Я посылаю к вам пророков и мудрых,(Евангелие от Матфея. гл.23: 34-36)
И книжников; а вы иных убьете и
Распнете, а иных будете бить в синагогах
Ваших и гнать из города в город,
Да придет на вас вся кровь праведная, Пролитая на земле, от крови Авеля Праведного до крови….
Истинно говорю вам, что все сие придет На род сей!
Пасех удается на славу! Марта двадцать восьмое число, а будто апрель или солнечный май. Солнце объяло могучую землю, холмы цветут, девичьи лица цветут, синее море брызжет, играя волнами; вдалеке стайка дельфинов резвится в дымке тумана, позабыв о хищной белуге, тоже играют на солнце.
Детвору на холм не брали, женщин тем более. С подёнщиками расплатились местной медью дрянной, хватит и этого. Те и подались в Херсон пропивать-проедать заработанное. Немого Егорку оставили: что немой кому скажет, да к тому же он раб, не свидетель он против хозяина. Стар словянин, можно подумать, придурок, а что с убогого взять? Помычит, помычит какой-нибудь не менее старой, чем он, словянской дурехе, которую отогнали с её пасовища подалее в овражки ближе к стенам восточным. Там ей и безопасней и попрохладней.
Еремеевна согласилась. Пастушонок умчался обедать, сама старая коровёнок отогнать не могла, так рослые ребятушки помогли, такие добрые молодцы, дай Бог им здоровья.
Между собой говорили по-своему. Бабка не поняла их короткий окрик добровольным помощникам вернуться скорее. Поклонилась оставшимся у креста: спасибо, родные, уважили бабку.
И на холме, кроме кучки евреев, быть некому было: пастушонка так укормили, что почти относили к сонному стаду, где и Еремеевна вздремнула, присев на пенёчке. Усталые ноги дрожали, поди-тка, сколь отходила на старости старой.
На холме пооставались только свои.
Человек этак двадцать скучилось у креста, степенно и строго обсуждая дела, торги и прибутки (прибыль), заодно осудили мастеровых, чтоб у них руки отсохли за такую работу. Крест колыхался на вершине холма: «нет, чтоб поставить прочно, вырыв яму поглубже, и крест прикопать, глядишь, и стоял бы ровно и прочно».
Обсуждали-сосали нехитрые новости. Бело-серый крест пах смолою, росой исходили желтые капли по дереву, сочась на свежую землю, как кровь: кап-кап, кап…
Ждать приустали, однако приличие не позволяло негодовать на эпарха и Фанаила, что припозднились, толпу не жалея.
Наконец оживились: снизу, как будто из старых замшелых склепов иль катакомб медленно-медленно двигались люди, эпарх, обильный пот вытирая со лба и ладоней, затылка и шеи, и Фанаил, шедший строго и прямо, торжественно, как знаменосец.
Его строгость момента передавалась толпе: будет что-то нечастое, раз этот «медовый сиропчик» так строг и внушителен.
За Фанаилом двое прямых молодцов тащили кого-то, закованного в кандалы. Нечто немощное, исхудалое так, что сквозь ребра море как будто виднелось, ползло в кандалах, припадая на ноги. Падал, вставал, падал, вставал. Вроде не пьяный? Лохмотья, что когда-то чисто по крою опознать можно как саван, что носят монахи, почти не скрывали голое тело.