Къырк был доволен, ох, как доволен! Малоумный словянин запросил ничтожно малую мзду за великую ценность. Чёрная головешка заклятого ворога с мутножелтыми волосами так славно будет болтаться у стремени верного боевого коня среди прочих славных трофеев, среди прочих. Къырк славно будет при беге коня пинать эту черную головёшку с навсегда разинутой пастью. Не мог вражина Итларь, хан половецкой вежи, теперь ответить ему, атаману вражеской стаи, храброму Къырку.

Вот они, верные верных, несутся за ним по Дешт-и-Кыпчаку ночной волчьей порой, бегут по безбрежной степи, настигая полон. Тропы нехожены, ковыль гнется-прямится под конским копытом, овраги, ручьи, перелески: полна степь жизнью живой и ночью и днём. Остатки кострищ, конские кизяки, огрызки бараньих лопаток ориентиры не хуже, чем столбовой указатель, вечно пылящий у деревянных селений оседлого люда.

Отдавать какую-то ханшу за голову заклятого ворога: весёлая сделка, очень весёлая, очень. А выгодно как!

И Къырк был доволен. Скомандовал: в путь!

Ватага шла тихо. Перевязанные ковылем копыта не выдавали равномерного бега коней, храп лошадей заглушался мешками, надетыми на длинные морды; люди обменивались точными и простыми жестами, подчиняясь властным взмахам руки волевого своего ватажка.

Как жалко, как мрачно сложилась судьба его племени, других славных родов печенежских, разбитых заклятым врагом орд и становищ. Гоняла судьба печенегов по Дикой Степи, все дальше и дальше на запад, подчиняясь воле вечно синего неба, воле Тенгри, то есть судьбе.

Тридцать шесть зим миновало, тридцать шесть лет, как разбили их те проклятые кипчаки, иже куманы, (в 1061 г.) и разбитые орды детей и внуков волков (тотем печенегов) метались по безбрежным равнинам, уходя от Яика, уходя от Арала. Копыта коней несли их на запад, всё дальше на запад, ведь в спину дышали им кони врагов.

Частые стычки с половецкими ханами всё меньше и меньше давали удачу, наверное, вечный Тенгри отвернулся от нас.

А тут вот, удача вновь повернулась. И, надо же, не надо набегов, боёв и сражений, мелких стычек с разведчиками половецких кочевий. Руками врага, малоумного словянина, драгоценный сюрприз сам шёл ему в руки. И всего то, отмахать привычные версты пять-семь дневных переходов вслед за врагом: полон шел медленно, тихо, обремененный детьми да тихоходными изможденными словянскими жёнками. Пять – семь переходов туда, да пять переходов обратно, и драгоценный трофей будет болтаться у стремени воина-вожака.

И будут ночами у мелких костров слагаться легенды о доблести Къырка, его подвигах, сражениях ночных и дневных переходах. Будут смеяться малые дети над слабоумием словянина, над глупостью могучего хана Итларя, который верил в доблесть и справедливость славян.

Русичи, словянины, язигы, боруси (названия словянских племен), все одним мирром мазаны, язычники иль крест носящие на телах. Как можно степняку, кочевнику верить сладким словам высокорослых людей? Голубые глаза хитры и заманчивы, их озёра-зенницы обманчивы, как их полноводные воды змей-рек.

Верить в доблесть врага, доверяться ему, идти на мирные переговоры – полная глупость, а глупость Итларя так велика, что малые дети, вырастив, не забудут. Из поколения в поколение будут сказители передавать сказ про глупого Итларя, легенда усохнет до байки, из устные сказители часть переврут, частично добавят, но бесписьменный народец, оседая на узких равнинах Моравии и Угорщины, оседая на Косово и в бессарабских степях, передаст в отрывках сказаний весть о глупости Итларя.

Но, то будет потом. А сейчас ждет возрождение славы, победа над наимогутнейшим из врагов, достославным Итларем, жгло кровь и кровица кипела. Ватага стелилась над степью, как волки, рыскали дикою степью. Стаи волков, тотемных созданий не меша ли быстрому бегу коней: тотем охранял, тотем помогал.