Небесно-хрустальный голосок, небесно-хрустальные глазки. Эммочка вызывала не то что доверие, а прямо-таки безграничное доверие к своей юной особе. Ей верили все, соседи, друзья, юнцы да молодцы, что мошкарой крутились возле неё. Да что соседи? Незнакомые доселе люди в миг становились друзьями, доверявшими ей и секреты, и планы и… деньги.
Уж на что я, в то время нотариус, головой отвечавшая за поступающую в кассу наличку, славившаяся своей суровостью ко всем и ко вся, поддалась её нежному говору и разрешила «до завтра» отложить поступление в кассу аж 12 рублей, полагавшихся с неё за совершение кучи доверенностей. А в то время при моей зарплате в 125 рублей это были, я вам скажу, серьезнейшие денежки.
Эммочка принесла деньги наутро, чем ещё больше завоевала мое доверие.
Попалась она лет так через пять: дурила головы тем, кто очень хотел обмануться. То есть, говоря суконным языком протокола, входила в доверие потерпевшим, обещая им за взятку в довольно разумных пределах скорое благо в виде отдельной квартиры.
Голод на жильё всегда есть, пока есть государство. Дураки и лохи в стране тоже никак не переводятся. Дела Эммы процветали. Удрать она не успела, мешал грудной её ребеночек, как ни странно, ещё больше придававший шарма Эммочке.
Следствие вела прокуратура.
С саркастическим смехом поведала нам пом. прокурора, тоже немка, как и Эмма, по национальности, что Эммочка умудрилась назначать свидание будущим жертвам именно под кабинетом пом. прокурора.
Хвастаясь родственной связью с пом. прокурора, Эммочка зазывала кого-нибудь вместе с собой в прокуратуру. Там предлагала присесть, пока наболтается с тётей. Люди охотненько верили. А с Эммочкой в это время «тётя» пом. прокурора проводила допрос по всей форме или очные ставки.
А люди под кабинетом всё ждали и ждали…
Выходя, Эммочка ласково с «тётей» прощалась. Та, особа воспитанная и потому вежливая даже с преступниками (а Эммочке «светило» минимум лет так пяток за мошенничество), говорила ей обычное «до свиданьица». И где-нибудь за углом потные руки вручали Эммочке нужную сумму.
Обнаглевшая Эмма могла минут через пять вернуться в прокуратуру, якобы «тётечке» деньги отдать, и возвращалась к ждавшим придуркам уже без деньжат. Куда она их девала? А бес её знает.
Судья пожалела не Эмму. Пожалела ребёнка её, годовалого кроху. Сидела умная баба и вслух рассуждала: «ну посажу я её, а ребенка куда? В дом малютки, потом интернат? Сгубим ребенка. Грех на душу не возьму, у самой дочка беременной ходит».
Дали условно. Взять с Эммочки было нечего, скарбьишко не нажила. Куда деньги девала и, кстати, немалые так и не узнали. Может быть, слухи, что блуждали по городу, что Эммочке отдавали «кто надо» только малую часть нахапленных взяток были правдой, не знаю, но по суду потерпевшим выжать из Эммы ни копеечки не удалось.
Было ребенку годика три, как Эммочка снова попалась. На чем? Не суть важно, хотя объективно скажу, что инспектора по жилью в городке том сменили. К власти пришел пока честный «афганец», подобравший команду из честных людей. На жильё определили до нельзя честную бабу. Знаю её хорошо. Инспектора кредо было «хочу спать спокойно», с тем и жила. Прокурор тоже сменился. Новую прокуроршу народ полюбил за порядочность, и знакомая нам та пом. прокурорша в фаворе у начальства уже не была.
Но снова Эммочке повезло: подоспела амнистия, по которой беременные и родившие освобождались, в том числе и от несостоявшегося наказания.
Я сейчас уж не помню, была она беременной или уже родила, не суть важно. Важно другое, то, из-за чего весь рассказ я и начала.
Ребёнку едва исполнилось месяц иль два, как родная мать обварила дитя. Кипятком. Сразу насмерть.
А зачем он ей был нужен? Свободу она получила, а средство свободы – как снег прошлогодний!
И кстати. Доказать состав преступления не удалось. Поди докажи, то несчастная мать ребенка нечаянно обварила или она его умышленно в ванночку с кипятком всего опрокинула. Поди, докажи?!
От людского стыда Эммочка с мужем (или вовсе не мужем, он нам не нужен) с городка выметнулась. Люди простили ей деньги, что дуриком ей давали, а вот смерть ангелочка простить не смогли.
Где-то ты бродишь, красивая Эмма, с хрустальнейшим голосочком и нежными глазками?
Это единственная из моих героинь, которая названа её настоящим именем – Эммой. Я жалела даже убийц, а эту особу… Ну, ладно, до свидания, Эмма.