Как раз перед распадом Союза всё еще советских, но уже явно не социалистических республик, посчастливилось мне принять участие в защите одного, можно сказать по жизни придурка.
Защита рядовая, преступление, им совершённое, хищение автоматов из кладовой воинской части, тоже не ахти какое мировое событие. А вот, посчастливилось…
Люди попались уж очень необычные. Для меня – необычные.
Давайте расскажу по порядку, чтоб понятнее было.
Итак, история началась несколько странновато.
В нашем паршивеньком городишке появилась одна особа Любаша, дама почти неграмотная, почти косноязычная, но обладавшая даром ясновидения. Люба почти мгновенно стала модной. И я, дура этакая, тоже поддалась глупой моде. Вот Любаша мне и поведала, что вскоре предстоит мне поездка.
Эва, нашла чем удивить. Адвокатская судьба мотала меня по России и Украине. Тюрьмы, суды, опять тюрьмы. Ничего экзотического.
Ну, думаю, чем Люба меня удивит? А она, я постараюсь воспроизвести язык оригинала: «поедешь туда, где много-много снега, белки на деревьях прыгают. Вижу странное здание, как клуб. Там, у клуба, будет стоять девушка, с громадными реснищами, в шапке меховой и платком на плечах.» Ну, думаю, врёт Любаша! Где сейчас встретишь девушку с платком на плечах. И никакой такой командировки не намечалось, планы строились чисто житейские типа благих намерений «буду делать ремонт».
Как вдруг!
Опять отвлекусь, пожалуюсь. У адвоката никогда не бывает в жизни гладко, размеренно, по графику и плану. Это профессия, если она тебе нравится, и если ты ей импонируешь, это клубок страстей, нервов, судеб. Театр абсурда, одним словом.
Итак, вдруг ко мне на приём приходит незнакомая молоденькая мать двоих крохотных детишек, зарёванная хохотушка. Слова и слезы лились бурным потоком. Второй муж «загремел под фанфары», что ей делать с такою бедою? Старшая пятилетняя девочка любит его как родного отца, малыш по нему скучает, жить у свекрови уже невозможно. Обычные слова обычной клиентки. Стоп! А почему клиентки? То есть это «вдруг» уже сыграло свою роль и я мысленно уже согласилась защищать её непутевого дурачка. Да и в словесном потоке стало проясняться, что муженек арестован больше двух месяцев, сидит где-то под Курском, свекровушка деньги на защиту сына не хочет отдавать, хотя может (быка продала). Короче пела жалкую песнь деревенского обитания обплёвання свекровью и жизнь молодка, до тех пор пела, пока не сказала коронную фразу: «подумаешь, он пару автоматов свистнул со склада».
Говорю, как это пару автоматов?
Короче, через день выехали в Курск, точнее, в Орёл.
Орёл тех времён, он как застыл в 19-ом веке, в купеческо-дворянском заповеднике, так, кажется, и не отошёл. Статус заповедника ему, видно, очень даже и нравился.
Почти пешком добираемся до военной прокуратуры, находим это паршивое здание, ползём на пятый этаж. Кушать хочется, аж не моги. Ночь тряслись в сонном поезде, спозаранку вышли в Орле, да пока искали и наконец то нашли многоэтажку, в которой на самом на пятом на этаже расположилась прокуратура, есть захотелось до бурчания в животе. Прощу прощения за такие подробности, но из песни слова не выкинешь.
В приёмной прокурора секретарша продержала минут пять, не больше, пока прокурор по телефону выяснял, почему у него в части капитан какой-то повесился. Затем в кабинет прокурора вползла я. Ах, как есть хотелось, а ещё больше чашечку литра на два крепчайшего кофе.
Прокурор с порога предложил мне: а, может, чашечку кофе? Я его сразу почти полюбила. Знаете, добрый по отношению к адвокату прокурор, это юридический нонсенс. Просто потом оказалось, что следователь Вадим, в производстве которого дело наше находилось, был женат на адвокатессе. Жена эта, тёлка глупая да безвредная, вот почему прокурор адвокатов и не боялся.
Пошли к Вадиму. После короткой беседы он нам предложил выехать в Курск, где, собственно, следствие и будет вестись.
Вот туда-то две дуры и направились: я да прицепом Ирка, жена того дурачка, свистнувшего автоматы в воинской части.
