя манипулировать человеком даже для его пользы. Он сам должен решать.

— Почему манипулировать? — резко возразил Леонид. — При чем тут манипуляции? Я что, уже брата со своей приятельницей познакомить не могу? Не насильно же я его в постель к ней засуну, а если сам полезет, так в чем моя вина, а?

Марианна растерянно пожала плечами. Она чувствовала, что в рассуждениях Леонида что-то не так, но он говорил напористо, убежденно, и девушка не могла сориентироваться и возразить.

— Вот видишь! Так и поступим. Есть же у тебя подруги… Эта, как там ее, Алла. Он ей понравится…

— Понравится! — хохотнула Марианна. — Алке все нравятся, она вообще такая… добрая.

— Вот и отлично! Значит, на следующей неделе все это замутим. Как раз бабка в санаторий уезжает. Устроим бухач, стол накроем, музыка, танцы, все дела. А если Лешка Алке твоей присунет по пьяни, мы ни в чем не будем виноваты.

Марианна с сомнением покачала головой. И Леня, обхватив ее сильной рукой за плечи, крепче прижал к себе, убеждая:

— Ну что мы плохого делаем? Если он так сильно любит Веру, никакая Алка не заманит, верно? Вот посмотри на меня! Я же тебя люблю, — он притянул к себе голову Марианны и быстро поцеловал ее, — и меня соблазнять бесполезно. Не клюнет Алешка, значит, я дурак, а у него настоящая любовь. Ну и пусть тогда бросает все и женится, и пальцем не шевельну. Договорились?

— Договорились, — пожала плечами разомлевшая от нежных слов Марианна.

 

10

— Леня, ты все запомнил? — не унималась Валентина Васильевна. — Значит, в морозилке котлеты, в холодильнике кастрюля супа, запасные ключи я оставила у соседки, если потеряете.

— Запомнил, запомнил, — кивал Макеев. — Иди уже, ради бога, опоздаешь на автобус.

Но Валентина Васильевна, не обращая на него внимания, отправилась в Алешину комнату.

— Алеша, твои постиранные майки лежат в шкафу на третьей полке. И смотри у меня, надевай верхнюю из стопочки, а не что покрасивше.

— Ох, бабуль, прямо не знаю, как мы тут без тебя останемся, — шутливо сетовал Алеша. — Ведь пропадем же.

— Тебе бы все зубоскалить. — Старуха прошествовала в прихожую и принялась, кряхтя и охая, натягивать осенние сапоги. — А я и правда не знаю, как вы тут без меня останетесь. Вся душа за вас изболелась! Вы-то только рады бабку сплавить подальше.

— Начинается… — сквозь зубы пробормотал Макеев.

Он подхватил с пола раздутую клеенчатую сумку и распахнул дверь на лестницу.

— Бабуля, автобус без тебя уйдет! Беги скорее. Целоваться некогда!

Валентина Васильевна выдернула сумку из его рук, вышла на лестницу и захлопнула за собой дверь.

— И газ! Газ не забывайте выключать, когда уходите! — выкрикнула она уже с лестничной площадки.

Алеша выскочил в коридор, подпрыгнул, и, ухватившись руками за турник, принялся раскачиваться вперед-назад, как на тарзанке, вопя:

— Ура! Свобода!

Леня, заразившись весельем брата, тоже рассмеялся и изобразил несколько па искрометного первобытного танца.

— Будем пить и веселиться! — голосил Алеша.

И Леня, воспользовавшись случаем, сообщил как бы между прочим:

— Кстати, я на завтрашний вечер гостей позвал, Маришка будет. И еще там… кое-кто… Ты тоже присоединяйся.

Он намеренно отвернулся к зеркалу, сделал вид, что причесывается, одновременно зорко наблюдая сквозь стекло за реакцией брата.

— Ладно, — кивнул Алеша, спрыгивая с турника. — Я тогда с Верой приду.

— Лучше не надо, — горестно Леня покачал головой. — Я корешей пригласил, нажрутся, а она у тебя девушка нежная — испугается еще… Да и начнем поздно, ее родители не отпустят, наверно…

— Да? — погрустнел Алеша. — Ну ладно… Хотя жалко, конечно.

Увидев, как поник брат, Леонид почувствовал знакомую, острую колющую боль где-то в грудной клетке. Еще несколько месяцев назад Алешка был бы счастлив, пригласи его старший брат в свою компанию, а теперь ничего ему не надо, кроме этой драной кошки. «Нет, одной Алки, пожалуй, будет недостаточно, — установил Леонид. — Нужно еще что-то предпринять. Надо действовать, пока не поздно».

— Ты на тренировку сейчас? — не поднимая глаз, спросил Леня.

— Ага, — кивнул Алеша. — Ты со мной?

Он набросил легкую ветровку и вскинул на плечо спортивную сумку с формой.

— Не, давай сегодня один, — заявил Леонид. — Мне в министерство смотаться надо. Только смотри, занимайся как следует. Не сбеги гулять без меня, — строго добавил он.

— Ну ты прям как бабушка, — рассмеялся Алеша. — Ладно, давай, брат, до вечера.

Спрятавшись на кухне за занавеской, Леонид напряженно выжидал, когда тонкая, стройная фигура брата пересечет их квадратный, выстроенный «колодцем» двор. Вот он вышел из подъезда, махнул рукой соседу дяде Мише, возившемуся со своим «Запорожцем», поздоровался с двумя женщинами, на ходу качнул скучавшую на качелях девчонку из седьмой квартиры и наконец скрылся в подворотне.

Леня быстро отошел от окна, сунул руки в рукава куртки. Нужно спешить. Теперь успех зависел от того, успеет ли он все провернуть, пока Алешка готовится к соревнованиям.

* * *

Адрес Веры Макеев разузнал еще несколько дней назад, на всякий случай, и теперь без труда нашел ее дом. Девушка открыла дверь и замерла на пороге, с удивлением глядя на него. Леонид старался вглядеться в нее, получше рассмотреть, понять, чем же так зацепила Алешу эта девица. Она была в простом выцветшем домашнем платье, волосы забраны в хвост на затылке. Должно быть, уборкой занималась. Макеев скептически усмехнулся. Ну да, молодая, симпатичная, стройная, зеленоглазая, блондинистая. Но и только-то! Подумаешь, Грейс Келли, пять копеек пучок. Нет, ничего особенного в ней, определенно, не было, и Алешка увлекся только по неопытности, потому что первая ему попалась.

Девушка молчала, и Леонид вкрадчиво обратился к ней:

— Вера, вы не узнаете меня? Я Леня, брат Алеши.

— Почему же, узнаю, — кивнула Вера. — Я просто не ожидала… растерялась… Проходите, пожалуйста.

Она пропустила Леонида в тесную прихожую. Снимая куртку, он быстро оглядывался по сторонам. Давно не беленный потолок, обои кое-где отстали от стен. Еще бы, папаша-то, должно быть, все силы на диссидентство тратит, а на хозяйство пороху не остается. Интеллигенция гребаная! Он прошел вслед за девушкой в кухню, опустился на колченогую табуретку. Вера прикрутила громкость радиоприемника, разожгла плиту, бухнула на огонь никелированный чайник.

— Вера, я вот о чем хотел с вами поговорить, — нерешительно начал Леонид. — Алеша мне сказал, что вы собираетесь пожениться, это правда?

Вера вскинула брови, спросила жестко:

— А что?

Леонид понял, что девчонка не так проста. Своего не упустит, зубами вцепится и не отдаст. С ней надо помягче, давить на жалость.

— Понимаете ли, Вера, в чем дело… — медлил он, стараясь ощупью найти нужный тон, подобрать слова, которые расположат девушку к нему, заставят делать то, что он скажет. — Вы наверняка знаете, что у Алеши впереди чемпионат мира. Он должен все силы отдавать тренировкам, лишние потрясения ему ни к чему. Это может помешать подготовке…

— Это ведь ему решать, что помешает, а что нет, — заметила Вера.

Леонид почувствовал, как руки, против воли, сжимаются в кулаки. Он постарался подавить вспыхнувшую ярость, аккуратно выдохнул, сделал голос еще более мягким и дружелюбным.

— Это, конечно, вы правы. Но человек не всегда может трезво оценить свои возможности… К тому же, Вера, есть ведь вот какой момент… Для того чтобы спортсмена включили в сборную, нужны не только прекрасные показатели, но и… безупречная репутация. Вы меня понимаете? Ну, как в фильме: «Характер нордический, в порочащих связях не замечен». — Он обезоруживающе улыбнулся, стараясь сбить собеседницу с боевого настроя, свести все к милой шутке.

— Не совсем понимаю. Это со мной порочащая связь? — вспыхнула Вера.

— Ну будьте же вы, наконец, взрослым человеком, посмотрите вокруг, — не выдержал Леонид.

Девчонка все-таки вывела его из себя. Сидит тут, надутая, как принцесса крови. Так получайте, Ваше высочество! Думаете, нам про вас ничего не известно?

— Вы помните историю с вашим отцом? Вы понимаете, что и он, и вы, и вся ваша семья давно на заметке у органов? И если Алеша на вас женится, это сломает его карьеру. Об этом вы думали?

— Почему сломает?.. — побелевшими губами выговорила Вера.

Наконец-то Леониду удалось пробить ее высокомерное спокойствие. Девушка съежилась на табуретке, опустила голову, сцепила перед собой пальцы. «Так-то, дорогая, получай!» — с мстительной радостью думал Леонид.

— А как вы думаете? Из сборной вышибут, за границу не пустят… И все, конец!

Вера сидела понурив голову, не глядя на него. Леонид поднялся из-за стола и принялся ходить по кухне, размахивая руками, жестикулируя, заводя самого себя собственной нервозностью.

— Сами посудите: вам сейчас по восемнадцать лет, вы еще в жизни ничего не видели. Вам кажется, у вас любовь, страсть и все такое. Прекрасно, я искренне рад! Но вы поймите, что Алеша сейчас ради вас все бросит, вы распишетесь. А потом пройдет год, два, чувства угаснут…

Вера вскинула голову, хотела что-то возразить, но Леонид повторил с убежденностью:

— Угаснут, угаснут. Поверьте мне. И с чем вы останетесь? Вы уверены, что он никогда не упрекнет вас, что пожертвовал делом своей жизни? Вы уверены, что никогда не пожалеете о том, что поторопились, выскочили замуж за человека без будущего?.. Ведь он, кроме брусьев, и не видел ничего. На что он сможет рассчитывать, на тренерство? Сто двадцать рублей на рыло? Я ведь не предлагаю вам порвать с Алешей, а только прошу подождать, проверить свои чувства…

Вера вскинула голову, губы ее дрожали, зеленые глаза, казалось, вспыхнули еще ярче из-за стоявших в них невыплаканных слез, на щеках выступили красные пятна.

