Как Къырк был доволен, ах, как Къырк был доволен! Благодушие сияло из чёрных угольев узких очей, успевавших увидеть, как род торгуется за жёнок из русских, как довольнеют лица его соплеменников от приятной тяжести полученного за товар. У перекупщиков было всё, и меха, и меда, и звонкая куна. Круглые херсонеситов монетки тоже водились. Были браслеты, конская упряжь, роскошно выделанная скорняками да кожемяками на нижнем Подоле. Торг шел при солнечном свете, оживленный и почти безопасный. Заодно наменяли шёлк, перевязи, красную парфянскую кожу и, конечно же, перец, конечно, же, перец и девкам монисто.
Драгоценный товар Къырк хранил в особом мешочке подальше от морды коня. Конь фыркал, мотал головою, донельзя недовольный резким сухим ароматом острой приправы.
Перец пошёл в жадные руки купцов стремительно, даже излишне стремительно, Къырк даже подумал, не продешевил ль понапрасну.
Как Къырк был доволен таким удачным набегом, таким удачным походом. И члены рода довольны обменом, и наконец, голова Итларя заняла свое место на крупе коня, подвешенная на сыромятном аркане.
И еще Къырк был доволен: тайный враг, великан, сын брата дяди, был убит, половецкая сталь достала беднягу. Юнак половецкий сразил великана, и нет больше соперника за главенство над родом. Юные жёнки его теперь стали женами Къырка, будет чаще становиться шест одинокий над степью. Обычай кочевников говорил, любому кочевнику знак, то Къырка красавицы ублажают. Плодиться, плодиться и ещё раз плодиться, а как иначе выжить почти перебитой орде? И будет стараться довольный глава печенежского рода и будут стараться носить во чреве своем смуглолицые дамы потомков его, сыновей.
Доволен был Къырк, очень доволен.
Дважды, нет, трижды он обманул доверчивого слабоумного словянина: дескать, пришлось больше женщин пригнать, поди, разбери в ночной темноте какая из этих худышек княгиня? По сонным лицам не определить, ту хватанул или лишнюю. Эвон, сколько женского полу оставили там, во ночной во степи мыкаться далее горем полона под бдительным взором половецкой ватаги.
Но уж совсем возгордился вожак, когда испросил, больше истребовал от боярина горсть серебра за то, что так старался и бдел за «княгиней»: руки мужчин из орды её не касались, в походе везли на отдельном коне, накрывши попоной. Ела только не всласть, себе не позволили, а для неё сварили риса на молоке, высшую сладость для печенега.
И боярин, счёт не имея, отдал жадному все, целый мешок серебра.
Перекупщики тоже довольны: всучили гнилую кожу и побитые молью меха, задорого нагрузили повозки воском и мёдом. Къырку с поклоном вручили рыбий желтоватый зуб, моржовую кость. Тот долго вертел драгоценную ношу, наконец, кинул в торбу, авось, загонит жадному византийцу в три, а то и четыре раз дороже, а повезет, и сам-десять продаст.
Поднял нагайку, свистнул и через мгновение печенеги исчезли, будто не были вовсе на стылой равнине Руси, недалеком Днепра побережьи.
Перекупщики, для вида поохав про трудности бытия да жизни дороговизну, разделили товар и пошли неспешным обозом к Киеву-граду выручку ждать за «отбитый у печенегов полон», как будут врать и страже и на торжище. Почти тайно вели свое ремесло отнимания денег за живой товар у тех или этих, поганых ли, христиан ли, или язычников. Денежный звон везде одинаков у тех или инших, отличаясь только размером добычи и выручки.