А дежурный майор милиции, хоть и казался измученным, но не был занудой и не стал спрашивать у Володи, как его фамилия да где он живет. Записал в свою книжечку номер поезда, номер вагона и имя проводника. Сказал, что позвонит таможенникам, и они передадут, куда надо. Да еще поблагодарил Володю за бдительность.

Счастливый, словно на крыльях, несся Володя к метро, чтобы успеть до его закрытия. Со Злым ему удалось рассчитаться. Нет, он не стремился к тому, чтобы арестовывали лично самого Злого. Для Володи было достаточно и того, что арестуют картину, то есть у Злого больше не будет возможности проверить: настоящая она или поддельная. «Таможенники заберут ее — и все! думал Володя. — Только бы они сумели открыть этот тайник, но ведь они такие дотошные, непременно найдут, непременно!»

Теперь существование Володи отравляло лишь воспоминание о Белорусе и Ките, об угрозе Петруся Иваныча. Володя был твердо уверен в том, что они попытаются забрать «Иеронима», а Белорус к тому же будет мстить ему за маму. Но как провести Белоруса и Кита, Володя уже почти что знал, правда, план по «уничтожению» этой парочки еще не оброс деталями, но общие контуры вырисовывались довольно четко. Но, чтобы защелкнуть капкан, в который должны были попасть Белорус и Кит, требовалась помощь двух людей, очень близких Володе, и об этом Володя уже успел хорошо подумать.

 

***

— Ну и где ты шляешься по ночам? — Отец встретил мальчика в прихожей. — Или ты снова мне будешь говорить, что был на съемках какого-то фильма?

Отец стоял в майке, скрестив на груди руки, и его могучие бицепсы даже в спокойном состоянии бугрились, словно яблоки, которыми туго набили мешок. Шея у папы была такой же ширины, что и голова, живота не было совсем, и его торс, подобно верхней части песочных часов, конусом нисходил к поясу.

— Я спрашиваю тебя, где ты болтался? — снова спросил отец, и Володя понял, что папка не на шутку решил взяться за его воспитание.

— Я, я, — пролепетал Володя, испугавшись сурового взгляда отца, — я был у одного знакомого художника. Я учусь рисовать, собираюсь поступать в училище...

— А это что у тебя такое? — выхватил отец, не спрашивая разрешения, картину из-под мышки Володи, содрал с нее бумагу и, нахмурившись, стал рассматривать.

— Откуда у тебя она?

— Так я и говорю, я был у художника... — Но Володя прекрасно видел, что отец не верит ему, и теперь мальчик подумал, что настала удобная минута включить отца в игру, последнюю игру операции «Святой Иероним». Теперь была нужна сила отца, и он, если бы узнал о том, кто покушается на эту картину (ну, пусть не эту, а на картину, очень похожую на ту, что была сейчас в руках отца), непременно бы помог ему, Володе.

И мальчик, уведя отца в свою комнату, посвятил его в свой план, начав так:

— Скажи честно, ты бы хотел, чтобы мама вернулась к нам?

Папа похрустел костяшками пальцев, посопел и ответил:

— Ну, допустим. Только как ее вернуть?

— Мужчина, к которому ушла мама, обязательно должен прийти за этой картиной, только надо сделать так, что он сам залезет в квартиру, понимаешь? Только в этом случае мы сможем позвать милицию и его арестуют, возьмут с поличным. Тебе ясно?

— Пока не очень... — честно признался отец.

— Ну как же! — с досадой воскликнул Володя. — Все очень просто! Этот человек завтра или послезавтра будет требовать у меня картину, но я ему скажу, что картина находится не у меня, что она вообще уже не моя, и укажу ему, где картина висит. Вот он и полезет в эту квартиру, но ты будешь сидеть в засаде, заодно вызовем милицию, и голубчик попадется в наш капкан, как кролик!

— Но это его картина? — недоуменно спросил отец. — Это очень ценная картина?

— Нет, не его, не его, ты не волнуйся! — заверил отца Володя. — И картина — это только копия с одной очень ценной картины, вот я и ловлю его на эту наживку. Знаешь, — добавил Володя, — если я его не поймаю, он может... может меня убить, я это тебе серьезно говорю...

Отец поднялся с Володиной постели, на которой они сидели вдвоем, и уже у двери сказал:

— Да, маму мы вернем, а тебя убить я не позволю, не бойся. Ты в школу пока не ходи. Разговаривай с этим... господином только по телефону, а мне назови тот день, когда твой «дядя» будет картину красть. Только постарайся точно определить тот день и даже час, наведи его.

— Да, я знаю, как это сделать, знаю, — отвечал Володя, и через десять минут он уже спал, убаюканный усталостью и желанием уйти хоть ненадолго из мира, где, кроме добра и солнца, есть зло и тьма.

