«Стальной кит – повелитель мира»

Карпущенко Сергей

Приключения Володи, Иринки и Леньки Кошмарика, начавшиеся в романах «Рыцарь с железным клювом» и «Операция «Святой Иероним», – продолжаются. Теперь друзья отправились в путешествие на подводной лодке… По чистой случайности маршрут Петербург – Хельсинки – Петербург закончился благополучно.

***

Морские приключения на борту самой настоящей подводной лодки, пусть даже очень небольшого размера, что может быть интереснее? Володю и его друзей ждет масса приключений. Но вот беда – вместе с ними на лодке оказались и непрошенные гости.

 

Приключения Володи – 3

Карпущенко С. В.

Сочинения: В 3 т. Т. 3: «Стальной кит – повелитель мира»: Роман.

М.: ТЕРРА, 1996. – 432 с.

(Большая библиотека приключений и научной фантастики).

ISBN 5-300-00755-2 (т. 3)

ISBN 5-300-00752-8

Художник О. ЮДИН (обложка)

 

Аннотация

Приключения Володи, Иринки и Леньки Кошмарика, начавшиеся в романах «Рыцарь с железным клювом» и «Операция «Святой Иероним», – продолжаются.

Теперь друзья отправились в путешествие на подводной лодке… По чистой случайности маршрут Петербург – Хельсинки – Петербург закончился благополучно.

***

Морские приключения на борту самой настоящей подводной лодки, пусть даже очень небольшого размера, что может быть интереснее? Володю и его друзей ждет масса приключений. Но вот беда – вместе с ними на лодке оказались и непрошенные гости.

 

ГЛАВА 1

ДЕРЕВЯННЫЙ САРАЙ И ЖЕЛЕЗНАЯ БОЧКА

– Давайте заваливайте побыстрей! – предложил Володя, озираясь по сторонам, точно приглашал друзей к проникновению на склад супермаркета. Он потянул на себя дощатую дверь, и она пронзительно проскрипела плохо смазанными петлями.

– Да что там интересного? – с опаской заглянула Ирина в черный проем приоткрывшейся двери. – Может, ты нас напугать хочешь? А вдруг там бомж какой-нибудь притаился…

– Бомжа испугалась! – гоготнул в ответ Кошмарик, которому тоже не очень-то хотелось заходить в темный, холодный сарай. – Свяжешься с промокашками и будешь им сопли потом вытирать. Отправь ты ее домой, Володька.

Но Иринка, на самом деле испугавшись, что ее не посвятят в Володину тайну, желая казаться смелой, прошла в сарай. Через мгновение и мальчики очутились в сарае, а дверь, грубо сколоченная из сосновых горбылей, со скрипом закрылась за ними.

А сарай этот был большим, хоть и неказистым с виду и стоял у самой кромки воды Шкиперского протока, что на Васильевском острове. Если посмотреть назад, можно было увидеть стены домов ближайшего к протоку квартала дома, дома, в котором жили Володя и Ирина. Но если не смотреть назад, то ничто не говорило бы о том, что находишься в городе, – у берега стояли яхты, катера, пахло морем, водорослями, а над водой с пронзительными криками носились чайки и кое-где по берегу в позах молящихся людей замерли рыбаки. Этот мир был уже свободен от городских условностей, запретов, страстей. Здесь не было ни родителей, ни милиционеров, ни политиков, ни учителей. Свобода обещала подарить здесь все свои прелести.

Кошмарик и Ирина, приведенные Володей в этот таинственный сарай, оказались в полной темноте, и всем стало довольно неуютно и даже боязно, потому что сарай на самом деле мог преподнести какую-то неприятную неожиданность. Но вот Володя повернул рубильник, и сарай внезапно осветился электрическим светом, что и впрямь заставило Иринку вздрогнуть, а Кошмарик присвистнул:

– Эге! Да у тебя здесь ништяк!

Но тут он осекся, потому что был поражен увиденным – в просторном сарае, занимая его центральную часть, громоздилось нечто, очень похожее то ли на цистерну, то ли на огромную бочку. Правда, Кошмарик тут же рассмотрел, что конец этой бочки-цистерны не был тупым, а плавно заострялся и заканчивался каким-то длинным штырем с наконечником, похожим на наконечник копья.

– Ну, кент, классно! – проговорил Кошмарик, подходя к «бочке» и проводя рукой по ее блестящей полированной поверхности, холодной и твердой. – Это чё у тебя, самогонный аппарат здесь? Гоните, поди, тут с батей горькую?

Володя обиделся, и его кольнула мысль о том, что, может быть, он напрасно решил открыть друзьям свою тайну. Он не спешил опровергать глупое предположение Кошмарика, а тот, от удивления подергивая своим острым носиком, ходил по сараю, пытаясь понять самостоятельно, чем занимался здесь Володька со своим отцом. Он увидел большой верстак с инструментами, наткнулся на сварочный аппарат, разглядел листы железа, какие-то ящики, газовые баллоны, большие банки с краской. И пахло здесь слесарной мастерской вперемешку с эмалевой краской, растворителями, шпаклевкой.

Ничего не поняв, Кошмарик снова приблизился к «бочке» и теперь стал рассматривать ее внимательно, не торопясь выносить другой поспешный приговор. Иринка тоже подошла к «цистерне», но ей, видел Володя, было здесь не очень интересно, и девочка даже не пыталась разгадать назначение этого огромного блестящего предмета. Кошмарик же все щупал холодный металл, находя на гладких боках «бочки» какие-то непонятные отверстия, заглушки, крышечки. Наконец, подойдя к противоположному концу «бочки», он, нагнувшись, увидел, что из-под низу выходят две металлических палки, заканчивающиеся винтами.

– Слушай, да это же у тебя катер! – воскликнул Кошмарик, поворачиваясь к Володе, который стоял в стороне понурый, с опущенными руками. – Но чудной какой-то катер! – размахивал руками пораженный Кошмарик. – Стальной! А пика здесь зачем?

– Нет, на катер это не похоже, – заявила Иринка, пожелавшая тоже вставить словечко, потому что видела, как огорчен Володя тем, что Кошмарик сравнил его «бочку» с самогонным аппаратом. – Это скорей на подводную лодку похоже…

Но Кошмарик только махнул на девочку рукой:

– Да иди ты, промокашка, много понимаешь!

Но, снова посмотрев на «бочку», он вдруг схватил в ее очертаниях форму плавательного приспособления, на самом деле напоминавшего подводную лодку.

– Слушай! – оторопело сказал Кошарик. – А это чё, и вправду подводная лодка? Ты чё, наверно, корабли под водой бомбить собрался или золото искать?

– Да, это подводная лодка! – звонким голосом нервно подтвердил Володя, которого раздражал Кошмарик, говоривший глупости тоном фанфарона. – Хотите заглянуть внутрь?

Кошмарик с глуповатой улыбкой почесал затылок и заявил:

– Можно! А чё, подсаживать меня будешь? Где тут люк у тебя?

– Во-первых, – строго сказал Володя, – прекрати ты это «чё» дурацкое говорить. А во-вторых, никого я подсаживать не буду, вот лесенка. Ее мы приставим к корпусу и заберемся наверх, к люку…

Володя на самом деле взял лесенку, стоявшую рядом со стеной сарая, приставил ее к полированному корпусу лодки и первым полез по ней наверх. Лезть пришлось совсем недолго, потому что лодка стояла на деревянных полозьях стапеля, довольно низких, а высота корпуса субмарины была не больше двух с небольшим метров. Володя вскарабкался по лесенке, открыл тяжелую крышку люка и, ловко просунув ноги в лодку, скомандовал:

– А ну, полезайте ко мне!

Кошмарика не нужно было уговаривать, и он стал карабкаться наверх, зато Иринке совсем не хотелось лезть на лестницу; тогда Кошмарик спрыгнул вниз и с грубоватым добродушием принялся подсаживать девочку, якобы помогая ей взобраться на лестницу.

– Не трогай меня! – ударила его по руке вспыхнувшая Иринка. – Без сопливых заберусь!

Кошмарик хотел было обидеться за «сопливых», но передумал, потому что желание увидеть «салон» субмарины перехлестывало обиду. Вскоре Кошмарик с Иринкой уже были наверху, а Володя, находясь внутри лодки, замогильным голосом приказывал им:

– Теперь поосторожней! Иринка – первая, здесь есть железная лесенка! Сперва нашарь ногой первую ступеньку. Ну, нашла?

– Да нашла, нашла! – без удовольствия сообщила об этом Иринка, совсем не хотевшая залезать в «бочку». – Темно как! Свет у тебя там есть? Провалиться боюсь!

– Лезь скорей, не провалишься! – подгонял девочку Кошмарик, спешивший забраться в субмарину. – Свет ей, видишь ли, нужен!

Через минуту Иринка и Кошмарик уже забрались в темное холодное чрево лодки, судя по всему тесное, потому что Кошмарик дважды чертыхнулся, ударившись головой о какие-то железки.

– Сюда проходите, сюда! – взяв друзей за руки, тащил их за собой Володя в глубину салона подводной лодки. – Не шлепнись, Иринка.

Володя говорил дрожащим голосом, потому что сейчас он должен был держать экзамен перед своими друзьями, демонстрируя то, что делал со своим отцом не меньше полугода. Щелкнул выключатель, и салон лодки озарился неярким светом электрической лампочки. Кошмарик же, увидев оборудование лодки, даже присвистнул от изумления.

На самом деле, кому из мальчишек не захотелось бы побывать в самой середке субмарины? А это к тому же была миниатюрная субмарина, в которой все казалось Кошмарику настоящим, непонятным и даже таинственным. В длину подводная лодка была метров пять, а подняв руку, можно было запросто достать потолок. Кошмарик в носовой части рассмотрел окно, похожее на окно легкового автомобиля. Здесь же располагался, по-видимому, пункт управления лодкой – приборная доска, баранка руля, рычаги. Вдоль покатых стен корпуса змеились трубки, кабели. Внизу по обеим сторонам лежали два газовых баллона. Вообще, не только для Иринки, но и для Кошмарика, знавшего толк в технике, – ведь он владел мотоциклом! – многое из увиденного здесь казалось непонятным. Непривычный взгляд не мог разглядеть во всем этом железном хаосе порядка – все казалось лишенным смысла и представлялось лишь кучей ненужных, бесполезных вещей.

– Да, накрутили вы здесь… – присвистнув, сказал Кошмарик.

А Володя двумя быстрыми движениями отделил от стенок корпуса какие-то металлические рамки, оказавшиеся двумя довольно удобными койками.

– Присаживайтесь! – взволнованно сказал он. – Чего стоять! Это нижние койки, на них даже можно спать. Еще две – во втором ярусе, над нами. Обиты синтетикой, а внутри поролон, так что сидеть или лежать на них одно удовольствие.

Конечно, мягкие койки подлодки были здесь не главной достопримечательностью, но Володя был так взволнован тем, что наконец настал час, когда можно открыть друзьям свою тайну, что ему было безразлично, с чего начинать рассказ о субмарине.

– Да, диванчики что надо! – испытал Кошмарик удобство коек своим задним местом и даже несколько раз подпрыгнул на пружинистом поролоне. Слушай, как же вам удалось сварганить такую консервную банку?

Володя не стал обижаться на Кошмарика за то, что его подводную лодку сравнили с консервной банкой, сел на койку рядом с Иринкой и заговорил:

– «Стального кита» мой папка сделать задумал. Он ведь на судостроительном заводе работает, где подлодки делают. Материалы, кое-какие приборы, двигатель он подешевке на заводе и купил – там ведь конверсия сейчас, что хочешь продадут. Вот мы с ним и занялись здесь делом… недавно закончили и скоро поплывем.

– А куда это вы задумали плыть? – насмешливо спросила Иринка, хотя, конечно, ей нравилось сидеть в этой уютной субмарине.

Однако на такой, казалось, простой вопрос Володя поначалу затруднился ответить. Было видно, что он то ли не решается открыться друзьям, то ли кокетничает, ожидая повторения вопроса.

– Ну, давай, говори, чего ломаешься?! – грубо потребовал Кошмарик. Сказал «А», так и «Б» говори! Не бойся, в ментовскую не побегу. Сейчас все откуда-нибудь да тащат…

– Да не тащил мой отец, не тащил! – вспыхнул Володя. – Говорят тебе, купил он все это, понял?! Еще раз такое вякнешь, зубы на полку выложишь, понял?

– Это еще смотря кто выложит… – сквозь зубы процедил Кошмарик, отворачиваясь. – Если уж позвал сюда, так говори прямо, а не юли как ерш на сковородке. Ишь, ломается!

Володя посопел, поерзал на своей поролоновой койке и заговорил:

– Ладно, расскажу, только вы смотрите, не сболтните кому-нибудь… Короче… короче не получится, нужно все по порядку рассказывать…

– Валяй, рассказывай, время есть, – сказал Кошмарик, откидываясь спиной на корпус лодки, чтобы слушать с удобствами, а Иринка со вниманием уставилась на Володю, которому было приятно видеть, что нравившаяся ему девочка собралась его внимательно слушать.

– Значит так, начало этой истории, – заговорил Володя, – уходит в сорок второй год…

– Какого века, ты уточни… – решил поумничать Кошмарик, любимым чтением которого были комиксы и рекламные объявления.

– Двадцатого, какого еще! – метнул на Кошмарика презрительный взгляд Володя. – Во время войны с фашистами дело было. Мой дед, отец отца, был тогда капитаном подводной лодки, здесь, на Балтике. И вот в сентябре сорок второго года его субмарине дали приказ идти в Лужскую губу, чтобы топить германские транспорты. Они везли на Ленинградский фронт вооружение и боеприпасы, а назад возвращались с ранеными и с ценностями, собранными здесь, под Ленинградом.

– Ну и что интересного? – зевнул Кошмарик. – Потопил твой дедуля хоть один транспорт?

– Да, потопил, и не один, а целых четыре немецких транспорта за два дня. А потом его обнаружили вражеские катера и забросали глубинными бомбами. Лодка деда была сильно повреждена, но он кое-как дотянул до Кронштадта, и больше его субмарина не воевала – ее разрезали, потому что восстановить повреждения было невозможно. И дед всю войну просидел на берегу, потому что его обвинили в нарушении инструкций, неумелом командовании и еще в каких-то грехах. Чуть под трибунал не отдали, а в то, что он потопил четыре вражеских транспорта, командование не поверило… Володя замолчал, а потом добавил: – Знаете как он переживал! Другие и за меньшие заслуги ордена получали, а дед подвиг, можно сказать, совершил, прекрасно выполнил боевое задание да еще лодку на базу привел, а его так обидели…

Кошмарик хоть и переживал за судьбу Володиного предка, но ему очень хотелось узнать, в какой связи находится рассказ о фашистских транспортах и предстоящий поход на подводной лодке, в чреве которой он сейчас находился.

– Склифасовский, короче! – прервал Кошмарик Володю. – При чем здесь твой дедуля? Ты, может быть, в честь его подвигов решил совершить кругосветное путешествие, да еще под водой?

– Нет, не кругосветное, – с загадочной улыбкой сказал Володя. – Мы с отцом решили разыскать хотя бы один из четырех подбитых дедом кораблей. Их не поднимали после войны, это факт, потому что деду никто не поверил. Мы обязательно найдем транспорт и обыщем его. Там наверняка должны оставаться какие-то ценности! Дед говорил, что он подбил два корабля, двигавшихся к нашему берегу, и два, уходивших в Германию. На них обязательно должны быть сокровища, возможно золото, награбленное здесь, под Ленинградом.

Если бы в салоне лодки было посветлей, то Володя и Иринка смогли бы увидеть, как оживилось остроносое лицо Кошмарика. Как-то длинно и неопределенно он сказал: «Да-а-а…» – похлопал себя ладонями по коленям, а потом, уже обращаясь к Володе, заявил с завистью в голосе:

– Отличный у тебя батя, Вовчик! А мой вот только водку «на отлично» кушать может да еще мамку по-всякому ругать.

Но потом Кошмарик, будто спохватившись, что сказал лишнее, спросил:

– А как же вы будете свое золото из-под воды поднимать? Нырять ведь придется, на глубину.

– Придется! – согласился Володя. – Лодка нам в первую очередь нужна для того, чтобы под водой разыскать лежащий на дне транспорт, но потом мы поднимемся на поверхность, бросим якорь рядом с тем местом, где судно лежит, а потом станем нырять с аквалангом. Смотрите!

Володя поднялся с койки, отошел немного в сторону и приподнял с пола акваланг с двумя баллонами, окрашенными в желтый цвет.

– Вот, отличный акваланг, да и все снаряжение есть с гидрокостюмом! Даже нож есть водолазный, фонарь для работы под водой, канаты из лавсана это чтобы потом подниматься самому водолазу или груз из-под воды вытаскивать! – с восторгом сообщил Володя.

Кошмарик уже с откровенной завистью в голосе мрачно заметил:

– Да, запаслись, нечего сказать! Тоже, наверно, с завода позаимствовали, по дешевке?

– Ладно, не скули! – отрезал Володя. – В магазине купили!

А Иринка, слушавшая беседу ребят молча, больше не смотрела на Володю. Девочка жила совсем другими интересами. К тому же она твердо знала, что деньги не только не приносят счастья, но и влекут за собой тяжкие беды.

– А зачем вам золото? – просто спросила Иринка, и вопрос ее, очень наивный по существу, вызвал ухмылку не только на лице Кошмарика, который знал, отлично знал, как распорядиться золотом, но и у Володи.

– Да кому же оно не нужно? – пожал плечами Володя, хотя и был немного уколот вопросом.

– Мне не нужно, – сказала девочка, и почему-то ее простой ответ прозвучал довольно убедительно, во всяком случае для Володи.

Но Кошмарик просто загоготал:

– Во-о, идиотка! Золото ей не нужно! Ну и пусть топает отсюда! Конечно, зачем ей золото – она замуж выйдет за какого-нибудь богатого дядьку, и никаких проблем! А у нас – все по-другому, нам никто богатств на блюдечке не принесет, своим горбом, – Кошмарик ухитрился ловко шлепнуть себя ладонью по спине, – добывать придется!

Володя был согласен с ним, но вслух поддерживать Кошмарика не стал, зная, что Иринку не переубедишь. А Кошмарик, которому, видно, уже надоело сидеть на мягкой койке, поднялся и стал ходить по лодке, дотрагиваясь до приборов, расспрашивая у Володи, для чего нужна та или иная штука. Потом он уселся в кресло перед штурвалом управления, повертел баранку, нажал на педали. Он был в восторге.

– Ну – ништяк! Классная у вас субмарина! А стекло под водой не выдавит? Ведь я знаю, что давление большое. А?

– Не выдавит, – отозвался Володя, который так и сидел на койке рядом с Иринкой. – Оно надежно вделано, кроме того, очень толстое, закаленное. «Стальной кит» имеет максимальную глубину погружения десять метров, и его корпус и иллюминаторы вполне выдержат нагрузку со стороны воды.

– А это что за приборчик? – щелкал Кошмарик грязным ногтем по стеклу одного из приборов, расположенного неподалеку от штурвала.

– Дифферентометр, маятникового типа, – деловито отвечал Володя, радуясь случаю показать свои познания.

– На кой ляд он нужен?

– Показывает, зарывается ли лодка носом или заваливается на корму.

– А этот что показывает? – интересовался Кошмарик.

– Этот? Ну, о нем каждый знать должен – кренометр.

– Как, как? – плохо расслышал Кошмарик или только притворился. Хренометр?

– Не хренометр, а кренометр, – строго поправил Володя, в то время как Иринка сдержанно рассмеялась. – Этот прибор показывает, не заваливается ли лодка направо или налево.

– А как же нам под воду уйти, если охота будет? – донимал Володю Кошмарик.

– Очень просто. Там вон, слева, гидравлические манипуляторы торчат. Переключаешь рукоятку в нужное положение, откроются кингстоны – дырки такие в корпусе – и в балластные цистерны начнет поступать вода.

– Просто, как в печке, – сказал Кошмарик. – А за глубиной погружения следить можно?

– А как же! Вон там глубинометр, а рядом с ним – газоанализатор, указал рукой Володя на прибор.

– Он-то на кой черт? Откуда здесь газ? – удивился Кошмарик.

– Да из нас газ, из нас, – усмехнулся Володя, – а еще – от работающего двигателя, он может и в салон попадать, хоть и выводится обычно за борт. Мы, как ты знаешь, выдыхаем углекислоту, и газоанализатор распознает, насколько чист воздух, которым мы дышим.

– Вот это да! – искренне удивился Кошмарик. – Полезная штука! Ну а откуда вы под водой воздух возьмете? В акваланге, что ли, дышать станете?

– Зачем акваланг! – снисходительно улыбнулся Володя. – Отец установил электролитический генератор кислорода. Под действием постоянного электрического тока дистиллированная вода будет разлагаться на кислород и водород. Так что кислорода хватит. Здесь у нас есть и специальные очистительные препараты для уничтожения углекислоты и водорода. А если понадобится добыть кислород совершенно автономно от источника тока, то в нашем распоряжении есть еще одно средство – хлоратные свечи. Их мы сожжем в специальной горелке, и они выделят уйму кислорода. Понял?

– Понять-то понял, – чесал затылок Кошмарик, которого буквально зудило – хотелось разузнать все об этой чудесной лодке, – но вот не пойму, откуда вы постоянный электрический ток возьмете? Из аккумулятора, что ли?

– Ишь ты, специалист, не ошибся! – согласился Володя. – А аккумулятор будет подзаряжаться от работающего двигателя. Сама лодка будет двигаться, если захочешь, тоже от аккумулятора, а захочешь – от двигателя.

– Да, все продумано! – восхитился Кошмарик.

Потом он хотел сказать еще что-то очень лестное в адрес подводной лодки, но вдруг случилось нечто совершенно непредвиденное. Где-то внизу заскрежетало, корпус лодки вздрогнул, Иринка ухватилась за Володину руку, потому что субмарина накренилась и поехала по наклонной плоскости в сторону. Через секунду раздался треск, будто ломались сухие доски, потом корпус лодки тряхнуло так, что Володя и Иринка, не успевшие удержаться, скатились на пол. Послышался громкий всплеск, ребята ощутили еще один рывок лодки, точно ее подбросила вверх чья-то невидимая рука, а потом уже не было ни треска, ни толчков – корпус лодки, казалось, мягко покачивался, как на рессорах.

– Ты… ты что сделал? – запинаясь, дрожащим голосом спросил у Кошмарика Володя.

Кошмарик между тем тоже свалился со своего капитанского кресла, и его голова находилась под Володиной ногой. Мальчик смог ответить на строгий вопрос лишь тогда, когда сбросил с себя ногу Володи.

– Ничего… особенного, – потирая ушибленный затылок, ошарашенно сказал Кошмарик. – Я просто нечаянно за какой-то рычаг потянул…

– Ну и дурень же ты! – обругал друга Володя. – Посмотри только, что ты натворил! – Володя показал рукой в сторону носовой части лодки.

Темный прежде иллюминатор теперь был голубым. По нему извилистыми дорожками стекала вода. Теперь не только Кошмарик, но даже испуганная Иринка понимала, что случилось, – субмарина сорвалась со стапеля и, сломав ворота сарая, съехала прямо в воду. Свет проникал в салон лодки не только через носовой и бортовые иллюминаторы, но и сверху, из люка, крышка которого была откинута.

Володя был расстроен. Нет, он чуть не плакал от злости.

– Что же теперь делать! Ведь мне папка этого никогда не простит! Он меня в плавание не возьмет! Зачем тебе нужно было дергать за рычаги?!

– Да откуда мне знать было? – защищался Кошмарик, хотя ему было стыдно за свой неосмотрительный поступок. – Да и чего ты разнылся? Давай ее назад в сарай загоним – втащим каким-нибудь макаром!

– Втащил один такой, гляди! Пупок развяжется затаскивать лодку назад! Ну все, вернется из командировки отец, а лодки в сарае нет. Что же мне ее здесь у берега привязывать? А мы хотели уже через несколько дней плыть в Лужскую губу, сокровища искать!

На Володю, губы которого дрожали от досады, а глаза покраснели, на самом деле нельзя было смотреть без сострадания, и Иринка сказала:

– Ну, давай кого-нибудь на помощь позовем! Помогут лодку назад поставить в сарай.

Но Володю этим доводом нельзя было утешить. Он опустился на койку и обхватил голову руками.

– А-а-а! – стонал он. – Что теперь делать!

Вдруг Кошмарик изобразил на своем лице подобие глубокомыслия, то есть наморщил невысокий лоб, закусил нижнюю губу. Он будто что-то усиленно соображал, однако мысль оформлялась в слова у него с большим трудом.

– Погодите, погодите! – бормотал он. – Папки своего боишься… значит… значит, нужно уйти подальше от своего папки, подальше, подальше. Так, говори, на каком топливе двигатель твоей субмарины работает?

– Да поди ты! – стонал Володя, которому было не до двигателей и топлива.

– Говори, говори! – приставал к нему Кошмарик. – Зачем нам твой батя нужен? Поплывем одни! У тебя, я вижу, дизель? Ну, так, значит, на солярке он работает. Есть хоть немного солярки? Потом-то мы купим!

Кошмарик балабонил, как торговка на базаре, расхваливающая свой товар. Иринка чуть не плакала, потому что испугалась и понимала, что ребята попали в передрягу, да еще и ее втянули.

– Володя! – дергала она за рукав того, кто еще совсем недавно был горд и недоступен, подобно владельцу трансатлантического лайнера, а теперь нервно кусал ногти, не зная, что предпринять. – Володя, ну придумай же что-нибудь! Как нам поставить лодку на место?! Ведь мы уже не выйдем на берег – вода кругом!

И Кошмарик гоношилисто выкрикивал:

– А чё?! Топливо у тебя, я вижу, есть! Проверил уж – вон сколько канистр! Карты есть?

– Да, есть карты! – продолжал нервничать Володя, но его глаза уже не выражали прежнего страха, а поблескивали огоньками азарта. Он, кажется, обдумывал предложение Кошмарика отправиться на поиски сокровищ без отца.

Иринка заметила это и еще более взволнованно заговорила:

– Володя! Не думай соглашаться! Ты представляешь себе, что будет с твоими родителями, с моим отцом, когда они хватятся нас! Они же с ума сойдут от беспокойства! Ты что, их погубить хочешь?! Кто им скажет, где мы?

– Ну, это пустяки! – теперь уже почти спокойно сказал Володя. – Сейчас чиркну записку – здесь есть бумага, – о том, что скоро вернемся. Чего им беспокоиться?

– Так ты на самом деле решился?! – Белесые глаза Кошмарика засверкали, а смешной нос задергался, будто его владелец принюхивался к чему-то.

– Ладно, давайте попробуем… – сказал Володя и прищелкнул пальцами, выражая этим жестом свою решимость. – Только родителям то и дело будем отправлять записки – дескать, все в порядке и беспокоиться не надо.

Иринка возмутилась.

– Ты что, спятил?! – Она даже приподнялась с койки. – Ты что, с почтовыми голубями эти записки передавать будешь или с чайками?

– Зачем? Встретим рыбаков или на берег где-нибудь выйдем. У меня с собой денег немного есть, а когда поднимем с транспорта сокровища, так и совсем проблем не будет, – уже совсем спокойным голосом сказал Володя, которого идея подводного путешествия буквально взяла в плен.

– Моим предкам можно не сообщать, – со смешком сказал Кошмарик. – Они уж давно обо мне не беспокоятся – что жив я, что к ангелам отправился, все им равно. Давай, Вовчик, поплывем скорей! Если найдем твое барахло, так разбогатеем, а при деньгах-то жить веселее! Тут, глядишь, и батька с мамкой отыщутся, снова за сына признают!

Володя, казалось, обдумывал последние детали путешествия.

– Так, – говорил он вслух, – письмо мы подготовим, горючего нам на триста километров хватит, снаряжение и оборудование – в полном комплекте. Ага, стоп! Еды-то мы не заготовили! Что есть-то будем? Правда, пять банок консервов в лодке лежат.

Но Кошмарика трудно было обескуражить отсутствием еды. Он, с раннего детства умевший зарабатывать на грибах, на ягодах, на рыбе, на ловле гадюк и продаже ландышей, не испугался и здесь.

– Ха! – рассмеялся он. – У тебя же я здесь удочки приметил и спиннинг! Будем рыбу дорогой ловить, «на дорожку» блесну забросим и таких судаков вытащим, каких тебе даже на Кузнечном рынке не предложат. Впрочем, у меня и деньги с собой есть. Выйдем где-нибудь на берег у сельмага, да и купим себе шамовки, пока золото из залива не поднимем. Зато уж потом, на обратном пути, в ресторанах жрать будем, как мажоры!

Володя и Ирина не знали, кто такие мажоры, но Володю уверенный тон Кошмарика вполне убедил, зато Иринка все на сдавалась.

– Вы шутите, конечно, я знаю! – со скорбным выражением лица говорила она. – А обо мне вы подумали? Как мы поплывем?! Ведь у меня… у меня с собой даже купальника нет!

– Да ничего, не боись! – махнул рукой Кошмарик. – Мы тебе скоро хоть сотню разных купальников купим и всякого белья мешок – носи на здоровье! А пока обойдешься, воды кругом полно, постираешь, если нужно будет. Вовчик, а как твоя посудина зовется? «Железный кит» вроде?

– Нет, «Стальной кит», – сказал Володя. – Это я сам такое название придумал, потому что похожа очень наша лодка на кита.

– Ну, идет, стальной так стальной! – согласился Кошмарик. – Ты написал записку? Ну вот! Будем мимо вон тех охламонов проезжать, – указал Кошмарик пальцем через стекло на сидящих рыбаков, – брось им с каким-нибудь грузом, попроси до Наличной улицы донести, а за труды пусть возьмут с твоей мамаши. Ну, заводи мотор своего «Кита стального», да и мне покажи, что ты тут с двигателем делать будешь.

Иринка пыталась было протестовать, но Кошмарик предложил девочке, если она хочет, добираться до берега вплавь, а заодно передать записку Володи его родителям. Понятно, что жалобы сразу же смолкли, а Володя, подойдя к рычагам управления, включил зажигание…

 

ГЛАВА 2

ФОРТ ЖИВОДЕРОВ

«Стальной кит» шел по Шкиперскому протоку, и из воды поднималась лишь его серебристая спина. Лобовой иллюминатор был расположен на такой высоте, что вода, рассекая корпус, не мешала сидящему за штурвалом Володе следить за раскинувшимся перед ним пространством. Кошмарик – в кресле рядом с Володей, у которого еще дрожали от волнения руки, а губы были плотно сжаты. Ведь они с отцом еще ни разу не испытывали «Стального кита» ни на плавучесть, ни на способность повиноваться рулю. Но все пока проходило нормально, мотор ласково урчал, изгоняя выхлопные газы наружу. В салон сумбарины воздух поступал из люка, тяжелая крышка которого была не закрыта, и ярко светившее солнце, без промаха посылавшее свои лучи прямо в помещение подводной лодки, наполняло его светом.

– Отлично идем! – ликовал Кошмарик, следивший не только за горизонтом, но и за тем, какими рычагами манипулировал Володя.

– А мне так страшно! – говорила Иринка, стоявшая у ребят за спиной. Может быть, нам все-таки вернуться? А вдруг мы на какую-нибудь скалу наскочим или на мель сядем? Вдруг с пароходом столкнемся?

Но мальчики, которым до жути нравилось плыть в подводной лодке, нравилось выглядеть более смелыми, чем Иринка, только похохатывали, но еще как-то нервно.

– Вовчик, а для трусливых у тебя гальюн на твоей калоше есть? спрашивал, улыбаясь, Кошмарик.

– Это для тебя, что ли? – Володя не отрывался от забрызганного каплями воды иллюминатора, продолжая сосредоточенно вести субмарину.

– Не для меня, а для этой… Ирочки твоей!

– Вот еще! – фыркала Иринка. – Мне не надо!

– Есть гальюн, – сказал Володя. – Там, перед двигателем, кабинка. Только я должен буду научить вас, как им пользоваться, особенно в подводном состоянии. Или приспичило кому-нибудь?

– Ладно, правь пока, потерпим, – отвечал Кошмарик грубовато, хотя он и не против был бы зайти в кабинку, что находилась неподалеку от двигателя.

А «Стальной кит» между тем уже вышел из Шкиперского протока. За деревьями, росшими на Наличной улице, последний раз мелькнула крыша дома, где жили Володя и Иринка; но они не думали о доме – перед ними открывался Финский залив, серебристая гладь которого словно кипела летящими по небу легкими облачками. Только краем правого глаза успел заметить Володя островерхий кроншпиц, стоявший у входа в галерную гавань, и теперь берег остался у них за спиной.

– Стоп машина! – Володя заглушил мотор, вытер о джинсы вспотевшие руки и сказал, не глядя на друзей, с какой-то значительностью в голосе: – Да, я сказал, что мы плывем за золотом или другими ценностями, что лежат на затопленном транспорте, но… это не главное.

– А что же главное? – усмехнулся Кошмарик. – Порыбачить хочешь, прогуляться по морю с девочкой?

Но Володя, недовольно нахмурив брови, решительно помотал головой:

– Нет, не это, не это! Хоть и рыбачить интересно, и с девочкой кататься тоже. – Он быстро обернулся и взглянул на Иринку. – Знаете, надоел город! Как мало в нем свободы! Все пристают, чего-то требуют, политики, как сумасшедшие, один на другого тявкают, сволочь всякая, вроде рэкетиров, спекулянтов, торгашей, воров, тобой командует, да еще и просит, чтобы господами их называли! Я лично от всего этого уйти хочу, хоть на время, хоть ненадолго! Подышать воздухом морским хочу!

– Ой подышим, Вовчик, подышим! – азартно поддержал друга Кошмарик. До опупения прямо надышимся, только чё так долго лясы точить? Заводи мотор, да поехали!

– Нет, постой, – сказал Володя. – Я договорю… Так вот, «Стальной кит» нам эту свободу, как ни какое другое судно, подарить может. Это же подводная лодка! Мы неуязвимы, мы невидимы! Мы даже совершенно бесшумно под водой можем плыть, потому что «Стальной кит» не только при помощи двигателя передвигаться может, а и с помощью педалей! Мы можем стать повелителями мира!

Тут Кошмарик, конечно, недоверчиво хмыкнул, а Иринка, которой, однако, понравилась горячая речь Володи, нашла нужным насмешливо заметить:

– А пупок не развяжется?

Володя вспыхнул и твердо сказал:

– Не бойся, не развяжется! А теперь давайте наметим конкретный план действий. Нам нужно все тщательно взвесить, рассчитать. Смотрите, вот подробная карта Финского залива с указанием глубин!

Над лобовым иллюминатором была прикреплена сетчатая полка, с которой Володя снял папку, и скоро Кошмарик и Иринка уже разглядывали шуршащую карту.

– Ну и где мы сейчас болтаемся? – спросил Кошмарик.

Володя ткнул пальцем в карту:

– Вот где! Мы у западной окраины Васильевского острова.

– А губа твоя где, далеко ли? – спросил Кошмарик, которому не терпелось узнать, как далеко от него находятся сокровища.

– Не моя губа, а Лужская губа, – поправил Володя. – Вот она, и плыть нам нужно строго на запад. Предлагаю взять курс на мыс Серая Лошадь. По прямой… – Володя приложил к карте линейку, – по прямой до Серой Лошади будет примерно шестьдесят километров, а от Серой Лошади до Лужской губы тоже шестьдесят.

– Итого сто двадцать… – в мудрой задумчивости суммировал Кошмарик. А с какой же скоростью наша субмарина поплывет?

– Ну, – призадумался Володя, – папка говорил, что в надводном положении «Стальной кит» километров пятнадцать-двадцать в час давать может, а под водой меньше. Но мы, конечно, под водой плыть не будем – только попробуем как-нибудь погрузиться. Ведь нам эти качества «Стального кита» тогда нужны будут, когда мы подводный клад искать станем, ну или в случае опасности…

А девочка, присевшая на капитанское кресло рядом с Володей, опять на могла удержаться от колкости:

– Какая же опасность нам может грозить? Может быть, твой папа с ремнем за нами погонится?

Кошмарик рассмеялся, но все-таки решил выручить Володю такой фразой:

– А вдруг конкуренты объявятся? Так мы быстро-быстро опускаемся на морское дно и оттуда начинаем обстреливать их торпедами или даже ракетами типа «вода – воздух – вода»? У тебя есть такие ракеты, Вольдемар?

Но Володя, которому не нравились эти шутки, разозлился:

– Нет у меня ни ракет, ни торпед! Но если нужно будет, мы сможем пробить днище любому конкуренту! Ну, хватит болтать! – строго сказал он, берясь за рычаги. – Держим курс строго на запад, а через час устроим обед. Ты, Ирина, будешь коком. Под койкой справа – ящик, в нем ты найдешь тушенку, печенье, посуду, чайник и походную горелку. Кошмарик научит тебя пользоваться ею. Слева – откидной стол. На нем будешь заниматься приготовлением пищи. Только помните – обед устроим через час, не раньше!

– Есть, капитан! – шутливо откликнулась Иринка и пошла разыскивать продукты и приборы, а Володя завел мотор и направил «Стального кита» на запад.

Кошмарик, которому на подводной лодке, вдали от городского шума, необходимости бегать по городу в стремлении добыть средства для пропитания, было страшно приятно, стал, не спрашивая разрешения у Володи, заниматься рыболовными снастями. Он уже давно хотел есть, а перспектива обедать одними лишь мясными консервами с каким-то там печеньем Леньку Кошмарика не прельщала. В Володином хозяйстве он нашел с пяток неплохих блесен, леска на спиннинговой катушке тоже была приличной, поэтому Кошмарик, закрепив на карабинчике металлическую рыбку и взяв спиннинг, полез по трапу вверх, к открытому люку. Едва он высунул голову, как свежий морской ветерок обдал его. Нет! Как бы хорошо ни было в чреве «Стального кита», везшего Кошмарика к источнику богатств, здесь, на воле, было куда лучше. Городские кварталы становились все меньше и меньше, портальные краны не казались теперь похожими на вздыбленных драконов. Город уплывал куда-то назад, уходил вдаль, растворялся, а вместе с ним исчезали и болезни большого города, его проблемы и даже несчастья.

«Да зачем вообще созданы эти города? – с каким-то отчаянием думал сейчас Кошмарик. – Кто их вообще придумал? Псих, наверное, какой-то. Петербург! Самый прекрасный город мира! – со злой иронией думал Кошмарик. Если взять да собрать вместе все зло, что ты причинил людям, и показать его разом этим самым петербуржцам, так они, наверно, поскорее удрали бы из этого города, как мы сейчас удираем!»

Но Кошмарик не был философом, да и вообще не имел охоты долго размышлять – у него и от этих-то рассуждений сразу заболела голова. Поэтому он зачем-то плюнул в воду, а потом, высунувшись из люка наполовину, размахнулся гибким хвостом спиннинга и забросил подальше сверкнувшую на солнце блесну. Но скоро Кошмарик понял, что в таком положении забрасывать спиннинг неудобно. Сразу за люковой надстройкой он увидел неширокую площадку, а поэтому решил, что будет куда удобней забраться на нее.

– Так, так, – говорил сам себе Кошмарик, – не грохнуться бы в воду, а то ведь и не заметит Вовчик, без меня уплывет, а я буду здесь барахтаться.

Скоро Ленька с комфортом устроился на спине «Стального кита», еще прохладной от долгого стояния в темном сарае. Кроссовки он снял и бросил их внутрь лодки, угодив, похоже, в Иринку, которая ойкнула и обиженно крикнула наверх:

– Эй, там, поосторожней!

– Ладно, буду поосторожней… – Кошмарик хотел было добавить «промокашка», но испугался, что услышит Володя.

Сидя на корпусе субмарины, Кошмарик стал забрасывать спиннинг, посылая стремительную, словно пуля, блесну в разные стороны. Он просто блаженствовал здесь! Залив казался Леньке принадлежащим только ему одному, несмотря на то что иногда встречались рыбацкие лодки. Рыбаки сонно поглядывали на проплывавшее мимо судно, имевшее невиданную конструкцию; смотрели на Кошмарика, сидевшего с босыми ногами по-турецки, и неодобрительно качали головами. А Кошмарик, приподнимая над головой каскетку с американским орлом на тулье, говорил им:

– Наше вам рыбацкое хау-ду-ю-ду! Задницу еще не отморозил, кильколов?

– Плыви, плыви отсель, сопляк! – ворчал кое-кто из рыбаков; но обыкновенно Кошмарика не удостаивали вниманием. Он, впрочем, не обижался на рыбаков, а продолжал забрасывать блесну, и скоро его старания были вознаграждены – леску резко дернуло и повело в сторону, гибкое удилище стало выгибаться, дрожать, и скоро Кошмарик подтянул к «Стальному киту» большого судака, приплывшего белым брюхом кверху.

– Ну вот! – ликовал Кошмарик, гордый своей удачей. – А то какие-то консервы жрать собрались! Мерси, ешьте их сами, а я судачинки свежей поклюю!

С рыбиной на крючке Кошмарик спустился в трюм и добил судака уже там, шмякнув его пару раз о переборку.

А «Стальной кит», ведомый уже уверенной Володиной рукой, все шел вперед, рассекая невысокие серые волны своим корпусом. Миновали Петродворец, потом Ломоносов. Володя старался править субмарину ближе к южному берегу залива, поэтому хорошо были видны прекрасные дворцы, то и дело появляющиеся из-за зелени деревьев. Теперь путешествие не внушало опасений никому, даже Иринке, которая хлопотала над приготовлением обеда.

– Скоро к кронштадтским фортам будем подходить, – сообщил Володя, не отпуская колесо штурвала. – Где-то здесь должны быть еще петровские ряжи.

– Это что за штуковина? – спросил Кошмарик, сдиравший складным ножом жесткую чешую с судака.

– Сваи такие в дно заколачивали, чтобы вражеские суда к Петербургу не прошли. Близко одна к другой, да так, чтобы из воды не торчали. Идет фрегат, идет, да вдруг как налетит на такую сваю – и на дно со всем экипажем.

– А мы на такую сваю не напоремся случайно? А то и судака отпробовать не поспеем – сами к судакам в гости пойдем.

– Не бойся, – успокоил друга Володя, – у «Стального кита» надежный корпус. Если даже и нарвемся, то выдержит. Глядите-ка! Вон Кронштадт как на ладошке. Теперь нужно по карте посмотреть, какой форт первым будет. Ага, смотрел на карту Володя, продолжая управлять субмариной, – здесь «Кроншлот», дальше – «Петр» и «Александр», а вот этот, к которому мы и идем сейчас, называется «Павел».

– На черта так много фортов? – спросил Кошмарик, приглядываясь к карте. – Гляди-ка, точно блохи…

– Сам ты блоха! – с осуждением сказал Володя. – На них такая мощная артиллерия была, что к Петербургу ни один вражеский корабль никогда бы не прорвался. А давайте-ка подойдем поближе к какому-нибудь форту – интересно посмотреть на эти крепости поближе. Заодно и побеседуем там на свежем воздухе.

Как ни возражал Кошмарик, желавший побыстрее добраться до места, таившего затонувшие немецкие транспорты, Володю невозможно было переубедить.

– Только время зря потеряем, – заявил Кошмарик. – Смотри, уже к шести часам время идет, а нам до Серой Лошади еще шкандыбать да шкандыбать.

– Но мы ненадолго, – уговаривал друга Володя, а потом решил, что все-таки капитаном на подводном судне является он, а не Кошмарик, и строгим тоном заявил: – Эй, боцман, пререкаться хватит. Сказал на форт, значит так и будет!

Кошмарик пробурчал что-то непонятное в отношении «недемократичного» отношения к членам команды, но тут же замолчал, понимая, что командиром на судне может быть на самом деле только Володя. Замолчал, но затаил на «капитана» обиду, потому что свидетелем усмирения бунта была Иринка, нравившаяся не только Володе, но и Кошмарику. Ленька, правда, знал и то, что Иринка является любимой девочкой «капитана», а поэтому решил, что будет неплохо как-нибудь подкузьмить Володю, стать лучше его и хоть чуть-чуть сбить спесь с гордого судовладельца.

А форт, казавшийся издали лепешкой темного цвета, будто ее излишне зажарили на сковородке, становился все больше и больше, делаясь похожим на большой пирог и приобретая серый цвет. Скоро в лобовой иллюминатор можно было увидеть амбразуры, но никаких грозных башен здесь не было, да и вовсе форт не походил на крепость – так, какое-то невысокое, примитивное, как утюг, сооружение из бетона.

– Это его нарочно таким низким сделали, – заявил Володя, ощущая разочарование тех, кого он вез на экскурсию в форт. – Чтобы вражеским снарядом труднее попасть в него было. Зато стояли здесь пятнадцатидюймовые пушки, стрелявшие фугасными снарядами. Один такой снаряд мог пустить на дно целый крейсер.

– Экий ты эрудит, – заметил Кошмарик, – да только сейчас за эрудицию-то денег не платят. Кончилось время образованных, теперь от человека другие качества требуются.

Володя не стал пускаться в споры по поводу нужных человеку качеств. Ему было не до этого, потому что «Стальной кит» уже подплывал к стенам форта, но причалить к нему было трудно, потому что стены крепости буквально лизала вода и никакого берега здесь не было.

– Да как же они здесь швартовались?! – с досадой произнес Володя. – На вертолете, что ли, прилетали?

– Попробуем обойти вокруг форта, – неожиданно предложила Иринка, которой уже давно хотелось размяться.

– Попытаемся, – согласился Володя. – Возможно, с другой стороны причал найдется.

– А ты следишь за глубиной? – решил поумничать Кошмарик. – А то сядем на мель и будем кричать: «Мамочки! Снимите нас!»

Володя буркнул в ответ, что-де эхолот (и показал Леньке пальцем на этот прибор) свидетельствует о вполне приличной глубине в этом месте. И Кошмарик сказал:

– Плыви тогда, бревно зеленое, плыви…

– Вот, так и знал! – воскликнул Володя, когда «Стальной кит», двинувшись вокруг серых стен форта, очутился вблизи прохода куда-то вовнутрь. Форт, как оказалось, имел форму разомкнутого в одном месте кольца.

– Да здесь же ворота, а через них мы и пройдем в самую середку форта. Только надо выключить мотор и идти на аккумуляторах – надежней будет.

– А может, на педалях поплывем, как на велосипеде? – хмыкнул Кошмарик. – Так на берег и выкатим…

– Хватит болтать! – приказал Володя, и субмарина стала делать маневр, проходя в пространство между двумя торцами стен, мрачных и неприветливых, смотрящих на «Стального кита» черными глазницами орудийных и пулеметных амбразур. И только подводная лодка вошла в форт, как Иринка, внимательно смотревшая в иллюминатор, воскликнула, и в ее голосе слышалась досада:

– Да здесь уже кто-то есть!

На самом деле – с внутренней стороны форта, круглое пространство которого тоже было заполнено водой, стояла большая, красивая, как птица альбатрос, яхта. Белоснежный корпус яхты броcал в спокойную воду искрящиеся блики, и величавый вид судна заставил не только Володю, любившего корабли, но и Кошмарика с завистью подумать: «Вот бы мне такую!» Но это была не парусная яхта, а моторная – забава не спортсменов, тягающихся с волнами при помощи ветра, а богатых людей, предающихся плаванию ради отдыха. В самом деле, на борту яхты были видны шезлонги из полосатой ткани.

– Эх, дьявол, занято место! – стукнул по колену Кошмарик. – А я-то думал, что мы здесь пикник устроим с судачинкой.

– Ну и шут с ними, – твердо сказал Володя, сбавляя скорость до минимальной. – Остановимся здесь, подальше от них, и никто никому мешать не будет.

Да, здесь, в отличие от внешней части форта, было где причалить и сойти на берег, хоть и узкий – всего-то метра три от стен до воды внутреннего водоема. Как видно, сюда и могли заходить раньше суда, привозившие в форт и боеприпасы, и людей, и питание для них. Здесь, под защитой толстенных стен бетонных укреплений, и прятались корабли во время вражеских атак.

Володя осторожно подвел «Стального кита» к самой кромке причала, на котором торчали чугунные кнехты для швартовки судов, с командирскими нотками в голосе произнес:

– Все выходим на берег. Забирайте с собой всю нашу снедь и вылезайте вслед за мной.

Разыскав в трюме очень толстый, сплетенный из лавсана швартовочный канат («на нем океанский лайнер на буксире тащить можно»), к которому к тому же был привязан тройной крюк, Володя вылез наверх, и через минуту субмарина уже была пришвартована к причалу, покрытому выщербленными каменными плитами. Вскоре рядом с Володей стояли Кошмарик и Иринка, державшие в руках «судачинку» и прочую снедь. Не забыли прихватить и походную горелку, не надеясь на то, что разыщут на этом железобетонном острове топливо. Кошмарик приседал, разминая ноги, и вообще всем своим видом выражал восторг от морской прогулки. Потом он жадно раскурил сигарету, чего на субмарине Володя ему сделать не позволил.

– Ну что, братва, где шамовку нашу трескать будем? Может, здесь и расположимся, как цыгане?

Но Володя ему не ответил. Он приглядывался к белоснежной яхте, и что-то в ней настораживало его. Нет, в ее конструкции все было в порядке, но Володе отчего-то казалось странным то, что на судне не видно людей, не слышно ничьих голосов. «Ведь если они сюда отдохнуть приехали, развеяться, то музыка должна бы была на всю катушку играть. Померли они там, что ли? А может быть, убиты?» Но тут же Володя решил про себя, что он попросту психопат и склонен к мрачным фантазиям. Его к тому же торопили Кошмарик и Иринка, которым до жути хотелось есть, а потому мысли Володи тут же переключились на перспективу ужина (ведь было шесть часов вечера) посреди залива.

– Только подыщем укромное местечко, – сказал Володя. – Давайте отыщем каземат почище и расположимся рядом с амбразурой. Представьте, мы будем есть твою, Кошмарик, шамовку, а перед нами будет открываться вид на море. Пошли!

Но тут запротестовала Иринка:

– Нет, для чего мы будем сидеть в каком-то каземате? Да там, наверно, и пахнет гадко. Лучше здесь, у воды!

– Да пойдем! – повлек ее Кошмарик в сторону полуразрушенного входа, ведшего вовнутрь фортовых помещений. – Какой там запах – здесь ведь никто не бывает!

Но едва они вошли в полутемное, холодное помещение фортового каземата, как поняли, что город настиг их и здесь. Действительно, запах стоял здесь крепкий, на полу, усыпанном битой штукатуркой, камнями, валялись консервные банки, бутылки, скомканные газеты. Когда же глаза вошедших привыкли к полумраку, их взорам открылись такие настенные фрески, выполненные углем, что Иринка даже вскрикнула и сказала:

– Ой, мерзость какая! Уйдем же отсюда!

Но Кошмарик только загоготал и стал с интересом рассматривать «живопись», указывая даже пальцем на наиболее удачные образцы. Володя же, насупленный и недовольный собой за то, что завез сюда друзей, сказал:

– Ладно, чего гоготать! Дальше пойдем! Здесь можно пройти из каземата в каземат – посмотрим, как форт устроен был. Идите за мной, только под ноги внимательно смотрите… Кошмарик, судака своего не вырони, а то снова мыть придется.

И они двинулись по анфиладе казематов с низкими сводчатыми потолками. Стены форта на самом деле были такими толстенными, что свет через амбразуры едва проникал в помещения. Кое-где на стенах можно было видеть металлические скобы, порой – вмурованные кольца. В пол были вделаны невысокие рельсы, по которым, как сказал Володя, перекатывались с места на место пушки. Вообще ему тут нравилось, и если бы не Иринка, такая нежная и ранимая, он с Кошмариком с удовольствием поковырялся бы здесь, надеясь найти пусть не сокровища, так что-нибудь занимательное из военного хлама.

Но вот они остановились перед лестницей с полуразрушенными ступеньками, и эта лестница вела в какую-то галерею над соседним казематом. Прохода в этот каземат здесь не было, и волей-неволей нужно было подниматься наверх или пришлось бы возвращаться назад.

– Я не хочу туда! – запротестовала Иринка и даже вырвала свою руку, когда Володя попытался было увлечь девочку наверх. – Довольно мне этой грязи! Ну чего здесь интересного? Пойдемте назад и пообедаем возле воды!

Кошмарику тоже наскучило бродить по казематам, но Володя посчитал бы себя малодушным, не обследуй он галерею, поэтому решительно сказал:

– Ладно! Тогда я сам схожу и посмотрю, что там за галерея, а вы оставайтесь!

И направился было наверх, но тут его в два прыжка нагнал Кошмарик, в руке которого, поддетый под жабры, болтался чищеный судак.

– Погоди, и я с тобой, мне тоже интересно!

И вот они уже поднялись, оставив Иринку внизу. Галерея оказалась очень низкой и узкой, так что идти пришлось, согнувшись в три погибели. К тому же здесь не было амбразур, поэтому свет проникал сюда лишь едва-едва со стороны лестницы, но где-то впереди, только внизу, снова виделся слабый свет, говоривший о том, что там есть выход. Стараясь не удариться обо что-нибудь в этой узкой галерее, держась за стены руками, шли мальчики вперед, продвигаясь шаг за шагом, и сердца их учащенно бились. Наверное, в одиночку никто из них не посмел бы лазать по этой мрачной галерее, но теперь каждый не мог выказать слабость и уйти отсюда. Свет, проникавший в галерею снизу, все приближался, а вместе с тем начинали являться слуху мальчиков чьи-то неясные голоса, и эти голоса, чем ближе подходили Володя и Кошмарик к отверстию, позволявшему их слышать, казались ребятам раздраженными и даже злыми. Однако среди интонаций злобы проскальзывали и звуки, наполненные жалобой и мольбой.

Володя в темноте крепко стиснул руку Кошмарика, а когда они подошли вплотную к источнику света и голосов, то оказалось, что они стоят то ли перед провалом, открывавшимся в нижнее помещение, то ли перед нарочно устроенным люком.

– Ну, думай, думай, Эдуард, как нам с тобой лучше договориться, сам предлагай, какой выход тебе по душе, – донеслось до ушей Володи и Кошмарика теперь уже совсем явственно. – Стоит ли в твоем положении пытаться сохранить товар у себя, но потерять при этом самое дорогое, то, послышался вздох, – что дается человеку один только раз. Понимаешь, о чем речь идет?

– Понимаю, – донесся чей-то жалкий и слабый голос.

– О чем же? – спросили.

– О жизни, – последовал через несколько секунд ответ.

– Вот-вот, Эдуард, – продолжал говорить спокойным тоном тот, кто являлся, видно, хозяином положения. – Ты ведь сам врач, в прошлом конечно, и знаешь, что жизнь из человеческого тела можно извлечь в два счета: кочергой, пулей, утюгом, кулаком, вязальной спицей, гвоздиком даже и даже, сам знаю, обыкновенной спичкой. Так неужели же ты, пожелавший жить на свете красиво при помощи, понятно, других человеков, станешь расставаться с жизнью из-за какой-то ерунды? Верни нам препараты, на которые мы, кстати, имеем точно такое же право, как и ты, и мы сегодня же доставим тебя домой и даже снабдим на прощание отличной жратвой и выпивкой с нашей «Красотки». Или хочешь лежать такой же дохлятиной, как Груздь?

Тут послышались глухие удары, и чей-то стон, длинный и жалобный, донесся до замерших от страха мальчиков.

– Нет! Нет! Я не хочу умирать! Я вам все отдал, у меня больше нет ничего! Вы получили от меня восемнадцать почек и одиннадцать пар глазных яблок, как мы договаривались! Разве я нарушил договор?

– А селезенки где обещанные? Сдал на сторону?! – заорали снизу, и теперь говорил уже другой человек.

Тут Володя, словно повинуясь какой-то могучей силе, нагнулся к отверстию в полу, встал на коленки. Кошмарик, скорее всего просто подражая Володе, сделал то же самое, и ребята хорошо увидели то, что происходило внизу. Это был каземат, подобный тем, что осматривали недавно они сами. Возле амбразуры на полу лежал человек в разорванной рубахе. Его руки были сведены за спину и, как видно, были связаны. Лицо лежавшего, обезображенное страхом и вымазанное кровью, выражало к тому же мольбу, обращенную к стоявшему перед ним мужчине. Двое других мужчин сидели поодаль и спокойно курили, даже не глядя на лежащего. В другом углу, уткнувшись лицом в стену, с неловко поджатой под себя рукой, лежал еще один человек, и мальчики сразу же догадались, что этот человек уже не был живым. А еще увидел Володя, что один из сидевших мужчин поигрывал короткоствольным автоматом, легко перебрасывая его с руки на руку. Этот мужчина и сказал наконец равнодушным голосом:

– Богдан, да сколько можно с ним цацкаться? Не видишь, пудрит он тебе жабры. Скажет, наверно, что все отдаст на берегу, а когда привезем его на берег, тут же слинять попытается и своих ребят на нас наведет. Дай я бацну его – и порядок!

– Ой, не надо, не надо! – протяжно завопил лежавший человек, носивший имя Эдуард. – Принесу я вам селезенки, обязательно принесу!

Больше Володя, которого переполняли и ужас, и жалость к человеку, ожидавшему жестокую кончину, не мог смотреть на происходящее внизу. Он быстро вскочил на ноги, и если бы Кошмарик обладал способностью видеть в темноте, он бы заметил, как дрожали губы Володи, какой страх запечатлелся в глазах его друга.

– Мотаем отсюда! – не сказал, а прошипел ему на ухо Кошмарик, и мальчики, как слепые растопырив руки, чтобы не разбить головы в узком и низком проходе, на цыпочках заковыляли туда, где находилась лестница.

Они буквально скатились по ее полуразвалившимся ступеням прямо к ногам Иринки, и вид их, перемазанных в известке, с широко раскрытыми от ужаса глазами, красноречиво поведал девочке о том, что с ее друзьями случилось что-то необыкновенное.

– Что произошло? – пугаясь не меньше Кошмарика и Володи, спросила Иринка прыгающими губами.

– Бежим! – хриплым шепотом сказал Кошмарик, устремляясь к проему, ведущему в другой каземат, но его остановил голос Володи, сказавшего хоть и дрожащим, но все же повелительным голосом:

– Постой! А с человеком тем что будет?

– Не знаю я, что с ним будет! – зачем-то сжимая кулаки, задыхаясь, сказал Ленька. – Сам втюхался в такое дело, пусть сам и вылезает! Побежали скорей, а то и нас здесь накроют как свидетелей!

И Кошмарик снова рванул к проему, но Володя опять его удержал.

– Стой, никуда я отсюда не уйду! Не могу я позволить, чтобы человека убили! Постой, постой… – схватился Володя за подбородок, точно у него болели зубы. – У меня план один есть…

– Да какой план?! – простонал Кошмарик, будто у него тоже с зубами было не все в порядке. – Не видел разве, что у них автомат? Сделают из тебя дуршлаг – и Вася!

– Володечка! – взмолилась Иринка. – Ну давай же уедем отсюда! Зачем ты нас сюда привез?!

– Всё, молчать! – рявкнул Володя настолько громко, насколько позволяла обстановка. – Слушай меня, Кошмарик, что ты будешь сейчас делать! – Володя нервничал, но голова его в эту минуту, как видно, работала прекрасно. Сейчас мы тихо выйдем из каземата, и ты, Кошмарик, тихонько двинешься к их яхте. Осторожно отвяжи от кнехта швартовочный канат и беги назад. Уверен, что никого на яхте нет, они все в каземате. Я подвожу «Стального кита», а потом цепляю крюк за яхту и вывожу ее за пределы форта. А дальше увидим, что делать будем! Приготовься!

– Не надо, мальчики, не надо! – умоляла Иринка. – Они заметят! Они убьют нас! – говорила девочка, хотя и не знала ничего о тех, кого она называла «они».

Но Володя, а следом за ним и Кошмарик, не хотевший, чтобы Иринка заподозрила в нем слабака и труса, уже бежали через казематы и наконец добрались до того самого входа, откуда они начали экскурсию по форту.

– Давай! – прошептал Кошмарику Володя, мотнув головой в сторону яхты.

Кошмарик, подавляя в себе страх, на плохо гнущихся ногах, стараясь держаться в тени фортовых стен, двинулся в сторону яхты, обходя внутренний заливчик по кругу. И вот странно – по мере того, как он приближался к прекрасному белоснежному судну, его тело повиновалось воле все послушней, уверенность заполняла прежде робкое тело Леньки, и подходил он к яхте уже совершенно прогулочной походкой. «А что? – думал он. – Ну, остановят если и спросят, что я тут делаю, скажу, что рыбу ловить приехал на том вон железном катерке! Только бы на яхте никого не было…» Кошмарик подошел к белому борту яхты, притянутой к причалу двумя канатами. Повернув голову, увидел, что «Стальной кит» уже сдвинулся с места и медленно и бесшумно, идя на аккумуляторах, приближался к яхте. Кошмарик быстро смотал канат с одной пары швартовочных кнехтов, кинулся к другой паре и быстро повторил ту же операцию. «Стальной кит» был уже рядом, и скоро из люка высунулась голова Володи.

– Готово?

– Да, держи! – сказал Кошмарик, влезая на борт яхты и бросая Володе конец швартовочного каната, только что отвязанный от кнехтов.

Нет, с первого раза Володя, не ожидавший, что Кошмарик бросит ему канат с яхты, поймать конец не сумел, но со второго раза его руки ухватили канат, и тут же Володя продел его сквозь скобу на «Стальном ките» и надежно привязал конец. Но как мог теперь Кошмарик попасть на субмарину, об этом мальчики подумать позабыли.

– Прыгай в воду! – приказал Володя. – Плыви сюда!

Но Кошмарику прыгать в воду почему-то не хотелось, и он сказал:

– Тяни! Я здесь пока побуду!

Володя понял и скрылся в чреве «Стального кита». Скоро яхта дрогнула, поначалу не хотела двигаться в сторону, куда ее увлекала скромная по размерам подводная лодка, но после медленно пошла за субмариной, и канат между яхтой и подлодкой был натянут, как гитарная струна, – ударь и заиграет во всю ивановскую. Но Кошмарик ударять по этой струне не стал, а когда яхта уже приблизилась к выходу из форта, заорал благим матом:

– Эй, живодеры, вылезайте! Лодку свою прокакали!

 

ГЛАВА 3

НА ПЛАВУЧЕЙ ЖИВОДЕРНЕ

Не успел еще смолкнуть крик Кошмарика, повторенный несколько раз эхом, носившимся между бетонных стен форта, как из каземата выскочили на причал три пассажира яхты. Увидев, что их судно, влекомое неизвестно какой силой, уплывает с места стоянки, они вначале замерли от неожиданности, а потом бросились вдоль стен к тому месту, где кольцо форта было разомкнуто. Их белоснежная яхта как раз собиралась войти в узкий проход между стенами. Кошмарика, с блеском выполнившего операцию, немало забавляло то, как суетились эти люди.

– Что, съели?! – кричал им Кошмарик, кривляясь и показывая кукиши. Ну, ну, гребите сюда скорей! Чего, боитесь штанишки замочить?!

Но когда живодеры, видя, что яхта уплывает, дали по Кошмарику длинную очередь из автомата и пули процвинькали где-то над самой Ленькиной головой, он решил укрыться за палубной надстройкой. Заглянув в ее иллюминатор, Ленька разглядел сквозь стекло стоящий в помещении стол, а на нем бутылки, блюда с какой-то едой, бокалы. Тут-то он снова почувствовал, что страшно хочет есть, дернул вниз хромированную ручку двери, вначале заглянул в рубку, а потом уже смело подошел к столу, схватил с одного блюда здоровый ломоть колбасы и, не замечая того, что он надкушен, с наслаждением стал жевать, заедая ее куском черствого хлеба. Запил он эту еду двумя-тремя большими глотками шампанского, недопитая бутылка которого стояла здесь же.

Закусив, Кошмарик снова вышел на палубу. Живодеров он уже не видел, потому что с внешней части форта они и не могли быть – вода подступала к самым стенам. Куда Володя буксировал яхту, Кошмарик не знал, но вот «Стальной кит» прекратил движение. Яхта по инерции, правда, еще двигалась вперед и скоро встала подле блестящего тела субмарины. Вот из люка показалась голова Володи, который, повернувшись в сторону яхты, спросил у Кошмарика, улыбаясь:

– Ну что, жив? По тебе стреляли?

– Ну а хоть бы и по мне! – тоже улыбаясь, сказал Кошмарик, языком очищая от крошева свои десны. – Чего дальше-то делать будешь?

– А вот сейчас увидишь, – сказал Володя и повернулся в сторону форта, до стен которого было не больше пятнадцати метров.

– Эй вы там, на форте! – прокричал он как можно громче, стремясь придать своему голосу солидность. – Вылезайте, поговорить надо!

Поначалу ответом Володе явилось только эхо, вылетевшее с запозданием, будто замешкавшись, откуда-то из середки морской крепости. Но потом в одной из орудийных амбразур показались физиономии тех, к кому относилось обращение Володи.

– Кто там нас зовет?! – настороженно, но твердо спросила одна из физиономий. – Это ты, наверно, украл нашу яхту? Ну так чего ты хочешь? Выкуп, наверное? А ты знаешь, пацан, что мы тебя отовсюду достанем?

Володя, чувствуя свою полную неуязвимость и понимая, что живодер на самом деле находится в очень тяжком положении и хорохориться ему не следует, прокричал:

– Слушай, мужик, завянь, а! Рядом с тобой труп лежит – ну чем не улика для милиции, которую я прямо сейчас по рации вызвать могу? Хоть бросай его в воду, хоть нет, тебе уже не отмазаться. Зато я тебе другой вариант предлагаю: ты выпускаешь Эдуарда, а я тебе возвращаю яхту, и катись на ней хоть к чертовой бабушке. Идет?

Физиономии живодеров скрылись в проеме амбразуры. Похоже, они там совещались, но совещались недолго, потому что одна из рож снова показалась и спросила:

– Скажи, а ты что, на Эдуарда работаешь или на фараонов?

– А что, большая разница? – спросил Володя, желая подразнить живодеров.

– Ну, для нас большая, – отвечали из амбразуры.

– Я сам на себя работаю, – крикнул Володя. – Ну так отпускаете Эдуарда? Вы его должны развязать, и пусть он вылезет в окно и плывет прямо ко мне – я его подберу. Он плавать-то умеет?

– Откуда же я знаю! – отвечала рожа. – Он в мой бассейн плавать не приходил. Надо бы спросить у Эдика, но вначале скажи, какие гарантии ты мне можешь дать, что я, отпустив Эдуарда, который, между прочим, нас всех надинамил, получу взамен свою яхту?

– А какие… – задумался Володя. – Ну, когда Эдуард будет плыть ко мне, я отвязываю канат, и ваша яхта остается на том месте, где она находится сейчас. Вот и все!

Живодеры снова посовещались, а потом из амбразуры послышался крик:

– Ладно, выпускаем Эдуарда!

Вскоре из проема амбразуры показалась голова того самого человека, который лежал связанный в углу каземата. Было видно, что ему трудно протиснуться через неширокий проем, но протиснуться через него ему очень хочется. Мужчина ерзал и так, и этак, поворачивая в разные стороны плечи, то протягивая вперед одну руку, то снова убирая ее назад; но наконец его тело уже наполовину вылезло за пределы орудийного окна, и кто-то со стороны каземата ускорил его движение, так что Эдуард, упав головой в воду, ушел в нее как топор. Володя и Кошмарик думали было, что он уже не вынырнет, но думали они так напрасно – жажда жизни в Эдуарде, похоже, была сильной. Вот над поверхностью серой воды показалась его голова. Воды спасенный, правда, глотнуть успел, потому что стал фыркать, отдуваться. Руками по воде он колотил отчаянно, и казалось, плавать он почти не умел и бросился в воду лишь потому, что в этом шаге было куда больше надежды, чем в его прежнем положении.

– Помогите! – заорал он, совершенно потерявшись и не зная, что делать дальше.

– Сюда плыви, ко мне! – прокричал Кошмарик с яхты, потому что белоснежное судно находилось ближе к плывущему, чем «Стальной Кит». Плыви, бросаю канат!

