Володя в глубокой задумчивости, не замечая ни толпы, в которую он окунулся на Невском, когда вышел из отеля, ни сигналов светофора, когда переходил проспект, сел на скамейку в сквере перед Казанским собором. Вода бьющего здесь фонтана рассыпалась в пыль под действием свежего ветерка, эта пыль садилась на лицо и руки мальчика, но он не замечал прохладной влаги. Все сидел и думал.

«Скрипка орехового цвета! Она очень похожа на инструменты Страдивари. Она доводит людей до транса, как довела уже многих, в том числе и меня. Конечно, это украденная из музея скрипка Орланди, но зачем нужно было тому линялому мужчине приносить её Маркевичу якобы в подарок? А знал ли тот, кто купил скрипку Орланди, о её свойствах? Если не знал, то не мог быть уверен, что вернет скрипку назад, согласно условию. Но если даже и понял, какая сила в ней заключена, для чего пришел к скрипачу, ведь на Маркевича скрипка могла и не подействовать, и тогда бы владелец Орланди распрощался навсегда с шедевром старинного мастера. Ах, как это все странно! Главное, что она в руках у настоящего ценителя, а не у случайного барыги, я это понял. Нужно найти его, а потом уже думать, как завладеть инструментом!»

И Володя, поднявшись, зашагал в сторону музея музыкальных инструментов. Именно там, предчувствовал он, находится кончик нити, способной привести его к странному собирателю скрипок.

Он заглянул в вестибюль музея с опаской, боялся, что Серега, находящийся на дежурстве, не пустит его или, что хуже, станет приставать к нему, пытаясь взять реванш за поражение, которое ему нанес Кошмарик. Но в «аквариуме» сидел другой охранник, и Володя, шмыгнув мимо него, прошел прямо к подвалу, где располагался архив.

Вероника Мефодьевна сидела за своим рабочим столом и по обыкновению разбирала какую-то рукопись. Она подняла на вошедшего Володю свои усталые глаза. Мальчик так боялся увидеть в них упрек или даже злость, но одна лишь искренняя радость засветилась в этих поблекших, спрятанных в паутине морщин глазах.

— Ба, ба, ба! — прогудела она. — Глориа вам, синьор! Куда запропастился, голубчик? Садись-ка да расскажи!

Володя, тронутый теплой встречей, сказал:

— Да разве вы ничего не знаете?

— Ну да, был какой-то шум, ты что-то снял с витрины, ну и что? Неужели кто-то мог подумать, что ты способен на кражу? Я так и заявила и этой щуке Адельфине, и директорше нашей: посмотрите в глаза этого мальчика. Неужели вы увидите, что в этих глазах прячется вор? Какое-то недоразумение, право…

— Спасибо вам, Вероника Мефодьевна, — дрогнувшим голосом произнес Володя. — Я действительно не брал скрипку — я только хотел на ней поиграть. Скрипку взял другой человек, но пока я её не найду, называть имя этого человека не стану. Я же к вам пришел вот зачем. Помните, вы говорили о каком-то скрипичном мастере, он и ремонтировал, и изготавливал скрипки тот, что назвал имя итальянца…

— Ну да, я вспомнила, не продолжай, — перебила Володю старушка. Василий Васильевич Переделко. Только он уже умер, но его дело продолжил сын. Тебе-то что от него нужно?

— Один мой знакомый хотел отдать в починку дорогую скрипку, но все не решается — боится, что загубят инструмент. Если бы вы назвали адрес этого Переделко, то мой знакомый отнес бы ему в ремонт свою скрипку.

— Да, но только где я возьму его адрес? — задумалась старушка. — Может быть, в старых актах приемки, где Переделко-старший значился как эксперт? М-да, можно посмотреть, только это будет очень, очень ларго, ты понимаешь.

— Понимаю! Пусть медленно. Я подожду! — обрадовался Володя, а женщина, тяжело опершись на столешницу, поднялась, чтобы идти в хранилище за документами.

Едва Вероника Мефодьевна скрылась в чреве архива, Володя, стараясь не скрипнуть, поднялся. Он помнил, что не разобранные документы, с которыми он занимался, так и лежали в пачке в углу. Среди них находился и конверт с письмом и чертежом — он нарочно не внес его в опись. Именно к этой стопке бумаг и шел сейчас Володя на цыпочках, как настоящий вор.