— Поздно уже что-то там проверять, — бросила она в лицо Лене. — У меня будет ребенок! — И, уронив голову на руки, заплакала.

— Мать твою… — выдохнул Леня.

Он с размаху опустился на стул, съежился, словно из него выкачали весь воздух. Только этого не хватало…

— Алеша знает? — тихо спросил он.

Вера покачала головой, ее тонкие плечи, обтянутые домашним платьем, сотрясались от рыданий. И Леонид невольно похлопал ее ладонью по спине, утешая. Ему и самому больше всего хотелось сейчас уткнуться головой в стол и разрыдаться. Черт возьми, стараешься, стараешься, и все насмарку. Нет, сдаваться нельзя, слишком много сил вложено в брата. Слишком больно от всего отказываться, потерять Алешу, отпустить, позволить бросить все к ногам какой-то паршивой девчонки. Нет, нет, невозможно!

— Вера, я не хотел тебе рассказывать… — задушевно обратился к ней Леня. Теперь он говорил совсем не так, как раньше — сдержанно, скупо, словно ему самому больно было произносить эти слова. — Но, видимо, придется. Ты не все знаешь об Алеше. Ты думаешь, он всерьез в тебя влюбился, собирается жениться… Но это не так. У него в каждом дворе… ммм… по жене. Ты же понимаешь: с его внешностью, с его талантом. Конечно, на него девки штабелями вешаются. Я, в общем, потому и пришел, — сочинял на ходу Макеев, — хотел предупредить, чтобы ты этим байкам насчет женитьбы не верила. Он же будущая мировая знаменитость, понимаешь? И хорошо, что я решился к тебе прийти. Ты, наверно, только недавно узнала про ребенка, еще не поздно все изменить…

Табуретка покачнулась от толчка и с грохотом рухнула на кухонный пол. Вера стояла перед Леонидом, сжав кулаки, и он невольно отшатнулся. Словно какой-то бес вселился в эту хрупкую девчонку. Казалось, еще секунда, и она бросится на Леонида, расцарапает ему лицо.

— Это я буду обсуждать только с Алешей, — хриплым страшным шепотом выговорила она. — Вас это не касается!

— Вера, вы… — начал Макеев и осекся от крика.

— Вы все лжете! Вы пришли, чтобы поссорить меня с Алешей. Вон отсюда!

Сжав кулаки, она решительно наступала на него, и Леонид, опешив от такого напора, попятился в прихожую, быстро сорвал куртку с крючка. «Испортил, все дело испортил, дебил!» — ругал он самого себя. Надо было обдумать, как следует все спланировать. Но она так огорошила его этой новостью о ребенке.

Вера захлопнула за ним дверь, и он, обессиленный, опустился на ступеньку лестницы, сжал руками голову. Ладно, ладно, нужно взять себя в руки, ничего еще не потеряно.

 

11

Следующим утром Леонид появился из своей комнаты, согнувшись и держась рукой за поясницу. Он проковылял по коридору на кухню, бросил взгляд в зеркало и остался доволен собой. Хотел еще покряхтеть и постонать, как бабка, когда ее скручивал радикулит, но решил, что это будет уже перебор. На кухне Алеша, пользуясь отсутствием Валентины Васильевны, завтракал остатками торта «Прага». В другое время Леонид непременно сделал бы ему внушение на счет здорового спортивного питания, но сейчас лучше уступить в малом, чтобы выиграть бой. И он, не сказав ни слова, с трудом опустился на табуретку напротив.

Алеша с удивлением уставился на брата.

— Ты что это хромаешь, Жофрей де Пейрак? — спросил он.

— Да что-то спину прихватило, не разогнуться, — пожаловался Леонид. — Может, продуло вчера, не знаю… Главное, еще эти гости вечером… А ничего не куплено, не готово.

— Да я все организую, без проблем, — охотно вызвался Алексей. — Ты отлежись лучше. Могу и в аптеку, если надо, смотаться.

— Да ну, ты перепутаешь все, — отмахнулся Макеев.

— Ты уж совсем меня за придурка держишь, — рассмеялся Алеша.

Он сбегал в комнату и вернулся с чистым тетрадным листком и ручкой.

— Давай диктуй, что купить. Я мигом.

— Ну смотри, — неуверенно протянул Леонид.

Он продиктовал список продуктов, постаравшись составить его так, чтобы брательнику пришлось побегать по району. Ничего, пусть постарается. Главное, занять его на весь день, чтобы та девка не успела ему нажаловаться. А вечером уже все будет зависеть от Алки. Впрочем, Марианна обещала, что распишет подруге ситуацию в красках.

Алеша умчался в магазин, Леня же развалился на диване в гостиной, готовясь целый день играть роль сгорбленного неожиданной болезнью инвалида.

Алеша и сам не понял, как так вышло, что за целый день он не успел позвонить Вере. Сначала пришлось бегать по магазинам, потом брат отправил его искать по всей Москве какую-то особенную мазь от радикулита, затем передвигал стол, доставал из серванта бокалы, раскладывал по тарелкам закуску. Спохватился он, когда за окном уже стемнело и Леонид сказал, что через полчаса, пожалуй, начнут собираться гости. Как же так, ведь как раз сегодня, во вторник, Вера обещала сказать ему что-то важное. Ведь они заранее договорились, что Алеша позвонит ей во второй половине дня и они назначат встречу. Вот черт!

Алексей кое-как дострогал копченую колбасу, извлеченную, на их с Леней страх и риск, из бабушкиных запасов к празднику, и бросился к телефону. Верин голос ему не понравился. Она говорила почти как тогда, в первый день их знакомства, строго и отстраненно. Сердилась, наверно, что он не позвонил вовремя.

— Верунчик, прости, ради бога. Я закрутился, — начал оправдываться Лешка.

— А-а, — подчеркнуто равнодушно произнесла она. — Я уж думала, начал избавляться от порочащих связей.

— От каких связей? Что ты такое болтаешь? — не понял Алеша. — Вер, слушай, я помню, что ты обещала мне сегодня что-то сказать…

— Разве твой… представитель еще не все тебе рассказал, — продолжала ехидничать Вера.

— Я что-то ничего не понимаю, — расстроенно протянул Алексей.

— Действительно! Тоже мне, высшая математика!

Алеша невольно начинал сердиться. В конце концов, что он такого сделал, чтобы Вера говорила с ним так сурово? Не позвонил вовремя? Не такая это страшная провинность. Хоть бы объяснила, чего хочет. Так нет же, говорит загадками!

— Слушай, я на самом деле ничего не понимаю. Я занят был дома, брат попросил помочь. Я ведь уже извинился, что не позвонил…

— Ах, брат, — понимающе протянула Вера. — Ну конечно, он ведь у тебя такой заботливый, такой предусмотрительный. Как ты мог ему отказать?

— Да чего ты от меня хочешь, в конце концов? — вскипел Алеша.

Его неприятно поразило, что Вера ни с того ни с сего накинулась на Леню. Он ведь ничего плохого ей не сделал. В чем бы ни провинился перед ней он, Леша, старший брат-то тут при чем?

— Ничего. Абсолютно ничего, — холодно проговорила Вера. — До свидания. Спокойной ночи.

— Пока, — вконец разозлился Алеша и бросил трубку.

Дурацкий телефонный разговор выбил его из колеи. Он не понимал, что такое нашло на еще вчера любящую и нежную подругу. Злился, обижался, недоумевал.

Алеша, нахмурившись, вышел из комнаты и вернулся в гостиную. Леня, все еще сгорбленный, раскладывал на столе вилки.

— Ты чего? — спросил он, заметив хмурый вид брата.

— Да Верка что-то чудит… — отмахнулся Алеша.

Леонид понимающе улыбнулся, разлил по рюмкам водку и жестом предложил выпить. Алексей с готовностью потянулся за рюмкой. Хотелось поскорее выбросить из головы этот странный телефонный разговор.

— Плюнь! — посоветовал Леня. — Бабы есть бабы, что с них взять. Сегодня скандалят, завтра на шею вешаются. Гормоны!

Он потянулся рюмкой к Алеше, братья чокнулись и выпили. Младший, не привыкший пить водку, задохнулся, судорожно помахал рукой, и Леня быстро подал ему блюдце с нарезанной колбасой. Алексей закусил, и горечь отступила, дыхание выровнялось, на душе стало как будто веселее. В конце концов, хватит, действительно, голову ломать, что такое нашло на Верку: перебесится и успокоится.

В прихожей заверещал звонок, и Леонид махнул головой в сторону двери — мол, иди, встречай гостей.

Из кассетного магнитофона, недавно привезенного Алешей с соревнований юниоров в Венгрии, томно вздыхал Томас Андерс. Свет в гостиной был выключен, расставленные по столу бледно-желтые стеариновые свечи, роняли горячие капли на полированную поверхность. «Бабка нас убьет…» — осоловело думал Алеша, мутно глядя на медленно застывающее у основания свечи бесформенное пятно. Чуть в стороне, у окна, топтались под музыку пары. Леша разглядел повисшую на шее у брата Марианну. Леня что-то шептал ей на ухо, девушка смеялась, откидывая голову и взмахивая кудрями. В груди снова поднялась обида — Алешка тоже мог бы сейчас танцевать со своей девушкой, шептаться и обниматься в темноте, а не накачиваться тут водкой в одиночестве. А все оттого, что Вера ни за что ни про что устроила ему скандал.

Алеша нетвердой рукой плеснул себе водки и лихо опрокинул рюмку. К столу подошел друг Макеева Олег, высокий чернявый парень с живыми быстрыми глазами. Он тоже начинал как спортсмен, тренировался вместе с Леней в сборной, но, не добившись большого успеха, оставил гимнастику и, вопреки ожиданиям, ушел не в рэкет, а организовал вместе с двумя товарищами группу московских каскадеров. К настоящему времени они уже успели блеснуть своими талантами в нескольких нашумевших приключенческих фильмах. Большинство зрителей, восхищаясь смелыми персонажами, и не подозревали, что падали, горели, прыгали с мачт корабля не известные актеры, а Олег со товарищи.

