Жила-была себе Любовь Ивановна, учительница, умная, опытная, как никак сорок лет школе отдала, детишек уму-разуму учила, потихоньку привыкла к своей непогрешимости и лозунгу жизни «со мной и у меня всегда и всё будет в порядке».

Имела сына. Хороший человек вырос, без пальцев веером. Пришёл из армии, женился, к рождению ребенка готовился с женой ненаглядной.

Но мать заболела, не то чтобы очень, но врачи настояли ей срочно ложиться в республиканский диспансер со страшным названием «онко». Сын тактичный и невестка такая же маме-диктатору и не посмели сказать: «мам, ты бы квартиру ту, где живёшь, что государство дало за честнейший твой труд многолетний, приватизировала бы что ли перед больничкой»?

Но Любови Ивановне такая простехонькая мысль самой в голову не пришла, сын с невесткой не намекали в расчёте, что умная мать сама всё решит, всё прекрасно устроит.

Не устроила.

Была у неё приятельница, тоже педагог, но со знакомством с юристом. Приятельница и посоветовала сходить на консультацию, как быть, что сделать.

Любови Ивановне было страшно некогда тогда. На носу выпускные экзамены в школе, детей-школяров бросать на полдороге к выпуску не хотелось, да и врачи торопили, месяц сроку-то дали на подготовку к больнице.

Вот и провела детишек чужих до порога школьного, собрала нехитрые вещички в больницу и со словами «девочки, я скоро вернусь!», отправилась на лечение в диспансер со страшным названием «онко».

Полежала сколько там дней, да отдала богу душу прямо на операционном стерильном столе.

Школа собрала сколько смогла, сын на работе помощи взял. Похоронили заслуженную учительницу, поплакали на поминальном обеде. И забыли. У каждого жизнь-то своя, и столько проблем и забот, что не до плача по старой учительнице.

Как вдруг прибегает к той самой приятельнице сын покойной Любови Ивановны: «Помогите! Меня ЖЭК из квартиры выгоняет, вещички на улицу! А мне куда деться с женой молодой и грудничком на руках?!»

Приятельница взяла ноги в руки, и к юристке знакомой: как быть?

Та: «жалко ни жалко, а поезд ушёл».

Горемычный сынок был прописан по общежитию. Хотели с матерью сделать, как лучше. Прописка по общежитию давала пусть эфемерные, но всё же надежды на предоставление ему с семьей жилья по месту его работы. Потому у матери и не стали его прописывать после возвращения из армии. Так надумала мать, и так решили они.

А тут еще скоропостижная женитьба, и беременность невестки. Вот семья на общем совете с директивным учетом мнения матери порешила: прописываться к маме не будем! Успеется, если что.

Да не успелось.

А раз так, то трехкомнатная в центре квартира благополучно отошла в фонд местных Советов, то бишь горисполкому, мэрии или госадминистрации, суть тут одна. А еще проще то ЖЭКу.

Ну а там уж бегом, забыв про обычную чиновничью волокиту, квартирку распределили «кому надо».

И всё по закону.

Ну а что мама-покойница? О мёртвых или хорошо, или никак.