«Ах, Вероника Мефодьевна, — думал он с каким-то веселым злорадством, напрасно вы решили, что я не способен на кражу! Еще как способен, только я не стану красть ради наживы. Я сейчас украду несколько бумажек и пока не знаю, понадобятся ли мне они, но все же украду. Потом я верну их на место, но это будет потом…»

Он чуть не рассмеялся от радости, когда его быстрые пальцы нащупали в большой стопе гладкую бумагу конверта. Володя выхватил его из общего вороха документов, выдернул из брюк подол футболки, запихнул конверт под тонкую ткань — нет, здесь он был виден даже почти слепому! Володя, слыша шаркающие шаги Вероники Мефодьевны, быстро передвинул конверт на спину, заткнул майку за пояс и сел за стол, приняв прежнюю позу.

— Сейчас посмотрим, сейчас, сейчас! — бормотала себе под нос старушка. — Архивы на то и нужны, чтобы хранить сведения обо всем! Так, начнем с шестидесятого года…

И женщина стала переворачивать страницы дела…

Она рылась в папках и сброшюрованных делах с полчаса, и Володя уже потерял надежду. Если Вероника Мефодьевна не найдет адрес этого Переделко, то, конечно, можно обратиться в адресное бюро, только все это затягивало сроки операции. Впрочем, план у Володи хоть и имелся, но был рыхлым, хлипким, как весенний снеговик, который вот-вот упадет. Но и этот киселек мог сослужить большую службу.

— Ну, радуйся, голубчик, — легонько ударила старушка желтой рукой по листу бумаги. — Вот адрес Переделко, правда, нет никаких гарантий в том, что его сын, которому сейчас около семидесяти, а то и больше, живет по этому адресу, а не где-нибудь еще. Возможно, его, прости господи, вообще нет на свете.

Женщина записала адрес на листке бумаги и подала его Володе. Во взгляде Вероники Мефодьевны Володя уловил какую-то невысказанную просьбу, и сам уставился на неё вопросительно. Женщина протянула ему белый квадратик, Володя взялся за его край и почувствовал, что архивариус не отпускает лист.

— Я тебя только об одном попрошу… — сказала старушка вдруг глубоким шепотом.

— О чем же? — отчего-то испугался Володя.

— Ты, голубчик, ту историю о губительном действии скрипок Орланди позабудь. Легенда это все, враки. Не морочь себе голову. Будь весел, беззаботен и здоров, как Моцарт в период написания «Свадьбы Фигаро».

Володя, ошеломленный, пробормотал что-то невразумительное и стал пятиться к выходу, боясь, что Вероника Мефодьевна увидит выпирающий под футболкой конверт. Он благополучно уперся спиной в дверь, кланяясь, как проситель в канцелярии времен Гоголя, открыл дверь и был таков. На улицу он тоже выбрался без приключений, но уже там, на солнцепеке, у него голова пошла кругом, а в глазах потемнело.

«Неужели старушка все знает? Откуда она все знает? Неужели читала письмо? Но тогда она непременно заметит пропажу конверта! Она не простит мне этой кражи, сообщит о ней директору и Адельфине! За мной прийдут, и тогда уже никто не поможет мне: и скрипка, и украденный документ будут дополнять друг друга, как два свидетеля, решившие во что бы то ни стало оговорить его!»

Володя минут пять стоял неподалеку от входа в музей. Раза два он порывался вернуться, спуститься в архив, положить на стол Вероники Мефодьевны конверт, все чистосердечно поведать старушке, рассказав даже о разговоре с Маркевичем. Вместе бы они рассудили, что делать дальше, Володя верил в мудрость и прозорливость старого архивариуса. Но стыд своей холодной когтистой лапой дважды хватал Володю за плечо и разворачивал его. Нет, взглянуть в печальные, потускневшие глаза Вероники Мефодьевны Володя сейчас не мог. Вот потом, когда отыщется скрипка… Инструмент обязательно нужно было найти!

Переметнув конверт со спины на живот, Володя решительно зашагал прочь, на ходу читая адрес. «Набережная Фонтанки, где-то у Аничкова моста. Это совсем рядом!»