— Че киснешь, Леха? — обратился к нему Олег.

Он осушил рюмку с коньяком и поддел вилкой плавающий в вазочке маринованный гриб. Алеша пожал плечами: в самом деле, не рассказывать же этому взрослому мужику про Веру. Олег оглядел стол, выбирая, чего бы еще пожевать.

— К чемпионату готовишься?

Алеша кивнул.

— Молоток! — Олег хлопнул его по плечу и, потеряв интерес к неразговорчивому парню, ушел куда-то по коридору.

В голове у Леши шумело. Громкая музыка, висевший в комнате сигаретный дым, звонкий смех — все раздражало. Хотелось спрятаться, закрыться в своей комнате, упасть головой в подушку и чтобы никто не трогал до самого утра. Он хотел было подняться из-за стола, когда на диван скользнула какая-то девушка в короткой джинсовой юбке. У нее были прямые рассыпающиеся по плечам волосы, чуть раскосые смешливые глаза и странная, развязная улыбка. Алеша удивился, что не видел ее раньше, за столом.

— Привет, — поздоровалась девушка низким, чуть надтреснутым голосом. — Я опоздала. Ты кто такой?

— Алексей.

Он почему-то смутился ее откровенного оценивающего взгляда, отвел глаза.

— Але-е-еша, — протянула девушка и неожиданно погладила его по щеке. — Я так и думала, что это ты. Мне Марианна сказала, что самого красивого мальчика на пьянке будут звать именно так.

Тяжелый сладкий запах ее духов ударил в голову, заставил окружающее пространство вертеться перед глазами еще быстрее. Алексей попытался незаметно отодвинуться. Он и сам не понимал, почему так робел под наглым, вызывающим взглядом этой незнакомой девицы.

— А меня Алла зовут, — представилась она.

Затем потянулась к столу и, как будто случайно, проехалась круглым коленом, обтянутым скользким капроном, по его ноге.

— Алеша, ну что же ты, поухаживай за мной, — обиженно протянула Алла. — Налей мне выпить что-нибудь.

Алеша вскочил, засуетился, радуясь предлогу хоть на секунду сбежать от пристальных глаз этой странной девицы. Он отыскал на столе чистый бокал, налил вина. Но девушка тут же запротестовала:

— И себе, и себе тоже! Не буду же я одна пить, как алкоголичка!

Алеша послушно плеснул и себе. Затем протянул Алле бокал:

— Держите!

— Держите? Ты со мной на «вы», что ли? — хохотнула она. — Это мы сейчас исправим.

Алла ухватилась за край его рубашки, потянула вниз, и Алеша, подчиняясь, снова опустился на диван. Тонкой, сжимавшей бокал рукой она скользнула под его локоть, оказавшись вдруг совсем близко. Звякнули друг о друга бокалы, и незнакомка хрипло шепнула на ухо:

— На брудершафт!

Алеша едва успел осушить свою рюмку, когда Алла неожиданно впечаталась в его губы сочным горячим поцелуем. Ее тонкие пальцы прижимали к себе его голову, сухие, словно искрящиеся в темноте, черные волосы щекотали кожу. Она незаметно сбросила туфельку, и ее узкая ступня скользила теперь по его ноге. Леша чувствовал, как в груди поднимается что-то тяжелое, дурящее голову, какая-то смесь гадливости и наслаждения. Хотелось оттолкнуть эту девицу, отбросить от себя, как ядовитую змею, и в то же время слишком сильно было искушение поддаться ей, позволить этим гибким умелым рукам проникнуть под одежду, скользнуть вниз по телу.

Алла на мгновение оторвалась от него и шепнула:

— Теперь на «ты»? — и снова отпила из своего бокала.

Алеша сидел потупившись. В голове мутилось, комната раскачивалась перед глазами. Нужно было сбежать, исчезнуть, пока эта девица снова не поймала его в свои сети. Ведь он любит Веру, что бы там у них сегодня ни произошло.

— Извини, я… — Он быстро обернулся к Алле: — Я пойду прилягу. Мне… мне что-то нехорошо.

Алла снисходительно улыбнулась.

— Конечно, иди. Бедный мальчик, пьяный совсем! — и заботливо потрепала его по волосам.

Лешка выбрался из-за стола и бросился в свою комнату. Он распахнул окно, высунулся наружу, глубоко втянул холодный осенний воздух, стараясь хоть как-то прояснить голову. Двор тоже плыл перед глазами, тянул вниз. Парень отшатнулся от окна, быстро разделся и влез под одеяло. За стеной еще грохотала музыка, слышались взрывы смеха, ему же хотелось одного — быстрее заснуть, забыться, чтобы кончилась наконец эта качка.

* * *

Проснулся он от нежных осторожных прикосновений, наполнявших тело сладкой истомой. Кто-то был рядом с ним, в темноте. Чьи-то руки ласкали его, губы обжигали кожу, спускаясь все ниже, по гладкой груди к упругому плоскому животу. Легкие волосы касались кожи.

«Вера», — не до конца проснувшись, подумал Алеша. Он извернулся в темноте, обхватил невидимую женщину руками, опрокинул навзничь и навалился сверху, ища губами ее губы. Ткнулся в висок, в нежную кожу на скуле, наконец нашел рот и только тут увидел перед собой нахальные раскосые глаза Аллы. Алексей попытался отпрянуть, но девушка уже обхватила его, прижалась всем телом, обвила гибкими путами.

— Ну что ты, что? — хрипло шептала она. — Совсем неловкий, что ли? Подожди, я сама…

От ее шепота, от умелых ловких движений кружилась голова, и тело наливалось сладкой тяжестью. Одним взмахом руки и легким откровенным смешком эта девушка будто отметала все условности. Нельзя? Почему нельзя? Все можно… И от этого сладко-гадливого ощущения вседозволенности, нарушения запретов жар внутри разгорался все сильнее. Какая, в конце концов, разница? Вера? Алла? Кто угодно еще? Господи, как хорошо…

Словно языки пламени заплясали по раскачивающейся в темноте комнате, когда Алеша, забыв про все на свете, принялся жадно целовать ее шею и грудь.

 

12

Вера Калинина брела по сырой вечерней улице, натянув на голову капюшон куртки. Уже стемнело, все вокруг накрыла завеса мелкого осеннего дождя, и люди, щелкая разноцветными зонтиками, спешили побыстрее спрятаться в теплых подъездах. Тихо звеня, проехал мимо чей-то велосипед, обдав ее холодными брызгами. В подворотне пряталась от дождя развеселая компания молодежи с гитарой. Ей же почти нравилась эта унылая погода, холодные капли, стекающие за шиворот. Нравилось, что никто не обращает на нее внимания, все торопятся по своим делам. Действительно, к чему притворяться? Мы живем в мире, в котором никому ни до кого нет дела.

* * *

Еще два дня назад жизнь казалась ей удивительным солнечным сном. Алеша клялся в любви, они мечтали о том, как поженятся и заживут вместе. И Вера, заподозрив, что беременна, обрадовалась и думала, что для любимого это будет приятным сюрпризом. Потому и не хотела говорить заранее, ждала, когда получит подтверждение от врача. И вдруг этот странный разговор с его братом…

После ухода Леонида Вера сначала просто ревела: от злости, от неожиданности, от жестокого столкновения ее выдуманного розового мира с действительностью. Им с Алешей и в голову не приходило обсуждать такие вещи, как репутация, карьера, спортивное будущее. Казалось, стоит только величественной тетке в загсе произнести заветные слова — и жизнь в одно мгновение превратится в непрекращающийся праздник.

Но внезапно приходит этот человек и говорит: Алеша сломает свою карьеру, он возненавидит вас за то, что вы стали этому причиной. Но ведь он сам предложил ей пожениться, значит, ему наплевать на карьеру? Почему же она должна заботиться об этом больше, чем он? Или должна? Или если она и в самом деле его любит, то должна отказаться от него для его же блага? Но как же так, ведь у них будет ребенок…

Эти вопросы мучили Веру, не отпускали ни на секунду. Что бы она ни делала: сидела на лекциях в институте, помогала матери по дому, пыталась уснуть, — голова трещала от неотступающих мыслей.

В измену Алеши, в то, что она не единственная, Вера не поверила ни на минуту. Нет, конечно, это Леонид сочинил для того, чтобы заставить ее отказаться от Леши. Но он просчитался, не на ту напал. Нет, она поговорит обо всем с Алешей, заставит его хоть на час стать серьезным и подумать о будущем. И если он сам ей скажет, что не готов жертвовать своей карьерой даже ради самой отчаянной любви… Что ж, тогда… Что будет тогда, Вера еще не придумала.

Она ждала, что Леша примчится к ней в тот же вечер. Уж, конечно, этот не в меру заботливый братец выложит все, набросится с упреками, будет пытаться переубедить, сломить, запереть дома. Но Алеша не поддастся, нет, не может быть.

Вера ждала Лешу и не пошла в институт, объявив родителям, что плохо себя чувствует, весь день просидела у окна, вглядываясь в серую пелену дождя. Но Алеши не было. Не позвонил он и в назначенное время, и Вера невольно стала сомневаться. Где же он, в конце концов? Почему заставляет ее мучиться этими неразрешимыми вопросами в одиночестве? Может быть, брат все-таки переубедил его? Может, Алеша уже принял решение, не удостоив ее даже прощального разговора? А что, если… Что, если он решил отказаться от нее еще раньше? Что, если брат приходил по его просьбе? В конце концов, откуда Леонид узнал ее адрес?

Мучаясь сомнениями и не находя себе места, к моменту звонка Алеши Вера накрутила себя уже до такой степени, что и сама не понимала, кого теперь винит в своих несчастьях, кому верит. Парень говорил с ней как ни в чем не бывало, и тон показался ей фальшивым, неискренним. Она едва сдерживалась, чтоб не закричать, не заплакать прямо в трубку. Он же, кажется, разозлился и дал отбой.

И Вера, не в силах усидеть дома, общаться с ни о чем не подозревающими родителями, натянула куртку и выскочила на улицу. Вот теперь она бродит под дождем, как никому не нужная дворовая собачонка.