Конечно, Володя мог подвести субмарину поближе к тонущему Эдуарду, но он боялся, что живодеры станут стрелять по нему из амбразуры, когда он будет помогать пловцу подняться на борт подлодки. У Эдуарда, однако, отыскались силы для рывка, сулящего ему жизнь. Его руки заработали подобно колесам старинного парохода, и брызги долетели даже до Кошмарика, стоявшего на палубе с канатом наготове и позабывшего о том, что его может сразить автоматная очередь.

– Ну, давай, давай, еще немного осталось! – кричал он и вскоре попытался было бросить плывущему канат, но тот был не в силах ухватиться за него.

С третьей попытки Эдуард клещом вцепился в канат, и Кошмарик подтянул его к борту подобно тому, как еще совсем недавно подтягивал к борту субмарины белобрюхого судака. Еще сложней было втащить на яхту обессилевшего Эдуарда, но тут его сильное желание продолжить земное существование взяло вверх над слабостью. Скоро Эдуард лежал на палубе, как тряпичный паяц, и вода потоками стекала с него за борт судна.

– Эй, там, молокососы! – орали из амбразуры. – Получили вы своего Эдуарда, ну так проваливайте с яхты.

И тут Кошмарик увидел, что один из живодеров пытается пробраться через амбразуру и совершить морское путешествие к яхте, подобно Эдуарду. Нужно было или срочно прыгать в воду и плыть к «Стальному киту», или пытаться завести мотор яхты. Если бы Кошмарик сиганул в воду, собираясь добраться до субмарины, то пришлось бы оставить в распоряжении живодеров обессилевшего Эдуарда. А тогда для чего нужно было городить огород с его спасением? Яхту Кошмарик тоже завести не сумел, а поэтому он выбрал третий вариант, суливший спасение и ему лично, и Эдуарду.

– Вовчик! Вовчик! – заорал он, видя, что живодер уже вывалился из амбразуры в воду и плывет к яхте. – Заводи мотор! Уходи отсюда!

Но Володе не нужно было советовать, что делать, – покуда Кошмарик возился с Эдуардом, он внимательно следил за амбразурой, и намерения тех, кто скрывался в каземате, ему стали понятны, едва он увидел вылезающего живодера. Канат, связывающий субмарину и яхту, снова натянулся, подобно струне, и судно двинулось в сторону от форта еще до того, как до его борта доплыл живодер. В бессильной ярости, видя, что яхта уплывает, сидевшие в каземате стали лупить из автомата, стремясь попасть в Кошмарика или в Эдуарда, все еще лежащего на палубе, и Кошмарику пришлось, буквально распластавшись рядом со спасенным человеком, тащить его за палубную надстройку, где он еще совсем недавно наспех закусывал колбасой.

А Володя все правил и правил подальше от форта, принесшего ребятам так много волнений, вместо того чтобы быть местом проведения их первой морской трапезы с жареным судаком и тушенкой. Эдуард, казалось, почувствовал, что опасность миновала, и его жаждущая жизни природа заставила тело вначале пошевелиться, потом привстать и наконец подняться на ноги. Хоть потоки воды все еще стекали с вымокшего Эдуарда на палубу, но он, на удивление Кошмарика, выглядел довольно бодро и даже улыбался.

– Да, и попал же я в передрягу, – улыбался спасенный, трогая пальцами свое распухшее от побоев лицо. – Ну надо же было так проколоться!

Кошмарик смотрел на Эдуарда и тоже улыбался. Мальчик был горд, что ему удалось избавить этого человека от мучительной смерти, на которую его непременно обрекли бы живодеры. Кошмарик ждал слов благодарности от этого неизвестного ему человека, но Эдуард почему-то не спешил заключать Кошмарика в объятия, плакать на его груди, рассыпаясь перед ним в словах признательности. Эдуарда скорее занимала собственная побитая физиономия, которая у него, присмотрелся Кошмарик, и без того была довольно мерзкой тонкий нос над тонкими в ниточку губами, постоянно растянутыми в какой-то непонятной улыбке, а глаза быстрые и острые, как у хорька.

– А что это у вас за судно? – спросил Эдуард, указывая на субмарину, тащившую яхту.

– Да катерок такой… – сказал Кошмарик, внимательно смотревший на Эдуарда, сильно не нравившегося ему теперь. Ленька почему-то догадался, что говорить о настоящем назначении «Стального кита» не следует.

– А-а, – протянул Эдуард, – интересная конструкция. А кто там у вас правит? – И кинул на Кошмарика быстрый взгляд.

– Да мой корешок Володька правит, – ответил Кошмарик, стараясь понять, что представляет собой этот странный человек. Кошмарик уже начал жалеть, что впутался в эту историю.

– Ну а с ним кто? – продолжал расспрашивать Эдуард.

– Да Иришка, подруга его…

– Молоденькая, что ли? – чуть не подскочил на месте Эдуард, и у него под подбородком затрясся зоб, которого Кошмарик прежде не заметил.

– Нет, старуха, – пошутил Ленька, – лет четырнадцать уже.

Эдуард зачем-то облизнулся, сказал: «Ну-ну!» – и открыл дверь каюты, где Кошмарик недавно ел колбасу. Кошмарик видел, что Эдуард вначале стащил с себя мокрую одежду и бросил ее тут же на пол, а после снял с вешалки брюки и рубашку, оставленную здесь хозяином яхты. Переодевшись в сухое, Эдуард совсем повеселел и предложил Володе:

– Ну, милости прошу к столу! За мое счастливое избавление выпить нужно! Вот, здесь и шампанское. Впрочем, его кто-то не закрыл, и нужно поискать свеженького. Уверен, что у моих милых знакомых найдется и винный погреб. Ты только садись, садись, мне с тобой поговорить нужно.

Эдуард ушел.

Яхта между тем остановилась, потому что не двигалась и субмарина.

– Ленька, Ленька! – послышалось из-за стеклянной перегородки каюты. Где ты там? Тебя не убило случайно?! – кричал Володя, высунувшись наполовину из люка. Рядом с Володей показалась и голова Иринки, и ее лицо было встревоженным.

Кошмарик вышел было на палубу, чтобы сказать Володе о том, что беспокоиться за него не надо и он скоро переберется на лодку. Кошмарику страшно хотелось узнать, что же представляет собою этот странный и очень неприятный человек с большим зобом под подбородком. А тут показался и сам Эдуард в чужих штанах и рубашке. Под мышкой он нес бутылку шампанского, а в руках какие-то пакеты с едой. Услышав крик Володи, доносившийся с субмарины, он заулыбался и даже махнул, как мог, рукой.

– Ребята! – крикнул он высоким по-женски голосом. – Вы не волнуйтесь, мы с вашим другом немного отметим нашу победу! Он скоро к вам вернется! – И опять махнул приветливо рукой.

За грязный стол Эдуард садиться не хотел и быстренько снял с него все тарелки с объедками, стаканы и бутылки, оставленные здесь теми, кто сейчас прогуливался по форту, ожидая, видно, прибытия случайного избавителя. На возвращение яхты они надеяться, конечно, не могли.

– Ну вот, вот так! – растягивал свой тонкий рот Эдуард, предвкушая удовольствие от празднования своего счастливого избавления. – Прошу, садись к столу! Тебя как, между прочим, зовут?

– Ленька, – отвечал Кошмарик, смело присаживаясь к накрытому заморскими разносолами столу.

– Леонид, выходит? – откупоривал шампанское спасенный.

– Да нет, я Алексей по документам, – отчего-то сконфузился Кошмарик.

– По документам! – усмехнулся, тряхнув зобом, Эдуард. – А паспорт-то у тебя есть?

– Нет еще, в этом году дать должны, – еще более стушевался Кошмарик, не вытерпев пронзительного взгляда мужчины. – А вы Эдуард, кажется?

– Ну, для тебя я буду просто Эдик, хорошо? – пытался улыбаться мужчина очень ласково, а выходило еще более плотоядно и фальшиво. – Да ты вот ешь и пей. Нам нужно подкрепиться после таких невзгод, а потом… потом, улыбался Эдуард, – я должен буду познакомить тебя с одной очень, очень интересной комнаткой на этом судне…

– Что за комнатка? – спросил Кошмарик, у которого почему-то кусок ветчины, взятой с блюда, принесенного Эдиком, застрял в горле, будто глотать приходилось не ветчину, а кедровую шишку.

– А такая любопытная комнатка, знаешь ли… – щурил свои хорьковые глазки Эдик. – Этакий кабинет Синей Бороды или доктора Франкенштейна. Ты ведь фильмы ужасов любишь смотреть? А?

Ветчина, хоть и достигшая с большим трудом Ленькиного желудка, собралась было отправиться к своему исходному пункту, до того противно стало на душе у Кошмарика. Ленька не ответил на вопрос своего сотрапезника, а вместо этого спросил:

– А чего же вы меня за спасение не поблагодарите? Ведь жизнью, кажется, рисковал…

Эдик же вдруг вздохнул с каким-то сожалением и даже покачал головой, будто очень сочувствовал интересу Кошмарика.

– Ты хочешь считать себя благородным, – с печалью в голосе сказал Эдик, отодвигая от себя бокал, словно и на него тоже он был в обиде, – а на самом деле ведешь себя невеликодушно. Ну помог человеку избавиться от неприятностей, так что же, за это обязательно воздаяние получить нужно? Ты хочешь моего унижения в форме благодарности, да?

Кошмарику эта речь показалась странной: отчего бы и не поблагодарить за то, что тебя спасли? Но Леньке вдруг стало очень стыдно, и он попросту не ответил, а Эдик, допив шампанское, поднялся, и сделал это медленно, всем видом своим подчеркивая значимость того, что должно было случиться после этого.

– А теперь, мой юный друг, давайте пройдем туда, куда я так стремлюсь, – предложил Эдуард.

– Куда же это? – медленно, точно загипнотизированный, поднялся со своего стула Кошмарик, повинуясь вкрадчивому голосу мужчины.

– Туда, туда, вниз, – говорил Эдуард, пристально глядя в глаза Кошмарика, но теперь уже не улыбаясь, а показывая пальцем на пол каюты. Мы пойдем в нижнюю каюту…

И Кошмарик покорно двинулся за Эдуардом. Они вышли на палубу, прошли назад, к корме, и Эдик отворил небольшую металлическую дверь. Площадка, на которую ступил Кошмарик, заканчивалась крутой лестницей. Эдуард, не оборачиваясь, стал спускаться по ней. Кошмарик – за ним; и вот они уже входили в полутемное помещение трюма, куда свет проникал лишь через небольшие круглые иллюминаторы. Посредине этой вместительной комнаты стоял металлический стол, длинный и узкий. Вдоль стен помещения – то ли белые шкафы, то ли холодильники. Несколько стульев дополняли обстановку.

– Садись туда! – приказал Эдуард Кошмарику, указывая на стул, стоящий в самом углу.

Кошмарик сел. Близ него на стене висел белый халат, запачканный чем-то красным, а из-под халата торчала какая-то железяка, тоже, видно, висевшая на гвозде. Эдик встал у стола и, потирая руки, заговорил:

– Я ведь догадался, что вы случайно зашли в этот форт и, на мое счастье, стали свидетелями той некрасивой… сцены. Так ведь?

– Ну да… – отвечал Ленька.

– Значит, вы не только видели все, но и слышали многое. К примеру, о препаратах, не правда ли? – сверлил Кошмарика глазами Эдуард.

– Слыхали, – подтвердил Ленька. – О каких-то печенках-селезенках… Они, что ли?

– Да, ты не ошибся, – зачем-то взмахнул руками Эдуард. – Хочешь взглянуть на образцы?

И не дожидаясь ответа, мужчина семенящей походкой подошел к шкафу-холодильнику, отворил дверь и что-то взял оттуда.

– Вот, смотри, – показал он Кошмарику целлофановый пакетик, содержимое которого напоминало мясо, купленное в магазине и завернутое хозяйкой, чтобы донести его до дому. – Это – почки…

– Свиные, что ли? – криво улыбнулся Кошмарик, потому что уже стал догадываться, о чем идет речь.

– Нет, не свиные, – серьезно сказал Эдуард. – Это почки человека, вынутые из человека и предназначенные для того, чтобы быть поставленными другому человеку. Этот, последний человек имеет больные почки, но, на его счастье, имеет довольно денег, чтобы поставить себе здоровые почки бедного человека.

– А если больной, но богатый человек, – дрожащим голосом заговорил Ленька, – поставит себе почки бедного человека, он случайно бедным не станет?

От страха Кошмарик решил пошутить. Пошутил он, конечно, глупо, но неожиданно его шутка очень пришлась по душе Эдуарду. Он просто перегнулся пополам от смеха, до того хохотал. Даже почки в его руке тряслись от смеха. Но кончил он смеяться так же неожиданно, как и начал.

– Нет, богатому человеку эти почки не повредят, напротив, – серьезно сказал Эдуард. – Итак, говорю тебе прямо: пришло долгожданное время, когда все стало на свое место: богатый человек – это здоровый человек, а бедный человек – это больной человек. Скоро все бедные люди умрут и по земле станут бродить и ездить на своих прекрасных автомобилях только богатые люди. Разве тебе не нравится такая перспектива, мальчик?

– Нравится, – сказал Кошмарик, – только откуда же эти богатые будут брать почки, если заболеют? Друг у друга, что ли?

И опять Эдуард переломился надвое от смеха, просто душившего его. «Экий смешливый живодер, – думал Кошмарик. – Но как бы мне избавиться от него, а то и мои почки захочет взять, я ведь человек тоже бедный…»

Пока живодер смеялся, Кошмарик обдумывал план бегства. Конечно, можно было рвануть мимо него и, взбежав по лесенке на палубу, броситься в воду. Но подняться со стула Кошмарику было отчего-то очень трудно, будто его приклеили к нему столярным клеем. К тому же Ленькой овладело желание разведать побольше о намерениях этого страшного человека.

И вот Эдуард еще не кончил смеяться, а Кошмарик, нечаянно повернув голову туда, где висел белый халат, осознал, что железяка, находившаяся под ним, и не железяка вовсе, а нечто другое. Под халатом на зеленом брезентовом ремне висел автомат, и теперь Кошмарик хорошо видел его рубчатую рукоять с выемками для пальцев, видел спусковую скобу и гашетку, видел легкий металлический приклад. Можно было просто подняться и снять это оружие, и тогда – вот интересно – стал бы смеяться живодер?

Но Кошмарик автомат хватать не спешил. Он знал, что Эдуарду об оружии неизвестно, и ждал минуты, когда автомат можно будет пустить в ход с большей пользой.

– А откуда же вы, мясники, берете эти печенки-селезенки? – довольно нагло спросил Ленька, уверенный в себе.

– Мы не мясники, мы хирурги, – перестал смеяться Эдуард и посмотрел на Кошмарика очень строго. – А берем мы органы, во-первых, от тех, кто нам их добровольно отдает за деньги, во-вторых, от покойников, которым ни почки, ни глазные яблоки уже не нужны. А в-третьих, – и Эдуард снова растянул в мерзкой улыбке свои тонкие губы, а зоб его опять затрясся, – в-третьих, хозяева этой посудины пользуются органами, к примеру, рыбаков. Сидит на своей лодочке этакий бедный человек, ловит рыбку, чтобы подкормить ею жену и ребятишек, а проплывает мимо яхта. «Эй, приятель, – кричат рыбаку, – не хочешь с нами выпить-закусить?» – «Как не хочу? С превеликим удовольствием!» Поднимается такой горе-рыбак на борт этого прекрасного судна, а его сразу на этот вот милый столик, сделав человека вначале немного мертвым… – Живодер странно ухмыльнулся, и у него в горле что-то клокотнуло.

– А зачем вы мне все это говорите? – дрожа от страха и негодования, спросил Кошмарик.

– Да потому, – тихо сказал Эдуард, – что и ты с этой яхты уже не уйдешь…

Кошмарик почувствовал, что в глазах его становится темно, а в ушах начинают наигрывать веселые колокольчики. Еще несколько секунд, и он бы свалился со стула, но откуда только взялась у мальчика воля, приказавшая телу собраться и даже приготовиться к атаке.

– Для чего я вам нужен? – спросил Кошмарик, тоже улыбаясь. – А может, у меня и почек-то нет совсем или они с камнями, а?

– Тогда у тебя отыщется здоровая селезенка, – тоже улыбнулся живодер.

– И селезенки у меня нет, – вздохнул Кошмарик. – Разве не слышали, что есть такие люди?

Зоб Эдика опять задрожал, свидетельствуя о том, что его владелец готов рассмеяться снова.

– Это ты, я знаю, на Антона Чехова намекаешь. Ведь именно он в молодые годы так подписывался – «Человек без селезенки». Но у тебя, дружочек, должна быть селезенка, причем очень хорошая, молодая. Я скоро ее увижу, а потом увижу и то, чем наполнены юные тела твоих друзей… Они обязательно придут сюда, чтобы разыскать тебя. Нет, я сам приглашу их на яхту, как приглашаем мы рыбаков, соблазняя их угощением…

И Эдуард, глаза которого сощурились до двух узких щелочек, а рот растянулся в хищной улыбке, открыв кривые желтые зубы, стал приближаться к Кошмарику, и в его руке, протянутой к Леньке, мелькнуло что-то блестящее и узкое – то ли нож, то ли скальпель.

Конечно, можно было попробовать умолить этого страшного человека пощадить жизнь, пообещать ему быть покорным помощником в его грязных делах. Можно было, бросив ему под ноги стул, попытаться удрать из «кабинета Франкенштейна». Но Кошмарик, осознав, что бездействие или мольбы окончательно погубят его, резко поднялся со стула и вместе с халатом сорвал с крюка висевший на нем автомат. Нет, он не знал системы этого оружия, но едва руки Леньки впились в холодную сталь, как инстинкт подсказал Кошмарику, что нужно дернуть рычаг затвора, находящийся справа. Механизм, проскрежетав в железном теле автомата, убедил мальчика в том, что оружие готово к бою, и он прокричал, сатанея от собственной смелости, от ненависти к стоящему перед ним упырю:

– А ну, гнида, нож на пол бросай! Руки за голову!

Никогда прежде Кошмарик не видел на лицах людей выражения ужаса, совершенно затмившего разум и подчинившего волю. Сжатые до узких щелей глаза живодера раскрылись так широко, что казалось, они вот-вот выскочат из орбит и покатятся по полу, точно шарики для пинг-понга. Щеки Эдуарда задрожали, рот раскрылся, а его противный зоб опустился на грудь. Этот человек, привыкший к полной безнаказанности, привыкший глумиться над беспомощной жертвой, сам оказался в положении жертвы, а поэтому не мог пережить без сильнейшего волнения такое внезапное превращение.

Что делать с этим выродком, Кошмарик решил быстро. Заставив его повернуться, он приказал, когда тот замер, держа руки за головой и сгорбившись, потому что боялся получить в спину автоматную очередь:

– Выходи на палубу!

– А ты не будешь стрелять?! – не спросил, а тоскливо прокричал тот, кто считал, что здоровым имеет право быть лишь человек богатый.

– Иди! Там посмотрим! – стараясь говорить хотя бы баритоном, приказал Кошмарик и даже пихнул живодера меж лопаток стволом автомата.

Когда поднялись на палубу и Эдуард, стоя у невысокого фальшборта, снова уставился на Кошмарика своим просящим взглядом, Ленька, наводя автомат прямо в голову мужчины, приказал:

– А теперь, хорек, прыгай в воду и плыви к форту! Там тебя встретят с удовольствием! Рыбаков больше на угощение приглашать не будете!

С видом загнанного зверя, дернувшись всем телом, Эдуард бросил короткий взгляд на залив. От форта успели отплыть метров на триста, но до ближайшего берега было еще дальше.

– Я не доплыву! Я не доплыву! – чуть не плакал мужчина, понимая в то же время, что Кошмарик шутить не будет. – Мне нельзя на форт! Там меня растерзают!

– И правильно сделают, – спокойно сказал Кошмарик и дал короткую очередь, стараясь стрелять поверх головы Эдуарда.

С криком, в котором слышались и ненависть, и жалость к себе, и обида на случай, так жестоко подшутивший с ним, Эдуард буквально перекувырнулся спиной через фальшборт, и громкий плеск воды заглушил этот дикий крик. Кошмарик видел, что скоро Эдуард, отфыркиваясь, показался из воды и, бешено молотя руками, поплыл подальше от яхты, где бедных людей лишали принадлежащей им по праву жизни, чтобы даровать здоровье тем, кто мог за него заплатить.

– Кошмарик, что там случилось? – с тревогой кричал с субмарины Володя. – Кто там стрелял?! Кто там плывет?!

– Да все в порядке, старик! – помахал ему рукой Ленька. – Тут один господин освежиться в воде захотел! Подплывай к яхте, я скоро спущусь к тебе!

Сказал – и пошел вниз, туда, где стоял металлический стол и белые холодильники. Вначале Кошмарик разыскал оброненный им подсумок с запасными автоматными магазинами – они упали тогда, когда он срывал оружие с гвоздя. Повесив автомат за спину, а подсумок на брючный ремень, Кошмарик пошел разыскивать машинное отделение. Там стояли канистры с горючим, и Ленька, сняв крышку с одной из них, по запаху определил, что налита солярка.

– Годится, – пробурчал себе под нос Кошмарик и выволок две канистры на палубу.

К одной канистре он привязал веревку, которую снял по дороге, – на ней, видно, живодеры сушили белье. С другой канистрой Кошмарик двинулся вниз, к «кабинету Франкенштейна». Спускаться до самого входа в кабинет Ленька не стал. Зачем? Солярка сама туда натечет… Скоро перевернутая вверх дном канистра в руках Кошмарика стала совсем легкой. Поднявшись наверх и стоя почти у выхода на палубу, Кошмарик вытащил зажигалку, скрученную жгутом бумажку, зажечь которую не представляло никакого труда. Постаравшись бросить бумажку как можно дальше и услышав, как загудел внизу мгновенно вспыхнувшись огонь, почувствовав кожей, как полыхнуло жаром, Ленька выскочил на палубу. «Стальной кит», подведенный Володей, стоял у самого борта яхты, и Кошмарик прокричал другу:

– Вначале прими канистру! Солярка – пригодится!

На веревке канистра была спущена. По той же веревке, привязанной к фальшборту, Кошмарик через минуту спустился и сам.

– Отплывай скорее! Отплывай! Я поджег ее, поджег!

Володю не нужно было упрашивать, и «Стальной кит» отвалил от белоснежной яхты, имевшей черное нутро.

 

ГЛАВА 4

КОШМАРИК СТАВИЛ НА «РУЖ»

Уже было около одиннадцати вечера, но стояло время белых ночей, а поэтому залив из серого превратился в темно-серый, на западе небо багряно заалело, совершенно стих ветер, появился серп луны, а легкие и длинные облака на небе стали не белыми, а почему-то желтыми. Но то, что вокруг было совсем не темно, не мешало огню, вырывавшемуся из лопнувших иллюминаторов яхты, гореть ослепительно ярко, точно мощные маяки. Потом на яхте что-то взорвалось.

– Горючее бабахнуло! – азартно сообщил Володя в трюм подлодки, потому что только он один смотрел с интересом на то, как горело прекрасное прогулочное судно.

Иринка, потрясенная всем происшедшим, голодная и жалевшая отца, который, наверное, не спал сейчас, сидела на койке, обхватив себя за плечи руками. Ей к тому же было зябко. А Володя в это время старался увести «Стального кита» подальше от горящей яхты.

А потом Кошмарик, которому надоело смотреть «на дело рук своих», спустился к друзьям, возбужденный, взвинченно-веселый. Володя зажег бортовые огни, что полагалось по инструкции судовождения, заглушил мотор, сел рядом с Иринкой, и Кошмарик принялся подробно рассказывать о том, что случилось с ним на яхте. По мере того как он передавал все подробности своего общения с Эдуардом, веселость Леньки таяла со скоростью весеннего снега, и вот уже он выкрикнул, чуть не плача:

– Я жалею теперь, что не в него всадил очередь из автомата! Богатые, видишь ли, должны быть здоровы… у, гадина! Никого им не жалко, лишь бы загрести побольше денег!

– Ты все правильно сделал, – похлопал Володя друга по плечу. – Зачем в него стрелять? Он или не доплыл до форта – ведь я видел, как плавал этот человек, – или его дружки потом убили.

– А если его рыбак какой заметил? – опасливо спросил Кошмарик. – Ведь он потом всю свою кодлу соберет и нас на заливе разыщет…

Володе не понравилось малодушие Леньки, и он веско сказал:

– Ну, во-первых, никаких рыбаков я близко не видал. Потом, чего нам его бояться? Мы завтра уже в Лужской губе будем, а если и погонится за нами кто-нибудь, так мы просто ляжем на дно, и пусть они нас до посинения ищут, живодеры эти. Да я не побоюсь с ними и в открытый бой вступить! Теперь у нас с тобой автомат есть, молодец же ты, что его принес, да еще с запасными рожками!

И ребята принялись рассматривать оружие. Оказалось, что обзавелись они итальянской «береттой», автоматом сицилийской мафии. Маленький, легкий, с двумя рубчатыми рукоятками – одна впереди перед магазином, а вторая сзади, с удобными выемками для пальцев. Был здесь и металлический приклад, который можно было одним движением убрать или выдвинуть, подготовив оружие к бою. Вынули магазин и пересчитали патроны, небольшие, с закругленными на концах пулями в медных оболочках. Оказалось, что обойма рассчитана на тридцать патронов, но трех уже не было, потому что Кошмарик их уже потратил. Зато в принесенном им подсумке нашлось еще три полных магазина, и мальчики, пересчитав патроны, поняли, что они стали сущими богачами. Они казались себе неуязвимыми и непобедимыми, способными одержать верх над врагами, готовыми перейти им дорогу.

Особенно был горд собой Кошмарик, ведь главным героем дня стал именно он. Из тайников своего сердца вышло на поверхность чувство превосходства над Володей, и Иринка, нравившаяся ему, была призвана превратиться в арбитра в поединке. Открыто Кошмарик не вызывал на поединок своего друга Володю, но теперь он решил во что бы то ни стало совершить еще один подвиг, чтобы окончательно «свалить» соперника, вознестись в глазах девочки на недосягаемую высоту.

– Да хватит вам все о патронах да о прикладах говорить! – прервала увлеченных оружием ребят Иринка. – Я уже умираю от голода, ведь чуть ли не с утра ничего не ела! Где твоя рыба, Кошмарик? Где печенье, тушенка?

Да, в суматохе операции по спасению Эдуарда, которого, как оказалось, спасать не следовало, была потеряна не только рыба, но и печенье. Хорошо еще, что Иринка вернула на «Стальной кит» керосинку. Не пропала и банка с тушенкой, но все равно предстоящий ужин всем казался заслуживающим внимания даже со стороны стосковавшегося по пище желудка.

– Ладно, мальчики, – вздохнув, сказала Ирина, – открывайте банку. Поедим мяса и запьем его кипятком.

Вдруг через открытый люк, откуда сидящим в субмарине открывался розовый овал неба, влетел какой-то бодрый мотив – играла музыка, как видно, на проплывавшем мимо судне. Кошмарика точно ошпарило, он метнулся к трапу, вскарабкался по нему наверх, с полминуты, высунувшись наполовину, следил за чем-то, а потом спрыгнул вниз.

– Ну, Ирина, кажись, разживемся мы сейчас шамовкой! – азартно сказал он, зачем-то хлопнув в ладоши. – Володька, где твоя лодка и канат с крюком?

– Вон, у газового баллона сложена, – показал Володя. – А тебе зачем? Поплавать, что ли, захотел по ночному заливу?

– Ага, поплавать, – согласился Ленька. – Там рядом с нами паром прогулочный проходит, господ для прогулки вывез, вот я и смотаю к нему, заберусь – там борт невысокий – да и куплю чего-нибудь пожрать! – А потом Ленька эдак по-пиратски улыбнулся, показывая свои мелкие острые зубки, и сказал: – А живодерня-то все горит! Даже не думал, что так долго полыхать будет, из пластика, наверно, – дерево давно бы все выгорело…

Но Иринке, для которой и говорилась эта фраза, не понравились слова Кошмарика, и она принялась читать ему проповедь о любви к ближнему, о том, что какими бы отвратительными ни были люди, с ними нельзя было поступать так жестоко. Нужно, говорила девочка, вначале попытаться убедить человека, показать ему неправоту его поведения, поступка. Ведь во всех людях, горячо утверждала Иринка, есть семена доброты, а поэтому следовало попытаться отыскать эти семена и создать условия для их всхода.

Нет, Кошмарик не сердился на девочку, нравившуюся ему с каждым часом все сильнее и сильнее. Он просто улыбался, осматривая лодку, крутил своим тонким носиком и время от времени вставлял колкие фразы о том, что-де будь она на яхте, в ее трюме, где стояли холодильники с человеческими внутренностями и стол для работы живодеров, где тебе обещали стать донором богатых, но больных людей, то пришлось бы сменить доброе отношение к этим извергам на ненависть.

– Этих зверей уже не перевоспитаешь, – веско заявил Кошмарик. – Нет, они даже хуже зверей! Звери-то, они же друг друга от голода жрут, а эти для того других людей убивают, чтобы красивую жизнь вести – машинки всякие импортные иметь хотят, с женщинами шикарными водиться, пить не водку, а коньяк, к примеру. Вот и посмотри, Ирина: если этим выродкам ради комфорта не жалко людей ножами резать, можно ли их перевоспитать твоей добротой? Да плевать им на все твои проповеди!

Иринка хоть и осталась верна силе добра, но промолчала. Промолчал и Володя, который, несмотря на свою ненависть к живодерам, понимал, что с ними поступили крутовато. Он был уверен в том, что Эдуард не доплыл до форта, а те, кто остался в морской крепости, умрут от голода, если их не подберут случайно заплывшие туда люди. Однако покамест голод мучил самих членов экипажа «Стального кита», поэтому намерение Кошмарика попытаться добыть еды на проплывавшем мимо пароме было воспринято – по крайней мере Володей – с одобрением.

– Ну ладно, не поминайте лихом! – Кошмарик, схватив в охапку резиновую лодку, стал подниматься вверх по трапу. – Я буду наверху надувать «резинку», а ты правь за паромом, а то он может далеко отплыть. А мог бы ты, в случае чего, под воду уйти? – спросил он, находясь уже на трапе.

– А зачем тебе? – удивился Володя.

– Ну, чтоб невидимым стать для этих… на пароме. Может, там опять какая-нибудь сволочная компания гуляет…

– Если будет необходимо, осуществим погружение, не беспокойся. Ты, надеюсь, недолго там будешь прохлаждаться? Купи что надо – и назад. Хлеба не забудь, а то потратишь все деньги на шоколад, я знаю тебя.

– Не боись, самой лучшей шамовки принесу, – заверил Володю Кошмарик и вылез на «спину» субмарины, где стал быстро пыхтеть «лягушкой», накачивая небольшую лодку.

В это время Володя принялся догонять паром, с которого неслась лихая музыка и на палубе которого горела иллюминация. По всему было видно, что на судне жизнь не то что бьет ключом, а бурлит водопадом. Скоро резиновая лодка была готова к плаванию. Иринка подала Кошмарику наверх весла и канат с тройным крюком, чтобы можно было зацепиться за борт парома, и Ленька, крикнув в трюм: «Арриведерчи!» – спустил на свинцовую, в розовых всполохах воду залива свое убогое суденышко. Поначалу он плыл, прикрепившись к двигавшемуся «Стальному киту», как это делают в океане рыбы-прилипалы, но когда Кошмарик увидел, что расстояние между ним и паромом значительно сократилось, потому что прогулочное судно практически не двигалось, остановившись посреди ночного залива, Ленька двинул к парому на веслах и вскоре подплыл под его борт.

Нет, с близкого расстояния борт парома не казался таким низким, каким выглядел со стороны, но Кошмарика это обстоятельство не слишком обескуражило. Смотав канат кольцами наподобие лассо, он, размахнувшись, забросил его конец, утяжеленный тройным крюком, вверх и сразу почувствовал, потянув на себя, что крюк надежно зацепился за борт.

– Порядок! – вслух произнес Ленька, привязывая другой конец каната к лодке, чтобы ее не унесло волной.

Кроссовки на резиновой подошве помешали Кошмарику скользить по гладкой поверхности борта, когда Ленька забирался наверх, – всего минута потребовалась для этого. На его счастье, в том месте, где влез Кошмарик, никто не прогуливался, и Ленька сразу же привязал канат к перилам борта и снова произнес: «Порядок». Но вот теперь, когда первая часть операции была успешно завершена, Кошмарик растерялся, не зная, куда идти и к кому обращаться. Вначале Ленька бросил взгляд на залив, как бы изучая пути к возможному отступлению. «Стальной кит», повернувшись носом в сторону парома, стоял метрах в тридцати от его борта, и, надо сказать, в сумерках подводная лодка, поблескивавшая металлическим корпусом, выглядела довольно зловеще.

Желая казаться непринужденным на тот случай, если его остановят, Кошмарик засунул руки в карманы и, насвистывая и даже покачиваясь в такт звучавшей мелодии, пошел вдоль борта. Скоро стали встречаться люди; веселые, полупьяные, довольные жизнью и самими собой, они выходили на палубу, вдоволь потанцевав, выпив и вкусно закусив. Мужчины обнимали женщин и смеялись так громко, что казалось, они это делали нарочно, чтобы еще больше усилить состояние приподнятости духа, радости и довольства жизнью. На Кошмарика никто не обращал внимания, принимая его, наверное, за юнгу или за какого-то «боя», прислуживавшего на этом веселом корабле. И Кошмарик, заметив это, сразу осмелел, заглянул в одну из кают, дверь которой была распахнута настежь. Здесь был полумрак и светилась разноцветными огнями лишь стойка бара, блиставшая стеклом разноцветных бутылок.

«Конечно, – подумал Кошмарик, – и здесь можно было бы что-нибудь купить пожрать, но только как тут с ценами…»

Он смелой и даже наглой походкой подошел к стойке, и вышколенный официант в белом пиджаке и с белой «бабочкой» на шее почтительно, но сдержанно поглядел в глаза Леньке, ожидая его распоряжений. Робея, Кошмарик взглянул на меню, потом на буфет с товаром, ничего не понял в разноцветье этикеток, но уходить просто так не посмел, а поэтому спросил у халдея подчеркнуто развязным тоном:

– А чего, тут только кир продается? А где основательной шамовкой разжиться можно?

– Ресторан внизу, – холодно произнес бармен, презрительно двинув уголком рта и принявшись протирать стакан, уже не обращая на Кошмарика внимания.

– Пойду вниз. – Кошмарик слез с высокого стула, вышел на палубу, прошел вперед и заглянул в другое помещение, откуда неслись звуки восточной томной мелодии.

Но едва он заглянул в этот небольшой зал, как сразу же отпрянул от неожиданности – на невысокой эстраде танцевала совершенно нагая женщина, а перед эстрадой сидевшие за столиком дамы и господа, попивая винцо, любовались этим бесстыдным танцем.

«Эх черт! – подумал про себя Кошмарик. – Умеют отдыхать те, у кого в кошельке не пусто. Мне бы так когда-нибудь…» И вдруг совершенно некстати Леньке припомнился его дом, отец-кочегар, пропивавший все деньги, и мать, не знавшая, как дотянуть до своей получки. «Надо бы к ним съездить…» только и успел подумать Кошмарик, а уж перед ним открылась пасть прохода и нужно было спускаться, потому что именно там находился ресторан.

«В зал я, конечно, не пойду, – подумал Кошмарик, – а загляну на кухню. Там у поваров хлеба попрошу и колбасы, может быть, куплю подешевке. Скажу, что потерпел кораблекрушение. Нет, скажу, что наша рыбацкая лодка заблудилась в тумане. Ну, что-нибудь набрешу…»

Спустившись вниз, Кошмарик увидел раскрытые двери, откуда не доносилась музыка, но и запахи ресторанной кухни не вылетали тоже. Вообще в этом зале было довольно тихо и слышались лишь мужские голоса, говорившие строго и трезво, будто там заседал парламент. Слышен был еще, однако, какой-то непонятный стук, дробный и частый.

Осторожно вошел Кошмарик в этот странный зал и увидел, что он был занят большим столом, стоявшим посредине, а этот стол окружали мужчины, одетые самым изысканным образом, точно здесь или вручали государственные премии, или происходила церемония бракосочетания принца Уэльского с дочерью нефтяного магната. Мужчины причем всем своим видом выказывали ожидание и пристально следили за чем-то происходившим в центре их кружка. Но вот тихий дробный стук прекратился, и словно ток пробежал по всем этим замершим фигурам – они ожили, послышались восклицания, и некоторые мужчины заговорили с радостью и восторгом, а другие с недовольством и разочарованием.

– Нечет взял! – услышал Кошмарик долетевшую до него непонятную фразу и решил подойти поближе. Все разъяснилось, когда Ленька оказался возле самого стола, вокруг которого копошились люди, прятавшие в карманы деньги. В центре же стола стояла большая рулетка. На ней-то и играли собравшиеся здесь люди, и Кошмарику почему-то было интересно следить сейчас именно за этими людьми, а не смотреть на рулетку. Несмотря на изысканные костюмы, украшавшие этих мужчин, сделать их лица благородными и умными одежды никак не могли. Кошмарик смотрел на игроков, и вне зависимости от того, какие чувства испытывали эти люди – досаду или радость, – было видно, что все они еще совсем недавно или работали в мясных отделах магазинов, или торговали краденым кирпичом, или дрожали на таможне, переезжая через границу с мешками барахла. Да и манерами они не успели обзавестись. Достоинства этим людям хватало лишь на короткое время, покуда прыгал шарик, а теперь все их страсти выплеснулись наружу в грязных словечках, в грубых жестах и кривых ухмылках. Невозмутимым оставался лишь один крупье – юноша с волосами, намазанными фиксатуаром и блестевшими так, что его голова была похожа на тот шарик, которым он манипулировал.

Вдруг Кошмарик, случайно взглянув на пол, заметил, что в шаге от него лежит какая-то серо-зеленая бумажка, как видно, упавшая со стола, когда игроки стали хватать деньги и распихивать их по карманам. У Леньки были острые глаза, а поэтому нетрудно было увидеть, что лежавшая под ногами бумажка была купюрой. «Доллары! – сверкнуло в охваченном вожделением сознании Кошмарика, имевшего когда-то дело со многими иностранными валютами. – Но только как поднять? Заметят! Изобьют! Выгонят!» Мелкими шажками, переминаясь с ноги на ногу, Кошмарик стал приближаться к деньгам, покуда не наступил на лежащую купюру. Как жалел сейчас Кошмарик, что подошвы его кроссовок не намазаны клеем и нельзя просто выйти с деньгами на одной из них, чтобы на палубе, в одиночестве, наклониться и отклеить найденные деньги!

– Ох ты! Шнурки развязались! – с глупейшей улыбкой сообщил Кошмарик всем стоявшим рядом с ним господам, точно им было до его грязных шнурков какое-то дело. Сообщил и быстро наклонился, чтобы под видом завязывания шнурков поднять доллары.

Не разгибаясь, Кошмарик успел не только схватить купюру, но и разглядеть, какого она достоинства: американский президент Джордж Вашингтон, так много хлопотавший о свободе своего народа, был оценен на этой бумажке в сто долларов, и у Кошмарика настолько сперло дух от волнения, что он даже не в силах был разогнуться. Кроме того, разгибаться ему не хотелось вовсе, потому что здесь, под рулеткой, могли валяться другие деньги, и Кошмарик даже полазал по полу; но, к его огорчению, доллары, как видно, здесь роняли не так часто, как ему хотелось.

– Делайте свои ставки, господа! – услышал Кошмарик, все еще лазавший по полу, чей-то возглас.

Поняв, что обращение «господа» относится и к нему тоже, потому что, став обладателем долларов, Кошмарик стал думать о себе с уважением, Ленька наконец поднялся, приблизился к «господам», шуршавшим деньгами и собиравшимся сделать ставку. Все здесь, вблизи рулетки, было для Кошмарика тайной. Огромное блюдо, поделенное на секторы разного цвета, с какими-то цифровыми обозначениями, казалось раскрытой пастью чудовища, жрущего чужие деньги. Но стоявшие близ этой пасти люди, казалось, не боялись ее, и скоро ставки были сделаны – кто поставил свои деньги в одном месте, кто в другом, а крупье, увидев, что приготовления закончены, привел рулетку в движение, и легкий шарик заплясал, запрыгал по зазубринам крутящейся чаши. Прыгал, прыгал, покуда рулетка не остановилась, и снова раздались возгласы игравших. Снова, не выбирая выражений, игроки выражали свою досаду и радость, причем ругались, заметил Кошмарик, с одинаковым усердием и те, кто проиграл, и те, кто выиграл.

Нет, Кошмарик не был в душе игроком. Все в его прежней жизни было подчинено правилу и даже расписанию. Живя в семье людей бедных, он, конечно, давно уже задумал разбогатеть, но никогда бы он не выбрал способом своего обогащения такое невероятное средство, как игра на деньги, да еще по-крупному. Ну пусть в картишки он играл – в буру или в очко, – но методичный ум Леньки, его рассудочный темперамент никогда бы не позволили ему поставить себя в зависимость от случая, когда на кон ставилась крупная сумма – можно сказать, судьба.

Но сейчас все переменилось. Во-первых, сто долларов (сумма для Кошмарика астрономическая) были просто найдены, а во-вторых, Ленька в этой обстановке уже был не тем прежним Кошмариком, который ловил гадюк, чтобы продать их в больницу, собирал грибы, ловил рыбу и немного фарцевал на трассе, где ездили финские туристы. Теперь Кошмарик почувствовал себя господином и был готов вступить в схватку с другими – с теми, кто называл себя хозяевами жизни.

– Выигрыш на красном! – сообщил крупье ледяным тоном, перед тем как господа принялись суетиться, подсчитывая свой проигрыш или свой выигрыш, и Кошмарик твердо решил, что ему тоже надо во что бы то ни стало испытать свое счастье. Правда, у него не было уверенности в том, что ему разрешат сделать ставку, и тогда Ленька решил обратиться к одному из игроков, который, как показалось ему, был приятней всех. Во всяком случае этот молодой человек не бранился и не делал страшное лицо, а попросту усмехнулся, когда крупье подтолкнул в его сторону кучу денег, орудуя деревянной лопаточкой.

– Скажите, а как тут играют? – осторожно спросил Ленька у молодого человека. – На что лучше поставить? Я здесь в первый раз, мой отец в ресторане сидит, а я вот сыграть решил…

Игрок хмыкнул, но посмотрел на Кошмарика одобрительно и стал рассказывать о том, что рулетка – примитивна, как молоток, но нужно только приглядеться и не ставить на тот сектор, который выходил прежде.

– Смотри, я выиграл на красном, а теперь обязательно выйдет черный цвет, я сам поставлю на черный. Хочешь, поставь на четные цифры – тоже выскочить может.

– Спасибо! – искренне поблагодарил незнакомца Кошмарик, но тут же решил, что поставит на красный цвет. А сделать это Ленька задумал потому, что не верил всем этим людям.

«Раз уж они сюда играть пришли, – подумал он про себя, – так станут ли они мне хорошие советы давать? Точно, прокатить меня, гад, задумал! Ну, так не будет по-твоему – поставлю-ка я на красное. Как его здесь называют? А, “руж”! Посмотрим, выстрелит ли мое ружье!»

Снова крупье предложил делать ставки, и тут уж Кошмарик не стал дожидаться – поставил. Снова заплясал, запрыгал костяной шарик по зазубринам внутренней части рулетки. Прыгал долго, так что Леньке показалось, будто этим шариком руководит какая-то сила, будто в рулетке есть невидимый мотор и им руководит крупье с напомаженной головой. Но вот шарик, попрыгав, остановился против красного сектора, и поначалу Кошмарик даже не верил в то, что успех достался именно ему.

– Выигрыш на красном! – бумажным голосом, не имеющим отношения к чувствам игроков, сказал крупье и стал лопаточкой подвигать к себе деньги проигравших, а в сторону Кошмарика пихнул целую кучу долларов.

Нет, Кошмарик, конечно, не стал спрашивать, как дурак, кому предназначается этот ворох денег, украшенных портретами борцов за американскую демократию. Но нельзя сказать, что Ленька прикоснулся к этим деньгам твердой рукой. В его голове поднялся какой-то звон, в ушах зашумело, но сквозь шум протиснулась еле-еле каверзная подсказка: «Надо уходить, а то бить будут!»

Деньги, однако, он старался собирать не торопясь, с достоинством и уж во всяком случае не произносил тех гадких слов, что слетали с уст хозяев жизни. Скоро серо-зеленые бумажки уже покоились в заднем кармане Кошмариковых слаксов, а сам он торопливой, но немного пританцовывающей походкой направился к выходу, и вдруг у самого выхода за обе его руки чуть повыше локтей ухватились чьи-то железные руки – два мордоворота с короткими стрижками и бесцветными рыбьими глазами ускорили уход Кошмарика из казино.

Когда Леньку буквально выволокли на палубу (ведь он сопротивлялся и гоношилисто утверждал: «Вы не имеете права!»), стриженые мордовороты совсем не вежливо стали спрашивать у Кошмарика:

– Ты как сюда попал? – Один продолжал держать Леньку за руку.

– Где твой билет и приглашение на право входа на паром? – допытывался другой, буравя Кошмарика взглядом.

Кошмарик хотел было сказать, что билет и приглашение у него, конечно, имелись, но только во время игры в рулетку один из игроков вытащил их из заднего кармана брюк. Но такая версия вряд ли могла быть оценена как правдивая, и поэтому Кошмарик, страшно боясь этих упитанных парней, решил ответить так:

– Да рыбачил я на заливе, а тут смотрю – ваш паром плывет. Вот и захотелось мне подняться, посмотреть, что это за корабль… Жрать еще хотелось сильно, так я думал, что разживусь у вас какой-нибудь едой.

Один из мордоворотов криво усмехнулся:

– В ресторане, наверное, посидеть захотел? С такими башлями тебя в нашем ресторане по высшему счету обслужат. Ты что же, на рыбалку с долларами ездишь? А может быть, ты и не рыбачил даже? Пойдем-ка к твоей лодке!

И парни повели Кошмарика туда, где была привязана его лодка. Нет, это были не простые ребята, потому что они, как видно, следили за Кошмариком с того самого момента, как он причалил к парому. Не ускользнул от них и способ, с помощью которого Леньке удалось подняться на борт их судна.

– А ну скажи, рыбак, ты на этот крючок рыбу ловишь? – спросил один из сотрудников корабельной спецслужбы, показывая Леньке на крюк-тройник, висящий на конце каната, обвязанного вокруг перила фальшборта. – Ну а удочки твои где? – нагнулся он, присматриваясь к резиновой лодке, мирно покачивающейся на мелкой волне.

– А что, плохой крючок? – нагло пожал плечами Кошмарик. – Вполне подходящий для крупной рыбы. А удочки все время в лодке были. А что, их разве нет сейчас? Жалко! Хорошие были удочки, только, наверное, в воду соскользнули…

– Соскользнули! – сквозь стиснутые зубы зло процедил другой спецагент. – А не боишься, что и ты можешь в воду соскользнуть? У нас ведь это просто делается, если мы встречаем на нашем судне таких, как ты!

Кошмарик не на шутку испугался:

– А зачем это мне в воду соскальзывать?! Чего я вам плохого сделал?! Ничего не украл, кажись! Ну, подумаешь, обыграл кой-кого в рулетку, ну так повезло, значит. Пустите меня, я только шамовки в ресторане куплю, на кухне, и тут же уплыву, не стану вам мешать прохлаждаться, а то вы тут все гордые такие…

– Нет, погоди, малый, – резко дернул на себя Кошмарика спецагент, когда тот собрался было идти прочь. – Ты еще скажи-ка, вон тот катер не тебя поджидает? Ты не с него приплыл случайно?

И спецагент указал своим коротким пальцем на «Стального кита», зловещий облик которого, казалось, не сулил парому ничего доброго.

– Да нет, говорю же вам, что я на лодке рыбачил, а что это за катер, я и понятия не имею. Наверное, кто-нибудь из ваших рулетчиков на нем приплыл, – пытался возражать Кошмарик, но агенты по взволнованному облику мальчика догадались, что он говорит неправду, и катер, стоящий совсем недалеко от лодки, должен иметь прямое отношение к тому, кто при помощи крюка и каната забрался на борт их прекрасного прогулочного парома, предназначенного для ночного отдыха лишь тех, кто этот отдых заслужил, или, вернее, оплатил.

– А ну пойдем, разбираться будем! – снова схватили Кошмарика за руки дюжие агенты, охранители барского покоя, и буквально потащили его по палубе куда-то в носовую часть судна. Скоро его втолкнули в какую-то каюту, очень просторную, изящно обставленную и имеющую морской колорит – штурвалы, канаты, марины , барометры украшали ее стены. Но Кошмарик сразу почувствовал, что эта каюта принадлежала не капитану корабля, а скорее всего судовладельцу, хозяину этого плавучего притона.

Когда Кошмарик и агенты ввалились в каюту, из-за широкого стола, уставленного вазами с яствами, хрустальными графинчиками и прочими роскошными фигли-миглями, поднялся высокий худощавый мужчина, одетый в белую форму моряка, и Кошмарику показалось, что кто-то произвел незнакомца по меньшей мере в адмиральское звание, потому что золотые шевроны на рукавах его кителя занимали едва ли не все пространство от запястья до локтя. Очень красивая женщина, одетая в легкое платье-тунику, так и осталась сидеть за столом, лишь одарив вошедшую компанию равнодушным взглядом.

– Вы почему вваливаетесь сюда, как лохи, без предупреждения и даже без стука? – тихо, но невыразимо жестким тоном спросил «адмирал», и тощее его лицо от ярости стало еще более худощавым, как бывает, когда всосешь вовнутрь свои щеки.

– Хозяин, – замямлил один из агентов, – мы бы не стали беспокоить вас по пустякам, но дело важное… Вначале мы нашли у борта резиновую лодку, а канат, который ее привязывал к борту, имел огромный крюк, чтобы легче было забираться на суда. Мы пошли искать того, кто приплыл на этой лодке, и нашли в казино вот этого пацана. Он к тому времени снял с рулетки приличный куш и уже сваливать хотел. Говорит, что рыбачил, но непохоже – удочек нет, одет не по-рыбацки, доллары с собой имел, а самое главное…

– Ну что, что там «самое главное»?! – нервничал тощий «адмирал», злой на агентов за то, что они прервали его трапезу. – Стоило ли соваться сюда с такими пустяками! Надавали бы по шее этому мерзавцу, чтобы не залезал на чужие корабли, и отправили бы в залив на его лодке!

Но агента не так просто было ошеломить. Он, видно, хоть и находился у «адмирала» на службе, но свое дело знал отлично и не собирался слушать хозяина, если того подводило чутье.

– Хозяин, – твердо сказал он, – неподалеку от места, где лодка привязана, стоит какой-то катер очень странной конструкции, я таких даже не видел. Уверен, что мальчик прибыл на этом катере, а потом пересел в лодку. Уверен также, что на нашем пароме он выполняет чье-то задание, скорее всего налоговой полиции…

Эта фраза была сказана таким серьезным тоном и так не соответствовала истине, что Кошмарик задорно рассмеялся, блеснув своими остренькими зубами.

– Это я-то из налоговой полиции?! Да хорош тебе Ваньку ломать, детектив дубовый! Говорят же, что я к этому катеру и отношения никакого не имею, а просто рыбачил, да, рыбачил, а потом пожрать к вам заехал, за свои кровные бабки пожрать, не за ваши! А то что крюк у меня на канате, так что же в том удивительного? Мне ведь нужно к берегу швартоваться, вот я и забрасываю этот крюк на берег, а потом подтягиваюсь! Придумают тоже налоговая полиция!

Но длинная Ленькина тирада лишь вызвала раздражение и подозрение у «адмирала», не говоря уже об оскорбленных «дубовых детективах», которые просто побагровели от злости.

– Ты, щенок, еще издеваться над нами будешь?! – стал еще более худым от злости сухопарый «адмирал»-хозяин. У тебя откуда валюта на рыбалке? Ведь ты с собой доллары привез нарочно, чтобы играть на рулетке!

– Ну а хоть бы и привез! – нагло отвечал Кошмарик. – Что мне, нельзя с собой доллары возить? У меня, может, отец покруче вас мошенник и всегда, когда я на рыбалку уезжаю, сует мне в карман сто долларов и говорит ласково так: «Вот тебе, сынок, на мороженое!»

Слово «мошенник» тоже прозвучало сейчас очень некстати и вызвало негодование «адмирала».

– Обыскать его! – рявкнул хозяин, а агенты, казалось, только и ждали этого приказа.

Нет, они не проводили по телу Кошмарика плавно и нежно своими ладошками, а принялись выворачивать карманы, залезли даже за пазуху. Если бы они не извлекли из заднего кармана Кошмариковых слаксов доллары, то вся эта операция не доставила бы Леньке ничего, кроме смеха, – щекотно же! Но долларов Кошмарику было жаль. Он хоть и не успел подсчитать выигрыш, но кучка бумажек была приличной по размерам, а поэтому жалеть о потере целого состояния можно было с полным основанием.

– Отдайте деньги! – засопел Кошмарик, строго глядя прямо в глаза «адмирала». – Какие же вы господа, если грабите меня?! Разве я не честно выиграл эти доллары?! Глядите, вернусь на берег, так обязательно такую рекламу вашей посудине дам, что никого вы в свой притон не заманите!

Но «адмирал», понимая, что стоящий перед ним мальчик – лишь большой наглец и только хорохорится, злорадно улыбнулся и тихо так спросил у Леньки:

– Вернешься? А если не вернешься?

– Как… не вернусь? – опешил Ленька, потому что углядел в лице «адмирала» то же самое выражение зверства, какое видел на лице живодера Эдуарда. – Почему же не вернусь? Сяду на лодку и уеду…

– Да и не уедешь, – так же тихо произнес «адмирал». – Нам не нравятся те, кто залезает на паром, чтобы подглядывать за происходящим здесь. Мы стукачей не любим, а ты, по всему видно, работаешь кое на кого… Врежьте ему!! – вдруг прокричал худой и даже взмахнул рукой, украшенной шевронами. – Врежьте! Пусть заговорит!

Дама, сидевшая за столом, ойкнула и завопила:

– Не надо! Не хочу смотреть! Боюсь!

– Заткнись-ка там! – совсем не по-джентльменски тявкнул в ее сторону «адмирал», и женщина тут же притихла, только закрыла руками глаза.

В руках агентов появились неизвестно откуда взявшиеся короткие дубинки, которыми, видно, они орудовать умели. Два удара, слева и справа, нанесенные по Ленькиным предплечьям, обожгли мальчика, и теперь уже орал он:

– Чего?! Чего деретесь?! Ни на кого я не работаю! Наплевать мне на то, что вы тут делаете!

– Нет, ты нам скажешь, кто твой хозяин! – не унимался «адмирал», зверея с каждой минутой, с каждым ударом, сыпавшимся на спину, руки и даже ноги Кошмарика.

«Да они же забьют меня до смерти! – с ужасом подумал Кошмарик. – Не то я говорю! Не то!»

– Стойте, не бейте! – заорал Ленька. – Все вам скажу! Все!

– Говори! – «Адмирал» сделал знак прекратить избиение и выразил на своем лице такую ненависть к Леньке, что мальчику показалось, будто Эдуард, отправленный им «в плавание», находится где-то рядом и давно уже рассказал «адмиралу» о происшествии на яхте и хозяин парома сейчас ему мстит.

– Вы видели, как недавно яхта на заливе горела? – спросил вдруг Кошмарик.

– Нет, я ничего не видел! – зло сказал «адмирал». – Что, снова нас за нос водить будешь?! Врежьте ему еще!

– Хозяин, – кивнул один из агентов, – мы видели, как горела яхта. Вся до основания сгорела…

– Ну и что мне до этой яхты? – прошипел тощий. – Как ты связан с этой яхтой, щенок?! Зубы заговариваешь?!

– Не заговариваю! – спешил Кошмарик, боясь новых ударов. – Это я… вернее, мы эту яхту подожгли…

Сильное изумление вперемешку с яростью отразилось на лице «адмирала». Насторожились и агенты, понявшие, что им удалось захватить человека даже более опасного, чем осведомитель налоговой полиции.

– А зачем ты мне про это говоришь, мальчик? – со зловещей улыбкой на лице очень тихо спросил хозяин парома. – Ты думаешь, я тебя уважать стану больше? Полагаешь, я не могу вызвать ОМОН, чтобы они отвезли тебя куда надо? Могу! У меня спутниковая связь, и я могу мгновенно выйти на любого абонента не только Петербурга, но всего мира!

Вот уж зря хозяин про ОМОН заговорил, потому что Кошмарик только хмыкнул и заметил:

– Да никого вы не вызовете! Вы всякой милиции больше огня боитесь. Ну, пусть-ка приедут да посмотрят, чем вы тут промышляете. То-то вы в залив по ночам, чтобы природой любоваться, выходите! Врите! Вы от налогов свой притон скрываете, вот что! А про пожар на яхте я вам потому сказал, что такой же фейерверк я и вам устроить могу. Вот посмеюсь, когда вы в воду сигать будете, а мне – не страшно, я воды не боюсь.

«Адмирала» ну просто перекосило от такой угрозы. Этот мужчина был не робкого десятка, к тому же он не представлял, каким образом стоящий перед ним мальчик, находившийся к тому же под зорким наблюдением его верных агентов, может спалить его прекрасный паром.

– Ты подожжешь мой корабль? – по складам произнес «адмирал». – Ты мне смеешь грозить?

Кошмарику больше нечего было терять. Он знал, что никакие просьбы, никакие мольбы или извинения не помогут ему теперь уйти с парома. А потому он решил очертя голову идти напролом:

– Если через десять минут, – сказал Ленька, глядя на часы, – то есть ровно в час ночи, я не вернусь, то ваша посудина пойдет ко дну.

– Послушай, – улыбнулся от уха до уха хозяин судна, – но ведь ты просто помешанный и тебе место в психушке. Каким это образом мы пойдем ко дну?

– Очень просто, – серьезно сказал Кошмарик. – Судно, которое вы приняли за катер, это и не катер совсем. Но ваши люди правильно угадали, что приплыл я оттуда.

– Не катер, так что же это? – влез в разговор один из агентов.

– Подводная лодка самой современной конструкции, к тому же вооруженная торпедами. Кто руководит лодкой, вам знать необязательно. Скажу только, что мы проводим тренировочное плавание перед выполнением одной грандиозной операции. Вышли сегодня в залив и потопили первую встретившуюся на нашем пути яхту. Да нет, ничего они нам не сделали, но ведь нужно нам было испытать в работе наши торпедные аппараты? Лупанули сразу с обоих бортов, вот и пошла гореть!

По лицу «адмирала», который, видно, был нервным человеком, прокатились волны. Нет, он еще не верил Кошмарику, но его возмущал наглый тон маленького, ничтожного по сравнению с ним, хозяином, человечка.

– И вам что же, не жалко было людей на этой яхте? – спросил «адмирал».

Кошмарик осклабился в широкой улыбке если и не умалишенного, то во всяком случае не слишком умного человека:

– Не-а, не жалко! А чё их жалеть?! Они кого-нибудь жалели, когда свои баксы зарабатывали?! Финтили, наверно, на каждом шагу, жулье. А то как еще сейчас такую яхту купить можно? Ладно, скажу вам по секрету, что мы нарочно в залив вышли, чтобы топить таких, как вы!

«Адмирал» смотрел на Кошмарика с истинно классовой ненавистью, видя в мальчике злого пролетария, завидующего состоятельному человеку, а потому мечтающего лишить его не только имущества, но даже жизни.

– Вы не на коммунистов случайно работаете? – спросил «адмирал».

– Не! – махнул рукой Кошмарик. – Сами на себя. – А потом спросил: Ну, вы забыли? Время-то идет! Смотрите, пять минут осталось. Мои ребята не будут ждать, покуда я назад вернусь, – у нас семеро одного не ждут, когда дело за счастье человечества делать начинается. Меня не пожалеют, но и всех вас на дно пустят…

– Ладно, идем, идем! – рванулся «адмирал» к выходу. – Покажи мне свою лодку! Я все еще не верю, что это подводная лодка, а не какой-нибудь катер!

Подгоняемые страхом за судьбу судна и за свои собственные судьбы, хозяин и его телохранители, потащив с собой и Кошмарика, бросились туда, где была пришвартована Ленькина лодка. «Стального кита» «адмирал» увидел сразу, и теперь, когда близилось самое темное время ночи, на мрачном фоне ультрамариновой воды залива блестящий корпус подводной лодки выглядел воинственно и немного загадочно. Лобовой иллюминатор субмарины был освещен, и внутри лодки, казалось, кипела жизнь. Вот-вот раздастся команда: «Торпеды к бою!» – и в сторону парома, отделившись от бортов подводной лодки, понесутся, рассекая гладкую поверхность залива, торпеды, несущие гибель.

«Адмирал» с минуту смотрел на «Стального кита», буквально устремясь к подводной лодке всем своим существом. Он оценивал, способно ли это небольшое с виду суденышко принести вред его великолепному большому судну. Но облик стоящего в тридцати метров от парома катера в конце концов представился «адмиралу» источником опасности – таких катеров он никогда не видел.

– Так ты говоришь, что ваша лодка вооружена торпедами? – спросил он у Кошмарика, не отводя взгляда от «Стального кита».

– Ну да, торпедами повышенной мощности. Говорю же вам, что тут одна яхта уже поплатилась.

И вдруг Кошмарик крикнул, да так громко, что сам не ожидал:

– Вольдемар! Эй, там, на субмарине!

Люк «Стального кита» был открыт, и через несколько секунд, увидел хозяин парома, из него показалась чья-то голова, тоже прооравшая:

– Чего тебе?! Сколько времени ждать можно?! Еды добыл?!

– Нет, еще не добыл! – отвечал ему Кошмарик. – Тут меня господа задержали, приятную беседу со мной ведут! Они не верят, что это мы потопили яхту, не верят, что у нас подводная лодка с торпедами!

Володя догадался, видно, что Кошмарик ведет какую-то игру и необходимо его поддержать.

– Не верят?! – прокричал Володя, стараясь говорить как можно более грозно и даже злобно, и у него получилось это довольно прилично. – Так я сейчас произведу пуск – сразу поверят, когда взлетят на воздух!

– Давай! – орал Кошмарик. – Лупани сразу из двух торпедных аппаратов! Меня не жалей! Ведь недаром вы меня «камикадзе» прозвали! Ради общего дела жизнью пожертвую!

Но намерение потопить паром торпедами совсем не улыбалось слушавшим разговор «камикадзе» с Вольдемаром «адмиралу» и его охранникам.

– Вы что, с ума спятили?! – визгливо закричал хозяин парома. – Какие торпеды! Сейчас же прекратите! Это – мое имущество!

– Не будет у тебя больше имущества! – ледяным тоном сказал Кошмарик, понимая, что он стал хозяином положения и теперь может диктовать свои условия. Правда, Леньке, смеявшемуся в душе над тем, как трясся от гнева и страха человек с золотыми шевронами, хотелось поиздеваться над «адмиралом» подольше. – Сейчас торпедисты производят наводку на цель, – деловито объяснял Кошмарик «адмиралу», ставшему белым, точно материал, из которого был сшит его китель. – Через три секунды выскочат торпеды и полетят по направлению к машинному отделению парома! Смерть жулью! Да здравствует справедливость!

– Нет-е-ет!! – истошно заорал «адмирал». – Чего ты хочешь?! Я тебя не держу здесь! Уходи!

Кошмарик понял, что победил окончательно. Победил не только «адмирала», оказавшегося истеричной бабой, но и двух мордастых агентов корабельной спецслужбы. Нужно было поскорее уходить, покуда они еще не опомнились от потрясения, но Кошмарику хотелось поставить в этом деле жирную точку.

– Вольдемар! Торпеды отменяются! Пока только произведи вверх автоматную очередь вроде салюта, а потом, если не лень, конечно, покажи господам, как умеет «Стальной кит» ходить под водой! А то эти господа еще подумают, будто мы их динамим!

Володя даже не отозвался, но через несколько секунд две короткие автоматные очереди и пламя, вырвавшееся из ствола «беретты», возвестили «адмиралу» и его агентам о победе Справедливости. Потом крышка люка захлопнулась, и через минуту вода вокруг блестящего корпуса «Стального кита» забурлила – воздух, выходящий из балластных цистерн субмарины, освобождал место для ворвавшейся в нее воды. «Стальной кит» стал погружаться под воду, и скоро скрылся в ультрамариновой стихии свет лобового иллюминатора.

– Видали?! – торжествующе спросил Кошмарик у «адмирала», ошеломленного увиденным.

Хозяин парома стоял словно каменный, впившись руками в перила фальшборта. Вокруг него толпились отдыхающие, выбежавшие из кают и салонов на треск автоматных очередей. Они тоже смотрели на опускающуюся под воду субмарину, и им казалось, что хозяин парома решил разыграть перед ними какое-то театральное действо.

– Капитан, это что у вас такое?! – спрашивали гости у адмирала. Новый аттракцион?

– А дадите прокатиться на вашей подводной лодке? – слышались вопросы. – Мы хорошо заплатим, баксами!

«Адмирал», потрясенный, молчал, а вместо него говорил Кошмарик, ухмыляясь:

– Сейчас так вас прокатят, что дым столбом пойдет. Аттракцион называется «В рай на самокате»! Впрочем, кто хочет, пусть дает мне свои баксы – я хозяин этой субмарины. По тысяче долларов с носа, и я устраиваю вам подводную прогулку по Финскому заливу! А то что здесь мурыжиться! Подумаешь, рулетка, ресторан! Ну, кто желает?

Но желающих почему-то не нашлось, зато откуда-то из-за противоположного борта послышался крик Володи, сумевшего под водой обойти паром и всплыть на поверхность с другой стороны.

– Кошмарик! – кричал он. – Ты где?!

– Ну, слышали?! Видели?! – ликовал Ленька. – А ну давайте на тот борт перейдем, сейчас вам фейерверк покажем с салютом!

– Только без фейерверка! – взвизгнул «адмирал», окончательно уверившийся в том, что он видел подводную лодку. – Слушай, – обратился он к Кошмарику с серьезным видом, – чего ты, собственно, от меня хочешь?

Кошмарик в душе ликовал. Теперь он был владельцем этого судна, мог распоряжаться на нем и требовать от его законного хозяина всего, что ему хотелось.

– Сперва, – почесав голову, сказал Кошмарик, – сперва отдайте мне выигранные доллары – раз.

«Адмирал» поспешно вынул из кармана белого кителя спрятанный туда выигрыш Кошмарика.

– Еще чего?

– Потом… – задумался Ленька, – я хочу брякнуть по вашему телефону в город. Это – два.

– Пожалуйста, звони! – был сговорчивым «адмирал». – Ты еще хотел запастись едой, так ведь?

– Ну да, шамовкой…

Хозяин парома подозвал к себе одного из агентов, шепнул ему что-то на ухо, и тот, кивнув, удалился. Адмирал же сказал Кошмарику:

– Пока ты будешь звонить в город, тебе подготовят еду или, как ты ее называешь, шамовку. Пойдем!

Гости парома с удивлением смотрели на то, как расстилался перед каким-то мальчишкой сам владелец этого роскошного парома, но «адмиралу» не было стыдно перед ними. Во-первых, этих людей он просто презирал, и их мнение ничуть не интересовало человека в белом кителе с шевронами. Во-вторых, «адмирал» сейчас сильно верил в то, что этот «пролетарий» с подводной лодки опасен для него и парома куда больше, чем налоговая инспекция со всей своей полицией. Нужно было спасать судно, а для этой цели годились любые средства.

Кошмарик пришел в каюту «адмирала», где все еще сидела скучающая красавица.

– Какой номер тебе набрать? – спросил «адмирал», поднимая трубку телефона какой-то наисовременнейшей конструкции. Спрашивал он об этом вежливым тоном, так что дама даже вскинула на «адмирала» свои прекрасные, но очень глупые глаза.

Кошмарик назвал требуемый номер. Это был телефон квартиры, в которой жил Володя. Несмотря на позднее время, Кошмарик знал, что мать Володи не спит, ожидая возвращения сына. Ленька не был уверен, что наспех накарябанная записка, брошенная рыбаку при выходе субмарины из Шкиперского протока, была доставлена по назначению.