Заодно скажу, что я до сих пор сожалею, что не удалось побывать в Орловском знаменитом централе. В нём Дзержинский сидел, и острог этот уж очень славился своей крепостью. Да, жалко. Много тюрем видала, у меня почти хобби сложилось: весь народ по магазинам да рынкам в чужих городах ошивается, а я по СИЗО да по камерам экскурсии провожу.
Ну, да ладно.
Курск нам сразу страшно не понравился: грязный, какой-то цыгановатый. А гостиница в центре Курска, так это последнее цыганское пристанище со вшами на простынях и бутылками из-под дорогих коньяков под кроватями.
Нас из этой гостиницы через десять минут как ветром сдуло. Принимаю руководящее решение: едем в воинскую часть, где уже должен быть следователь Вадим. Трясёмся по зимней дороге в ПАЗике, приезжаем. А уже темнеет. Ирка (хохотушку Иркой звали) по дороге то смеётся, то плачет, вцепилась в меня, так ей страшно. Гостиницу нам не дают, какой-то голубой (воздушные войска) майор нехотя отказал в пристанище. Отговорку нашёл: гражданским гостиница не положена. Я в гневе и с голодухи почти ору на Вадима (жрать то как хочется!), попутно жалуюсь на голубого майора.
Вадим и второй военный в чинах (командир части, как оказался) поржали: что Вы хотите, от голубого майора? И через час мы в тёплой военной гостинице напиваемся чаю. Командир части суетится перед Вадимом, заодно перед нами. Ирка душой отогрелась, смеётся, сияет. Ну, почти оранжерейная атмосфера. Если не думать, что у Ирки муж на нарах третий месяц как парится, да командир части суетится, а вдруг да следователь военной прокуратуры начнет попутно и его делишки под прицел подбирать. Одному адвокату всё по барабану: наелась, тепло, ночлег обеспечен, а там утро вечера мудренее.
На намеки Вадима Ирка оказалась неподкупна, за что ей респект. Слова её в виду их нецензурности не воспроизвожу, а перевожу так: из-за проделок мужа я под следака не лягу. Я тут ни при чем. Мне Ира стала нравиться всё больше и больше, хороший она человечек.
А наутро Иру оставили скучать в гостинице. Мы поехали в СИЗО. То есть следователь и я, адвокат.
Как и положено, пообщались с отцом двух детей, укравшим на службе два автомата. Хотели с приятелем продать по выгодной цене двум барыгам. Там, в части, крали всё и все. Но! – офицеры, а ребята, насмотревшись на жульё в офицерских погонах, по второму году службы решили и себе штось да чтось подзаработать. Естественно, именно их и поймали. Вечный принцип, что за виноват только стрелочник, действует до сих пор.
Предполагалась очная ставка с покупателем двух автоматов.
Ананас в феврале… Почему это в тюрьмах так холодно, а?
Сижу в следственной комнате, холодной и мрачной. Вадим скрипит-пишет очередной протокол. Отец двух детей, а по совместительству глупый воришка, с предстоящим большим-пребольшим сроком отсидки скучает на намертво привинченном к полу табурете: ждём-с.
Грохнула дверь. Завели в камеру мужичка, бледного и худого, эдакого жилистого волчару. Он нас оглядел, как хозяин гостя непрошеного оглядает при входе: то ли побить, то ли водкой напоить? Серьезный такой мужичок…
А я возьми да и пошути: ох ты, как в камере ананасом запахло, и это в феврале… Мужичок мгновенно отреагировал: «сразу видно адвоката, кто ещё может знать запах да вкус ананаса»?
Пошутили-пошутили, потом поговорили и серьезно.
Я опущу скучное содержание очной ставки, оно здесь просто ни к чему.
Мне больше понравилось содержание того диалога с вором в законе, который со мной пообщался в тюрьме. Может, интересно будет и вам.
Что поразило и вспоминается и сейчас, через эдак много лет. В разговоре он заявил, что для него, сидельца на много лет, нет ни запоров, ни тюремных дверей. Он может выйти и войти в любую из камер любого централа, любой из многих колоний России. А ананасы в шампанском, это пустяк. И любая администрация колонии или тюрьмы для него, как прохожий на улице, хоть плюй ему вслед.
Потрепался про обычаи воровские. Это сейчас раскрутили тему по телеканалам да книжкам дешевым, романтику изобразили на дурость пацанью рассчитывая. А тогда это было внову. Слушали, уши развесив.
И про то, что если кто из воровского общага деньги похитит, ему на его выбор или руки по локоть отрубят, или в камеру к малолеткам кинут на раз. То есть к полным отморозкам запустят. Со всеми, как говорят, вытекающими.