 

***

К кому, как не к Иринке, мог обратиться Володя за помощью? Во-первых, она была девочкой, и было вполне естественно, что именно ей, хорошо известной Белорусу по работе в Плоцком замке, Володя и подарил «Святого Иеронима». Во-вторых, было очень удобно использовать ее квартиру для «капкана», как находящуюся близко к Володиной квартире. К тому же днем там никто не обитал. В-третьих, к Иринке Володя мог смело обращаться потому, что она сама предлагала ему помощь, помощь искреннюю и беззаветную.

Утром, стараясь застать Иринку до того, как она могла уйти в школу, Володя позвонил в ее квартиру. Она отворила мальчику, одетая не в школьное платье, а в пестренький домашний халатик, а поэтому очень смутилась, когда предстала перед мальчиком в этом наряде.

— Ну, заходи. Чего же ты так рано? Что-нибудь произошло? — быстро заговорила девочка, пытаясь скрыть смущение.

— Да, произошло, — сказал Володя, делая мрачное лицо и снимая в прихожей куртку. — Просто меня хотят убить, вот что.

Он внимательно смотрел на еще припухшее со сна лицо Иринки и видел, что это известие, к великому его изумлению, совсем не поразило ее, словно она уже давно была уверена в том, Володе грозит какая-то серьезная опасность.

— Чем же я могу помочь тебе? — спросила Иринка, когда они уселись за столом в гостиной. — Кто же хочет тебя убить?

Володя снял бумагу с полотна, нарочно захваченного с собой.

— Неважно, кто. Я, может, и сам не знаю, кто эти люди, но они охотятся за этой вот картиной.

Девочка поправила очки и с интересом уставилась на картину.

— Да это же «Святой Иероним»! — с чувством заявила она. — Да, я узнала! Эта картина висела в Эрмитаже, откуда она у тебя? Это подлинник?

Володе было неприятно, что Иринка узнала картину. Теперь она знала, что Володя как-то связан со «Святым Иеронимом». «А вдруг до нее докатится слух о похищении из Эрмитажа картины Боттичелли? Ведь она вспомнит и уж обязательно донесет — честная!» Но деваться теперь было некуда.

— Это копия, а подлинник, как и раньше, — в Эрмитаже. Но те, кто хочет меня убить, думают, что это и есть подлинник. Мне же, чтобы спастись, нужно повесить эту картину у тебя, будто я подарил ее тебе и вернуть им полотно никак уже не могу. Эти люди полезут в твою квартиру, тут-то их и схватит милиция, с поличным схватит.

Девочка смотрела на Володю недоуменным взглядом, но мальчик видел, что удивление это проистекало совсем не потому, что Иринка не могла понять принцип плана, а оттого, что сомневалась в чем-то.

— Скажи, — тихо начала она, — а «Святой Иероним» на самом деле... похищен? Его в Эрмитаже больше нет?

Володя похолодел. Он никак не ожидал этого вопроса от Иринки. Он был уверен, что девочка сразу согласится повесить у себя картину, а теперь она решила провести анализ, какое-то глупое расследование, будто судьба картины для нее была более важна, чем вопрос жизни и смерти мальчика, к которому она была, Володя знал, неравнодушна.

— Нет, «Святой Иероним» не похищен! — возмутился Володя, не вынося ее чистого, честного взгляда. — Картина, то есть подлинник, по-прежнему находится в музее, а это вот, — посмотри внимательней, — всего лишь копия, очень классная, но все-таки копия!

Однако это объяснение не удовлетворило Иринку, и она настойчиво спросила:

— Тогда почему эти бандиты хотят убить тебя ради копии? Отдай им ее, и не нужно будет ничего придумывать, никого хватать. Или ты выдаешь эту копию за настоящее полотно и картину на самом деле похитили из Эрмитажа?

Теперь Володя не похолодел, а просто вспотел. Он никак не ожидал от девочки такой проницательности. Как он мог ответить на вопрос Иринки?

— Ну я же сказал тебе — подлинник в Эрмитаже, в Эрмитаже! раздраженно воскликнул Володя. — Да, я выдаю эту копию за настоящее полотно, но делаю это затем, чтобы обезвредить преступников! Помнишь, как мы с тобой ловили Диму, когда он пытался украсть палаш кавалергарда? Так вот эта операция очень напоминает ту, старую!

Похоже, девочка на этот раз поняла, чего хотел Володя, но сомнение все же не оставило ее.

— И все-таки, — серьезно сказала она, — мне кажется, что твоя роль во всей этой истории не только... благородная. Скажи, ты был замешан в похищении картины из музея? Ведь если бы твои преступники не знали, что подлинник на самом деле похищен, тебе бы не удалось выдать эту копию за настоящую картину, так ведь?