Решив сегодня же завершить первую часть плана, полагаясь на свою везучесть и ловкость, Володя остановил такси и через десять минут уже стоял у парадного подъезда нужного ему дома. Холодная лестница с затхлым запахом поглотила его, а старый, тарахтящий лифт потащил на шестой этаж, под самую крышу.

«Не надейся ни на что, тогда и огорчаться не придется, когда поймешь, что в этой квартире никаких Переделко и в помине нет», — готовил себя Володя к неудаче.

Звонок прозвучал, и на удивление быстро послышался шум чьих-то шагов. Загремели замки, засовы, цепочки, дверь приоткрылась. На Володю спокойно смотрел крепкий старик с мощным бульдожьим лицом и валиком густых седых волос над выпуклым, изрезанным глубокими морщинами лбом.

— Кого вы хотели? — спросил старик.

— Простите, это квартира Переделко? — вежливо спросил Володя.

— Да. А кто конкретно тебе нужен?

— Сын Василия Васильевича — это вы? Просто мне вас рекомендовали в музее музыкальных инструментов как крупного, уникального специалиста по ремонту скрипок.

Старик усмехнулся:

— Уникален, мальчик, один лишь Бог. Ну да что нам с тобой через цепочку разговаривать? Зайди, расскажешь, чего хотел.

Володя шел по длинному коридору старинной петербургской квартиры с высоченными потолками, с лепным бордюром, с зеркалами в резных рамках и с запахом, хранившимся здесь, наверное, со времен первых обитателей этой квартиры. Однако к этому запаху примешивался ещё и щекочущий нос острый запах каких-то лаков, политур, масел, смол — и ещё аромат свежеструганного дерева. Он вошел в просторное помещение и замер у входа. Володя находился в мастерской, являвшейся к тому же и музеем. На одной стене висели скрипки, альты, гитары, прислоненные к той же стене стояли виолончели, два контрабаса. Здесь были два больших верстака, в углу стояли доски, приготовленные для распила. Повсюду были приспособления необычайной формы: струбцинки, зажимы, лекала. Много банок и бутылок с разноцветными жидкостями, кисти всех размеров. На стенах висели большие картины с изображением старинных музыкантов, застывших в жеманных позах.

— Итак, я слушаю тебя, — скрестив мощные руки на широкой груди, спросил старик. — Я — Виктор Васильевич Переделко, сын Василия Васильевича.

Эта фраза привела Володю в чувство, вернула его в реальность, и теперь нужно было срочно обосновать причину своего прихода в эту чудо-мастерскую. И он решил все выложить начистоту. Достав из-за ворота конверт, Володя протянул его мастеру:

— Здесь материалы, которые способны объяснить тайну скрипки неаполитанского мастера Орланди, ученика Антонио Страдивари.

Мастер с недоверчивой полуулыбкой принял своей большой рукой конверт, повертел его и сказал:

— Тайна скрипки Орланди! Не слишком ли громко? Да, от отца я слышал кое-что об скрипках, но, скорее, это была легенда. Он мне говорил, что их звук был способен доводить людей до исступления. Но разве можно верить этой чепухе? Скорее всего, эти слухи распускал сам Орланди, человек, как пишут, неуравновешенный, даже больной, и, главное, завидующий славе своего учителя. И теперь ты приносишь мне какие-то доказательства того, что эти слухи небезосновательны. Интересно!

На самом деле Володя по лицу мастера видел, что тому совсем не интересно, с чем пришел он к нему, а ведь Володе так были нужны руки этого старика, руки мастера.

— Неужели вы ничего не слышали о том, что случилось на концерте скрипичной музыки вчера в Малом зале филармонии? По телевизору об этом говорили! — горячо сказал Володя, а Виктор Васильевич холодно ответил:

— Мне некогда слушать то, что болтают по телевизору! Мне жить осталось, может быть, год, а может, и меньше…

Володя взглянул на пышущего здоровьем мужчину, усомнился в справедливости его слов и стал говорить. Он передал ему все, что узнал от Маркевича, рассказал о панике в зале, и Переделко слушал Володю все с большим и большим вниманием, часто уточняя детали, переспрашивая. Когда Володя закончил рассказ, старик сказал, взяв с верстака скрипичную деку, на которой Володя увидел вставки белого дерева, заполнявшего щели. Переделко щелкнул по деке ногтем и сказал:

— Деревяшка, да? Когда-то она шумела в лесу — елка! И вдруг это дерево дарует человеку такое сильное наслаждение, что хочется на колени кинуться неведомо перед кем: перед разумом ли, перед людьми ли, перед Богом. Вот я и не знаю — как мыслил этот Орланди, что хотел получить он от своих скрипок. Главное знаю: чем дольше живу и работаю с инструментами, тем больше уверяюсь в том, что они… живые, в них есть душа!