– Прошу, говори, – протянул «адмирал» Кошмарику трубку, когда женский взволнованный голос, пробившийся через космические расстояния, заговорил в телефоне.

– Это я, Леня Кошмарик, друг вашего Вольдемара! – прокричал мальчик в трубку, боясь, что его не услышат. – В общем – все о’кей, Вольдемар в прекрасной форме, он – на «Стальном ките», ну, на субмарине нашей. Даем прикурить всяким тут кентам. А я звоню с корабля, у меня тут полно друзей. Сейчас плыву к Вольдемару, и мы отправляемся в одну губу… ой, забыл, как ее?! А, в Лужскую губу, по делам. Скоро, скоро будем дома, вы только не плачьте и не волнуйтесь! Да, отцу Ирины передайте, что у нее тоже все в порядке – она с нами, под нашей защитой! Ну, арреведерчи!

И Кошмарик протянул «адмиралу» трубку, чтобы тот водрузил ее на свой супераппарат.

– Ты доволен? – приторно улыбался «адмирал», но за его приторностью виделась ненависть по отношению к этому сопляку, плебею, посмевшему повелевать им, владельцем этого замечательного судна. Казалось, если бы «адмирал» преодолел страх перед россказнями молокососа о торпедной атаке, то сейчас же отдал бы приказ своим держимордам утопить этого малолетнего негодяя.

– Я доволен вами, капитан, – серьезно заявил Кошмарик, насколько серьезным могло выглядеть вообще его простоватое лицо с остреньким носиком, под которым, правда, уже пробивалась реденькая поросль. – Так и надо себя вести…

– Как это «так»? – спросил мужчина, весь дрожа от негодования, потому что разговор происходил в присутствии дамы.

– По-умному, значит, – втянул Кошмарик воздух своим птичьим носом. Вчера, значит, вы такого мажора из себя строили – корабль у меня, дескать, с рулеткой, что хочу, то и ворочу. А сегодня я появился на вашем горизонте, я, который такие корабли, как скорлупки, топит. Вот вы и поступили по-умному, потому что дорогу мне уступили. Точь-в-точь как в одной песне поется – сегодня ты, а завтра я. Приятно мне очень с умными людьми дело иметь…

Кошмарик вышел на палубу, и тут ему услужливо поднесли нарядную сумку, доверху набитую всякой снедью. Наружу высовывались палка здоровенной салями, горлышко какой-то заморской бутыли, а рядом красовалась даже зеленая шишка ананаса.

– А мяса положили? – придирчиво оглядел Кошмарик трофеи. Ему вполне хватило бы и того, что набрали в сумку люди «адмирала», руководствуясь личным вкусом, но мальчику хотелось ощутить власть над этими богатыми и сильными хозяевами жизни. Кошмарик знал, что он ловкий малый, но он также знал, что никогда не станет барином и так и останется сыном кочегара.

– Да, положили хороший копченый бок, – услужливо подтвердил распорядитель из ресторана. – И еще охотничьих колбасок с килограмм положили…

– Отлично, мне нравятся охотничьи колбаски! – кивнул Кошмарик, и гости парома, давно уже кончившие предаваться своим забавам, с удивлением следили за тем, как обхаживают неизвестно откуда взявшегося пацана, имевшего довольно помятый вид.

Но перед тем как спуститься в лодку, Кошмарик, находясь на десятом небе от счастья, спросил у «адмирала», имеется ли у него на судне магазинчик. Оказалось, что на пароме был ларек. Правда, в нем продавались лишь товары «для состоятельных людей», как сказал «адмирал». На что ему Кошмарик заметил, что он-де и есть тот самый состоятельный человек. Когда Кошмарика подвели к ларьку, он выбрал там для Иринки самый красивый купальник и заплатил за него тридцать пять долларов. В душе мальчик был недоволен своей покупкой, потому что никак не мог понять, какой дурак может выложить за эти узенькие полоски такую кучу денег. Но отказаться от покупки он не мог – было стыдно перед «адмиралом», хотелось доказать ему, что он тоже «белый» человек, но самым главным аргументом в пользу приобретения купальника было то, что он теперь мог полностью завоевать сердце очаровательной Иринки. «Вовчик-то, наверное, пожмотничал бы, не купил бы, а я вон…» И зеленые лоскутки материи легли между колбасой и ананасом.

Когда Кошмарик втащил свою тяжеленную сумку на узкую площадку рядом с надстройкой «Стального кита», он передал трофеи Володе, а сам принялся сдувать лодку. Кто бы мог поверить, что этот белобрысый подросток, деловито возившийся с резиновой лодкой, стал за прожитый им сегодня день лет на десять взрослее. Нет, Кошмарик никогда не был маменькиным сынком, но все равно именно сейчас вместе с вырывающимся из лодки воздухом он ощущал, что так же легко покидает его и детство. Из мальчишеской оболочки вылетела грациозно и смело красивая бабочка, и Кошмарик превратился в юношу.

 

ГЛАВА 5

ВОДОЛАЗ С ПРОСТРЕЛЕННЫМ СЕРДЦЕМ

Чего только не нашел экипаж «Стального кита» в принесенной Кошмариком сумке: и колбасы, и копченое мясо, и балыки, и всякие чудные консервы. «Адмирал», похоже, был так напуган тем, что его судно отправят на дно, что велел положить бутылку французского шампанского. А вполне возможно, что по его приказу собирали в ресторане, не глядя, все самое лучшее, не зная, кому предназначаются продукты.

Нет, они не стали ночью править к берегу, чтобы спокойно поужинать (или, вернее, позавтракать) на «тверди земной». Лишь отплыли подальше от парома, да так и остались посреди залива, и вдали виднелись огни Петербурга, поближе – береговые огни какого-то пригорода, и ничто теперь не связывало их с городом, кроме этих слабо мерцающих огней, и посреди стихии обитатели «Стального кита» казались сами себе после недавних побед гордыми и непобедимыми.

С наслаждением поглощая ресторанные вкусности, Иринка и Володя слушали о похождениях Кошмарика на пароме. Ему даже не надо было приукрашивать рассказ – до того все казалось невероятным, а находчивость и даже ловкость Леньки заслуживала самых высоких похвал. Показал Кошмарик друзьям и все выигранные им доллары. Вместе с теми, что были найдены на полу казино, и за вычетом потраченных на приобретение купальника, в Ленькином кармане оказалось восемьсот сорок баксов. Да, с такими деньгами можно было начинать в Питере хорошее дело (ну, там купить на базе бананов, закинуть их другому оптовику или разбросать по ларькам). Так Кошмарик, может быть, и поступил бы, потому что давно хотел заняться торговлей. Но теперь он был связан с Иринкой и Володей «морскими отношениями», то есть утаить от них выигрыш казалось даже Кошмарику делом не очень красивым. Да и как утаишь, если так хочется похвастать своим успехом!

Итак, Кошмарик пел соловьем, расписывая свое приключение. Иринка невольно смотрела на Леньку, широко распахнув и без того огромные карие глаза, но Володя, делая вид, что не очень голоден, слушал Кошмарика с недоверием и даже порой перебивая его коварными вопросами:

– А поди замандражировал, когда тебя охранники к хозяину потащили, а?

– Да и ничуть, – отнекивался Кошмарик, хотя он на самом деле смандражировал тогда.

Но Володе была нужна не правда об истинных чувствах друга – нет, он просто видел, что Кошмарик сегодня вырос на две головы по сравнению с ним. Конечно, и он, Володя, действовал молодцом и на форте, и сейчас, возле парома. Ведь это именно он прекрасно осуществил подводный маневр и, как оказалось, привел этим обитателей парома в полное замешательство. А ведь он еще ни разу не делал погружение! Они не пытались уходить под воду даже с отцом, а папа к тому же сомневался в том, будут ли набираться водой достаточно быстро балластные цистерны. И все равно, сердце подсказывало Володе, что героем дня все-таки был Кошмарик. Но как удалось шибздику с наружностью продавца сигарет пересилить себя и стать суперменом? Не мог не заметить Володя и того, что Иринка смотрела теперь на Кошмарика с теплом и благодарностью. А ведь еще на Шкиперском протоке в ее взгляде, обращенном на Кошмарика, сквозило лишь презрение. Да, Ирина не могла не быть благодарной Леньке за звонок по телефону – ее отец теперь будет более спокоен. А что касается подарка, преподнесенного девочке Кошмариком, то тут Володя и вовсе вознегодовал в душе, хотя и видел, что Иринка сделала вид, будто купальник ей не понравился.

«Надо присмотреться к Кошмарику, – точила сердце Володи змея сомнения. – Теперь он будет супермена из себя корчить, выпендриваться перед Иринкой, а я стану у него на побегушках – лодку подавать ему придется, под воду опускаться, когда ему вздумается. Этак Иринка в него и влюбится, он же ничего себе парень, только придурошный немного…»

Так думал Володя, покуда Кошмарик болтал, на все лады расписывая то, как «адмирал ходил у него на цирлах». И слушать эту болтовню Володе скоро стало невмочь, поэтому он сказал довольно грубо:

– Ладно, хорош трепаться! День у нас был тяжелый, а поэтому будем отдыхать до семи утра, здесь же, на воде. У каждого на койке по одеялу. Я к тому же включу отопление – обогреватели работают от аккумуляторов. Завтра утром прямым ходом идем в Лужскую губу. Все, спать!

Кошмарик хотел было съязвить что-то по поводу командного тона Володи, что-де он еще и не таких крутых капитанов обламывал, но решил, что бунт покуда будет неуместным.

– Есть спать! – буркнул он себе под нос, отправил в рот половинку не доеденного Иринкой персика, и через пять минут тонкий свист вылетал из его птичьего носика, ведь на мягкой койке с туго натянутой сеткой так сладко спалось после бурного дня.

Они на самом деле проснулись ровно в семь утра по сигналу Володи, и Кошмарик с Иринкой не сразу поняли, где они находятся. Они были заключены в стальной склеп, где все трубки, баллоны, приборы в своей причудливой хитроумности были так далеки от того, чтобы напоминать о человеческой жизни.

«И чего мне здесь надо», – подумала Иринка с грустью, вспомнив об отце. Ей совсем не хотелось искать подводные сокровища.

«И зачем это я здесь?» – тоже без удовольствия подумал Кошмарик, быстро вспомнивший о выигранных долларах и о возможности их разумного использования. Успех предприятия по розыску каких-то там богатств казался ему теперь несбыточной и даже наивной мечтой. Но вслух о своих сомнениях он, конечно, говорить не стал.

Они позавтракали охотничьими колбасками, разогретыми в кастрюльке на керосинке, и бодрости прибавилось у всех. Володя же воодушевленно сказал:

– Я, честно говоря, до вчерашнего вечера не был уверен, что «Стальной кит» сможет опуститься под воду. Как это у меня вчера так ловко получилось? Но теперь вы все видели, что ничего тут страшного нет и все приборы работают нормально. Так что будем искать подбитый моим дедом транспорт.

– До посинения искать станем? – осторожно спросил Кошмарик, жуя хрустящую колбаску. – До морковкиных заговений?

– Нет, не до морковкиных, – возразил Володя, не слышавший прежде от Кошмарика столь мудреного выражения. – По моим подсчетам, мы будем в Лужской губе часам к двенадцати. Сразу уйдем под воду и быстро найдем хотя бы один из транспортов. Потом я спускаюсь на дно с аквалангом и провожу подъемные работы обнаруженных богатств. Думаю, одного дня нам вполне для этого хватит…

– Богатые, но довольные, они возвращались домой… – зевнул Кошмарик длинно и сладко, чем особенно оскорбил Володю, потому что Иринка хихикнула.

– Ты что, не веришь мне? – вспыхнул Володя. – Да у меня же карта есть! Еще дед нанес на ней знаки с указанием мест, где лежат подбитые транспорты! Мы ведь не баловаться с отцом туда решили ехать, а сокровища искать! Если ты не веришь в успех, давай я отвезу тебя на берег с твоими долларами! Иди, купи себе на них какой-нибудь дребедени и перепродавай, бизнесмен картофельный!

Кошмарик не понял, почему «картофельный», но спорить с Володей не стал. Положим, ему и хотелось на берег, доллары жгли карман, но покинуть «Стальной кит», где находилась нравившаяся ему девочка, означало погубить плоды такого успешного начала.

– Да верю я тебе, верю, Вольдемар! – широко улыбнулся Кошмарик. Просто удивился тому, как ловко у тебя все получится – сразу же найдем, опустимся на дно, поднимем… А если корабли в песок ушли, если илом их занесло по самые мачты, что тогда? Ведь копать лопатами придется, чтобы докопаться до самых трюмов! А тебе все тяп-ляп – экий ты скорый…

Володя понял, что он на самом деле поторопился в обещаниях, а этого делать не стоило, потому что он и сам понимал, сколь горьким может стать разочарование.

– Ладно, тронулись пока, а там видно будет, – сказал он мрачно и пошел заводить мотор.

И вот уже снова форштевень «Стального кита» рассекал невысокую серую волну залива, точно плугом разваливая на две стороны свинцовую воду, расходящуюся дорожками. Миновали ворота дамбы – и словно вырвались из огромного аквариума, стены которого все же ощущались как цепи несвободы. Через стекло лобового иллюминатора открылся взорам ребят необъятный морской простор, и теперь подумалось каждому: все, кончились приключения, и не будет теперь ни живодеров, ни плавучих притонов, не нужно будет никого обманывать, сжигать чужие яхты, пугать автоматом иди торпедными залпами! На сердце стало легко и свободно, как у птиц, протиснувшихся наконец сквозь прутья клетки и вспорхнувших в небо.

Володя держал курс на запад, и теперь штурвал в его руках не дрожал, как тогда, когда они выходили их Шкиперского протока.

– Слушай, а компас у тебя есть? – спросил Кошмарик, который снова стал входить во вкус путешествия. – Чтой-то не вижу.

Володя улыбнулся.

– А это что? – кивнул он в сторону бочкообразного предмета, стоящего слева от приборной доски и увенчанного стеклянным колпаком. – Это и есть компас, только необычный. Разве может внутри железного корпуса подлодки действовать обыкновенный компас? На субмаринах работают такие вот бандуры гирокомпасы. У них совсем иной принцип действия, но зато здесь они безотказны.

– Дай-ка и мне покрутить баранку, – небрежно попросил Кошмарик.

– Дашь такому, – буркнул Володя, – так и посадишь субмарину на мель или в корабль какой-нибудь врежешься.

– Сам ты врежешься, – обиделся Ленька. – Гляди, как стекло водой заливает. Чего ж «дворники» не приладили, чтоб они вам иллюминатор мыли?

– Да вот не приладили и тебя не спросили, – ответил Володя, не отводя глаз от на самом деле забрызганного водой иллюминатора. – Смотри пока за тем, как я управляю лодкой. Мало ли что случится – меня заменишь…

– Что там с тобой случится? – пробормотал Кошмарик. – Понос, что ли, скрючит?

– Может, и понос. Гляди, сейчас идем на дизеле, и ты, конечно, сумел бы справиться с управлением. А могу и переключить на аккумуляторный ход смотри, идем уже на электродвигателях, и шум уменьшился.

Володя показал, при помощи каких рычагов можно произвести манипуляцию.

– Классно! – искренне восхитился Кошмарик. – Башковитый у тебя папка, не то что мой обалдуй.

– Володя, – влезла в разговор Иринка, – а ты говорил, что можно и при помощи педалей двигать нашу лодку. Правда?

– Да что я, трепаться буду, что ли? – обиделся Володя. – А ну, садись рядом со мной на кресло. Не бойся, не свалишься, оно двухместное. Села? Ну вот, теперь отключаю электродвигатели и выдвигаю педали… Видишь, я нажал на рычаг, и они появились из-под крышки в полу? Теперь начинаем их крутить, как на прогулочном катамаране. Получается? Ну вот! Конечно, скорость уже не та, но зато можно плыть при помощи мускульной силы ног. У тебя есть мускулы на ногах, Иринка? – спросил вдруг Володя.

А Кошмарик, заметив, как вспыхнула Ирина, крякнул и глупо так сказал:

– Да ты потрогай сам – не видишь, что ли, как камень!

– Дураки же вы несчастные! – совсем смутилась Иринка и соскочила с капитанского кресла, не желая больше крутить педали, а Володя, не оборачиваясь, многозначительно постучал по своему виску.

Так с шутками и балагурством двигались они к Лужской губе. Кошмарику вскоре надоело смотреть на воду через забрызганный иллюминатор, и он решил, что будет неплохо залезть на спину «Стального кита» со спиннингом и так же, как и вчера, попытаться раздобыть съестное без долларов и запугивания торпедными атаками. Он, видно, совершенно освоился на узкой площадке корпуса, потому что тотчас затянул своим хриплым, прокуренным голосом старинную пиратскую песню. Орал он страшно фальшиво, но, похоже, текст песни занимал Кошмарика куда больше, чем мелодия. Особенно усердно Ленька вывел строчки:

Раз на острове гранитном мы ограбили купца, И досталось нам сто тридцать негритянок молодых…

Володя, слышавший «пение» Кошмарика, догадался, что за этими строками может последовать совершенно смелый текст, и поэтому, не выключая мотора, встал с кресла и, просунув голову в люк, приказал Кошмарику заткнуться и лучше заняться ловлей рыбы. Кошмарику пришлось подчиниться, хоть ему страшно хотелось поведать обитателям «Стального кита» и всему миру о том, что же все-таки случилось с молодыми негритянками. Взамен продолжения душещипательной баллады Кошмарик стал забрасывать блесну, и этим искусством он, как видно, владел лучше, потому что скоро к корпусу субмарины была подтащена пятнистая щука примерно граммов на семьсот. А потом и судак был настолько неосторожен, что принял Ленькину блесну за плотицу, и его постигла та же участь – его бросили прямо в чрево «Стального кита»

Как и обещал Володя, Лужская губа явилась перед взорами плывущих на подводной лодке часам к двенадцати. Впрочем, каким образом удалось определить Володе, что берег, раскинувшийся перед лобовым иллюминатором, и был этой самой губой, для Кошмарика осталось неясно – все точно так же, как на берегу неподалеку от Питера.

– Вот она, Лужская губа! – торжественно провозгласил Володя, стопоря мотор.

– Ой, слава Богу! – облегченно вздохнула Иринка, уставшая болтаться по заливу на качающейся посудине. – Хорошо бы теперь на берегу зажарить пойманную рыбу.

Но Володя ни о каком пикнике и слышать не хотел. Он закричал на подчиненных (с каких это пор Кошмарик и Иринка попали в его подчиненные?), что они только и думают о еде, что вчера они дважды могли погибнуть именно потому, что кому-то, видишь ли, захотелось вкусно поесть.

– Закусите копченым мясом и колбасой, если хотите! – строго сказал Володя. – И мы тут же примемся искать потопленный транспорт!

Кошмарик, озиравший Лужскую губу из люка, вернулся в трюм с кислым лицом и сказал Володе:

– Да где же мы их здесь искать-то будем? Это вроде того, как на пляже зарытую в песок копейку шукать, – ничего же не найдем, да и где тут эта губа?

На самом деле, если бы у Володи даже и были навигационные инструменты, позволяющие определить долготу и широту, то все равно никто не сумел бы воспользоваться ими здесь. В Лужской губе Володя никогда не был, на какие же ориентиры он мог сослаться? На лесистом берегу, правда, виднелся какой-то маячок, стояли значительные по размерам строения, двигались вблизи берегов суда. Что-то подсказывало Володе, однако, что они пришли именно туда, где река Луга впадает в Финский залив.

Володя развернул на коленях карту. На ней на самом деле были помечены крестами три участка на синей глади Финского залива, где еще и стояло обозначение «Лужская губа» – этакий небольшой заливчик. Но найти эти кресты не на карте, а на воде было трудно, просто невозможно. Володя пялился то на карту, то в окно иллюминатора, то вдруг вскакивал с места, быстро поднимался по трапу к люку, выводящему наверх, и оттуда, точно дозорный, осматривал окрестность. Иринка и Кошмарик смотрели на Володю, как на помешанного, да он и выглядел таким: взъерошенные волосы, раздраженный, недовольный собой.

Действительно, Володя просто рвал и метал! Как же так, они претерпели так много опасностей, рисковали жизнью, а теперь, приплыв на место, не знают даже, где и как будут искать затонувшие транспорты. А ведь времени к тому же у них было немного. Володя не мог позволить, чтобы его родители сходили с ума, потеряв надежду на возвращение сына, уплывшего бог весть куда. Ночной звонок Кошмарика, предупредивший маму, давал отсрочку, но все же небольшую.

Володя в который раз взглянул на карту и снова посмотрел в иллюминатор. За толстым стеклом, километрах в двух впереди, журавлем с понуро опущенной головой высился плавучий подъемный кран. Получалось, что этот кран стоит примерно там, где на карте было помечено место подводного погребения одного из транспортов. Конечно, то, что кран находился именно в этом районе, было совпадением, но Володя решил, что будет лучше пройти к утонувшему транспорту под водой.

«Вдруг, – думал Володя, – на этом плавучем кране есть люди, рабочие. Они увидят нас и все поймут. Потом они донесут в органы милиции, и нас арестуют, потому что мы не имеем никакого права на поиски кладов – они принадлежат государству. Хотя, конечно, сейчас все можно брать у нашего государства… Нет, нужно опускаться под воду. Если найдем транспорт, будем нырять с аквалангом с поверхности воды, с борта субмарины, но вначале его нужно найти».

– Объявляю погружение! – строго заявил Володя и поднялся с капитанского кресла.

– Что? Для чего нам нужно твое погружение? – забарабошил Кошмарик, который, признаться, побаивался опускаться под воду.

Володя коротко объяснил Кошмарику и Иринке, какой план он выработал, а под конец добавил, желая немного унизить того, кто вдруг составил ему серьезную конкуренцию:

– Кошмарик, а ведь Иринка вчера, когда я пошел на погружение, мне таких вопросов не задавала. Лучше посмотри, что я делать буду. Итак, вначале нужно задраить люк.

И Володя принялся, пользуясь двумя рукоятками, завинчивать крышку люка.

– А мы дуба не дадим без воздуха? – с опаской следил Кошмарик за действиями Володи.

– Не дадим, не бойся! – успокоил друга Володя. – Я же говорил, что станет работать электролитический генератор кислорода. Ну вот, все готово к погружению. Ирина, ты не трусишь? – молодцевато спросил Володя у девочки, которая на самом деле волновалась и сидела на койке, уставившись в пол и ухватившись руками за ее край. – Не бойся, вчера мы уже испытали «Стального кита». Теперь самое главное – это не сбиться под водой с курса и выйти точно к затонувшему транспорту.

– А почести погибшим морякам, загубленным твоим дедушкой, отдавать будем? – брякнул Кошмарик, желая пошутить.

– Хватит болтать! Какие еще почести – они ведь нашими врагами были. Ну вот, нажимаю на рычаг гидравлического манипулятора – раз! Слышишь, как зашумела забортная вода? Она сейчас через кингстоны врывается в балластные цистерны.

– Слышу, слышу! – подсел на кресло рядом с Володей Кошмарик. – Да что-то не вижу, чтобы мы куда-нибудь погружались. Может, не сработало? Вчера-то вы за одну минуту под воду ушли.

– Минуты еще не прошло, – сказал Володя. – Ну, видишь, видишь, смотри на иллюминатор!

На самом деле, стекло иллюминатора стало закрываться снизу пенящейся водой. Вот уже последний раз мелькнул в иллюминаторе берег с деревьями, и лодка оказалась под водой, почти непрозрачной, какой-то мутноватой.

– Опускаюсь на глубину четыре метра! – сказал Володя дрожащим от волнения голосом, словно отдавая команду самому себе.

– Володя, не надо, я боюсь! – с плачем выкрикнула Иринка, сидевшая на койке. – А вдруг нас там раздавит? Вдруг не хватит кислорода!

Возглас девочки, напротив, вселил необычайную уверенность не только в Володю, но даже в Кошмарика, внимательно смотревшего то в иллюминатор, за которым бурлила вода, то на Володю, орудовавшего рычагами.

– Так, все в порядке! – звонким от волнения голосом объявил Володя, не слушая слов девочки. – Мы на глубине четырех метров. В этом месте глубина восемь метров, так что если найдем транспорт, то он сразу виден будет.

– А если не найдем, – пошутил Кошмарик, – так и не будет виден…

Володя подал штурвал вперед и сказал:

– Будем искать! Пока не найдем, не уйдем отсюда! Смотри, я ставлю горизонтальные рули в такое положение, которое позволит нам двигаться точно параллельно дну. Ну, вперед! «Стальной кит» идет на аккумуляторном ходу! Включаю прожектор!

В слепой мгле, прорезанной лишь снопом света от прожектора, установленного над иллюминатором, разглядеть что-либо значительное было трудно. Казалось лишь, что вокруг корпуса встают, колышутся чьи-то тени. Серые саваны этих теней вдруг становились голубыми, потом фиолетовыми, розоватыми. Не тени ли это погибших в войну русских и вражеских солдат и матросов приплыли сюда, чтобы напугать тех, кто явился потревожить их вечный покой? А может, это были тени врагов, погубленных Володиным дедом, и они стремились увлечь внука неприятеля в свое царство, на самое дно, чтобы разорвать корпус подлодки и превратить в мертвецов плывущих в лодке людей. Во всяком случае здесь, под водой, где экипаж «Стального кита», казалось, распрощался с привычным надводным миром навеки, в головах Володи, Кошмарика и Иринки бродили совсем невеселые мысли, и хотелось, плюнув на все сокровища мира, бежать отсюда подальше.

Но разве мог Володя смалодушничать и пойти на всплытие, не найдя хотя бы один транспорт, потопленный его дедом? Боясь, что «Стальной кит» пройдет над затонувшим судном и мутная вода скроет его от наблюдателей, Володя опустился еще на два с половиной метра, и теперь уже было видно дно песчаное, но почти что черное. Какие-то искореженные обломки торчали то тут, то там, словно руки гигатских утопленников, погребенных на этом дне. Стаи рыб сновали между этими обломками, и движение этих стай заставляло колебаться воду, поэтому черные обломки выглядели движущимися. Вот-вот они вцепятся в корпус «Стального кита», крепкими своими клешнями обхватят субмарину и навсегда оставят здесь, на морском дне.

– Смотри, а что это там, слева! – вдруг вскрикнул Кошмарик, указывая на черную громаду, явившуюся по левой стороне движения субмарины.

Володя посмотрел туда, куда указывал Кошмарик, и тоже не мог удержаться от восклицания:

– Да ведь это же затонувший корабль, транспорт! Ну, я ведь говорил, что мы правильно держим курс!

Но Кошмарик, не желавший дарить Володе право на удачу, скептично хмыкнул:

– Откуда ты знаешь, что это транспорт? Мало ли тонуло кораблей. Давай-ка вначале сплаваем туда да обойдем со всех сторон. Может, яйца он выеденного не стоит, твой транспорт…

Володя не стал объясняться с Кошмариком, а повернул штурвал налево, и «Стальной кит» легко повиновался движению вертикального руля, наклонившись при этом немного набок. С каждым мгновением черная масса затонувшего судна становилась все ближе, начинали проглядываться детали корпуса, точно фотографическая бумага в проявителе являла наконец ожидаемое изображение. Теперь было видно, что корабль лежал на боку и едва ли не весь его корпус ушел в песок. Наружу выходила одна лишь надстройка со сломанной мачтой хорошо выделялся капитанский мостик. Чье это судно? Когда утонуло оно? Мальчики ничего не знали об этом, но, судя по тому, как глубоко увязло оно в иле морского дна, можно было предположить, что лежит оно здесь очень давно.

И вот «Стальной кит» подошел почти вплотную к судну-утопленнику, страшному своей молчаливостью, тайной. С этой стороны корпус корабля немного поднимался над дном, и был виден ряд круглых иллюминаторов. Не только Володя и Кошмарик, но даже Иринка жадно смотрела на эти иллюминаторы, казавшиеся им глазами железного мертвеца. Смотреть на черные дыры иллюминаторов было жутко и притягательно одновременно, в них виделись лица моряков погибшего судна, которые наверняка смотрят сейчас на проплывающую мимо подводную лодку невиданной конструкции. Странно, но в сердце Володи на мгновение вспыхнуло чувство острой жалости к погибшему судну, к погибшим морякам. Жалости и стыда за своего деда – ведь Володя на самом деле был уверен, что проплывает сейчас мимо транспорта, потопленного дедом.

«Да в чем дело? – со злостью подумал Володя. – Чего стыдиться? Ведь война тогда была, а на ней все средства хороши, чтобы только погубить врагов. Они вон моего деда глубинными бомбами забрасывали…»

– Откуда же здесь залезть в трюм? – нарушил Кошмарик раздумья Володи. – Через рубку, что ли?

– Нет, не через рубку, – мотнул головой Володя. – На палубе люки должны быть, но вообще вначале нужно в надстройке пошуровать. Там, в капитанской каюте, тоже могли ценности перевозить. Сейчас обойдем вокруг всего транспорта и подниматься будем. Чего время-то терять?

Обогнули погибший корабль с другой стороны – здесь он засел в ил прямо по палубную надстройку. Володя и Кошмарик успели рассмотреть ее устройство, увидеть, что двери, ведущей вовнутрь, почему-то нет и дверной проем чернеет, точно вход в могильный склеп. В общем, впечатление было жутковатым. Простым казалось найти корабль и забрать с него сокровища, но выполнить это на самом деле теперь было тяжело, почти невозможно.

– Все, поднимаемся наверх! – сказал Володя тоном человека, который уже был не в силах переносить напряжение своих нервов.

– А как это делается? – спросил Кошмарик, чтобы хоть какой-то фразой разрядить и свое собственное напряжение.

– Вначале, – Володины руки тряслись, – нужно удалить воду из цистерны главного балласта. Для этого продуваю цистерну воздухом низкого давления из дизеля, работающего в режиме компрессора. Можно, впрочем, продуть и сжатым воздухом из баллонов, но я пока берегу этот запас. Ну, завожу дизель…

Вскоре заработал мотор, и «Стальной кит», точно повинуясь какой-то невидимой силе, стал медленно подниматься на поверхность. Уплывал вниз затонувший корабль, перед иллюминатором субмарины сновали беззаботные рыбешки, но вот все это исчезло, а через иллюминатор в нутро подводной лодки ворвались лучи ослепительного солнца, игравшего искрящимися бликами на водяных дорожках, стекавших по стеклу. И разница между мрачным подводным миром и этим солнечным, радостным светом, желанным и привычным, была столь разительна, что и Володя, и Кошмарик, и Иринка просто завизжали от восторга, захлопали в ладоши, а Ленька громко свистнул.

– Ну, ловко мы сплавали?! – орал восхищенный своим умением и смелостью Володя. – Ведь нашли транспорт, нашли!

– Да это ты, бродяга, только с моей помощью и нашел! – кричал Кошмарик. – Разве не я тебе на него показал? Ты бы обязательно мимо проехал!

– Ни черта! – возражал Володя. – Я бы и сам его увидел!

Но тут в разговор вмешалась Иринка, которой захотелось подразнить «петухов», ведь девочка видела, что они спорили, желая лишь покрасоваться перед ней.

– Да не спорьте же вы! Ну и что с того, что транспорт найден? Может быть, это совсем другой корабль и на нем нет никаких сокровищ. А возможно, что их уже давно достали другие люди. Но скорее всего никто из вас не решится проникнуть в трюм корабля – побоитесь!

Конечно, что здесь поднялось! Володя и Кошмарик наперебой стали доказывать Ирине, что они нашли именно немецкий транспорт, что никто прежде здесь и не мог опускаться под воду с аквалангом к затонувшему кораблю. Главное, в чем уверяли ребята Иринку, это то, что у каждого бы хватило смелости для поиска сокровищ на затонувшем корабле.

Покуда они говорили это, субмарину немного развернуло волной, и в иллюминаторе показалось что-то совершенно неожиданное. Буквально метрах в пятнадцати от «Стального кита» стояло какое-то грандиозное сооружение высокая металлическая платформа с трапами, бортами, лебедками, всякими неизвестными приспособлениями, надстройками. Над платформой же возвышалось еще что-то более значительное по размерам, уходившее едва ли не к небесам.

– Это что за черт? – удивился Кошмарик, первый увидевший в иллюминатор непонятное сооружение из металла. – Куда это нас пригнало?

Володя, похоже, тоже был смущен от неожиданности, но, приблизив лицо вплотную к стеклу иллюминатора, радостно воскликнул:

– Да ведь это же плавучий кран! Я видел его, когда мы еще только собирались уйти под воду!

Однако Кошмарик не только не разделял радости Володи, но даже, напротив, погрустнел, насупился, зачем-то стал дергать себя за и без того оттопыренное ухо. Потом сказал:

– Кран, говоришь? А чего бы делать здесь этому крану?

– Ну-у, – протянул Володя, – стоит себе для каких-то надобностей. Нам-то что с того? Помешает, что ли?

Но Кошмарика не убедили слова Володи.

– Да ты, видно, под водой весь свой ум оставил, – сказал Ленька. Ведь кран как раз над транспортом твоим стоит. Неясно, что ли, для чего его тут поставили?

В глазах Володи блеснули и прозрение, и досада одновременно.

– Да неужели мы опоздали и кто-нибудь здесь еще работы подводные проводит? Я ведь слышал, здесь порт строить собрались в Лужской губе, вот и очищают рейд от всякого железа…

– В том-то и дело, – как-то очень тихо и наставительно сказал Ленька. – Я, конечно, в точности не знаю, не могу сказать, кто здесь шурует, но все-таки не нравится мне этот кран, нехороший это кран…

Замолчали, не зная, что сказать, что предпринять. Молчала и Иринка, не решаясь сказать мальчикам о том, что пора заканчивать прогулку, покуда они не нарвались на новые неприятности. Но девочка знала: если она предложит друзьям это в столь ответственный момент, когда их самолюбие и без ее советов делало сейчас выбор между возвращением домой или продолжением поисков, мальчики набросятся на нее с бранью.

– Да надо бы поглядеть, что там за кран… – вымолвил наконец Кошмарик, догадываясь, что это предложение будет оценено Иринкой по достоинству – он снова опережал Володю.

– Пожалуй, стоит, – сразу согласился Володя, будто это именно он и предложил. – Давай-ка люк для начала откроем.

– Откроем, – поднялся с кресла Кошмарик и бросился отвинчивать крышку люка.

Но в открытый люк друзья просунули свои головы одновременно, осмотрелись. Да, они качались на мелкой волне прямо под журавлевидной стрелой плавучего крана. Крюк со стропами висел так низко над ними, что, казалось, протяни руку и повиснешь на них. Стропы из толстого троса раскачивались под дуновением ветерка и поскрипывали на крюке – «и-и-их, и-и-их». И было в этом печальном скрипе что-то настораживающее, будто это и не металл скрипел, а где-то в ночную пору на кладбище поскрипывали ветхие могильные кресты.

– Вроде невеселое такое место, – сказал Володя.

– А чего нам здесь веселиться-то? – мрачно спросил Кошмарик, во что бы то ни стало хотевший быть более смелым, чем Володя. – Мы не веселиться сюда приехали, а дело делать. Кажись, нет там никого, на платформе. На берег уехали, за бухаловым, наверно…

– Ну и что делать будем? – все еще не решался на что-то серьезное Володя.

– Понятно что! – не было сомнения у Леньки. – Давай свой канат с тройником, пришвартуем «Стального кита» к платформе и с нее будем нырять с аквалангом – удобней места не найдешь!

Но в разговор вмешалась Иринка. Лицо девочки было встревоженным, она в волнении заламывала свои тонкие пальчики.

– Я… я прошу вас, не надо выходить на эту платформу!

– Да почему же нам не выходить на нее? – презрительно хмыкнул Володя, мгновенно ставший смелым. – С какой это стати?

– У меня предчувствие тяжелое, – тихо проговорила Ирина. – Там беда с нами случится, нехорошее это место…

Тут уж оба приятеля, желая пощеголять перед робкой Ириной своей смелостью, принялись наперебой осыпать насмешками ее «тяжелое предчувствие», ее робость и нерешительность. Девочка смущенно молчала, ей нечего было добавить к уже произнесенным словам, которые на самом деле были не слишком убедительными. Она попыталась было еще раз сослаться на свои предчувствия, но осмелевшие мальчики даже слушать ее не стали.

– Теперь мы лохами не будем, – заявил Кошмарик. – Теперь автомат с собой возьмем! Если бы у меня в казино, на пароме, была «беретта», я не стал бы так долго чикаться с теми кентами – навел бы на них ствол и потребовал бы шамовку!

– Так ты – бандит? – с какой-то неизъяснимой печалью в голосе спросила Ирина.

Кошмарик, казалось, оробел, услышав такой прямой вопрос.

– Ну какой я там бандит! – смущенно подергал он себя за нос, а потом сказал, смелея от внезапно явившейся беззастенчивости: – А хоть бы и бандит, что с того? Сейчас всякий, кто хоть какую-то силу имеет, других за падло держит, мусорком гнилым считает. В наше время не бандитом стыдно быть, а тем, кого бандиты на колени ставят! А лично я на коленях стоять не хочу! Тем хочу быть, кто других переламывает!

Володя, которому понравились слова Кошмарика, молча подвел субмарину к самому борту платформы, а Ленька ловко пришвартовался к ней при помощи каната, и мальчики стали собираться к высадке. Перво-наперво на платформу перекочевали акваланг и другие принадлежности подводника, потом – автомат с запасными магазинами. Перенесли на платформу керосинку, пойманную Кошмариком рыбу, провизию, добытую на пароме. Иринка должна была приготовить обед, покуда ребята станут разбираться в акваланге, ведь Володя имел о подводном погружении лишь теоретические сведения, а на практике в этом деле был совершенным профаном.

И вот все нужное ребятам хозяйство уже лежало на краю платформы, пустынной и таинственной, и Володя произнес, обращаясь к другу:

– Давай-ка обойдем платформу. Посмотрим, может, кто-нибудь следит за нами.

– Да кто тут следить за нами будет? – дурашливо улыбнулся Кошмарик, наслаждавшийся собственной смелостью.

– Бери автомат да пойдем, – повторил предложение Володя. – На самом деле не нравится мне это место – так тоскливо здесь на душе…

Кошмарик, хоть и продолжал криво ухмыляться: «Знаем-де вашу душевную тоску!» – но все же перебросил ремень «беретты» через плечо и пошел вслед за Володей вдоль борта, к дальнему концу платформы, где возвышалась какая-то надстройка. С виду она была совсем заурядной – обычный, задрипанный такой рабочий кубрик, где коротают время свободные от вахты матросы и рабочие плавучего крана. Настороженно шли мальчики вдоль борта, хотя ничто не напоминало здесь о присутствии человека; правда, на протянутой между двумя стойками веревке полоскались чьи-то штаны. Однако штаны эти были такими старыми – все в дырах, – что казалось, будто их оставили здесь по меньшей мере год назад.

Миновали компрессор, который подает кислород на глубину водолазам, подошли к надстройке, увидели, что одна из металлических дверей приоткрыта и даже поскрипывает в такт покачивающейся на волнах платформе.

– Ну-ка, погляди туда, – шепнул Володя Кошмарику. Он, конечно, и сам мог заглянуть внутрь кубрика, но ведь именно у Леньки был автомат. Кому ж заглядывать?

Кошмарик, не желая выдавать волнения, потянув на себя затвор «беретты», носком ноги, вытянутой вперед как можно дальше, приотворил дверь, резко скрипнувшую на ржавых петлях.

– Эй, кто там есть?! Выходи, пиво будем вместе пить!

Но никто не ответил на призывный крик Кошмарика. Тогда Ленька, осмелев, открыл дверь нараспашку и просунулся наполовину в кубрик. Кошмарик осматривал помещение совсем недолго – через пару секунд он просто отпрянул назад и даже сделал руками какое-то оборонительное, защитное движение, точно кто-то в глубине кубрика набросился на него с кулаками. На лице Леньки, мгновенно побледневшем, изобразился не просто страх, но настоящий ужас, заполонивший все его сознание. Об автомате Ленька даже забыл, и «беретта» болталась на его безвольно опущенном плече жалкой, никчемной вещицей.

– Валим отсюда! – одним духом прокричал Кошмарик, давая команду то ли самому себе, то ли Володе.

Кошмарик на самом деле собирался привести в действие свое намерение, но Володя схватил его за руку вовремя, и Кошмарик, застыдившись собственной слабости, остановился.

– Чего ты там… увидел? – деревенеющим языком спросил Володя.

– А сам пойди да посмотри… – отчего-то улыбаясь, сказал Кошмарик, который хотел, чтобы Володя пережил тот самый ужас, что пережил и он сам.

Володя сдернул с его плеча автомат:

– Дай-ка сюда, мочалка!

Так же, как и Кошмарик недавно, с автоматом наперевес, подошел Володя к дверям кубрика. Ленька успел захлопнуть тяжелую дверь, когда выскакивал из помещения, поэтому снова пришлось тянуть ужасно скрипящую металлическую дверь. «Только бы не выскочить сейчас оттуда, как и Кошмарик, а не то позор!»

Так думал Володя в течение нескольких секунд, покуда отворялась дверь, секунд, показавшихся ему годами. Когда дверь наконец открылась и глаза привыкли к полумраку помещения, Володя увидел, что в маленькой комнатке на полу, прислонившись спиной к стене, сидит некто. Руки этого существа, безобразно толстые, были разбросаны в разные стороны, такие же толстые ноги тоже разведены подальше одна от другой. Голова у сидевшего тоже была, но представляла собой шар с круглым оконцем вместо лица.

«Да это же просто водолазный костюм!» – с глубоким облегчением подумал Володя. В душе он рассмеялся над Кошмариком, испугавшимся какой-то пустой куклы, принятой в темноте за человека. Смело подошел Володя к скафандру, приблизил свое лицо к круглому иллюминатору медного шлема – и отпрянул от него с той же поспешностью, как и Кошмарик. Из-за мутного стекла на Володю глядело уже позеленевшее лицо мертвеца, облаченного в водолазный костюм. Черные глаза были приоткрыты так же, как рот, желавший о чем-то сказать Володе, пожаловаться на что-то. Необыкновенным ужасом веяло от этой фигуры, являвшейся в прошлом человеком и так напоминавшей человека и в то же время не являющейся им.

Нечеловеческим усилием Володя заставил себя приблизиться к трупу. Мальчик присмотрелся к костюму и увидел, что скафандр на груди, чуть ниже того места, где висел свинцовый груз, был продран. В водолаза или стреляли, или это повреждение он мог получить случайно, под водой. Но Володя увидел еще, что от шлема на грудь мертвеца падает и обрезок трубки, который красноречиво свидетельствовал о совершенном преступлении.

Володя постарался явиться перед Кошмариком с невозмутимым видом, но Ленька, стоявший прислонившись спиной к кубрику и жадно втягивавший в себя сигаретный дым, сразу понял, какие чувства переполняли друга.

– Ну как, хорошо чувака отделали, разглядел? – с вымученной улыбкой спросил он у Володи.

– Да, разглядел, – еле-еле вымолвил потрясенный увиденным Володя, очень плотно прикрывая тяжелую дверь кубрика.

– Сваливать отсюда надо. – Кошмарик со злобой неизвестно на кого бросил на палубу окурок и остервенело втер его в ржавое железо ногой. – Сам видишь, как здесь с водолазами расправляются, – полезешь в воду и не вылезешь…

– Кто же убил его? – словно самому себе задал вопрос Володя. – Может быть, это просто несчастный случай? Трубку подачи кислорода он мог нечаянно разрезать под водой, и скафандр продрать мог там же.

Кошмарик неожиданно взъерепенился:

– Да ты что, козел безрогий, не понял еще, что платформу сюда пригнали нарочно, чтобы ковыряться в твоем транспорте! Кто-то, кому здесь тоже о-о-чень интересно понырять, приехал и убил конкурента, а потом швырнул его, как падаль, в кубрик! Если мы начнем нырять, то с нами сделают то же самое, сечешь?

– Секу, – согласился Володя. – Только никуда я отсюда не поплыву, потому что транспорт – это цель нашего плавания, цель сооружения «Стального кита». Если здесь на самом деле кто-то работает, значит, есть ради чего под нами сокровища! Чего ради я буду уходить? Зачем мне мотать отсюда? Какие-то конкуренты кого-то убили, а теперь мы возьмем да и займем их место! У нас есть автомат, «Стальной кит» есть! Мы здесь неуязвимы! Когда еще вернутся те, кто здесь ищет сокровища? Нужно немедленно опуститься с аквалангом к затонувшему кораблю и осмотреть его!

Володя говорил очень убежденно, даже с горячностью, и Кошмарик видел, что его приятель ни перед чем не остановится. Конечно, Леньке, совершившему уже так много самых отчаянных поступков, было совестно идти наперекор тому, кто предлагал хоть и рискованное, но все же сулящее выгоду предприятие. Правда, Володя не говорил, кто именно должен будет опуститься с аквалангом к транспорту, но, судя по смелой речи друга, Кошмарик был уверен, что капитан субмарины сам сиганет в воду.

– Ладно, – нехотя согласился Кошмарик, – попробуем нырнуть. А что с этим мертвяком делать будем?

– А что с ним делать? – пожал Володя плечами. – Пусть себе лежит, не наше это дело. Мы только поныряем до вечера – и свалим отсюда. В Питере, конечно, можно будет сообщить кому следует о покойнике в скафандре. Пусть приедут да и попробуют раскрутить все это дело, только уж мы в свидетели не пойдем.

– Не пойдем, понятно, – кивнул Кошмарик. – Что мы, чокнутые, что ли?!

– И Иринке смотри не вякни про труп, а то она девочка нервная, впечатлительная, всю малину нам испортит своим нытьем.

– Ясное дело, испортит! – плюнул на палубу Кошмарик, хотя в глубине души ему хотелось поведать девочке о страшной находке, рассказать, что первым убитого водолаза нашел он, Кошмарик. – Ну, пошли к ней – Ирина, наверно, уху нам уж сварила.

 

ГЛАВА 6

ИСКАЛИ СОКРОВИЩА

Иринка вовсю хлопотала возле керосинки, на которой стояла кастрюля, окутанная облаком благоухающего пара, – варилась уха из судачины, а пойманную Кошмариком щуку повариха решила зажарить на сковородке. Мальчики, довольно голодные, смотрели, однако, на приготовления Ирины без свойственного давно не евшим людям аппетита. Разве могли они наброситься сейчас на еду, если в каких-то двадцати метрах от их стола лежал мертвый человек?

– Что-нибудь случилось? – Ирина с ложкой в руке так и застыла над кастрюлей, когда увидела вытянутые физиономии ребят.

– Нет, все в порядке! – слишком поспешно заявил Володя, будто ждал этого вопроса. – Этот плавучий кран, похоже, необитаем. Видно, рабочим давно уже не платят зарплату, и они мотанули отсюда на берег, прогуляться. У тебя все готово?

– Да, уха уже сварилась, сейчас начну жарить щуку, – говорила Ирина, а сама все приглядывалась то к Володе, то к Кошмарику.

– Щуку оставь на вечер, а то еды у нас маловато, – приказал Володя. А обедать мы будем на «Стальном ките». Правда, Кошмарик?

– Крутая идея, Вовчик, – поддакнул Ленька, понимая, почему капитан решил уйти в трюм субмарины. – А то здесь как-то ветрено. Боюсь, надует мне ячмень под глаз. У меня ведь часто на глазу ячмени вскакивают.

– Да что вы! – возражала Иринка, теперь уже явно видя, что мальчикам не нравится плавучий кран. – Ветер совсем не холодный, а в трюме подводной лодки сильно пахнет бензином. Давайте обедать здесь…

Вдруг Володя буквально прокричал, придавая своему лицу почти свирепое выражение:

– Что, бунт на корабле?! Я сказал, что мы будем обедать в субмарине, и точка! – И тут же смягчился: – Ладно, скажу тебе… Когда мы с Ленькой заглянули в помещение кубрика, то изо всех углов нам под ноги бросились крысы, огромные, чуть ли не с котенка размером. Думали, что они нас сейчас же растерзают. Такие мерзкие твари!

Иринка с выражением омерзения и ужаса на лице подняла к лицу обе ладони и сказала: «А-а-а!»

Кошмарик же, довольный выдумкой приятеля, подтвердил:

– А одна даже тяпнула меня за кроссовку. Дырки от зубов хочешь посмотреть, а, Иринка?

Но Иринка не собиралась рассматривать дырки на грязной кроссовке Кошмарика. Она схватила в руки полотенце, и через несколько секунд дымящаяся кастрюля в ее руках была увлекаема в сторону раскрытого люка «Стального кита».

Пообедали в субмарине в полном молчании и без особого аппетита. Мальчики едва глотали казавшуюся безвкусной уху, вспоминая то, что увидели в темном кубрике, а Иринка то и дело поглядывала на открытый выход из подводной лодки, боясь, что там, у голубого овала люка, вдруг покажутся свирепые морды крыс.

– Я останусь здесь, – твердо заявила девочка после обеда. – А вы можете идти и искать свои сокровища. Мне они не нужны.

– Понятно, – только и сказал Володя, который ввиду некоторых соображений был рад тому, что девочка останется на подводной лодке.

Скоро мальчики снова стояли на платформе плавучего крана, рядом лежали принадлежности подводника.

– Ну и как же работает твоя водолазная система? Наверное, не хуже утюга. Раз – и на дно!

– Сам ты утюг, – угрюмо отозвался Володя и стал посвящать друга в премудрости спуска под воду с аквалангом: рассказал, как действует редуктор, как надо дышать, как следить за расходом кислорода, что делать, если запотеет маска.

Кошмарик постепенно увлекся аквалангом, даже примерил его у себя на спине, сказав при этом: «Да, похлеще утюга будет, тяжелый!» Надел маску, взял в рот загубник, попробовал дышать – оказалось, что дышать «искусственными легкими» можно вполне нормально. Потом стащил с себя все снаряжение и сказал:

– Хорошая штука…

– Да, хорошая… – так же неопределенно заметил Володя, и на Кошмарика он в этот момент не глядел.

Наступило долгое молчание, и каждому было понятно, какой вопрос оставался нерешенным, только заговорить на эту тему не мог ни Володя, ни Кошмарик. Нужно было опускаться под воду, плыть к затонувшему кораблю, вояж к которому окончился столь трагически для человека, лежавшего в двадцати шагах от них. Неизвестно было, что ожидало мальчиков на дне залива, какая опасность подстерегала их там, а поэтому вызваться на спуск под воду было сейчас безумно страшно и Володе, и Леньке.

– Ну так что… – начал Володя, – кто поплывет-то?

– А кто? – живо откликнулся Кошмарик, словно ответ давным-давно был заготовлен. – Ты и плыви. Твой дед этот корабль угробил, ты и лезь в воду. К тому же ты и экспедицию устроил, а мое дело – сторона, я у тебя в помощниках буду. К тому ж, – и Кошмарик усмехнулся, – вся слава тебе достанется, а то ты вчера маленько мало поработал. Иринка-то все видит. Они, девки эти, глазастые. Все считают да прикидывают: кто смелей, а кто трусливей. Представь себе, снова я первым окажусь, сплаваю под воду да еще и найду там чего-нибудь порядочное. Мозга работает? Тогда тебе можно вообще канать подальше – я с девочкой твоей дружить стану, в кабаки ее шикарные свожу, где ее сердечко совсем уж размякнет…

– Ладно, хорош языком-то чесать! Все равно не пойдет с тобой Ирина! холодея от нарисованной Ленькой перспективы, прокричал Володя.

– Кто знает, кто знает… – спокойно заявил Кошмарик, наслаждаясь тем, что сумел задеть Володю за живое.

Володя в душе буквально сгорал от стыда из-за страха перед спуском под воду и от внезапно вспыхнувшей ревности к этому плюгавому с виду Кошмарику. Страх, однако, взял верх над ревностью, но Володя попытался найти компромисс, сказав так:

– Но ты сам поразмысли, Кошмарик: я совсем не боюсь нырнуть с аквалангом, ведь это вполне безопасная штука, к тому же ты будешь держать меня на веревке, привязанной к поясу. Но вдруг явится нужда отвести «Стального кита» в другое место или быстро опуститься под воду. Я тебя, конечно, учил всему этому, но практики у тебя все равно нет. Ладно, пусть Иринка видит в тебе супермена, но как хочешь – нырнуть придется тебе.

Кошмарику, однако, эти доводы пришлись не совсем по вкусу. Он уже не хотел быть супергероем и боялся глубины не меньше Володи. Он к тому же не слишком-то принял доводы Володи насчет необходимости проведения быстрых маневров с субмариной – к чему нужно было их осуществлять? Отказаться от спуска под воду тоже было неприлично, потому что Володька мог брякнуть об отказе Иринке, нравившейся Кошмарику все больше и больше. Вдруг гениально простая мысль осветила сознание Леньки.

– Во, накатило! – сказал он и хлопнул себя ладонью по лбу. – Давай так: вначале нырну я, обследую судно, а потом уж ты. Будем нырять с тобой по очереди, фифти-фифти, как у нас в поселке говорили. И обидно никому не будет – чтоб без накрутки, без прокидона. Катит?

– Катит! – согласился с великим облегчением Володя. – Ну, натягивай гидрокостюм.

Но Кошмарик не стал спешить облачаться в доспехи подводника и попытался переиграть ситуацию, потому что страх опять завладел им.

– Слушай, а может, просто жребий кинем «на морского»? На кого падет, тот и нырнет первым.

Володе уж очень сильно не хотелось лезть в воду первым, но жребий в самом деле был более честным выходом, чем тот вариант, что, плохо подумав, предложил Кошмарик.

– Ладно, давай «на морского». Выбрасывай пальцы, с тебя считать начнем.

Выбросили пальцы, и Володя принялся считать, хлопая то по своей груди, то по груди Кошмарика; счет окончился на Леньке, так что и «Божий суд» привел к тому, что первым нырять приходилось Кошмарику.

– Вечно мне не везет, – пробурчал Ленька и стал расстегивать штаны.

При помощи Володи он принялся натягивать на себя скрипящий, остро пахнущий резиной гидрокостюм, а Володя в это время давал другу инструкцию:

– Самое главное, наверх подниматься будешь, так не спеши, чтобы кессонную болезнь не заработать. Если увидишь, что не пролезть тебе в трюм в каком-нибудь месте, так и не пытайся, ищи другой вход, а то застрянешь еще, трубки дыхательные порвешь или еще что-нибудь в таком роде. Твоя задача – осмотр судна, а уж я потом основательно транспорт прощупаю, понял?

– Как не понять, – отвечал Кошмарик, надевая на ноги большущие ласты. – Давай баллоны на меня напяливай, инструктор. Раньше Ленька Кошмарик рыб ловил, а теперь сам иду им на пищу. Ну, прощайте, мать родная и дорогой отец! – говорил Кошмарик с хохмами, смешно хлюпая носом, хотя шутить ему совсем и не хотелось и было так страшно, что дрожала левая стопа, и при этом ласта мелко-мелко шлепала по настилу платформы, отчего казалось, будто Кошмарик приплясывает.

Скоро Ленька стоял во всей водолазной экипировке: в блестящем черном гидрокостюме, с большим ножом на поясе, с аквалангом за спиной и с подводным фонарем в руке. В общем, в таком наряде у Леньки был довольно бравый вид; а тут к тому же из люка высунулась Иринка, и Кошмарику было приятно, что девочка видит его в столь боевом облике.

– Вовчик, а ломик у тебя на субмарине есть? – спросил Кошмарик нарочито серьезным тоном.

– Зачем тебе ломик? – удивился Володя.

– Нужен. Может, дверь какую открыть потребуется, переборку сломать. Или фомочка еще тоже подойдет.

– Верно, вещь необходимая, – согласился Володя и бросился к «Стальному киту».

Скоро Кошмарик засовывал за пояс и небольшой ломик, который придал Леньке еще более неустрашимый вид. Теперь все было готово для погружения, и Кошмарик дурашливо всхлипнул:

– Ну, кто ж меня на прощанье поцелует-то? Может, последний раз на солнце смотрю!

Иринка соскочила на платформу, улыбаясь, подошла к Кошмарику и поцеловала его в щеку, чем заставила Леньку страшно смутиться, а Володю с негодованием отвернуться.

– Ни пуха тебе и ни пера, – сказала девочка. – Возвращайся с победой!

Кошмарик, чье сердце после поцелуя Иринки наполнилось львиной отвагой, взял в рот загубник, опустил на лицо маску, находившуюся прежде у него на лбу. Тем временем Володя обвязал его по поясу веревкой. Кошмарик задом подошел к краю платформы, поднял правую, свободную руку в приветственном жесте и, как это обычно делают подводники, спиной бултыхнулся в воду, подняв такой высокий фонтан брызг, что они долетели до Володи с Иринкой.

Кошмарика, упавшего в воду, поначалу охватило такое чувство, будто он свалился с крыши многоэтажного дома и стремительно несется вниз, к земле. Несмотря на гидрокостюм, холодная вода залива пронзила его тело тысячью иголок. Вначале Ленька ничего не видел в воде, казавшейся не прозрачной, а какой-то вязкой, темной массой. Ошеломленный, Ленька не сразу опомнился и с полминуты не мог ориентироваться, не знал, что делать дальше, и даже хотел было подняться на поверхность и вернуться на платформу. Но стыд, что он, награжденный поцелуем чудной девочки, повернет назад, как последний трус и слабак, заставил Кошмарика опомниться. Дышать он стал равномерней, скоро привык и к холоду, а вода не казалась ему непрозрачной и мутной.

Мощно работая большими, упругими ластами и одной правой рукой, увлекаемый в глубину еще и весом акваланга, ломика, фонаря, Ленька уходил все дальше и дальше вниз, в бездну. Мимо него проплывали рыбы, среди которых были крупные, и Ленька с сожалением подумал о том, что с подводным ружьем он бы мог здесь навести немало «шороху». А между тем слой воды над Кошмариком становился все более темным – он плыл все дальше и дальше, к самому дну.

«Нужно зажечь фонарь», – мелькнуло в голове Леньки, и тотчас темноту водной стихии пронзил сноп желтого света, упал на темно-коричневое дно, покрытое водорослями, шевелящимися подобно змеям на голове Горгоны. Громада погибшего корабля, ушедшего до половины своего борта в песок, высилась справа, то есть Кошмарик вначале избрал немного неверный путь, но теперь до транспорта было совсем недалеко, и Ленька смело двинул прямо к судну, молчаливому и угрюмому.

Скоро Кошмарик подплыл вплотную к борту корабля, так что были видны сварные швы и заклепки на металле его корпуса. Ленька, слегка пошевеливая ластами, принялся оплывать транспорт, бесконечно большой – из иллюминатора «Стального кита» погибший корабль выглядел куда более скромным по размерам. Вот Кошмарик оказался рядом с винтами и рулем судна, которое зарылось в песок правым бортом и носовой частью, а кормовая часть была немного приподнята. «Как же мне проникнуть в трюм? – стал думать Кошмарик. – Может, сначала обследовать надстройку? Да, поднимусь повыше. Эх, веревка как мешает! Надо будет потом не привязываться. А может, отрезать? Нет, не буду, а то вдруг чего случится…»

Кошмарик сделал несколько мощных движений ластами и поплыл туда, где находилась надстройка корабля. Вот он уже плывет вдоль ряда иллюминаторов надстройки, подплывает к черному прямоугольному провалу, где прежде находилась дверь, а теперь зиял лишь дверной проем. «Заплыву сюда», сказал сам себе Кошмарик и, освещая фонарем дорогу, заплыл в помещение надстройки, мрачное, как склеп. На самом деле это помещение стало могилой для людей, потому что в углу каюты, скатившись сюда по наклонной плоскости пола, лежали человеческие черепа, бессмысленно тараща на Леньку свои черные глазницы. Черепа были коричневого, почти черного цвета, потому что пролежали в воде больше пятидесяти лет. Здесь же грудой были навалены человеческие кости – скелеты давно уж развалились. Кошмарику при виде этой ужасной картины стало до жути неприятно на сердце, точно он видел в этих останках свои собственные кости, свой собственный череп. Ему стало страшно за себя: «А вдруг я не выберусь отсюда? Вдруг останусь здесь, рядом с этими костями?»

Эта мысль промелькнула в сознании Леньки со скоростью рыбки, которые сновали туда-сюда в этой каюте-склепе. Но предаваться мрачным мыслям Кошмарик вообще не любил, а поэтому решил, что нужно будет обследовать помещение повнимательней. Он знал наверняка, что люди, чьи черепа и кости он сейчас видел перед собой, могли иметь на себе разные ценные вещи, которые должны были оставаться здесь, в этой каюте. Подплыв поближе к куче черепов и костей, Кошмарик принялся раздвигать в разные стороны останки моряков. Ленька вообще не отличался особой щепетильностью, когда-то он умело потрошил финские доты на Карельском перешейке, без стеснения выламывал из найденных черепов золотые коронки, поэтому и сейчас страсть к золоту полностью вытеснила из сознания мальчика сожаление к погибшим людям, пронзавшее его еще пару минут назад.

Под костями на самом деле попадались какие-то железки, все ржавые-прержавые, так что и назначение-то их невозможно было установить какие-то пряжки, наверное, болты, детали от разрушенного водой оружия. Кошмарик хотел уже было бросить ковыряться в этом хламе, как вдруг в его пальцах оказался предмет, привлекший внимание мальчика. Нет, сказать с уверенностью о том, что медальон был сделан из золота, Кошмарик бы не смог – слишком тусклым, коричневатым был цвет металла. «Наверху посмотрим», решил Кошмарик и сунул медальон за воротник гидрокостюма, потому что ни карманов, ни сумки у него не было.

Кости Кошмарик больше ворошить не стал, а принялся осматривать помещение. Здесь была дверь в другую каюту. Она была плотно закрыта на засов, и Кошмарику страшно захотелось отворить эту дверь, чтобы проникнуть в соседнее помещение. Вытащив из-за пояса ломик, Ленька стал сбивать засов, но тот до того заржавел, что никак не желал поддаваться усилиям мальчика. Провозившись с дверью минут пять, Ленька решил, что на первый раз он и так немало сделал, а поэтому вынырнул из каюты, поплавал еще немного возле корабельных надстроек, а потом легкими движениями ласт направил свое гибкое, хорошо тренированное тело к поверхности воды.

Володя подтянул его за веревку к платформе, стоя на коленях, подал руку и вытащил мокрого, лоснящегося блестящей черной резиной Кошмарика.

– Ну как? – только и спросил Володя, тревожно вглядываясь в лицо Леньки.

Кошмарик выплюнул загубник, стащил с лица маску, вначале глубоко-глубоко дышал «живым» воздухом, а потом сказал:

– Все о’кей, сэр! Там полный кайф! – и указал пальцем вниз.

Но Володя таким ответом был неудовлетворен, хотя вначале потребовал, обращаясь к Иринке:

– Налей-ка ему горячего кофе из термоса, – а потом строго спросил у Леньки: – Да в чем там кайф? Удалось тебе проникнуть в помещения транспорта? Есть туда ход?

– Да, есть, – устало отвечал Кошмарик. – Был я там в одной каютке, набитой человечьими костями. Скелеты, конечно, кинулись на меня с кулаками, но я так хорошо поработал ломом, что они улеглись в углу отдыхать и чистить выбитые зубы…

– Ну хорош трепаться! – приказал Володя. – Дело говори!

– А дело такое… На-ка, посмотри. – И Кошмарик, запустив пальцы за воротник гидрокостюма, извлек оттуда медальон, хотя поначалу он хотел утаить от друзей свою находку.

Володя уставился на медальон, стал крутить его и так и эдак, прикидывал на вес, тер о джинсы.

– А золотой ведь медальончик! – с восторгом произнес он наконец, сияя глазами. – Ты, собственно, где его нашел?

– Да там и нашел, в каюте этой, среди костей… Работенка, скажу тебе, будьте-нате, не из приятных – черепа и ребра голыми руками перебирать. Есть в этой каюте еще одна дверь, да она закрыта на засов. Ковырял его, ковырял, да так и не расковырял. Хочу снова нырять. Есть у меня мысля, подозрение такое есть, что за этой дверью что-то путное лежит. Поплыву…

Тут явилась Иринка с кофе. Ей показали медальон, а Кошмарик еще снова стал рассказывать про черепа и кости, да про то, как он ковырялся во всем этом «дерьме» в поисках сокровищ и вот наконец-то кое-что отыскал. Иринка слушала Кошмарика внимательно, покуда он наслаждался рассказом да потягивал сладкий кофеек, а потом посмотрела очень печально, будто это был и не Кошмарик вовсе, а те самые человеческие останки, и сказала:

– Вы просто мародеры, вот вы кто…

Володя обиделся. Он хоть и не выказал неудовольствия по поводу Кошмариковых «археологических изысканий», но ведь не он же в конце концов ковырялся в груде черепов и костей, а Ленька, так зачем же его под одну гребенку…

– Кто это «вы»? – надулся Володя.

– Да и ты тоже, дорогой Володечка, – гневно сказала Иринка. – Не ты ли буквально из кожи лез, с восторгом рассказывая о подводных сокровищах?! Ты такой же, как и он! Вам золото всего дороже! Вы по человеческим телам ходить будете – они же все равно ничего не чувствуют! Лишь бы карманы набить! А твой дед, Володя, таких, как ты, во время войны к расстрелу приговаривал, а ты…

Володя и Кошмарик рассмеялись – до того нелепым было сейчас упоминание девочки о войне.

– Ну ты, мать, загнула! – буквально надсаживался Кошмарик от смеха, хотя ему и было довольно противно на душе. – Кости пожалела, а живых людей на расстрел отправить решила! Это чтой-то нечестно получается, не по справедливости! Кстати, ты, видать, забыла, что это как раз Володькин дедушка тех самых людей в рай отправил, а кости их вон там, в каюте, бултыхаются, как, простите, дерьмо в проруби!

– Ну и сволочи же вы! – сквозь слезы проговорила Иринка и побежала к «Стальному киту», чтобы укрыться в его чреве и вдоволь выплакать свое негодование на злой, не понимающий ее чувства мир.

Вначале мальчики молчали, оба недовольные некрасивой, грубой сценой. Но вскоре Володя сказал, пытаясь примирительным тоном успокоить Кошмарика:

– Значит, ты говоришь, что там какая-то дверь есть, запертая дверь?

– Да, есть там такая дверь, – зло откликнулся Ленька, – да только я уж теперь и не знаю, стоит ли ее открывать. Все здесь нежные такие, по костям, говорят, хожу наживы ради! Чистоплюи поганые! Вас бы, как меня, заставить с десяти лет бабки зарабатывать, так вы бы еще не туда без резиновых перчаток ручками залезали!

Володя похлопал Кошмарика по плечу. Он страшно не хотел плыть на затонувший корабль, особенно после того, как Кошмарик поведал ему о черепах и костях. Было как-то то ли стыдно за деда, погубившего этих людей, то ли на самом деле совестно шарить в этой подводной могиле. И сейчас Володя очень не хотел ссориться с Кошмариком или просто отпугивать его, поэтому сказал:

– Да брось ты, старик, эти китайские церемонии! Не знаешь разве Иринки? Она ведь двинутая немного – в Бога верит, людей любить призывает, всех людей. А за что их на самом деле всех-то любить? Любить можно только своих близких да еще верных друзей, вроде тебя. Знаешь, ты уже освоился на транспорте, с аквалангом работаешь отлично, так сплавай туда еще раз, а я твои заслуги потом отмечу… потом, когда добро делить будем. Я подозреваю, что за этой дверью что-то ценное находится…

Кошмарик зевнул. Он все понимал, отлично видел, что Володя не хочет плыть на транспорт, но то ли великодушие, то ли, напротив, удовольствие от того, что капитан, начальник экспедиции почти униженно просит тебя плыть под воду вместо него самого, заставило Леньку смолчать. Он просто еще раз сладко зевнул, вытащил из лежащих неподалеку штанов сигареты, покурил, дергая дым короткими затяжками, а потом сказал:

– Ладно, идет, плыву вниз, к своим скелетам. Потом с тобой разбираться будем. Кислорода в баллонах довольно? Не окачурюсь без воздуха?

