Кошмарик шел стремительно — Володя даже не поспевал за ним. Шел и молчал, весь бледный и напряженный, носик его стал еще острее, так что в профиль Ленька напоминал то ли грача, то ли дрозда, нахохлившегося на ветке под дождем. Пошел же Ленька не в сторону дома, а на гору. Володя несколько раз пытался привести его в чувство, но тот словно окаменел — ни гугу. Так дошли они до останков дворца Марии Федоровны. Ленька перескочил через груду кирпичей и уселся на кочку, обхватив себя руками под коленками и положив на них голову. В этой позе он был очень похож на Аленушку, сидящую на берегу, и это рассмешило Володю. Он был очень горд своей придумкой, в результате чего маньяк совсем себя раскрыл.

— Через два часа я должен с ним встретиться, здесь, на горе, только я не пойду к нему, — скороговоркой неожиданно выпалил Кошмарик и снова замолчал.

— Он что… напал на тебя? — осторожно спросил Володя.

— Считай, что напал. Если бы не ты, не знаю… Я ведь раскрутил его в разговоре, он признался, только не знаю, будет ли это милицией учтено…

Кошмарик достал плейер, перемотал пленку к началу, и полился длинный нудный разговор художника-маньяка с подростком, явившимся в его дом, чтобы уличить того в тяжких преступлениях. Записалось все отлично, даже дикие крики Любителя: «Желтого! Желтого!», но Володя, прослушав пленку, неопределенно пожал плечами:

— Кроме его фразы «А ты еще сомневался?», ничего для суда интересным быть не может. Где доказательства? Он скажет — я шутил, я играл, я пугал, не мой голос, скажет он в конце концов! Конечно, ты можешь попугать этого психа тем, что отдашь кассету в органы, но там тебе скажут то же, что и я.

— А рана на его ноге? Я же видел, как он прихрамывал.

— Подумаешь — на гвоздь напоролся, на кухне картошку чистил и нож сорвался, да мало ли что еще можно придумать.

— Одеколон?

— Сам же говорил — не улика!

— Да, все правильно! — с горечью воскликнул Ленька, ударяя кулаком по колену. — Выходит, я напрасно к нему ходил? Выходит, не получить мне пятьсот баксов?! — Кошмарик смотрел на Володю глазами полными слез, и Володе стало жаль друга.

— Не получить, забудь о них, но сумасшедшего этого мы поймать должны. Мы, и только мы! Мы должны взять его в тот момент, когда он снова за свое дело примется! Мы доставим его констеблю и скажем: «Господин лейтенант, наденьте на этого типа наручники — он напал на этого пацана, и еще мы знаем, что он нападал на того-то, того-то! Вот доказательства!» И тогда мы все подробно опишем, что знаем, и даже заставим Любителя снять штаны и показать рану на правом бедре, как раз на уровне моей опущенной руки! Мы сделаем это, Леня, а то меня в Питере совесть сожрет, понял?!

Кошмарик был просто оглушен горячей речью друга. Ему было тяжело согласиться с тем, что пятьсот долларов, на которые он так рассчитывал, ему по достанутся, а поэтому все недовольство перенеслось сейчас на гада-маньяка, будто это именно он и лишил его богатства.

— Ладно, будем брать психа. Как ты хочешь это сделать? Снова меня к нему на фазенду запустишь? Фиг, не пойду!

— Не пойдешь ты к нему, и на горе с ним встречаться не будешь!

Так заявил Володя и стал снимать с себя футболку, джинсы, потом подошел к завалу из кирпичей, закрывающему вход в подвал, и отвалил их в сторону. Спустя пять минут, не заботясь о факелах, он спустился в подвал. Он очень хорошо помнил, где оставил ящик с гранатами, а поэтому быстро разыскал его, но весь ящик брать не стал. В темноте нащупал только две гранаты и понес их к проему.

— Держи-ка, да поосторожней, не стукни о камень! — подал Володя Леньке гранаты, а потом, забравшись на кучу мусора, наваленного в прошлый раз, выбрался из подвала.

— Ты че, — смотрел на него Кошмарик, когда друг молча стал одеваться, — Любителя этого хочешь гранатой подорвать?

— Нет, не хочу, — серьезно ответил Володя. Они мне… вернее, тебе для другого нужны. Садись и слушай.

Они уселись на кирпичи, гранаты лежали у их ног. Володя, понимая огромную важность предстоящих событий, понимая, что на ошибку он не имеет права, глухо, чужим голосом заговорил:

— Я про то, что маньяк на желтое реагирует, совсем недавно догадался. Футболку эту быстро купил, а если бы не догадался?

— Ладно, не хвались! Говори дальше! — потребовал Ленька, видя, как взвинчен Володя. И тот продолжил:

— Ну так вот, через час мы пойдем на косогор, он чем-то притягивает к себе нашего Любителя, и я сяду там, будто любуюсь видом. Буду сидеть в этой футболке. Ты возьмешь обе гранаты и спрячешься в кустах — помнишь, там неподалеку густые кусты начинаются.