Может быть, она все-таки была не права? Стоило поговорить с Алешей, рассказать о визите старшего брата. Вдруг он и в самом деле ничего об этом не знает, а она напала на него с упреками… Ну, конечно же, очень умно было с ее стороны так себя вести. Ведь Леонид того и добивался, хотел их поссорить. Она должна поступать умнее, выяснить все недосказанности, так нет же, накрутила себя, набросилась на Алешу как коршун.

Вере внезапно стало страшно. Что, если она все испортила? Если их будущая жизнь с Алешей рухнула из-за ее глупости и несдержанности? Господи, надо же быть такой дурой! Девушка заметалась по улице в поисках телефонного автомата, подскочила к какому-то прохожему:

— Простите, ради бога, у вас не будет двушки позвонить?

Тот пошарил в кармане и протянул Вере две двухкопеечные монеты. Поблагодарив его, она бросилась к телефонной будке, вложила монетку в прорезь аппарата и набрала знакомый номер. Длинные протяжные гудки, казалось, еще больше усиливали тревогу. Наконец монетка звякнула, провалившись в нутро аппарата, и развеселый женский голос ответил:

— Да?

— Будьте добры Алешу! — попросила Вера, недоумевая, кто бы это мог быть.

В трубке слышалась громкая музыка, взрывы смеха, пьяные выкрики. Что это? Может, она не туда попала?

— Алешу?.. — протянула женщина. — Ой, это вряд ли. Он, понимаете ли, очень занят, — хохотнула она.

— Как это — занят? — не поняла Вера, вслушиваясь в знакомый переливчатый смех. — Марианна, это вы? Это Вера… Что с Алешей?

Послышался какой-то шум, отдаленный голос произнес:

— Дай-ка мне трубку.

И Вера услышала Леонида.

— Добрый вечер! — поздоровался тот. — Алеша сейчас подойти не может. Позвоните завтра, Вера. Спокойной ночи.

Вера опустила на рычаг верещавшую короткими гудками трубку. Что происходит? Алеша не хочет с ней говорить? Да нет, не может быть… Это наверняка происки Макеева. Это он во всем виноват, не хочет звать Лешку к телефону, еще и Марианну затянул в свои сети, паук проклятый. А что теперь делать Вере? Неужели Леонид думает, она так просто отступится? Ну уж нет, он еще не знает, с кем связался. Вот сейчас она сама поедет к ним и во всем разберется. А если он не пустит ее на порог, она встанет под окном и будет орать, пока Алеша не спустится. Пусть знают! И Вера решительно сунула руки в карманы и побежала к метро.

Вагон был полупустой, и девушка, взглянув на часы, ахнула — почти двенадцать! Мама, наверно, уже пять раз бегала на кухню валерьянку пить. Ну ничего, Вера потом им все объяснит, они поймут. Поезд, казалось, еле тащился по туннелю, и девушка нетерпеливо притопывала ногой, словно подгоняя его. Наконец за пыльными стеклами замигали огни нужной станции, Вера выскочила из вагона и помчалась по вестибюлю. На улице она едва не угодила под последний троллейбус. Водитель резко затормозил и покрутил пальцем у виска. Вера же, не обращая на него внимания, уже неслась на противоположную сторону улицы. Тротуар, подворотня, бегом через четырехугольный закрытый двор, третий подъезд, широкая лестница, старинный сетчатый лифт. И вот Вера уже изо всех сил трезвонит в дверь.

* * *

Макеев удобно развалился на диване. Почти все гости разошлись, лишь Олег убалтывал на балконе какую-то смазливую девицу, да пара ребят, бывших товарищей по сборной, пьяно спорили на кухне. Все шло по плану. Прошло уже полтора часа с тех пор, как Алешка удалился в комнату с Алкой, и до сих пор еще никто из них оттуда не показывался. Лене даже смешно стало, чего он так распсиховался из-за этой Веры. Сразу мог бы сообразить, что в восемнадцать лет все эти любови до гроба, свадьбы и беременности — фигня. Теперь у брата с Алкой будет любовь до гроба. Лишь бы не наградила ничем мальчишку, шалава. Он расслабленно откинулся на спинку дивана. Марианна, крутившаяся у стола, бросила так и не собранную посуду и юркнула к нему под бок.

— Ну что, доволен? — спросила она, ласкаясь к нему.

— Угу, — благодушно промычал он.

— А мне обидно, — неожиданно заявила Марианна. — Все вы, мужики, кобели проклятые. Даже Алеша твой. А с виду вроде такой светлый мальчик…

— Да брось, — махнул рукой Леня. — Просто ему девка эта была до лампочки.

В прихожей резко прозвенел звонок. Марианна вздрогнула от неожиданности.

— Петька, наверно, забыл чего-нибудь, алкашня чертова, — засмеялся Леонид и пошел открывать.

На пороге стояла Вера. В темной короткой куртке на молнии, с мокрыми волосами, с какими-то отчаянными, сумасшедшими глазами, она казалась еще моложе, чем обычно. Совсем девчонка, школьница. Но Леня невольно отпрянул — такой напор и решимость светились во взгляде этой малявки.

— Где Алеша? — резко спросила она. — Мне надо с ним поговорить.

— Алеша… — неуверенно начал Леня. — Он спит давно. Я же сказал вам по телефону, отложите до завтра.

— Дайте пройти! — оборвала его Вера и быстро пошла по коридору.

Леонид хотел было задержать ее, но затем махнул рукой: что ж, так даже лучше, пусть сама во всем убедится, возни меньше.

Алеша барахтался в тяжелом душном алкогольном сне. Снилась какая-то запутанная чепуха — быстро сменяющиеся цветные картинки, отдельные реплики, расплывающиеся лица, кто-то пронзительно смеялся над ухом, кто-то закричал, а затем прямо над головой вспыхнул яркий свет. Парень заворочался и проснулся.

В комнате горел свет, Алексей сощурился спросонья и приставил ладонь козырьком к глазам. На полу валялась сброшенная в беспорядке одежда, у кровати помещалась пепельница с окурками и два бокала. В дверях… Алеша на мгновение даже прикрыл глаза: в дверях стояла Вера. Она молча смотрела на него, и парню хотелось испариться, сделаться невидимым, лишь бы не прожигал его насквозь этот взгляд. Не зная, что сказать, и все еще плохо соображая из-за плавающего в голове хмеля, он лишь растерянно глупо улыбнулся. И в ту же секунду из-под его руки вынырнула встрепанная голова Аллы.

— Ну что за народ, а? Поспать не дадут, — недовольно протянула она. Потом тоже увидела Веру и засмеялась: — Ой, а это у нас кто? Вернулась жена из командировки?

— Я же предупреждал вас, Вера, что лучше не входить, — произнес где-то в коридоре участливый голос Лени.

Вера развернулась и вышла из комнаты, так и не сказав ни слова. И Алеша неожиданно понял, что случилось что-то страшное. По-настоящему страшное, кажется, впервые жизни. Он быстро вскочил, натянул брюки и, не слушая полусонного воркования Аллы, бросился вслед за Верой. В коридоре налетел на брата, бросившего ему:

— Ты что? Зачем? Да никуда она не денется…

В прихожей уже чавкнула тяжелая, обитая коричневым дерматином дверь. Алеша метнулся вперед, отчаянно крича:

— Вера, стой! Подожди!

Он вылетел за дверь и, как был босиком, покатился вниз по лестнице. Словно в продолжение кошмара, перед глазами мелькали пролеты, перила, окна… Алеша почти догнал Веру, схватил за локоть:

— Не уходи! Я объясню… Прости меня…

— Отстань! Не трогай! — с надрывом выкрикнула девушка, дернулась, пытаясь высвободиться, оступилась, неловко взмахнула руками, вскрикнула и вдруг полетела вниз по лестнице, прокатилась по всем ступенькам и скорчилась на заплеванном полу лестничной площадки. Алеша бросился к ней, помог подняться. Но Вера сразу как-то обмякла у него на руках, лицо побледнело, под глазами проступили темные пятна, губы посерели. Она глухо застонала и снова опустилась на пол, сжавшись в комок и зажимая руками живот.

— Что с тобой? — пытался теребить ее Алеша.

Неведомо откуда возникший за плечом Леня помрачнел и сухо скомандовал:

— В «Скорую» звони! Быстро!

 

13

По грязно-бежевой краске, которой были выкрашены стены в коридоре, проходила разветвленная трещина. Алеша машинально водил пальцем по ее изгибам, стараясь обежать весь путь, не отрывая руки. Голову словно сжало стальным обручем, ломило виски, тяжелые веки жгли глаза. Весь этот безумный день и вся ночь слились в один тягостный непрекращающийся кошмар. Парень прижался лбом к стене, ощущая кожей неровную поверхность стены, и закрыл глаза.

В конце коридора послышался быстрый цокот каблуков. Появилась уже знакомая ему строгая молоденькая медсестра. Алеша рванулся к ней:

— Ну что она? Как?

— Я тебе в двадцатый раз говорю, иди домой! — тщательно подведенные брови сдвинулись на переносице. — К ней все равно не пустят, она в операционной. Переведут в гинекологию, там посмотришь, когда посещения.

— Почему в гинекологию? — заморгал Алеша.

— А куда после выкидыша переводить? В пищевой блок, что ли? — дернула плечом медсестра.

— После выкидыша… — растерянно протянул Алеша.

— А ты, вообще, кто ей? — сощурилась женщина. — Брат? Жених? На каком основании вопросы задаешь?

Алеша, не отвечая, быстро пошел прочь по коридору. Значит, вот что она хотела ему сообщить. Не успела… Черт, черт, черт! Боль была так сильна, что хотелось сделать что угодно — разбить голову о стену, броситься под встречную машину, — лишь бы прекратить эту пытку.

Он спустился в приемный покой. Со скамейки навстречу поднялся Леня, тоже побледневший и осунувшийся за ночь.

— Ну что? — быстро спросил он.

— Сказали, выкидыш, — бесцветным голосом произнес Алеша.

— Вот, значит, как… — протянул Леня. — А мы и не знали… Ну ничего, — он потрепал брата по плечу. — Бывает… Вы еще молодые, вся жизнь впереди…

Они вместе вышли на крыльцо. Дождь за одну ночь смыл с города остатки пыльного жаркого лета, выкрасил все в тусклый серый цвет. В больничном сквере чавкали под ногами перегнившие листья, метнулась из-под ног тощая ободранная кошка. В грязно-буром, провисшем между тонких веток небе с карканьем кружились вороны.