Володя хотел было закричать на Иринку, назвать ее дурой, в третий раз сказать, что подлинный «Святой Иероним» до сих пор находится в Эрмитаже, но он передумал и лишь, не глядя Иринке в глаза, сказал:

— Да, я на самом деле имею отношение к похищению картины, только... только я не вру, подлинник в Эрмитаже, все еще там. Но я очень прошу, не выдавай меня. Я тебе потом все расскажу, а сейчас спаси меня. Мне на самом деле нужно повесить в твоей квартире эту копию, а иначе... иначе со мной покончат.

Володя посмотрел на девочку. На ее глазах блестели слезы, и девочка сказала:

— Повесь же здесь эту картину, но пообещай мне, что настоящий «Иероним» так и останется в музее. Обещаешь?

Как трудно было Володе ответить положительно на этот непростой вопрос, но он все же, скрепя сердце, сказал, отводя глаза:

— Ладно, обещаю!

Потом мальчик для чего-то подошел к окну, внимательно посмотрел на дом, располагавшийся напротив дома Иринки, после взглянул на стену комнаты, противоположную окну, и твердо сказал:

— Картину повешу вот сюда. У тебя найдется молоток и гвоздь?

— Да, принесу сейчас, — кивнула Иринка и на самом деле через пару минут притащила необходимые предметы.

Подойдя с картиной к стене, Володя, снова поглядывая на дом, стоящий напротив, определил для полотна место с точностью до сантиметра, потом вбил гвоздь и повесил на него «Иеронима».

— Окно прошу не занавешивать, — строго сказал Володя. — И ты можешь дать мне ключ от входной двери? Есть лишний?

— Да, есть, — сказала Иринка. — Мамин ключ. Только ты мне скажи, когда придут твои бандиты? Мне ведь не нужно будет дома находиться?

— Думаю, — насупил брови Володя, — сегодня они придут ко мне и станут требовать картину. Я же предложу им явиться на твою квартиру завтра, между двенадцатью и часом дня. Нет, лучше раньше — за час до полудня. Ты ведь в школе до трех часов?

— А сегодня до четырех... — сказала девочка.

— Ну и погуляй до четырех. Пусть «мальчики» поработают, а мы их и накроем. Возможный ущерб я тебе возмещу, — ну там, стоимость сломанного замка и прочее...

— Это все ерунда, — перебила его девочка. — Ты только сам будь осторожен, пожалуйста.

И Иринка взглянула на Володю с такой болью и жалостью, что мальчику стало жутко приятно, но одновременно и очень стыдно.

Уйдя от Иринки с ключом от ее квартиры, Володя тотчас пошел домой. Завтрак он приготовил себе сам, сварив пару яиц. Намазал маслом два больших куска булки, налил чаю и уже было съел одни бутерброд, как вдруг в прихожей раздался смелый звонок. «Уж не они ли идут! — екнуло Володино сердце, и тотчас пропал аппетит. — Рано как!» — ни к селу, ни к городу подумал Володя и побежал к входной двери.

— Кто там? — спросил он, дожевывая кусок булки.

— Телеграмма Климовым! — пропищал за дверью девичий голос, и Володя с неудовольствием, но в то же время и с чувством облегчения стал крутить шишечку замка.

Однако, едва дверь оказалась открытой, как тут же резко подалась вовнутрь, повинуясь чьему-то мощному напору извне, и в прихожей через три секунды уже стояли Кит и Белорус, тяжело дышавшие, будто бежали до этого по крайней мере полчаса.

— А вот и мы, наш юный друг! — улыбаясь, сказал Белорус. — Извини уж нас за внезапное вторжение и за старинный трюк. Попросили одну девчушку, она спускалась сверху, — сыграть роль почтальона за небольшое вознаграждение. Она справилась со своей задачей прекрасно, и вот мы уж у тебя в гостях. Разреши пройти для разговора.

— Проходите, — сказал Володя, стараясь унять волнение. — Может, чайку хотите?

— А почему бы и не испить чайку? — весело обратился Белорус к Киту, угрюмому и неказистому. — Давай, Володька, угости нас чаем. На дворе такая мокрая погода, и согреть желудки нам не помешает.

Володя провел «гостей» на кухню, дрожащими руками достал стаканы и разлил по ним заварку. Через две минуты Белорус и Кит уже хлебали горячий чай, а Кит даже принялся за недоеденный Володин бутерброд с яйцом. Утерев рот краешком полотенца, Белорус сказал:

— Спасибо тебе, Володя, за чаек, а теперь давай о деле потолкуем.

— Ну что ж, давайте, — согласился мальчик, — если вы считаете, что нужно.