— Хорошо, спрячусь. Дальше что? Появляется Любитель, и я его мочу гранатой?

— Слушай, не треплись, а? — поморщился Володя. — Дело-то серьезное. Ты никого не мочишь, но внимательно следишь за нами, вернее, за этим шизиком. Он сейчас сам не свой, взволнован — еще бы, я его так завел! Если б я не по кустам бежал, он бы, может, меня догнал! Ну вот, появляется наш псих, подходит ко мне и…

Когда Володя дошел до этого места, то невольно вспомнил свою первую встречу с душителем и не мог продолжать — ему стало страшно.

— Ну, подходит он, значит, к тебе и говорит: «А почему это, молодой человек, вы посмели надеть футболку любимого цвета китайских императоров?» Так, что ли?

Шутка Кошмарика вернула Володе самообладание.

— Думаю, он сразу набросится на меня. Я, конечно, буду готов к этому и постараюсь так напрячь шею и нагнуть подбородок, что задушить меня быстро он не сможет!

— Ну так медленно задушит, — вякнул Кошмарик. — Ему так даже интересней.

— Не задушит! — зло посмотрел на друга Володя. — Ты не дашь ему меня задушить.

— Значит, я вас обоих подорву гранатой. Тогда ты на самом деле не будешь задушен — тебя убьет осколками!

— Слушай, брось ты свой черный юмор, не до шуток! — взмолился Володя. — Когда ты увидишь, что он схватил меня, рви у гранаты кольцо и бросай ее вниз, под гору! Через несколько мгновений она взорвется, Любитель от неожиданности выпустит меня, а ты выйдешь из кустов с другой гранатой в руке и пойдешь к нему. Только что бы тебе сказать ему такое, пострашнее?

— Вот что — руки вверх, проклятый фашист! Не двигайся, а то я в натуре замочу тебя!

— Что ж, можно и так, только говори это сурово, со злостью в голосе и гранатой эдак крути в воздухе, только смотри не урони. Ну что, согласен?

Где-то в глубине души Володи теплилась подленькая надежда, что Кошмарик не решится, испугается и откажется, но тот, подумав, подергав себя за нос, точно в нем он хотел найти недостающую решимость, сказал:

— Ладно, сделаю все, как ты придумал. План твой довольно уматный. Может, прорепетируем на месте?

— Конечно, пойдем туда! Займем позицию, а то вдруг Любитель захочет раньше тебя прийти, чтобы до совершения сделки полюбоваться окрестностями. Идем!

— Сичас! Только гранаты бы надо в тряпочку завернуть — попадется навстречу дачник, так испугается, что в штаны наложит.

Они осторожно пошли к назначенному Любителем месту, боясь, что он их уже ждет, но, к удовольствию ребят, там никого не оказалось. Друзья сразу договорились, где каждый будет находиться. Володя должен сидеть метрах в пятнадцати от дороги, спиной к ней, а Кошмарик устроится в кустах орешника, в двадцати шагах от другана. Он залез в них, прикинул, что если бросит гранату под углом вниз, то она разорвется метрах в тридцати от Володи и душителя, не причинив им вреда, — от осколков их защитит выступ на скале горы. Место было удобным еще и потому, что идти до Любителя, приступившего к своему черному делу, было недолго — через пару секунд Ленька бы уже стоял рядом с ним, угрожая второй гранатой.

До назначенного срока оставалось еще полчаса, но Володя сказал:

— По местам! Боюсь, не пришел бы он раньше!

— По местам так по местам, — направился к кустам Кошмарик, но друг окликнул его:

— Леня…

— Ну, чего тебе? — полуобернулся Кошмарик.

— Ты гляди не опоздай, — в просьбе Володи слышалась почти мольба, и Ленька, уловив ее, чуть капризно бросил:

— Да не мандражируй ты… лох домашний! — Он уже забыл, как сам трясся, выйдя из дома Любителя.

Володя, слыша, как зашуршали кусты за прятавшимся в укрытие Ленькой, сел на сухую траву нагретого солнцем спуска. Перед ним развернулась спокойная, мирная даль, которая казалась ему сейчас особенно притягательной, потому что там, сзади, таилась смертельная опасность. Именно сейчас он ясно понял: не будь заключенного позади него зла, он бы никогда не оценил прелести лежащего перед ним мира. Когда за его спиной раздался тихий хруст травы под чьими-то ногами, Володя не испугался. Он только напрягся и прижал подбородок покрепче к своей груди. Шаги приближались, и скоро шуршание травы, становившееся все громче, напоминало ему треск ломаемых бульдозером бревен. Но Володя был ко всему готов, поэтому, когда холодные пальцы, крепкие и жесткие, как клещи, сдавили ему шею, он, сопротивляясь всем телом чужой силе, не испугался. Он лишь ждал, когда раздастся взрыв…

…Кошмарик заметил приближающегося Любителя, когда тот еще мелькал метрах в пятидесяти от косогора. «Чувак, все ништяк! — подбодрил себя Ленька, чувствуя между тем, как колени его начали стучать друг об друга. — Ну, ну, поближе, поближе, не боись!»