— А мы сейчас знаешь что? — бодро начал Леня. — Мы сейчас домой, пожрем как следует, выспимся — и в зал, тренироваться. Тут все равно сейчас ничем не поможешь, а от дурацких мыслей знаешь как отвлекает?

Он вопросительно обернулся к Алеше, тот же, не отвечая, смотрел под ноги.

— Брось, не расклеивайся! — теребил его Макеев. — Все это фигня, если разобраться, все живы.

Алеша неожиданно поднял голову, отрывисто произнес:

— Слушай, отвали от меня, а, — и, резко развернувшись, зашагал в другую сторону.

Леня остался один перед больничными воротами. Брат, ссутулившись и глубоко задвинув руки в карманы, уходил прочь.

* * *

Эти несколько дней почти не остались в его памяти. Алеша убегал из дому, кружил по городу, на ходу чем-то перекусывал. Казалось, главное — не останавливаться, продолжать этот бесцельный изматывающий бег. Он шел в никуда, сворачивая в первые попавшиеся переулки. И тем не менее неожиданно обнаруживал себя то у Вериного дома, то под окнами больницы, то на том самом мосту, где они тысячу лет назад бросали в воду монетки. Ноги гудели от многочасовых гонок, и это словно приносило облегчение, отвлекало от стучащих в голове мыслей. Как глупо, господи, как нелепо! Почему так должно было случиться? Кто в этом виноват? Кто? Да ты, конечно!

Теперь, когда выяснилось, что он Вере не родственник, в больницу Алексея не пускали. Он пытался позвонить матери Веры, но та отказалась с ним разговаривать, и Алеше ничего не оставалось, как бесконечно кружить по промокшим серым улицам. Только живи, милая моя, нежная моя девочка! Только хмурься, улыбайся, закалывай волосы у зеркала, прыгай на одной ноге, вытрясая из туфли камушек. Только бы увидеть тебя снова.

* * *

Марианна сидела на кухне на подоконнике и курила в форточку, пользуясь отсутствием грозной Валентины Васильевны. Макеев неумело помешивал жарящуюся на сковороде картошку.

— И где он теперь? — спросила девушка, сумрачно глядя во двор.

— А я знаю? — немедленно взвился Леня. — Таскается неизвестно где. Не спит, не ест, на вопросы не отвечает. Страдания у него, видите ли.

— Ему трудно, наверно, — понимающе протянула Марианна.

— Ну прекрасно, ему трудно. А я-то чем виноват?

— Ты? — Марианна быстро взглянула на него.

Было в ее глазах что-то такое, от чего Макеев невольно поморщился, отвел взгляд.

— Что ты уставилась? — раздраженно буркнул он. — Что вы все на меня ополчились? Я же не знал, что так получится. Я не хотел этого…

— Ну конечно, — скептически произнесла Марианна. — Ты хотел, чтоб они поженились, родили ребенка и жили долго и счастливо.

— Допустим, я не хотел, чтобы они поженились. Допустим, я не очень обрадовался этому ребенку, — с вызовом проговорил Леня. — Да, признаю, я и сейчас, в общем-то, не очень горюю, что его не будет. Но ведь не я же спихнул ее с лестницы!

— А Аллу? Не ты пригласил?

— Я еще и Олега пригласил. И Петьку, и Виталика! Почему-то ни к кому из них мой братец в постель не полез, — отрезал Леонид.

— Ты мог бы хотя бы поддержать его, проявить сочувствие, — настаивала Марианна.

— Ну, знаешь! Мне работать надо, сопли размазывать некогда.

Марианна передернула плечами и снова уставилась в окно. Макеев понимал, что не убедил ее. Да что ж это такое, в конце концов? Чего все на него наезжают? Нашли козла отпущения! Он просто хотел как лучше, заботился о том, чтобы брат не наделал глупостей, не загубил карьеру. Что поделаешь, если у пацана собственных мозгов с гулькин хрен? Леша и теперь неизвестно где шляется, вместо того чтобы из спортзала не вылезать. И это за месяц-то до отъезда на чемпионат! Как тут быть, если только он, Леонид, может заставить мальчишку работать?

В дверь позвонили, и Макеев злобно осклабился:

— Вон он, явился. Жрать небось захотел, так сразу домой примчался. Можете теперь обняться и поплакать друг у друга на плече.

Леня прикрыл сковородку крышкой и пошел открывать. На пороге стояла Лариса, в ярко-розовой с золотыми звездами дутой куртке, должно быть, купленной там, в Польше, в магазине для подростков, в таких же дутых сапожках и с дорожной сумкой через плечо.

— Здравствуй, сыночек! — отрывисто произнесла она и выдержала трагическую паузу.

— О господи! — ошеломленно выдохнул Леонид.

Мать прошла в прихожую, бросила сумку на пол, картинно упала на стул под зеркалом и простонала:

— Наконец-то я дома.

— Что случилось? — осведомился Макеев.

— Ленечка, сынок, — в глазах Ларисы заблестели крупные слезы. — Этот насквозь лживый, бесчестный человек…

— Давай покороче, — оборвал ее Леня.

— Мы… — всхлипнула Лариса. — Мы разошлись с Аркадием.

— О господи! — повторил Леонид.

* * *

Увидеть Веру Алеше удалось только через две недели, в день выписки. Он ждал, притаившись в больничном сквере, видел, как прошел туда-сюда, от входа к припаркованному у ворот ржавому «Запорожцу», бородатый папаша, как прошествовала в здание мать Веры, Наталья Викторовна, в массивных дымчатых очках на носу. Он стоял за полуоблетевшим кустом боярышника, машинально обрывая с ветки подмерзшие крупные ягоды. Наконец Вера появилась на ступеньках, очень бледная, в наглухо застегнутом черном осеннем пальто. Наталья Викторовна суетилась рядом.

Алеша выступил из-за куста, подошел к зданию. Вера, увидев его, замерла на ступеньках, судорожно сжала в руке перчатку. Наталья Викторовна брезгливо поджала губы и хотела пройти мимо.

— Мама, я сейчас, — тихо сказала Вера.

Та неодобрительно посмотрела на дочь, буркнула что-то себе под нос и быстро пошла к воротам.

— Верочка, милая, как ты?

Алеша шагнул к ней, дотронулся до плеча. Лицо Веры чуть дрогнуло, взлетели и опустились ресницы. Она осторожно сняла его руку, отстранилась.

— Уже хорошо, спасибо, — голос был тихий, спокойный, совсем равнодушный.

— Вера, я так виноват перед тобой! — быстро заговорил Алеша. — Ей-богу, не знаю, как так вышло. Я… ну вот честно… я что хочешь сделаю, чтобы ты мне поверила. Ну, хочешь, на голову встану сейчас, а?

Он чувствовал, что говорит не то, что каждое слово только отдаляет их друг от друга. Но не мог остановиться, нес что попало, лишь бы не молчать, лишь бы не смотреть в ее холодное, чужое лицо.

— Не надо, Алеша, — покачала головой она. — Ничего больше не надо, пожалуйста.

— Но почему? — взмолился он. — Я понимаю, что все испортил… Но мы же можем исправить, ну хотя бы попытаться…

Лицо Веры исказилось, пальцы с силой вцепились в тонкий ремешок сумки.

— Ничего не выйдет, Алеша, — покачала головой она. — Просто больно очень, понимаешь? Больно! Я не могу…

Она быстро сошла со ступенек. Мать, поджидавшая у ворот, бросилась к ней, подхватила под локоть и повлекла к машине. Алеша видел, как захлопнулась за Верой рыжая дверца «Запорожца», закашлял мотор, и машина, дребезжа, поехала вдоль по улице. В ветвях деревьев зашелестел ветер, закачались ветки над головой, брызнули за шиворот холодные капли. Но Алеша не почувствовал этого. В голове, от уха до уха, свистела ледяная пустота.

 

14

За окном кухни медленно опускались первые мелкие снежинки. Во дворе, на детской площадке, уныло таскал за веревку игрушечный грузовик соседский Митька. Ветер гнал газету по круто уходящей вниз, к подъезду, дорожке. Если приглядеться, можно даже различить крупно напечатанные слова: «Труженики села». Хмурый пасмурный день вползал в квартиру, испуганно жался по углам, словно подавленный царящим за столом напряженным молчанием. «Надо же, надо же, надо ж такому случиться», — надсадно надрывалось радио у соседей.

Валентина Васильевна, сдвинув седые брови, сердито уставилась в тарелку с кашей. Алеша, удивительно спокойный, отстраненный, прихлебывал чай. Леонид исподволь поглядывал на брата, не пытаясь унять ворочавшееся внутри глухое раздражение, смешанное с обидой. Лариса отпила кофе, быстро стрельнула глазами по сторонам и произнесла, как всегда невпопад:

— Как приятно, что мы снова все вместе. Одна семья…

Макеев чуть слышно хмыкнул. Да уж, назвать их четверых семьей теперь вряд ли возможно. Просто случайные люди, которых судьба заставила как-то сосуществовать, уживаться в четырех стенах. Вернувшись из санатория и обнаружив в доме блудную дочь, бабка разбушевалась не на шутку. Скандал гремел несколько дней, старуха поносила своих непутевых потомков, Лара рыдала и била посуду, Леонид пытался кое-как наладить шаткое перемирие. Лишь Алеша оставался равнодушным к кипевшим в семье страстям, все так же исчезал из дома с самого утра и возвращался лишь поздно вечером. Макеев несколько раз пытался вызвать брата на разговор, достучаться до него, понять, что происходит в душе у этого ставшего вдруг в одночасье чужим и далеким мальчишки. Но Алеша всякий раз смотрел мимо него и, кажется, не слышал ни единого обращенного к нему слова. Он как будто жил в другом мире, и Леня с болью вынужден был констатировать, что впускать его в этот новый замкнутый мир брат не собирался. Вот и сейчас: сидел напротив, механически поднося ко рту кружку чая, смотрел сквозь него — далекий и чужой.

* * *

В коридоре зазвонил телефон. Мать дернулась было на звук, но тут же сникла, повесила голову. Валентина Васильевна, отставив тарелку, прошаркала в коридор и заговорила с невидимым собеседником:

— Захар Петрович? Здравствуйте, дорогой! Из совета ветеранов? А что такое?

Лара вздохнула и с тоской уставилась в окно. Старые связи за время отсутствия растерялись, новых она пока не завела, и мать откровенно скучала без обычной свиты поклонников. Забывала даже завивать локоны и подводить глаза.