И про честное слово своё рассказал. Вот он обещал прокурору, что автоматы вернёт. Вернул. Без расписок. Ночью на трассе у машины поговорили два крутых мужика, прокурор пяти областей, законник по должности и вор в законе, тоже «законник». Автоматы вернули. А один из них, между прочим, аж из Воркуты по его звоночку доставили. Ну, что взамен, я у него не спросила. Что я, полная дурёха, что ли?
Потом у прокурора спросила, так было дело? Так он почти матерился: с вором в законе по-мужски просто поговорил, что автоматы те, не просто вещдоки, они и стрелять начнут по безвинным. Тот и вернул. Зато менты, народ распроклятый, «телегу» в Москву накатали. Дескать, чего это ради прокурор пяти областей ночью на трассе с вором в законе общался? Не иначе, как миллион себе хапнул.
И тут прокурор поскорбел. Понимаешь, Петровна, было бы не обидно, если бы взял, а так ведь, под честное слово с вором в законе работал. Чуть не сказал, что вор тот в законе – мужик. То есть честный и правильный. Сказать не сказал, но думать, уж точно подумал.
Про ментов я слова его опускаю.
Ну, в трёпе про автоматы и выезд на трассу ночную. «законник» внезапно спросил, спросил как бы невзначай, какое такое у меня самое заветное желание? Я отшутилась. С чего бы это я ради постороннему человеку про свои мечты та стремления рассказала? Отшутилась, да он ответа и не ожидал.
Помолчав, погрустнел. Потом тихо сказал: «а для меня самое-самое заветное просто поспать. Часов пять. Просто поспать, не ожидая ни ножа в спину, ни вызова на ночной допрос, ни ночного кошмара. И повторил: просто поспать».
Тот разговор на двоих (Вадим с подзащитным моим допрос сочиняли, я краем глаза да уха следила за темой, адвокат как никак) я часто вспоминаю. Тот разговор не то что душу перевернул, нет, нет, это как бы переоценка ценностей произошла, что ли.
Вот у него деньги, что, разве проблема? И всё, что из них вытекает: ананасы да девочки, власть и свобода – авторитет!
Власть? Так у него её не меряно. Наверно, и губернатором, если б захотел, стал. Связи? Так те приходят и уходят в зависимости от паршивости человека.
Всё есть у него. И нет ничего.
Элементарное вроде для нас после работы, трудов и забот, утех завалиться на боковую, поспать часов эдак восемь, и утром снова в круговорот.
А у него, подумайте! самое что ни на есть да заветное, просто поспать. Так он это тихо сказал «просто поспать», что и сейчас вспоминаю.
Наверно, спокойная совесть – ценнейшее благо, почти дармовое.
Потому и не ценим, а?
Тихо следствие закончилось, и той же зимой прикатили мы с Иркой-хохотушкой в Курск, в ту же зимнюю часть. Именно там по прихоти судейской и должно было начинаться действо под названием «судебное следствие».
Прикатили, встретились с Вадимом, по его милости быстренько снова устроились в гостиницу. Ирку я оставила в номере скучать, а сама пошла на разведку к штабу, что рядом с клубом находился, где в привычном холоде вскоре суд состоится. На крылечке стоил прокурор, отрешённо стряхивая пепел в белейший снег. Ух ты! Раз сам прокурор приехал поддерживать обвинение, значит, скучно уж точно не будет.
Направляю бренные стопы свои в клуб.
И, о чудо! Стоит в холле девушка с громадными реснищами, в коричневом полушубке, в шапочке меховой. А на плечах полуплаток-полушаль в русских мотивах. Такая красивенькая да миленькая, что я не удержалась и спросила: «кто вы, милое создание?» Оказался этот милый ребёнок секретарем суда.
А Любаша то не обманула. Описала, пусть косноязычно, именно эту девушку. Только что имя её не назвала.
Быстренько, почти бегом, уж больно люто морозно было в отродясь не топленном клубе, провели судебное заседание.
Наутро быстренько провели остаток процесса, получил мой воришка минимум наказания и через три месяца он в родной ему Воинке уже куролесил.
Как сложилась в дальнейшем его судьба с женой-хохотушкой, не знаю. А интересно, вспоминал иногда он февральскую стужу, тюрьму и вора в законе, что ему судьбу подарил и свободу? Так, походя, невзначай, подарил, крепко держа слово мужское, данное прокурору?