Любитель, как видно, не ожидал того, что увидел на условленном месте. Кошмарик видел, что он остановился как вкопанный, устремив на желтую футболку жадный взгляд. Казалось, он боролся со страшным искушением, и Ленька увидел, что мужчина чуть повернулся, чтобы уйти прочь, но развернулся вновь, не в силах побороть преступное желание убить, у которого давно был в рабстве. Он на цыпочках стал приближаться к Володе.

Кошмарик, ожидая развязки, с бешено стучащим сердцем, видел, как Любитель шел, высоко поднимая ноги с вытянутыми носками, руки его были протянуты вперед, пальцы растопырены и скрючены в суставах, рот приоткрыт, а голова тоже вытянута вперед. Если бы этот человек хотел поймать бабочку или схватить за уши сидящего зайца, то все его движения показались бы смешными и нелепыми. Но Кошмарик знал, что нужно этому человеку, а поэтому его походка и движения вызывали одно лишь омерзение, и Ленька вложил в кольцо гранаты большой палец левой руки.

Когда маньяк уже обхватил шею подростка, Кошмарик понял, что пора действовать. Резкий рывок пальца — и кольцо упало к его ногам. Размахнувшись и стараясь бросить гранату подальше, он мощно двинул плечом: крутнувшись несколько раз в воздухе, граната полетела вперед, шмякнулась на землю и покатилась вниз. Ленька смотрел, как катилась она, все удаляясь и удаляясь, пока не скрылась из виду, а взрыва не было…

— Что случилось? — не понял он. — Где взрыв? Что делать?!

Он тут же осознал, что произошло нечто ужасное, незапланированное. Он посмотрел на Любителя и Володю. Он не видел, что душитель, услышав тупой звук от падения гранаты, посмотрел в ту сторону, но, ничего не разглядев, вновь уставился в затылок Володи, который сопротивлялся, теперь уже цепко схватив душителя руками за обе его руки. Между тем в глазах его начало темнеть, он все еще ждал, когда раздастся взрыв, но взрыва все не было…

«Нужно рвать вторую гранату! — металась мысль Кошмарика. — Он его задушит!»

Но лишь сомнение в том, что и эта граната может покатиться с горы такой же безобидной колотушкой, заставило Леньку действовать иначе.

Из кустов он вылез тихо и, стараясь ступать так же осторожно, как душитель, зашел к нему со спины. То ли Кошмарик на самом деле двигался так бесшумно, то ли маньяк весь ушел в свои ощущения, но Ленька, неотрывно глядевший в затылок душителя одновременно с ненавистью и холодным расчетом, приблизился к преступнику за какие-нибудь семь секунд. Затылок маньяка становился все больше, совсем приблизился и, казалось, заслонил от Леньки весь мир. Кошмарик взмахнул рукой и опустил немецкую гранату с длинной деревянной ручкой прямо на ненавистную голову. Когда душитель, издав какой-то короткий сдавленный звук, свалился прямо на Володю, Кошмарик, оттолкнув маньяка в сторону, перевернул друга на спину. Он стал похлопывать его по щекам и, увидев, как они начинают розоветь, а запекшиеся губы шевелиться, сказал Володе, борясь с накатившими, совсем незваными рыданиями:

— Вовчик, ты че, ты че?! Очухайся! Тебе от Кости Кинчева привет! Он нас с тобою на концерт зовет. Поедем?

* * *

Два друга и Володины родители стояли на платформе с чемоданами и ждали электричку. Кошмарик курил, Виктория Сергеевна отгоняла от лица сигаретный дым, стараясь делать это незаметно. Володя смотрел на гору, опершись локтями на прохладный металл ограждения. Ему было жалко, что они уезжают отсюда на неделю раньше срока.

— Слушай, — сказал ему тихо Кошмарик, — а мне что-то жаль отбывать в Питер. Теперь-то можно было поболтаться, рыбку половить, на дискотеку сходить. Здесь же дискотека есть, ты знаешь?

Кошмарик будто угадал чувства Володи, и тот посмотрел на друга с уважением:

— Конечно жаль, но мне бы здесь было уже скучно.

— Это потому, что душителя арестовали? — изумился Кошмарик. — Ну тогда ты, Вовчик, сам шизоид! Он же тебя чуть к Богу на небо не отправил!

— Ты не понимаешь! — махнул рукой Володя. — Просто я здесь такую штуку понял… понял, что по-настоящему оценить добро можно только столкнувшись со злом, а когда мы этого психа сдали, все вроде пресно стало…

Кошмарик затушил окурок прямо об ограждение и удивленно покачал головой:

— Да, Вовчик, еще какой ты шизоид, если такие вещи стремные говоришь! Добро, значит, без зла не существует? Ну шиз! Ну шиз!

Подошла электричка. Забрались в вагон. Поезд тронулся, и Володя, сидевший у окна, смотрел на удаляющуюся гору. Она становилась все меньше и меньше, покуда не стала по ходить на какой-то невзрачный пригорок.

На душе Володи было тепло и спокойно.