Алеша поднялся из-за стола, буркнул «Спасибо!» и хотел было уйти из кухни, но Леня остановил его.

— Послушай, — вкрадчиво начал брат, — Леш, я все понимаю… Но ты должен вернуться в зал. Времени до чемпионата почти не осталось, надо срочно оттачивать программу, иначе…

— Иначе что? — коротко спросил вдруг Алеша.

Леня, довольный тем, что брат наконец-то не проигнорировал его слова, пошел на контакт, принялся горячо убеждать:

— Ну как что? Как будто сам не знаешь! Не успеешь как следует подготовиться, провалишь выступление…

— И что? — все так же, не глядя, переспросил Алеша.

— Медаль не получишь, из сборной вылетишь, — развел руками Леонид.

— А если мне на это наплевать? — Алеша облокотился спиной о дверной косяк, скрестил на груди руки.

Леонид начал заводиться. Да сколько можно разводить тут мордовские страдания, в конце концов. Ну кинула девка, и что с того? Не мальчик уже, должен понимать, что в этой жизни главное, а что второстепенное. Выиграет чемпионат, и девки сами на шею вешаться будут, да еще и в сто раз лучше этой блеклой Веры.

— Это несерьезно, — поморщился Леонид. — Ты говоришь как мальчишка, подросток. Что значит наплевать? Это дело твоей жизни.

— Да нет, я как раз серьезно, — возразил Алеша и вдруг усмехнулся как-то нехорошо, неприятно. — Кто сказал, что это дело моей жизни? Это ты так решил?

От неожиданного напора Леня растерялся.

— Но ты же всегда мечтал… Старался, работал…

— Это ты всегда мечтал, — покачал головой Алеша, пристально глядя на брата. — Это ты мечтал, чтобы я сделал то, что не получилось у тебя. Это ты заставлял меня работать, стараться, отбрасывать все, что могло бы помешать спорту… А я больше этого не хочу! Я должен сам разобраться во всем, сам найти дело своей жизни. Мое, а не то, которое ты для меня выбрал!

— Ты что, сдурел? — в ужасе закричал Леня.

Вот сейчас, в это мгновение, ему стало по-настоящему страшно. До сих пор все это была чепуха, мелкие заботы, пустые опасения. Только сейчас он физически почувствовал, как брат отдаляется от него, уходит. И это было нестерпимо больно, словно у него с мясом вырывали часть его самого. Этого не может быть! Ведь они братья, они всегда вместе.

— Ты больной? — не владея собой, выкрикнул Макеев. Он подскочил из-за стола, метнулся к Алеше и постучал костяшками пальцев по его лбу. — И это ты заявляешь мне, своему тренеру, накануне чемпионата? Да я тебя… А ну бегом на тренировку, я кому сказал?

Каменно-спокойное, невозмутимое лицо брата словно расплывалось перед ним. Он почти с ненавистью вглядывался в эти правильные черты лица, в эти мальчишеские сурово сжатые губы, в сделавшиеся вдруг чужими голубые глаза. Хотелось одновременно избить его, искалечить, что угодно, лишь бы выбить всю эту дурь, и в то же время прижать к груди, обнять крепко, до боли. Господи, а мальчишка ведь даже не представляет, что сейчас творится в душе у старшего брата, как трещит и рушится любовно выстроенный мирок.

Алеша уперся рукой в плечо брата, надавил, заставляя Макеева отступить.

— Леня, с тобой очень тяжело, — все так же невозмутимо объяснил он. — Ты давишь, ты дышать не даешь. Я только теперь это понял. Извини, но это все. В спорт я не вернусь.

Алеша произнес это отрывисто, решительно и быстро вышел из кухни. Леонид бросился за ним, налетел плечом, тем самым, травмированным, на дверной косяк, скривился от острой боли и, сжимая плечо ладонью, яростно выкрикнул:

— Сволочь! Я все тебе дал, всем пожертвовал! Как ты можешь все бросить? Бросить… меня?

Неожиданно он почувствовал легкое прикосновение и обернулся. Лариса, не выпуская его запястья, медленно покачала головой.

— Оставь его, Леня. Он не передумает, — тихо выговорила она.

— Откуда ты знаешь? — тупо спросил Макеев.

— Вот откуда! — она сурово, как Алеша, сжала губы и указала пальцем на образовавшуюся складку у рта. И только сейчас Леонид рассмотрел, как удивительно похожи друг на друга его мать и младший брат. — Он все решил, можешь мне поверить.

* * *

Теперь все кончено, раз и навсегда. Леонид продолжал как-то жить — вставать по утрам, заниматься с другими учениками, встречаться с Марианной. Но забыть о предательстве брата — внутри себя он именно так определил его поступок — не мог. Забыть, пережить, смириться — это оказалось совершенно невозможным. До чего же мучительно было жить в одной квартире, слышать, как он ходит по своей комнате, включает музыку, открывает окно, ложится на кровать, и каждую секунду мучиться от невыносимо выжигавшей нутро обиды, застилавшей глаза ненавистью. Кажется, теперь он только обрадовался бы вести о том, что брат хочет жениться и уйти из дому.

С Алешей он не общался и понятия не имел, чем брат живет, что делает. Случайно, из телефонного трепа матери с подругой узнал, что тот, оказывается, устроился в кино, в каскадерскую группу Олега. Вот, значит, как, удружил ему старый приятель. А, ладно, пошли все! Пусть катятся! Как бы устроиться, чтобы никогда никого из них не видеть, свалить от этих надоевших физиономий?

В начале зимы неожиданно позвонил Валерий Павлович и предложил Лене работу в Америке. Макеев поначалу даже не поверил, слишком уж сказочными казались обрисованные бывшим тренером перспективы.

— В стране-то сам видишь, что происходит, — живописал Валера. — Перестройка, гласность… Со Штатами мы теперь лучшие друзья. Ну а наш спорт всегда был на уровне. Вот они и решили пригласить пару наших ребят тренировать их сборную по гимнастике. Я-то сам не могу, но тебя, если хочешь, порекомендую. Что скажешь?

Макеев согласился, почти не раздумывая. Еще бы! Дома его больше ничто не держит, а свалить в Штаты — да кто об этом не мечтает? Нужные документы оформил быстро, необходимые бумаги подписал. И вот уже не за горами был долгожданный день отъезда в страну великих возможностей.

* * *

— А что же будет со мной? — спросила Марианна.

Она, съежившись, сидела в кресле, машинально теребила в руках конец пояса от платья, то наматывая его на пальцы, то вытягивая в руках.

Леня аккуратно сложил в чемодан выглаженные бабушкой рубашки, пожал плечами:

— А что такого? Я же вернусь…

— Когда? — быстро взглянула на него девушка.

Макеев поморщился, увидев ее покрасневшие веки, судорожно закушенную губу.

— Когда закончится контракт, — раздраженно объяснил он. — Мариш, что ты от меня хочешь? Что мне здесь делать? До пенсии возиться с этими сопляками из спортшколы?

— Но раньше у тебя находились здесь дела, — возразила она.

— Раньше был… мой брат, — он так и не смог заставить себя выговорить это имя — Алеша. — А теперь, когда он… — он рассерженно махнул рукой. — В общем, перспектив тут никаких. Ты сама должна понимать, что такую возможность упускать глупо.

— Понимаю, — в голосе ее неожиданно зазвенел сарказм. — Я всю жизнь только и делаю, что понимаю. Такая понимающая у тебя, аж самой страшно.

Она поднялась на ноги и подошла к Лене вплотную.

— Все время одно и то же — подожди, потерпи, пойми. У Алеши чемпионат, у Алеши соревнования, Алеша бросил спорт… Я слышать уже не могу обо всем этом.

Голос девушки срывался, лицо дрожало в злой истерике. Леня взял ее за плечи и слегка встряхнул.

— А что ты хочешь? Я мужик и должен работать! Я не могу целыми днями сидеть с тобой в обнимку и вздыхать. Ну да, я тренер, такая у меня специальность. И успехи моих учеников прежде всего. Когда им был Алеша…

«Удалось наконец выговорить», — отметил он про себя.

— Алеша, Алеша, Алеша!.. — закричала вдруг Марианна. — Мне иногда кажется, что ты попросту влюблен в своего драгоценного братца!

В голове словно лопнуло что-то, глаза заволокло красным. Зверея, не соображая, что делает, Леня размахнулся и наотмашь ударил Марианну по лицу. Девушка отлетела в сторону, глухо стукнулась затылком о стену и опустилась на пол, зажимая ладонями разбитый нос. Между пальцами сочилась кровь, капая на темное платье.

Парень быстро отошел к окну, распахнул створку и высунулся на улицу, глубоко вдыхая зимний щиплющий в носу воздух. Он слышал, как тихо всхлипывает за спиной Марианна. Понимал, что нужно обернуться, извиниться, но не мог себя заставить. Что-то взорвалось, что-то сломалось в нем навсегда от этих слов. Он знал, что никогда не сможет смотреть ей в лицо и не вспоминать о том, ужасном, постыдном, что произнесли ее губы. Леонид бессмысленно смотрел вниз, во двор, видел копошащихся у снежной горки малышей, выгуливающего собаку соседа с пятого этажа и ждал, чтобы эта женщина, плакавшая в комнате, ушла, исчезла из его жизни. Навсегда.

Марианна сидела на полу и, запрокинув голову, ждала, пока остановится кровь. Через несколько минут она встала, припудрилась у зеркала и вышла, тихо притворив за собой дверь.

 

15

За высоким, от пола до потолка, окном плавно разворачивался на летном поле громоздкий самолет. Удивительным казалось, что эта махина способна двигаться так легко и грациозно. Февральская поземка мела по асфальтированной площадке, небо над аэропортом затянуло клочковатыми тучами, и Макеев занервничал, не отложат ли рейс из-за плохих погодных условий.

Честно признаться, он никогда не любил аэропорты. Вся эта дорожная суета, толкотня, нервы: не опоздать на рейс, не забыть дома документы — выбивали его из колеи. В отличие от брата Алешки, у которого в предвкушении долгой дороги аж глаза загорались. Как же, перемены, романтика… Искатель приключений хренов. Теперь, наверно, его тяга к прекрасному полностью удовлетворена — скачет по бутафорским строениям, трюки исполняет. Ни медалей, ни почета, ни славы. Даже и рожи-то твоей никто не знает… Впрочем, его это, кажется, вполне устраивает. Да и пропади он пропадом!