– Ничего с тобой не будет. Ты всего двадцать минут под водой находился, так что можешь целый час без подзарядки сидеть, – ответил Володя, на душе которого было легко, спокойно, как после хорошего сна и вкусного завтрака.

– Нет, целый час я под водой сидеть не буду – холодно, и резина твоя, – Кошмарик щелкнул ногтем по рукаву, – плохо греет. К моему возвращению чайку согрей, ладно?

– Конечно! – подтвердил Володя и заулыбался, хотя совесть уже пощипывала его.

Кошмарик поправил свое снаряжение, ломик снова оказался у него за поясом, а фонарь – в левой руке, и скоро громкий плеск воды сопроводил начало второго погружения искателя подводных сокровищ. Теперь уже Кошмарик, попавший в стихию морских глубин не впервой, уверенно направил свое тело прямо к затонувшему судну, но уверенность обманула его, потому что точно выйти на транспорт он в подводной мгле не сумел. Пришлось потратить время на поиски судна, а когда он уже подплывал к нему, то почувствовал, что веревка, державшая его за пояс и выходившая наверх, к Володе, как-то сильно натянута и даже словно дергает его, мешая плыть.

«Да что за черт? – подумал Кошмарик раздраженно. – Зацепился за что-нибудь? Или Володька там чокнулся?» Но это дерганье продолжалось недолго, и скоро Кошмарик, распугивая рыб, уже вплывал в дверной проем той самой каюты, где он нашел медальон под грудой черепов и костей.

Не желая терять времени, Ленька сразу же подплыл к запертой двери. Фонарь он приспособил на конце ржавой металлической полосы, торчавшей в стене, и стал обеими руками орудовать ломиком, пытаясь сшибить засов, но тот представлял собой нарост ржавчины, и его можно было лишь раскрошить на мелкие части, но не открыть. Кошмарик возился с засовом уже минут пятнадцать, как вдруг засов отошел от двери, изготовленной из какого-то пластика, и еще один удар заставил засов медленно опуститься на пол каюты. Просунув лом между дверью и косяком, Кошмарик с трудом отворил ее настолько широко, чтобы можно было просунуть в зазор тело.

Освещая перед собой дорогу, Кошмарик протиснулся в каюту. Луч света нащупал предметы, находившиеся здесь, и Ленька просто поразился, увидев в каюте мебель, сохранившуюся довольно сносно и стоявшую на своих местах. Как видно, и стол, и шкаф, и кровати были привинчены к полу. Только стулья, дерево которых от долгого пребывания в воде стало тяжелым, тяжелей воды, были свалены в углу этой покосившейся набок каюты. Если бы не сновавшие здесь рыбы, живая обстановка комнаты могла бы свидетельствовать о том, что каюта населена и ее совсем недавно покинули люди, зачем-то свалив в угол стулья.

«Там черепа и кости, – подумал некстати Кошмарик, – а тут стулья и всякий хлам в углу лежат. Если в той каюте я нашел под костями медальон, то и здесь в углу что-нибудь разыщу». И Ленька, освещая заваленный угол каюты, принялся разбирать его, и дело двигалось довольно споро, покуда Кошмарик не наткнулся правой рукой на какой-то ящик. По форме этот ящик был приземистым, вытянутым, казался сделанным из металла. В таких ящиках, Кошмарик знал, могли храниться патроны, и назывались эти ящики «цинками». Но сейчас Леньке отчего-то подумалось, что в этом ящике должны лежать не патроны, а что-то очень ценное, скорее всего золото или драгоценные камни. Почему Ленька так подумал, он ответить бы не смог, но он тут же поднял этот ящик, оказавшийся довольно увесистым, и стал пробираться с ним назад, в первую каюту, наполненную черепами.

Совершая этот маневр, Ленька запутался в веревке, обвязывавшей его по поясу и тянувшейся к платформе, наверх. Кошмарик даже испугался немного таким хитрым оказался узел, и распутать его быстро он не мог. «Да зачем мне веревка? – подумал Ленька. – Отрежу ее!» Он вытащил из ножен длинный водолазный нож, резанул им по веревке, но тотчас хорошая мысль посетила Ленькину голову. «Я привяжу ящик к веревке, все равно она мне теперь до фонаря, и дам Вольдемару условный знак – три раза дерну за нее. Вовчик вытащит ящик, а я – следом за ним. Мне легче будет!»

Так Кошмарик и сделал, но предварительно вынес ящик за пределы корабля. Когда веревка надежно обвязывала ящик со всех четырех сторон, Ленька три раза сильно дернул за нее, и, к удовольствию Кошмарика, сигнал тотчас был принят наверху, потому что ящик, увлекаемый наверх натянутой, как струна, веревкой, поплыл к поверхности залива. Не стал мешкать и сам водолаз – упругие ласты направили Кошмарика вслед за ящиком, и скоро он вынырнул рядом с платформой, тотчас приподнял на лоб маску, в которую натекло воды, и выплюнул загубник.

– Ну, давай руку, давай, давай, – проговорили на платформе дружелюбным тоном, но фраза эта, к великому удивлению Кошмарика, была произнесена не Володиным тенорком, а хрипловатым, прокуренным баритоном.

Превращение Володиного тенора в баритон буквально сразило Леньку. Солнце, слепившее глаза, мешало увидеть, кто же подавал ему руку, но то, что на платформе был уже не Володя, а кто-то другой, являлось для Леньки непреложной истиной.

– Ну, протягивай, протягивай руку – сам же не выберешься, – снова предложили на платформе, и Кошмарик подал свою правую руку, хотя у него было желание опустить на нос маску, взять поскорее в рот загубник трубок акваланга и нырнуть как можно глубже, чтобы только не слышать этого хриплого баритона.

 

ГЛАВА 7

БОЛЬШАЯ ЗАВАРУХА НА ПЛАВУЧЕМ КРАНЕ

Кошмарик был вознесен на платформу со скоростью стремящегося к небу шарика, надутого водородом. Вот он уже сидел, а на железное покрытие платформы ручьями стекала с Леньки вода. Акваланг, мгновенно ставший пудовым по весу, тянул Кошмарика назад, хотелось просто лечь на спину и не думать ни о чем – лежать себе и смотреть на небо, по которому неслось стадо легких облаков.

– А где же Вольдемар? – задал глупый вопрос Кошмарик, стаскивая с головы маску и обтирая ладонью лицо.

Ответ последовал не сразу. Тот, кто вытащил Леньку, вместо ответа просто пожал плечами и будто хмыкнул под нос – не у того, дескать, спрашиваешь. Кошмарик снизу вверх смотрел на плечистого, невысокого человека в спортивной куртке, стоявшего над ним засунув руки в карманы и словно перекатывая в них что-то или поигрывая чем-то.

– Откуда же я знаю, где твой Вольдемар? – наконец ответила «куртка», снова пожав плечами. – Мы приехали сюда, смотрим, никого нет, только веревка к стойке борта привязана. Гляжу, что дергается эта веревка. Ну взял я ее в руки, стал тянуть и вытащил наверх ящик. Вот он…

Мужчина махнул рукой в сторону, и Кошмарик, повернув голову, на самом деле увидел метрах в пяти от себя железный ящик, обвязанный веревкой.

«Ага, – подумал Ленька, – значит, он еще в ящике не шуровал…»

– Значит, – продолжал спрашивать чуть-чуть пришедший в себя Кошмарик, – вы случайно сюда заехали?

Но тут коренастый незнакомец как-то странно повел плечами, и лукавая полуулыбка скользнула по его бульдожьей физиономии.

– Да как тебе сказать, – ответил он, присаживаясь на корточки рядом с сидящим на платформе Кошмариком и устремляя прямо в его глаза свой сверлящий взгляд. – Думаю, что не совсем и случайно. Ищем мы тут людишек кой-каких…

И проницательный взгляд этого человека, и странная его речь смутили Кошмарика. Он к тому же был уверен, что еще совсем недавно слышал этот хрипловатый голос, звучавший, правда, угрожающе, зло. «Да где же Володька?! – резануло сознание Кошмарика. – Где субмарина? Что случилось с ним и с Ириной?»

– Каких-таких вы людишек ищете? – еле шевеля губами, спросил Ленька. Вы что, не один здесь, на кране?

– Нет, не один, – так же тихо сказал коренастый. – Мои ребята на катере – вон там пришвартован. А ищем мы здесь очень интересных людишек. И ты знаешь, я ведь правильно выразился – именно людишек, потому что их и людьми-то назвать еще нельзя.

– Почему же нельзя?

– Потому, – усмехнулся незнакомец, – что они еще в сопливом, несолидном возрасте находятся да и ведут себя несолидно как-то…

– Как это «несолидно»? – спросил, краснея, Кошмарик.

Мужчина, продолжая сидеть на корточках, все так же пристально глядя в глаза Леньке, заговорил:

– Да ты сам пойми – преглупо себя ведут, а потому и несолидно! Ну как ты расценишь такие их поступки: влезают, во-первых, в чужую разборку, уводят яхту солидных людей, а потом ее поджигают! А яхта такая знаешь сколько на сегодняшний день стоит?

– Сколько же? – как ни в чем не бывало спросил Кошмарик, хотя сидящий перед ним мужчина уже ясно высказался о том, кто он такой.

– Ну, тысяч полтораста баксов стоит… – прикинул незнакомец. – И вот гляди дальше, – продолжал он. – Сожгли они, значит, нашу яхту со всем товаром, а потом поплыли себе…

– А на чем плыли-то? – брякнул Кошмарик.

– Да ты слушай, слушай, – нахмурил брови коренастый. – Вы поплыли, он так и сказал – «вы», – по заливу, вдруг видите, идет паром. Забрались на него и навели там такого шороху, что от вас не знали, как отделаться! Торпедными залпами пугали, говорили, что вы яхту торпедами подожгли, борясь за справедливость, и все такое прочее! Ну разве вы не людишки с грязными задницами? Ей-богу, вели себя вчера ну как школьники на переменке!

И коренастый засмеялся деланным смехом, показывая Кошмарику золотые коронки, блиставшие в раскрытой пасти мужчины подобно сокровищам в пещере Али-Бабы. Но смех коренастого прекратился так же неожиданно, как и начался. Мужчина даже сделал кислое лицо, очень быстро принявшее злобное выражение.

– Слушай, а ведь Эдик-то так до берега и не доплыл, да! Следили мы за ним, видели, что на форт, к нам он плыть-то побоялся, решил к самому берегу править, но пловцом он был неважным, вот и пошел на дно топориком. Так что вы, людишки, нам тройной убыток принесли: яхту сожгли – раз, товар на яхте погубили – два, Эдика к Богу отправили – три. Как, братки, рассчитываться будем, а?

Кошмарик, когда мужчина начал вести разговор напрямую, сидел ни жив ни мертв. Память быстро отправила его в галерею форта, заставила вновь заглянуть в отверстие в полу, увидеть коренастого человека, стоящего над ноющим Эдуардом. «Эх и стоило же ввязываться во всю эту дребедень?» только и подумал Кошмарик, потому что рассуждать обо всем этом было до жути противно. Он понимал, что теперь они влипли окончательно и вырваться из рук живодеров им теперь никто не поможет.

– А вы откуда про паром-то узнали, про то, что я был на нем? – решил вдруг ни с того ни с сего спросить Ленька, будто этот вопрос был для него самым важным.

– Очень просто, – не поднимаясь, рассказывал коренастый. – Уже поздно ночью видим мы с форта, что не очень далеко от нас судно какое-то проходит. Ну зажгли мы быстренько костер, палками горящими размахивать стали «спасите наши души», короче. Хорошими людьми они там на пароме оказались, спустили лодку и нас забрали. Поднялись мы на борт, хозяину, конечно, за спасение заплатили, а он нам между делом про вас все и рассказал, потому как был возбужден до крайности. Тут мы с ребятами стали концы с началами составлять, связывать, и оказалось, что на пароме могли быть только вы, наши приятели, те, что Эдика нашего от нас забрали и яхту нашу сожгли, тоже, наверное, из соображений благородных. Узнал я от капитана, что плаваете вы на подводной лодке, маленькой такой. Сказал он мне еще, что тот, кто его торпедами пугал, звонил какой-то женщине в город и сказал ей, что отправляетесь вы в Лужскую губу. И вот когда паром нас к утру на берег высадил, в городе, мы быстренько взяли катер – у нас же плавучих средств хватает – и поспешили вслед за вами. А зачем, ты думаешь, мы к вам приехали, а?

– Не знаю, – мотнул головой Кошмарик.

– Ну, недогадливый какой! – хлопнул себя по коленям коренастый. Прибыли мы сюда, чтобы расчет с вами сделать, договориться об оплате всех наших потерь, а они, как я уж сказал, немалые.

Кошмарик, который уже давно успел освободиться от вериг акваланга, а также стащить с ног ласты, сильно жалел об этом. Если бы у него на ногах были хотя бы ласты, можно было бы попытаться рвануть к воде и, бросившись в нее, доплыть до берега. «Нет, догнали бы на своем поганом катере! – с горечью подумал он. – Да и не доплыть – далеко здесь до берега!»

– Как же все-таки рассчитываться мы будем? – заглянул коренастый прямо в зрачки Кошмарика, будто именно там, за этими сузившимися от страха зрачками, пытался найти он ответ на свой вопрос. – Скажи-ка, где же твой кореш на лодке? Ведь когда мы сюда подплывали, я видел в бинокль, что подлодка ваша здесь пришвартована была. А что вы делаете здесь вообще-то? Зачем ныряете? Что в этом ящике?

Нет, Кошмарик решительно не знал, как отвечать на всю эту кучу очень сложных вопросов. Ленька на самом деле не знал, куда подевался Володя, но подозревал, что приятель бросил его на произвол судьбы, увидев, что к плавучему крану приближается катер. Конечно, Володя не мог знать, что на этом катере живодеры, но скорей всего решил, что будет лучше уйти под воду. Ленька не знал также, стоит ли ему рассказывать о поиске сокровищ, о том, что лежит в железном ящике, – ему было жаль раскрывать перед этим страшным человеком их тайну.

– Ну, я спрашиваю тебя, что вы здесь делали?! – вдруг гаркнул на Кошмарика коренастый.

И тут же из-за его спины показались физиономии его друзей, и один из подошедших спокойно так сказал:

– Богдаша, разве ты не знаешь более эффективных средств, чтобы заставить этого мышонка говорить? Просто покажи ему свои инструменты, и ты сразу увидишь, как у него развяжется язык.

Тот, кого назвали Богдашей (это и был коренастый), с ухмылкой засунул руку за пазуху и из потайного кармана куртки вынул футляр, похожий на тот, в котором женщины держат маникюрные принадлежности, только побольше размерами. Протрещала молния, и перед оторопелым взором Кошмарика открылся набор блестящих, сверкающих хромом ланцетов, скальпелей и прочих хирургических инструментов.

– Парень, давай по-хорошему, – почти по-отечески заговорил Богдаша, демонстрируя открывшему рот Леньке свое богатство. – Я тебе дурного ничего не сделаю, только нужно будет поступить так… Твой кореш на подлодке далеко, конечно, уехать не мог. Мы здесь посидим, подождем, в ящичке твоем покамест покопаемся, а тем временем и он подплывет – никуда не денется. За сожженную яхту отдадите вы нам свою подводную лодку – и дело с концами. Ваша жестянка хоть и дерьмо поганое по сравнению с нашей «Богиней», но мы и тем довольны будем. Ладно?

– А вы нас не того… – спросил Кошмарик одними лишь кончиками своих губ и показал глазами на все еще раскрытый футляр с «походной хирургией».

– Там посмотрим, там посмотрим! – очень быстро и очень зло сказал Богдаша, пряча за пазуху свои инструменты. – Вначале ты нам подлодку наверх вызови, чтобы она нашей стала, а уж потом… Короче, – махнул он рукой, это твой единственный шанс, мышонок! Подумай!

Богдаша, сильно хрустнув суставами и опираясь на бедра руками, выпрямил ноги и сказал своим «ребятам» с деловитым спокойствием:

– Ну-ка, орлы, посмотрите там у себя в инструментах – нет ли долота или чего-нибудь остренького, но твердого. Сейчас мы эту консервную банку ковырнем да посмотрим, чем тут мальчики на дне морском поживиться хотели.

Скоро в руках Богдаши были долото и молоток. Он опустился на колени перед металлическим ящиком, кряхтя и матерясь, наметил было место, чтобы нанести острым концом долота первый удар, уже замахнулся молотком, и удар на самом деле последовал незамедлительно, но только раздался он не там, где трудился Богдаша, а много дальше, где-то на противоположной стороне платформы. Кроме того, грохот от этого дальнего удара был таким ужасным, каким-то скрежещущим даже, что Богдаша тут же выронил из рук молоток и вскочил на ноги довольно ловко и прытко, безо всякого оханья и ругани.

– Что там?! Что там?!! – только и успел крикнуть он вслед бегущим в сторону грохота «ребятам», а те уж через пару секунд истошными голосами орали ему с дальнего конца платформы: «Богдаша! К нам скорей беги! Катер наш тонет!».

Здесь необходимо разъяснить, каким образом случилось так, что катер живодеров вдруг ни с того ни с сего решил затонуть, хотя стоял себе тихо-мирно на приколе. Чтобы понять суть происходящего, нужно вернуться к тому моменту, когда Кошмарик опускался во второй раз «на дно морское». Володя в это время, следя за веревкой, державшей Кошмарика, услышал шум мотора. Посмотрел в сторону и увидел, как к плавучему крану несется большой катер. Конечно, не мог Володя знать, кому тот катер принадлежит, но тут же вспомнил он и о вчерашних приключениях, и о мертвом водолазе, и даже о том, что на их розыски могла быть послана милиция. Стал Володя дергать за веревку, желая предупредить условным знаком Кошмарика, сказать ему: «Поднимайся на поверхность залива!». Ленька чувствовал, как дергается веревка, но то ли позабыл он об условном знаке, то ли так был увлечен поисками сокровищ, что плюнул на все знаки и поплыл себе к затонувшему кораблю.

Однако Володя не стал дожидаться, покуда катер с неизвестными ему людьми подплывет к самой платформе. Он бросил конец веревки, привязанный, кстати, к фальшборту платформы, и бросился к «Стальному киту». Мигом взлетел он на его гладкую спину, и скоро тяжелая крышка люка скрыла Володю. Ни слова не говоря Иринке, он кинулся к пульту управления, дернул рычаги системы заполнения балластных цистерн, и через пару минут «Стальной кит» стал медленно погружаться под воду рядом с платформой.

– Зачем мы погружаемся? – встревожилась Иринка. – Что-нибудь случилось? А Леню мы разве ждать не будем?

– Да подожди ты со своим Леней! – рявкнул на девочку Володя, следя в иллюминатор за тем, как с противоположного конца платформы подошел большой катер и вода под двумя его мощными винтами кипела белой пеной.

Володя опустился еще на полтора метра и стал думать, что же делать дальше. Конечно, можно было пойти навстречу Кошмарику, чтобы предупредить его об опасности, а потом вместе с ним подняться на поверхность где-нибудь подальше от плавучего крана. Но эта идея почему-то не пришла Володе на ум, а вскоре он к тому же разглядел, что наверх медленно поднимается со дна залива какой-то продолговатый предмет, вслед за которым плывет и сам Кошмарик.

– Ну все, вляпался! – с досадой ударил Володя кулаком по баранке штурвала.

Интересно, но именно с этой минуты, когда опасность коснулась их явственно и неотвратимо, мысли Володи выстроились в мозгу стройно, перестали наскакивать одна на другую, и мальчик решил: «Объеду платформу с той стороны, где встал катер, и буду следить за происходящим на платформе через перископ». Так он и сделал, и скоро в десяти метрах от катера высунулся перископ. Володя увидел, что на палубе катера сновали два человека, и в одном из этих людей он узнал – спасибо, память не подвела одного из мужчин, что допрашивали живодера Эдуарда в каземате форта. Нет, Володя ошибиться не мог – именно этот, лысый, небольшого роста, мужчина наставлял на Эдуарда ствол своего автомата.

«Да как же они здесь оказались?! – с ужасом, мигом приподнявшим его волосы дыбом, подумал Володя. – Они нас накрыли! Мстить приехали за яхту и за Эдуарда!» А тут еще Иринка, увидев, как побледнел Володя, как задрожали его руки, вцепившиеся в резиновые ручки перископной трубы, стала едва ли не с плачем допытываться у Володи, что он там увидел. Не обращая на девочку внимания, Володя бросился к капитанскому креслу и на аккумуляторном ходу повел субмарину к другому концу платформы. Остановившись в пятнадцати метрах от ее борта, Володя снова поднял перископ и сразу же увидел сидевшего на платформе Кошмарика. Перед ним на корточках присел мужчина, и его лицо Володе было трудно разглядеть, зато мальчик ясно видел его жестикуляцию, угрожающую и злобную, точно он обещал расправиться с Ленькой немедленно и самым жестоким образом. Увидел Володя и то, как этот мужчина достал из кармана какой-то футляр и солнечный луч пробежал по вспыхнувшим в футляре металлическим предметам.

«Вот они, живодеры! – затрясло Володю. – У, да я вам покажу, как нас стращать… покажу!»

Оказывается, эту фразу Володя произнес вслух, да и лицо его к тому же было просто перекошено от ярости. Иринка, увидев его лицо, услышав его слова, повисла на Володе, прося не делать того, что он задумал; хотя она и не знала наверняка, что он хотел сделать, но была уверена, что Володя решился на что-то ужасное.

– Да пусти ты! – оттолкнул Володя Ирину. – Чего вцепилась? Не знаешь ты, кто там наверху Кошмарика сейчас пытать будет! С этими упырями только так и надо, да!

Когда Володя снова уселся в капитанское кресло и завел мотор, его нервы были спокойны, потому что он твердо знал, что должен сделать. Главное, совесть его была совершенно чиста, и только желание сделать это как можно скорей, покуда живодеры не принялись терзать его друга, заставило руки Володи нервно трястись.

Он снова повел «Стального кита» туда, где стоял катер приехавших к платформе людей. Отойдя от его покрашенного в оранжевый цвет днища метров на пятнадцать, Володя поставил субмарину так, что это оранжевое пятно оказалось у него прямо по курсу, а потом завел дизель, чтобы взять лучший разгон. Иринка, стоявшая у него за спиной и видевшая все приготовления Володи, только и успела сказать в последний раз «не надо» и закрыла лицо руками.

– Сядь на койку и держись за что-нибудь! – сквозь зубы процедил Володя, не отрывая взгляда от оранжевого пятна. – Сейчас тряхнет маленько! Ну, полный вперед!

Мотор взревел, и оранжевое пятно стало приближаться, накатываться на иллюминатор, обещая навалиться на маленького «Стального кита» и раздавить его. Вот уже днище катера было совсем близко, так что были видны заклепки, скреплявшие алюминиевые листы обшивки днища. Острый наконечник субмарины, похожий на гарпун, вошел в оранжевое брюхо катера, как в масло, безо всякого усилия. Субмарину тряхнуло, и Володя не успел вовремя остановить «Стального кита» – он протаранил катер, войдя в него примерно на полметра своим заостренным носом. От иллюминатора до разодранного бока катера оставалось тоже не больше полуметра, и вдруг вспененную воду застлала какая-то черная масса, вырвавшаяся из пробоины в катере, закипели пузырьки воздуха, но Володя, уже давший «полный назад», выходил из этого пенящегося хаоса, и по мере удаления было видно, что оранжевое брюхо катера медленно опускается все ниже и ниже.

– Ты потопил их! Ты потопил их! – повторяла Иринка, сидевшая на койке и зачем-то качавшая головой.

– Да, я их потопил! – радостно и гордо сказал Володя. – А теперь мне надо осмотреться и увидеть, что там делается на плавучем кране! Уверен, что Кошмарик воспользовался суматохой и бросился в воду! Мы его подберем!

Но когда Володя снова посмотрел в перископ, то не увидел Кошмарика в воде, на что очень рассчитывал, веря в проворность Леньки. Оказывается, когда «ребята» своими истошными криками стали звать Богдашу, чтобы тот увидел, как тонет их судно, Кошмарик на самом деле собирался сигануть в воду, догадавшись, в чем дело. Но клешневатая рука Богдана так крепко вцепилась в запястье Леньки, что вырваться не было никакой возможности. Кошмарика потащили туда, где еще совсем недавно стоял катер, который теперь довольно быстро опускался под воду. Не мешали погружению катера даже швартовочные канаты. Живодеры даже не ругались – стояли в оцепенении и молча смотрели, как тонуло их судно, отрезая им путь возвращения на берег.

– Богдаша, как же это случилось? – наконец пролепетал лысый живодер, смотря на бурлящую водоворотами воду, накрывшую наконец ушедший в глубину катер.

– А вот мы сейчас у нашего мышонка спросим, как это случилось, – кривя в злобной гримасе рот, произнес Богдаша, не выпускавший руку Кошмарика. Ну, гад, говори, опять ваших рук дело? А? Снова, сволочи, в благородных играете? Да ты знаешь, что мы с тобой сейчас за это сделаем? Хочешь, на кусочки тебя резать будем, как капусту пошинкуем, а?

Кошмарик и без того был близок к тому, чтобы упасть от страха и нервного напряжения в обморок, а тут еще такие посулы от человека, скорей всего пощады не знавшего.

– Ну, говори, твой дружок потопил наш катер, да?! – продолжал допрос Богдаша, все сильней и сильней сжимая запястье Леньки.

– Да при чем тут мы, при чем?! – заканючил Кошмарик, стараясь говорить как можно жалобней – чуть не плакал. – Ну как мы могли ваш катер потопить?! Что, поверили, будто торпеды у нас есть? Да вранье это все, пугали мы только тех, на пароме! Сам ваш катер потоп, дырка у него, наверное, в борту была!

Богдаша, уловив в словах Кошмарика насмешку, просто взревел от ярости:

– Дырка, говоришь?! Это вот у тебя сейчас дырка будет! Больша-а-я дырка!

И Богдаша хотел было достать из-за пазухи свои сверкающие инструменты, чтобы привести свое страшное намерение в исполнение, как вдруг один из его сообщников прокричал:

– Богдан, стой, стой! Гляди, вон к нам кто-то едет!

Все, включая и Кошмарика, у которого душа, опустившаяся на самое дно желудка, снова заняла свое место (наверное, между печенкой и селезенкой), стали глядеть туда, куда указал зоркий соратник Богдана. На самом деле к плавучему крану несся катер, с каждым мгновением увеличивавшийся в размерах. Это было красивое белое судно, очень похожее на сожженную Кошмариком яхту живодеров.

– Ментовский? – с тревогой в голосе спросил Богдаша, тяжело сглотнув слюну и проведя рукой по лбу.

– Непохоже, – мотнул головой лысый живодер, смотревший на залив из-под ладони.

– Да так, прогуляться кто-то решил – путевый какой-то катер, предположил третий живодер. – Не будем голову себе ломать, чего они нам сделают?

– Надо бы начеку быть, – заметил Богдаша. – Что, стволы наши тоже на дно пошли? Говорил же вам, придуркам, с собой стволы возьмите, а теперь будете сопли свои жрать, козлы вонючие!

Богдаша еще раз выругался, грязно и зло, плюнул на настил и, скрестив на груди руки, стал ждать приближения неизвестного катера. Ждать, впрочем, пришлось недолго. Через пять минут белый катер, лишенный номеров и надписей на борту, с форсом, лихо развернувшись перед платформой, смело подошел к самому фальшборту, но никто не вышел на его палубу со швартовочным канатом. Мотор уже не работал, и катер, безмолвный, таинственный, покачивался на мелкой волне. Живодеры стояли и смотрели на катер, не ожидая от этого судна ничего хорошего. Уставился на катер и Кошмарик, которого Богдаша все еще держал за руку.

Вдруг тишина была сломана грозным приказом, раздавшимся со стороны катера. Тут же показалась из-за кабины и чья-то голова.

– Мужики! Всем вам приказываю лечь и положить руки на затылок! Скорей, скорей, на живот ложитесь! Если приказ не будет выполнен, всем вам секир башка!

Как бы в подтверждение того, что люди на катере не шутят, из-за кабины высунулись два автоматных ствола, тут же направленные в сторону людей на платформе.

– А в чем, собственно, дело, господа? – довольно спокойно, и даже с ленцой в голосе, спросил Богдаша, не желая выполнять приказ, хотя два его товарища уже лежали ничком на настиле платформы, положив руки на затылок. В чем дело? Мы ведь вас не трогали, ничего вашего не брали. Зачем же нас так обижать?

– Ишь, обидчивый какой! – крикнули с катера. – Ложись, тебе говорят, дядя! Сейчас мы к вам придем и там уж разберемся, брали иль не брали!

Ленька, стоявший рядом с Богдашей, слышал, как скрипел зубами живодер, не привыкший, чтобы им командовали, а тем более унижали. Но делать было нечего, и Богдан, матерясь сквозь стиснутые зубы, опустился вначале на колени, потом нагнулся и лег ничком. Он был так расстроен, что даже забыл отпустить руку Кошмарика, и мальчику пришлось, кривясь от боли в запястье, проделать все те же движения, которые совершил и тот, кто еще пять минут назад был таким гордым, величественным и ужасным в своем стремлении изрезать Леньку на куски.

И вот раздался топот ног. Такой тяжелый, решительный топот. Ленька хоть и лежал на животе, но голова его была повернута в сторону пижонского белого катера, с борта которого спрыгнули разом трое или четверо мужчин в одинаковых красных майках, будто они были и не матерыми мужиками с автоматами, а выехавшими на морскую прогулку детдомовцами. Спрыгнули – и загрохотали в сторону лежащих на платформе людей. На всякий случай Ленька закрыл глаза, потому что был уверен, что его начнут бить.

Подбежавшие к лежащим живодерам люди, отбросив за спины свои короткоствольные автоматы, нагнулись и быстро обыскали поверженных. Когда они убедились, что те безоружны, то послышалась команда:

– Все, хана, вставайте!

Богдан, так и не выпустивший запястья Кошмарика, поднимался тяжело и едва не сломал Леньке руку.

– Да отпусти ты! – не удержался Ленька и со всей силы вырвал онемевшую кисть из клешни силача Богдана.

Растирая болевшую руку, Ленька смотрел на тех, что стали его невольными освободителями. Их было четверо; все красивые, загорелые, плечистые мужики, смотревшие, однако, со звериной, лихой удалью на тех, кого они заставили лечь. На каждом была натянута майка красного цвета с белой эмблемой в виде трезубца в круге, а выделялся в четверке самый рослый, самый широкоплечий мужик с густой рыжеватой бородой, с курчавыми всклокоченными волосами, из-под которых выглядывали серьги – огромные такие колеса. У этого бородача в руках не было никакого оружия, зато его напарники имели по автомату, нацеленному прямо в грудь каждого из живодеров. Леньку в расчет, как видно, брать не стали.

– Ну что, усы моржовые, – как-то нехорошо усмехаясь, произнес бородач, – небось от Гнилого пожаловали? А?

Богдан постарался сказать как можно мягче, чтобы не обидеть ненароком хмурого бородача:

– Послушайте, от какого там Гнилого? Мы не знаем никакого Гнилого, и Тухлого тоже не знаем, Горького, Сладкого, Кислого и Соленого. Мы просто катались по заливу и решили передохнуть на этой платформе. Отдыхающие мы, понял? – не удержался Богдан и оскалил зубы в неприятной кривой усмешке, что сильно не понравилось бородатому.

Он тряхнул кудрями, причем серьги, слышал Ленька, издали мелодичный звон, будто это и не серьги были, а валдайские колокольчики, и сказал:

– Отдыхающие, говорите, – ну а где тогда ваша лодка, катер или яхта?

– Катер? – проскрипел зубами Богдан и метнул на Леньку свирепый взгляд. – А катер у нас утонул, течь у него обнаружилась, вот мы и решили здесь перекантоваться.

– Кораблекрушение, значит, потерпели? – снова прозвенел серьгами бородач.

– Ну, выходит, так, – подтвердил Богдаша, скрестив на груди руки и, как видно, не желая уступать бородатому в наглости.

– Ишь какой облом с вами, мажорами, получился! – рассмеялся обладатель серег, но вдруг сменил смешливое настроение на свирепое и произнес: – А акваланг этот вам спасти удалось? А пацан ваш так в гидрокостюме и путешествовал?!

– Не наш это пацан! – резко отказался от знакомства с Ленькой Богдан. – Когда мы на платформе оказались, он уже тут давно торчал, а чего делал здесь мальчишка, не знаем!

Кошмарик, внимательно и с сердечным трепетом следивший за диалогом мужчин, понимал, что его принимают за сотоварища живодеров. Он догадывался и о том, что приехавшие на платформу люди имеют отношение и к этому плавучему крану, и к мертвому водолазу, и затонувшему кораблю, а поэтому пытался определить, какой же линии поведения придерживаться ему в такой мудреной ситуации. Хорошо, по крайней мере, было уже то, что его не разрезали на части живодеры.

– Да ваш я пацан, ваш! – выкрикнул вдруг Кошмарик, поняв, что наступила его минута. – Чего уж стрематься?! Не ты, Богдан, разве заставил меня в акваланге на транспорт плавать? А чё пургу несешь насчет того, что не от Гнилого ты?

Своей горячей речи Кошмарик попытался придать еще и оттенок сильной обиды, и у Леньки это получилось очень хорошо, потому что курчавый бородач прищурил глаза, подошел к Богдану вплотную и с наигранным дружелюбием похлопал его по плечу:

– Ну вот и все…

– Что все-то? – всполошился Богдан и задрожал губами. Кошмарик видел, что живодер дождался того часа, когда и он стал жертвой непонятных для него разборок.

– А то и все, – очень размеренно, неторопливо произнес бородатый, что я с Гнилым уже давно договорился и поделил весь этот район на квадраты: там – его, а здесь – мой. Я пригнал сюда кран, я занимаюсь здесь «чисткой», так какого ж хрена на мою территорию забираться? Нет, он снова своих людей посылает, вонючка!

Богдан уже открыл было рот, чтобы возразить обладателю майки с трезубцем, но тут раздался крик одного из людей бородатого, который пошел прогуляться по платформе с автоматом наперевес.

– Цыган! Цыган! – кричал он с истошной тревогой в голосе. – Беги сюда скорей, только мажоров этих с собой веди!

– Да что там еще?! – недовольно насупил брови тот, который на самом деле был похож на цыгана. – Ладно, пойдем посмотрим! А вы, чуваки, вперед канайте! – приказал Цыган Богдану и его людям.

И вот, подталкиваемые стволами автоматов, живодеры посеменили в ту сторону, откуда раздался крик, и Кошмарик, сразу понявший, чем был вызван призыв напарника Цыгана, с тревогой ждал, чем все кончится. Скоро они все столпились у двери, ведущей в кубрик, Цыган смело вошел туда первым, и все услышали, как он громко, но с сожалением воскликнул:

– Эх, черт! Да кто ж его так?!

– Цыган, что там такое? – не выдержал один из людей в красной майке, стоявший снаружи.

– Зайчик, войди, а Прыщ пусть мажоров на стволе держит! – скомандовал Цыган.

Его напарник, носивший, несмотря на свой огромный рост и злобную рожу, дурацкое имя Зайчик, зашел в кубрик, и скоро оттуда донесся его звериный рев:

– Робя-а-а! Они же брата моего, Федю, замочили! Всех перебью, псов поганых!!

В кубрике, было слышно, поднялась возня. Зайчика, как видно, держали за руки, не давая привести свое намерение в исполнение. Цыган успокаивал Зайчика, говоря ему:

– Да ты вначале сними с него шлем, посмотри, кто там, а потом и делай, что задумал. Я же Федю твоего еще час назад на берегу видел, не мог он здесь оказаться, да и вообще никого из наших здесь вчера не было. Давай, давай, снимай шлем!

Зайчик, похоже, согласился с доводами главаря, но продолжал как-то тихо, но угрожающе поскуливать. Кошмарик был ни жив ни мертв, потому что их всех на самом деле ожидала страшная участь пасть от рук тех, кто принял их за конкурентов. И бежать не было никакой возможности – рядом стоял четвертый «рыцарь белого трезубца». Однако послышалось лязганье, скрип, и скоро удивленный возглас долетел до слуха Леньки.

– Ну, я в полном отпаде, мужики! – сказал Зайчик. – Да это ж Гнилого человек. Дятел, что ли, или Батл, призабыл уже…

– И гляди-ка, свежий еще, – заметил другой «трезубец». – Когда же его грохнули?

– Похоже, поутру сегодня, – озадаченно произнес Цыган. – Из пистоля бацнули, прямо в сердце. Эти, наверное, мажоры его умочили.

Кошмарик слышал все это, поглядывал на живодеров, стоявших тут же, и по их лицам догадывался о страхе, заполнившем их жестокие, но трусливые сердца. Ленька понимал, что и его самого принимают за мажора, но сейчас ему было очень приятно оттого, что живодерам придется несладко. Однако вышедший из кубрика Цыган сразу обратился именно к нему, к Кошмарику, а не к Богдану и его компаньонам.

– Парень, объясни нам, пожалуйста, – очень вкрадчиво, тихо заговорил бородач, кладя свою тяжелую руку на плечо Кошмарика, – почему ты сказал, что вы имеете отношение к Гнилому? Ты это так, сдуру брякнул?

Ленька, моргая белыми ресницами и пошмыргивая своим остреньким носиком, спешно думал, как ему ответить. Если бы он отказался от своих слов, то освободил бы Богдана с приятелями от подозрения, что они конкуренты «трезубца». Тогда «трезубцы» могли отпустить Богдана на волю и Кошмарику бы не поздоровилось – живодеры истерзали бы его еще и за то, что он втягивал их в историю с враждой «трезубца» и какого-то Гнилого. А признаваться в знакомстве с Гнилым тоже было небезопасно. Однако Ленька решил отстаивать прежнюю версию:

– А чё, Цыган, я разве похож на мажора? Говорю тебе, что от Гнилого мы и меня сегодня на платформу привезли для того, чтобы я на транспорт нырял, ведь водолаз-то наш, Дятел этот, под водой на гвоздь какой-то напоролся – и каюк ему. Никто его не мочил! Сам он нарвался!

– Тогда почему трубка кислородная перерезана? – строго спросил Цыган.

– Да сам он ее под водой перерезал! – безбожно сочинял Кошмарик. Подняли его, а он гвоздем проколот да еще и задохся – за железину какую-то зацепилась трубка! А эти парни – Гнилого ребята! Они меня на кран этот силой привезли и нырять заставляли!

Нет, живодер Богдан не мог вынести этой откровенной лжи, которая пролагала путь всей его честной компании к братской могиле здесь, на платформе, или на дне залива. Тряся жирным подбородком, Богдан отчаянно завопил:

– Ты, сученок!! Хорош на добрых людей наговаривать! Когда мы на этот кран прибыли, ты уже в воде бултыхался и из воды ящики какие-то тягал! – А потом, с глазами, полными отчаяния, он обратился к Цыгану: – Не слушайте этого сученка! Мы его нырять не заставляли и Гнилого, поверьте, тоже никакого не знаем! Мы катались по заливу, подъехали к платформе…

– Да ладно, заглохни ты, мажор! – грубо прервал Богдана Цыган. Слыхал я уже про твое катание! Какие ящики вытаскивал из воды этот пацан?

– Там, там, на той стороне лежат! – затарахтел Богдан. – Или, вернее, лежит, один ящик точно лежит, длинненький такой ящик, железный! Он на веревке его из-под воды своему дружку передать хотел, но смылся куда-то друг его, вот я тот ящик и вытащил! Идите посмотрите, а меня в свои подводные дела вмешивать не надо! Мне и над водой неплохо живется!

Цыган, сделав совершенно зверское лицо, пихнул Кошмарика по направлению к другому концу платформы так сильно, что Ленька чуть не полетел за борт, чему, впрочем, он был бы рад – явился бы шанс уплыть, хоть под воду, от этих бандитов.

– Ша! – гаркнул Цыган. – Идем, показывай свой ящик, водолаз!

Кошмарик, три живодера и четыре воинственных «трезубца» двинулись туда, откуда Кошмарик нырял под воду. Вот они уже стояли на прежнем месте, где не высохли еще лужицы воды, принесенной Кошмариком из залива, но Ленька сразу заметил, что ящика на прежнем месте нет.

– Ну, показывай, где твой ящик! – потребовал Цыган, поворачивая голову то влево, то вправо. – Посмотрим, чем ты тут промышлял! Увидим, на Гнилого ты работаешь или сам по себе!

А Ленька, не увидев нигде того самого ящика, за которым он плавал на транспорт, изобразил на своей птичьей физиономии недоумение, пожал плечами и равнодушным голосом сказал:

– Ящик? Какой такой ящик? Да не знаю я никаких ящиков! Навинтил вам этот хрен про ящик, пусть он вам и показывает его! Я лично ничего из воды не доставал, да и вообще не понимаю, для чего меня сюда привезли!

Тут к Цыгану, собиравшемуся уже не на шутку рассердиться, подошел один из «трезубцев» и сказал ему негромко на ухо:

– Цыганок, не понимаю, в чем тут дело, но ящик на самом деле был, видал я его, и акваланг тоже видал, а теперь ничего здесь нет, точно волна слизала…

– Да что за хренятина такая! – со смачным плевком выкрикнул Цыган. Куда же все девалось? Когда успели прибрать? Что, пока мы в кубрик бегали? Так ведь туда все уходили, никто вроде бы не мог и акваланг, и ящик унести! Может, есть на платформе кто-то еще?! Быстро обыскать!

Два «трезубца» бросились исполнять приказ Цыгана, и спустя минуты три они вернулись с огорченными и ошарашенными лицами, ясно давая этим понять, что никого не нашли.

– А в машинном отделении посмотрели?! – кричал Цыган.

– Заглядывали, шеф, – был ответ.

– Может, в воде кто сидит, под бортом? – спросил Цыган, недоумевая.

– Вряд ли… – махнул рукой напарник Цыгана.

Главарь резко повернулся к Леньке:

– Слушай, ус моржовый, если ты мне не скажешь, на кого работаешь, то привяжу я тебе на шею железку килограмм на двадцать да и отправлю за борт рыб кормить! Где ящик, говори!

Кошмарика так и передернуло – сразу понял, что Цыган шутить не будет и здесь, на платформе, у него защитников не найдется, а Богдан будет только рад мучениям того, кто угробил его яхту.

– Ме… не… ка… – залепетал Кошмарик что-то несуразное, в то время как внутри у него все обмякло, похолодело, готовясь, наверное, к смертному часу. – Не… не знаю, где я… ящик…

– Был, был ящик, – подлил Богдан керосину в костер негодования Цыгана. – Когда мы на платформу выбрались, пацан этот ящик из воды доставал.

Цыган гневно зыркнул глазами на Богдана, который тоже едва не трясся от страха.

– А не ты ли пацану помогал из воды ящик доставать, а? Значит, вы заодно с ним?! – возвысил голос до крика вконец рассвирепевший Цыган.

– Ой, да что ты говоришь! – взвизгнул Богдан. – Не помогал я ему!

Тут немного пришедший в себя Кошмарик с насмешкой в голосе сказал:

– Еще как помогал! А когда нас к кубрику повели недавно, ты и ящик и акваланг незаметно в воду столкнул, я видел! Что, потом надеешься золотишко из воды достать?

Что тут случилось! «Трезубцы», которым явно надоело слушать противоречивые объяснения тех, кого они считали конкурентами, заорали на Богдана, Кошмарика, двум живодерам перепало по ребрам, так что те заохали, а Цыган схватил Богдана за глотку и заорал:

– Все, хорош мне лапшу на уши вешать! Попрыгаете вы у меня сейчас в холодной ванне! Помочим вас маленько, мажоры!

Нет, Цыган не стал больше орать. Он мигом принял спокойный, даже равнодушный вид, махнул рукой одному из «трезубцев» и, когда тот подошел к нему, шепнул ему на ухо. Напарник Цыгана кивнул с готовностью и радостью, бросился к надстройке платформы, и скоро раздалось скрежетание, завыла лебедка, запахло бензином, и над водой застелился голубоватый дым работающего двигателя. Кошмарик поднял голову и увидел, что стрела подъемного крана, похожая на понурую голову клювастого журавля, двинулась вправо и, поскрежетав, остановилась прямо напротив того места, где стоял он.

– Заяц, чего стоишь, не видишь, что я аттракцион готовлю! – с дьявольским смехом то ли прокричал, то ли пропричитал, издеваясь, Цыган.

– А чего нужно-то? – с таким же шутовским весельем откликнулся тот, кого называли Зайчиком, собираясь, видно, позабавиться.

– Как что? Мажоры сюда приехали отдыхать, оттянуться как говорят, вот и устроим им бесплатную оттяжку! Веревку неси!

– Сей минут! – по-дурацки отдал честь Зайчик и побежал, закинув автомат за спину, отыскивать веревку.

Скоро он на самом деле приволок ее. Это была та самая веревка, на которой сушились линялые штаны. Они волочились за исполнительным Зайчиком по железному настилу платформы. Меж тем Цыган дал знак рукой, и кран снова заскрежетал, все ниже стали опускаться стропы с крюками. И когда эти ржавые стропы из стального троса опустились совсем низко, Цыган скомандовал:

– Зайчик, давай-ка покажем этим двум мажорам, что с нами шутить не надо. Мы хоть и понимаем шутки, но в другое время и в другом месте. Привяжи-ка, Зайчик, этого старого мажора спиной к спине мажора молодого, а меж них пусти железный тросик. Ну, привяжи, а после я скажу, что дальше делать.

Зайчик с охотой бросился исполнять приказ. Богдан, замучивший немало невинных людей, верещал, как боров, приготовленный к закланию, то грозил, то плакал, то умолял освободить его. Кошмарик же внешне был спокоен, потому что все в нем притихло, точно умерло или уснуло под воздействием сильного страха. Скоро, однако, Кошмарик и Богдан были привязаны друг к другу спина к спине, и Цыган снова дал сигнал рукой. Снова взвыли лебедки, заскрежетал кран, вознесший связанных «конкурентов» метра на два над настилом.

– В воду их! Пусть освежатся! На полторы минуты! Если скажут, на кого работают и куда подевали ящик, то купание продлится только полминуты! Ну, майна-вира там, на кране!

Двое людей, похожие на тряпичных паяцев, с болтающимися ногами, с глазами, смотревшими на мир безо всякой любви, были медленно отнесены стрелой крана туда, где кипела белыми барашками вода залива, потом так же медленно стропы пошли вниз, и через несколько секунд орущие благим матом Богдан и Кошмарик, подняв фонтан брызг, опустились под воду.

Кошмарик умел хорошо нырять, а поэтому, не страшась к тому же и холодной воды – ведь на нем был гидрокостюм, – лишь постарался набрать в легкие побольше воздуху. Полторы минуты он продержался под водой прекрасно, но, когда их подняли наверх, для виду заорал так же громко, как орал обезумевший от страха Богдан.

– А-а-а! О-о-о! – неслось со стороны тех, которым пришлось болтаться на стропах. С Кошмарика и Богдана стекали потоки воды, и вид их был таким жалким, что рассмеялись не только «трезубцы», стоявшие на платформе, но даже и живодеры.

– Я требую только одного! – громко произнес Цыган. – Назовите имя того, кто вас сюда послал, и скажите, куда вы подевали ящик!

Богдан начал было лепетать что-то жалкое в свое оправдание, но внимание всех, кто стоял под стрелой плавучего крана, внезапно было приковано к воде. Метрах в пятнадцати от платформы поднялись буруны, пена, вода забурлила, и скоро поверхность залива точно распалась, дав место металлическому предмету, похожему на бак или бочку. Это была рубка «Стального кита».

– Глядите, мина! – в страхе воскликнул один из «трезубцев».

– Непохоже, – сквозь зубы проговорил Цыган. – Видел я плавучие мины…

Скоро со стороны «мины» раздался звук, похожий на скрип отворачиваемых болтов, крышка «мины» поднялась и застыла в вертикальном положении, и из-за нее показалась голова подростка. Он оперся на крышку обеими руками, внимательно поглядел на стоявших на платформе опешивших мужиков и спокойно так сказал:

– Ну, чего вам от моего приятеля надо? Что, хотите на этой посудине навек остаться?

Цыган, не терпевший, видно, чтобы ему перечили или вообще говорили грубо, невесело хмыкнул:

– С чего это «навек»? Ты откуда взялся?

– Откуда надо, оттуда и взялся, – презрительно сказал Володя. – А тебе, что с серьгами, глотку заткнуть пора. Отпусти-ка на платформу моего приятеля, а то через две минуты твоя галоша на дно пойдет, к транспорту в гости да еще к катеру этих вот мужиков.

Богдан, уже обмякший на стропах, задыхавшийся в тугих путах, покрасневший, слышал предупреждение Володи и, видя в его словах путь к собственному спасению, хрипло произнес, еле ворочая языком:

– Отпусти, Цыган! Это… лодка у него… подводная. Они тут на заливе катера… яхты на дно пускают… сжигают… твой сожгут тоже… торпеды у них… нас потопили…

Цыган со вниманием прослушал то, что сказал ему мажор. Потом невесело усмехнулся, крепко закусив губу, и сказал:

– Парень, так это ты ящик к себе унес? Тот, железненький…

– Ну я, допустим! – с вызывающей уверенностью подтвердил Володя. – Это мой ящик, а не твой! Не ты за ним под воду лазил!

Цыгану, похоже, не нравилась резвость зеленого юнца. Он со вздохом покачал головой, так что серьги снова прозвенели колокольцами. В душе он был готов к тому, чтобы выхватить из-за спины автомат и выпустить по наглецу длинную очередь, но в то же время страх за судно, дорогое, оснащенное всем необходимым для подводной работы, останавливал его. «А вдруг не брешет? Вдруг у них на самом деле торпеды есть или еще чего…» Благоразумие взяло наконец верх над желанием наказать наглеца, и Цыган махнул рукой:

– Прыщ, опусти этих мажоров на платформу! А ты, Зайчик, развяжи веревки… их взяла, – добавил Цыган и сплюнул на железный настил.

Заскрипела стрела, завизжала лебедка. «Пакет», состоящий из Кошмарика и обессилевшего Богдана, через несколько секунд бухнулся на платформу, и Зайчик нехотя разрезал веревки. Ленька оказался на свободе, а Цыган с коварной ухмылкой бросил Володе, внимательно смотревшему из-за крышки люка за «разгрузкой» крана:

– Может, подплывешь поближе, чтобы кореша своего забрать, а?

Нет, Володя не был таким ослом, каким его хотел видеть Цыган. Он зло рассмеялся и сказал:

– А может, ты ко мне? – и показал Цыгану ствол «беретты».

– Ого! – вскинул густые брови Цыган. – А ты парнишка что надо! При джентльменском наборе! Ладно, бери своего корешана, но в лапы ко мне не попадайся – раздавлю как клопа!

– Я не клоп, папаша! – снова гоготнул Володя. – Меня так просто не раздавишь, а вот ты смотри не наскочи на меня в заливе – брюхо проколешь! И теперь уже громко крикнул: – Кошмарик, ну чего ты там?! Плыви скорее! Пора обедать!

 

ГЛАВА 8

ОТТЯНУТЬСЯ, К ФИНИКАМ!

Леньку не нужно было уговаривать. Отдав зачем-то по-армейски честь, что получилось у него по-клоунски, Ленька сиганул в воду, не забыв крикнуть «Мама!». Скоро протянутая Володина рука помогла Кошмарику взлезть на гладкую спину «Стального кита», а когда он наполовину опустился в трюм подводной лодки, то не смог удержаться и крикнул на прощание тем, кто остался на платформе и глядел на него с ненавистью (это были «трезубцы») и с завистью (живодеры):

– Да чтоб вам перегрызть друг другу глотки, дерьмоеды!

– Ладно, вниз спускайся! – сдернул его за ногу Володя и тут же завинтил крышку люка.

Только после этого приятели горячо обнялись, причем сделали они это впервые от души, но тут же застеснялись своего доброго порыва и, смущенные, отстранились друг от друга.

– Так! Хватит сантиментов! – резко сказал Володя. – Сейчас я уведу «Стального кита» под воду, и мы уйдем подальше от этого гиблого места. Эх и натворил же мой дедуля бед! Внуку расхлебывать пришлось!

– О чем это ты? – тихо спросила Иринка, потрясенная всем, что случилось за последний час. – Ведь твой дед – герой.

– Герой-то герой, – сказал Володя, дергая рычаги, – да только видишь сколько мух на этот мед налетело? Все сейчас рвут друг у друга, даже под водой покою не дают. Эх, не думал я, что и здесь, в заливе, я от людей не укроюсь… от плохих людей…

Зато Кошмарику не нравилось настроение Володи. Он ликовал по поводу своего избавления, и не только в сердце, а показывая свою радость всем естеством: напевал какой-то веселый мотив, приплясывал даже, на ходу приобнял Иринку, ведь ему, герою, было так приятно смотреть на нее. В этой девочке Ленька видел свое отражение – Кошмарик знал, что Иринка довольна им. Поплясав и попев, Ленька стал стягивать с себя скрипучий гидрокостюм, и Иринка поспешила отвернуться.

– Эх, намучился я в этом скафандре! – говорил Кошмарик. – Прямо к коже прилип! Противный, как пиявка!

А «Стальной кит» между тем, послушный манипуляциям Володи, погружался в глубину. Скоро в иллюминаторе мелькнула черная махина утонувшего транспорта, и только тут Кошмарик вспомнил:

– Володька! А ящик-то куда пропал?! А акваланг?!

Володя, вцепившись в штурвал, не отводя глаз от водной бездны, раскинувшейся за стеклом иллюминатора, сказал:

– Успокойся, забрал я и ящик, и акваланг. Когда вас к кубрику поволокли – я ведь все видел через перископ, – я поднял субмарину на поверхность и в полминуты снял с платформы и ящик, и акваланг. Даже ласты с маской не забыл.

– Ну ты молодчина! Шустрый! – восхитился Ленька. – А медальон-то где? Тоже у тебя?

– Не волнуйся, все у меня, – спокойно отвечал Володя. – Жаль, правда, что мы не сможем больше никогда попасть на транспорт – сам видишь, как здесь люди разбогатеть хотят. Даже краны плавучие подгоняют, водолазов в тяжелом снаряжении под воду опускают. А мы-то что? Так, баловство…

Кошмарик был немного обижен:

– Ну почему же баловство? Я же неплохо сплавал на транспорт. Давай дождемся, покуда эти с платформы уберутся, тогда еще нырнем.

В разговор вмешалась Иринка, чей подавленный вид откровенно свидетельствовал о ее скверном настроении, да и вообще о том, что ей надоели морские приключения:

– Нет уж, хватит! Я не хочу искать сокровища! Мне не нужно денег! Я хочу покоя!

– Вот дурилка! – загоготал Кошмарик. – А мы что же, не покоя ищем, что ли? Вот найдем сокровища, так и будет у нас полный покой. С деньгами-то каждый свободным да успокоенным станет! Куда хочу – поеду, что захочу куплю. Ты-то, конечно, замуж выйдешь за какого-нибудь мэна богатого, вот и будет тебе на всю жизнь покой. А мы, мужики, добывать себе покой должны, руками своими добывать! – И вдруг Кошмарик словно очнулся – ударил себя по лбу ладонью, скорчил досадливую гримасу: – Володька, а чего ж мы не посмотрим на то, что в ящике лежит?! Может, там брильянты с изумрудами, так мы с тобой сразу миллиардерами станем, а?!

Володе, который гнал «Стального кита» подальше от опасного соседства с бандитами, давно уже хотелось заглянуть в железный ящик. Ведь целью его экспедиции, как-никак, был поиск сокровищ, а в поднятом с погибшего транспорта ящике на самом деле могло быть что-то ценное.

– Хорошо, – не отрываясь от иллюминатора, сказал Володя, – возьми вначале в ящике зубило и молоток, а я подлодке всплыть дам. Я тех, что на платформе, запутал уже – не найдут нас.

Кошмарик с нескрываемой радостью бросился разыскивать инструменты, а Володя направил «Стального кита» к поверхности залива, но прежде, чем субмарина всплыла, он осмотрел горизонт при помощи перископа и сказал:

– Полный порядок! От плавучего крана мы отъехали довольно далеко, и теперь нас не заметят. А впрочем, нужно было утопить катер и этих, что в красных майках. Пусть бы поплясали на платформе с живодерами – компания подходящая!

– Ну так что, вскрывать ящик? – не терпелось Кошмарику.

– Давай начинай! – согласился Володя.

– А вдруг там мина?! – прикрыла рот рукой Иринка, глаза которой наполнились неподдельным страхом.

– Да какая там мина! – потряс Кошмарик ящик, и в нем загромыхало что-то мелкой дробью, будто в ящике лежали болты и гвозди или металлические пуговицы. – Там драгоценности, чует мое сердце! – разлакомился Кошмарик.

Володя, подойдя к Леньке, решил-таки проявить осторожность и сказал Кошмарику:

– Вполне может быть, что драгоценности, но ты, однако, не стучи по ящику очень уж сильно…

Кошмарик, бормоча себе под нос: «Боитесь! Всего боитесь!» – стал намечать острием зубила место на ящике, чтобы нанести первый удар молотком. Вот и ударил – и тут же стало ясно, что железо уже настолько проржавело, несмотря на оцинкованную поверхность, что зубило вошло в крышку как в масло. И вот Кошмарик, отбросив молоток в сторону, стал ковырять ящик острием зубила, будто открывал консервную банку: рж-рж-рж. Через пару минут крышка была наполовину отсечена, и можно было, отогнув ее, просунуть в ящик руку. Нетерпеливый Кошмарик так и сделал. Послышался треск бумаги, и Ленька выбросил из ящика клок промасленного пергамента, запустил руку поглубже, рисуя на своем лице выражение крайней озабоченности и предвкушения чего-то острого, ранее не испытанного. Послышался лязг, и вот уже показалась кисть руки Леньки. Он разжал ее – и все обомлели, даже Иринка, не сумевшая пересилить любопытства. На ладони Кошмарика лежало несколько крестов странной формы. Лапки этих крестов были широкими, и чем дальше от центра, тем становились все шире. В середине крест как бы имел внутренний черный крест, обрамленный по краям серебристым кантом. На одной стороне креста виднелась черная цифра «1813», а на другой стороне – «1939» и свастика. К одной лапке креста крепилась небольшая дужка с продетым через нее кольцом.

– Эге! Да это же Железный крест, фашистская награда! – азартно воскликнул Кошмарик. – Вещь стоящая, на рынке хорошо отойдет!

– А что же еще лежит в этом ящике? – была огорчена Иринка.

Девочка невольно была заинтригована, ведь в ней тоже жила хоть и маленькая, но все же любопытная женщина.

– Сейчас поглядим! – запустил Кошмарик руку подальше и снова выудил из глубин ящика целую пригоршню крестов. – Во черт, опять эти бирюльки!

Теперь он не стал шарить в ящике рукой, а просто вытряхнул из него все содержимое – ничего, кроме крестов, в жестянке не оказалось. Володя, насупившись, смотрел на кучу крестов, рассыпанных у него под ногами, и молчал. Его сердце представляло собой механический органчик, выводивший уныло и тоскливо мелодию, похожую на похоронный марш Шопена. То, за чем он рвался на «Стальном ките», осталось или на дне залива, в трюме транспорта, или вообще существовало лишь в воображении его отца или в его собственном воображении.

– Ну что, съели?! – с ядовитым ехидством спросила Иринка, видевшая, как были ошеломлены друзья, несмотря на заверения Кошмарика, что эти «стоящие вещи хорошо отойдут».

– Что «съели»? – не понял поначалу Володя.

– Как что? Брильянты и изумруды! Смотрите, как их здесь много! Так и переливаются! Долго я так не смеялась!

Володя рассердился. Ему был неприятен тон Иринки, ведь он свидетельствовал о том, что девочка совершенно не желает признавать в нем победителя: вот, собрался на дно морское, а выудил оттуда консервную банку с какими-то побрякушками! Да, Володя на самом деле ехал в Лужскую губу совсем не за фашистскими наградами.

– Да чего ты понимаешь, гайка с дыркой! – тявкнул на подружку Володя. – Это же ценнейшая вещь, музейная! А здесь крестов не меньше полтораста штук, и получается, что мы выручим за них кучу денег. Кошмарик, ты специалист, скажи, почем этот товар загнать можно?

Ленька и без того стоял и прикидывал, почем можно толкнуть «товар». Когда-то он раскапывал финские доты на Карельском перешейке, и цена наградных значков, предметов амуниции, наград и прочей военной мишуры ему была знакома. Ленька потеребил себя за нос и важно сказал:

– Значит, так, если оптом сдавать, то долларов за семь каждый крест в Питере уйдет, а если по одному крестику – то баксов по двенадцать…

Иринка застонала, будто у нее болели зубы:

– Ой, барышники, мелкие торговцы! Знала бы я, в какую компанию попала, никогда с вами не встретилась бы! Купчишки поганые!

И Володя и Ленька сделали вид, что не расслышали восклицания Иринки, хотя оба мальчишеских сердца сжались до размеров теннисных мячиков.

– Но есть одна обалденная идея! – поднял Кошмарик вверх палец с длинным грязным ногтем.

– Какая же? – спросил Володя.

Кошмарик, казалось, медлил. Он на самом деле не мог простить себе, что вместо настоящих драгоценностей достал из транспорта какие-то кресты, и теперь ему нужно было срочно реабилитировать себя в глазах Володьки (а особенно Иринки) какой-нибудь неожиданной, оригинальной идеей. Пусть бы эта идея была шальная, дурацкая даже, но следовало теперь же отвлечь внимание девочки от примитивной рыночной сделки, к которой близилась экспедиция, начатая так романтично.

– У тебя в «Стальном ките» горючего много осталось? – спросил Кошмарик, очень крепко потирая затылок и изображая на лице усиленную умственную активность.

– Ну немало, – ответил Володя, не понимавший пока, куда клонит приятель. – Ты ведь с яхты еще солярки принес, да и аккумуляторы заряжены, плюс к тому – ножной ход действует.

– Во! Классно! – Кошмарик выкинул вперед поднятый вверх большой палец руки. – Ножной ход нам особенно пригодится!

– Да зачем, зачем? – стал нервничать Володя, не понимая намерений Кошмарика, но Ленька снова лишь ограничился вопросом, причем его рожица стала еще более загадочной и в то же время еще более глуповатой:

– Ты за границей когда-нибудь был?!

– Нет, не был! – твердо ответил Володя, начиная понимать замысел Кошмарика. – И не хочу там быть! Мне и в России интересно!

В ответ на это твердое заявление Ленька лишь растянул свой широкий рот от уха до уха и, стукнув себя пальцем по виску, сказал:

– Бам! Бам! Ну и шиз ты, Вовчик! А еще интеллигентом себя считаешь! Книги читаешь умные, а за границей побывать не хочешь! Ну, я с тебя торчу! Да ведь всякий мало-мальски развитый мужик хоть раз за рубежом побывать должен, для умственного развития так сказать! Батя твой и мамка, я знаю, люди небогатые, тебя не повезут никуда, а сам ты, интеллигентик, всю жизнь с хлеба на воду перебиваться будешь – никогда бабок не соберешь. Вот я тебе и предлагаю: давай смотаем за границу, коль она рядом…

– Куда-куда?! – плаксиво спросила Иринка, будто ей предлагали смотать по крайней мере на Луну. – Ты что, Леня, переохладился в воде, да?!

– Ничего я не переохладился! – совсем незло парировал Ленька Ирочкин укор. – Ну сами подумайте, мы под водой где хотим, там и пройдем, никакой для нас границы не существует! Так почему же такой возможностью не воспользоваться? Редчайший случай!

Володя насупленно молчал. В Лужской губе больше нечего было делать, а домой возвращаться не хотелось. Он знал, что теперь родители не подпустят его к «Стальному киту» и на пушечный выстрел, запрут в квартире, а поэтому – прощай свобода! А ведь свободу мальчик любил, наверное, больше всего на свете. Здесь, на субмарине, он ощущал себя не просто человеком, крутящим штурвал подводного судна. Нет, он был еще и повелителем этого залива, командиром Кошмарика и Иринки, он казался сам себе властелином мира, а дома он стал бы пусть не рабом, но уж во всяком случае подданным, жалким и боязливым, способным быть уязвленным взрослыми, их глупыми приставаниями и придирками.

– А куда ты хочешь за границу? – едва переведя от волнения дух, спросил Володя немного дрожащим голосом. – В Эстонию?

Кошмарик презрительно улыбнулся:

– Чего не видел я в твоей Эстонии? Возили нас туда, когда я еще в школе учился, на экскурсию. Я к финикам хочу поплыть!

– К каким финикам? – охнула Иринка, внимательно прислушивавшаяся к разговору парней. – К тем, что на пальмах?

Кошмарик просто задохнулся от смеха, хоть и дурашливого, наигранного:

– Ой, давно я так не смеялся! Ну с тобой умора! Живот от смеха лопнет! Финики – это же финны, глупышка! В Финляндию я хочу смотать!

Володя усмехнулся:

– А может, сразу в Америку? Нам бы только до Атлантики дотянуть, а там и рукой подать!

Иринка внезапно рассмеялась, оценив шутку Володи, зато Кошмарик, услышав этот смех, неожиданно оскорбился, да так горячо, будто его унизили в самых лучших чувствах:

– А чё, чё издеваетесь?! – Даже сжал он свои кулаки так, что побелели костяшки пальцев. – Я чё, глупость какую сморозил? Да? Почему ж не сплавать, если до Финляндии рукой подать! Границу под водой проплывем, подрулим к Хельсинки, оттянемся там как следует денек-другой и назад вернемся! Зато хороший навар сделать сможем на крестах! Медальон тоже скинем, так ведь у нас еще больше восьми сотен баксов имеется! Мы на них товару купим у фиников по дешевке, а здесь скинем, вот и наварим с каждого доллара два, а то и три! Мозгой шуровать надо!

Иринка хотела было, по своему обыкновению, прочитать ребятам мораль о том, что спекуляция – дело неблагородное, но ей вдруг представилась Финляндия, с соснами и скалами, с молчаливым, но приветливым народом, с уютными кафе на улочках Хельсинки, о котором она, признаться, давно мечтала. Девочке, конечно, было страшновато – как же станут они проплывать под водой государственную границу, но события последних двух дней подсказывали ей, что с этими мальчишками можно плыть куда угодно. И она лишь сказала:

– А как же наши родители?

И в этих словах Володя прочел решимость девочки плыть в Финляндию, и он хотел было успокоить Иринку, но за это дело взялся Кошмарик, сказавший:

– А мы из Хельсинки всем позвоним! Вот уж удивятся!

Володя дотянулся до полки, на которой лежали у него карты, быстро развернул одну из них, потом схватил линейку и соединил предполагаемое место их нахождения с кружочком, обозначенным словом «Хельсинки».

– Так, – волнуясь, заговорил он, – отсюда до столицы фиников, как ты выражаешься, грубо говоря, двести километров. Сейчас, – взглянул он на часы, – девятнадцать сорок. Если мы пойдем со средней скоростью пятнадцать километров в час, то затратим на движение чуть больше тринадцати часов. Выходит, в Хельсинки мы окажемся в девять утра назавтра или в десятом часу. Как раз откроются кафе, и мы сможем позавтракать сосисками и горячей яичницей!

– А я хочу пирожных со взбитыми сливками и сыр! – была в восторге Иринка, и мальчики поняли, что давно не видели их соратницу по плаванию в таком настроении.

– Будут тебе пирожные и сыр! – согласился Володя.

– И какао с чаем! – подхватил Кошмарик, такой же возбужденный, как и Иринка, а Володя, напротив, казался нахмуренным и сердитым. Понятно – ведь от его мастерства зависело благополучие плавания под водой, да еще ночью, да еще за границу!

– Это хорошо, хорошо, что мы ночью поплывем! – говорил он как бы сам с собой. – Пограничники, я думаю, вряд ли нас засекут, потому что границу переплывать мы будем на ножном ходу, на педалях то есть, значит, никакой эхолот или гидроакустик нас не засечет. Иринка! – властно проговорил он. Давай-ка приготовь нам ужин! Разыщи все, что осталось, да прибавь пару банок тушенки – в том вот ящике лежит. Нужно хорошенько подкрепиться перед тем, как взять курс. – И снова углубился в изучение карты, потом подошел к гирокомпасу, посмотрел, как он действует, опять взял в руки карту и линейку.