— Нужно, очень нужно! — махнул рукой Белорус. — Ну, слушай... Спектакль ты, Володя, отрежиссировал отлично и свою маму убедить вполне сумел в том, что я первостатейный негодяй и вор. Твоя мама от меня ушла и даже оставила мне на память все мои подарки — что ж, женщина с характером. Но мне тоже хотелось бы получить за эту потерю компенсацию. Разве у нас с тобой не было мужского уговора и разве ты не обещал мне за маму отдать «Святого Иеронима», на которого ты, мальчик, претензий иметь не можешь? Да и на что тебе картина? Продать ты ее в России не сумеешь — тебя накроют тут же или тебя попросту обманут покупатели, отняв полотно да и все. Ты за нее не получишь и рубля, а большие неприятности нажить сумеешь, так то...

— Ну и что вы предлагаете? — разгрызая кусочек сахара, спросил Володя.

— А вот что, — наливая в стакан заварку, сказал Петрусь Иваныч. — Ты добровольно отдаешь нам полотно, а я тебе вручаю гонорар, за труды, так сказать, — пять тысяч долларов. Ты понимаешь, я еще иду тебе навстречу: мало того, что я, — и Белорус вздохнул, — пожертвовал любимой, я прощаю тебе твой гнусный обман, твою комедию да еще и денег даю в придачу, целое состояние — пять тысяч долларов!

И в подтверждение своих слов Белорус вынул из потайного кармана своего нарядного с искрой пиджака целую пачку зеленых американских банкнот.

— Во, гляди! — радостно сказал Петрусь Иваныч. — Все твои будут, столько купишь на них...

— У меня больше нет картины, — тихо и спокойно перебил словоизлияния Белоруса Володя.

— Это как же, позволь-ка?.. — насупил брови Петрусь Иваныч. — Ты что, снова нас хочешь провести?

— Слушай, Петро! — резко вмешался в разговор Кит. — Этого мальца нужно поскорей мочить и не вести с ним эти дурацкие трали-вали! Он нас парит, как девочек, а мы сидим, уши по плечам развесив! Давай его кончать!

Володя не то что испугался — его охватил панический ужас, потому что он догадался о серьезности намерений Кита по злому выражению его гнусной рожи и по крепко сжатым кулакам.

— Как... как кончать? — пролепетал Володя. — Но у меня на самом деле нет картины, не вру я, правда!

— А где она? — спросил Белорус. — Знаешь, Вова, ты брось-ка водить нас за нос! Ты хоть и сын моей бывшей любимой женщины, но я не смогу отказать в удовольствии своему другу, и он на самом деле строго накажет тебя самым неинтеллигентным образом, потому что является человеком малокультурным.

— Ну, это уж ты перегнул малехо... — буркнул обиженный Кит.

А Володя сказал:

— Нет, на самом деле, нет больше у меня картины! Она мне и не нужна была! Вы же знаете, я при помощи «Иеронима» маму свою возвратить хотел, полотно сыграло свою роль, и я вчера подарил картину подруге своей, Иринке! Да вы же, Петрусь Иваныч, помните ее! Она в музее вашем вместе со мной и мамой была!

Белорус смотрел на Володю глазами, полными ненависти.

— Да помню, помню я твою Ирину! — буквально трясясь от злости, сказал Петрусь Иваныч. — Да, симпатичная особа, но ты же не псих, ты не шизофреник и понимаешь, что можно подарить одеколон французский, серьги, в конце концов, но дарить полотно Боттичелли, цена которого там, у них, на Западе не меньше миллиона долларов, нельзя, никак нельзя! Или ты нас опять надуваешь?!

— Да конечно, опять динамо крутит, щенок зеленый! — воскликнул Кит. Давай-ка я его, Петро, немножко за пальчики подергаю — вмиг заговорит!

И Кит, быстро схватив Володю за руку, так вывернул ему пальцы, что мальчик заорал благим матом:

— О-о-ой! Не надо! Не надо! Покажу вам, где она висит! Покажу!

Белорус, который, видно, на самом деле не любил рукоприкладства, сделал знак Киту:

— Довольно, маэстро, довольно! Володя сейчас нам все расскажет. Правда, Вова?

— Да, все расскажу и покажу, — потирал Володя свои пальцы, скорчив гримасу боли и страха. — Только не выкручивайте пальцы, хорошо?

— Брехать не будешь — и пальцы будут целы! — гаркнул на него Кит. Снова будешь туфту нести — переломаю кости и костылей не дам!

— Хорошо, хорошо, маэстро! — успокоил Кита Белорус. — Мы поняли, что ты шутить не любишь. Ну, Володя, говори, только честно.

— Картина на самом деле у Иринки, и я ее забрать не могу, но пойдемте, я покажу вам ее квартиру. С улицы, то есть с лестницы дома, стоявшего напротив, вы, наверное, увидите «Иеронима». Иринка картину на видное место повесила, напротив окна.