Сонный голос из динамиков объявил начало регистрации на рейс. Леонид отошел от окна, приблизился к стоявшим в стороне матери и бабке. Брательник, значит, так и не явился его проводить. Хрен с ним, обойдусь! Он плотнее запахнул тяжелое черное пальто, откашлялся, стараясь разогнать сгустившуюся в груди тяжесть, и с широкой улыбкой обнял обеих женщин за плечи.

— Ладно, дорогие мои, не болейте тут, — бодрясь, выговорил он. — Я постараюсь звонить чаще. Но тут, сами понимаете, как получится.

Лариса всхлипнула и обхватила его руками за шею, причитая:

— Сыночек мой, Ленечка…

— Ну брось, брось, перестань, — Леонид, поморщившись, расцепил ее руки и быстро поцеловал в пахнущие лаком волосы. — Сейчас не те времена, не на всю жизнь прощаемся.

Валентина Васильевна от прощальных объятий воздержалась, лишь крепко сжала Ленину руку сухой старческой ладонью и коротко приказала:

— Головы не теряй, Леня! Живи по совести!

Из глубины зала ему уже махал руководитель группы.

— Ну, бывайте! — попрощался Леня и заспешил к проходу на регистрацию.

У поворота в длинный, узкий, освещенный бесцветными лампами коридор он в последний раз обернулся. Мать и бабка стояли обнявшись, как две сиротки. Лариса, такая смешная, нелепая в подростковом розовом пуховике в блестках, со взбитыми облачком надо лбом выбеленными кудрями. Валентина Васильевна, маленькая, сухонькая, в неизменном темно-коричневом драповом пальто и надвинутой по самые глаза меховой шапке. При взгляде на них у Лени неожиданно защемило в груди. Только сейчас, кажется, он впервые осознал, что уезжает из дома надолго, может быть, и навсегда. Странно, ведь если бы ему когда-нибудь сказали, что он станет скучать по своим назойливым домочадцам, он бы только рассмеялся. Никогда больше не будет завтраков на узкой тесной кухне, запаха гренок и сбежавшего молока. Никогда больше бабушка не станет настойчиво барабанить в дверь его комнаты, провозглашая: «Что за манера запираться в моем доме?» Никогда не увидеть ему мать, приплясывающую у зеркала со щипцами для завивки волос. Никогда больше не увидеть, как Алеша раскачивается на турнике, гибкий и легкий, словно забавляющийся своей юностью и силой, крича: «Ура! Свобода!»

Леня помотал головой, отгоняя не к месту слетевшиеся воспоминания. Все нужно отбросить, силой вытравить из души. Впереди новая жизнь, без каких-либо родственных сантиментов. Да это и к лучшему. Мало, что ли, крови ему попортила драгоценная родня? К черту, к черту! Он быстро махнул рукой провожавшим его женщинам и, не оглядываясь, пошел по коридору аэропорта.

* * *

Снег сыпал и сыпал, словно собираясь замести Москву по самые крыши: широкие проспекты, улицы и переулки, все парки и скверы, заколоченные на зиму фонтаны, хмурые темные памятники, золоченые купола церквей, широко раскинувшие руки — мосты, темно-красные старинные особняки, гранитные высотки, приземистые хрущевки, одинаковые блочные многоэтажки и древние кремлевские башни. Алеша захлопнул форточку, отошел от окна и растянулся на диване, закинув голову и глядя в потолок. В углу у наружной стены побелка слегка потрескалась. Он вспомнил, как несколько лет назад они занимались ремонтом вместе с братом — Леня стоял на стремянке в смешной свернутой из газеты шапке и с кистью в руках, а сам он таскал ведра с побелкой. Бабушка командовала с порога: «Три слоя не клади, побелка денег стоит». А мать, проходя по коридору, вздыхала: «Мальчики, только не убейтесь, пожалуйста!» Казалось, это было тысячу лет назад, еще до того, как Леня получил травму, до того, как сам начал всерьез о чем-то задумываться. Вся та, прошлая жизнь казалась теперь сплошным залитым солнцем летним полднем. И странно было, что вот так, в одночасье, ушла эта легкость и жизнь, настоящая, невыдуманная, навалилась всей своей тяжестью.

«Оказывается, это так больно — взрослеть, становиться самостоятельным, учиться принимать решения и самому отвечать за свои поступки», — размышлял Алеша, устало прикрыв глаза. Он и сам до конца не понимал, почему все так разом переменилось. Как будто история с Верой расколотила вдребезги весь его уютный беспроблемный мирок, а его самого схватила за шиворот и изо всех сил шваркнула о бетонную стену. Он не знал, почему оказалось невозможным после всего пережитого вернуться к обычной жизни, ходить на тренировки, готовиться к чемпионату, слушаться брата. Все это в одночасье оказалось запятнанным, гадким, невыносимым. Он больше не мог спокойно разговаривать с Леонидом, общаться с приятелями из сборной как ни в чем не бывало. Требовалось переменить все: от начала и до конца. Должно быть, поэтому он так и ухватился за неожиданное предложение Олега попробовать свои силы в кино.

И теперь, когда существование постепенно вошло в колею, когда нашлось дело, не навязанное извне, а выбранное им самим, когда появились знакомства, в которых он не обязан был ни перед кем отчитываться, Леша неожиданно понял, что дорожит завоеванной свободой. Наверное, потому и не поехал провожать Леонида в аэропорт. Слишком тяжело далось ему взросление, слишком страшно было снова уступить и попасть под влияние брата. Наверное, это было жестоко. Ведь брат по-настоящему любил его, да что там, и у самого Алеши никого ближе в жизни не было. Но иногда приходится поступать жестоко, даже помимо собственного желания. Это парень понял только сейчас.

* * *

В дверь позвонили. Он поднялся с дивана и нехотя пошел открывать, гадая, кто бы это мог заявиться так неожиданно. На пороге стояла Марианна, закутанная в пушистую шубу, заснеженная, с покрасневшим от холода носом.

— Привет, — удивленно поздоровался Алеша.

Он давно не видел девушку у них в доме. Должно быть, Марианна не захотела простить Ленин отъезд и они с братом поссорились. Парень посторонился, пропуская ее в квартиру.

— Уехал? — коротко спросила девушка.

— Угу, — кивнул Алеша.

— Ясно.

Она повесила шубу на крючок, стянула сапоги, заговорила неестественно весело:

— А я, знаешь ли, мимо проходила. На улице так метет, ужас просто. Дай, думаю, зайду, может, чаем меня напоят по старой дружбе.

— Конечно! Молодец, что пришла! — дружелюбно отозвался Алексей.

Они прошли на кухню. Марианна села к столу, обхватила ладонями чашку с чаем, согревая заледеневшие пальцы. Алеша расположился напротив.

— Ты-то как поживаешь? — с дежурным интересом спросила девушка.

— Нормально, — качнул головой Лазарев. — Через неделю во Львов еду, на съемки.

— А-а, да-да, понятно, — покивала она.

Дальше разговор не клеился. Оба пытались заговорить о чем-то и осекались, натыкаясь взглядами на пустующий Ленин стул. Марианна, опустив голову, машинально сгребала пальцами крошки печенья со стола. Алеша встал, прошелся по кухне, зачем-то поправил отрывной календарь на стене.

— А можно мне… в его комнату? — вдруг спросила гостья. — Мне там… Мне нужно…

— Конечно, — развел руками Алеша. — Чего ты спрашиваешь.

Девушка с явным облегчением выскользнула из кухни и скрылась в коридоре. Леша собрал со стола чашки, поставил их в раковину. Над домом прогудел самолет. Парень выглянул в окно и увидел мелькающий в сером небе стальной корпус. Кто знает, может быть, это брат летит там, в облаках, уносясь в другую, неведомую жизнь. Скоро вернутся мать и бабушка, и все пойдет своим чередом, только без Лени. Так странно и непривычно. Наверно, долго еще старуха будет по привычке накрывать стол на четверых.

Марианна все не показывалась, и Алеша решил посмотреть, не нужно ли ей чего. Он осторожно приоткрыл дверь в комнату брата. Сразу бросились в глаза темные прямоугольники на выцветших обоях, оставшиеся на местах, где были пришпилены Ленины спортивные грамоты. Увез, значит, с собой? Странно, зачем они ему? Где валяются свидетельства его собственных достижений, Алеша даже не помнил.

Марианна ничком лежала на диване, уткнувшись в жесткий, обитый дерматином подлокотник. Плечи ее судорожно вздрагивали. Алексей на мгновение испугался, хотел тихонько выйти, сделать вид, что ничего не видел. Честно признаться, он не очень-то умел утешать, находить нужные слова. Затем взял себя в руки, шагнул в комнату и опустился на край дивана.

— Ну что ты! — он осторожно погладил Марианну по плечу.

Девушка повернула к нему покрасневшее от рыданий лицо. Щеки пошли пятнами, губы распухли, лишь глаза, казалось, стали еще ярче, живее, так и блестели сквозь набегавшие слезы.

— Я не могу, не могу… — бессвязно проговорила она.

— Успокойся, Мариш, — он привлек ее к себе.

Девушка уткнулась лицом в его плечо и еще сильнее затряслась от душивших рыданий. Алеша гладил ее по пушистым волосам, похлопывал по спине, говорил какую-то ласковую успокоительную чушь:

— Ты ведь такая красивая, такая умная. Надо терпеть, надо жить дальше. Все равно ничего не исправишь…

Он чувствовал ее прерывистое дыхание на шее, ощутил, как коснулись кожи мокрые ресницы. Марианна неожиданно крепче прижалась к нему, словно ища защиты, опоры в этом внезапно опустевшем мире, обхватила руками его плечи, подняла заплаканное лицо. И Алеша, не чувствуя почти ничего, кроме бередящей душу жалостливой нежности, поцеловал ее в соленые от слез губы.

* * *

По узкому проходу между кресел самолета двинулась улыбчивая блондинка, толкая перед собой тележку с упакованными в пластиковые коробки обедами.

— Что будете пить, сэр? — остановилась она перед Леонидом.

— Бренди, — коротко ответил он.

Девушка плеснула в пластиковый стаканчик янтарную жидкость и протянула ему:

— Пожалуйста.