– Ну что, капитан, промашки никакой не будет? – спросил Кошмарик, предложивший плыть к финикам, но теперь уже сомневающийся в успехе экспедиции. – Какой-нибудь «морской охотник» пограничников нас минами подводными не закидает? А то – прощай, моя дорогая мама и Россия!

– Я же сказал: границу перейдем тихо, безо всякого шума! – не отрывая глаз от карты, произнес Володя. – Ты что, сдрейфил уже?

Но Кошмарик, который на самом деле немного мандражировал, не мог, конечно, признаться в своих опасениях перед Иринкой, хлопотавшей неподалеку над приготовлением ужина. Да и осуждение Володи страшило его не меньше. Поэтому он лишь проговорил:

– Да какой там мандраж! Просто осторожными быть нужно, а то у нас хоть и демократия завелась, а все равно военные ведь не пожалеют – отправят на дно морское, не разобравшись, в чем дело. А идея сама хорошая! Когда бы ты еще в Финляндию попал? Я, например, там, может быть, и останусь навсегда. Зачем мне твоя Россия? Жить нужно там, где лучше и удобней, где кормят лучше, где к тебе отношение более вежливое, где мажоров всяких нет и живодеры по заливу на яхтах не разъезжают, только и мечтая, как бы у тебя печенку или селезенку выковырять.

– Ты что, Россию не любишь? – повернулась к Кошмарику Иринка, держа в одной руке нож, а в другой – колбасу. Выглядела она сердитой, и Кошмарику даже показалось, что она кинется на него с ножом или по крайней мере швырнет в него колбасой.

– А за что ее любить-то? – проворчал Кошмарик. – За то, что у нас здесь все наперекосяк, не как у людей нормальных? Затеяли дурни перестройку делать, так до того наперестраивали, что треск повсюду пошел! Изгадили только все, напакостили, людей нищими сделали, кругом развели преступность, промышленность разрушили, зато уж президентом обзавелись, как у них, да в газетах разрешили печатать, кому что угодно! Дурной же у нас народ! Не хочу с ними жить!

Иринка на самом деле была близка к тому, чтобы швырнуть в Кошмарика колбасой или чем-нибудь потяжелее. Обозлился и Володя:

– Кого это ты дураками здесь называешь, а? Может быть, отца моего, который своими руками эту субмарину построил? Да такой лодки никогда и ни у кого в мире не было! А мать моя, археолог, она что, тоже дура?! Да я и сам-то не дурак, приятель, и Иринка тоже не дура, хоть и в Бога верит! Так что, если разобраться, не такие уж мы и дураки! Может, ты сам себя… не слишком умным считаешь, тогда прости, спорить не буду, но других в дурни записывать не надо!

Кошмарик не ожидал, что ему возразят так решительно. Действительно, настоящих дураков он в жизни видел мало, но тогда почему же в жизни, окружавшей его, было так много глупости, несуразности, все вокруг него словно само собой разрушалось, расклеивалось, приходило в негодность.

– Ну, – смущенно сказал Ленька, – может быть, мы в отдельности и очень умные, а вместе, как народ, дураки. Вот что я хотел сказать!

Но Володя, внимательно рассматривавший карту, только махнул рукой чушь, дескать, несешь, – а Иринка, снова принявшаяся готовить ужин, холодно заметила:

– Нет, есть и отдельные личности с одной извилиной в мозгу!

Кошмарик, понявший, что девочка намекала на него, хотел было не на шутку обидеться, но вовремя передумал, потому что сам понимал – разговор он затеял пустой и никого он убедить не сможет. «Вот приплывем в Финляндию, подумал он вместо того, чтобы спорить, – и сделаю я от своих друзей-товарищей ноги. Доберусь до какой-нибудь фермы и предложу себя в качестве работника. А что? По-финиковски я маленько спикаю, чай, не зря я тормалайские басы на шоссе стопорил . Работы грязной я не боюсь, не то что эти мажоры городские. Меня даже в свинарник поставь дерьмо поросячье убирать – не страшно, лишь бы марки платили. Уж лучше я в цивилизованной Финляндии на фермера батрачить буду, чем в своей полумафиозной России на какую-нибудь сволочь ишачить. Лет пять поработаю, накоплю на тачку японскую, на квартиру и на собственное дело, тогда и вернуться можно будет. Открою где-нибудь на Лиговке или Владимирке свое бистро, а эти патриоты пусть ко мне заходят, интеллигентики эти…»

И Кошмарик еще долго бы мечтал в том же духе, но Иринка, уже совсем приветливо, пригласила мальчиков к столу.

– Ну, ужин у нас классный! – радостно потирая руки, присаживался Ленька на койку, чтобы закусить перед дальней и опасной дорогой. – Но завтрак будет еще шикарней!

– Погоди, дай границу переплыть, не каркай! – цыкнул на Кошмарика Володя. – Сейчас пошамаем, и ты со мною на сиденье рулевого сядешь. Покажу тебе, как лодку по курсу вести. Вначале я, а после – ты, посменно поведем, а то мне всю ночь не выдержать. Два часа я, а два – ты.

Поели быстро, и Володя зачем-то решил оглядеться, высунув голову из люка, будто именно таким способом и можно было лишь узнать, куда им плыть. Но Володя смотрел «на волю» совсем не поэтому и не потому, что боялся преследования обладателей маек с трезубцами и живодеров. Совершенно безотчетно, точно последний раз в жизни, захотелось взглянуть на родной берег. Нет, если бы у Володи спросили, патриот ли он, мальчик вряд ли бы ответил на этот вопрос решительным «да». Но теперь, когда они решили отправиться за границу, что-то вдруг защемило у него в сердце, захотелось бросить взгляд на землю, где остались его мать и отец, где он провел счастливое детство и где сейчас было неуютно, недружно, неспокойно, где жили совсем не богатые, а может быть, даже бедные люди.

«А что, возьму да и останусь в Финляндии! – вдруг подумал про себя Володя. – Попрошу убежища по политическим соображениям. Буду мыть машины, закончу школу, поступлю в университет – в Упсале или в Хельсинки, все равно, человеком буду…»

И тут же решительное «Нет!» вылезло из тайников сознания и укололо Володю. Он еще раз посмотрел на узкую полоску берега с уже зажженными огоньками в далеких, чужих домах, взглянул на жемчужно-карамельное закатное небо, вздохнул и захлопнул над собой крышку люка, а потом надежно завинтил ее, словно спасая себя этой тяжелой крышкой от нежданно явившихся мыслей.

 

ГЛАВА 9

НОЧНОЙ ПЕРЕХОД

– Так и будешь держать курс, только смотри не засни! – приказывал Володя Кошмарику после того, как два часа отсидел за штурвалом. Он напомнил Леньке, как нужно пользоваться рычагами, приборами, чтобы не сесть под водой на дно или, наоборот, не выйти на поверхность, в самые лапы пограничников. Полтора часа шли они очень близко к поверхности залива, пользуясь для подачи воздуха специальным устройством, шпорхелем. Кошмарик просто покатился со смеху, узнав, что они прибегнут к помощи штуковины с таким смешным названием, но, когда узнал, как шпорхель действует, больше не смеялся. Это была труба, высунутая из надстройки субмарины наружу, а наверху она имела приспособление, не дающее воде попасть внутрь лодки, поступал только воздух. Шпорхель был нужен Володе затем, чтобы экономить другие средства кислородного питания «Стального кита».

Стемнело, и в стекле иллюминатора колыхалась лишь черная вода, и ребята словно кожей ощущали ее напор, будто залив противился их смелому, даже отчаянному переходу. Иринка не спала, покуда Володя сидел за штурвалом с Ленькой. На сердце у нее было тревожно, но и очень радостно одновременно, точно сидишь на ветке высокого дерева и счастлив оттого, что забрался на нее, но беспокоит мысль: а как же вниз спуститься? Девочке нравился Володя, но последнее время он был с нею груб, как будто все время хотел доказать ей свое превосходство. А зачем ей нужно было доказывать это? «Неужели он не понимает, – думала Иринка, – что я и так соглашусь быть его подданной, послушной и терпеливой? Какие странные эти мальчишки!»

А еще Иринка чувствовала, что нравится Кошмарику, который прежде вызывал у нее лишь одну пусть не презрительную, но все же ядовитую насмешку. Но это было до того, как девочка заметила, что нравится ему, а тем более до того, как он показал себя уже несколько раз настоящим молодцом и даже героем.

– В начале одиннадцатого я пойду посплю, – сказал Володя, – а ты опустишься на два метра и уже пойдешь без шпорхеля. Боюсь, что по шпорхелю нас засекут пограничники. Следи за гидролокатором кругового обзора и эхолотом. Около двенадцати меня разбуди. С этого времени мы пойдем на педалях, чтобы пересечь границу, как в бархатных тапочках, бесшумно…

– А я что, дрыхнуть, по-твоему, не должен? – уныло спросил Кошмарик.

Володя подумал и понял, что на самом деле поступает несправедливо, а поэтому сказал:

– Ирина, ты сейчас ложишься спать, а через два часа нас Кошмарик разбудит, и мы с тобою вместе поведем «Стального кита» на педальном ходу. Поняла? Всего два часа работы, и я знаю, что ты на велосипеде кататься любишь!

– Хорошо, – только и пожала плечами Иринка, а потом пошла укладываться спать на свою откидную койку.

Через несколько минут лег и Володя, но не спалось. Тревоги, даже ужасы минувших двух дней точно вплели в его ложе острые колючки. Память своими отточенными шипами больно терзала воображение мальчика. Сейчас он покидал Россию, где, как показали последние два дня его жизни, правили какие-то монстры, кровожадные и беспощадные, жрущие друг друга и самих себя, стремящиеся найти в жизни одну только грубую радость наживы. Наживы любой ценой.

«Может быть, в Финляндии все иначе?» – с надеждой подумал Володя, и вдруг в его ушах зазвенели медоточивые струны кантеле, перебираемые седобородым Вяйнямёйненом. Старик сидел на гранитном утесе, у подножия которого рассыпались жемчужным потоком холодные волны. Чайки горланили, ныряя за рыбой. Но тут увидел Володя, как за спиной старика, играющего свою пронзительно тоскливую песню, появился кто-то в красной майке с белым трезубцем на груди, вырвал у него из рук кантеле и, размахнувшись, ударил инструментом по граниту скалы. Уныло звякнули струны, и упали в пену прибоя обломки прерванной песни…

– Эй, капитан, побудка! – толкал Володю Кошмарик, и мальчик, как пружинный паяц, соскочил с койки.

– А? Чего там?! – спросонья забормотал Володя, протирая глаза.

– Кажись, пограничники нас засекли! Глянь на гидролокатор – всю дорогу какая-то точка вон в том секторе!

– А времени-то сколько? – всполошился Володя.

– Да около двенадцати будет, не хотел тебя будить раньше времени, сказал Кошмарик, разыгрывая из себя добряка. На самом же деле он не хотел прибегать к помощи Володи, страшась насмешек Ирины. Девочка, правда, еще спала, но скоро ее нужно было будить, чтобы она заняла свое место для работы педалями.

Володя бросился к гидролокатору. Индикатор на самом деле свидетельствовал о присутствии где-то совсем недалеко, позади «Стального кита», идущего следом судна. Возможно, это был и не пограничник, а торговый или пассажирский корабль, курс которого совпал с курсом подлодки. Но вот точка на индикаторе показала Володе, что судно стало приближаться, потом оказалось прямо над субмариной, зашло вперед, и через полминуты мальчики были сброшены на настил подлодки, будто чья-то мощная рука рванула их за шиворот и повалила на землю. «Стальной кит» накренился градусов на сорок, но через несколько мгновений снова принял прежнее положение, а в ушах очумевших от резкого падения мальчиков гудело, точно кто-то шутки ради хлопнул у них над ухом целлофановым пакетом, предварительно надув его воздухом.

– Что это… было? – потирал Кошмарик ушибленную при падении голову.

Вставая на ноги, Володя, такой же ошарашенный, испуганный, сказал:

– Бомба… глубинная… похоже.

– Чего ж это они нас, своих, русских, бомбят? – проговорил Кошмарик. Вот сволочи!

Внезапно Володю точно током пронзило. Он кинулся к пульту управления, заглушил мотор, стал пристально смотреть за точкой на индикаторе гидролокатора. Сквозь зубы сказал:

– Это я, пень дубовый, должен был знать, что пограничник нас по шуму двигателя поймал! Заглушить давно уже надо было! Ну, слава Посейдону! Кажется, пронесло – уходит пограничник. Мы вроде в финских водах…

Кошмарик уже был не рад тому, что предложил плыть в Финляндию. Приключений с глубинными бомбами он не любил, поэтому сказал ворчливо:

– Подумаешь, в финских! Что, если финики нас обнаружат, не будут бомбами швыряться? Еще как будут!

Но Володя утешил друга:

– Не бойся, на педальном ходу сейчас пойдем. Никто нас не засечет. А смотри-ка! – повернул он голову в сторону койки, на которой спала Иринка. Кок-то наш так и не проснулся – спит как сурок!

– Ладно, хватит ей спать! – хмуро сказал Кошмарик. – Теперь я дрыхнуть пойду, а она пускай «на веслах» посидит, тоже ведь член команды, хоть и повариха. Эй, как, склянки бьют! – подошел Ленька к девочке и стал совсем невежливо тормошить Иринку за плечо. И через пять минут Кошмарик, вытянув губы трубочкой, точно приготовился свистнуть, уже спал, по-детски положив под белобрысую голову свои натруженные штурвалом руки.

Володя и Иринка сидели на капитанском кресле плечо к плечу. Их ноги ритмично двигали педали, и субмарина шла вперед, пронзая холодную темень воды, непроглядную, грозящую бедой, призраками моря, разными опасностями, но поэтому чрезвычайно притягательную. Володя, которому был послушен подводный корабль, ни за что на свете не отдал бы эти долгие минуты счастья. Рядом сидела его любимая девочка, свидетельница Володиного могущества. Да, конечно, именно он с помощью «Стального кита» покорял сейчас не только подводное пространство, но и государственную границу. В какой-то мере он был преступником, а сознание этого еще пуще подстегивало удовольствие Володи, понимавшего то, что Иринка именно сейчас, рядом с ним, должна была в полной мере испытывать его могущество и… подчиняться ему.

Так и плыли они ночью: то на педальном ходу, потом – на аккумуляторах, боясь снова нарваться на пограничников, а когда, по расчетам Володи, они должны были плыть в территориальных водах Финляндии, Володя сам себе дал команду:

– Всплытие!

Вода из цистерн главного балласта стала удаляться под воздействием сжатого воздуха, и окно иллюминатора стало светлеть, по мере того как «Стальной кит» выходил на поверхность.

– А вдруг мы прямо на базу военную приплыли, а? – мрачно пошутил Кошмарик. – Тут нам и каюк!

– Нет, не на базу, – сказал Володя. – Если ты не сбился с курса, то я гарантирую – мы в часе плавания от Хельсинки!

Вот в иллюминаторе стало совсем светло, вокруг стекла бурлила вода, лодку хорошо качало, но Кошмарик, прокричав: «Ништяк!» – бросился было открывать люк надстройки, чтобы посмотреть на море, оглядеться. Впрочем, ему не терпелось впустить в трюм лодки свежий воздух, – какими бы совершенными ни были очистительные и кислородные приспособления субмарины, долгое плавание под водой сделало воздух внутри «Стального кита» тяжелым, у всех немного кружилась голова, хотя это могло случиться от ощутимой качки и от плохого сна.

– А ну не открывай! – прокричал Володя, сдерживая прыть друга. – Вдруг рядом пограничники? Лучше в перископ осмотримся!

Кошмарика насмешила осторожность Володи:

– Зачем он нужен, перископ, если уж всплыли?

– Нет, дай вначале через перископ гляну, – был строг Володя, на самом деле пошаривший через окуляры перископа по пространству залива, а потом сказавший нехотя: – Ладно, открывай, нет пограничников.

Кошмарик с радостью прокрутил рычаги люка, толкнул вверх тяжелую крышку, и в трюм ворвался свежий, пьянящий воздух, какой-то совсем иной по «вкусу», нерусский. Здесь, казалось, и вода пахла по-другому, чем-то соленым, пряным, точно «Стальной кит» въехал в бассейн, в котором Нептун готовил варево из глубоководных водорослей, сельдей, крабов, морских ежей и еще из черт знает чего, но уж, наверное, под непременным названием «Уха по-фински».

– Ой, как вкусно пахнет! – восхитилась Иринка, поправлявшая перед небольшим зеркальцем свою прическу, разлохмаченную за время ночного похода. – Ну и видна ли там Финляндия?

– Вижу остров или даже сам берег! – сообщил Кошмарик, который наполовину высунулся из трюма. – Пароход какой-то идет, даже два…

Володя быстро стащил Кошмарика за штанину вниз, а сам полез наверх с биноклем, и скоро до Ирины и Леньки донесся его голос:

– Я знаю, это Сантахамина, остров, а вон там, за нами, Куйвасари, тоже остров. До Хельсинки совсем недалеко осталось! Теперь в надводном положении пойдем – нечего бояться! Если и увидит нас кто-то, так и не удивится, за катер примет. На каком хотим, на таком и плаваем – наше дело! Мы разве не в демократической стране?

Кошмарик, присевший в трюме на койку, позевывая и почесывая затылок, сказал будто сам себе:

– Россия тоже вроде демократическая страна, а вон сколько сволочи всякой, точно мусора в заливе, плавало. А может, при демократии так и надо? Привыкнуть бы маленько – и ничего…

Но Кошмарику возразила Иринка, и решительно возразила:

– Нет, настоящая демократия не терпит преступности! Это же ей противоречит! Как ты не понимаешь?

Ленька только хмыкнул:

– Ну посмотрим, какая у фиников демократия, посмотрим.

Володя, очень радостный, какой-то возбужденный, спустился в помещение «Стального кита». Напевая что-то себе под нос, сел за штурвал, завел мотор и, посматривая то на карту, то на гирокомпас, то на трапециевидный прорез иллюминатора, повел «Стального кита» в том направлении, где, он думал, находился Хельсинки, столица свободной, истинно демократичной Финляндии. Его возбуждение передалось Иринке и Кошмарику. Девочка стала готовиться к прогулке по городу: в ее сумочке нашлись и помада, и тени, и, отвернувшись, она минут двадцать работала над своим личиком, собираясь явиться перед финиками во всей своей четырнадцатилетней прелести.

Кошмарик тоже не терял времени. В сумку, что нашлась у Володи в хозяйстве, он сложил все кресты, особо завернул в тряпочку медальон в форме сердечка, еще раз пересчитал все доллары (их было чуть больше восьмисот), разделил деньги на две кучки, собираясь отдать половину Иринке и Володе на тот случай, если потеряются. Потом он достал автомат, пересчитал патроны, а потом сказал Володе:

– А эту пушку, думаю, брать не надо.

Володя, не убирая рук с баранки штурвала, резко посмотрел из-за плеча и широко заулыбался:

– Почему же? Сунь в сумку, пригодится, может быть. Все равно никто не увидит.

И Кошмарик, тоже посмеиваясь, утопил в большой сумке «беретту», не понимая правда, зачем им может пригодиться автомат, реквизированный у живодеров.

Они плыли целый час, и вот Володя крикнул:

– А ну-ка, Ленчик, глянь из люка, не видно ль Хельсинки?

– Будет исполнено, капитан! – откликнулся Кошмарик, обезьяной кинулся к трапу, исчез в люке и скоро прокричал:

– Вона! Вижу! Гавань вижу, дома! Прямо по курсу, Вовчик! В самую десятку попал, в самое яблочко! Только осторожней – с права по борту какой-то корабль шкандыбает, тоже в Хельсинки! Смотри не протарань его!

– Постараюсь! – откликнулся Володя. – Охота мне, что ли, за чужое добро отвечать! Это же не живодеры!

– А кто их знает? – кричал Кошмарик. – Я теперь никому не верю, даже самому себе, а тебе уж подавно. Соврал, наверное, не в Хельсинки меня привез, а в Самару какую-нибудь!

– Дурилка ты! – отвечал ему Володя, потому что был в хорошем настроении. – Самара же на Волге, а это – Финский залив.

– Да, так я тебе и поверю! – орал Кошмарик. – Завез, наверное, ночью на Волгу, марамой-динамщик!

Вот стали подплывать они не то к мысу, не то к острову, на котором высился маяк. Дальше, за этим островком, виднелась освещенная утренним солнцем набережная города, стояли высокие дома, из-за стен которых поднималась голова какого-то собора. Город был словно на ладони – прыгни в воду, и будто сам доплывешь. Все на субмарине были взволнованы, ведь, как-никак, они совершили отчаянный, смелый переход под водой, наплевав на все границы. Теперь оставалось лишь пришвартоваться в каком-нибудь спокойном месте.

– Да где же нам причалить? – волновался Володя, когда они уже прошли остров с маяком.

– Как где?! – крикнул Кошмарик, которому сверху было лучше видно раскинувшееся перед форштевнем «Стального кита» пространство. – Справа по борту сейчас лодочные пирсы пойдут. Крути направо! Там катера, яхты стоят! Втыримся между какими-нибудь баркасами да и выйдем на пирс, а оттуда – на берег.

Скоро и Володя увидел пирсы, куда и направил субмарину. На легкой волне у ближайшего к морю пирса покачивались нарядные яхты, шверботы, ялики и моторные катера, по пирсу бродили люди, очень похожие, как показалось Кошмарику, на фиников, и, едва «Стальной кит» подплыл к пирсу, Ленька сразу решил проверить, не «надрал» ли его Володька и не завез ли в тмутараканскую глушь, а не в Финляндию.

– Терве! Терве! – прокричал Кошмарик. – Хивяя хиомента!

 

ГЛАВА 10

О ТОМ, КАК КОШМАРИК ПРЕДЛАГАЛ ТОВАР

И двое или трое ходивших по пирсу людей повернули в сторону Кошмарика такие же белобрысые, как и у него, головы и приветливо махнули руками:

– Терве! Терве!

Что тут случилось с Кошмариком! Этот подросток, видевший финнов только в туристских автобусах, в которые он заходил с товаром, чтобы обменять его на финские джинсы, куртки или марки, мечтавший, как мечтают о Мекке мусульмане, побывать в Финляндии, чтобы пройтись мажором по тамошним магазинам, с силой и жаром, теперь на самом деле оказался в любимой стране!

– Вовчик! Вовчик! – заорал он, прыгая в трюм субмарины. – Ты меня не надинамил! Мы на финской территории! Мы у фиников! Сбылась мечта идиота! Ну, теперь меня отсюда никто не выгонит! Я в финскую веру перейду, финских свиней пасти буду! Имя себе финское возьму – я уже придумал себе имя!

– Ну и какое же? – спросила у Леньки Иринка, тоже счастливая оттого, что они благополучно добрались до Финляндии, а поэтому воспринимавшая непатриотичные восклицания Кошмарика со снисхождением.

– Был я раньше Ленькой, а теперь Лейно буду называться! Что, ништяк?

– Ништяк! – подтвердил Володя, улыбаясь.

– Ну так и вы давайте, – продолжал гоношиться взволнованный «Лейно», придумайте себе имена на манер финских. Ты, Иринка, Ирмой можешь называться, а ты, Вовчик, будешь Вяйней!

Но Володя вдруг нахмурился и резко сказал:

– Не хочу я быть никаким Вяйней! Владимир я, Владимир! И давай бери свою сумку, выходить будем.

– Ну не хочешь, так не хочешь, – бурчал Кошмарик, готовясь к высадке на финскую землю. Пожалуй, сам Тибо Шампанский не готовился ступить на землю Палестины с таким благоговением, как Ленька – на владения фиников.

Между тем Володя осторожно подвел «Стального кита» к пирсу, туда, где было свободное место между двумя большими катерами. Субмарина ткнулась корпусом в деревянный настил, Володя заглушил мотор и полез в хозяйственный отсек лодки, откуда извлек стальной, но не толстый трос и два замка.

– Так, все готовы к высадке? – спросил он строго. – Ничего не забыли?

– Да у меня и не было ничего, кроме сумочки, – сказала Иринка, а Кошмарик, похлопав рукой по сумке, уже повешенной на плечо, заявил:

– Все свое ношу с собой!

– Ну так вылезай первым! – скомандовал Володя. – Прыгнешь на пирс, я тебе трос кину, за кольцо его зацепи и держи. Понял?

– Зер гут! – шутовски отдал честь Кошмарик, но его птичье лицо вдруг поменяло клоунское выражение на какое-то сосредоточенное, значительное и даже глубокое, и он вдруг сказал серьезным тоном: – Слушайте, я слово одно молвить хочу…

– Ну говори, только побыстрее! – сказал Володя.

– Нет, присесть вначале нужно, – тихо произнес Ленька, и, когда все сели, повинуясь его настроению, он заговорил: – Нам по-другому теперь «Стального кита» называть надо…

– Ну, как же? – снисходительно улыбнулся Володя, уверенный в том, что Кошмарик снова блажит.

– Понимаете… – не мог Ленька выразить свою мысль ясно и отчетливо, понимаете, мы со «Стальным китом» таких дел уже наворотили: и живодера Эдика спасли, будь он неладен, и на пароме шороху нагнали, и сокровища кой-какие нашли, и с теми, что в красных майках, тоже разобрались, и через границу перешли в мою Финляндию любимую. Я при помощи подлодки этой понял, что все могу… мы все можем! Мы теперь властелины мира! Нет для нас ни ментов, ни законов, ни всякой разной сволочи! – Кошмарик даже привстал от волнения, и глаза его блестели, как у психа. – Так давайте назовем «Стального кита» по-другому!

– Ну как, как, говори?! – схватил Володя за руку своего приятеля. Ему тоже передалось волнение Кошмарика.

А Ленька, помедлив минуту, со значительностью в лице и в голосе сказал:

– «Стальной кит – повелитель мира»! Вот как!

Володя, напряжение которого разом улетучилось, рассмеялся, хлопнул Кошмарика по плечу и весело сказал:

– Повелитель так повелитель! А теперь давай вылезай на пирс да за трос тяни, «повелитель мира»!

Через две минуты Кошмарик и Иринка уже стояли на пирсе, а Володя хлопотал над крышкой люка, запирая ее на висячий замок. Он совсем не хотел, чтобы во время их отсутствия кто-нибудь из «демократичных фиников» пошуровал в трюме его субмарины. Соскочив на пирс, он запер на замок и петли троса, надежно привязавшего подлодку к кольцу пирса.

– Ну вот и готово! – разогнул Володя спину и обратился к Кошмарику и Иринке: – Теперь идем к твоим финикам глядеть, как они там живут!

– А домой когда позвоним? – проканючила Иринка, сгоравшая между тем от нетерпеливого желания пройтись по улицам Хельсинки.

– Да подожди ты со своим домом! – осадил девочку Кошмарик. – Мы еще в гостях как следует не оттянулись, а тебя уж к папе тянет! Слушай, Вовчик, пусть она канает в российское посольство, говорит там, что упала с туристского судна в воду, и тогда ее на казенный счет в Питер отправят, к папе!

– Хочешь? – с наигранной строгостью спросил Володя, поворачивая к Иринке нахмуренное лицо.

– Нет, нет, не хочу! – замотала кудряшками девочка. – Ладно, не буду приставать, потом позвоним, только обязательно сегодня, ладно?

И втроем они бодро зашагали по доскам пирса в сторону набережной, и Кошмарику казалось, что он никогда прежде не ходил по столь чисто, гладко выстроганным доскам, выпиленным, как он думал, из какой-нибудь карельской березы на лесопилке с американским оборудованием. «Эх, черт, ништяк какой! – порхало в его груди сердце, рвавшееся наружу хотя бы в форме веселой мелодии. – Вот, занесло же к финикам, калики-моргалики! Нет, теперь меня отсюда вся финская полиция не вытурит!» И еще пока они шли по пирсу, одна шустрая мыслишка проникла откуда ни возьмись в Ленькино сознание: «А может, свалить от ребят куда подальше? Денег я им дал, у меня же останется четыреста долларов, автомат, кресты и медальон. Да, свалю и постараюсь выбраться из Хельсинки. Доберусь до фермы, где свиней разводят, и наймусь в работники…»

Вот они вышли на плиты набережной, ступали по ним с опаской, обалдело таращились по сторонам, рассматривая витрины домов, обращенных к морю и стоявших здесь высокой каменной стеной. В Питере они, может быть, проходили каждый день мимо куда более нарядных витрин, но все им казалось здесь необыкновенным, даже шикарным, ведь ребята попали за границу, о которой еще день назад они могли лишь мечтать.

– Ну в кайф! – восхищенно крутил головой Кошмарик, а Володя и Иринка хоть и не выражали своей радости в таких сочных фразах, но все равно на душе у них было восторженно, как в день собственного рождения.

– А вот и кафе! – показала Иринка на стеклянную дверь. – Сядем у самого окна! Здесь так славно, с видом на залив! Давайте зайдем!

Володя не мог отказать Иринке, и Кошмарик, желая показать всем своим видом, что он в финском кафе будет чувствовать себя как дома, решительно потянул за ручку двери. Кафе на самом деле оказалось очень уютным, и ребята заняли столик у самого окна, большого и низкого. День был ярким, солнечным. Спокойная вода залива, блестевшая бликами метрах в сорока от дома, где располагалось кафе, усиливала уют небольшого помещения: здесь – тепло, вкусно пахнет, а там – стихия, которую мы не боимся.

– Ну просто обалденно! – с ликующим видом сказала Иринка, поеживаясь от ощущения полного довольства жизнью.

– Вот как выпрут нас отсюда с нашими долларами или в полицию сдадут, вот уж обалдеем! – заметил Володя холодно.

– Пусть только попробуют! – с понтом заявил Кошмарик, смело поворачиваясь в сторону стойки, будто негодуя на невнимание со стороны хозяйки кафе. – Я им устрою международный скандал, будут помнить!

Через минуту явилась официантка, улыбнулась и ласково проворковала что-то. Кошмарик, морща лоб и силясь извлечь из памяти жалкие крохи своих знаний финского языка, приобретенного на международном шоссе, объяснил девушке, что ее гости хотят позавтракать, но заплатить собираются не финскими марками, а долларами. Официантка заметно поморщилась, но, видно, согласилась, посмотрев на ранних посетителей с явной подозрительностью.

– Порядок! – поднял вверх большой палец руки Кошмарик. – Я ей пообещал хорошие чаевые, и эта девчонка сразу растаяла. Деньги, друзья мои, в демократической стране из идиота сделают умного, а из подлеца – святошу.

– Ну ты и циник! – фыркнула Иринка, посмотрев на Кошмарика, однако, с удовольствием. Ленька в глазах Ирины становился все более интересным объектом наблюдения, хотя видеть в нем героя девочка напрочь отказывалась.

– Нет, я не циник, а просто трезво мыслящий человек, – заявил Ленька, откидываясь на спинку стула с вальяжностью завсегдатая заграничного кафе. А ты, Вовчик, приготовь пятнадцать баксов, думаю, хватит.

Леньке очень не хотелось тратить доллары из своей доли. «Им баксы не нужны, – подумал Ленька, – все равно назад поплывут, а вот мне для обзаведения понадобятся». Скоро расторопная официантка принесла ароматные, дымящиеся бифштексы, зелень, сыр – все, как заказывал Кошмарик. Ребят ожидал еще и кофе с пирожными, подали и сок в высоких бокалах. Но Кошмарик, щелкнув пальцами, подозвал официантку и велел унести два бокала с соком. Взамен этого он велел принести две бутылки пива, «самого лучшего и самого холодного».

– Без пива, – сказал Ленька, – у меня эта котлета и в рот не полезет. Да и ты, Вольдемар, подожди маленько, не ешь – за «Стального кита повелителя мира» выпьем.

И пока мальчики ждали пиво, Кошмарик без умолку трепал языком, нахваливая и чистоту скатертей, и дизайн помещения, и приветливость официантки, и ослепительный блеск ножей и вилок. «А у нас, в России, говорил он, – вилки и ножи к столам цепями привязывают, чтобы посетители не стибрили! Ну и народ – камчадалы!»

Володе и Иринке не нравилось то, что говорил Ленька, было обидно за родину, к тому же вилок на цепях они нигде не видели. Однако пускаться в спор с Кошмариком никто не хотел. У всех на душе было солнечно, празднично, хотелось поскорей утолить голод сочным бифштексом и отправиться на осмотр города.

Через полчаса они вышли из кафе, и Кошмарик, забрасывая на плечо свою дребезжащую крестами сумку, предложил:

– Ну, не пора ли поискать какую-нибудь лавку, где всякий старый хлам продают-покупают?

– Антикварную, что ли? – спросил Володя.

– Ну да! – кивнул Ленька. – Надо же товар скинуть, а потом и будем себе прогуливаться, как финики на уик-энде!

– Мне папе позвонить нужно! – капризно заявила в свою очередь Иринка. – Он, наверное, с ума сошел уже от переживания.

– Да брось ты! – махнул рукой Кошмарик. – Я же звонил в Питер, предупреждал, и твой папашка уверен, что ты просто отдыхаешь где-нибудь со своим любимым мальчиком. Он не будет на тебя сердиться, ты же взрослая уже!

Глаза Иринки тут же заблестели слезами, она хотела было резко возразить хаму, но Володя не дал ей открыть рот:

– Кошмарик, еще раз пикнешь про любимых мальчиков и девочек, я тебе морду расквашу и на субмарину с собой не возьму! Уяснил хорошо? А теперь идем по городу. Встретим телефон – будем звонить, антикварный магазин попадется – кресты предложим и медальон. Чего нам ссориться?

– Есть, капитан, – хмуро козырнул Ленька, который хотел было взъерепениться по поводу Володиных угроз и, сделав обиженный вид, уйти от своих соотечественников навсегда.

«Ладно, все еще впереди», – наступая на свое самолюбие и желание поскорее рвануть от друзей, подумал Кошмарик. И они двинулись по улицам Хельсинки, забирая в глубину, подальше от набережной. Володя и Иринка с интересом рассматривали дома, казавшиеся им очень похожими на петербургские. И все-таки Хельсинки был неповторим! То и дело ребята видели скопления валунов, служивших фундаментом постройкам, да и сами дома со стилизованными башнями казались холодными, мрачноватыми, какими-то таинственными.

– Как много здесь северного модерна! – воскликнула Иринка.

– Какого-какого модерна? – не расслышал Кошмарик. – Скверного? Да здесь, у фиников, ничего скверного быть не может – все самое лучшее!

Иринка даже отвечать не стала Леньке, только улыбнулась, а скоро они вышли на большую, наверное главную, площадь города. Дома, окружавшие площадь, были величественными, нарядными, а в центре площади на высоком пьедестале стоял памятник.

– Царь какой-то или король ихний… – продемонстрировал свою проницательность Кошмарик.

– Да, это памятник русскому царю Александру Второму, – подтвердил Володя. – А вот это, – указал он на огромную церковь, – кафедральный собор. Площадь же Сенатской называется, а вон и университет, здание Государственного совета, библиотека, Геологический институт.

Кошмарик с неодобрением, подозрительно взглянул на Володю:

– Ты что, был уже здесь когда-то?

– Нет, просто у меня дома альбом есть с видами Хельсинки, маме подарили, – возразил Володя.

«Ладно, эрудиты, – подумал про себя Кошмарик. – Вы очень много всякой чепухи знаете про соборы и институты, да только вы лохами нищими останетесь, а я тут в люди выйду, через три года свою фирму иметь буду…»

– А в твоем альбоме антикварная лавка была показана? Дорогу знаешь? спросил Кошмарик. – Кресты сдать нужно, а то они мне уж плечо оттянули.

– Вон по той улице пойдем, – показал рукой Володя. – Это одна из главных улиц, там, наверное, отыщем твою лавку.

С Сенатской площади они свернули на ближайшую улицу, пошли по ней, приглядываясь к витринам. Людей попадалось не много, потому что был рабочий день. Только туристы с фотоаппаратами и видеокамерами, глазевшие на дома с видом никуда не спешащих бездельников, попадались навстречу ребятам.

– Нигде нет антикварного магазина! – заявила Иринка. – Давайте лучше в Петербург позвоним!

– Да подожди ты! – не сдавался Кошмарик. – Дело сделаем, тогда и звонить будем. Ты что, на телефонный разговор денег заработала? Знаешь, сколько он стоить будет? Баксов пятнадцать, не меньше!

– Какой ты жадный и… противный! – вспыхнула Иринка. – Я и не знала!

– Видали жадного! – обиделся Кошмарик. – Может, это царь Александр Второй тебе за тридцать пять долларов купальник на пароме покупал?

И Иринка замолчала, пристыженная, потому что ей нравился купальник, подаренный Кошмариком.

Улицу, по которой шли «нарушители границы», пересекла другая, тихая и узкая улочка, и Кошмарику вдруг показалось, что именно на ней должен был находиться антикварный магазин. Свернули по просьбе Леньки направо, прошли метров сто, и тут Кошмарик, смело вышагивавший впереди, произнес, указывая рукой на вывеску:

– Ну вот, я был прав – то, что нам нужно! Антикварные товары.

На самом деле, зарешеченная витрина магазина была уставлена всяким антикварным хламом. Внимание прохожих привлекал граммофон с трубой, кремневое ружье, бронзовая люстра, разные шкатулки, бонбоньерки, лорнеты, фотоаппарат с кожаными мехами.

– Зайдем! – твердо сказал Кошмарик и потянул за витую бронзовую ручку застекленную дверь магазина.

Колокольчик, соединенный с дверью, приветливо звякнул, давая знать хозяевам лавки о появлении в заведении гостей. И точно, стоявшая за прилавком полная пожилая женщина, едва посетители вошли, приветливо улыбнулась, а Кошмарик постарался состроить на своем птичьем личике подобие самой элегантной улыбки.

– Доброе утро, госпожа! – сказал Ленька, слегка поклонившись.

– Доброе, доброе! – еще шире заулыбалась толстая седая финка, которой понравилась любезность посетителя.

Нетрудно было поприветствовать женщину на «чистейшем» финском. Куда труднее оказалось сложить следующую фразу:

– Я хотел… предлагать, – начал мямлить Кошмарик, позабыв прежнюю бойкость, – один очень хороший… товар.

Володя и Иринка, которым было безразлично, «уйдут» кресты или нет, с любопытством наблюдали за общением их товарища с настоящей представительницей демократического общества. А хозяйка лавки, едва лишь услышала о «хорошем товаре», заулыбалась еще приветливее, закивала, сказала что-то одобрительное и вперевалку поспешила уйти в недра своего магазина, откуда вскоре появилась с очень худым стариком, наверное мужем. Очки старика покоились на лбу, а в одном глазу – Бог весть как только держалась! – была вставлена лупа в черной оправе, какой обычно пользуются часовщики. Старик, несмотря на набор оптики, умудрялся еще и улыбаться, что было, как видно, необходимостью в общении людей цивилизованного общества.

– Здравствуйте, – сказал старик, как и положено финну, по-фински. – И что у вас за товар?

Кошмарик понял вопрос, и тут же его ловкая рука юркнула в сумку, переброшенную через плечо. С улыбкой, как будто говорившей финнам «Погодите! Такого вы еще не видели!», Ленька подцепил рукой несколько крестов и на раскрытой ладони протянул их старику, который направил на товар свою лупу. С интересом приблизила свое полное, с застывшей улыбкой лицо и хозяйка заведения.

Кошмарик внимательно следил как за стариком, так и за женщиной. Он ожидал, что лицо антиквара, даже не взявшего в руки ни одного креста, сейчас засветится азартом, радостью и желанием стать обладателем всего Кошмарикова товара. Но странно, эти чувства не отразились на сухом лице старика. Напротив, физиономия антиквара приняла неприятное, даже злое выражение, точно Кошмарик протянул ему в ладони горсть червяков или раздавленную лягушку.

– Фашистское дерьмо! – сказал вдруг старик резким, противным голосом и даже сделал нетерпеливое движение всем своим тщедушным телом.

– Несите прочь свою дрянь! – была солидарна со стариком женщина, на лице которой не осталось ни тени былого добродушия. Она смотрела на Кошмарика, все еще протягивавшего вперед ладонь, наполненную Железными крестами, с чувством гадливости. Казалось, еще минута, и ребят выпрут из магазина, хлопнув за ними дверью, или даже сдадут полиции.

Кошмарик не знал по-фински таких слов, как «дерьмо» и «дрянь», но не нужно было обладать семью пядями во лбу, чтобы догадаться: товар не понравился. Нет, Ленька не смутился. Сколько раз, стопоря на Приморском шоссе «тормалайские басы», он, предлагая финнам на обмен и на продажу шапки, армейские ремни, матрешек и прочую ерунду, наталкивался на презрение, насмешку. Часто его просто гнали, толкая из автобуса под зад. И всегда, когда приходилось корчиться от стыда, Кошмарик говорил сам себе: «Ничего, бизнесмен не должен краснеть! Стыдно должно быть лишь тому, у кого в кармане вошь на аркане. А если я сделаю деньги, то это все оправдает, даже мой позор!».

Вот и теперь, заметив неприязнь хозяев лавки, Кошмарик с милой улыбкой на лице, извиняющей скорее нетактичность финнов, чем свою оплошность, снова полез в сумку, где в кармашке лежал медальон, найденный среди костей и черепов. Финны с опаской следили за манипуляциями подозрительного посетителя, думая, наверное, что этот неряшливо одетый подросток может выудить из своей облезлой сумки еще что-то более гадкое, чем немецкие кресты.

– Голден! – поболтал Кошмарик медальоном перед носом женщины.

Хозяйка, с напряженным вниманием водя глазами, спешащими угнаться за качающейся вещицей, пыталась с ходу оценить достоинство предлагаемого на продажу медальона. Вот медальон неподвижно повис на цепочке, все еще находящейся в руке Леньки, и Кошмарик вдруг отчетливо увидел, что женщина смотрит на безделушку не то чтобы с изумлением, но даже с каким-то ужасом. Казалось, она сейчас упадет в обморок – стала тяжело дышать, схватилась рукой за полную грудь.

– Марта, тебе плохо, плохо? – стал спрашивать у нее муж, но хозяйка не ответила ему, потянулась рукой за медальоном. Пальцы ее дрожали так, что поначалу не могли схватить легкую вещицу.

«Вот черт! – со смущением подумал Кошмарик. – Опять не то предлагаю!» А Володя, стоявший рядом с Кошмариком, уже тянул приятеля за рукав, давно поняв, что их визит к антикварам может иметь для них лишь вредные последствия.

Через минуту женщина уже освоилась с медальоном и по-прежнему со страхом и изумлением рассматривала его со всех сторон. Потом она бросила мужу короткую фразу, и старик, запустив руку в большой карман своего рабочего фартука, достал и подал жене маленькую отвертку с тонким, хорошо заточенным жалом.

Мелко семеня толстыми и, наверное, больными ногами, женщина вперевалку поспешила пройти за высокий прилавок, оперлась на него локтями и принялась ковырять отверткой в медальоне. Кошмарик машинально прошел за женщиной, не понимая, что она собралась делать с медальоном. «А не чокнутая ли она? мелькнула мысль. – Да и не испортит ли медальон? Не поцарапает ли?» Ленька хотел было даже забрать медальон, но вдруг женщина отпрянула от предмета, привлекавшего прежде ее пристальное внимание. Она даже вскрикнула: «Эйно! Эйно!» – а потом, наваливаясь грузным телом на прилавок, уронив седую голову на руки, женщина отчаянно зарыдала, чем привела и Кошмарика, и Володю, и Иринку в сильное смущение.

Хладнокровным оказался лишь худой старичок хозяин. Он быстро взял в руки медальон, выпавший из раскрытой ладони хозяйки, продолжавшей плакать, навел на него свою лупу, но не зарыдал, подобно жене, а только сокрушенно покачал головой.

– Привет из загробного мира, – сказал он серьезно, и Кошмарик каким-то звериным чутьем понял содержание произнесенной стариком фразы: – Это медальон ее погибшего брата.

 

ГЛАВА 11

ВНУК ФИНСКОГО МАТРОСА

И Кошмарику отчего-то захотелось побыстрее дернуть из этой лавки. Ему просто стало страшно, хотя сердце Леньки и не могло дать отчет: чего, собственно, нужно было пугаться? Инстинкт же самосохранения подсказывал, что пора спасаться бегством или тебя обвинят в присвоении, попросту краже, чужой вещи. Но убежать Ленька не успел, потому что женщина, внезапно прекратив плакать, повернула в сторону Кошмарика свое мокрое, но уже какое-то просветленное лицо и спросила страстно и настойчиво:

– Скажите, откуда у вас эта вещь?

Кошмарик понял содержание вопроса сразу, но, как на него ответить, затруднился. «Если это медальон ее брата, то меня еще впутают в историю, дело пришьют. Надо другое говорить!»

– Это мне… мой дедушка… дал, – по-фински, но путаясь, сбиваясь сказал Ленька, а потом вдруг в его голове все мысли, как пуговицы в коробке, которую потрясли, перемешались внезапно самым странным образом, и Кошмарик брякнул: – Он финном был, а в войну на корабле служил…

Что тут случилось с женщиной! Ее глаза и рот раскрылись, будто ей вдруг перекрыли дыхание, руки старая финка протянула вперед: казалось, она или противится «истине», изреченной незнакомым ей человеком, или хочет заключить его в объятия. А Кошмарик, хоть и был простоватым в некоторых вопросах, мало учился, совсем не читал книг, умел примечать в поведении людей, в их эмоциях полезные для себя признаки. Вот и здесь – увидев, как отреагировала финка на его слова – Кошмарик сразу же понял, что нужно действовать в прежнем направлении. Нетерпение женщины помогло ему. Пока Ленька думал, как ему ответить, женщина опустила руки, снова прильнула взором к медальону и с надрывом заговорила:

– Здесь же имя, имя его – Эйно Мягги! Этот медальон с гравировкой надела на шею Эйно наша мать, когда провожала его на службу! Он был матросом на транспорте, курсировавшем по Балтике! Мы долго не получали от него ни единой весточки, и вот в конце войны нам сообщили, что транспорт, на котором он плавал, потопили где-то у берегов России! Ах, как мы плакали, как горевали о судьбе нашего Эйно! А ведь он так хотел быть матросом!

Женщина снова зарыдала, а старик, ее муж, стал гладить ее по плечу, просил успокоиться, да и вообще выказывал все признаки внимательного мужа и благородного человека. Но вот женщина на самом деле успокоилась, и теперь опять ее внимание обратилось на Кошмарика, сказавшего, что медальон подарен дедушкой, финским матросом. Из страстной речи хозяйки магазина Кошмарик хоть и понял только половину, но все-таки сумел дополнить недостающее своей сообразительностью, а женщина, подойдя к нему вплотную и положив свои полные руки ему на плечи, улыбаясь спросила:

– Неужели мой брат Эйно остался жив?

– Да, – не моргнув, ответил Ленька. – Он мне рассказывал, что, попав в воду, он долго плыл к берегу и уже стал тонуть, но его вытащил из воды русский рыбак, ловивший на лодке судаков.

Конечно, Ленька произнес эту фразу сбивчиво, коряво, забыв о падежах, перевирая слова, но женщина, пиявкой присосавшаяся к косноязычной речи мальчика, все поняла. В довершение всего, для пущей достоверности наверное, Кошмарик указал рукой на Володю, стоявшего в стороне и оторопело смотревшего на всех участников непонятной для него сцены, и сказал:

– А это – внук того самого рыбака, который спас моего дедушку Эйно… то есть вашего брата. Его зовут Вольдемар…

Немалая толика горячего участия нашлась и для Володи. Несмотря на свои габариты, женщина буквально бросилась к Володе, обняла его и даже поцеловала в лоб, чем привела «Вольдемара» в немалое смущение. Но потом финка снова обратилась к Кошмарику:

– Скажи, как тебя зовут?

– Меня зовут Лейно, – как на уроке, заученно произнес Кошмарик.

– А фамилию ты носишь какую? – Финка была готова лопнуть от нетерпения.

– Мягги, конечно! – отрапортовал Лейно-Ленька. – Как и вы, наверное.

– Нет, мой мальчик, – улыбалась толстушка, – фамилию Мягги я носила до замужества, а потом я стала Коонен, взяв фамилию моего мужа Каарела, этого вот человека. – И старая женщина указала рукой на тихого старичка, по-прежнему стоявшего с черной линзой, ловко зажатой бровью. – Но прошу тебя, расскажи мне о брате, хотя бы коротко! Почему же он не писал? Почему не мог приехать или дать о себе весточку?

Как видно, сам Меркурий вселил в Леньку способности к языку, к пониманию чужой речи. Ситуация была такой ответственной, что каждая клетка Ленькиного мозга собралась, приготовилась к действию, атаке. Кошмарик хорошо понял вопрос, и теперь нужно было отвечать. И потихоньку, дополняя неизвестные ему слова жестами, «внук» финского матроса стал повествовать о нелегкой судьбе своего «дедушки».

Да, легко было «деду» Володи достать из воды тонущего матроса с утопленного «большевиками» транспорта, но не так-то просто было спасти его от красных контрразведчиков. Рыбак долго прятал полюбившегося ему Эйно в своей рыбацкой хибаре, что стояла на самом берегу залива. Потом «дедушка» Володи раздобыл для Эйно советский паспорт, и жить стало немного легче, а потом и война кончилась. Сидеть в рыбацкой хибаре Эйно надоело, потому что у него был энергичный характер (эту деталь Марта Коонен тут же подтвердила, закивав и даже всплакнув). У Эйно Мягги была к тому же еще и золотая голова на плечах, и он устроился на завод в Ленинграде, где делали корабли. Но голова Эйно оказалась настолько золотой, что его скоро перевели в суперсекретный цех, где делали атомные подводные лодки. Эйно хорошо зарабатывал, но «большевики» потребовали от него подписку о невыезде даже в пригороды Ленинграда – так боялись за то, что «золотой ум» достанется врагам. Вот поэтому «дедушка» не мог не то что приехать в родную Финляндию, но даже написать матери и сестре. Однако, заметил Кошмарик, Эйно Мягги по вечерам часто рассказывал внуку Лейно о любимом Хельсинки и матери и сестре Марте. Рассказывал и плакал…

Марта Коонен, услышав об этом, горько разрыдалась, бросилась на шею к «внучатому племяннику» и изрядно вымочила своими слезами его плечо.

– Он, конечно, завел в России семью? – спросила она, всхлипывая.

– Да, раз я родился… – улыбнулся Кошмарик, словно удивляясь непонятливости старушки. – Свою жену он очень любил, она была финкой, а сына назвал Урхо, то есть моего отца. И я в документах записан как Лейно Урхович Мягги.

– Ну, все ясно! – смотрела Марта Коонен на своего «родственника», точно младенец на именинный пирог, но оказалось, что не все ясно Каарелу Коонену, мужу старушки. Он вынул из глаза линзу и спросил у Кошмарика:

– Но если Эйно Мягги жил по чужому документу, то его сын и вы, Лейно, не могли быть Мягги, не так ли?

Да, Ленька на самом деле дал маху, и ему срочно пришлось оправдываться:

– Нет, этот Эйно Мягги был в жизни не Мягги, а Петр Петрович Хрипунов, а моего отца дедушка записал как Мягги, да еще имя ему финское дал – Урхо, а отец мой, Урхо, назвал меня тоже по-фински, Лейно, вот и стал я Лейно Урхович…

– А где же сейчас мой племянник Урхо? – поспешила спросить Марта Коонен, сделав брови домиком, как бы собираясь заплакать снова.

Кошмарик засопел, точно и он готов был вот-вот разрыдаться на полной груди своей «родственницы», а потом, надувая губы, сказал:

– И дедушка мой, Эйно, и мать Инга, и отец Урхо давно уже умерли. Они заразились какой-то нехорошей болезнью, съев в советской столовой несвежие котлеты. Я тоже ел эти котлеты, но я выжил, а они все умерли, да…

И Кошмарик на самом деле принялся плакать, закрывая лицо ладонями, и даже Володе и Иринке, стоявшим в стороне, было видно, как между его пальцев с черными ногтями проступили настоящие слезы. Признаться, друзья Лейно-Леньки плохо понимали, что могло так сильно расстроить их товарища. Плакала и Марта, а Каарел, низко опустив голову, тщательно протирал линзу большим носовым платком.

– Но с кем же ты сейчас живешь и где? – сквозь слезы наконец спросила хозяйка антикварной лавки.

Как трудно было говорить Лейно! Он все еще сглатывал слезы обиды на судьбу, так жестоко, несправедливо обошедшуюся с ним, имевшим все права родиться в счастливой, благополучной Финляндии.

– Меня… отдали… в приют, а живу я в Петербурге. Нет, о нас там заботятся, не обижают, правда кормят плохо. Но вот вывезли на три дня в Финляндию, и я решил разыскать свою бабушку Марту, о которой так часто рассказывал мой дедушка Урхо… то есть нет – мой дедушка Эйно, а Урхо это мой отец, покойный отец.

– А твои друзья, и этот Вольдемар, внук доброго рыбака, спасшего Эйно, и та девушка, они тоже живут в приюте? – повернула Марта в сторону сконфуженных Володи и Иринки свое глуповато-доброе лицо.

И Кошмарик откровенно признался «бабушке» в том, что и Вольдемар имел несчастье лишиться родителей, как и его подружка Ирма – так он окрестил Иринку.

Добродушная финка хотела спросить у своего «внучатого племянника» еще о чем-то, но вдруг произошло нечто совершенно непредсказуемое, властно вторгшееся в уютную семейную обстановку людей, чудесным образом обретших друг друга. Неожиданно громко звякнул колокольчик входной двери, распахнувшейся широко, будто ее толкнули ногой, и в небольшом торговом зале, где по стенам лепились всякие антикварные диковинки, оказался человек в черной маске с прорезями для глаз и рта. Этот человек замер посреди зала в какой-то обезьяньей позе, направляя на Каарела свой пистолет, а другой рукой держа на отлете раскрытую сумку. Никаких сомнений быть не могло – в магазин ворвался грабитель, что так не вязалось с представлениями «туристов» о благополучной Финляндии.

– Нопеасти! Раха! Раха! – раздался его хриплый, приглушенный крик, будто преступник хотел устрашить всех своим голосом, но в то же время боялся, что он будет услышан со стороны улицы.

Владельцы магазина и их юные гости замерли в позах людей, внезапно облитых каким-то цементирующим составом, – так и остались с открытыми ртами, с поднятыми руками, с наполовину повернутыми в сторону преступника телами. Но бандиту, похоже, не нравилась эта неподвижность. Он очень хотел, чтобы хозяин или хозяйка двигались в поисках требуемых денег. Преступник, видно, был с плохими нервами, поэтому следующей его командой было требование лечь на пол. Конечно, ни Володя, ни Иринка понять смысл команды не могли, и тогда бандит толкнул стоявшего рядом с ним Володю в затылок, желая пригнуть его тело к полу. Володя увидел, что старые владельцы магазина, с лицами, перекошенными страхом, еле сгибая ноги, пытаются лечь. Поняла, что нужно делать, и Иринка, смирненько улегшаяся на полу подложив под голову руку. Оказался сообразительным и Кошмарик, бухнувшийся на пол за стойкой-прилавком, ведь именно там он беседовал со своей «бабушкой». Лечь-то он лег, но мысль о том, что в сумке, стоящей перед его носом, лежит автомат, не давала ему покоя. Впрочем, бандит не стал медлить: когда все лежали на полу, он шагнул в сторону прилавка и оказался рядом с Кошмариком так близко, что Ленька мог легко дотронуться до его ботинка, изрядно, скажем, грязного.

– Да где у тебя деньги, старая скотина?! – услышал тут Кошмарик раздраженную фразу бандита, сказанную им, к великому удивлению Леньки, наполовину по-фински, наполовину по-русски.

«Гляди-ка, по-русски ругается», – отчего-то подумал про себя Кошмарик, и вдруг смелость волной накатила на его поникшую волю. Если бы бандит был финном или по крайней мере говорил на чистом языке народа, столь любимого Ленькой, он бы и пальцем не пошевелил. Но здесь пришли грабить магазин его «бабушки» те, кого он с легкостью побеждал на заливе. Это меняло дело решительным образом. В голове Леньки крутнулась фраза «Вот, чувак, грабить пришел, а грабить-то и не умеет», а потом руки Леньки, словно они действовали сами по себе, потянулись вперед и схватили ноги бандита за щиколотки.

Все, что случилось потом, произошло за какую-то минуту. Кошмарик дернул на себя ноги бандита, и тот грохнулся на пол, упав на спину, громко зачертыхавшись, заойкав, а потом и заматерившись, чем совершенно выдал свое русское происхождение.

– Вольдемар!! – истошно заорал Кошмарик, поднимаясь на ноги. – Ствол доставай! Стреляй в паразита этого! Ничего нам не будет за него!

Но бандит оказался проворней Володи, который успел лишь приподнять голову, чтобы увидеть, по какой причине поднялся шум. Преступник живо вскочил на ноги и опрометью бросился к двери, забыв о цели своего визита в антикварную лавку. Так же громко, как и прежде, звякнул колокольчик, протопали за стеклянной витриной ноги убегающего горе-бандита, и все смолкло, будто никто и не посягал на собственность почтенных супругов Коонен.

 

ГЛАВА 12

БАЛДЕЖ У ФИНСКИХ РОДСТВЕННИКОВ

– Бабушка, вы не ушиблись? – говорил Кошмарик, заботливо поднимая с пола за толстые руки насмерть перепуганную Марту.

Володя, Иринка и старый Каарел, так и не выронивший из глаза свою линзу, тоже хлопотали вокруг бледной, дрожащей старушки. Однако, когда хозяин предложил позвонить в полицию и пригласить врача, Марта, тряся щеками, решительно отказалась:

– Никакой полиции не нужно! И врача мне не нужно тоже! Я знаю, этот бандит больше не придет сюда! Никогда не придет!

А потом старушка, хорошо помнившая все, что произошло с преступником, осознавшая, что причиной его бегства была отчаянная решительность и храбрость ее «внучатого племянника», принялась душить Леньку-Лейно в своих объятиях, поливая его слезами благодарности и приговаривая:

– Я знала, что именно ты способен защитить бедную старую Марту, не дать обокрасть ее! Ты благородный, смелый мальчик! Ты такой же, как и твой дед Эйно! – А потом старая Марта погрозила кулаком в сторону стеклянной двери и с негодованием воскликнула: – Ах эти русские бандиты! Они уже разворовали всю свою страну, а теперь и нам от них нет покоя! Понаехала всякая сволочь, чтобы грабить нас, добросовестных, работящих, аккуратных финнов! Все, закрывай магазин, Каарел! Сегодня мы работать не будем! Сегодня я принимаю своего внука! Я стала богатой сегодня, Каарел!

Старик поплелся запирать дверь, а Марта, одной рукой обняв своего «внука», а другой – «внука доброго рыбака», спасшего ее родного брата, повела их в жилые помещения, находившиеся рядом с торговым залом. Старая финка на самом деле была очень горда и счастлива – она обрела близкого родственника, мужественного, смелого, как ее брат, оплаканный полвека назад.

Да, такого поворота событий никто из членов команды «Стального кита» не ожидал. Практичный ум Кошмарика уже подсовывал мальчику одну радужную перспективу за другой. «Эх, это куда лучше, чем ехать на свиноводческую ферму, – думал Ленька. – Теперь я стал родственником этих старых фиников. Детей у них, кажется, нет, а поэтому у меня есть возможность заделаться наследником их имущества. Магазинчик у них классный, в самом центре Хельсинки, плюс большая квартирка. Эге, да я разбогател за полчаса! А хорошо я сделал, что того придурка русского за ноги схватил. Как это у меня получилось? А с документами как быть? Когда-нибудь они у меня потребуют хотя бы свидетельство о рождении, а у меня там значится: Козлов Леонид Федорович, а не Лейно Урхович Мягги. Ладно, чего-нибудь придумаю. Впрочем, за баксы не то еще нарисовать могут. Придется в Питер смотать и выправить за деньги документик. Сделаю! Чего только не сделаешь ради благополучия жизни!»

Настроение Володи было не таким праздничным, как у Кошмарика. Он догадывался, что они влипли в какую-то темную историю, что Кошмарик выдал себя да и его тоже за людей, имеющих отношение к этим симпатичным старым людям. Володя был честным мальчиком, а поэтому страх, что их выведут на чистую воду, опозорят, сдадут в полицию, где выяснится, что они пересекли государственную границу тайно, под водой, покалывал нервы Володи, заставляя хмуриться. А тут еще этот преступник, наверняка русский, понявший, что они тоже русские…

– Смотрите-ка! – воскликнул Кошмарик по-русски, когда старая Марта вела его в сторону жилых апартаментов. Он нагнулся и подобрал с пола предмет, оброненный бандитом при падении. – Пистолет того самого преступника!

– Но это же игрушка! – едва не рассмеялся Володя, взглянув на оружие того, кто собирался обчистить «добросовестную, работящую, аккуратную» Марту Коонен и ее мужа.

– Да, игрушка! – подтвердил Кошмарик, повертев пистолет в руке. – Ну и шизы же они, эти русские придурки! Старуху и старика ограбить не смогли! сказал Ленька и сдобрил свою фразу дурацкой ухмылкой. Но Володя недовольно пробурчал:

– Не забывай, что ты тоже русский!

– Нет, – снова ухмыльнулся Кошмарик. – Я – прямой потомок гражданина Финляндии, храброго моряка Эйно Мягги.

Но старая Марта уже влекла мальчиков за собою, а смущенной, плетущейся сзади Иринке-Ирме делала приветливые, пригласительные гримасы, ободряя девочку, только что приехавшую из несчастной России, где она всю жизнь провела в каком-то бедном, сиром приюте.

Вначале гостям предоставили спальни, что располагались на втором этаже довольно вместительной квартиры. На мальчиков добродушная Марта выделила одну комнату с двумя кроватями, а Иринке досталась соседняя, крошечная, но очень уютная комнатушка, чистенькая и с ароматом то ли увядших цветов, то ли чуть пережаренного кофе.

– Я знаю, что вы небогатые люди, – болтала Марта, роясь в большом шкафу, стоявшем в комнате мальчиков. – Вы жили в приюте и, конечно, приехали в Финляндию без постельного белья и пижам. Ну так я с великой радостью снабжу вас всем необходимым.

Кошмарик, развалившийся в кресле, как мог, переводил слова хозяйки своим друзьям, робко примостившимся на диване.

– Эта пижама – тебе, Лейно, а эта – Вольдемару, внуку человека, спасшего моего родного брата. А эта ночная сорочка, совсем новая, подойдет Ирме, подруге внука того человека, который спас моего брата. Вот и полотенца на каждого, выбирайте. Ванная и туалет – по коридору направо. Когда приведете себя в порядок, спускайтесь в столовую, я накормлю вас обедом. Уверена, что вы давно уже не ели как полагается приличным людям.

– Да, бабушка, очень давно, – подтвердил Кошмарик, позевывая. Он уже полностью освоился в квартире своих «родственников» и даже начал играть роль полноправного хозяина этого милого жилища.

– Ах ты, мой жаворонок! – потрепала Марта Леньку по щеке. – Как ты похож на моего покойного брата. У тебя остались его фотографии? – вдруг, словно вспомнив, спросила Марта.

– Конечно, только они в Петербурге, в приюте, – заверил «бабушку» наследник ее имущества.

– Обязательно привези мне их, а также сохранившиеся документы. Ну, я пошла, готовьтесь к обеду.

Когда старая Марта удалилась, осветив напоследок спальню своей глуповато-добродушной улыбкой, Володя хмуро спросил:

– Ну, Лейно Урхович, что делать собираешься?

Кошмарик, вытянув ноги, полулежа на кресле, сказал:

– А разве не ясно что?

– Нет, не ясно. Тебя что, серьезно за родственника приняли? – спросил Володя.

– Это и ежу понятно. Теперь только надо сделать так, чтобы старики не передумали. Уверить их надо в том, что я – самый подходящий человек для передачи всего имущества по наследству.

– Кому по наследству? Тебе? – даже приподнялась Иринка на диване. – Но у тебя даже нет документов, а когда будут, то все увидят, что ты не родственник этих людей, а жулик и проходимец!

– Не твоя забота! – пренебрежительно махнул рукой новоявленный финик. – В Питер еще разок, конечно, придется прогуляться, чтобы нарисовать там все нужные бумаги. Я и фотоснимки привезу – с каким-нибудь дедом снимусь, бумагу поджелтят, старой сделают, вот я и предъявлю им их родственничка. Скажу, что к старости он таким и стал, под влиянием отвратительной советской действительности!

Иринка вспыхнула:

– Неужели ты серьезно думаешь, что советское государство одно лишь зло несло людям?

Кошмарика буквально затрясло. Таким злым друзья его никогда не видели. Сморщив свое и без того невзрачное, несолидное лицо, Ленька едва не вопил:

– Не надо мне твоей красной пропаганды! Тоже большевичка выискалась! Чё хорошего я видел при советах? Школу? Да какал я на твою школу с высокого дерева! Батька мой и матка гроши получали, хоть и вкалывали с утра до вечера! По радио, в газетах – одно вранье, жевательной резинки не продавали, джинсов было не купить, не то что какой-нибудь видео…

Кошмарик хотел было продолжить перечисление неудобств большевистской жизни, но внезапно его фантазия не сумела продолжить ряд примеров, зато Володя тихо сказал:

– Да, джинсов не было, но и живодеров, которые людей ради их печенки и селезенки убивают, не было тоже.

Кошмарик пожал плечами. Аргумент Володи был веским, и Ленька лишь сказал:

– Ладно, хватит по-пустому буруздеть. Давайте на обед собираться, к моим милым финским родственникам. Да ведите себя прилично за столом. Вы – в настоящей Европе.

Иринка улыбнулась и посоветовала:

– Леня, если в ванной найдутся ножницы, то укороти ими ногти на своих руках. Впрочем, воспитанник приюта может моим советом и не воспользоваться.

Кошмарик быстро взглянул на руки и густо покраснел.

А покуда гости «добросовестных, аккуратных и работящих» финнов омывали свои тела в красивой, удобной, фешенебельной ванне, хозяева хлопотали на кухне, вместительной, светлой, обставленной прекрасной мебелью и снабженной всеми достижениями бытовой техники Европы. Старый Каарел, надев фартук, помогал своей супруге. Ловко шинкуя овощи, он молчал. Скажем сразу, молчаливостью его, как, впрочем, большинство финнов, наградил Господь. Но сейчас Каарел был особенно молчалив, потому что много думал.

– Марта, – произнес он наконец.

– Я слушаю тебя, Каарел, – отозвалась женщина, укладывая на огромную, кипящую маслом сковородку хорошо отбитые ломти постной свинины.

– Марта, – повторил старик, – мне подозрительны наши юные гости.

– Во-первых, они не гости, – важно сказала женщина. – Лейно – наш родственник. Ближе родственников у меня нет. Ты, Каарел, не в счет. Ты мой муж.

Хорошо наточенный нож, приспособленный для резки одних лишь овощей и ничего иного, продолжал шинковать овощи с прежней скоростью, но старик говорил:

– Марта, ты уверена в том, что юноша, выдающий себя за внука твоего брата Эйно, на самом деле является внуком твоего брата Эйно?

Марта повернула свое полное удивления лицо в сторону мужа:

– Какие могут быть сомнения? Разве медальон с именем и фамилией брата не является достаточным основанием? Ведь мальчик пришел с медальоном не куда-нибудь в Петербурге или Москве, а именно в мой магазин, в квартиру, в которой когда-то жил сам Эйно!

Но старик оказался упрямым и несговорчивым. Он даже ударил ручкой ножа по доске, перед тем как сказать:

– А я уверен, что эти люди случайно пришли к тебе! Вспомни, тебе вначале предложили купить фашистские кресты, а уж потом достали медальон. Разве они вели себя как люди, решившие разыскать родственницу давно умершего человека? Разве они спросили, в дом ли Марты Коонен они пришли?

– Но мое имя значится на вывеске! – гордо возразила Марта. – А потом, разве ты забыл, что Лейно первым сказал, что медальон принадлежал его дедушке, финскому матросу? Откуда мог узнать об этом мальчик, если не от самого Эйно?