А Белорус все недоумевал:

— Да как же она могла принять такой подарок?! Она ведь не идиотка! Видно, что музейная картина!

— Нет, — сказал Володя, — я ей соврал — говорил, что копия, а она не разбирается. Понимаете, шел к ней на день рождения, а денег на подарок не было, вот и понес... Признаться честно, сам жалею! Мне бы сейчас ваши пять тысяч зеленых... — И Володя тяжело и очень натурально вздохнул.

— Ну и шизофреник! Ну и олигофрен! — возмущался в прихожей Белорус, облачаясь в свое роскошное пальто. — Одевайся, любимец женщин! Показывай, где висит «Иероним»! А я этого дурачка еще хотел в Оксфорд учиться отправить! Да тебя, недотепа, из российского ремесленного училища взашей выпрут!

— А вы не обзывайтесь! — огрызался Володя. — Нужен мне ваш Оксфорд! Постойте, сейчас бинокль возьму, чтобы лучше своего «Иеронима» разглядеть могли...

Володя запер квартиру вместе с «гостями» и вышел на улицу. Он жил с Иринкой в одном доме, только в разных парадных, и теперь требовалось лишь пересечь двор, чтобы попасть на нужную лестницу дома, стоявшего напротив, откуда Володя и хотел показать картину Белорусу и Киту. Вот они уже вошли в подъезд, поднялись на четвертый этаж (именно отсюда, как предполагал Володя, было видно полотно лучше всего), и Володя стал наводить бинокль на окно квартиры Иринки.

Разыскать нужное окно удалось ему не сразу, и Володя в душе перетрусил, испугавшись того, что не сумеет убедить претендентов на «Святого Иеронима» в том, что полотно висит у девочки. Наконец по желтым портьерам, откинутым к краям окна, мальчику удалось угадать окно Ирининой квартиры. Володя порезче настроил бинокль, довольно сильный, десятикратный, купленный когда-то отцом, и вдруг «поймал» картину. Да, это был «Иероним», хотя с большого расстояния детали расплывались, потому что стена квартиры оказалась неосвещенной. Однако Володя радостно воскликнул:

— Ну вот, посмотрите-ка! Это же «Иероним»! — и передал бинокль Белорусу. — Ищите второе окно от трубы на четвертом этаже. — И добавил вполголоса: — А еще пальцы выкручивали!

— Да тебе не только пальцы, а ноги вывернуть надо, — заметил Кит, а Белорус уже искал окно.

— Не вижу ничего! Где «Иероним»? — сердился он. — А, вот, нашел, на самом деле вижу, висит! Только ведь черт его знает — может, это репродукция какая-нибудь висит, не проверишь же!

— Да какая там репродукция! — обижался Володя. — Зачем я стал бы репродукцию дарить, смеетесь!

Посмотрел в бинокль и Кит, покрутил лысоватой головой и сказал:

— А ить действительно, вроде «Иероним», а кто его знает, что это на самом деле? В общем, проверить надо...

— Как же проверить? — задумчиво спросил Белорус, садясь на подоконник. — Ты, Володя, можешь вынести нам эту картину?

— Да как же я ее вынесу? — очень удивился Володя. — Разве у меня есть ключ? Да и не стану я красть подарок...

— Понятно... — кивнул Белорус. — А в квартире с этой Ирой кто еще живет?

— Отец живет, только отец. Он днем обычно на работе.

— А сама Ирина?

— Ирина в школе, до четырех часов...

— У них есть сигнализация? — сурово спросил Кит. — Подключены они?

Володя сперва не понял, а потом отрицательно замотал головой:

— Да где там! У них и красть-то нечего, живут небогато. Отец — младший научный в лаборатории. Откуда у них сигнализация?

— Дверь двойная? — продолжал «профессиональный» разговор соратник Белоруса.

— Нет, вроде одна там дверь, — задумался Володя. — Ну да, конечно, тонкая такая и один замочек, французский, кажется. А вы что хотите?..

— Не твоего ума тут дело! — прикрикнул на него Кит. — Говори номер той квартиры, быстро говори!

— Шестьдесят четыре! — сказал Володя и для виду задрожал. Точно догадался о намерении Кита. — Так вы хотите сами дверь открыть? Да разве можно, а вдруг вернется отец Ирины?

Володю не слушали. Кит обратился к Белорусу, и желваки гуляли по его лицу:

— Петро, ну-ка отвези меня на хату. Инструменты только заберу и сразу же назад, сюда. Пока девчонка в школе, пройдем в квартирку и картиночку возьмем, все проще-простого. Чего нам дожидаться?

Володя видел, что Белорус сомневается. Он, бывший работник культуры, интеллигент, понятно, был против квартирных краж, но делать было нечего и приходилось чем-то поступаться.