Леонид отодвинул коробку с обедом на край откидного столика, пригубил бренди и откинулся на спинку кресла. Кто бы мог подумать, что поездка на родину заставит его так нервничать. Сердце судорожно сжималось от волнения, выстреливая электрическими разрядами в нервно подрагивающие пальцы. И Макеев разозлился на самого себя. Казалось бы, столько всего пережито за эти годы. Неужели он, прошедший огонь и воду взрослый мужик, будет мандражировать перед встречей с обожаемой семейкой?

Двадцать лет назад он вот так же сидел в самолете, прихлебывал бренди и наслаждался прелестями капиталистической действительности. Тогда казалось, что он вырвался из тоскливой безысходности родного дома и впереди ждет удача, успех, деньги… Ну какие там еще глупости мерещатся каждому неопытному эмигранту?

Поначалу все действительно шло хорошо. В ученики достались несколько абсолютно одинаковых, пышущих здоровьем мальчишек с приклеенными, ничего не выражающими приветливыми улыбками. Пацаны были как на подбор, старательные, целеустремленные. Слушались его, как верховного гуру, буквально в рот заглядывали на тренировках. Еще бы, советская школа гимнастики высоко ценилась, да и его имя не забылось за несколько лет.

Вот только… Кто мог предположить, что его, решившего отныне и навсегда покончить с глупыми сантиментами, так будет скручивать тоска по родине. Возишься целыми днями с этими проклятыми акселератами, и словом-то на родном языке не с кем перекинуться. Базовый английский Леонид усвоил довольно легко, но объясняться на нем свободно, шутить, выражать оттенки эмоций еще не мог. Впрочем, даже если бы и мог… С кем тут говорить по душам? С коллегой из СССР, обалдевшим от свободы западного мира и скупающим на всю зарплату подшивки «Плейбоя»? Или с местным тренером команды, простоватым мужичком из американской глубинки, все устремления которого сводились к тому, чтобы заработать на приличную пенсию.

Ученики тоже раздражали. Старательные, улыбчивые — роботы, да и только. Хоть бы кто наорал с досады во время особенно тяжелой тренировки или нажрался и занятия проспал. Так нет же, все как один являются с утра в зал, чистенькие, вымытые, глаза горят. Юные пионеры-ленинцы! А все равно ни в одном искры божьей нету. Трудяги, ремесленники, да и только. Ни один не способен взлететь ввысь и парить под потолком спортивного зала, как…

Он не позволял себе думать о брате. Достаточно было и того, что златоглавый мальчишка с жестокой улыбкой являлся к нему каждую ночь во сне. Сначала бросался обниматься, просил прощения, клялся в любви, всю душу выворачивал своими честными и преданными голубыми глазами. Но стоило Лене поверить ему, как тот снова предавал, кричал: «Ты дышать мне не даешь!» — и заливался злым издевательским смехом. Макеев просыпался, долго сидел на кровати, пытаясь отдышаться, затем нащупывал стоявшую у изголовья бутылку виски и делал несколько больших глотков. Только это помогало растопить немного сковывающую дыхание ледяную тяжесть.

Ну и в конце концов произошло то, чего и следовало ожидать. Один раз он проспал тренировку, другой раз явился на работу подшофе, в третий раз вообще загудел на четыре дня. О его слабости узнали, принялись грозить, что вышибут с должности тренера в двадцать четыре часа. Конечно, тут не совок, на товарищеский суд никто не потащит, вылетишь с работы в два счета, и все. Леонид честно пытался взять себя в руки, завязать, но тут, как назло, встала на пути эта авария…

Мотоцикл он купил давно, накопил с первых же нескольких зарплат. Исполнил, так сказать, юношескую мечту. Было в этом какое-то детское, мальчишеское удовольствие — лететь по дороге на хромированном скакуне, рассекая толщу горячего летнего воздуха. Вот и долетался, дебил. Врезался как-то на полной скорости в столб. Как жив остался, непонятно. Говорят же, пьяных бог бережет.

Очнулся в больнице, весь переломанный. Да еще старая травма дала о себе знать. В общем, провалялся долго, доктора такой счет за лечение вбухали! А страховка, конечно, не включала оплату лечения травм, полученных не вследствие профессиональной деятельности. Пришлось все сбережения потратить, еще и должен остался. Начальство ждать его выздоровления не стало. Выписали из разваливающегося Союза нового тренера, желающих-то по тем временам хватало, а его списали. Тяжело ему пришлось. Даже сейчас, вспоминая тот период, Леонид морщился: остаться в чужой стране без денег, без друзей, без работы. Еще и боли после аварии мучили нещадно, даже сильнейшее обезболивающее, которое врачи посоветовали, не помогало. Правда, как он выяснил впоследствии, если запивать таблетки алкоголем, становилось легче, боль отступала, и проблемы не казались такими уж неразрешимыми.

В конце концов удалось-таки встать на ноги, хотя один бог знает, чего ему это стоило. Все было: и от эмигрантской службы, жаждавшей депортировать теперь уже нелегала обратно в Союз, бегал, и случайными заработками перебивался, и в хостелах ночевал в течение нескольких лет, ушедших на оформление статуса беженца и получения Грин кард. А из дома, как назло, доходили сведения, что братец в полном шоколаде — в кино снимается, свою команду трюкачей сколотил, деньги хорошие зашибает. Вот всегда ему везло, вечно все само с неба падало, раздолбай чертов! Да, еще ведь женился. И на ком? На Марианне! Это ж надо такое выдумать? Чтобы досадить ему, Леониду, не иначе. Впрочем, тут у тебя, любимый родственник, ошибочка вышла. Маришка мне даром не нужна, благодарю покорно.

Может быть, именно в пику брату он оказался в Голливуде. Мол, думаешь, ты там в своей нищей России хорошо устроился, так я покажу тебе, где делается настоящее кино. Сначала, конечно, было трудно — и кофе на площадке подносил, и мальчиком на побегушках служил, и ассистентом по всем вопросам подрабатывал. Но с годами сумел-таки подняться и стать продюсером. Не Спилберг, конечно, но свою нишу нашел. И денег хватает, и с документами разобрался, гражданство оформил, и квартиру снимает приличную. Правда, с обезболивающим так и не завязал, ну да здесь, в Голливуде, это и за проблему-то не считается, каждый на чем-нибудь сидит. Ничего не поделаешь, жизнь такая.

Макеев не то чтобы гордился завоеванным положением, но, в общем, считал, что неплохо устроился в жизни. Даже мать несколько раз приглашал в гости — пускай посмотрит, как старшенький живет, порадуется. Ну и расскажет там, дома, кому надо… Лариса всегда с удовольствием соглашалась, мчалась по первому зову. С годами она из немного нелепой молодой кокетки превратилась в не менее нелепую кокетку пожилую. С виду была такая же легкая, порхающая, только белое облачко завитых кудряшек на голове заметно поредело, и розовая помада странно смотрелась на сморщенных тонких губах. Леонид с подчеркнутой небрежностью повествовал матери о своих достижениях — вот недавно предложили выступить сопродюсером детективного сериала. Впрочем, в России его все равно вряд ли купят, дорогой проект. О многочисленных фильмах, не продвинувшихся дальше пилотных серий, он предпочитал не рассказывать. И Лара каждый раз уезжала в полной уверенности, что ее старший сын — не последнее лицо в Голливуде.

«Эх, и надо было так вляпаться с этим Джереми!» — покачал головой Макеев. Ведь снова, как много лет назад, он на все пошел ради ангелоподобного юноши со взглядом, устремленным за облака. Рекомендовал его в проект, не обращая внимания на сплетни. Леня с неприязнью вспомнил смешки и перешептывания в коридорах киностудии, когда они с Джереми появлялись вместе. Он старался не обращать внимания — что бы там их ни связывало, это его личное дело, и он не обязан ни перед кем отчитываться. В конце концов Леонид рекомендовал Форкса как талантливого начинающего актера, а не как своего ставленника. И вот надо же, что получилось! Теперь, когда первый приступ досады прошел, он с болью вспоминал погибшего. Такой красивый, способный мальчишка! Нелепость…

Что ж, как бы там ни было, теперь перед ним стояла непростая задача — уговорить брата принять участие в проекте. «Впрочем, — усмехнулся Леонид. — Алешка должен уделаться от счастья». Как обычно, ему на голову ни за что ни про что свалился шанс, о котором многие мечтают годами. Что такое для российского каскадеришки попасть в крупный американский проект, объяснять не надо. Нет, брат, конечно, только счастлив будет, когда услышит, зачем Макеев приехал. Другое дело, подойдет ли он на роль? Ведь не виделись двадцать лет, Алеша мог сильно измениться.

Леонид знал, что для него самого годы не прошли бесследно. Двадцать лет превратили его из стройного симпатичного юноши в зрелого, не лишенного привлекательности мужчину. Конечно, в весе он немного прибавил, но это только придало солидности. И седина, просыпавшаяся в темных, ниспадавших на плечи, волнистых волосах, добавляла шарма. Черты лица стали резче, законченнее — глубоко посаженные глаза, выдающиеся скулы. Форму носа он попросил исправить еще тогда, когда его штопали после аварии. А недавно, стремясь соответствовать царившему в Голливуде культу вечной молодости, снова обратился к пластическому хирургу и убрал мешки под глазами. Пожалуй, только тонкие губы и небольшой мягкий подбородок немного его портили.

Что же стало за эти годы с Алешей? Сейчас ему должно быть около тридцати семи. Вряд ли стоит ожидать, что он остался тем же юношей с телом греческого бога и взглядом мальчишки-мечтателя. И все-таки… Он всего на десять лет старше Джереми, черты лица у них схожи. А о том, чтобы скорректировать возрастные изменения, позаботятся гримеры. Нет, определенно, стоит хотя бы попытаться. В конце концов, если окажется, что брат обрюзг, расплылся и полысел, Леонид всегда сможет, ничего не говоря, вернуться обратно. Нужно еще выяснить, как у младшего обстоят дела с английским. Мать, конечно, с придыханием повествовала о том, как Алешенька, проработав два года в совместной англо-русской съемочной группе, прекрасно выучил язык, но лучше проверить самому.

Укрепившись в принятом решении, Макеев отпил еще бренди, натянул на глаза трикотажную повязку для сна и постарался задремать. В полете ему предстояло провести еще три часа. Три часа до пугающей, нервирующей, заставляющей сердце болезненно ухать в груди встречи с прошлым.