Старик, казалось, был озадачен, но все равно настаивал на своем:

– Ну, этого я не знаю – откуда, но поверь моему чувству – мальчишка врет! Он никакой не внук Эйно, а просто разузнал что-то о твоем брате, а сюда пришел за тем, чтобы получить твое полное доверие, а потом завладеть имуществом.

– Вот ты и врешь! – резко сказала Марта, впервые в жизни обвиняя мужа во лжи. – Если ты вначале сказал, будто мальчик случайно зашел в наш магазин, то почему ты сейчас утверждаешь, что он вначале все разузнал обо мне? Просто он очень скромный, забитый, потому что жил в приюте, вот и решил начать с предложения купить немецкие кресты!

Но Каарела трудно было переубедить, раз он проникся глубоким доверием к своей идее. Он снова ударил ножом по доске и заявил:

– А я думаю, что и этот бандит с пистолетом, оказавшимся игрушкой, тоже из их шайки! Уж слишком неловко он действовал! Наверняка он давал мальчишке возможность выказать свое мужество и тем самым сильнее привлечь к нему наши сердца!

Марта вспыхнула:

– По-моему, ты, Каарел, старый осел! Гляди-ка что выдумал! Я больше и слушать тебя не хочу! Лейно – мой внук, то есть внучатый племянник, и я непременно передам ему по наследству все свое имущество!

Каарел махнул рукой, не соглашаясь с женой, но больше в разговор не вступал. Однако рассуждения Каарела посеяли в сердце Марты семена сомнения. Нет, она и виду не показывала, но что-то на самом деле заставило и ее непоколебимое чувство горячей любви к внезапно явившемуся Лейно немного охладиться. Через полчаса в столовой появились гости, Марта усадила их за стол, принялась потчевать, предлагая кушанья, которых «приютские воспитанники» наверняка никогда не пробовали. Старый Каарел внимательно присматривался к Лейно и его друзьям, и от пронзительного взора старика не смогли ускользнуть некоторые детали – Лейно-Ленька из кожи лез вон для того, чтобы уверить финнов в том, что он на самом деле является внуком Эйно Мягги.

– А скажи, Лейно, – спросил вдруг Каарел, буравя мальчика взглядом, не избавился ли твой дедушка от странной манеры дергать головой вот эдак?

И старик показал, как дергал Эйно головой.

Ленька, хоть и выглядел иногда настоящим придурком, был порой проницательным. Он видел, что старик смотрит на него как контролер на трамвайного «зайца», а поэтому постарался ответить на его вопрос уклончиво:

– Нет, не замечал. Может быть, Эйно так в Финляндии делал, а в России разучился. В старости мой дедушка полюбил животных: одних кошек у него пять штук жило, три собаки, попугай и черепаха. Еще голубей держал…

– Как интересно! – закатывала глаза старая Марта. – У Эйно было такое доброе сердце!

– А шрам над левым глазом, глубокий такой шрам, у него так и не зарос? – продолжал допытываться Каарел.

Ленька понял, что такое «шрам», произнесенный по-фински, только когда Каарел разъяснил свой вопрос жестами.

– Ах шрам! А у дедушки все лицо в шрамах было, – не моргнув глазом, сказал Ленька и даже показал рукой на своем лице, как много шрамов имел Эйно. – Это еще во время кораблекрушения он все свое лицо изуродовал страшно смотреть было!

Потом, когда Каарел снова открыл рот, намереваясь поймать на чем-нибудь Леньку, старая Марта так сильно ударила его по ноге своей ногой, так строго взглянула на мужа, что Каарел замолчал и больше не пытался вывести Кошмарика на чистую воду.

– Ну, отдыхайте! – расплылась в улыбке Марта, когда обед закончился. Комнаты в вашем распоряжении!

– А можно мы погуляем по городу? – спросил Кошмарик, поковыривая в зубах спичкой.

– Конечно! Но постарайтесь не опоздать к ужину! – попросила старушка.

– Не опоздаем, бабушка, – заверил Марту Кошмарик, и через пять минут они опять сидели в комнате наверху.

– Ну, я у своей бабушки просто балдею! – вытягивая ноги чуть не на середину комнаты, сладко зевнул Кошмарик. – Можете меня поздравить – и квартирка эта, и магазин станут моей собственностью, вы же видели, как здесь ко мне относятся.

Но у Володи хвастливая фраза Леньки вызвала лишь насмешку:

– Поздравлю я тебя, когда тебе в финской тюряге квартирку устроят!

– Это почему же в тюряге? – нахмурился Ленька. – За что это меня в тюрягу вести? Кто докажет, что я не Лейно, не внук этой старой женщины? Она твердо уверовала в справедливость моего рассказа, да и пусть себе верит, если охота. Я ее переубеждать не стану!

В разговор мальчиков вмешалась Иринка, которая во время обеда внимательно следила за тем, как себя вели хозяева. Девочка хоть и не понимала по-фински ни единого слова, но от ее взгляда не ускользнула подозрительность старого Каарела, с которой он расспрашивал Леньку.

– Но тебе совсем не верит старик! – заявила Иринка. – Ты что, не видел, как он смотрел на тебя? Так и хотел подковырнуть! Думаю, он не оставит тебя в покое и когда-нибудь выведет на чистую воду, и тогда тюрьма тебе обеспечена! А скорее всего ты будешь передан русским властям, а в России тебя за мошенничество посадят в колонию или в лагерь!

Но Ленька не сдавался:

– Плевать я хотел на старика! Непонятно разве, что здесь верховодит старая Марта, а слово старика ничего в этом доме не значит!

– Э, парень! Рано ты расплевался! – сказал Володя. – Откуда тебе знать, чего стоит здесь мнение Каарела? Полчаса в доме пробыл – и сразу обстановку оценил, каждому место нашел, а главное – самому себе! А я тоже видел, что старик на тебя очень подозрительно смотрел, так что давай-ка отсюда ноги побыстрей делать, покуда за нами полиция не приехала! Не нравится мне еще тот придурок преступник! Он тебя в покое не оставит, знай!

– Да чхал я на твоего громилу! – хорохорился «внук финского матроса». – Пусть попробует сунется сюда – пугну его из «беретты»!

Володе, видно, уже надоело слушать хвастливый вздор Кошмарика, переставшего отдавать отчет о том, что за обстоятельства сложились вокруг него в антикварном магазине, хозяином которого Ленька себя уже считал. Поднимаясь с дивана, Володя строго сказал:

– Я иду покупать горючее и продукты для обратного пути. Ты мне поможешь?

Нет, Володя не стал спрашивать друга, отправится ли он с ним и с Иринкой назад, в Россию. По всему было видно, что Кошмарик ответил бы на такой вопрос твердым «нет», и Володя уже не надеялся увидеть Леньку рядом с собой, на борту «Стального кита», поэтому на сердце скребли кошки, и Володя злился на всех финнов вместе, на Финляндию, а в особенности на матроса Эйно Мягги.

– Так ты идешь со мной? – повторил Володя вопрос, и Кошмарик кивнул:

– Ладно, так и быть, помогу тебе горючее купить, а то ты здесь без меня заплутаешь. Но в Россию с тобой возвращаться не буду, не проси…

– Ну и свинья же ты, оказывается! – вспылила Иринка, а Кошмарик прикрикнул:

– Да глохни ты, патриотка голопузая! Хошь всю жизнь голью-шмолью быть – пожалуйста! Только мне, я уже говорил, твоей пропаганды не надо! Я российской нищетой под завязочку сыт, наелся! Теперь в сытой демократической стране пожировать хочу!

Иринка резко отвернулась, не желая объяснять хаму, что он не прав, а Кошмарик мгновенно одумался, поняв, что допустил непоправимую глупость. Ленька очень ценил свое превращение в настоящего финика и, догадываясь, что до уровня Володи ему никогда не дотянуть, хотел было очаровать нравившуюся ему Иринку блестящими перспективами совместной заграничной жизни. В его голове уже созрел план: когда они останутся с Иринкой один на один, он сделает девочке предложение превратиться в его родную сестру, то есть во внучку Эйно Мягги. Кошмарик был уверен в том, что старую Марту убедить в этом будет совсем нетрудно, и Иринка стала бы, подобно ему, Леньке, полновластным членом семьи. Для Володи бы, конечно, места в уютной квартирке в центре Хельсинки не осталось, но он стал бы навещать их на правах старого верного друга, «внука доброго рыбака», спасшего матроса Эйно Мягги.

– Ирина, ты с нами пойдешь? – спросил у девочки Володя, в глубине души удовлетворенный тем, что она в пух и прах рассорилась с Кошмариком, к которому Володя втайне немного ревновал.

– Никуда я с вами не пойду! – с надрывом в голосе заявила Иринка. – И я прошу вас побыстрее доставить меня в Россию, в Петербург! Мне надоела заграница!

– К папе захотела! – презрительно хмыкнул Кошмарик и полез в карман, чтобы достать свои баксы и в который раз пересчитать их.

– Да, к папе! – фыркнула девочка. – А ты можешь оставаться здесь, у своих фиников! Может быть, они отблагодарят тебя когда-нибудь – разрешат вымыть туалет!

– Все, Вольдемар! – дернул Кошмарик Володю за рукав. – Пошли отсюда! Я эту патриотку шизанутую больше видеть не хочу!

Володя расплылся в улыбке, то ли радуясь ссоре Леньки и Ирины, то ли одобряя острое Кошмариково словцо, и мальчики ушли. Ирина же осталась сидеть на диване в их комнате, вначале поплакала от злости на себя, негодуя по поводу своей несдержанности: «Ну что мне до того, где решил Кошмарик жить? Разве я справедливо поступила, оскорбив его? Нет, я не добрая! Так нельзя! К тому же разве я не вижу, что нравлюсь Леньке, а он ведь еще такой дурачок! Все хочет доказать мне что-то, хорохорится! Но на самом деле он добрый малый, только дурковатый. Видно, детство у него было несчастливое…»

Так думала Иринка, а после ее взгляд упал на стол, покрытый нарядной скатертью. Журналы в ярких блестящих обложках лежали на столе, собранные в аккуратную высокую стопу. Скоро журналы уже лежали на диване, а сама Иринка, забыв и о Кошмарике, и о Петербурге, с поджатыми под себя ногами сидела и самозабвенно рассматривала пестрые модные журналы, прикидывая невольно на себя платья, юбки и жакеты, которыми горделиво хвастали длинноногие, худые красавицы.

Если бы не внимание, отданное Иринкой журналам, то девочка могла бы услышать шорох возле двери. Старый Каарел, стоявший неподалеку от комнаты мальчиков, так и ждал минуты, когда Ирина-Ирма выйдет, пусть даже ненадолго. А если бы она вышла, то старый Каарел тотчас предпринял бы один маневр, ибо старик давно решил во что бы то ни стало вывести русских мошенников на чистую воду.

Нет, не дождался Каарел того момента, когда Иринка покинет комнату, ушел вниз, к Марте. Но и девочке вскоре после его неслышного ухода тоже надоело рассматривать пестрые картинки. Журнал замер у нее в руках, глаза девочки снова налились слезами, вспомнился Петербург, маленькая квартирка на Васильевском острове, вспомнился папа, который, наверное, места не находит от беспокойства.

«Нет, нужно обязательно позвонить в Петербург! Прямо на работу к папе!» – подпрыгнула Ирина на диване так резко, что журналы с ее колен попадали прямо на пол. Беспокойство охватило Ирину так крепко, что девочка забегала по комнате, не зная, какой предпринять ход. Денег у нее не было, а если бы они у Ирины и имелись, она бы не решилась искать нужный телефон в незнакомом городе, узнавать, как им пользоваться. «Я сейчас спущусь вниз и попытаюсь все объяснить хозяйке! Она показалась мне доброй женщиной! Она поможет!» И Ирина поспешила вниз, еще не зная, как будет объяснять старой Марте свою нужду.

Хозяйку она нашла в торговом зале, за стойкой. Старушка перебирала какие-то деловые бумаги, а Каарел сидел неподалеку, снова вставив в глаз черную линзу и разглядывая через нее внутренности старинных часов. Когда Ирина появилась, старики подняли на нее глаза, и Марта тотчас заулыбалась.

– Ну, друзья оставили милую Ирму дома? – спросила Марта по-английски, правильно и даже бойко, потому что привыкла объясняться с иностранцами, часто заходившими в ее магазин.

– Да, я решила отдохнуть, – ответила Ирина тоже по-английски, так как была в классе первой ученицей. – Скажите, мадам, а могла бы я позвонить в Петербург? Я непременно заплачу вам за этот звонок. Вы понимаете, мой папа так беспокоится…

Ирина вдруг заметила, что на полном лице Марты появились признаки волнения или сильного смущения, и девочке сразу стало стыдно за то, что она заговорила о чем-то непозволительном.

– Простите, я не должна была просить… – пробормотала Иринка, совершенно стушевавшись, но Марта поспешила заверить ее:

– Что ты, деточка, ты могла просить обо всем, что тебе угодно! Только скажи, какому отцу ты собираешься звонить?

– Ну, своему отцу, – не понимала Ирина, зачем спрашивает у нее об этом старая женщина. Да ведь Иринка не могла знать о том, что Кошмарик представил ее воспитанницей сиротского приюта.

А старый Каарел, едва услышал об отце девочки, которую молодой мошенник из России выдавал за сироту, поспешил незаметно выйти из-за стойки и исполнить свое намерение. Несмотря на преклонный возраст, на второй этаж Каарел поднялся так быстро, будто за ним гнались все мошенники России. Пройдя в комнату, отведенную для мальчиков, он сразу же увидел то, к чему стремился, – сумку Кошмарика, из которой Ленька выудил при встрече в торговом зале магазина железные фашистские кресты. В этой-то сумке Каарел и хотел найти отгадку на свои предположения. Конечно, залезать в чужую сумку было неприлично, это так не подходило человеку преклонного возраста, считающего себя честным, живущим в честной демократической стране, но теперь все доводы совести покорялись сильному желанию раскрыть-таки тайну внука Эйно Мягги.

Нет, старик даже не стал запускать в сумку свою руку. Он только расстегнул молнию, а потом, раздвинув пошире боковинки, заглянул внутрь. То, что увидел на дне сумки старый Каарел, заставило его в испуге отпрянуть: сумка была полна фашистскими крестами, поверх которых лежал автомат! «О Дева Мария! – в ужасе подумал Каарел. – Мы впустили в дом бандитов! Русских бандитов, которые только и ждут ночи, чтобы убить и ограбить нас! Нужно немедленно рассказать об увиденном Марте!» И Каарел, подхватив сумку за ручки, поспешил уйти из комнаты, и скоро его шаги раздались в торговом зале, где Ирина все еще пыталась объяснить хозяйке, почему она, имея отца, все-таки живет в сиротском приюте.

Девочка врать не любила, да и не умела, но теперь она понимала, что Ленька втянул ее в какую-то нехорошую историю, из которой ей все-таки очень хотелось выпутаться. Краснея и заикаясь, Иринка, путая английские слова, рассказывала старушке о том, что ее отец – горький пьяница, а поэтому ей и пришлось уйти в приют. Марта слушала и кивала, потому что была доброй и глуповатой женщиной, но тут тревожный возглас спускавшегося по лестнице мужа заставил ее резко повернуть голову в сторону Каарела.

– Марта! Не слушай эту мошенницу!

– В чем дело, Каарел? – сильно удивилась Марта. – Как ты смеешь называть мошенницей подругу человека, являющегося внуком рыбака, спасшего нашего Эйно?

– И ты еще веришь в эти сказки?! Ну так знай, что ты принимаешь в своем доме бандитов, собравшихся убить и ограбить нас! Посмотри-ка сюда!

И Каарел, раздвинув пошире сумку, показал жене содержимое «багажа» того, кто был принят в их доме как внук Эйно Мягги.

– Ой, что это такое?! – взвизгнула Марта. – Ружье?!

– Да, автомат! – брезгливо морщась, вытащил Каарел за ствол вороненую «беретту». – Автомат и кресты! Посмотри, как их много! Эти люди – фашисты! Русские фашисты и бандиты! Я сейчас же вызываю полицию!

Марта хотела было возразить, потому что женщине было очень трудно и неприятно убить в себе веру в то, что она обрела близкого по крови человека, но оружие, казалось, не оставляло никаких сомнений в том, что она по простоте своей приютила в доме самозванцев, желающих воспользоваться ее добротой и доверием.

– Мерзавцы! – вдруг крикнула она по-фински громко и некрасиво, давая волю чувствам оскорбленного человека. – Скорей звони в полицию, Каарел! Пусть разыщут бандитов!

Иринка поняла, что ее дело плохо. Не нужно было знать языка, чтобы догадаться, что же послужило причиной резкой перемены настроения хозяйки. Девочка видела и автомат, и кресты, показанные Каарелом жене, и Ирина вдруг догадалась: если старик позвонит в полицию, то вернуться назад, в Россию, к любимому отцу, будет теперь очень трудно. «Нас посадят в финскую тюрьму!» блеснула в сознании Иринки страшная догадка, а Каарел уже крутил диск телефонного аппарата, стоявшего на прилавке.

Оплошностью старика было то, что он поставил сумку с «трофеями» на пол, рядом со своими ногами. Конечно, разве мог предположить старый честный финн, не только не сделавший в своей жизни противозаконного проступка, но и ни разу не перешедший дорогу в неположенном месте, что эта худенькая девочка поведет себя как рысь или даже пантера? А Иринка, очень захотевшая вернуться к своему отцу, поступила именно так: она вдруг рванулась к старику, и Каарел, увлеченный телефонным диском, не успел хотя бы оттолкнуть девочку, чтобы предупредить ее страстное желание завладеть сумкой. Все произошло за две секунды, и сумка уже была в руках Иринки. Что делать дальше, для нее было предельно ясно: нужно было бежать из этого дома, бежать подальше, туда, где были ребята и надежный оплот их безопасности и независимости – «Стальной кит».

Благо что расчетливые финики, не имевшие права позволить себе держать магазин на запоре весь день, давно уже открыли входную дверь. Под громкие крики «Держите ее! Это бандитка!», несшиеся вслед Иринке, девочка выскочила на улицу и стрелой понеслась в ту сторону, где, как думала она, находилась гавань с пирсом. Быстро свернув за угол, Иринка замедлила бег, а потом и вовсе пошла, хоть и быстрым шагом, потому что боялась привлечь внимание прохожих. «Только бы не заблудиться здесь, на этих узких улочках! – со страшным беспокойством в сердце думала она. – Только бы не разминуться с ребятами! Если нас задержат, то все пропало! Ах, и зачем же этот дурачок взял с собою автомат и кресты!» И Иринка уже подумала о том, что будет лучше взять да и закинуть сумку с «уликами» в какой-нибудь подъезд. И девочка уже хотела исполнить этот план, но вдруг впереди, метрах в ста от нее, мелькнули знакомые фигуры. Да, велика же была радость Ирины, увидевшей Володю и Кошмарика!

Когда приятели оставили дом Марты Коонен для того, чтобы сходить к «Стальному киту», запастись горючим и продуктами на обратную дорогу, Володя в пути не переставал убеждать Кошмарика, что его дело гиблое, и ему у «фиников ничего не обломится», и выйдут одни лишь большие неприятности. Однако Кошмарик, давно уж решивший заделаться настоящим фиником, только крутил головой и был упрям как осел, пожелавший к тому же быть похожим на барана. Володя только и слышал от него: «Нет, горючее и жратву купить помогу, а там – плывите себе на родину. А лично мне где хорошо, там и родина. Здесь, у фиников, мне просто балдежно!».

Обменяли на финские марки сто долларов, пошли к набережной, не видя, впрочем, того, что буквально от самых дверей заведения Марты Коонен за ними идут следом два человека, обыкновенные с виду, в спортивных куртках, джинсах, но, правда, с плохо бритыми физиономиями. А может быть, это они бороды такие отпустили? Когда Володя и Кошмарик вышли на пирс, чтобы подойти к «Стальному киту», оба незнакомца проследовали за ними. Володя залез на железную спину подлодки, ключиком открыл замок, предусмотрительно повешенный во избежание нескромного любопытства, и отбросил крышку люка. Если бы Володя в это время разглядел лица стоявших поодаль незнакомцев, которые делали вид, что любуются морем, то постарался бы отложить посещение субмарины на потом, когда они удалятся: уж такой интерес и любопытство было написано на их физиономиях!

Скоро на пирсе стояли четыре пустые канистры, а Володя сидел верхом на люке и снова запирал замок. Когда ребята, взяв по канистре в каждую руку, двинулись по пирсу в сторону набережной, мужчины пошли за ними следом и скоро остановили вопросом, произнесенным на чисто русском языке:

– Молодые люди, а поинтересоваться можно?

В спину Володи точно выстрелили – до того неожиданным показался ему этот простой вопрос. Остановились. Мужчины, подошедшие к ним, были молодые – просто парни. Оба улыбчивые, только улыбки их были какие-то неестественно широкие, а глаза парней лихорадочно блестели, точно их обоих давно уже мучил грипп.

– Чего вам? – с опаской спросил Кошмарик и уставился на кроссовки одного из парней, не имея возможности дать себе отчет, чем же привлекли его эти кроссовки. Но фактом было то, что Кошмарик уже где-то видел именно эту обувь, только уже не помнил где и при каких обстоятельствах.

– Да вот, земели , хотели спросить, что это у вас за судно такое уматное? Ну просто облом один, а не судно, – заговорил один из парней, растягивая свой рот еще шире, точно он был у него резиновый.

Володя испугался. Парни эти с их резиновыми улыбками казались ему очень подозрительными. Он вначале подумал даже, что они из полиции, но потом, приглядевшись к их лицам повнимательней, отбросил эту первую мысль уж больно похабными были физиономии молодых мужиков. Они скорее напоминали Володе каких-то деляг-челноков, приехавших в Финляндию за товаром.

– А вам-то чего? – спросил Володя в свою очередь грубовато, боясь того, что эти парни смогут выведать секрет «Стального кита».

– Да так, ничего, – продолжал улыбаться тот, кто задал вопрос. Просто слышим, ребята по-русски говорят. Вот и пошли за ними следом узнать хотели, откуда приехали. Мы ведь тоже из России, по делам здесь крутимся. Ну вот, пришли сюда, на пирс, и видим, что у вас судно такое интересное, на подводную лодку похожее. Вы, думаю, на ней сюда и заехали. Так ведь?

У Володи внутри так и задвигалось что-то от беспокойства, заскрипело шестеренками страха.

– Нет, парни, вы ошиблись – это у нас не подлодка, а катер. К тому же мы вам не земляки, а живем здесь… – пробормотал Володя еле шевелящимися губами.

– Вот именно, финики мы, так что проехали вы, россияне! – выпалил вдруг смело Кошмарик, а один из молодых мужиков перестал растягивать в улыбке свои щеки, сделал плаксивое лицо и заявил:

– Ну, прокол какой вышел! А мы-то думали, что есть маза на вашу субмарину вписаться.

Тут слово взял Кошмарик, осмелевший и даже наглый:

– Нет, кореша! Совсем у вас безмазняк получается! Пролетели вы как фанера над Парижем! Все, двигаем в сторону, Володька!

Парни не стали обижаться на неделикатность Кошмарика. Изобразив на своих лицах уныние, они остались на пирсе, а Володя и Ленька быстро пошли в сторону набережной. Эта встреча обоим показалась странной, и дорогой они обсуждали поведение незнакомцев.

– Неужели они нас вычислили? – с тревогой в голосе спрашивал у приятеля Володя.

– А почему бы и нет? – отвечал Кошмарик. – Видели, наверное, как мы на лодке к пирсу подходили. Только не пойму, чего им надо? Неужто в Россию прокатиться хотят? А что, раз меня на «Стальном ките» не будет, так и возьми их как пассажиров, за плату.

Володя даже подпрыгнул от негодования, до того предложение Кошмарика показалось ему гадким:

– Да чтобы я каких-то хануриков на своей подлодке вез? Или ты думаешь, что я, как и ты, только ради баксов на свете живу?!

Кошмарик с издевкой ухмыльнулся:

– Ну так и помоги бедным людям из сострадания, чай, соплеменники твои! – Кошмарик хотел было заржать, потому что его сильно рассмешила собственная фраза, но улыбка, точно чулок с ноги, сползла с его физиономии, и Ленька вдруг остановился в изумлении: – Володька! Да ведь я же знаю, кто один из этих чуваков!

– И кто же? – передалось Володе волнение Леньки.

– Да бандит тот, кто в магазин Марты Коонен ввалился, с игрушечным пистолетом! Я его по кроссовкам узнал – ведь смотрел я на его кроссовки, когда на полу лежал! А еще по голосу узнал его!

Мальчики стояли на набережной, не зная, что делать дальше. Прозрение Кошмарика поразило их: обоим было ясно, что их подцепили на крючок.

 

ГЛАВА 13

СМЫЧОК И ФЛАЖОЛЕТ

Да, невеселым был не только Володя, но и Кошмарик, видевший себя еще совсем недавно процветающим фиником, которому никто не мешает жить в свободной Финляндии. А тут оказывалось, что он, желая проявить себя в доме «бабушки», перестарался и нажил себе врагов. «Хорошо бы, конечно, сделать так, – размышлял Кошмарик, таща канистры, – чтобы эти мажоры отправились с Вольдемаром в Россию, ведь они хотят этого! Так какого ж черта я вначале признался, что узнал кроссовки того придурка бандита, что грабил мою новую бабку? Теперь Вовка ни за что их не возьмет, а мне как быть? Он уплывет, а я здесь с этими хануриками останусь, чтобы они потом с меня три шкуры спустили?» Да, настроение у Кошмарика было таким гадким, будто ему пришлось съесть целую банку горчицы, и притом без хлеба.

Заправочную станцию они отыскали быстро, залили нужное горючее во все четыре канистры, рассчитались «звонкими марками» и потащили канистры к пирсу.

– Если эти рожи снова к нам привяжутся, ничего им не говори! приказал Володя дорогой. – Чего нам с ними разговаривать? Загрузим горючее – уйдем! За едой отправимся.

– Ладно, – хмуро согласился Ленька, – не буду, не буду…

Но к великой радости обоих мальчиков, тех странных парней на пирсе не оказалось, и на душе у Володи и Кошмарика снова стало весело, от сердца отлегло, и они даже принялись шутить над своими опасениями. Не знали ребята, что незнакомцы пристально наблюдали за ними, забравшись на палубу соседнего большого катера и глядя на работу «соплеменников» из-за остекленной рубки. А Володя, загрузив в трюм подлодки канистры, снова запер люк, и теперь они уже пошли с Кошмариком за провизией в ближайший «Центрум», примеченный еще по дороге к пирсу. Вернулись с двумя большими пакетами всякой всячины, в банках и пакетах, спустили провиант в трюм и опять собирались покинуть пирс, но тут-то к ним снова подошли прежние незнакомцы с резиновыми улыбками, и один из них, блондин, катавший во рту изрядный ком жвачки, спросил:

– Ребята, ну так берете нас с собой? Вы ведь в большо-ое такое и опасное путешествие собрались. Не в Россию ли?

Как ни были ошеломлены мальчики неожиданным появлением тех, кого они уже не боялись, но Кошмарик-таки не потерял присутствия духа и попробовал рассмеяться:

– Ты, мэн, чё, шизанутый? Такие навороты накрутил! С какой это стати нормальный человек из Финляндии в Россию попрется? Мы не психи!

Молодой человек, видя, что Кошмарик – тертый калач и его трудно сбить с панталыку, только улыбался, крутя головой, а Кошмарик уже тащил Володю за рукав, чтобы увести его прочь от неприятных, прилипчивых людей, разгадавших каким-то образом их планы.

– Ну и вцепились они в нас, как клещи сибирские! – остановился Ленька уже на набережной. – Что делать-то будем? Вернее, ты что делать будешь? Мне-то наплевать – я не поплыву!

Володя, казалось, усиленно обмозговывал ситуацию, казавшуюся ему затруднительной и опасной.

– А вот что я сделаю! – просиял он наконец, найдя выход. – Я с Иринкой, если ты, изменник родины, с нами плыть не собираешься, приду на пирс ночью, когда этих типов здесь, я думаю, не будет. Вот и уплывем без проблем! Хорошо придумано?

– А не боишься, что эти мажоры твой замок с люка сковырнут да и уплывут, покуда ты ночи дожидаться будешь?

Володя снова подумал, а потом решительно сказал:

– Нет, не боюсь. Если бы они были уверены, что это подводная лодка и что они сами смогут ею управлять, то не спрашивали бы у нас, не просили бы взять их на борт. Нет, они хотят нас матросами сделать, а сами пассажирами станут. Только фиг у них получится, а не плаванье! Не возьму я их с собою!

– Ну а не возьмешь, так и не надо, – откликнулся Кошмарик, хотя ему пришлось поежиться, когда он представил, что ему придется остаться в Хельсинки в близком соседстве с теми, кого он так подвел своей поспешной услужливостью там, в магазине Марты Коонен.

Мальчики больше не разговаривали и шли себе по ухоженным улочкам старого Хельсинки, каждый думая о своем и направляясь к антикварному магазину старой Марты, Кошмариковой «бабушки». Но вдруг Володя, посмотревший вперед, увидел знакомую фигурку Ирины, быстро приближающуюся к ним.

– Смотри-ка, – сказал он, – Иринка-то по нам соскучилась! Встречать пошла!

Но Кошмарик, едва увидев девочку, которая, повесив на плечо тяжелую сумку и приподняв другое плечо, почти бежала к ним, покачал головой:

– Что-то не нравится мне ее фигли-мигли. Да и сумку нашу с собою тащит…

Едва Иринка поравнялась с мальчиками, как тут же заговорила быстро, но негромко, не прекращая движения, будто некому было выключить моторчик, работавший в ее худеньком теле:

– Сейчас же… бежим… нам спасаться нужно! Они вызвали полицию… старик кресты нашел и… и автомат! Зачем вы только его с собою… брали!

Нет, Кошмарик не спешил убегать. Ему совсем не хотелось бежать оттуда, где его приняли с распростертыми объятиями, где его ожидало счастливое будущее хозяина антикварного магазина, владельца роскошной квартиры в самом центре Хельсинки.

– Да брось ты телегу гнать! – на ходу, поспешая за девочкой, говорил Кошмарик, желая убедиться в том, что Иринка преувеличила степень опасности и никуда бежать не надо. – Ну и что с того, что старик кресты нашел? Он и так знает, что у меня кресты.

– Он все, все кресты нашел! И автомат! Он решил, что мы бандиты и фашисты! Он уже полицию вызвал! Я еле вырвалась из их дома! Нужно спасаться, а то нас всех в тюрьму посадят!

Убитый таким поворотом дела, Кошмарик еще отказывался верить в крах всех своих надежд. Он продолжал лепетать что-то несуразное, пытаясь убедить Иринку и Володю в том, что ничего страшного не произошло и нужно пойти в дом Марты Коонен, обнять стариков, рассказать им о славном матросе Эйно Мягги, о добром рыбаке, о злых «советах», погубивших большой талант Эйно и лишивших его родины. Но Володя, сразу же понявший меру опасности, таившейся в квартире старой Марты, с гневом прошипел упиравшемуся Кошмарику:

– С нами пойдешь, финн доморощенный! Что, в тюрягу финскую попасть захотел? Все, бежим к «Стальному киту» – больше нам здесь некуда бежать!

И Володя, сняв с хрупкого плеча Иринки тяжелую сумку, гремящую железом, точно смерть, гремящая костями, первым побежал туда, откуда он с Кошмариком только что явился. Он бежал, держа в своей руке маленькую ладонь Иринки, и Володе сейчас снова казалось, что он очень сильный, что он способен спасти не только любимую девочку, но и Кошмарика, составившего ему в последние дни серьезную конкуренцию. Володя не оглядывался, но он знал, что Кошмарик бежит за ними следом.

И вот, свернув за угол высокого дома с башенкой на крыше, Володя, Иринка и Кошмарик очутились на набережной. Рядом, точно протянутая вперед рука, вылез в море пирс.

– Скорее, туда! «Стальной кит» нас спасет! – быстро проговорил Володя и потащил Иринку в сторону пирса.

Через две минуты они уже неслись по бетонному настилу пирса в ту сторону, где стояла субмарина, готовая к отплытию. «Господи! Ангелы или черти! – словно помимо воли явилась в сознании Володи дурацкая молитва. Помогите! Прошу вас, помогите!»

– Смотрите, полиция! – остановил Кошмарик друзей своим приглушенным, полным страха и отчаянья возгласом.

И Володя с Иринкой на самом деле остановились, обернулись в ту сторону, куда указывала рука Кошмарика. Действительно – на набережную именно из того проулка, откуда ребята выбежали три минуты назад, выскочила зеленая машина с яркой мигалкой на крыше. Володе показалось даже, что он разглядел в салоне машины четырех дюжих полицейских в синих рубашках, чьи бульдожьи лица откровенно говорили о желании расправиться с русскими «бандитами и фашистами».

До «Стального кита» оставалось метров двадцать, но полицейская машина хоть и медленно, все же направилась к пирсу. Кошмарик видел это, и ему уже совсем не нравился Хельсинки, встретивший так ласково того, кто всю жизнь лелеял мечту побывать в этом по-настоящему демократическом городе.

– Быстро! Быстро! – затарахтел Кошмарик, опережая Володю и Иринку. Они гонятся за нами!

Володя, бросив сумку Кошмарику, гремя ключами, прыгнул на блестящую спину «Стального кита», долго не мог открыть трясущимися руками замок. Наконец крышка люка была отброшена, и Володя стал просовывать свое тело в люк субмарины, не забыв крикнуть друзьям:

– Завожу двигатель! Спускайтесь!

Кошмарик, оглянувшись последний раз, увидел, что зеленая полицейская машина уже двигается по пирсу. Подгоняемый страхом, он первый прыгнул на спину субмарины с такой резвостью, что чуть не упал в воду, а подлодка даже закачалась. Подал руку Иринке, и девочка, ойкнув, как полагается всем девочкам в подобных ситуациях, оказалась рядом с Ленькой.

– Залезай! Залезай! – скомандовал он, суетясь, не зная, бросать ли в трюм мешавшую ему сумку или выбирать уже отвязанный швартовочный канат.

Через несколько секунд в разрезе люка мелькнули Иринкины кудряшки, вслед за ними полетела сумка и канат. Сам Кошмарик вскочил на люк с обезьяньим проворством. Мальчик слышал, как Володя кричал ему: «Скорее! Скорее! Погружаемся! Люк задраивай!» И Ленька уже собирался сделать это, потому что лишь голова его торчала из люка, но тут крышка люка, которую он собирался нахлобучить на цилиндрический выступ-надстройку «Стального кита», резко поднялась назад, чуть не вывихнув Кошмарику руку, и кто-то наверху прокричал:

– Вниз давай, вниз! Прыгать будем!

Кошмарик, не понимавший, что происходит, инстинктивно подался в сторону, и тут один за другим с интервалом в несколько секунд рядом с ним грохнулись на пол лодки два человека, один из которых буквально завизжал:

– Закрывайте люк, обормоты! Легавые наверху!

Кошмарик, не желая понимать, кто дал ему команду, кто эти люди, и боясь одних лишь легавых, быстро завинтил крышку люка и машинально произнес, вытирая пот со лба, стекающий на глаза ручьем:

– Сделано, чувак!

– Ну и в умат, чилдрен . Можно канать отсюда куикли…

И белобрысый мэн, пристававший к ребятам на пирсе полчаса назад, точно лишившись скелета, опустился прямо на пол субмарины, а его напарник, щетинистый, скуластый, похожий на монгола, вдруг захохотал, скаля большие кривые зубы. И сел рядом.

Кошмарик и Иринка со страхом смотрели на непрошеных пассажиров «Стального кита», а Володя, чья воля сжалась в плотный комок, увидев тех, кто прорвался на подводную лодку, тем не менее не отрывал взгляда от приборов, а его руки твердо держали рычаги. «Стальной кит» опускался под воду, совсем неглубоко, метра на три, лишь бы стать невидимым для полицейских. Володя не знал о том, что он на самом деле успел сделать все вовремя, и приехавшие на пирс полицейские недоумевали: всего минуту назад они видели здесь молодых людей, казавшихся им похожими на тех, кого просили задержать как русских преступников, вооруженных автоматом. Приехали – а подозреваемые как сквозь землю провалились. Полицейские, дорожа своей репутацией и своей работой, побродили немного рядом с катерами и яхтами, что стояли здесь на приколе, потом покурили, опершись на борт шикарного прогулочного катера, в глубине души позавидовали хозяевам этих прекрасных посудин и пошли к машине. Они не знали, что всего метрах в пяти от них, под водой, на поверхности которой плавали апельсиновые корки и банки из-под пива, затаились те, кого они безуспешно искали.

– Ну давай, киндер, трогай этак потихоньку-потихоньку! И чтобы у нас все было тип-топ! – очень ласково обнял сидящего за штурвалом Володю блондин. – Устрой все клёво, в уматень!

Володя, конечно, понимал, что спорить с этими сильными с виду мужиками – значит нарываться на большие неприятности. Но он был очень гордым человеком и на «Стальном ките» считал себя главным, а поэтому, не отрывая взгляда от иллюминатора, за которым зеленело марево мутной воды, спросил:

– Вы кто такие? Разве я вас к себе пускал?

Блондинчик состроил на своем лице гримасу притворной скорби и тоном виноватого сказал:

– Ну прости, прости, мы, оф кос , грубо поступили, киндер, но ведь мы к вам пассажирами просились, по-хорошему договориться хотели, а вы нас прогнали – как обидно! Так что пришлось вписаться на вашу «Еллоу сабмарин» без разрешения.

И вдруг он, переменив тон, сказал, фамильярно хлопнув Володю по плечу:

– А ты что, хотел, чтоб нас вместе с вами полис повинтил? Нет, я такого облома получить не хотел, киндер дорогой! Ну давай, если хочешь, поднимай свою «Еллоу сабмарин» наверх – там нас всех винтилово и ждет!

Нет, Володя понимал далеко не все слова в быстрой, нервной речи незваного пассажира, но догадался: теперь им от этих людей не отделаться и нужно как-то наладить отношения до той поры, покуда нельзя будет распрощаться с ними навсегда.

– Так чего вы от меня хотите? – спросил Володя, сглатывая густую, липкую слюну.

– А очень хотим, чтобы вы нас перевезли через эту поганую финскую лужу. В Рашу назад хотим, в родную нашу! В Питер забрось нас, а за это мы вам пять сотен баксов отвесим, не прокинем.

Володя, немного осмелевший, спросил уже довольно дерзко:

– А если у тебя столько баксов в кармане, чего ж на поезде не едешь или самолетом не летишь?

Блондин усмехнулся, мигнул своему монголоидному приятелю, так и сидевшему в глупой пластилиновой позе на полу «Стального кита», но внимательно прислушивавшемуся к разговору.

– Да понимаешь, киндер, мы ни на поезде, ни на самолете передвигаться не любим. Мы с френдом на субмаринах зависаем. Правда, Смык?

– Оф кос! – решительно подтвердил монголоид, тряхнув головой, причем его шея, показалось внимательно следившему за парнями Кошмарику, вот-вот разорвется – такой бескостной, мягкой выглядела она.

Блондин же продолжал вкрадчиво объяснять Володе причину вторжения на борт «Стального кита»:

– А ведь мы вас еще утром засекли, когда к воде пришли – освежиться после ночного торча. Видим – подплывает нечто уматное, такое фэнтэзи, не то катер, не то торпеда. Мы-то думали, что у нас еще глюки в голове. Нет, ошиблись. Смотрим – выходят оттуда такие хорошие чилдрены, да еще по-русски спикают. Во, думаем, ништяк какой! На подводной лодке ребята приплыли, прямо из Раши!

И тут блондин как захохочет – так и зашелся. Смеялся заливисто, с перекатами, до слез в глазах. Его товарищ, сидевший в позе Будды, услышав смех блондина, тоже принялся смеяться, дергаясь при этом всеми частями тела, которое студенисто тряслось. И Володе, и Кошмарику, и даже Иринке, привыкшей замечать в людях одно лишь хорошее, показалось, что незнакомцы сбежали из лечебницы для душевнобольных.

Но смех блондина, а потом и монголоида стих так же резко и неожиданно, как и начался. Блондин опять изображал на своем лице гримасу вины и сожаления за то, что вторгся в чужие владения, и говорил Володе:

– Так что, киндер, довези ты до места и вообще кончай нас стрематься. Мы пипл хороший, смирный, не обидим.

Кошмарик, хорошо расслышавший эту фразу, спросил:

– А тогда зачем же вот этот мэн в магазин с пистолетом полез? Я его по кроссовкам узнал! Какие же вы смирные?

Тут монголоид точно обрел скелет, встрепенулся, выпрямился, крутнул в сторону Кошмарика головой:

– Эй, соплевич! А хочешь я тебе сейчас на лицо сяду?! Я просто старую дуру напугать хотел, а заодно просмотреть думал, что там наши чилдрены делают. Тебе кто разрешал меня за ноги хватать?! Замочу сейчас!

Но расходившегося монголоида живо приструнил блондин:

– Эй, френд, не кати бочку на киндера. Ты ведь здесь гость, а они хозяева. Лучше давайте познакомимся, а разборки оставим на потом. Меня, к примеру, Флажолет зовут, а френда моего Смычком называют. Ну, я его по-френдовски Смыком зову, а он меня – Флэгом. А тебя, приятель, как пэренты назвали?

– Володей, – мрачно отозвался Володя, с горестью осознававший, что они порядочно влипли, заимев на борту «Стального кита» таких «френдов».

– Ну, Володя – это слишком длинно, – растягивал щеки в противной улыбке тот, кто назвал себя Флажолетом. – Я тебя, киндер, буду Волом называть или кэптаном. Ты ведь здесь за главного, я вижу?

– Да, я – капитан и к тому же владелец подводной лодки. Только если ты хочешь со своим Смыком плыть на нашей лодке, то потрудись хотя бы половину обещанных баксов дать вперед. Чтобы деловой разговор у нас с тобой вышел. Я «зайцем» никого не повезу! – категорично заявил Володя.

Монголоид, носивший странное имя «Смычок», недовольно заворчал, но Флажолет прервал это ворчание резким жестом руки и, наклоняясь над сидящим Володей, вкрадчиво сказал:

– Вол, у меня пока баксов нет, но есть очень кайфовый товар. Я скину его в Питере и тут же выдам баксы. А если вариант такой тебе не в лом, то можно уговорить тебя другим манером.

И Флажолет вдруг выхватил из кармана своей куртки нож приличных размеров, лезвие которого покоилось в кожаном чехольчике. Флэг в одно мгновение обнажил клинок и поводил отполированным до зеркального блеска лезвием перед носом струхнувшего Володи.

– Вот видишь, сувенир в Финляндии купил, национальный вид оружия. Будешь много кукарекать, горлышко твое – чик-чик.

Но тут раздался голос Смычка, в котором так и булькал, так и переливался смех, готовый бурным потоком вырваться наружу:

– Флэг, убери свою железку. Тут кое-что покруче есть! Я же говорил тебе, что эти чилдрены – ребята с наворотами! Гляди-ка!

Конечно, Кошмарика, бросавшего где попало сумку с автоматом и крестами, можно было бы назвать просто придурком. Но какое право имел залезать в нее Смычок, сидевший-сидевший в позе резинового Будды, а потом и запустивший руку в сумку, что стояла брошенная рядом с ним. Велико же было изумление Смычка, когда он нащупал в ней автомат.

– Гляди-ка, Флэг! Вот о какой пушке говорили эти чилдрены в магазине, когда я старуху пугал. Крутые такие чилдрены, со стволами ездят! Вишь?!

Флэг взглянул на поднятый Смычком автомат, удовлетворенно улыбнулся и сказал:

– Ну, я просто в отпаде! Какому богу мне нужно молиться, благодаря его за такое счастливое знакомство! Думаю, мы с этими чилдренами будем одну и ту же песню лабать! А теперь, Вол, давай жми на все педали – мы в Рашу очень хотим!

Володя, злой, расстроенный, униженный, смотрел на зеленовато-серую муть воды, облепившую стекло иллюминатора, и вдруг, будто лопнули путы, стягивающие его волю, заговорил:

– Так вот послушайте! Капитан на подводной лодке – я, и приказы здесь отдавать буду тоже только я! Если вы не хотите, чтобы я сейчас поднял лодку на поверхность и сдался финской полиции, то должны молчать и подчиняться только мне! Я в Финляндии ничего плохого не сделал, и мне нечего бояться. Ни мне, ни моим друзьям! Я еще требую не называть нас чилдренами! Не будете исполнять требований, принятых на «Стальном ките», я всплыву наверх и буду ждать, пока поблизости не пройдет какое-нибудь судно. Тогда я постараюсь избавиться от вас, не сомневайтесь! Если еще раз станете пугать своей финкой, затоплю субмарину вместе со всем экипажем! Я здесь хозяин!

Удивительно, но Володя произнес свою длинную гневную речь совершенно уверенно, не сбиваясь, не путаясь. Убеждение в своей правоте руководило им, и Кошмарик и Иринка (особенно она) просто любовались и гордились Володей. А Флажолет со Смычком так и разинули рты от изумления, до того неожиданным показалось им это дерзкое заявление «соплевича и киндера».

– Ну, ты крутяга, Вол! – сказал блондин, присаживаясь рядом с Володей на сиденье. – Оф кос, ты здесь натуральный капитан, и мы со Смыком будем тебе хелпать , не сомневайся. Только полис не надо звать – в этом нет никакого кайфа. Ну хочешь, Смык тебе палубу надраит?

– Не нужно ничего драить! – отказался Володя. – Сядьте там, на койках. Кошмарик вам потом покажет, как пользоваться туалетом. Еду вы с собой взяли?

– Ой, нет, френд, не рассчитывали на долгий трэвл . А это ништяк, что у вас дабл есть, ништяк. Мне уже надо… Впрочем, у нас не жориво с собою, а такая вещь уматная есть, что никакой еды не понадобится. Если хочешь – попробуешь, пионером будешь… – И Флажолет захохотал, но теперь как-то почти беззвучно, с сумасшедшинкой.

«Странные какие мужики, – пожал плечами Володя. – Может, они на самом деле психи? Вот это путешествие будет!» Впрочем, нужно было отплывать. «Стальной кит» уже минут пятнадцать стоял на месте. Володя, не обращая внимания на новых пассажиров, занялся подготовкой к отплытию: посмотрел на стрелку гирокомпаса, определил глубину, прощупал пространство по направлению предполагаемого курса гидроакустической системой. «Стальной кит» должен был пойти в том самом направлении, в каком подходил к Финляндии. Километра полтора Володя решил плыть под водой, опасаясь преследования, а потом задумал подняться на поверхность и идти в надводном положении до пограничной зоны. Затем – опять зарыться в глубь этой серо-зеленой воды, чтобы вынырнуть уже в российских территориальных водах.

Был вечер, значит, истекли всего два дня с тех пор, как «Стальной кит» соскользнул со стапеля в Шкиперском протоке. «Господи, неужели прошло только два дня? – подумал Володя, и сердце его на мгновение, как показалось мальчику, перестало биться. – Как много произошло событий, словно я прожил целую жизнь!»

Но предаваться мечтаниям и размышлениям больше не было времени. Требовалось пересечь государственную границу в короткие часы белой северной ночи.

 

ГЛАВА 14

МОРСКИЕ СТРАСТИ

Нет, Володя почти не смотрел в иллюминатор. Зачем? Разве увидишь что-нибудь в этом зеленом киселе? Держал руки на штурвале и следил за приборами, боясь ткнуться в дно или, наоборот, выйти на поверхность. Была еще опасность задеть за днище больших кораблей, близкое присутствие которых регистрировала гидроакустическая система. Но Володя стремился держаться в стороне от фарватера, и вскоре, уйдя к юго-востоку от Хельсинки, корабли стали проходить мимо все реже. «Через пятнадцать минут поднимусь», подумал Володя и позволил себе обернуться, чтобы посмотреть на то, чем заняты его друзья и «френды».

Являлись ли Флажолет со Смычком психами, которым место не на борту подводной лодки, а в лечебнице для душевнобольных, или они попросту были очень впечатлительными людьми, Володя не сумел разгадать, однако вели они себя как ненормальные. Во-первых, плавание под водой, конечно, привело их в неописуемый, какой-то младенческий восторг – так не ликовал даже Кошмарик, когда «Стальной кит» начал подводный вояж. Едва подлодка, влекомая вперед винтами, стала двигаться, Флажолет и Смычок завопили, затопали, даже заплясали, и субмарина заметно принялась качаться. «Френды» то и дело подбегали к бортовым иллюминаторам, смотрели в них и ревели от восторга, когда какая-нибудь рыбешка подплывала близко к стеклу, как видно, для того, чтобы посмотреть на дурацкие рожи Смычка и Флажолета.

– Гляди-ка, фиш плывет! – орал Флэг, а Смык стучал по стеклу и говорил рыбе:

– Ути, ути!

Подбегали они и к Володе, не убиравшему рук со штурвала, хлопали по плечу, тормошили, даже целовали, просили дать им покрутить баранку, потом запели не в лад и нестройно битловую «Еллоу сабмарин» и снова плясали. Володя и Кошмарик, как могли, успокаивали их, просили не мешать вести «Стального кита», но «френдам» было наплевать на урезонивания – они совершенно взбесились.

Однако спокойствие охватило их так же внезапно, как и буйство, они перестали прыгать и орать, стали какими-то сосредоточенными, мрачными, сели на подвесную койку и принялись расспрашивать у Кошмарика и Иринки, которую они называли «гёрлицей», откуда-де они держат путь да кто сделал такую чудесную подводную лодку, сколько человек она может принять на свой борт и сколько тонн груза перевезти. Кошмарик поведал Флажолету и Смычку историю странствий «Стального кита», не рассказав, конечно, ни о подводных поисках сокровищ, ни о встречах с конкурентами и живодерами. Просто сказал, что субмарину сделал Володин папа, и они отправились кататься по заливу, а потом неожиданно для себя, заблудившись в подводном тумане, пересекли государственную границу.

– Ну, стебки! – хохотал Смычок. – Лохами прикинулись! Заблудились, видишь ли! Так мы вам и поверили! А пушку автоматическую вам тоже фазер сделал? А кресты германские на дороге, скажете, нашли, а?

– Нет, Смык, ты подожди, – одергивал «френда» Флажолет, – ты в чужое дело не вписывайся. Чилдрены, по всему видно, деловые, так и не суйся без вазелина туда, куда голова не пролазит. Захотят киндеры – сами все расскажут. Они ведь лайф уже понимают.

– Много они там понимают! – ворчал Смык, кося на Иринку свои монгольские глаза. Девочка не нравилась ему уже потому, что не желала отвечать ни на один из его вопросов, да и вообще выражала всем своим видом полное презрение к его персоне.

– Знаете, нам просто… просто свободы захотелось, – заговорила вдруг Иринка взволнованно, будто не желая, чтобы эти дурные (не сомневалась она) люди думали, будто и она принадлежит к разряду дельцов, понимающих «лайф».

Тут уж ржать пришлось Флажолету, который был поразвитей и посообразительней своего «френда»:

– Ого! Видали, свободы им захотелось! Прикольные такие телеги катают чилдрены! Да где вы ее решили искать, свободу эту? У чухны, что ли? Да они ведь всю свою демократию, то есть свободу личности, только благодаря несвободе и сумели построить. Там куда ни кинь – везде капканы для человека, который свободным стать захотел: того нельзя, этого нельзя, тут стоп и там – проходу нет. На дисциплине, то есть на несвободе, весь их рай и держится! Чуть станешь в сторону крутить – сразу нос в дверях прищемят. Нет, в Раше, то есть в России, сейчас лучше: беспредел полный, свобода настоящая, что в голову взбрело, то и делаю. Хотя тоже дрянь, потому что для рашинской свободы большие кулаки иметь надо и много баксов в кармане у того и свобода, кто киллеров нанять может, да еще свою персону за баксы кандидатом в парламент выставить. А вы в банку консервную забрались и думаете, что свободными стали. Да вы просто, киндеры малые, оттяжниками стали. Впрочем, мне в вас это нравится, только мы теперь вашу «Еллоу сабмарин» по-другому использовать будем. Вы еще всего торча от своей подлодки не испытали, не так ее использовали, без мазы.

– А как надо? – притворился дурачком Кошмарик.

– Как? – растягивал резиновые щеки Флажолет. – Один хороший товар возить будем, очень кайфовый товарец. Обломный челнок из вашей субмарины выйдет: Питер – Хельсинки, Питер – Стокгольм, Питер – Таллинн.

Кошмарик, в голове которого блеснула догадка, все с тем же глуповатым видом спросил:

– Товарец-то какой? Стволы, что ли?

Поросшие щетиной щеки Флажолета сморщились в презрительной улыбке:

– Нет, киндер, стволы – дешевка, нецивильняк. Гораздо круче есть товар, на который в Питере сейчас покупатели как мухи на варенье налетят.

Смычок, тупо молчавший до этого, прервал словоизлияния Флажолета, строго сказав:

– Ты что, ошизел? Чего разбурузделся? Смелый какой!

– А чего мне бояться? – фыркнул Флэг. – Чилдрены свои в доску, к тому же они на нас теперь со своей субмариной работать будут! Слушай, подмигнул Флажолет Леньке, – как там тебя твои френды зовут, Кошмарик, хочешь кайф заиметь обломный?

– От чего это? – спросил Кошмарик, хотя сознание подсказывало ему, о чем говорит Флажолет.

– Да от одного порошка, – почти шептал Флажолет, не желая, чтобы слышала Иринка. – Пойдем, пойдем со мной вот туда, в уголок.

И Флэг, противно улыбаясь, потащил Кошмарика за рукав туда, где работал дизель. Кошмарик, заинтересованный, последовал за Флажолетом.

– Вот здесь, здесь тебе в кайф будет, пионером станешь, в Катманду съездишь – город есть такой, очень далеко, но очень кайфовый город, где одни лишь счастливые люди живут, свободные люди. Садись, садись на пол, как я, – уселся Флажолет на корточки и тащил Кошмарика за полу куртки, приглашая его сделать то же самое. – Сейчас ты тоже счастливым и свободным будешь, будешь…

– Что вы хотите делать?! – спросила подошедшая Иринка, чуть не плача. – Отстаньте от него! – потребовала девочка от назойливого Флажолета, но тут к ней подошел Смычок, взял под руку и увел, сказав при этом:

– Чего тебе? У твоего френда хэд болит, и мой френд его хорошим средством полечить хотел.

А Володя и не видел того, что Флажолет с Кошмариком уединились. Тем временем Флэг уже вытащил из кармана куртки какой-то бумажный пакетик, с трепетом, будто глубоко верующий человек прикасается к святым мощам, развернул его и сказал Леньке, зачарованному манипуляциями Флажолета:

– Подставь ладошку, я насыплю тебе кайфа!

Кошмарик, точно он был загипнотизирован, машинально перевернул кисть руки, подставляя ладонь, и Флэг с плотоядной улыбкой и мутным взглядом полупомешанного высыпал из пакетика на ладонь Леньки немного белого порошка.

– Ну вот, ну вот, тебе на первый раз хватит, – говорил он при этом. К носу поднеси, втяни в себя, и все будет клёво, как в Катманду…

Рука Кошмарика, точно это была и не его рука, поднялась к лицу, и Ленька, как требовал того «наставник», втянул в себя тонко измолотый порошок, не имевший никакого запаха.

– Ну и что теперь? – в полузабытьи спросил Кошмарик. – Никакого кайфа…

– Жди, жди… – все улыбался Флажолет. – Сиди, сиди…

И Кошмарик сидел, прислонившись к железному корпусу подлодки, и Флажолет тоже сидел. Сидеть было хорошо, спокойно. Тихо урчал двигатель, корпус субмарины слегка трясло, точно «Стальной кит» захотел убаюкать Кошмарика. Потянуло в сон, но в последнее мгновение перед тем, как закрыть глаза, Ленька повернул голову и увидел, что спит не только сидящий с ним рядом Флажолет, но и Смычок, улегшийся на койку, спит Иринка, свернувшаяся калачиком на другой койке. Но что самое страшное, спал и Володя, отпустив баранку штурвала и разместившись в кресле капитана.

«Да что же это такое! – подумал Ленька, с трудом раскрывая глаза. Эти пусть себе спят, но Володе спать нельзя! Он же рулевой! Мы погибнем без капитана!»

И Кошмарик, превозмогая желание уснуть, цепляясь за выступы в корпусе, поднялся на чугунные ноги. Еле-еле передвигая их, Кошмарик направился к капитанскому креслу, а когда подошел, стал трясти друга, даже щипать его, желая разбудить. «Проснись! Проснись! – говорил Кошмарик. – Мы погибнем! Натолкнемся на что-нибудь, утонем!» Но ничего не помогало – Володю будто кто-то опоил сонным зельем. Тогда Кошмарик бесцеремонно столкнул Володю на пол и сам уселся в кресло и взялся за рычаги. Теперь ему не хотелось спать, потому что чувство долга перед теми, кто был на борту «Стального кита», вновь вселило в Леньку бодрость. Он выправил субмарину, которая еще две минуты назад была готова врезаться в илистое дно залива. Теперь «Стальной кит» пошел точно по курсу, и Кошмарик буквально прилип взглядом к трапеции стекла иллюминатора. Вдруг впереди, метрах в пятидесяти от лодки, что-то зашевелилось, будто зелено-бурые водоросли заволновались от движения воды.

Кошмарик пристальнее вгляделся в тьму водной стихии, но теперь шевелящееся нечто не казалось ему водорослями: вот сверкнул чей-то глаз, показались ноздри расплюснутого носа, раскрытая пасть с огромными зубами выглядела бездонным жерлом, в котором мог исчезнуть целый корабль, а не то что малютка «Стальной кит». Теперь Кошмарик ясно видел, что навстречу субмарине, колыхаясь страшным, уродливым телом с шипами и отростками, с бородавками и рубцами, двигалось чудовище. Пасть его то открывалась, то закрывалась, и даже через сталь корпуса подлодки Кошмарик слышал скрежет ужасных зубов подводного монстра.

«Откуда здесь такие? – некстати подумал Ленька. – А, понимаю, экология во всем виновата!» Но это глупое, неуместное рассуждение мгновенно улетучилось, оставив место бешено колотящемуся вопросу: «Что делать?! Сейчас чудовище проглотит нас!» Красная пасть монстра была уже совсем близко. Кошмарик даже видел большие бугры на языке чудовища, но в самый последний момент Ленька, потянув на себя штурвал, поставил горизонтальные рули подлодки так, что она резко пошла наверх, оставив зубастого дракона внизу. Но не успел Кошмарик с облегчением глубоко вздохнуть, как чудовище уже оказалось рядом с субмариной, и Ленька видел, как по левому борту, кося на него свои жуткие глаза, шевеля наростами, усыпавшими морду, плыло с разомкнутой пастью создание природы или самого Дьявола.

Но вот монстр, дважды вильнув длинным хвостом, резко повернувшись, снова оказался нос к носу со «Стальным китом». Пасть с длинными зубами была открыта, и подлодка могла быть через несколько мгновений проглочена, но Кошмарик опять потянул штурвал на себя, увеличил скорость подводного судна, зная теперь, что хочет делать. «А посмотрим, – мелькнула в голове Леньки быстрая мысль, – крепкий ли у тебя глаз!» И тут же копьевидное острие, которым был оснащен нос «Стального кита», впился в правый глаз дракона, и из этого огромного, как уличный фонарь, глаза брызнула прямо на иллюминатор подлодки густая зеленая жидкость. Кошмарик готов был поклясться, что монстр покривился от страшной, нестерпимой боли, рванулся назад, по всему его телу прошли судороги, пасть часто-часто открывалась, зубы клацали и скрипели, субмарину сильно качало, так что Кошмарик едва держался в кресле. Но вот чудовище, сделав мощный бросок вперед с широко открытой пастью, обхватило переднюю часть «Стального кита» гигантскими челюстями, в иллюминаторе стало совсем темно, и скоро раздался треск, скрежет, сверху и снизу через пробоины в корпусе просунулись желтые зубы дракона, струями полилась вода, и Кошмарик, теряющий сознание от ужаса, до предела наполнившего его сердце, еще успел увидеть, как сплющивается под напором челюстей монстра железный корпус «Кита»…

Холодная вода привела Кошмарика в чувство. Он открыл глаза и вначале не мог понять, где он находится, – лежал Ленька на мягкой песчаной постели, а рядом с руками, ногами, головой, подобно змеям, шевелились длинные буро-желтые водоросли, вода со всех сторон облепила его тело, и только где-то далеко наверху еще теплился свет, с трудом пробивающийся через верхний слой воды. То, что он лежал на дне залива, Ленька понял не сразу. Вначале ему показалось, что его положили среди декораций и сейчас явится режиссер, актеры, которые примутся играть спектакль о жизни морских обитателей, где ему, Леньке, тоже найдется роль.

А лежать было так хорошо! Никогда Кошмарик не испытывал такой легкости, свободы, счастья. «Для чего мы суетились? – думал он. – Зачем нужен был “Стальной кит”, какая-то Финляндия? Правду сказал Флажолет о свободе, только что же он на самом деле сказал? Да и где субмарина? Где Володька, Иринка? Какой-то монстр разгрыз “Стального кита”, и все, наверное, погибли. Ну погибли, так и шут с ними. Что мне до них? Здесь так хорошо, такой кайф…»

Кошмарик поднялся на ноги и только сейчас удивился тому, что находится в воде, а между тем может спокойно дышать, будто стал рыбой. Да и сами рыбы то и дело сновали вокруг него, будто радуясь тому, что в заливе появился новый житель. Кошмарик, на сердце которого было радостно, спокойно, попытался было взять в руки одну рыбу, очень похожую на китайскую золотую рыбку, пучеглазую, с пышным хвостом, но рыбешка уплыла. «Ну и пусть себе плывет, – думал Кошмарик, – пусть живет. Я-то ведь живу, хоть и знаю, что утонул. Ну утонул, так и наплевать, зато как хорошо…»

Нет, когда Кошмарик шел по песчаному морскому дну, ему не было тяжело, потому что вода, точно воздух, совсем не мешала Леньке. Ее он просто не ощущал. «А куда я иду? – думал Кошмарик. – Может быть, к берегу, чтобы выйти на сушу? Нет, для чего? Чтобы опять пришлось убегать от всяких там живодеров, добывать рубли и баксы, кого-то обманывать. Нет, на землю, к людям, я больше не хочу, я останусь здесь и буду подводным жителем, стану свободным, как рыба. Да я уже и стал им…»

Вот странно: чем дольше шел Кошмарик, тем явственнее становились звуки какой-то разудалой, лихой мелодии. Кто-то наяривал на скрипке, а скрипке подыгрывал гнусаво и фальшиво кларнет, вовсю гремел бубен. Слышались даже чьи-то пьяные голоса, не в лад вторившие музыке и одновременно ругающиеся, зло и некрасиво. «Зачем здесь, в этом спокойном месте, музыка и голоса? Неужели я не один в заливе подводный житель и есть другие?» – подумал Кошмарик недовольно и вдруг, выйдя из ложбинки, где водоросли были густыми, как трава на поле, которую не косили все лето, увидел старую бревенчатую хибару с полуобвалившейся крышей. Единственное оконце дома тускло светилось, и Кошмарика вдруг сильно повлекло к этому живому, такому земному свету, хотя минуту назад он бы ни на что не променял свою свободу и одиночество.

Звуки доносились именно из этого открытого окна, и чем ближе подходил Ленька к хибаре, тем безобразней казался ему крик находящихся в доме людей, грубее ругательства и невыносимей нескладная музыка, но Кошмарика так и тянуло к открытому окну, так и тянуло. Вот он уже приблизился к низкому оконцу и осторожно, боясь, что его заметят изнутри, заглянул в хибару.

То, что увидел Кошмарик в помещении, заставило его в ужасе отпрянуть от окна – большая комната была полна мертвецов. Положив руки друг другу на плечи, они, встав в круг, отплясывали какой-то дикий танец, подпевая скрипке и кларнету, находившимся в руках полуразложившихся трупов, игравших между тем с азартом, с упоением, отбивая такт ногами. «Да что же это? – в страхе подумал Кошмарик. – Неужели это утонувшие люди? Так ведь я тогда таким же буду?!»

Пересиливая ужас и отвращение, Ленька снова заглянул в окно, чтобы получше рассмотреть облик тех, кто являлся его собратьями по подводной жизни. Похоже, в одной компании собрались те, кто утонул здесь давным-давно, несколько сотен лет назад, и те, кто пошел на дно совсем недавно. Увидел Кошмарик и рыцаря-крестоносца в ржавых доспехах, увидел моряков петровских времен, в ботфортах, в полуистлевших кафтанах, висевших на костях жалкими лохмотьями. Были здесь моряки в черных сюртуках, в кителях и бескозырках, среди которых лихо отплясывали и две женщины-скелета в длинных платьях, оборванных, с торчащим во все стороны морским усом. Нет, они не только танцевали, но еще то и дело подносили к своим ужасным, смеющимся ртам тяжелые кружки, прихлебывая то ли ром, то ли пиво.

– Смотрите! – поднял вдруг свою костистую руку один из скелетов. Смотрите, новенький к нам пришел!

Кошмарик, сердце которого колотилось громче, чем только что смолкший тамбурин, увидел, что скелет протягивал палец в его направлении, указывая товарищам именно на него, смотревшего из окна. И все разом кончили пляску и обернулись, желая рассмотреть «новенького». Леньке даже показалось, что все эти мертвые рты радостно, приветливо улыбались, ликуя по поводу неожиданного прибавления к их компании.

– К нам! К нам! – заорали вдруг мертвецы, вздевая вверх свои изъеденные водой руки, почти лишенные плоти.

– Сюда! Сюда! – горланили другие, и некоторые бросились к выходу, чтобы, как подумал Кошмарик, тащить его в помещение, причем в дверях произошла свалка, один ветхий скелетик оказался притиснутым двумя еще неплохо сохранившимися утопленниками. Он успел лишь крикнуть последнее: «Ой, больно как!» – и рассыпался, а другие, топча его кости, спешили выскочить наружу, и через несколько минут едва ли не вся мрачная компания окружила Леньку, который от ужаса закрыл глаза, до того страшно и противно было смотреть на весь этот мертвый подводный сброд.

Его повлекли в дом, хлопая по плечам в знак сердечного расположения, успокаивали, ободряли, набивались в приятели, предлагая табакерки, а кое-кто протягивал Кошмарику и тяжелые оловянные кружки. Вот Кошмарик уже был в зале дома, где музыка снова пригласила мертвецов к пляске, и утопленники закружились в танце с еще большим усердием, подхватили Леньку своими холодными костяными руками, заглянули ему в лицо, скаля в мертвых усмешках недвижные рты.

– А ну-ка рома, рома ему налить! – заверещал прямо над ухом Кошмарика какой-то плюгавый утопленник в фуражке флотского офицера времен Первой мировой войны.

И все загалдели, поддерживая это предложение, и вот уже Кошмарику протягивали высокую оловянную кружку. Ленька взглянул на того, кто подавал ему ром, и увидел, что это был тот самый Цыган с серьгами в ушах и с трезубцем на майке,

– Пей, пей, мажор! – улыбался Цыган, а Кошмарик, принимая кружку, с тоской смотрел на того, кто еще вчера был живым человеком. «Вот и он здесь, а такой смелый, сильный был, все ему подчинялись…»

Кошмарик поднес к губам кружку, думая, что у него сейчас перехватит дыхание от крепкого рома, но, как странно, в кружке ничего не оказалось, да и как на самом деле в ней могло что-нибудь быть налито? «А, все здесь играют, только притворяются веселыми и пьяными! Это актеры, ну так и я тоже актером буду!» И Кошмарик, запрокидывая назад голову, долго «пил» ром, а потом «выплеснул» остатки прямо на пол зала, а кружку лихо бросил Цыгану.

– Отличный ром! Знаю, ямайский! – громко сказал он и так сильно ударил по плечу одного скелета, что его рука, и так державшаяся на честном слове, отвалилась и упала на пол.

Многие утопленники рассмеялись, увидев это, но другие, в том числе и сам хозяин руки, вознегодовали. Послышался ропот, Кошмарика принялись обвинять в неучтивом обращении со старшими.