— А если на самом деле придет девчонка, что тогда? — кусая ногти, нервно спросил он у Кита.

— Ну так что ж? — широко осклабился Кит. — Что нам не заткнуть ей рот? Да она и возражать не станет! Ей что, цена картинки той известна?

— Но она меня помнит, помнит! — капризничал Петрусь Иваныч.

— Ладно, я тебе на морду платок свой повяжу — не узнает! — уговаривал Кит.

— Очень приятно мне будет дышать через ваш сопливый платок, маэстро, возражал Белорус. — Я лучше уж маску надену.

— Как угодно, как угодно, — торопил Белоруса Кит. — Ну, поедем же скорей! Чего время-то терять? Через час у нас в руках картинка будет, тихо все дело обстряпаем, шито-крыто!

И Белорус решительно взмахнул рукой:

— А-а, была не была, попробуем! — и тут же обратился к Володе: — А ты, любимец женщин, домой беги и проглоти свой язык! Ты нас не видел и куда мы собрались — не знаешь!

— Если брякнешь кому-нибудь, — поднес Кит свой здоровенный кулак к физиономии мальчика, — считай, что ты труп! Ладно, Петро, едем скорей на хату!

И мужчины застучали каблуками, сбегая вниз по лестнице. Володя же, оставшись на площадке лестницы, рядом с окном, лихорадочно думал, что же ему предпринять: «Разве я не мог предположить, что они не станут откладывать кражу на завтра? Что же делать сейчас? Звонить папе на работу? Но его могут не отпустить, он может опоздать, а эти типы откроют квартиру, снимут картину и тут же увидят, что она поддельная! Вот тогда-то я на самом деле стану трупом! Нет, ждать нельзя, нельзя! Нужно действовать одному!»

И Володя стремглав бросился вниз, выбежал на улицу и по выпавшему снегу, который уже стал раскисать, пересек двор в направлении к подъезду Иринки. Взлетев на четвертый этаж, Володя осторожно открыл дверь квартиры, где жила девочка, так нравившаяся ему, и вошел в прихожую. Замок на этой двери на самом деле был один, но с внутренней стороны висела цепочка, и ее, конечно, можно было защелкнуть, но Володя тут же отказался от этого плана: «Нет, нужно, чтобы они обязательно зашли в квартиру! Нужно завершить операцию с их задержанием! Где здесь телефон?»

Володя разыскал телефонный аппарат в большой комнате — там, где висел «Иероним». Шнур был длинным, и аппарат при желании можно было перенести в любой угол квартиры. «Это очень хорошо, очень хорошо! — думал Володя, лихорадочно соображая, где бы ему укрыться и ждать появления похитителей. Может быть, вот в этой комнате? — приоткрыл Володя дверь, ведущую в небольшую комнату, служившую, наверно, спальней и учебным кабинетом для Иринки, — здесь стоял письменный стол, аккуратно застеленная кровать, на которую небрежно был брошен тот самый халат, что был на девочке, когда она утром встретила Володю. — Да, здесь можно расположиться! — решил Володя. А этим письменным столом я забаррикадирую дверь, ведь милиция может и задержаться, и мне придется держать осаду!»

Нет, Володя не мог представить ясно, как будут вести себя воры. Мысли одна за другой вспыхивали в его мозгу, отгоняли одна другую, но наконец явилась мысль очень дельная, и Володя сказал сам себе: «Нужно сейчас же снять «Иеронима»! Если милиция задержит их в квартире с инструментами, этого будет вполне достаточно, чтобы забрать преступников. Но нельзя милиции показывать картину, иначе они сразу догадаются, когда раскроется кража из Эрмитажа, кто к ней причастен! А тогда и мне несдобровать!»

Володя быстро снял картину и отнес ее в маленькую комнату. Потом, поднатужившись, стал толкать письменный стол к дверям, а телефон, принесенный из гостиной, уже стоял неподалеку, на стуле. «Вот так, порядок! — с удовлетворением подумал Володя, когда дверь, открывающуюся вовнутрь комнаты, подпирал тяжелый письменный стол. — Теперь пусть ломятся сюда отсижусь до приезда милиции!»

И Володя, так и не снявший куртку, присел на краешек кровати. Здесь было так уютно и пахло чем-то необыкновенно чистым и добрым. «Наверно, Иринкой пахнет», — подумал Володя и тут же устыдился этой мысли. Он осмотрел стены комнаты. К его удивлению, здесь не было фотографии модных поп-звезд или киноактеров, зато висела большая репродукция «Сикстинской мадонны», а в углу несколько икон. «Зачем ей все это? — подумал Володя с насмешкой. — Да что она, верующая, что ли?»