Володя понял настала подходящая минута, и сказал:

— Прошу вас, прочтите письмо, которое лежит в конверте. Там есть и чертеж, но это — потом.

Переделко достал из нагрудного кармана очки, сел на табурет и, не предлагая сесть Володе, стал читать. Читал он долго, иногда смотрел куда-то в пол, думал, что ли? Прочел и сказал:

— Н-да, история… Скрипок работы этого странного Орланди мне в своей жизни и в руках держать не доводилось, не то что работать с ними. Как они устроены? И что за устройство такое, которое способно лишать людей рассудка? Представить себе не могу!

— Может, посмотрите чертеж?

— Посмотрю. Отчего ж не посмотреть, — развернул Переделко большой лист бумаги. Рассматривал он его ещё дольше, чем читал письмо, оттопыривал нижнюю губу, удивляясь видно, наконец положил чертеж на верстак и снял очки.

— Я ничего не понимаю! Ничего!

— Вот так и ничего? — улыбнулся Володя.

— Именно! В бреду ли изобразил Крейнцвальд то, что собрал из кусочков, или решил от избытка досуга мистифицировать друга, но я никак не могу постичь назначение устройства, спрятанного в сердцевине скрипки между деками! Ну, сам посмотри!

Володя посмотрел на чертеж — там были изображены какие-то дощечки, скрепленные между собой хитрым образом, и больше ничего.

— Что бы это могло значить? — спросил Володя.

— Вот и я не знаю. Такой абракадабры я никогда не видел.

— Может быть, в них вся соль?

— Вполне возможно, только разумом я пока дойти не могу, как они работали, — пожал плечами Переделко.

— А вы могли бы… повторить эту скрипку точь-в-точь, с этим хитрым устройством? — набравшись смелости, спросил Володя и сразу увидел, что лицо мастера исказила гримаса сомнения: а стоит ли?

— Зачем я стану внедряться в сферу… запретную, запредельную? как-то раздраженно сказал он. — Кто знает, чего хотел добиться этот колдун Орланди? Музыка должна приносить людям счастье, а не будить в них звериные инстинкты. Устройство, судя по чертежу, сделать было бы не хитро, правда, я не знаю, какое на его изготовление пошло дерево. Но опять повторю — нужно ли?

— Нужно! — твердо сказал Володя. — Я вам открою тайну: та скрипка, которая звучала вчера в филармонии, украдена, её нужно вернуть владельцу! Сейчас она в руках очень странного человека, и неизвестно, как воспользуется он скрипкой Орланди в другой раз! Возможно, вчера он только ставил опыт, первый опыт, опробовал её на множестве людей. Опыт удался. Чтобы знать, сколь опасна эта скрипка, нужно изготовить такую же. Сделайте по чертежам новую! Сделайте, я заплачу вам! Двадцати пяти тысяч вам хватит?

Мастер посмотрел на Володю с опасливым удивлением:

— Ого! Сумма немаленькая! Хорошо, я попытаюсь повторить эту скрипку. У меня есть заготовки — деки и обечайки примерно такой, как на чертеже, формы и размера. Да и дерево-то для них я взял отменное — лет пятьдесят выдерживалось!

— Так долго? — удивился Володя.

— О, это совсем недолго! — скрипуче рассмеялся мастер. — Итальянцы любили брать для своих скрипок весла галер, пролежавшие в воде столетие-два. Известный русский мастер Батов, живший в восемнадцатом веке, крепостной графа Шереметева, делал скрипки из гробовых досок, пролежавших в земле века! Он тащил в свою мастерскую двери из старинных сносившихся домов — лишь бы дерево было выдержанным. Ну да вернемся к делу! Короче, я тебе не обещаю, что скрипка с этим устройством сделает кого-то безумным, но похожей на итальянскую старинную скрипку она может быть. В какой цвет её выкрасить?

