Демитра захлопнула окна, но топот солдат под древнюю-древнюю песню в такт их ходьбы всё равно доносился сквозь ставни:

«Пусть я погиб и взят Хароном», – сафьяновые каблучки её отбили такт древнего, слегка переиначенного марша,-

«Пусть я погиб и взят Хароном, И кровь моя досталась псам, Орел шестого легиона, Орел шестого легиона Все так же рвется к небесам! Все так же храбр он и беспечен, И бег его неукротим, Пусть век солдата быстротечен, Пусть век солдата быстротечен, Но вечен Рим, но вечен Рим! Пот, кровь, мозоли нам не в тягость, На раны плюй – не до того! Пусть даст приказ нам император, Пусть даст приказ нам император, Мы с честью выполним его! Сожжен в песках Иерусалима, В волнах Евфрата закален, В честь императора Ромеи, В честь императора Ромеи Шестой шагает легион!»

Кто-то из ополченцев так забавно рыкал «Ор-р-рел» и «Р-р-рима», так громко и звучно, что Демитра привстала, приоткрыла окно и выглянула, но старателя не увидела. Но как только захлопнула створку, как послышался трест звонкой зуботычины по орущему «р» рту: капралы-сержанты всех армий-веков всегда одинаковы. «Без битвы нет битвы», как любил пошучивать муженек.

Нет, окончательно день не удался. Ни мужа, пропавшего в чиновничьих коридорах имперских амбиций, ни Еремеевны, одна скукотень.

На пир к посланнику дам не просили, ибо зазорно матронам на питии быть. Похабщину слушать можно и дома: мало ли как муж-солдафон один на один с ней упражнялся. Не хватало еще на званом пиру анекдотики слушать да небылицы про императора да дочку его Анну Комнину.

Матрона поправила роскошь холеных кудрявых волос. Снова входила в скоротечную моду старинная блажь: поднимали на темечке волосы, сзади хвостом струились локоны по тоненькой шее, закрывая драгоценность колье. Рыжину в черные волосы гречанки добавляла, умеючи. Та ж Еремеевна знала какие притирки, а где находила, секрет. Но эта рыжинка завистью злобной в глазах смуглотелых ромеек сверкала: так прелестно было на эту рыжинку смотреть в копне волос дамы Демитры.

Демитра любила, когда дамы из света хвалили её красоту мёдом из уст, истекая ядом из черных глазищ. Ей краще (лучше) мёда такая оценка. Куда мужикам с их неуклюжими комплиментами в адрес стратигши, ну, розой её обзовут, ну, лавандой. А дамочки, о, как смотрели, смотрели то как!

Глупое мужичьё веками считает, что наряды, притирки, меха и колье женщина приобретает лишь ради них. Нет, конечно, мужчин тоже надо учитывать, когда глаза разбегаются на рынковых рядах при выборе меха и благовоний, шелков, бархатов, украшений.

Но прекрасная дама давно разумела: привлечь хоть патриция, хоть и раба можно блеском ясных очей или движением губ, а красота украшений служит только оправой к драгоценной коже её и глазам.

Нет, одеваются дамы, дабы дразнить своих соплеменниц. Когда видишь ярость в глазах самой ближайшей подруги при виде обновки, слаще медов-сахаров такая потеха. Это вроде тихой охоты. Исчезли времена амазонок, охотой балуются только мужи, ну, а дамам азарт и счастье победы где добывать? Только таким видом тихой охоты сражаешь чуть не в смерть соперницы взгляд. И еще посмотреть, какая добыча удачней. Пусть мужчины зычно хвалятся добычей охоты, гонкой погони и смертью врагов, пусть тешатся слабые люди. Сильные люди, Демитра имела в виду, конечно, себя, супругу стратига, такие, избранные, как считала она, наслаждаются молча. И оттого намного страшнее и удачливей бой, и тем слаще победа.

Нет, день не удался, совсем не удался.

Может, позвать девчонку, что недавно в доме своем приютила? Девчонка была хороша! Правда, из квартала евреев, но супруга стратига могла себе вольность позволить, и взять в услуженье хоть иудайку, хоть половчанку, ведь ходит ж русинка к ней мазь натирать. Девчонка смышлена, весела и услужлива, правда, есть один недостаток, слишком красива. Мириам была совершенна. Ну да ладно, посмотрим, как красота Мириам оттеняет её красоту. Девчонки жених, тщедушный Иаков преподнес такой драгоценный подарок, что муж, повернувшись, сразу заткнется. Крестик Анны Святой, презентик такой утешит любого в столице, хоть императору преподнести, хоть дочери базилевса, тоже Анне.

Нет, правда, вернется стратиг, и она, торжествуя, отдаст драгоценную ношу в руки ему, и пусть собирается снова в столицу, хлопотать, хлопотать, хлопотать. Пора, засиделась она в Херсонесе.

Провинция хороша, но не настолько, чтобы её красота здесь увядала. И так уж морщинок плодятся тучи по коже уже не только лица, но и шеи. Еще пара годков в Херсонесе и о карьере столичной жены придется забыть.

А муженёк только возрадуется драгоценной добыче и простит появление Мириам. Девчушка чем-то напоминала ей дочь, вернее, ту дочь, которую не родила, но так хотелось родить. Взрослая девочка ослепительна красотой и именно такая дочь могла быть у неё и стратига. Не дурочка, забавна, свежа, обаятельна и совсем не капризна, просто прелесть ребенок.

Решила: сейчас позову скуку развеять, новости разузнать.