Но завершить осмотр комнаты Володя не смог — где-то в прихожей раздался скрежет, и скоро мальчик, у которого перехватило дыхание, никак не ожидавший, что «они» придут так быстро, услышал шаги, прозвучавшие в отдалении. «Вот, вот, пришли! — засуетился Володя. — А я и телефон не подготовил! Скорей, скорей звонить!» Но каково же было облегчение мальчика, мигом снявшее тяжкую одеревенелость с напрягшихся рук и ног, когда он услышал негромкий кашель — так кашлянуть могла лишь Иринка!

— Ирина! — сказал он не громко, а почему-то шепотом, прислонившись к щели между дверью и косяком. — Ирина! Скорее иди сюда, только не раздевайся, не раздевайся!

Быстрые шаги приблизились к Володиному укрытию, и мальчик услышал голос девочки, с тревогой и удивлением произносившей так же в щель:

— Что ты здесь делаешь? Ты же говорил, что все будет завтра!

— Нет, нет, не завтра, Ирина, не завтра! Сегодня! — скороговоркой произнес Володя, отодвигая тем временем от двери тяжелый стол. — Скорее залезай сюда! Они сейчас придут! — Но тут Володю уколола непрошеная мысль: «А зачем же нужно девочку сюда тащить? Здесь же опасно!» Но другой голос, властно заговоривший в нем, приказал: «Пусть с тобой посидит и еще раз посмотрит на тебя, героя!»

Иринка, худенькая, ловкая, пролезла в комнату, держа в руках снятую куртку, и Володя тут же задвинул стол на прежнее место, надежно прислонив его к двери. Он посмотрел на девочку, тяжело дышавшую от волнения и сейчас показавшуюся ему удивительно красивой.

— Зачем ты пришла? Ты ведь должна была быть в школе? — спросил Володя.

— У нас отменили биологию — преподаватель заболела, вот я и пришла на час домой...

— Уходи отсюда, еще есть время. Здесь опасно, эти люди — страшные бандиты, — сказал Володя, очень боясь того, что Иринка на самом деле может уйти, но девочка лишь медленно покачала головой в разные стороны:

— Нет, никуда я не уйду, я буду с тобой, с тобой, потому что я... я люблю тебя.

И Иринка, протянув вперед свои руки, положила прохладные ладони на Володины щеки и, приблизив лицо к его лицу, очень нежно коснулась своими теплыми губами его дрожащих губ. В голове мальчика загорелся с треском яркий фейерверк, и невидимый оркестр грянул победный марш, ослепительно бравурный, громкий. Володя собирался было ответить Иринке тем же, но вдруг там, в прихожей, снова раздался скрежет, но не ровный, какой возможен от поворота ключа в подходящем замке, а грубый и нестерпимо резкий — как гвоздем по стеклу.

— Это они идут! — снова заколотилось сердце Володи. — Они! Я звоню в милицию!

И Володя непослушным пальцем стал крутить диск телефонного аппарата. На его счастье на том конце провода трубку сняли сразу, и дежурный услышал, как высокий мальчишеский голос, сбиваясь, сказал:

— Приезжайте, Наличная дом пять, квартира шестьдесят четыре! В дом лезут воры, они ломают дверь! Приезжайте! Только побыстрее или они убьют нас!

Дежурный, видно, почувствовал по голосу Володи, что тревога отнюдь не ложная и его не разыгрывают, а поэтому еще раз уточнил адрес и сказал, что наряд скоро будет. Володя положил трубку и стал прислушиваться. У Кита, орудовавшего за дверью, похоже что-то не ладилось, потому что скрежет продолжался и стал еще более громким и резким. Но вот дверь скрипнула на петлях, и в прихожей раздались шаги. Дверь тихонько хлопнула — воры, наверное, поплотней ее прикрыли, и тут Володя и Иринка услышали:

— Петро, а ну постой! Что-то не нравятся мне эти свежие следы на полу. Видишь, мокрые следы? Там кто-то есть!

И Володя услышал тревожный голос Белоруса:

— Ну, может быть, девчонка приходила да ушла. Пойдем посмотрим.

— Нет, погоди, — остановил его Кит. — А вот и портфельчик! Да она здесь, наверно! Что ж этот щенок сказал нам, что не будет никого? Эй, там, в квартире! Есть кто-нибудь?

Володя и Иринка услышали, что шаги стали приближаться, — воры зашли в гостиную.

— Нет никого, — сказал Белорус, с облегчением вздыхая.

— Но и картинки тоже нет, — заметил Кит.

— Да, на самом деле! — удивленно воскликнул Белорус. — Где же «Святой Иероним»? Неужели малец нас снова надинамил?!

— Ну, откручу ему башку, если доберусь! — проскрипел зубами Кит. Давай посмотрим в соседней комнате — может, там висит!