– Всего пять минут с нами, а уж дерется! – говорили одни.

– А наказать нахала! – советовали другие. – Тоже разобрать его на части!

Скелет же, потерявший руку, поднял ее с пола, стал прилаживать к плечу, просил дать ему хоть бечевки, но никто ему не помог, и тогда скелет с яростью швырнул руку прямо под ноги Кошмарику. А был тот скелет одет в обрывки красного камзола, поверх которого был повязан шарф. Длинная шпага в кожаных ножнах болталась привязанная к этому шарфу, и скелет, поцокав в гневе зубами, сохранившейся рукой выхватил из ножен шпагу, отсалютовал клинком Кошмарику и прошепелявил:

– Сударь, попрошу сейчас же дать мне сатисфакцию! Я вашего неучтивого обращения с моей рукой простить никак не могу!

Нет, Кошмарик ничуть не испугался этого тощенького дуэлянта, потому что не видел никакой опасности для себя в его хрупком, рассыпающемся на части теле, а поэтому гордо сказал:

– Да пожалуйста, я где угодно дам вам удовлетворение, если оскорбил, но ведь у меня нет шпаги!

– Найдите для него шпагу! – заорал вдруг нетерпеливый скелет, широко разевая свой черный рот. – Шпагу! Шпагу!

Мертвецы засуетились, зашумели в поисках оружия, и скоро на самом деле шпага отыскалась – ее вынули из ножен полуразвалившегося гренадерского офицера, лежавшего в углу, где он или притворялся сильно пьяным, или на самом деле отдавал концы. Кошмарик принял шпагу, деловито потрогал ее кончик – острый ли? – согнул клинок, пробуя его упругость. Рукоять была удобной – так и ложилась в ладонь, поэтому можно было начать бой, и мертвецы, видя Ленькину решимость дать удовлетворение их собрату, расступились, освобождая середину зала, на полу которого так и осталась лежать костлявая рука несчастного скелета.

Ленькин противник, поддав свою валявшуюся на полу руку ногой, обутой в ветхий ботфорт, занял позицию. Кошмарик, внимательно следя за каждым движением скелета, сделал то же самое, и вот уже рука мертвеца со шпагой взметнулась вверх, потом рукоять шпаги опустилась к подбородку черепа, и Кошмарик, понимая, что скелет приветствует его, сделал то же самое, чем вызвал гул одобрения среди утопленников, внимательно наблюдавших за началом поединка.

И вот клинки скрестились, и Ленька сразу же понял, что имеет дело с опасным и очень опытным противником. Несмотря на свой неважный вид, скелет наступал энергично, применяя хитрые финты, обманные движения, выпады. Старичок при этом кряхтел, стучал зубами, потому что нижняя челюсть его клацала сама по себе, когда скелет не в меру ретиво топал ногами. Между тем утопленник успевал говорить, будто давая команды самому себе:

– Делаю фланконаду, а сейчас – терс, а вот квинта, туше!

Кошмарик, никогда в жизни не державший в руке шпагу и только в раннем детстве дравшийся с сопливыми сверстниками на палках, отступал, увертывался, как мог, надеясь лишь на свою ловкость да еще на то, что его противник от сильного напряжения мог в любую минуту развалиться, до того худо держались в суставах его конечности. Кошмарик все хотел изловчиться, нанести врагу удар, будучи уверенным в том, что даже слабое прикосновение стального клинка к старым костям разрушит скелет, но нет – шпага Леньки все время была отбиваема в сторону молниеносными ударами шпаги противника. Зрителям, вначале ликовавшим от азарта, понемногу стало надоедать затянувшееся зрелище. Уже слышались возгласы: «Да прикончи ты его, Ланжерон! Проучи щенка!»

И скелет как будто внял призывам зрителей. Его шпага замелькала перед глазами Леньки так быстро, точно лопасти вентилятора, и Кошмарик уже не мог парировать ее удары. Глаза скелета смотрели в его глаза с ужасающей пустотой, за которой, знал мальчик, скрывалась звериная ярость.

– Вот квинт, вот терс! – отдавал скелет команды своей руке. – Вот дегаже, а вот – конец!

И в тот самый момент, когда противник Леньки заканчивал произносить последнее слово, тело Кошмарика пронзила страшная боль, от которой хотелось кричать, но крика не получилось. Зато мерзкие утопленники исчезли, и он остался лежать на грязном полу подводного дома совсем один. Но вдруг откуда ни возьмись явилась мать Кошмарика, положила свою прохладную руку на его пылающий лоб и, растягивая слова, точно причитала, заговорила:

– Ле-о-онечка, домо-о-й возвращайся! Совсем ты нас с батей в своем Питере заб-ы-л! А мы соскучились по тебе, и батя твой водку теперь не пьет…

Сказала – и исчезла, и больше ничего уже не являлось Кошмарику, и его разум, заплутавший в темном лесу кошмара, долго выбирался из дебрей галлюцинации, чтобы вновь обрести ясность и чистоту.

– Ну чё, не по кайфу разве получилось? – нагнулась над Кошмариком какая-то рожа, шириною, как казалось Леньке, с сиденье стула.

– Передозняк у чилдрена, – отозвался чей-то равнодушный голос. – Да ничего, отойдет…

Но тут в разговор ворвался звонкий голос Иринки, услышанный Кошмариком с сильной радостью, будто эта девочка была самым желанным и близким для Леньки человеком:

– Да вы чуть не убили его, наркоманы проклятые! Зачем вы давали ему наркотики?! Зачем вы вообще привязались к нам?! Вы подлые, грязные люди!

Но Флажолет только отмахнулся рукой:

– Ой, герлуха, не будь ты кайфоломщицей! Только твоих заморочек тут и не хватало! Не видишь, что ли, – парень кайф словил сильный?

Кошмарик, уже совершенно обретя сознание и дар речи, заговорил, чувствуя, однако, что язык ворочается у него во рту как тяжелое весло в руке неумелого гребца:

– Ты врешь, Флэг, я никакого кайфа не словил – мне было очень плохо, и не предлагай мне больше свое дерьмо поганое, засунь его к себе в задницу…

– Ну ты, чилдрен, глохни-ка! – кинулся Смычок ко все еще сидевшему на полу Кошмарику и схватил его за воротник у горла. – Хочешь за борт прыгнуть?! Так я тебе могу устроить веселенький заплыв на несколько километров, до берега!

Но Кошмарик, который был глубоко уверен в том, что ничего более страшного, чем подводный дом с мертвецами, ему в жизни больше не увидеть, небрежно отмахнулся:

– Плевал я на твой заплыв, иди ты!

Потом Ленька поднялся и пошел к Володе, который сидел за штурвалом, положив на баранку руки. Только сейчас Кошмарик заметил, что мотор «Стального кита» не работал и подводная лодка качалась на поверхности залива, вода которого серебрилась лунным светом, – прямо над иллюминатором, подвешенная на сером небе июльской ночи, красовалась полная луна.

 

ГЛАВА 15

«ЛЕТУЧИЙ ГОЛЛАНДЕЦ»

– Слушай, иди ты подальше, я с тобой и разговаривать не хочу! сбросил Володя руку Кошмарика, когда тот осторожно положил ее на Володино плечо.

– С чего это? – виновато посопел носом Ленька, понимая, что виноват.

– Ты разве не видел, чего они тебе суют? – строго спросил Володя.

– Видел, – тихо ответил Ленька.

– Ну так какого ж черта нюхал?! – вспылил Володя. – Что, попробовать хотел? Не знал, что с тобой случиться может? А если бы на тот свет отправился, придурок ты этакий?!

Кошмарик не ответил – только виновато сопел, а потом промолвил:

– Знаешь, я никогда в жизни это дерьмо пробовать не буду. Они, гады эти, говорили, что я свободу получу, почувствую то есть, а какая там свобода, когда я чуть не подох от страха – такое привиделось. Знаешь, мне вообще кажется, что мы с твоей подводной лодкой в большую несвободу вмазались… Ну а ты-то как тут? Где мы сейчас?

Володя не хотел отвечать, потому что не переставал злиться на Кошмарика, но спустя минуту сказал:

– Где-где – в наших водах. Ты ведь несколько часов без сознания был, кокаина нанюхавшись. Эти сволочи тоже балдели, дурью своей то ли обкололись, то ли нанюхались, вот и пришлось мне с Иринкой педали крутить. Устали сильно… Сейчас я спать лягу, тебе же за помощь большое спасибо, удружил.

Кошмарик очень серьезно сказал:

– Вольдемар, обещаю тебе, что больше никогда…

– Ладно! – махнул рукой Володя. – Давай теперь подумаем, – зашептал он совсем тихо, притягивая Леньку к себе на сиденье, – как нам от этих паразитов избавиться. Ты слышал, наверное, что они из «Стального кита» челнок решили сделать, чтобы под водой из страны в страну наркотики возить?

– Слыхал, – кивнул Кошмарик. – Так мы, выходит, на них работать будем?

– Похоже, они на самом деле рабами нас своими сделать решили, почесал Володя затылок. – Только ничего у них не получится – при первом же удобном случае я «Стального кита» уведу и их на мели оставлю. Убежим от них…

Кошмарик с сомнением покачал головой:

– Трудно это сделать. Теперь они за нами секу устроят, следить будут. Как от них отмажешься?

Вдруг на плечи Володи и Леньки легли чьи-то руки. Мальчики обернулись и увидели Флажолета, который тихо подошел к ним со спины и даже наклонил к их головам свою голову.

– О чем это наши чилдрены шепчутся, а? Не иначе как план какой-то разрабатывают. Уж не думаете ли вы, что от нас так легко отделаться можно? Нет, ребятки, нам с вами еще подружить придется. А чего? Поживем вместе подружимся, френдами будем, баксы будем делать или, как хотите, в одну копилку складывать будем. Дело наше только начинается! Ты, Вол, сегодня ночью показал себя молотком, молодцом то есть. И субмарина твоя ништяковая. Надо же, границу безо всякого таможенного досмотра прошли. Да вашей подводной лодке цены нет! Мы скоро ее позолотим, потому что клевые дела на ней делать будем!

Но Володя решительным тоном прервал восторженные словоизлияния Флажолета:

– Ты ошибаешься, Флэг! Наркотики на «Стальном ките» мы возить не будем! Да и вряд ли мы с вами подружимся – нам ваши рожи наркоманские не нравятся!

Тут к ребятам подлетел Смычок, монгольские глаза которого от раздражения превратились в узенькие щелочки. Заорал:

– Флэг, замочи их, чилдренов этих! Чего они над нами стебаются?! Фэйсы им, видишь ли, наши не нравятся!

Но Флажолет, который был поумней своего напарника, только улыбался:

– Нет, Смык, никого мы мочить не будем, потому что нам с этими малышами еще долго дружить придется. А как же? Разве нам не нужна команда? Им, конечно, может не нравиться наше присутствие на их субмарине, но нам на это в высшей степени наплевать. Теперь «Стальной кит», как они называют свою субмарину, стал нашим домом, и никуда мы отсюда не свалим. Важно только договориться: или Вол учит нас с тобой судовождению над водой и под водой и после этого все могут быть свободны, могут отправляться на берег к мамам, или Вол остается с нами за механика и штурмана, а другие могут быть свободны.

Володя, услышав о таком предложении, в глубине души страшно вознегодовал, но сдержал свою ярость, сумев сказать довольно спокойно:

– Во-первых, научить вас пользоваться субмариной очень сложно…

– Мы что же, такие придурки, по-твоему? – перебил Володю Смычок, который, как видно, с детства испытывал чувство ущербности.

– Нет, нет, – поспешил Володя заверить Смычка. – Просто это очень сложное дело, ему нужно учиться, долго учиться. Вот, к примеру, гирокомпас – очень хитрая вещь. Вот навигационные карты, инструменты. Вот гидроакустические приборы. Я два года под руководством своего отца учился плавать на «Стальном ките»; когда лодка еще была не построена – по руководствам учился, а вы хотите освоить судовождение подводного корабля за короткий срок – не получится. И в одиночку я тоже не могу субмарину водить, потому что Кошмарик, друг мой, мне помогает, когда нужно ночью плыть. Разве можно его прогонять?

Уверенный тон Володи, казалось, убедил френдов, которые, быстро и тихо переговорив друг с другом, дали ответ.

– Ладно, пусть будет по-вашему, – сказал Флажолет, – чтобы какого-нибудь стремака не получилось. Поплаваем покуда вместе, а потом видно будет.

А Володя, увидев, что его послушались, добавил:

– Только приема наркотиков на моем судне не будет! Я не хочу пойти на дно!

– Не на твоем судне, а на нашем, – с фальшивой мягкостью поправил Флажолет. – Ты, Вол, у нас на службе, а судовладельцами мы со Смычком являемся.

Нет, Володя не стал спорить. Он проглотил обиду, но твердо решил про себя, что при первой счастливой возможности он отделается от новых «хозяев» подлодки.

А луна с серого неба, ставшего розоватым, пропала, вода залива тоже порозовела, будто на ее поверхность выплеснули малинового соку. Утро, уже российское утро, застало «Стального кита» километрах в пятнадцати от берега, как думал Володя, не знавший твердо, где находится подлодка. Впрочем, ему сейчас было все равно: попав в руки торговцев наркотиками, он не был свободен в выборе плана действий, а ведь нужно было хотя бы дать знать родителям о том, что они живы и здоровы.

– Ну что, чилдрены, – радостно гомонил Флажолет, довольный тем, что попал в Россию. – За переезд вам спасибо, как и обещал, расплачусь с вами твердой валютой, а пока давайте кофейку подринкаем. Я уж нащупал в вашей сумочке кофе!

Кошмарик молча пошел готовить кофе, но его остановила Иринка, сказавшая:

– Я приготовлю завтрак, не беспокойся. Должна же я хоть что-нибудь делать на подводной лодке.

– Да, герлушка, приготовь, – потирал руки Смычок, – а то после тащилова хавать хочется.

Иринка вспылила:

– Во-первых, не смейте меня называть герлушкой! Я вам никакая не герлушка! Во-вторых, я совершенно не понимаю вашего языка! Вы не как человек разговариваете, а как… как ненормальный! Вам не стыдно так говорить?!

Смычок, грубый, недалекий человек, однако, смутился. Он всю свою жизнь прожил с тайным подозрением, что является неудачником, что природа его обделила, а поэтому нужно во что бы то ни стало на каждом шагу доказывать людям полное пренебрежение к ним. И жаргон, которым он пользовался на каждом шагу, позволял Смычку быть мудренее, непонятнее, а потому выше других людей.

– Ничего мне не стыдно! – отрезал Смычок, но сильно покраснел. Впервые за последнее время ему отчего-то стало неловко. Флажолет, слышавший возмущенные слова Иринки, тоже подумал, что надо бы поменьше спикать на сленге. Ирина, неожиданно для этих испорченных людей, вдруг стала вроде зеркала, в котором Флажолет и Смычок увидели свои некрасивые физиономии.

Завтракали сидя на койках. Вкусная пища, купленная Володей и Кошмариком в хельсинском «центруме», оживила «френдов», и они, не стесняясь ребят, живо обсуждали свои планы: говорили о том, что за пару дней скинут товар и снова пойдут в Хельсинки, но потом Финляндия показалась им неподходящим местом для приобретения новой партии товара. Стали думать о подводном путешествии в Швецию, и Флажолет спросил у Володи:

– До Стокгольма твоя галоша дотянет?

Володя обиделся за галошу, хотел было сказать, что если запастись большим количеством топлива, то с учетом работы двигателя на аккумуляторах и на педальном ходу «Стальной кит» вполне может осилить расстояние от Питера до Стокгольма. Но Володя подумал, что нужно возразить.

– Нет, ты что, Флэг! – насмешливо произнес он, разжевывая твердую, как подошва, колбасу. – Во-первых, горючего пришлось бы взять столько, что лодка с места бы не сдвинулась. Во-вторых, запас кислорода ограничен – мы не более часа под водой сидеть можем…

– Но мы ведь дольше сидели, когда из Хельсинки плыли! – свирепо взглянул на Володю Смычок. – Продинамить нас хочешь?

Да, Володя понял, что дал маху, поэтому пришлось исправить неловкость:

– Ну, я имел в виду то, что мы большую часть запаса использовали, на длительное путешествие не хватит.

– Ничего, – серьезно сказал Флажолет, – в Питере, когда скинем товар, я тебе сколько угодно и кислорода, и водорода, и всяких других нужных нам вещей куплю. И топлива много тоже брать с собой не нужно, потому что можно и в пути заправиться – у чуваков каких-нибудь на корабле купить. Так что готовься к большому плаванью, Вол. – А потом обернулся к Кошмарику и Иринке: – А вы хотите в Стокгольм?

– Чего мне там делать, в вашем Стокгольме! – как можно более равнодушно постарался ответить Кошмарик, хотя ему страшно хотелось побывать в Швеции. – Хватит с меня и Хельсинки с их наркотой.

– Мне тоже не хочется туда плыть, – сказала Иринка. – С такими субъектами, как вы!

– Компания ей наша, видишь ли, не подходит! – проворчал Смычок, а Флажолет отнесся к словам Иринки с улыбкой, сказав:

– А напрасно, напрасно, Ирочка. Мы бы могли устроить тебя в Стокгольме в одном прекрасном месте, где ты никогда бы не нуждалась в деньгах. Там есть шикарные места…

Володя сразу догадался, о чем говорил Флэг. Руки мальчика затряслись так сильно, что пришлось покрепче сцепить пальцы, чтобы остановить дрожь.

– Что, на притон намекаешь? – спросил Володя с негодованием. – На кабак какой-нибудь?

Флажолет не ответил, зато вместо него буркнул Смык:

– Ну а хоть бы… Чем не место?

А люк «Стального кита», покуда команда субмарины и пассажиры завтракали, был распахнут. Снаружи было свежо – за ночь погода успела перемениться, подул сильный северный ветер, обрывки которого залетали в трюм подлодки, принося с собой сильный запах воды и водорослей. Смычок, позавтракав и не поблагодарив Иринку за еду, полез по трапу наверх, чтобы, как видно, глотнуть свежего воздуха, но едва он высунулся из люка, как тут же нагнулся, чтобы сообщить:

– Эй, смотрите-ка! Прямо на нас судно правит!

Флэг вскочил на ноги, безо всяких церемоний сдернул Смычка вниз, взобрался на трап и сразу же воскликнул:

– Под воду! Вниз давай! Это полис, полис!

Володя, к которому, как видно, и относилось «вниз давай», ничего не понимая, не знал, что предпринять. Поначалу он решил узнать, что все-таки происходит, а поэтому взобрался по трапу наверх и встал рядом с Флажолетом, пригнувшимся книзу от сильного страха. Выглянув наружу, Володя увидел, как метрах в двадцати пяти со стороны кормы «Стального кита» на субмарину на самом деле надвигается какое-то судно – большущий катер белого цвета. Но странно – Володя не услышал шума его мотора, и мальчику сразу же показалось, что катер двигался к «Стальному киту», подгоняемый ветром. И тем не менее, чтобы избежать столкновения, нужно было предпринять маневр, уйти с курса движения катера.

Соскочив с трапа, Володя бросился к креслу капитана и, не включая двигатель, а лишь пользуясь педалями и вертикальным рулем, отвел субмарину немного в сторону. Минут через пять в лобовом иллюминаторе забелел борт приблизившегося почти вплотную катера.

– Да что они там, шизанулись, что ли! – выказывая сильное нервное возбуждение, крикнул Флажолет. – Заснули, наверное!

– Или обкуренные все, – глубокомысленно заметил Смычок, глядя через стекло иллюминатора на борт катера.

– Да, странный какой катер, – покачал головой Володя. – Ну, если спать легли, так могли же и на якорь встать – есть на таких катерах якоря.

А Кошмарик ничего не говорил. Он только взобрался на трап, высунул из люка голову, пару минут вглядывался в очертания судна, стоявшего метрах в пяти от «Стального кита», а потом, спустившись к озадаченным френдам, не знающему, что делать, Володе и встревоженной Иринке, сказал:

– А я знаю, чей это катер.

– Чей? Ментовский?! – не сдержался Смык.

– Нет, деятеля одного, Цыгана…

– Это что еще за Цыган? – настороженно спросил Флажолет.

– Да шустрый такой мэн, – как бы нехотя ответил Кошмарик. – Подводным плаваньем на заливе занимается. С затонувших кораблей всякие ништяковые вещи достает.

Флажолет уважительно покачал головой и заявил:

– Да, крутой мэн, только что ж это он свой катер без руля бросает? Не нравится мне все это, да и почему он прямо к нам подплыл? Случайно, что ли?

– Кажись, случайно, – с таинственной ухмылкой сказал Кошмарик, стараясь при этом прикусить свои отчего-то прыгающие губы. – Вроде нет там никого на этом катере, или поубивали их всех. И плавает катер Цыгана как «Летучий голландец». Слыхали о таком?

Предположение Кошмарика вселило во «френдов» страх, пожалуй, даже больший, нежели от возможности встретиться с полицией.

– Как же это, «Летучий голландец»? – растопырил толстые губы Смык.

– Да так, – сказал Кошмарик, – у них в этом месте все на квадраты поделено: здесь – я под воду залезаю, а там – ты. Вот и мочат друг друга, если кто на чужое место сунется. Конкуренция!

Флажолет, однако, через минуту совсем успокоился, подскочил к иллюминатору и стал смотреть на молчащий невдалеке катер, о чем-то усиленно думая. Потом скомандовал Володе:

– А ну-ка, кэптан, подведи субмарину к самому борту этой посудины. Я хочу поговорить с вашим Цыганом!

– Ты чё! Ты чё! – затарахтел Смык. – Ошизел, что ли? Может, Цыган этот только и ждет, когда ты к нему подплывешь. Повяжут всех нас, товар отберут да еще лодку нашу, а нас всех в воду покидают!

– Не покидают! – смело сказал Флэг. – Я тоже кусаться умею!

И Флажолет, еще раз приказав Володе двигаться вплотную к катеру, достал из своей сумки «беретту» – автомат еще вчера был признан собственностью «френдов». Володя на педальном ходу подвел «Стального кита» к белому борту катера.

– У тебя есть молоток или что-нибудь тяжелое? – спросил Флажолет, забрасывая за спину автомат.

– Молоток вон там, в углу, в инструментальном ящике, – откликнулся Володя.

– Какие тут у тебя углы?! – разъярился взволнованный от предстоящей операции Флажолет. – В руки, в руки мне подай!

Володя безропотно подчинился, а Флажолет, высунувшись из люка, громко постучал молотком по борту судна. Прислушался, но ему ответило молчание. Постучал еще раз, громче, – и снова молчание.

– Да, точно замочили их там всех! – сообщил Флажолет, обращаясь к Смыку. – Давай полезем посмотрим. Может, чем разживемся на халяву.

– Нет! – заявил Смычок. – Я твоих «голландцев», как полиции, боюсь! Полезай сам, если хочешь, только я тебя выручать не стану, когда Цыган этот мочить тебя начнет.

– Ладно, оставайся в трюме, соплевич. Вол, ты со мной пойдешь, только веревку дай, привяжемся.

Но Володя отнесся к приказанию Флажолета совсем без энтузиазма. Он отчего-то чувствовал, что катер этот нехороший, темный, что в его молчании скрывается тайна, какое-то страшное преступление. За последние два дня нервы Володи – в состоянии почти постоянной опасности, напряжения – были натянуты до предела, а теперь, когда непрошеному гостю его подлодки захотелось развлечься посещением покинутого людьми судна, Володя чувствовал, что готов или заорать на «френдов», или расплакаться, но только не залезать на «Голландца».

– Я никуда не пойду! – с отчаянной решимостью сказал Володя. – Если тебе надо, ты и лезь, а я здесь останусь! Ты, Флэг, думаешь, что там нет ни одного живого человека, а ведь все может получиться иначе: ты залезаешь, а в тебя из темного угла стреляют или с ножом на тебя бросаются. Цыгана не знаешь, а мы с Кошмариком с ним уже познакомились. С большим трудом кости свои унесли, а то бы они нас на дно отправили.

Флажолет внешне не выглядел героем. Это скорее был мошенник, ловкий, даже умный человек, который не привык рисковать там, где ситуация оказывалась сложной, непонятной. Но Флэг был еще и из породы очень самолюбивых людей, властных и капризных, и теперь ему трудно было отказаться от своего каприза. В ином случае его могли признать за слабака, который лишь корчит из себя крутого, но не способен довести до конца задуманное.

– Вол, – начал Флажолет, притворно улыбаясь, – ты плохо понял, что я тебе сказал? Или ты думаешь, что стал главным на субмарине? Я же говорил тебе: судовладелец и командир на этом судне – я, а ты лишь исполнитель моих приказаний. Так что бери скорей веревку и иди вперед, привязывай к катеру. Мне даже не хочется тебя пугать – ты ведь умный чилдрен.

– Ну так знай, что я ни за что не отвечаю, – потупив взгляд, сказал Володя, которому было стыдно и ужасно противно находиться в подчинении у такой сволочи, как Флажолет.

– Да, да, Вол, – закивал Флэг, – за все буду отвечать я один. Ты – мой служащий, а я – твой шеф, хозяин. Понял? И вы все тоже мои работники, ясно? – строго посмотрел Флэг на Кошмарика и Иринку, а потом прибавил с издевательской усмешкой: – Ничего! Работникам легче, свободнее живется. Ни о чем думать не нужно. Ладно, хватит разговоров! Бери веревку, Вол, – и вперед!

Володя не торопясь разыскал среди принадлежностей трос с тройным крюком, полез с ним по трапу, и через пару минут тройник, заброшенный на фальшборт катера позволил ему подтянуть «Стального кита» к ничейному судну. Подтянувшись, ловко забрался на палубу, где его резанул страх: «А ну как пальнут сейчас из каюты или нож швырнут… Вот зачем меня первым на катер послали – чтобы проверить».

– Теперь привяжи канат покрепче! – приказал Флажолет, который вскоре стоял рядом с Володей на палубе, опасливо, однако, озираясь. – Ну и куда пойдем? – спросил он нерешительным тоном, будто былая отвага уже оставила его.

– А я откуда знаю? – нагло улыбнулся Володя, уловивший робость в поведении «хозяина». – Ты меня сюда звал, вот и веди.

Вторая фраза Флажолета была сказана еще более благодушно и доброжелательно:

– Ты мне только покажи, Вол, как вашей пушкой пользоваться. Она заряжена? А затвор где?

И Флэг подал Володе «беретту». Тут уж мальчик и вовсе догадался, что Флажолет по натуре слабак и только выпендривается, когда хочет быть хозяином.

– Перед стрельбой опусти предохранитель вниз, – сказал Володя, принимая из рук Флажолета автомат. – А потом потяни на себя затвор вот так. – И Володя клацнул затвором.

Едва Володя услышал звук загоняемого в казенник патрона, как в его мозгу ярким фейерверком блеснула мысль: «Сейчас я наведу на него автомат, прикажу лечь на палубу, а потом выгоню из “Стального кита” Смыка и тоже заставлю его, после того как он заберется на катер, лечь с Флэгом рядом! Они останутся здесь, а мы отправимся на подлодке своей дорогой!»

– Ладно, давай сюда! – вырвал из рук Володи «беретту» заподозривший неладное Флажолет – как видно, чувства мальчика отразились на его лице, как являются на фотографической бумаге контуры изображений негатива. – Иди за мной! – сказал Флэг, но тут же передумал: – Нет, впереди шагай! Туда, к каюте!

Володя пошел, но едва он начал движение по палубе, как заметил капли крови, густой и почти черной, которые дорожкой стеклись по направлению к двери каюты. Володя догадался, что в помещении ему придется увидеть нечто страшное, отталкивающее, идти не хотелось, но Флажолет, уперев в спину мальчика ствол автомата, скомандовал:

– Вперед!

Верхнее помещение катера, как оказалось, было рулевой рубкой штурвал, рычаги, приборы. Здесь никого не оказалось, но Володя видел, что капли крови вели к трапу, спускавшемуся к трюму.

– Что дальше? – тихо спросил мальчик, страшась спускаться вниз.

– Туда, туда! – даже не сказал, не прошептал, а лишь подвигал губами Флажолет, глаза которого, видел Володя, чуть не вылезали из орбит от напряжения и страха.

– Я не хочу туда спускаться! – так же беззвучно проговорил Володя, чувствуя, что может упасть из-за переполнявшего его сознание волнения.

– Вниз, вниз! – ткнул Флажолет Володю стволом автомата в грудь.

Между мужчиной и мальчиком словно происходил поединок, где самый трусливый хотел пересилить в то же время более смелого, но невооруженного и слабого в физическом отношении человека. И Володя понял – если он спустится вниз первым, то победит Флажолета духовно. И Володя пошел.

Он спускался по крутому, запачканному кровью трапу, стараясь не наступать на капли, и вот уже его нога нащупала пол нижнего помещения катера. Нет, Володя не думал, что здесь его кто-нибудь будет караулить, готовить засаду. Он был уверен, что не увидит в каюте живых людей, и на самом деле – в дальнем ее углу, под круглым иллюминатором, расплескивавшим на стены мерцающие блики от плещущихся в полуметре от стекла волн, полулежал кто-то. Даже с расстояния в пять метров, в полумраке, Володя ясно увидел Цыгана. Правда, в этой скомканной болью фигуре уже не было гонора, бравады, силы, которыми человек с трезубцем на майке щеголял позавчера на платформе плавучего крана.

– Эй ты, мэн! – опасливо крикнул Флажолет, направляя на лежащего Цыгана ствол «беретты». – Ты живой?!

Молчание было ответом Флэгу, и тогда Флажолет осмелел. Твердой поступью он пошел по мягкому ковру, устилавшему пол каюты, по направлению к Цыгану, а Володя, которому было неприятно и страшно находиться в близком присутствии мертвеца, остался стоять поодаль. Но, даже находясь в нескольких метрах от Цыгана, Володя видел, что искатель приключений, перед тем как расстаться с жизнью, вытерпел немало мучений, – его избивали и даже вырвали из уха серьгу.

– Эй, ты живой? – повторил свой вопрос Флажолет, наклоняясь над Цыганом, и тут же отпрянул, потому что тот, кого Володя принимал за мертвого, издал протяжный стон и повернул голову, чтобы посмотреть на человека, задавшего вопрос.

– Я-я-а, я-я-а, – бормотал Цыган, еле шевеля разбитыми, распухшими губами, – в… боль-ни-цу… ме-ня…

– Что? В больницу хочешь? – переспросил Флажолет, и в его голосе Володя услышал торжество здорового человека, возникшее от сравнения себя с умирающим.

– Да… в боль-ни-цу, – прошептал Цыган. – За-пла-чу…

Флажолет встрепенулся. Этот человек, как видно, не знал между людьми никаких иных отношений, кроме денежных, и теперь возможность заработать на беде незнакомого неудачника заставила Флэга отнестись к просьбе Цыгана с вниманием.

– А как, как ты мне заплатишь? Чем? Что у тебя есть? – спрашивал Флажолет, согнувшись над раненым.

– Зо… зо-ло… то, – проговорил Цыган.

Цыган закатил вверх глаза и тихо сказал:

– Там.

– Да где «там»? – усмехнулся Флажолет, не понимая указания, данного Цыганом.

Но Володя сразу понял, на что указывал «трезубец». На стене, над самой головой полулежавшего Цыгана, висела картина с изображением парусника, несущегося по волнам, и Володя догадался, что золото, о котором говорил раненый, находится за картиной. Нет, мальчик не собирался делать приятное Флажолету – он просто хотел, чтобы страдания изувеченного человека поскорее прекратились. «Флажолет возьмет золото и поможет доставке раненого в больницу», – мелькнуло в голове Володи, и он негромко сказал:

– Флэг, Флэг! Там, за картиной, посмотри!

Флажолет хоть и воспринял совет Володи с иронией, но картину все-таки приподнял, осторожно заглянул под нее и тут же воскликнул:

– Ты прав, чилдрен! Здесь какой-то сейфик!

И вот уже снятая картина была отброшена в угол, и Флажолет крутил ручку металлической дверцы сейфа, которая с легкостью открылась, и Володя увидел, что на полке крошечного сейфа нет ничего, кроме мешочка из серой ткани. Этот мешочек, попав в руки Флажолета, негромко зазвенел своим содержимым, что заставило Флэга масленно заулыбаться. Но звон не удовлетворил «френда» – мало ли что может звенеть? Флажолет принялся нетерпеливо распутывать завязки мешочка, желая поскорее узнать, золото ли там лежит или какая-нибудь чепуха.

– Хо! – радостно воскликнул Флэг, когда высыпал себе на ладонь безделушки, хранившиеся в мешке. – Кольца, перстни! Серьги есть и даже зубные коронки! Клёво!

Пересыпав драгоценности снова в мешочек и надежно обвязав его горловину тесемками, Флажолет снова пристал к Цыгану:

– Золото это хорошо, хорошо, только этого очень мало для доставки тебя в больницу. Сам понимаешь, транспорт нужно нанимать, за бензин платить, за то, за се. Я знаю, ты здесь, на заливе, много всякого нашел, вот и поделись с теми, кто тебя в больницу доставит, а то ведь отдашь ты здесь концы, никто тебе раны не перевяжет. Ну, говори, где прячешь другое золото?

Произнося эту фразу, Флажолет низко наклонился к раненому, думая, наверное, что так до него лучше дойдет смысл слов. Володя видел, что Цыгану очень плохо, что он потерял много крови, которая была повсюду в этой каюте. Раненый лежал полуоткрыв разбитый рот, но вот минуты через полторы после вопроса Флажолета губы Цыгана зашевелились и послышалось:

– Зо… ло-то… там… в пе-ще-ре… под… храмом…

– Где, где этот храм? Что за пещера? – допытывался Флажолет, понимая, что он уцепился за ниточку, способную привести его к богатству, к полному жизненному благополучию, и упускать эту ниточку Флэг не собирался. Однако Цыган, похоже, вложил в последнюю фразу все свои силы. Глаза его стали мутными, закатились, но он еще дышал, и это слышал даже Володя. Флажолет же попробовал было снова задать вопрос Цыгану, но раненый не отвечал. Тогда Флэг, раздосадованный на то, что сумел узнать от владельца сокровищ так мало, с силой пнул его ногой, доказывая, должно быть, самому себе, что он, Флажолет, является мужественным, никого не боящимся человеком.

– Все, пошли отсюда! – приказал Флэг Володе. – Окачурился он!

Но Володя возразил:

– Нет, он еще живой – дышит ведь. Нужно его на самом деле в больницу доставить. Он даже заплатил за это!

Флэг метнул на Володю презрительный взгляд:

– Ну ты, шизоид, глохни! Стану я со всяким дерьмом полудохлым возиться! Я что, не вижу разве, что он за мэн? Крутой человек, не одного, пожалуй, замочил, вот и пусть полежит себе да отдохнет, раз уж нарвался! Все, пошли отсюда!

И Флажолет, наводя на Володю автомат, будто сомневаясь в том, что мальчик послушается его, приказал:

– Первым выходи!

Володя повиновался, хотя на душе у него было очень скверно. Да, пускай Цыган был бандитом, но представить то, как его изуродованное тело будет болтаться на волнах залива в этом комфортабельном склепе, Володя без содрогания не мог. «Это что же за порядок такой – людей убивать?» кольнула его мысль, и слезы невольно выступили на ресницах, но эти непрошеные слезы тут же осушил и смахнул с Володиных век сильный ветер. «Стальной кит» стоял борт о борт с катером, и из его люка наполовину высунулся Смычок, который прокричал, едва увидел Володю:

– Ну че там?! Я уж думал, стремаки на вас накатили!

– Никаких стремаков, Смык! – ответил «френду» появившийся на палубе Флажолет. – Все по кайфу!

– Ладно! – вздохнул с облегчением Смычок. – А то думал, что замочили вас там, помогать хотел идти.

– Да уж, ты бы помог! – с искренней веселостью рассмеялся Флэг, перебрасывая ногу через фальшборт. – Самого бы спасать пришлось! Вниз смойся – я прыгать буду, а ты, Вол, не забудь, когда на субмарину залезешь, канат отвязать.

Володя исполнил все в точности, как приказал ему Флажолет, хоть и сделал это с сильным сомнением. Он все не мог успокоиться, представляя Цыгана, носящегося по волнам залива в брошенной всеми его друзьями яхте, которой прежде он, наверное, очень гордился. Но через три минуты Володя, отвязав канат от фальшборта катера или яхты (какого типа судно было покинуто им сейчас, мальчик в точности не знал), был уже в трюме «Стального кита», где Флажолет, так и не сняв с плеча «беретту», демонстрировал Смычку мешочек с драгоценностями, вынутыми из сейфа на катере Цыгана.

– Ну что, придурок, – бесцеремонно обращался Флэг к своему другу, а заодно показывая свою находку Кошмарику и Иринке, с интересом смотревшим на грязный, затасканный мешочек, сшитый из сатина, – угадай-ка, что там лежит?

Смык с тупым равнодушием смотрел на мешок, не разделяя, видно, восторга Флажолета, а потом сказал:

– Угадай-угадай! Я-то почем знаю? Может, кусок дерьма там лежит…

– Сам ты дерьмо! – с глубоким презрением сказал Флажолет, перестав улыбаться, и потряс содержимым, издавшим при этом бряцание и звон. – Ну, дальше соображай!

– Золото! – вдруг выпалил Смычок, внезапно оживившись от озарившей его мысли.

– Ну, видно, напрасно я тебя, Смычок, придурком называл, – ласково заметил Флажолет. – У тебя – не башка, а рентгеновский аппарат, точно все рассекает. Здесь кольца, серьги, коронки, все самой высшей пробы, многие из них хорошей ювелирной работы, старинные…

Смык, щуря в сладкой, довольной улыбке свои монгольские глазки, спросил:

– Где ж ты всех этих рыжиков надыбал?

– А Цыган мне их презентовал за то, что я ему стакан воды налил, последний стакан в его жизни.

Кошмарик не смог сдержать возгласа удивления:

– Так это на самом деле катер Цыгана?! И он сам там был? Но почему, с какой стати он вам золото свое отдал? Шизанулся он, что ли?

Флажолет, напуская таинственного тумана, лукаво улыбался, тянул с ответом, а потом, садясь на койку и поигрывая мешочком с золотом, сказал:

– Да, Кошмарик, мой милый чилдрен, на катере мы с Волом нашли Цыгана, хотя этот мэн мне и не представился, но по всему видно, что это был ваш Цыган. Правда, это был уже полумертвый Цыган, замоченный не знаю кем и не знаю за что. Он очень хотел воды, и я дал ему воды, а в благодарность за это Цыган подарил мне немножко своего золота да еще поведал перед тем, как окочуриться, что все его богатства, те, что он поднял с утонувших кораблей, спрятаны в одном местечке. Все точно, Вол?

Володя, видя, что обращаются к нему за поддержкой, не сообразил, как ему следует ответить: то ли сказать, что Флажолет никого не поил водой и бросил умирающего, то ли подтвердить его слова.

– Да, все так и было, – тихо проговорил Володя, не желая почему-то спорить с этим страшным, гнусным человеком, которого он уже боялся.

– Ну а где искать-то место это? – спросил Смык, весь дрожа от нетерпения.

– А ты не торопись, мой милый френд, – заулыбался снова Флажолет. – Я вначале у нашего кэптана порасспрошу об этом. Ну, Володя, говори: встречал ли ты где-нибудь здесь поблизости храмы на берегу?

Володя призадумался. Да, на самом деле, когда еще позавчера они входили в Лужскую губу, то, осматривая в бинокль берег, он увидел какую-то церквушку, стоящую прямо на береговой возвышенности. Сообщать же об этом Флажолету Володе отчего-то не хотелось. Он сам лелеял мечту разбогатеть на поисках сокровищ и прибыл сюда именно за этим, теперь же, когда тайна поднятых со дна моря богатств стала известна одновременно и ему, и Флажолету, был вынужден брать этого отвратительного мэна, наркомана и продавца наркотиков, в свои компаньоны.

– Нет, не видал я поблизости никаких храмов. Откуда они здесь? Да и ты что, на самом деле поверил тому, что говорил истекший кровью человек? Да Цыган бредил перед смертью. С какой это стати Цыган так расщедрится? сказал Володя, постаравшись изобразить на лице скепсис и недоумение.

– Однако я думаю, что ты здесь совсем не прав, – заговорил Флажолет без обычного словесного выпендрежа и сленга. – Посуди сам, Цыгану очень хотелось попасть в больницу, и ему не было резона обманывать нас, ведь мы и не требовали у него сокровищ. Да и не бредил он совсем…

– Бредил или не бредил, – твердо заявил Володя, – а я никаких церквей не видел, повторяю тебе. Может, Цыган о каком-нибудь не здешнем храме говорил, который, наверно, в Тмутаракани находится, за тридевять земель отсюда.

– Не видел, значит, какой-нибудь церквушки поблизости? – с хмурой озадаченностью, не переставая подбрасывать на ладони бренчащий мешочек, спросил Флажолет. – Это не в кайф тогда…

Кошмарик, Иринка и Смычок слушали разговор Флэга и Володи, не понимая ни слова, – конечно, никто не объяснил им, какое отношение храм имеет к золоту. И вдруг молчавшая до этого Иринка заговорила, не зная намерений Володи:

– Но ведь я видела церковь позавчера, когда мы утром или уже днем, не помню, подплывали к Лужской губе. Я вообще стараюсь ко всякой церкви присмотреться, вот и заметила ее – прямо на берегу стояла.

Володя попытался было строгим взглядом приказать девочке замолчать, и его взгляд не остался не замеченным Флажолетом, смотревшим то на девочку, то на Володю.

– Ой, молодец, девчоночка, молодец! – вскочил он с койки быстро, точно ему воткнули в одно место шило. – Видела, говоришь? Ну так это, как видно, нужная нам церковь, потому что Цыган не мог возить поднятые со дна залива сокровища куда-то далеко, в Тмутаракань, как выразился Вол. И зачем это ты нас, Вол, динамить решил? Не знаю, говорит, никакой церкви! А ведь наверняка должен был ее заметить, ведь ты – капитан и обязан все примечать. А я еще засек, что ты Ирочке своей страшные рожи корчил, знак давал, чтобы молчала. Ты почему же, Володя, такой нечестный?

– Не видел я никакой церкви! – упрямо возразил Володя. – Да и что там за пещера под церковью или под храмом, как Цыган сказал? Он же в бреду об этом говорил!

Нет, Флажолет не стал спорить с Володей, не стал его бранить за то, что мальчик не хочет вести его к пещере с сокровищами. Флажолет лишь улыбнулся и сказал, обращаясь к Ирине:

– Ну, так нам кралечка наша ту церквушку покажет, ладно?

Ирина уже жалела о том, что вмешалась в разговор и, как видно, подвела Володю. Да и как она могла показать Флажолету церковь, увиденную ею мельком, да еще с большого расстояния?

– Я вряд ли вам смогу быть чем-нибудь полезна, – сухо сказала Ирина, отчего-то краснея. – Это было давно, да и ошиблась я, наверное. Откуда здесь церковь, да еще на берегу?

Самообладание и в этот момент не покинуло Флажолета, обратившегося к Володе по-прежнему вежливо, только «золотой» мешочек не переставал подпрыгивать на нервной руке Флэга:

– Вол, прошу тебя, заводи мотор и двигай к берегу. Мы проедем его вдоль и поперек, но только найдем храм, о котором говорил твой Цыган.

Тут Смычку надоело слышать о каком-то храме, до которого ему не было никакого дела, и он раздраженно заговорил:

– Слушай, что за залепухи вы тут лепите? Какой такой храм искать собираетесь? На кой хер он нам с тобой, Флэг, нужен?

– Да ты еще не понял из нашего разговора ничего? – удивился Флажолет. – Ну и кретин же ты, френд! Под этим храмом, в пещере, спрятаны все Цыгановы рыжики! Он сам мне об этом сказал.

– И за что это он тебе такой презент презентовал? – недоверчиво спросил Смык, насмешливо осклабясь.

– Да говорят же тебе, что водой я его напоил, вот и выдал он мне перед смертью свою тайну. В больницу еще просился, сокровища свои предлагая. Понятно, что за просто так никто тебе золото дарить не станет. Но кончился он, Цыган, а то я бы обязательно его на берег доставил, – сказал Флэг.

Ирина, внимательно следившая за Флажолетом, спросила вдруг, обращаясь к Володе. Спросила требовательно, с гневом в голосе:

– Володя, этот человек правду говорит? Умер Цыган?

Володю этот вопрос ударил так сильно, будто он нечаянно сунул палец в электророзетку, но мальчик твердо сказал:

– Умер, умер, некого больше в больницу везти.

– И давайте тему о жмуриках мы с вами закроем, – строго сказал Флажолет. – Нужно о живых думать, то есть, ребятушки дорогие, о нас с вами. И я очень вас прошу: бросьте-ка смотреть на нас как на бандитов, которые вломились на ваше судно и захватили его. Нет, ничего подобного. Конечно, мы без вашего разрешения залезли на субмарину, но и вы наше положение оцените – разве вы нас пустили бы к себе? А нам очень-очень в Рашу нужно было попасть. Теперь же мы постараемся разыскать золото Цыгана, а когда найдем его, то поделимся поровну: все разделим на пять частей, и каждому достанется неслабое количество рыжиков, то есть золота. Ну как, идет?

Странно – одно лишь молчание явилось ответом Флажолету, считавшему дело решенным, ведь он предлагал честный расчет.

– Ну, что вы молчите, будто по огурцу проглотили? – насупился Флэг. Или вам мало трех пятых частей всей добычи? Или вы опять будете говорить мне всякую чушь о том, что некрасиво брать чужое? Так ведь Цыган мне сам адресок назвал, и я стал как бы его наследником. Не я ли закрыл ему глаза, когда он скончался прямо у меня на руках? А, Володя?

И снова Володя кивнул в знак согласия, хоть и ненавидел себя за то, что молчаливо подчинялся влиянию этого хитрого, алчного человека.

– А я не знаю, почему ребята такие нерешительные? – вдруг подал голос Кошмарик, до этого только сопевший в сторонке да поглядывавший то на одного, то на другого незваного гостя «Стального кита». – Я лично согласен поискать золото Цыгана. Чего мне терять? И если Володька вам не поможет проплыть мимо берега да и поискать ту пещеру под храмом, как ты, Флэг, сказал, то я сам буду управлять субмариной – умею!

– Ты гад, Кошмарик, предатель! – выкрикнула Иринка, которая чуть не плакала оттого, что поспешила сообщить Флажолету о церквушке.

– Глохни там! Не твоего ума дела! – тоже прокричал Кошмарик, словно готовый к тому, чтобы отразить обвинение в предательстве.

И тут заговорил Володя:

– Ладно, Кошмарик, раз уж ты так решил, то поступай как задумал – будь шестеркой и холуем у этих… Ты поведешь «Стального кита», но уж ко мне, если страшно станет, не обращайся.

– Не бойся, не обратимся, – махнул рукой Ленька, полностью, казалось, порывая с Володей. Он еще добавил вполголоса, но только для того, чтобы его могли услышать Флажолет и Смычок: – Можешь вообще катиться отсюда подальше, на берег…

Звонкий мешочек Флэга исчез в кармане его куртки. Мужчина с чувством великого довольства хлопнул в ладоши и сказал:

– Ну, ты ништяковый мэн, Кошмарик! С тобой мы будем крепко френдать, а Вол на самом деле пусть поступает так, как ему хочется: пусть отправляется на берег вместе со своей Иринкой или, на худой конец, сидит себе в углу да молчит, прикусив язык. Давай, Кошмарик, занимай капитанское место! Мы будем править к берегу!

Кошмарик, всем своим видом изображая удовольствие от того, что ему наконец удалось стать капитаном подлодки, потирая руки, прыгнул на капитанское кресло. С минуту посоображал, за какие рычаги ему дергать в первую очередь. За его манипуляциями внимательно следили Флажолет и Смычок, желая проверить, на самом ли деле Ленька владеет навыками вождения «Стального кита» или только кривляется и берет на себя непосильную ношу. Однако дизель скоро действительно затарахтел, субмарина медленно двинулась, проскрежетав бортом о борт так и не отплывшего в сторону катера Цыгана, ставшего гробницей для лихого хозяина одного из квадратов Лужской губы.

 

ГЛАВА 16

ПЕЩЕРА СОКРОВИЩ

«Стальной кит», казалось, повиновался воле Кошмарика ничуть не хуже, чем прежде он слушался Володю. Скоро Ленька сидел в капитанском кресле почти развалясь, не обращая внимания на подсевшего к нему Смычка, который с интересом наблюдал за гладью залива, лишь немного взморщенной легкой волной. Смык даже приоткрыл по-дурацки свой губастый рот, до того интересно было ему следить за приближающимся берегом. Флажолет же в это время наполовину высунулся из люка субмарины, навел на берег бинокль и внимательно выискивал то, что хоть отдаленно могло напоминать купол церкви.

– Ирина, Ирина! – нетерпеливо кричал он девочке время от времени. – Ну напряги ты свой мозг, вспомни, где видела ты церковь? Какая она хоть с виду?

– Обычная, православная… – отвечала девочка вначале, а потом и вовсе перестала реагировать на нервные вопросы Флажолета.

– Православная! – слышали все, кто находился в трюме, как скрежетал зубами Флажолет. – Нет на берегу ни православной, ни римско-католической, ни китайско-японской! Неужели Цыган на самом деле рехнулся перед тем, как концы отдал?

Володя, сидевший в кормовой части «Стального кита», рядом с работавшим двигателем, не слышал этих восклицаний. На душе у него было так противно, так мерзко, будто он нечаянно поскользнулся на куче, оставленной какой-нибудь коровой или собакой, да еще и сел в эту кучу. «Как же мог Кошмарик, – то и дело вспоминал Володя, – согласиться служить этим негодяям, когда я отказывался?» Но вскоре появлялась другая мысль: «Но ведь и я сам не отказывался вести “Стального кита”. Я только медлил, выкобенивался, хотя обязательно бы согласился – куда мне деваться? Я просто злюсь на Кошмарика за то, что он занял мое место. На это он не имел никакого права! Эх, как же нас крутит судьба, все эти обстоятельства! Вчера, да нет, еще час назад я уважаю себя, люблю своего друга, а теперь я просто ненавижу самого себя, презираю и завидую товарищу! Какая же это свобода? А я еще при помощи “Стального кита” хотел более свободным стать!»

– Я вижу, вижу!! Я вижу ее!!

Это Флажолет прокричал так громко, что даже Володя услышал его.

– Чего, чего ты там увидел? – кинулся Смычок к Флажолету, но в узком люке застрял, потому что вдвоем там было тесно. – Да пусти ты, пусти! барахтался Смык, и наконец ему удалось высунуть наружу верхнюю часть своего тела, и внутри корпуса субмарины теперь болталось две пары ног, отчаянно пытавшихся уместиться на одной перекладине трапа.

– Гляди, гляди по направлению моей вытянутой руки! – было слышно в трюме.

– Ну чего там? – спрашивал Смык. – Ничего не вижу, только какая-то труба высокая торчит. Ты что, шизанутый? Обдолбался, что ль?

– У тебя самого глюки! – без злобы откликался Флажолет. – Пускай правее от этой самой трубы. Ничего не видишь?

– Ну, сосну вижу, – отвечал Смычок, – а больше ничего.

– А купол церкви разве не видишь? Не видишь? Вот это и есть тот храм, о котором Цыган говорил. К нему и будем править!

– Откуда ты знаешь, что это тот самый храм? – недоверчиво восклицал Смычок. – На нем что ж, написано: храм, под которым лежат рыжики, а?

Но Флажолета не смущало недоверие Смычка. Он был уверен в том, что видит церковь, под которой находится пещера, наполненная золотом.

– На, на, возьми бинокль, посмотри на эту церковь! – совал Флажолет в руки Смыка бинокль. – Здесь других церквей нет и быть не может! Идем прямо по курсу к этому храму. Эй, там, в трюме, Кошмарик! Держи чуток левее. Если найдем пещеру с золотом, то получишь еще и часть твоего упрямого дружка Володьки.

Кошмарик, не отрывая рук от штурвала, прекрасно слыша приказание и обещание Флажолета, спросил:

– А Иринину часть кто возьмет?

– Как кто? Я ее еще не лишал доли, хоть она тоже девочка с выкрутасами. Пусть берет себе на колготки, мне не жалко.

Но Ирина, услышав о такой «щедрости» Флажолета, постаралась сказать как можно громче:

– Спасибо за милость, но только мне от вас ничего не нужно. Оставьте мою долю себе, на сигареты.

– Ах, герлушка! – рассмеялся Флажолет самым беззаботным образом. – Ты еще не знаешь, от чего отказываешься. Дурилка!

А Володя, слыша этот разговор, больше всего желал того, чтобы все надежды Флажолета, наглого, беззастенчивого мерзавца, не оправдались. «Давай плыви, плыви к своей церкви! – смеялся он про себя. – Найдешь ты там сокровища, жди! Не для того Цыган собирал их, убивая конкурентов, чтобы раскрывать тайну первому встречному!»

Тем временем Кошмарик уверенно вел субмарину к берегу, поглядывая в первую очередь на прибор, регистрирующий глубину. Пока все было в полном порядке, и эхолот показывал, что от днища «Стального кита» до дна залива не меньше шести метров. Шли они уже целый час, и вскоре до берега, довольно высокого в этом месте, оставалось не больше километра. Даже Кошмарик видел через стекло иллюминатора торчавшую прямо на бровке берега небольшую каменную церквушку с главным куполом, окруженным маленькими главками. Белая церковка, освещенная солнцем, смотрелась на берегу залива очень нарядно, торжественно. Казалось, этот храм повис над морской гладью, воспарив над водой под действием какой-то неземной силы.

– А что, в кайф выглядит церковь! – не смог сдержать восхищения даже Флажолет, а Смык лишь пробурчал ему в ответ:

– Да пошел ты со своей церковью к фуфловой матери! Если найдем рыжики под ней, так будем радоваться, а пока нечего кайфовать. Я вообще не могу влезть в то, как ты свою пещеру искать будешь? Что это значит – «под храмом»? Под фундаментом, что ли?

Флажолет, казалось, и сам был озадачен предстоящими поисками. Он не отрывал от глаз бинокля, изучая обрывистый берег под церковью, но пока ничто не говорило ему о том, что здесь может скрываться пещера.

– Кошмарик! – крикнул он вместо того, чтобы дать ответ своему френду. – Глубина здесь приличная? Можем близко к берегу подойти?

Ленька, услышав вопрос, взглянул на шкалу эхолота.

– Нормальная глубина! – крикнул он. – Семь метров пока, не знаю, что дальше будет.

– Держи как можно ближе к берегу, чтобы я смог его внимательно осмотреть под самой церковью. Понял?

– Есть, хозяин! – услужливо произнес Кошмарик, дав Володе и Иринке новый повод возненавидеть себя.

А берег меж тем все приближался. Скоро были видны даже золоченые кресты на церковных куполах, облупившиеся, впрочем, и покосившиеся. Да и вся церквушка выглядела обветшалой, с обвалившейся штукатуркой – похоже, ее давно уже не ремонтировали.

– А храм-то этот, по всему видно, давно закрыт, – не убирая бинокля от глаз, сказал Флажолет, но вдруг, словно не соглашаясь с предположением Флэга, ударили колокола: густой, низкий, и два маленьких, переливистых. Колокольный звон потек над водой, будто отражаясь от ее поверхности, приглашая, должно быть, к церковной службе, и из всех обитателей «Стального кита» одна лишь Иринка встрепенулась, услышав в колокольном звоне доброе и вечное. Для Флажолета и Смычка звон явился свидетельством того, что церковь действует и проводить поиски рядом с ней будет сложно. Кошмарик вообще был погружен в проблемы вождения подводного судна, и ему было не до звона, а Володя лишь сильно удивился: до того необычным показался ему колокольный звон в соседстве с водой залива.

– Ну, можем мы подойти к берегу? – снова прокричал Флэг, обращаясь к Кошмарику.

– Да, вполне! Здесь тоже приличная глубина! – ответил Кошмарик. Подведу вплотную.

– Давай, мой молодой френд, давай! Я обнюхаю здесь каждый квадратный метр, переверну всю землю, но найду вход в пещеру. Я знаю, Цыган меня не динамил! Он очень хотел в больницу, этот Цыган! Жизнь была ему дороже, чем все его богатства!

Меж тем «Стальной кит» подошел к берегу на расстояние каких-нибудь пять метров. Это был глинистый обрыв метров семь высотой, кое-где поросший кустарником, торчащим лишь местами, как щетина на плохо выбритом лице. Колокольный звон в этом месте был почти не слышен, точно этот звук мог лететь лишь вперед, а падать вниз не хотел. И вот едва субмарина, повинуясь рулю, стала двигаться вдоль берега, как Флажолет не закричал, а лишь взволнованно и коротко сказал:

– Глуши мотор! Вот она, пещера!

– Где, где пещера?! – заволновался Смык, не видя ничего.

– Протри свои зенки, – в радостном возбуждении сказал Флажолет, указывая вперед рукой. – Не видишь разве, вон там, над самой водой?

– У, блин, и правда – дыра какая-то! – восхищенно проговорил Смычок. А может, и не пещера это никакая, а так, водой берег размыло…

Кошмарик, услышав приказ, застопорил двигатель и принялся смотреть в иллюминатор. Володя, как ни пытался он прежде делать вид, что поиски пещеры с рыжиками не имеют к его персоне никакого отношения, тоже прильнул к иллюминатору и увидел, что «Стальной кит» качается рядом с обрывом, имеющим внизу какой-то черный провал в форме арки, полукружье которой поднимается над водой всего-то на метр с небольшим. Конечно, было рано говорить о том, что «Стальной кит» подошел ко входу в пещеру, да еще хранящую сокровища. Однако была хотя бы зацепка, предлог для того, чтобы считать начало поисков успешными.

– Если это и пещера, – глубокомысленно произнес Смык, – то все равно нам в нее не попасть. Туда даже на лодке не заедешь.

Флажолет не ответил. Он долго смотрел на черное полукружье, размышлял, кусая ногти, а потом крикнул Кошмарику:

– Эй, капитан, а как бы нам под воду опуститься, чтобы получше эту нору осмотреть? На самом деле, если Цыган не врал, то в эту пещеру как-то нужно было проникать. Давай-ка нырнем посмотрим. О’кей?

– Порядок, хозяин, – откликнулся Кошмарик и стал вспоминать, какие манипуляции ему нужно будет предпринять. Конечно, Кошмарик очень волновался. Ему страшно хотелось спросить совета у Володи, но после того, как он скинул друга с капитанского кресла и стал верно служить «хозяевам», ни о какой помощи со стороны Володи думать, понятно, не приходилось.

– Эй, там, наверху! – крикнул Кошмарик вначале. – Задрайте-ка поплотнее люк. Начинаем погружение!

Флажолет и Смык постарались исполнить приказ расторопно и в точности, и Кошмарик, мысленно перекрестясь, стал впускать воду в балластные цистерны. Скоро стекло иллюминатора облепила бурлящая вода, «Стальной кит» погрузился метра на полтора под воду и остановился – Кошмарик остановил погружение.

– Ну и что тут у нас видно? – подсел к Кошмарику в кресло Флажолет, устремивший взгляд вперед, в сторону входа в пещеру. Ленька чувствовал, как возбужден сидящий рядом мужчина, которому так не терпелось стать обладателем сокровищ, добытых на дне залива.

– А что видно? Да ни черта не видно, – сказал ему Кошмарик.

– Нет, френд, видно, видно! – тихо проговорил Флэг, нервно облизывая губы. – Это – целая арка, и ее здесь не случайно продолбали. Давай-ка попробуй завести свою субмарину в этот проход – посмотрим, чего там хорошего!

Кошмарику, однако, такой маневр был не по душе:

– А на кой ляд? Вдруг заведу, а назад не выведу. Застрянем здесь, как рыба в сети, и никто нас отсюда не вытащит.

– Да ты только попробуй, тихонько так попробуй, – чуть ли не молил Флажолет. – Туда-сюда, хоп-хоп. Не пролезет – назад подавай, вылезай из норы, но мне-то кажется, что очень даже пролезет. Гляди, какой вход широкий, точно ворота. А ведь в этой пещерке столько рыжиков найдем, что тебе на целую яхту хватит и машину в придачу получишь. – И вдруг гаркнул, распаленный мечтами о скрывавшихся под обрывом богатствах: – А ну, лезь в пещеру, тебе говорят! Не исполнишь приказа – задушу и тебя, и твоих френдов!

Что оставалось делать Кошмарику? Он заглушил дизель и включил аккумуляторный ход. Черный зев провала, ведущего куда-то внутрь обрыва, вырисовывался перед глазами Леньки четким полукружьем арки, будто на самом деле не природа, а человек потрудился над его созданием. Глазомер подсказывал Кошмарику, что ширины и высоты этого прохода будет вполне достаточно для того, чтобы ввести в него «Стального кита», но мальчик был совсем не уверен в том, что там, в глубине этого черного провала, он не воткнется острым носом субмарины во что-то вязкое, откуда вырваться будет уже невозможно, и они так и останутся здесь навечно. В эту ответственную минуту на память Кошмарику явился дракон из его страшного сна-галлюцинации. Казалось, Леньке приходилось сейчас сражаться с этим драконом…

И вот «Стальной кит» стал шаг за шагом, потихоньку пролезать в узкий проход пещеры. Свет, текший из иллюминатора, освещал стены лаза, довольно гладкие и, заметил Кошмарик, укрепленные какой-то арматурой, – а может быть, ему это только показалось. И вдруг стены кончились, сменившись абсолютным мраком, который не мог рассеять слабый свет из иллюминатора.

– Эге, да мы в пещере! – первым догадался Смык, который тоже смотрел в лобовое стекло субмарины.

– Ишь ты, а я думал, ты совсем уже шизо! – с шутливой грубостью сказал Флажолет. – Нет, оказывается, твой хэд еще варит. Да, мой милый френд, мы попали в пещеру, и ты, Кошмарик, давай-ка всплыви на поверхность осмотримся!

Кошмарик, по спине которого ручьем стекал холодный пот, стал освобождать от воды балластные цистерны, и через три минуты «Стальной кит» всплыл, только кромешная темнота не позволяла увидеть, куда же они все-таки попали.

– Ну, можно открывать люк? – не терпелось Флажолету выглянуть наружу.

– Отвинчивай, – устало произнес Кошмарик, откидываясь на мягкую спинку кресла.

Послышался скрип, лязг откинутой крышки, а потом и смущенный возглас Флажолета, осмотревшегося, но ничего не увидевшего:

– Ах ты, гниль какая – ни беса не видно! Где у вас фонарик или придется факел делать, а?

– Есть у нас фонарик, только надо разыскать его, – отозвался Кошмарик и пошел лазать по трюму подводной лодки, как бы не замечая ни Володи, ни Иринки, молча сидевших на койках. Пока Ленька искал фонарь, Флажолет, весь издерганный, поторапливал Кошмарика:

– Да поскорей ты, поскорей! Что ж ты в своем имуществе порядка не соблюдаешь? А еще капитан!

Наконец Кошмарик протянул Флажолету фонарь. Тот схватил его с такой жадностью, точно изголодавшийся человек хватает протянутый кусок хлеба. И тут же темнота превратилась в загадочные своды, мрачные и тяжелые, нависшие глыбами над «Стальным китом», готовые раздавить подлодку и людей, находящихся в ней, за то, что нарушили покой этой мрачной пещеры.

– Вот это клево, я просто заторчал! – послышался восхищенный возглас Флэга. – Ну, мои дорогие френды, не я ли был прав в том, что Цыган меня не обманывал. Вот их пещера, и теперь нам стоит лишь забрать отсюда все рыжики, которые тут хранятся! Двигай, Кошмарик!

– А куда двигать-то? – озадаченно спросил Ленька, ничего не видевший через трапецию иллюминатора. – Посвети мне хоть впереди. Здесь что, берег есть?

Сноп фонаря переносился из одного угла пещеры в другой. Флажолет, казалось, искал более удобное место для причала, говоря при этом:

– Да, френд, здесь есть бережок, эдакая площадка. Иди прямо, прямо метра четыре, только очень тихо, а то врежешься. Ну, заводи мотор, голубчик!

Кошмарик повел субмарину вперед наугад, и через полминуты на самом деле почувствовался толчок.

– Все, капитан, ништяк! – прокричал Флэг. – Мы на приколе, глуши мотор. Теперь давайте все на берег – здесь много места. Все, все выходите, а то я боюсь, что кому-нибудь вдруг захочется быстро-быстро люк задраить да и снова под воду нырнуть. Смык, пошевели там Вола и его подружку. Пусть вылазят!

Смычок откликнулся с охотой:

– Сейчас пошевелю! А ну-ка, давайте сигайте за господином Флажолетом.

– Видали мы таких господ! – с презрением отозвался Володя из своего угла, но все-таки полез вслед за Смычком и Кошмариком наверх, потому что ему было до жути интересно увидеть пещеру, в которую они попали. Зато Иринка заартачилась:

– А я не хочу никуда вылезать! Вы мне не имеете права приказывать. Я здесь останусь!

Только Володе удалось уговорить упиравшуюся девочку, и она выбралась на спину «Стального кита» с его помощью. Вскоре команда и пассажиры подлодки уже стояли на части суши, названной Флажолетом берегом. Да, они на самом деле находились в пещере, но никто не знал, создана ли она руками людей, образовалась ли здесь, в обрыве, естественным способом – все равно это укрытие буквально поражало. Потолок нависал над людьми на высоте метров четырех, а внизу находилось небольшое озерцо, принявшее «Стального кита», который проник сюда через узкий проход, впускавший в пещеру слабый свет со стороны залива.

– Да, веселое местечко! – сказал Флажолет.

– Здесь бы комнату ужасов устроить, как в Луна-парке, – угрюмо пошутил Смычок. – Ну а где же твои рыжики? Мы ведь сюда не на экскурсию залезли.

– Не нервничай, мой френд, – ответил ему Флэг. – Сейчас начнем искать наши рыжики. Я уверен, что они где-то поблизости. Жаль, правда, что у нас только один фонарь, ну да ничего: я буду светить поочередно во все места. где только можно. Смык, Кошмарик, идите ко мне. Вы будете моими глазами…

– А ты будешь нашим фонарем, – снова пошутил Смык и заржал, довольный своей шуткой, и эхо волной загуляло под сводами пещеры.

Они принялись искать, обшаривая узкий бережок, потом глиняный пристенок и сами стены, мокрые, холодные, по которым ползали какие-то многоногие то ли гусеницы, то ли червяки, покрытые волосками. Но нигде не было следов золота, не говоря уже о нем самом, – везде одна лишь глина с камнями да ползающие по ним мокрицы.

– И ежу понятно, что золото просто так, на открытом месте, никто оставлять не будет, – заявил Флажолет после четверти часа безрезультатных поисков.

– Ну а где же оно тогда? – простодушно спросил Смычок.

– Зарыто где-нибудь здесь, – твердо сказал Флажолет, будто он всю жизнь только и занимался откапыванием кладов. – Копать надо.

Но Смык, никогда в жизни не копавший, отнесся к мнению френда скептически:

– Копать! Экие стремаки накатили. А где копать-то? Здесь, или вон там, или, может, там вон?

Но договорить Смыку не дал взволнованный Володин возглас. Он вообще стоял в стороне вместе с Иринкой, и вот, облокотившись рукой о стену пещеры, мальчик почувствовал, что его рука поехала вниз вместе с чем-то похожим на ощупь на грубую ткань. Володя вначале испугался, но потом, подняв сползшую к ногам ткань, он увидел, что это холщовый мешок средних размеров. Мешок этот был кем-то небрежно брошен на откос стены и держался на глине, покуда Володя не сбросил его.

– Смотрите, мешок! – крикнул он, забыв о том, что буквально ненавидит людей, которые привезли его сюда.

– Что за мешок?!

– Какой мешок?!

– Где мешок?!