— В коричневый! — Володя был рад тому, что так скоро удалось договориться с современным Страдивари.

— Хм, коричневый! Коричневый цвет даст и простая морилка, продающаяся в порошке в любом хозяйственном магазине. Такой колор дать?

И Переделко, подойдя к стене, указал на одну из скрипок.

— Пожалуй, нет. — Володя вспомнил, как выглядела скрипка Орланди. Вот такой цвет ближе. — И он поднес руку к другому инструменту.

— Ага! — кивнул мастер. — Значит, придется взять катеху.

— Это что такое? — поразился Володя слову.

— Засохший сок индийской акации, из которой добывается красильный экстракт. Лучше всего взять катеху бомбейский.

— Сложная наука! — восхитился Володя.

— Еще бы! Но эта наука была хорошо известна старинным мастерам. Мы же знаем лишь её жалкие крохи, поэтому и повторить инструменты Страдивари, Амати, Гварнери сейчас не в силах никто. Зато уж как самонадеян нынешний человек! Он, видишь ли, щелкает клавишами компьютера, ездит на машине, летает на самолете, но знает он так ничтожно мало, что просто становится страшно за этого глупца, прилепившегося к огромной горе тысячелетних знаний и… не желающего ничего знать.

Володя улыбнулся. Ему понравится страстный и резкий отзыв мастера о современниках, но нужно было ловить момент, пока Переделко был увлечен.

— Я знаю, что старинные мастера хранили в секрете состав своих лаков. Мне бы хотелось, чтобы вы сделали скрипку… за неделю. Как быть с лаком? Он ведь должен сохнуть…

Мастер нахмурился:

— Неделю, говоришь? Это несерьезно! Итальянцы да и все другие стоящие изготовители скрипок наносили на инструменты до двадцати тонких слоев лака, давая каждому время, чтобы просох. Что я могу сделать за неделю? Воспользоваться синтетическим быстро сохнущим лаком?

— Да, возьмите, пожалуйста, его, — согласился Володя.

— Конечно, это будет халтура, но коль заказчик хочет! — Переделко бросил на Володю подозрительный взгляд: — И все же не пойму, как ты хочешь воспользоваться этой скрипкой? А вдруг… устройство сработает? Знаешь, мне говорили многие музыканты, что они, концертируясь, чувствуя, что завладевают вниманием, душой слушателей, испытывают огромное наслаждение именно потому, что знают — они покорили людей! Покорили! Они радуются своей силе, власти над людьми, а если к их мастерству добавляется ещё и какое-то неведомое, тайное воздействие на психику человека? Власть получается безграничной! Ты, может быть, этого хочешь?

— Наоборот, — хмуро сказал Володя, — я хочу, чтобы никто не мог испытывать над людьми такую власть! Для этого мне нужна скрипка Орланди!

— Что ж, ответ хороший, — широко улыбнулся мастер. — Приходи за своей скрипкой через неделю. Нет, я лучше позвоню тебе.

И Переделко сделал движение, будто собирается проводить Володю к выходу из квартиры. Мальчик понял и сказал:

— Да, я ухожу. Я бы хотел дать вам кое-что из обещанных денег. Здесь у меня сейчас что-то около пяти тысяч, — полез он в карман джинсов за деньгами. — Приду за скрипкой — принесу остальное. Запишите мой номер телефона…

И Володя положил на верстак пачечку сотенных купюр, а потом пошел к дверям.

Выйдя на набережную, он глубоко вдохнул запахи города, к которому относился с любовью и со странным чувством постоянной опасности. Она таилась в его дворах и подъездах, улицах и площадях, исходила от живущих здесь людей. Он пошел к спуску к воде и там долго вспоминал, перебирал в памяти события дня. Потом остановился на необычном устройстве скрипки Орланди и подумал: «Наверное, эти дурацкие дощечки и есть язык дьявола, которым он незаметно шепчет слушателям свой приказ. Нужно во что бы то ни стало вырвать у украденной скрипки этот язык!»