Шаги слышались совсем рядом, и Иринка невольно прижалась к Володе, вцепившись в его руку. Девочка даже не смотрела на дверь, уткнувшись лицом в Володино плечо, зато мальчик неотрывно, точно загипнотизированный, уставился в дверь, с тупым равнодушием ожидая, что же будет дальше.

— Гм, — удивился Кит, — а дверь-то закрыта!

— Вполне может быть, что «Иероним» именно в этой комнате. Недаром комнату и закрыли, не такие уж дураки эти мальчики и девочки, цену знают, только психопатов из себя корчат, — проговорил Белорус.

Кит подергал за ручку и с немалым удивлением сказал:

— Эге, а дверь-то не на ключ закрыта, а приперта чем-то изнутри! Там кто-то есть! Эй, девочка, открой-ка нам! Не бойся, тебе мы ничего не сделаем! Поговорить бы надо! — сказал Кит с нежностью волка, уговаривавшего козлят отворить дверь.

Но ему ответило молчание.

— Эй, ты, промокашка! — перешел Кит с ласкового тона на угрожающий. Если не отодвинешь то, чем ты там держишь дверь, то силой откроем, а уж потом держись — распишем на личике твоем острым перышком!

И тут Володю оставило прежнее оцепенение и он, смелея от присутствия Иринки, вспомнив, как смеялся над запертым в квартире оружейника Димой, с издевкой сказал:

— Слушай, Белорус, любимец женщин! Здесь не девочка сидит, а я, парень, и в руках у меня заряженное ружье! Только попытайся дверь сломать сразу из двух стволов картечью получите в харю!

Белорус и Кит опешили. Они никак не ожидали услышать голос Володи, которого отправили домой и велели держать язык за зубами.

— Ты что же, снова нас кинуть захотел, глист поганый?! — прорычал Кит, тряся дверь. — Да я же ремни со спины твоей вырезать стану и жрать тебя их заставлю!

— Ну и что вы этим добьетесь? — насмешливо спросил Володя. Картиночка-то у меня, а я ее возьму сейчас да и на мелкие кусочки ножиком и порежу! Что тогда делать будете? Лучше давай-ка, Петрусь Иваныч, мы с тобой тихо-мирно договоримся.

— О чем же? — насторожился Белорус, которому претили разговоры о вырезании ремней на спине и о стрельбе картечью.

— А вот о чем, — заговорил Володя, стараясь как можно дольше занять воров беседой. — Мне гонорар твой в пять тысяч баксов совсем не нравится. Картина стоит миллион зеленых, так что отстегни мне, будь любезен, полмиллиона долларов, и я с тобой, пожалуй, буду вести серьезный разговор. А нет — пошли отсюда к черту! Я, что ли, задаром на вас работал?

— Все, Петро, — снова зарычал Кит, — надо дверь ломать! Чего с ним толковать?

— Нет, подожди, — удерживал Кита Петрусь Иваныч. — Володя, а двадцать тысяч тебя не устроят? Это ведь тоже деньги неплохие.

— Нет, мимо, мимо! — издевался Володя. — Мне полмиллиона нужны, я депутатом парламента стать надумал, а ваши двадцать тысяч Киту вон подарите — у него фантазии, как у барана! Пусть себе сад и дачу купит да и выращивает там смородину и кабачки!

— Ну, вахлак паршивый! — гаркнул Кит и стал колотить в дверь чем-то тяжелым — то ли ломиком, то ли монтировкой.

Скоро тонкая дверь покрылась трещинами, стала отваливаться краска, и в проломе показался быстро мелькающий заостренный конец никелированного «инструмента», которым Кит орудовал с громким кряканьем, как шахтер в забое отбивает породу. Теперь Володя уже не разговаривал с ворами. Страх наводнил его сознание бурным, неудержимым потоком. С Иринкой вместе он попятился в дальний конец комнаты, и там, в углу, вцепившись в друг друга, они сидели и ждали того, что скоро в проломе покажется голова Кита, озлобленного, дикого, страшного.

Вдруг там, за дверью, снова раздался шум. Чей-то приказ прозвучал категорично и властно: «Всем на пол! Руки за голову!» Но кто-то из тех, к кому относился приказ, похоже, не выполнил его и даже, как понял Володя, попытался сопротивляться, поэтому еще более категорично, чем приказ, прозвучал выстрел, сухой, как треск ломаемой палки, раздался чей-то стон, и голос Белоруса, просящий и униженный, произнес:

— Только прошу вас, не стреляйте, не стреляйте! Вот мои руки! Пожалуйста, наденьте на них наручники...

И Володя, посильнее уперев в пол непослушные, дрожащие ноги, стал отодвигать от изуродованной двери письменный стол.