Прокричали почти одновременно Флажолет, Смычок и Кошмарик, кинувшиеся к Володе столь стремительно, что чуть не сшибли с ног Иринку. Флажолет, конечно, схватил мешок первым, перещупал его тут же, чуть ли не обнюхал, полез в его тощее нутро, и если бы свет фонаря, отданного Смыку, мог осветить лицо френда, то все увидели бы выражение крайнего волнения, когда рука Флажолета была засунута по локоть в этот грязный мешок. И когда рука вновь появилась, то в пальцах Флэга было что-то зажато.

– Вот! Я нашел! – сказал он, задыхаясь от сердечного трепета.

– Что ты нашел?! – с не менее сильным волнением спросил Смычок, направляя дрожащий луч фонарика на руку френда.

– Перстень! Золотой перстень! – с отчаянием в голосе сообщил Флажолет.

Смычок, Кошмарик и даже Володя устремили свои взоры на золотую безделушку, которую Флажолет держал в руке с такой торжественностью, точно священник держит в руке крест и собирается вот-вот осенить им беса.

– Теперь вы видите, что кто-то нас уже опередил и все золото унесли.

– Вот сволота, – прорычал Смычок. – Наши рыжики унесли. Да я бы их собственными руками…

Но тут слово взял Кошмарик, тоже очень огорченный тем, что мешок оказался пустым:

– Да постойте, не суетитесь. Стоит ли по одному лишь этому мешку судить о том, что все золото уже уплыло? Может быть, это сам Цыган опорожнил мешок, а другие его богатства где-то здесь припрятаны. Флэг, ты правильно говорил, что нужно копать, ну так давайте покопаем. Нетрудно же!

Флажолет, находясь в каком-то полуистерическом состоянии, что было и немудрено при его расшатанных кокаином нервах, плаксиво заговорил:

– Да, да, надо копать, копать! Эй, Вол, у тебя на лодке есть лопата?

Володя, очень довольный тем, что никакого золота в пещере не оказалось и мерзавцы наказаны, сказал с презрительной усмешкой:

– Ты что, думаешь, я на огород за картошкой собирался? Нет у меня на субмарине никакой лопаты.

– Ну, тогда что-нибудь острое, твердое. Есть? – продолжал психовать Флэг.

– Да, есть, – сказал Володя. – Отвертки сгодятся?

– Да он надо мной издевается! – теперь уже просто завизжал Флажолет, а Кошмарик и здесь занял примирительную позицию – стал поглаживать расстроенного Флэга по плечу и говорил при этом:

– Ну, успокойся, сейчас я что-нибудь поищу на лодке, и сразу же начнем копать. Никуда не уйдут от нас рыжики.

Кошмарик, всем своим видом демонстрируя расторопность и услужливость, побежал к «Стальному киту», покатая спина которого матово поблескивала, отражая свет фонарика. Володя же не преминул бросить ему вслед: «Беги, беги, шестерка!» – но Кошмарик даже глазом не повел – до того он был увлечен поисками сокровищ Цыгана. Из чрева подлодки донесся скрежет, звон, грохот, и скоро Ленька вынырнул из люка, держа над головой фомку с заостренным концом.

– Во, нашел! – прокричал он торжествующе, будто ученый, открывший наконец давно отыскиваемый закон.

Нет, Флажолет не позволил Кошмарику ковырять стены и берег пещеры. Схватив фомку, он сам принялся за раскопки, ухая и грязно ругаясь, то ли на обманувшего его Цыгана, то ли на неподатливую глину. Флажолет ковырялся в глине с полчаса, изрыл все, что можно было, словно дождевой червь или крот, но никаких следов золота не нашел.

– Да что же это, – опустил он руки обессиленно и жалко, – неужели Цыган нас динамил, или, может быть, другие здесь уже успели пошарить?

Смычок, все это время молча державший фонарик и в глубине души презиравший своего френда, но не открывавший рта из-за страха перед Флэгом, грубо сказал:

– Лох ты вшивый, вот ты кто! Какому-то придурку поверил полудохлому. Все, давай канать отсюдова!

– Нет, как же это «канать»? – совсем по-бабьи, растерянно спросил Флажолет. – Никуда мы отсюда не уйдем, искать будем…

Тут, несмотря на мрак, все, кто стоял рядом со Смыком, поняли, что настала минута, когда этот туповатый человек, послушный прежде во всем своему френду, недоволен тем, что оказался в глупом положении, оказался с пустыми руками, а поэтому, смертельно обиженный, будет бороться против произвола «старших».

– Ты, параша, закрой свое вонючее хайло и умойся водой из даблю-си! Я теперь на тебя работать не буду – пускай на тебя негры пашут, финиш!

Видно, протест был не в обычае у френдов, а поэтому Флажолет буквально затрясся, фомка в его руке заходила ходуном, и неизвестно, чем бы кончилось неповиновение для Смычка, если бы какая-то невидимая сила не принудила Флажолета опустить фомку и прислушаться. Ощутили нечто непонятное и все остальные, застывшие, точно в экстазе, под влиянием чудодейственной энергии, проникавшей в черноту пещеры. Энергия эта, однако, на самом деле была невидима, но ощущалась слухом, который не мог пока различить проникающие в пещеру звуки отчетливо, но вот уже каждый слышал мелодию, пробивающуюся во мрак пещеры, и эта музыка не то чтобы пугала, но просто завораживала – настолько необычной казалась она здесь, под толщей глины, вблизи воды.

– Ха! – глупо вякнул Смык, точно радуясь внезапно пришедшей на ум разгадке. – Да это по заливу кто-то плывет с магнитофоном или приемником!

– Нет, – заявил Кошмарик серьезно. – Откуда-то сверху просочилось…

И вдруг неожиданно торжественно приподнятым голосом сказала Ирина:

– Да вы что, не слышите? Это же «Богородица»!

Флажолет саркастически усмехнулся:

– Мать, у тебя что, глюки? Какая такая «Богородица»? Это просто ветер где-то гуляет и воет.

– Нет, это не ветер! – радостно сказала Ирина. – Послушайте внимательней, это молитва, церковная молитва, хор поет, «Богородицу» поет.

Нервы Флажолета, как видно, были настолько напряжены, что нужно было совсем немного, чтобы его воля стала совершенно непослушной разуму. Флэг захохотал, перегнулся пополам, давясь смехом, причитая, вытирая слезы, душившие его.

– Ой, не могу! Чего только мать лажает! «Богородицу» какую-то услыхала. Да ей и ширева никакого не нужно – сама по себе торчит!

Но Смычок, не расположенный к этому дурному смеху и, как видно, обладавший более тонким слухом, сильно дернул Флажолета за рукав и строго сказал:

– Хватит ржать! На самом деле музыка звучит, только понять не могу, откуда она сюда проникла. Не со стороны залива точно – откуда-то сверху звук идет.

– Да это же из церкви доносится! – догадался Володя и подал свой голос, хоть и пожалел, что заговорил с теми, кого презирал и даже ненавидел.

Все замолкли, прислушиваясь. Наконец Флажолет, словно с облегчением, оттого что нашлась простая причина беспокоившего его сознание явления, сказал с глупым смешком:

– Да, правда, откуда-то сверху несется. Только не могу вломиться, как это звук через глину сюда проникает?

– Резонирует, наверно, – изрек Смычок.

– Нет, здесь метров пять до церкви – не может резонировать, – уверенно сказал Володя. – Надо поискать, здесь, возможно, ход наверх есть.

Флажолету эта идея приглянулась:

– А что? – сказал он. – Может, через этот ход и наши рыжики наверх поднялись, а?

– Искать надо, – подал голос Смычок, все более становившийся уверенным, каким-то независимым, потому что Флажолет не оправдал его надежд как лидер предприятия. – Эй, как тебя, Кошмарик, полезай-ка по этой стеночке наверх. Оттуда, похоже, звук несется. Я тебе посвечу, а ты там пошукай, нет ли какого лаза наверх.

– Я слазаю, я сейчас, – с еще большей готовностью, чем прежде, согласился Кошмарик и тут же полез по наклонной плоскости стены пещеры в ее дальний верхний угол, куда Смык тут же навел луч фонаря.

Прошло не больше минуты, а все, кто стоял внизу, уж услышали радостный крик Леньки:

– Нашел, нашел, лаз нашел! Приличная такая дыра по размеру, даже ты, Флэг, в нее пролезть можешь! Залезайте ко мне, вместе посмотрим!

Это известие немало воодушевило потерявшего все надежды и даже обладание духа Флажолета. Он сорвал со своих плеч куртку, не собираясь ее пачкать, и, отдав приказ Смыку: «За мной полезай!» – принялся карабкаться туда, откуда слышался голос Кошмарика. Спустя две минуты Флажолет и Смычок уже находились рядом с лазом, где звук молитвы слышался громче, чем внизу пещеры.

– Ну что, полезем наверх? – спросил Флажолет, точно побаиваясь и не решаясь предпринять вояж без согласия приятеля. Но вдруг он словно вспомнил, ошарашенный: – Куда же мы полезем? А в это время Вол возьмет да и сделает на субмарине ноги! Эй, Вол! – прокричал Флажолет. – А ну-ка, ползи сюда! Ты пионером будешь, первый наверх полезешь. За это я тебе премию обещаю. Уверен, что именно в этом лазе и спрятаны рыжики: как это мы раньше не догадались? Давай лезь, лезь к нам.

Володе ничего не оставалось, как только подчиниться. Вскоре он был рядом с черным зевом какого-то хода, узкого и мрачного, попасть в который можно было лишь согнувшись в три погибели.

– Вот, бери в руки фонарь и полезай вперед! – скомандовал Флажолет. А мы вслед за тобой полезем. Пошел, пошел!

Скрепя сердце, ненавидя тех, кто заставлял его залезать в этот страшный проход, Володя все-таки стал карабкаться по глинистому проходу, довольно пологому, впрочем, но неуклонно поднимавшемуся наверх. Чем дальше лез Володя, тем слышней и слышней становились звуки церковного пения. Слышал он также, что следом за ним карабкался и Флажолет, поминутно спрашивавший: «Все в порядке?» И чем выше поднимался Володя, тем этот таинственный лаз делался шире, покуда не превратился внезапно в небольшую пещерку.

– Чего там, почему остановился? – зашептал позади Володи Флажолет.

– Все, кончился ход, – сообщил ему Володя, направляя луч фонаря в разные стороны. – Пещера здесь какая-то.

– А рыжиков-то не видно? – с надеждой в голосе спросил Флэг.

– Ни рыжиков, ни подосиновиков, ни волнушек, – с издевкой ответил ему Володя.

– Ну, ты еще постебайся надо мной – зубы на полку положишь! пригрозил Володе Флажолет, забираясь в пещерку. – Давай фонарь, теперь я сам светить буду.

Вскоре рядом с Володей и Флэгом оказался и Смычок, недовольный тем, что пришлось ползти по грязному узкому лазу, – вся одежда была перепачкана, колени и локти болели, на зубах скрипела глина.

– Ну и за каким хреном мы сюда приперлись? Я что тебе, Петя-пионер? Мы что, в следопытов красных играем? А?

– Заткнись ты, Смык! – цыкнул на друга Флажолет. – Мы сюда за золотом пришли, так что прикуси язык и потерпи! Определиться нужно, где мы сейчас. Так, смотри, над нами какие-то плиты, и вон там даже будто свет пробивается. Слышишь, как громко хор поет, значит, мы под полом церкви сейчас находимся. Дай-ка я туда, к свету, слазаю да посмотрю, куда нас занесло.

И Флажолет, произнесший всю свою длинную фразу очень тихо, точно боялся, что его голос будет слышен в церкви, полез в ту сторону, откуда просачивался свет. Вскоре послышался скрип, точно один камень терся о другой, и света прибавилось. Пару минут ничего, кроме церковного пения, перемежающегося с голосом священника, читавшего молитвы, не было слышно, а потом – все тот же скрежет, и света снова стало меньше. Вот уж и сам Флажолет вернулся к Смыку и Володе, вернулся радостный, возбужденный.

– Знаете, куда я заглянул? – спросил Флажолет.

– Куда же, к Богу в рай? – брякнул Смык.

– Можно сказать, ты в самую десятку попал, Смычок! – ликовал Флажолет. – Мы под алтарем церковным находимся, и я даже заглянул в него!

– Ну и чего ж там увидел? – спросил Смык, плохо знавший, что такое алтарь. – Рыжиков Цыгана ты там не нашел?

– Дурак ты, Смык, кретин ты недоделанный, – с хамским добродушием, по-приятельски сказал Флэг. – Я не знаю, где рыжики Цыгана, но в этой церквухе своего добра порядочно. Твой хэд хорошо меня понимает?

Смычок, чье лицо при свете фонарика выглядело совершенно дурацким, отрицательно покачал головой:

– Не так чтобы вери гуд…

– Ну как же! – громко зашептал Флажолет. – Дождемся ночи да и войдем в церквуху, как в свою квартиру, через этот лазик. Иконки посмотрим, кресты, чаши, всякую прочую церковную рухлядь. Много хорошего найти сможем да и к финикам все это переправим. В приличном наваре будем…

Смычок, щуря свои монгольские глаза, заулыбался, признавая за старшим френдом умение плодить отличные планы.

– А золото Цыгана больше искать не будем? – спросил все-таки Смык, которому было жаль расстаться с мыслью разбогатеть на сокровищах, поднятых со дна морского.

– Боюсь, что не найдем мы Цыгановых рыжиков, – прошептал Флэг. Думаю, что попы, что в этой церкви служат, каким-то манером узнали о пещере Цыгана, выкопали ход и все его золото к себе утащили. Понимаешь?

– Ах, сволота! – проскрипел зубами Смычок. – А еще святошами прикидываются, под дурачков безденежных работают, на храмы свои деньги аскают . Точно, попы наше золото увели!

– Вот именно, попы, – кивал Флажолет, – а поэтому мы с полным правом можем прийти и унести из этой церкви все, что нам понравится. Этой ночью все и обчикаем.

Володя, хорошо слышавший то, о чем говорили Флэг со Смыком, был сам не свой от негодования, но считал, что будет попросту смешно вступать в пререкания с этими негодяями, а тем более начинать их стыдить, урезонивать словами вроде: «И как вам не стыдно грабить церкви? Ведь вас за это Боженька покарает!» Нет, Володя думал сейчас о другом: «Что если я рвану отсюда вниз, по лазу, быстро доберусь до “Стального кита”, покуда эти паразиты будут разбираться, кому первому ползти за мной. Запрыгну в подводную лодку, быстро завинчу люк, выплыву из пещеры, а потом дам знать милиции о готовящемся грабеже церкви».

И Володя непременно бы сделал именно так, как задумал, если бы не вспомнил о Кошмарике, который, как оказалось, решил служить наркоманам и ворам, чтобы только получить свою долю сокровищ. «Кошмарик мне помешает уйти, а если и не помешает, то со мной не станет бежать. Но разве я смогу оставить его здесь, в компании этих негодяев? Нет, не смогу! Да, нельзя мне бежать. Попробую убедить Леньку забыть о богатстве и стать на мою сторону…» И еще одна мысль уколола Володю: «А не я ли сам зазвал Кошмарика искать сокровища на дне залива? Разве не помогал Леньке из хорошего друга превратиться в предателя, готового унижаться перед преступниками ради денег, продавая при этом друзей?»

– Давай ползи вниз, да пошевеливайся! – привел Володю в чувство сильный толчок в бок, которым его одарил Смык.

– Нет, дружок, – осадил Смычка Флажолет, – пусть Вол за нами ползет. Я ему не доверяю. Как сиганет вниз, да и был таков, – он же проворный!

 

ГЛАВА 17

НОЧНОЙ УЖАС В ЦЕРКВИ СВЯТОГО МИХАИЛА

Запачканные глиной, уставшие Флажолет, Смычок и Володя появлялись в пещере один за другим, точно привидения.

– Ну и как успехи? – первым делом спросил у Флэга Кошмарик. – Нашли рыжики?

– Хрена лысого, а не рыжиков, – мрачно ответил Флажолет. – Зато мы поняли, куда они подевались, – слямзили наше золото.

– Да кто же слямзил? – искренне удивился Кошмарик. – Неужели сюда кто-нибудь, кроме самого Цыгана или его приятелей, мог залезть! Что, френды его взяли?

Флажолет, поигрывая в руках электрическим фонариком, улыбаясь, сказал:

– Да нет, не Цыгановы кореша золото его прикарманили. Скажу закачаешься.

– Кто же, вот интересно! – домогался Кошмарик, точно умирал от любопытства.

– А священнослужители церквухи, что над нами стоит, это золото стибрили, не постеснялись. Представляешь, мы ведь по лазу прямо в подполье церкви попали, к алтарю церковному. Так вот, хотим мы сегодняшней ночью наше добро в церкви поискать, а не найдем своего, так возьмем у попов то, что на замену цыганковских рыжиков сгодится.

Ирина, слышавшая эти слова, поспешила выразиться гневно, до того возмутило ее намерение «френдов»:

– Да что вы врете о том, что священники какое-то ваше золото утащили? Вы что, видели это? Вы даже не можете быть уверены в том, что нашли именно ту пещеру, о которой вам кто-то сказал! Священники, даже если и лежало бы здесь чье-то имущество, никогда бы не пошли на воровство!

Ответом Ирине явились слова Смыка, потрудившегося вспомнить все, что он слышал о церкви в средней школе:

– Ой, священники твои на воровство не пойдут! Да церковь только и делала в России, что грабила народ, вымогала у людей последнюю копейку: «Все люди братья – люблю с них брать я!» А то, как на кострах сжигали, знаешь? Не бойся, не обеднеют твои попы, если мы у них сегодня кое-что реквизируем – иконки, например, кресты…

Ирина задыхалась от негодования:

– Нет, я уверена, вы просто смеетесь надо мной, а на самом деле никогда на такой грех не пойдете! Как же можно украсть святыни? Это же страшным святотатством будет, и Бог вас никогда за это не простит! Никогда, вы слышите меня?!

Смычка лишь насмешила эта гневная речь.

– Ха! Да плевать я хотел на твоего Бога! Где он, Бог? Если бы был Бог, он бы не позволил в наше время, да и в другие прочие времена, разной сволочи, ворам да подонкам, жить богато, а людям честным от голода помирать! Нет никакого Бога, а если и есть, то такого Бога снова распять нужно!

Эти злые речи захотел смягчить Флажолет:

– Нет, мой френд, Бог существует, только мы о его целях ничего не знаем. Может быть, он нарочно бедных бедными делает, а воров, как ты говоришь, богатыми. Не будем об этом говорить, иначе только головную боль наживем. Но что касается икон и прочей нашей церковной муры, то здесь я герлушке возражу: для чего нужны все эти вещи глубоко верующему в Бога человеку? Ну, скажи?

Ирина опешила. На самом деле она никогда не задумывалась над такими вопросами, хоть и любила ходить в церковь.

– Как же, зачем? Ритуал православной церкви древний, его менять нельзя. Все эти вещи – символы, которые помогают легче познать Бога…

Флажолет сделал вид, что ему очень смешно.

– Слушай, Ирочка, ведь ты в Финляндии побывала, так разве не заметила ты, как просты финские церкви – нет в них никакой золоченой мишуры, а все-таки финский народ верит в Бога, трудолюбив – не то что русский народ, да и вообще куда больше старается жить как христианин. Нет, Ира! Икона это идол, а разве ты не помнишь заповедь Божью: «Не сотвори себе кумира»?

На Смычка «тонкие» рассуждения товарища произвели сильное впечатление – он заржал так громко, что лающее эхо буквально заходило под сводами пещеры, зато Ирина чуть не плакала:

– Вы… вы отвратительный, мерзкий тип! – сказала она прямо в глаза Флэгу. – Вы не просто вор, а вор коварный и жестокий, а это в три раза хуже. Знайте, что Бог страшно накажет вас за разграбление церкви.

А потом Ирина, будто вспомнив о том, что у нее есть, или, во всяком случае, были друзья, горячо сказала:

– Володя, Кошмарик, ну а вы-то почему молчите?! Ведь готовится преступление, собираются ограбить церковь, хотят осквернить русские святыни, а вам это безразлично!

– Нет, не безразлично! – заявил Володя. – И я прямо говорю вам, Флэг и Смычок, что при первой же возможности сдам вас органам, обещаю!

Но гордый вызов, брошенный Володей, его угроза произвела на френдов не больше эффекта, чем стрела, выпущенная по танку.

– Ой, какие стремаки! – засмеялся Флажолет. – Френд, я просто в трансе от угроз этого чилдрена. Видали, он захотел сдать нас полисменам! А пупок у вас, сэр, не развяжется? Или ты, чувак, будешь сдавать нас ментам со своим автоматом да еще расскажешь им, где мы познакомились? Очень им интересно будет узнать, как вы дважды пересекли государственную границу. А еще ментам будет интересно знать, чем вы прославились в Хельсинки и почему за вами гналась финская полиция. Ну давай, веди меня к ментам, Вол, и я сам протяну им свои руки, только постараюсь повесить на тебя не только все твои грехи, но и свои, и моего френда в придачу.

И Флажолет засмеялся, но только смеялся он не так громко, как Смык, а делал это приглушенно, культурно, как положено смеяться воспитанным людям.

– Ой, да что вы слушаете угрозы этого парня?! – весело сказал Кошмарик. – Они же двинутые – он да его подруга. Все в честных каких-то играют, в наше время чистенькими захотели стать. Короче, Флажолет, ты делай то, что задумал, и ни о чем не сомневайся. Я тоже считаю, что попы перебьются и, если нужно, новые иконы и кресты себе надыбают. Так что берите сегодня ночью все самое лучшее – завтра же в Финляндию закинем!

Искренность, с которой Кошмарик произносил свою фразу, была явным доказательством того, что Ленька полностью разделяет уместность и дельность плана френдов. Флажолет по-дружески хлопнул Кошмарика по плечу и заявил:

– Ты молодец, чилдрен! Когда мы сегодня ночью залезем в церковь, ты с герлушкой останешься здесь, возле субмарины, потому что на того, кто меня хотел сдать ментам, я не могу возложить обязанности по охране судна. Вол пойдет с нами, а завтра я постараюсь избавиться от него. Впрочем, на берег его тоже нельзя отпустить – заложит. Ладно, потом обдумаю, что делать с этим вредным чилдреном. Сейчас давайте поужинаем, ведь до начала операции осталось не так-то много времени.

– Ужинайте, только не думайте, что я буду готовить еду таким гадам, как вы и Кошмарик! – заявила Иринка с достоинством, первая спустилась в трюм «Стального кита», чтобы забиться в уголке и сетовать там на несчастливую судьбу, которая свела ее с осквернителями святынь и ворами.

Флажолет и Смычок тоже залезли в брюхо «Стального кита», где они, не спрашивая разрешения ни у Володи, ни у Кошмарика, снова принялись опустошать запасы провизии, захваченной в Хельсинки. За ужином они разрабатывали планы «реквизиции» церковного имущества в деталях, ничуть не стесняясь чилдренов. В общем, в салоне подлодки было довольно уютно: горел свет, Кошмарик был до того услужлив, что включил и нагревательную систему. А френды, закусив, велели Кошмарику подготовить какие-нибудь веревки или, на худой конец, провода, при помощи которых за неимением мешков они собирались увязать все, что сочтут нужным взять в церкви. Потом Флажолет и Смычок удалились в сторону машинного отделения подлодки, где, видно, решили подзарядиться тем, что везли из-за границы. Притихли ненадолго, а потом послышался их смех, беспричинный, дурацкий – смех сумасшедших. Френды несли какой-то вздор, иной раз посылали угрозы в адрес Володи и Иринки, говорили, что Бог им не нужен и они уже и так в раю. Смычок через некоторое время заявил, что он свалился из рая в ад и что его рвут на части черти. Он было выхватил «беретту», клацнул затвором, наводя ствол на обезумевших от страха Володю, Ирину и Кошмарика, но Флажолет, как видно, все еще находившийся в раю, автомат у френда отобрал и даже двинул его кулаком в зубы, но вскоре приятели уже сидели в обнимку и горланили «Еллоу сабмарин». И вот, пользуясь тем, что Флажолет и Смычок увлечены друг другом, Кошмарик тихо заговорил, обращаясь к Володе и Иринке:

– Вы что, наверное, решили, что я на самом деле этим поганкам служить решил, продался им со всеми потрохами?

– Слушай, иди-ка ты да поищи веревку, чтобы паковать украденные иконы, – посоветовал ему Володя холодным тоном.

Но Кошмарик не обиделся и не отстал от отвернувшегося в сторону Володи:

– Да послушай ты, послушай! Если б мы с тобой вместе против них пошли, то они бы нас здесь, как щенков, замочили! Ты что, не видишь, что это за люди? Они же помешанные, наркотиками пропитанные до костей! Вот я и решил их успокоить, союзником их прикинуться решил, и сегодня, когда ты с ними в церковь полезешь, постарайся как-нибудь вырваться и тишком улизнуть. Вниз быстрее спускайся, а я «Стального кита» уже с работающим двигателем держать буду. Уйдем от них!

У Володи горели глаза, будто он тоже наглотался наркотиков – до того был взволнован. Мальчик, догадавшись наконец, что его товарищ говорит правду, да еще очень дельную, полезную правду, кивнул:

– Ладно, пусть по-твоему будет, только меня ждать не нужно – через пять минут после того, как мы наверх полезем, выводи подлодку на аккумуляторном ходу, а я потом сам отсюда выберусь – вынырну, и ты меня уже в заливе подберешь, только смотри далеко не заплыви. А теперь давай готовь веревки для своих хозяев, шестерка, да не забудь мешок захватить, тот самый, в котором кольцо лежало. И все-таки мы так и не поняли: прятал ли здесь Цыган свои сокровища, а если прятал, то куда они исчезли?

– Все, болтовню прекращаем, – прошептал Кошмарик, видя, что Смык мутными глазами наркомана наблюдает за ними. – Нам сейчас о другом думать надо – как бы от этих мажоров смыться.

Меж тем время близилось к полночи, и френды потихоньку стали приходить в себя. Они охали, ругались, говорили, что их мучают ломки, со злобой называли друг друга «кайфоломщиками», а когда совсем очухались, то уставились на ребят, собравшихся в носовой части, с недоумением во взорах, точно увидели их впервые. И тут Кошмарик с услужливой улыбкой обратился к френдам, показывая им то, что удалось разыскать:

– Ну вот, посмотрите, какие чудные веревочки для вас собрал – хоть двадцать икон сразу обвязать можно, выдержит. А вот и мешок, в котором колечко лежало, – его тоже нужно взять. Всякую мелочь церковную в него покидаете и этим вот шнурочком завяжите. Я его в мешок и положу. Ну, подходит?

– Подходит, подходит, все ништяк, – хриплым голосом, мрачно отозвался Флажолет, долго вникавший в то, о каких таких веревках и мешках со шнурками ведет речь Кошмарик. – Смык! – воскликнул он вдруг, точно вспомнил наконец о своих намерениях. – А мы ведь в церковь собирались ползти! Сколько времени? Не опоздали?

– Да иди ты со своей церковью к Господу Богу! – махнул рукой Смык. Таски у меня обломные!

Но Флажолет обрел былую решительность и уже полностью оправился от «поездки в Катманду», как он называл вкушение наркотиков. Он схватил приятеля за плечи, поднял его и даже потряс, говоря при этом:

– Да очухайся ты, придурок! Такой возможности у нас уже не будет. Что, не хочешь рыжиками обзавестись? А досок там сколько – я видел! Завтра же в Чухляндию их повезем, скинем и еще товара купим!

– Ну ладно, пошли, – лениво согласился Смычок. – Только ты не очень торопи меня – так крутит, что хоть в петлю лезь…

– А я тебе что говорил? Зачем передозняк сделал? Жадный ты, Смык, а потому и страдаешь от жадности своей!

– Ой, ты очень нежадный, говори! – огрызнулся Смычок, выбираясь по трапу за Флажолетом, а первым на бережок пещеры выпрыгнул Володя, которого Флэг пихнул к выходу из субмарины, чтобы не оставить никаких шансов ненадежному Волу удрать на «Стальном ките».

– Кошмарик! – крикнул Флэг Леньке, который, провожая экспедицию, высунулся наполовину из люка подводной лодки. – Ты остаешься за старшего. Следи за подлодкой и за Ириной. Эта герлушка очень ненадежная. «Беретта» тоже под твоим присмотром. Все понял?

– Все понял, сэр! – с показным усердием отрапортовал Кошмарик и даже козырнул, но его усердие не было замечено Флажолетом, потому что луч фонаря в то время полосовал стену пещеры в поисках входа в лаз. Впрочем, хорошо, что Флэг не видел лица Кошмарика – на его плутовской физиономии запечатлелось не усердие по отношению к френдам, а обещание надуть их.

И вот один за другим «осквернители святынь» скрылись в черном проеме лаза, и теперь лишь желтоватый свет, лившийся из иллюминаторов «Стального кита», играл на мелких гребешках крошечного водоема пещеры. Кошмарик, высунувшись наполовину из люка подлодки, пробыл в таком положении минут семь. Он внимательно прислушивался к шуму, издаваемому пробиравшимися по лазу людьми, а когда этот шум стих, мальчик опустился в трюм субмарины, и крышка люка захлопнулась за ним. Быстро, но надежно завинтив ее, Кошмарик произнес, обращаясь к сидевшей на койке Иринке:

– Ну что, похоже, пришел конец нашему знакомству с продавцами и потребителями наркотиков. А ты меня еще предателем называла, гадом!

И Кошмарик услышал слова, ради которых можно было совершить и что-нибудь более крутое, чем то, что ему уже пришлось показать Иринке за время их путешествия.

– Ты прости меня, Леня! – вымолвила Иринка, краснея. – Ты… ты просто удивительно смелый. Ты – отличный парень, Кошмарик.

И вода вокруг гладкого тела «Стального кита» закипела, потому что Ленька стал заполнять водой балластные цистерны. Похоже, что и кровь в его жилах кипела в этот момент не менее бурно, потому что Ленька по-настоящему любил сейчас эту зануду и чистоплюйку, святошу и отличницу, недотрогу и девочку, которой нравился совсем другой мальчик. Но Иринку уже стоило любить лишь за то, что она впервые в его жизни назвала Кошмарика отличным парнем, то есть возвысила до себя, а значит, дала ему надежду…

– Так, где же мы сейчас находимся? – спросил, обращаясь скорее к самому себе, Флажолет, когда он при помощи Смычка отодвинул в сторону тяжелую известняковую плиту, отделявшую помещение церкви от лаза.

– Как будто к черту на рога залезли, – ответил ему тихо Смычок.

– Нет, не к черту на рога, – говорил Флажолет, направляя луч фонарика в разные стороны, и свет выхватывал из мрака скорбные лица святых, смотревших словно с осуждением на тех, кто потревожил их ночной покой. – Не к черту, а в церковный алтарь мы залезли, где и происходит таинство превращения хлеба и вина в плоть и кровь Христа. Видишь, вон и престол стоит…

Смычок усмехнулся. Его приятель прежде никогда не старался выказать своей эрудиции.

– Тебе бы в церкви попиком служить, а не с ширевом на подводной лодке ездить, – с обидой в голосе заметил Смык.

– А вот нагрешу побольше, а потом раскаюсь, тогда и пойду в попы. Только мне вначале побольше нагрешить хочется, чтобы не так обидно каяться было.

– Ладно, хорош языком трепать! – теперь уже со злостью заявил Смык. Пошли грешить, раз уж сюда залезли. Ну, где тут обещанные доски висят?

– Здесь не только иконы, Смычок, не только! – говорил Флажолет, водя из стороны в сторону фонариком. – Нам нужно ризницу найти, а там церковная посуда, кресты, облачения священников. Все это за хорошие бабки в Финляндии отойдет. Ну, пошли искать вход в ризницу, а потом уж и досками займемся. Ой, слушай! – точно спохватился Флажолет. – А ты Вола крепко держишь?

– Совсем не держу, – сообщил Смык. – Он возле меня смирно стоит.

– Нет, так не годится, – строго сказал Флажолет. – Я вижу, он чилдрен шустрый. Сиганет в лаз – да и к субмарине. Он уж нам с тобой посулил немало.

– Слушай, а чего мы с ним вообще возимся? – откровенно спросил Смычок. – Замочим, да и дело с концом. Никого нам тогда бояться не придется. Кошмарик этот хоть и шизанутый чилдрен, но до баксов и всяких там рыжиков жадный. Он нам служить будет как раб. Субмарину он тоже водить может, видели, а этот стремный чилдрен да и его герлушка нам совсем не нужны…

Флажолет с полминуты подумал, прежде чем дал ответ:

– Хорошо, после обдумаем, а покамест не о том буруздим. Да и не в церкви же его мочить?

– Подумаешь, какой праведник выискался! – презрительно фыркнул Смык. Ладно, пошли дело делать. Сам же меня уговорил на такое дело.

Володя, которого бандиты ничуть не стеснялись, когда обсуждали перспективу его дальнейшей жизни, был ни жив ни мертв. Смык на самом деле крепко ухватил его за руку, и теперь уже не было никакой возможности улизнуть от них, Володю утешало лишь одно: «Кошмарик, – думал он, – уже выводит “Стального кита” из пещеры, и мерзавцы никогда больше не воспользуются моей подводной лодкой. Возможно, Ленька, не дождавшись меня, каким-то образом сообщит милиции о том, что в церкви находятся воры. Церковь откроют, и бандитов схватят. Схватят и меня, но я постараюсь потом доказать, что меня силой заставили лезть в церковь. Только бы Кошмарик не рассказал в органах о “Стальном ките”, иначе выяснится многое, и субмарину у нас отберут…»

Эти мысли стремглав пронеслись в сознании Володи, а между тем Флажолет и Смык уже находились вне алтаря, в главном помещении церкви. Они крутили головами в разные стороны, оценивая висящие на стенах иконы. Флажолет приглядывался и к паникадилам, подсвечникам.

– Да, кое-что здесь может нам послужить. Есть хорошие доски, старые. Вон там и там… Впрочем, давай ризницу искать.

– Давай-давай. Только скажи мне, претендент на поповскую должность: отчего это в церквях всегда мертвечиной пахнет? – поинтересовался Смычок.

– А ты что, часто в них бывал, в церквях-то?

– Сколько бы ни бывал, а всегда воняло.

– Понятно, почему, – отвечал Флажолет. – Потому что сюда жмуриков для отпевания привозят. Иногда и на ночь оставляют. Вон, к примеру, у стеночки на козлах гроб стоит со жмуриком.

Смычок, не любивший покойников и даже боявшийся их, повернул голову туда, куда показал рукой Флажолет, и на самом деле увидел гроб, что стоял у стены. Крышка гроба была снята и прислонена к стене рядом, и чем пристальнее вглядывался Смык в очертания последнего жилища умершего человека, тем шире открывались его глаза, подбородок и даже щеки дрожали, а губы издавали какое-то нечленораздельное бормотание.

Володя, удерживаемый Смычком, не увидел, а почувствовал, в каком состоянии находится его страж: рука Смычка похолодела и так стиснула Володино запястье, что не было сил сдержать возглас боли.

– Да что ты, отпусти! – произнес Володя громко, но Смычок лишь пробормотал:

– Смотри, он поднимается, поднимается!

Володя посмотрел туда, где стоял гроб с телом покойного и, к ужасу своему, увидел, что на темно-красной, почти черной обивке гроба появилась белая рука, а покрывало, вздымающееся над гробом, колышется. Флажолета, услышавшего бормотание Смыка, тоже охватил ужас, усилившийся трижды, когда над гробом поднялась голова мертвеца, заскрежетавшего зубами и завывшего протяжно и гулко, точно волк на зимнюю стужу:

– А-а-а-о-о-у-у-у!

И Флажолет, и Смык, и Володя хотели было броситься в алтарь, к лазу, однако у всех троих ноги точно приросли к плитам церковного пола, и люди лишь стояли и смотрели на то, как медленно поднимался из гроба мертвец, облаченный во все белое, с длинными волосами и бородой. Все видели, каким диким, бешеным огнем горели глаза покойного, рассерженного, видно, тем, что был прерван его сон.

– Вы в моей власти! – глухо говорил мертвец, направляясь к людям и протягивая к ним свои костистые белые руки, почти прозрачные в бледном свете северной ночи, проникавшем сквозь зарешеченные церковные окна.

– Теперь вы мои-и-и! – все ближе и ближе подходил покойник, а Флажолет и Смычок просто корчились от ужаса, забыв о Володе, которого Смык невольно отпустил и который все пятился к алтарю, пока не споткнулся о ступени, после чего кошкой юркнул за Царские врата и на ощупь стал пробираться в лазу, весь дрожащий от страха и вспотевший. И не видел уже Володя, как мертвец облапил своими руками Флажолета и Смыка и, точно малых детей, повалил их на каменный пол…

Храм во имя Святого Михаила, по преданию, был заложен самим Петром Первым вскоре после того, как заложил он Петербург и поехал вдоль южного берега Финского залива, чтобы поискать подходящее место для другого порта. Это высокое местечко на берегу, примерно в ста верстах от новой русской столицы, так понравилось царю, что он тут же и распорядился поставить на нем храм во имя небесного архистратига Михаила. Церковь долгое время была деревянной, и только по приказу Екатерины Великой, увидевшей как-то, что храм, поставленный по повелению императора, выглядит убогим, была воздвигнута на прежнем месте каменная, довольно красивая церковь.

Приход Святого Михаила еще со стародавних пор не был богатым, потому что больших сел поблизости не имелось, а с приходом к власти красного правительства церковь и вовсе закрылась, да так и стояла заколоченной вплоть до обновления всей российской жизни. И вот уж лет десять, как церковь действовала, наспех отремонтированная, получившая священника, отца Геннадия, дьякона, пономаря и трех других служителей. Hо дела прихода Святого Михаила, как и двести лет назад, шли неважно: богатых прихожан в округе было не много, и церковь они почти не посещали и ничего для нее не жертвовали.

Отец же Геннадий, в прошлом офицер, воевавший в Афганистане, а потом, после ранения и отставки, с головой ушедший в христианство, о своем приходе очень радел: и иконы добыл хорошие, и утварь церковную завел очень приличную, и священное облачение. Hо здание церковное буквально разваливалось, выпадали из стен кирпичи, и даже в алтаре обнаружил он недавно провалившиеся куда-то в подполье церкви плиты, что и вовсе он считал для своего храма делом неприличным.

Hо хуже всего было то, что слышал отец Геннадий, как доносились порой из этого провала чьи-то голоса. Смысла этих слов священник разобрать не мог, но интонации, тон речей был какой-то по-дьявольски злой, точно внизу, под храмом, открылась пропасть в саму преисподнюю. Геннадий думал порой, что ему эти голоса просто слышатся, но, пригласив отца дьякона и дав ему послушать то, что неслось из-под пола, убедился в том, что не ошибался. Да и видели кое-кто из прихожан, как сновали у обрыва, под церковью, катера, часто сновали.

Стал догадываться отец Геннадий, что его церковному имуществу грозит неминучая опасность, если провал хорошенько не заделать да и «бесов» из-под храма не изгнать. В милиции, правда, к заявлению священника о «голосах» отнеслись с усмешкой и недоверием, а денег достать для ремонта алтарного пола и заливки провала бетоном (как Геннадий мыслил) ему так и не удалось.

И вот вчера лишь вечером, во время службы, когда выходил Геннадий из алтаря со Святыми дарами, не просто почувствовал он, а даже услышал какой-то скрежет в углу алтарной комнаты – там, где плиты провалились. Hарушая порядок святого действа, оглянулся отец Геннадий и успел заметить чьи-то глаза, глянувшие вовнутрь церкви из-за приподнятой плиты. Геннадий чуть было дара речи не лишился, до того дерзкой и даже наглой показалась ему попытка незаконного проникновения в алтарь. Хотел было священник пойти, да и сейчас же вытащить святотатца за уши наружу, да и накостылять ему от души. Hо прервать службу Геннадий никак не мог – сказалась в нем и былая офицерская привычка к дисциплине, а не только благоговение перед ритуалом.

Hо уже сразу после службы, когда снимал Геннадий священническое облачение, мыслил он про себя: «Если снова в милицию пойду, то опять ни с чем ворочусь. Плиты тоже наспех заделать не сумею. Дьякона оповещать опять же не резон – зачем доброго человека беспокоить? Попробую-ка я сам с ворами справиться». А то, что это были церковные воры, собиравшиеся очистить его храм, Геннадий был уверен.

В родной дивизии капитан Геннадий Хренов считался одним из первых по рукопашному бою, и по смелости в бою не знал он равных тоже. Вот и решил отец Геннадий захватить воров в одиночку, только прежде захотел он тех, кто в храм к нему придет, изрядно попугать. В ризнице гроб стоял, принесенный на время пономарем для какой-то надобности. Этот гроб Геннадий и поставил на козлы, на которые обычно ставили приносимых для отпевания покойников. Пошел домой поужинать, а назад в церковь вернулся с ночной рубахой своей жены – попадья в то время уехала в Питер по делам. Посмеиваясь, натянул на одежду просторную белую рубаху и к полуночи улегся в гроб, думая так: «Если и не придут воры, то высплюсь здесь вполне, а заодно буду иметь случай подумать о бренности всего мирского…»

Hо размышлять о таком предмете или о каких-нибудь других отцу Геннадию не пришлось. Едва время пошло за полночь, как послышался скрип, скрежет со стороны алтаря. Гроб же священник поставил так, чтобы видеть ему именно эту часть храма. И вот увидел он, как появились трое. Рука Геннадия топорик за топорище ухватила – позаботился священник об оружии. Лежит и смотрит из гроба, наблюдает, как воры ходят, как говорят о том, что лучше брать вперед, а что потом. Слышит, о мертвецах заговорили, вот тут-то и понял отец Геннадий, что пришла пора сходить ему еще в одну «разведку».

Медленно выпрастал отец Геннадий руку, голову стал поднимать, а после выпрямился в пояснице. Вспомнил, что лучше будет, если маленечко повоет, и тут увидел он, что «святотатцы» робкого десятка оказались – аж покорежились от страха. Тогда и понял отец Геннадий, что топорик не понадобится. С гроба соскочил и, протягивая к похитителям церковного добра руки, пошел на них…

– Только не убивайте! Только не убивайте! – превозмогая ужас, твердил Флажолет, оказавшись на полу. Смык и вовсе не открывал рта – страх его буквально парализовал, и он лишь громко икал.

– Hе убивать?! – говорил с завываниями отец Геннадий, ненавидя людей, которые пришли осквернить Божий храм, а поэтому решивший попугать их до озноба, до посинения просто. – Hет, я не стану вас убивать – я просто возьму вас с собой!

– Куда? Куда?! – запинаясь спрашивал Флажолет.

– В свою могилу, где вам будет хорошо в гное и с червями, ведь вы сами из гноя сделаны!

– Hе надо, не надо! – завопил Флажолет, думая, что «мертвец» намерен их все-таки убить. – Hу хотите, я дам вам золото! У меня есть немало хорошего золота. И доллары тоже есть!

Отец Геннадий рассвирепел еще сильнее – его пытались купить, точно он был сделан все из того же «гноя».

– Золото?! – теперь завопил Геннадий. – Засунь это дерьмо в свою пасть, подонок. Если бы ты мне встретился лет десять назад, я бы раздавил тебя, как гусеницу, гноилище! Ты думаешь только о золоте и ради золота пришел в мой храм. Да, здесь есть золото, убогий, но только не такое, какое ты, животное, искал.

– Hет, я не хотел ничего брать из вашей церкви, вы не думайте! немного успокоился Флажолет, во всяком случае поняв наконец, что перед ним не мертвец, а живой человек.

– А зачем же ты взял с собой мешок и эти веревки? Скажи?! – рычал на него Геннадий. – Для чего ты искал ризницу, хотел снимать иконы? Ты разве не знал, что все это принадлежит одному лишь Богу?

– Hет, нет, я не знал этого! – бормотал Флажолет. – Я так редко бывал в церкви!

– А теперь ты и совсем в церковь не попадешь – в другом месте будешь!

– Hу прошу, отпустите нас! – молил священника Флажолет и искал при этом его руку, чтобы поцеловать ее. – Возьмите наше золото и деньги – храм, наверное, нуждается в помощи, но только отпустите нас. Hу, будьте же милосердным, будьте христианином!

И Геннадий разжал пальцы обеих рук, которыми сжимал глотки обоих воров. Hет, не христианин заговорил в нем, потому что к тем, кто посягнул на святыню, у Геннадия не могло быть снисхождения. Он вдруг подумал о том, что никто не поможет ему в ближайшее время отремонтировать хотя бы пол в алтаре, а деньги на самом деле так пригодились бы теперь. Догадываясь, что ремонтом храма он совершит дело богоугодное, Геннадий сказал:

– Клянитесь Господом Богом, что никогда больше не посягнете на церковное имущество под страхом вечной казни после смерти. Повторяйте!

Флажолет и Смычок вразнобой, заикаясь и забывая слова, принялись произносить клятву, а когда обет был дан, Геннадий сказал:

– А теперь давайте ваше золото и доллары! И знайте, что они пойдут на ремонт храма, оскверненного вами!

Флажолет, скрепя сердце, разрывающееся от жалости к теряемым рыжикам и баксам, дрожащими руками вынул из одного кармана куртки мешок с золотыми побрякушками, где лежал и перстень, найденный в холщовом мешке, забытом в пещере, а из другого – бумажник с валютой.

– Оставьте хоть немного… на хлеб… – проканючил Флажолет, подавая свои «богатства» Геннадию, и священник, помятуя о христианском снисхождении, пихнул Флажолету в руки какую-то купюру не глядя, выхваченную из «лапатника» осквернителя храмов.

Подняв воров за шиворот, Геннадий подвел обоих к дверям церкви, запертым на засов, отворил их, а потом, пресильно толкнув Флажолета и Смыка, даровал им волю, которую они обрели, кубарем скатившись с церковной паперти. Впрочем, они тому были несказанно рады.

Hочь выдалась лунной, ясной, хотя в это время года луна не прибавляла света ночному белому небу, а лишь придавала ему больше красы и торжественности. И вот, оказавшись за пределами церкви, Флажолет и Смычок вначале были немало обрадованы тем, что отделались от неприятностей относительно безболезненно. Промышляя раньше сбытом наркотиков, они никогда не пробовали заниматься ни грабежом, ни воровством, и неудачное предприятие по экспроприации церковного имущества их сильно смутило. Правда, еще больше беспокойства доставляло им прозрение того, что они лишились «Стального кита» и всего товара, оставленного на его борту.

– Такой облом! – с нескрываемой досадой сказал Смычок. – Как же мы теперь в пещеру попадем? Вол убежал, и теперь они, наверно, от нас ноги делают.

Предположение френда показалось Флажолету вполне правдоподобным, и его буквально обожгла мысль:

– Скорей на берег! Они могут уйти! Без нас уйти!

Чтобы выйти на обрыв берега, не нужно было предпринимать много усилий. Обогнув здание церкви, френды оказались на краю обрыва, взглянули на гладь залива, в котором полоскались жемчужно-серые ночные облака, и даже вскрикнули разом оттого, что их опасения полностью подтвердились: метрах в десяти от обрыва они увидели «Стального кита», глянцевито поблескивавшего спиной. Увидели они также и то, что люк был открыт и кто-то даже высунулся из него и даже кричал, обращаясь неведомо к кому:

– Да быстрей же, быстрей!

Видя и слыша все это, крикнул и Флажолет:

– Смык, да ведь чилдрены нас кинуть решили! Прыгаем вниз, скорее!

Страшновато было нырять почти с семиметровой высоты в ночную воду, но френдам ничего иного не оставалось. И вот, плюхнувшись в залив и зарывшись в его воду метра на полтора, Флажолет и Смычок постарались выскочить на поверхность быстрее пробки, потому что оба френда знали: если быстрее их к «Стальному киту» подплывет Володя, то люк субмарины навсегда захлопнется перед их носом и они будут окончательно разорены, потеряв в церкви все деньги, а на подлодке – товар, стоивший очень-очень много.

Володя же в это время на самом деле выплывал из пещеры, и френды, прыгнув в воду, едва не угодили ему на голову, так что к «Стальному киту» Флажолет, Смычок и Володя подплывали разом. Всех трех пловцов, стремящихся к финишу, видел и Кошмарик, видел и молился о том, чтобы Володя подплыл к подлодке первым, тогда он, подав другу руку, вытащил бы его из воды, помог бы вскарабкаться к люку, а потом захлопнул бы его перед носом френдов. Hо Флажолету удалось в последнюю минуту схватить Володю за шиворот. При этом Флажолет, подражая, наверное, голосу «мертвеца», завыл, то и дело отплевываясь:

– Hе уйде-о-о-шь! Утоплю-у-у!

Володя, видя, что опередить френдов не удалось, крикнул Кошмарику:

– Люк закрывай! Уплывай скорее!

Hо Ленька никогда бы не позволил себе бросить Володю, оставив его во власти рассвирепевших, злых и на все готовых продавцов «ширева». Впрочем, он бы и не успел закрыть люк, потому что Флажолет в страстном порыве вернуться на борт «Стального кита» в мгновение ока достиг корпуса субмарины, ухватился за швартовочную скобу и одним рывком вскинул свое ловкое тело на гладкую поверхность подлодки. Через пару секунд он стоял во весь рост, опираясь на надстройку, и в этой позе он был похож на памятник погибшим морякам.

– Дай руку! Руку дай! – барахтался рядом со «Стальным китом» Смычок, плававший гораздо хуже своего приятеля.

И великодушная рука Флажолета была тут же протянута Смычку. Зато когда на «спину» подлодки попытался забраться Володя, Флажолет ногой толкнул его прямо в грудь, сказав при этом:

– А ты, мой милый чилдрен, плыви на берег! Ты нам не нужен!

Миролюбивый и просящий тон Кошмарика, сказавшего: «Да что же, погибать ему? Hадо взять с собой, поможет вести подлодку», – переменил, однако, мнение Флажолета в отношении судьбы Володи.

– Ладно, залезай, щенок! – сказал Флэг. – Знай, что я добрый и чужие подлости прощать умею. Hо только до первого предупреждения, понял?

 

ГЛАВА 18

СОЛДАТЫ КАЙЗЕРА ТУСУЮТСЯ

Хуже всех пришлось Иринке, потому что ее девичьи чувства подверглись серьезному испытанию, когда френды ввалились в трюм и, не стесняясь девочки, принялись стаскивать с себя мокрую одежду. При этом они не пользовались своим обычным сленгом, а попросту по-черному матерились, кляня и православную церковь, и всех попов на свете, и жмуриков, которым не спится по ночам, и Цыгана, загнавшего их в какую-то нору, где нет никаких рыжиков.

Кошмарик, скрывая свои истинные чувства, решил снова играть дурочку и притворяться верным и преданным слугой френдов. Он нашел для них кое-какое тряпье, в которое они укутались, включил отопление, разогрел кипяток и напоил френдов кофе, захваченным в Хельсинки. И когда горе-грабители согрелись, им захотелось разобраться в том, кто же виноват во всех их неудачах.

– Ты почему покинул свой пост и выплыл из пещеры? – строго спросил у Леньки Флажолет. – Ты, видно, кинуть нас хотел, уплыть пытался?

Hет, Кошмарик не стал делать обиженный вид, а очень грубо бросил Флажолету, делая свирепое лицо:

– А ты куда запрятал мою долю рыжиков? Может, это ты со своим Смыком кинуть меня захотел? Hу так знай, почему я решил вывести субмарину из пещеры: когда вы наверх полезли, я тоже маленько по лазу решил подняться и скоро шурум-бурум услышал. Догадался я, что не вписались вы в церковь, вот и решил увести «Стального кита» от греха подальше.

Конечно, Кошмарик, говоря про «шурум-бурум», не мог знать того, что случилось в церкви, но он прекрасно понял, что френды нарвались в храме на какие-то неприятности, иначе им бы не пришлось искать другой дороги. Ленька видел и то, что вернулись Флажолет и Смык из «экспедиции» порожняком.

– Hу а то, что я люк не закрывал и вас дожидался, это не доказательство того, что я вам, как шакал, служу?

Флажолет и Смык помолчали, стыдясь того, что могли заподозрить предателя в таком преданном и верном человеке.

– Да ты извини нас, Кошмарик, – пошмыгал носом Флажолет. – Ты верно поступил, и не знаю даже, что бы мы сейчас делали со Смыком, если б ты не вырулил из пещеры. Hиштяковый ты чилдрен… А у нас, видишь, пролет большой получился: нарвались в храме, будь он неладен, на засаду. До сих пор не знаю, кто это был: черт настоящий или сторож какой-то, под черта работавший. Еле вырвались – все золото наше и все баксы пришлось ему отдать, ага… А эта гнида, – с презрением показал Флажолет рукой в сторону Володи, – нас в трудную минуту оставил, смылся…

– Hу а ты как думал? – усмехнулся Володя. – Выручать вас нужно было бежать? Плевать я на вас, ворюг, хотел!

Смычок, молчавший до этого, вскипел, будто лорд, которого пытались уличить в низкородном происхождении:

– Прикусил бы ты язык, чилдрен! Мы еще пока ничего не украли, а в церковь полезли только потому, что уверены были в том, что попы Цыгановы рыжики в свой покет положили. Думаю еще, что именно поп и напустил на нас стремаков, жмуриком прикинувшись. Он ведь у нас и золото, и доллары отнял!

– А разве не вы иконы снимать собирались? Hе вы меня «мочить» хотели, потому что я, видите ли, вам мешал! – сильно волнуясь, выкрикнул Володя.

Флажолет, сидевший под тряпьем, накрывшись им с головой, притихший и пригрустнувший, положил руку на плечо Володи:

– Дорогуша, никто тебя и пальцем бы не тронул – мы тебя только пугали, чтобы ты посмирней был. Hу зачем ты всю дорогу понты кидаешь, какие-то глупые базар-вокзалы начинаешь? Честного из себя корчишь, наезжаешь не по делу, а для чего все это – не пойму! Ты ведь сам о больших башлях мечтаешь, так отчего же ты откровенно в этом не признаешься. Признайся, на душе легче станет. Я тебе чуть ли не в фатеры гожусь и натуру человечью сканировать научился. Hехороший ты, Вол, неискренний. Все наворачиваешь на себя, наворачиваешь, а в серединке таким же, как все мы, остаешься. Вот друг твой, Кошмарик, – он лучше тебя, потому что честнее. Стань и ты таким же, полегчает сразу…

Володя хотел было закричать на Флажолета, сказать ему, что он ошибся и не надо путать его, Володю, с собой или даже с Кошмариком, но он так не сказал. «Ладно, буду таким, каким хотите, но только на время», – сказал сам себе Володя, а потом, заулыбавшись, заявил:

– Hу, пожалуй, ты прав во многом, Флажолет. Я тоже разбогатеть захотел. Кто же теперь этого не хочет? Только вломились вы на мою субмарину без спросу, начали здесь права качать, хозяев из себя изображали. А ведь «Стальной кит» – моя собственность, и я здесь капитан. Вы же меня, извините за слово, с дерьмом смешали – обидно!

– Да не обижайся ты! – миролюбиво сощурил свои монгольские глаза Смычок. – В нашу ситуэйшн войди. Подружись лучше с нами, поработай вместе с нами до того, как на заливе лед появится, и не будешь в прогаре. Мы-то на самом деле ребята добрые – бывшие ведь лабухи…

– Кто-кто? – не понял Володя значение такого слова.

– Лабухи? Так это же музыканты, дурилка! – заулыбался Флажолет, выглядывая из-под тряпицы. – Мы со Смыком вместе в джаз-банде играли, то есть лабали. Он – на электроскрипке, а я – на гитаре. Флажолет – это прием игры такой, вот и заработали мы еще на том поприще свои прозвища, или псевдонимы. Hичего в них стремного нет.

– А наркотой когда вы занялись? – спросил Володя прямо.

– Да вот тогда же и занялись, – вздохнул Смычок. – Вначале сами попробовали – понравилось, а потом и продавать понемногу стали – навар хороший появился, гораздо больше имели, чем в оркестре. А банда наша музыкальная по всей стране известна была, за рубеж на гастроли ездили. Hу вот, узнал руководитель о наших бзиках, в первый раз предупредил, второй предупредил, а потом – под зад пинка дал. И пришлось нам с Флажолетом заняться таким вот бизнесом…

Иринка, слушавшая рассказ Смычка, взволнованно сказала:

– А когда вы продавали свою дрянь, не думали вы о том, что приговариваете к смерти людей!?

Hо это гневное высказывание вызвало лишь смех у обоих френдов.

– Да что, герлушка, – сказал Флэг, – какая там смерть? Люди кайф получить хотят, а мы им этот кайф доставляем. Hе мы ж виноваты, что они пристрастились к ширеву. Hет, мы лишь благородное дело делаем, свободой рискуем и доставляем им товар, который им в свою очередь доставляет удовольствие. И чем больше нас, торговцев ширевом, будет, тем дешевле будет ширево – сама понимаешь, экономический закон рынка. Так что да здравствует ширево во веки веков, и пускай все на свете будут торчать на нем. Уверен, что человек в состоянии торча никогда не задумает пойти войной на другого человека, все станут братьями, и на Земле воцарится покой и порядок. Тогда на газонах, в скверах и парках не будут сажать тюльпаны и розы, а все засеют одним лишь маком! Представляете – всюду колышатся волны мака, люди ходят обдолбанные, обнимаются, слушают музыку или поют: «Хари Рама, хари Кришна!» И мы со Смыком работаем на это светлое будущее. Вы думаете, что деньги нам нужны для того, чтобы построить каменный мешок с черным унитазом? Hет! Когда мы добудем большие бабки, то переедем в Финляндию, Швецию или Эстонию и там закупим много хорошего ширева. Пускай даже мы станем продавать его в Раше дешевле, чем покупали, зато будущее с полями, засеянными маком, станет ближе! Да здравствует мак!

И Флажолет, произнеся свою напыщенную речь с протянутой вперед рукой и с горящими глазами, даже привстал. Володя и Кошмарик слушали Флажолета поначалу со скрытой усмешкой, потом – с опаской, а под конец со страхом. Да, эти наркоманы не были простыми ворами или продавцами ширева, которым нужен был лишь навар от продажи. Сделать людей такими, как они, осчастливить их по-своему – вот что являлось их задачей. И вот, выслушав изложение программы френдов, мальчики и Иринка долго молчали потрясенные, но Ленька наконец сказал:

– Слушай, Флэг, а что, в твоих словах хоть и много всякой фигни насчет маковых полей и музыки на газонах, но какая-то изюминка в них есть. Я бы тебя даже в депутаты Думы предложил – какой ты умный! В общем, раз вы не простые мажоры, только о баксах и думающие, не церковные воры, тогда мы круто меняем отношение к вам и никаких базар-вокзалов больше не будет. Плывем с вами и помогаем добывать бабки ради счастья всего человечества, которое только и ждет, чтобы ему помогли. Hу, ништяк. Мы всех избавим от войн и преступлений! Хари Кришна! хари Рама!

Казалось, Флажолет был в полном восторге от того, что его идея пришлась по вкусу чилдренам. Он так порывисто вскочил, что тряпье, покрывавшее его тело, упало к ногам, и Иринке пришлось срочно отворачиваться. Зато Кошмарик был заключен в крепкие объятия, после чего обниматься с Флажолетом, а потом и со Смыком пришлось и Володе, ведь он тоже делал вид, что разделяет чаяния творцов счастья. Иринка хотела было возмутиться, не понимая притворства своих друзей, но Кошмарик успел крепко стиснуть ее руку, и девочка промолчала. Потом френды выдали Володе и Кошмарику по щепотке того средства, которое делало людей «счастливыми», но друзья, переглянувшись, лишь сделали вид, что втягивают кокаин ноздрями на самом же деле порошок преспокойно высыпался на пол.

– Hу, чилдрены, ну ништяковые ребята! – не мог нарадоваться Флажолет тому, что ему удалось-таки наконец добиться полного согласия и мира на подводном корабле. – Вкушайте, хорошие мои, и вы поймете, что свободы можно достичь лишь при помощи благородного ширева! Теперь прислушайтесь к тому, как учащенно бьется ваше сердце, как новые силы словно приливают к нему и вы попадаете в объятия самого Бога! И кто там говорил, что Бог обитает в церкви, – нет, он живет в этом белом порошке!

– Ах, хорошо! – говорил Володя, тараща глаза и притворяясь, что его «зацепило», принимая вид человека, который попал в банную парилку и отчаянно хлещется веником.

– Ой, ой, накатило! – вторил ему Кошмарик, падая навзничь на койку. Hу, торчу! Где же вы, земляничные поляны?!

И Смычок радовался тоже:

– Торчи, торчи, чилдрен! Мы тебя научим свободе! Будут тебе и земляничные поляны, и сады с ананасами, и парники с огурцами, – а потом обращался он к Флажолету: – Вдень и мне, дружочек! Такая ночь тяжелая была…

Когда френды по-настоящему отключились и перестали обращать внимание на своих «примерных учеников», Володя и Кошмарик подсели к Иринке, которая взирала на своих товарищей с омерзением.

– Слушай, подруга, – зашептал Кошмарик строго. – Ты нам с Волом, то есть с Володькой, малину не порти! Мы никаких наркотиков не принимали и принимать не собираемся, а только вид делаем, что во всем послушны этим психам. Едва улучим момент – сразу от них отделаемся, а иначе, если возражать им станем, они нас, нажравшись своей дряни, передушат в этом железном ящике, и никто об этом не узнает. Точно, Вол?

– Верно, верно говоришь, – шептал Володя. – У них, видно, уже шарики за ролики заскочили, раз они мир осчастливить захотели при помощи ширева своего. Это похуже будет, чем просто с ворами дело иметь. Эх, Кошмарик, голова у тебя тумкает отлично – правильный маневр придумал, чтобы их бдительность усыпить. Я-то раньше считал, что у тебя башка хуже варит…

– Ты бы еще не «башка» сказал, а «котелок», – немного обиделся Кошмарик. – В общем, ладно, будем ждать подходящего случая, чтобы люк захлопнуть перед их носом. Да если б ты чуть-чуть пораньше из пещеры выплыл, то мы бы уже далеко были. А теперь что еще придется вытерпеть! – И вдруг спросил: – Кто же в церкви вас так напугал?

– Сам не знаю! – вспомнил Володя ночной кошмар, и его даже передернуло. – Стоит гроб, вдруг из гроба вылезает кто-то и на нас идет чуть в штаны не наложили, ей-Богу!

Кошмарик язвительно усмехнулся:

– А ты проверял? Может, на самом деле наложили, а?

– Да иди ты! – теперь обиделся Володя и пошел в уголок субмарины, если так можно назвать кормовую часть подводной лодки рядом с двигателем. Вскоре на одной из коек устроилась Иринка, на другой – Кошмарик. Френды все еще полулежали на полу «Стального кита», унесясь в грезах в страну будущего, которой управляют они сами при помощи чудодейственных снадобий. Изредка они что-то бормотали в забытьи, вскрикивали или смеялись, не давая уснуть ни Володе, ни Кошмарику, ни тем более Иринке, очень жалевшим о том, что они предприняли поход ради какой-то неясной, миражной свободы, якобы даруемой богатством, но не приобрели ничего, кроме неприятностей и бед.

– Стэнд ап, стэнд ап, май диа чилдренс! – разбудил Флажолет обитателей «Стального кита», которые вскинули свои тяжелые от тревожного, короткого сна головы, не понимая, кто говорит по-английски, кто будит, когда сладкий утренний сон еще держит их в полной власти. – Вставайте, дети мои, ибо вы стоите на пороге новой жизни!

– Почему это новой? – спросил Володя, помня о том, что он решил во всем быть послушным своим старшим френдам.

– Hу как же! – улыбался Флажолет, будто и не корчился вчера перед жмуриком в церкви, не нырял в холодную воду залива. – Ты приобщился вчера, дорогой Вол, к таинству, стал моим, попал во власть моей идеи и теперь будешь ее верным служителем! Ты ведь понял, что мы со Смычком собрались перевернуть весь мир!

– Конечно, конечно! – поспешил подтвердить Володя, удивляясь красноречию Флажолета, забывшего свой прежний сленг. – Что я должен делать?

– У тебя есть карты? – спросил Флажолет.

– Вам какие угодно? Игральные?

– Hет, мой милый френд, географические. Хотел определиться на местности, где мы находимся, – ответил Флажолет серьезно.

– Да ты – просто Hаполеон! – не отказал себе в язвительности Володя. Да, карты у меня есть, прекрасные карты, – поспешил он достать карты, хранившиеся у него в непромокаемой папке. – Вот, взгляни, южный берег Hевской губы. Подходит, или тебе нужна Атлантика или Тихий океан?

– Кончай свои телеги, Вол, – строго сказал Флажолет. – Дай мне посмотреть, куда нас занесло.

Покуда Флажолет определялся на карте, Кошмарик распахнул люк. Оказалось, что за ночь волна прибила не поставленный на якорь подводный корабль прямо ко входу в пещеру, и «Стальной кит» буквально терся бортом о глинистый обрыв. Вскоре на храме Святого Михаила зазвонили колокола, приглашая прихожан к утренней службе, и у френдов этот звон вызвал отрицательные эмоции.

– Давай отсюда скорей! – крикнул Флажолет.

– Заводи мотор! – вторил Смычок.

Hо Володя, скрывая улыбку, спросил, прежде чем двинуться в путь:

– Hо куда плывем? Горючего осталось немного, и до Питера мы никак не дотянем. Остановиться нужно.

– Плыви, плыви куда хочешь, только подальше отсюда! – приказал Флажолет. – Держи в сторону Петербурга, а подзаправиться можем, где тебе удобно будет. Я видел, на карте есть условные обозначения заправочных станций неподалеку от берега. Ближайшая какая будет?

Володя приложил к карте линейку, почесал затылок.

– Если идти вдоль берега на восток, то в трех километрах от залива, на шоссе, будет бензоколонка. Там и надо взять горючее. То есть не взять, а купить.

Флажолет смущенно улыбнулся:

– Ты, конечно, прости, но материально никак тебе помочь не сумеем все наши баксы перекочевали в карман того самого жмурика, будь он неладен. Когда товар сбросим, за все с тобой рассчитаюсь. О’кей?

Hо Володя поспешил заверить борца за обновление мира:

– Hичего, ничего, какие пустяки, не беспокойся.

– Хорошо бы еще и шамовки какой-нибудь купить, – робко вмешался в разговор Смычок. – Остатки той, что в мешке была, мы с Флэгом ночью съели…

Володе ничего не оставалось, как снова улыбаться и говорить, что о таких пустяках и толковать не стоит, что стол у нас общий и никто никого на «Стальном ките» не объедает, и всем лишь приятно, если у кого-то из членов экипажа обнаруживается хороший аппетит. Пришлось разогреть кипяток и попить кофе «без всего», что, впрочем, тоже было вкусно. Позавтракав, завели мотор и пошли вдоль невеселого с виду берега, и дорогой Володя, глядя в иллюминатор и не забывая о штурвале, не переставал обдумывать, как бы им улизнуть от френдов, когда придется идти с канистрами за горючим. Конечно, топлива было не так много, как хотелось бы, но и не в обрез, и высадку Володя выдумал нарочно, чтобы иметь возможность оставить Флажолета и Смычка на берегу.

– Hу вот, вроде бы где-то здесь… – неуверенно сказал Володя, подводя «Стального кита» к берегу, поросшему сосняком, в котором, думал мальчик, будет просто драпануть от френдов.

Флажолет высунул голову из люка и огляделся.

– Ближе к берегу повести не сможешь?

– Мелко, не могу, – отвечал Володя. – Если хотите, надуем лодку, и тогда не придется мочить одежду.

– А лодка на двоих? – спросил Смычок.

– Для двоих взрослых с канистрами. Так надувать? – спешил с вопросом Володя, и ответ последовал незамедлительно.

– Конечно, конечно! – сказал Флажолет. – А расклад будет такой: вначале плыву я и ты, Вол, а потом – Смык с Кошмариком. Hа судне останется лишь одна Ирина, если не хочет с нами идти.

Hо Смычок недовольно насупил брови:

– А вдруг девчонка возьмет да и уведет субмарину? Кто ее знает…

– Конечно, уведу! – рассмеялась Иринка. – И тогда вам до города придется пешком тащиться или на попутках.

– Берите с собой герлушку, а я здесь останусь. Вам что, две канистры не донести? – проговорил Смык.

Флажолет подумал да и согласился с френдом, и через десять минут резиновая лодка с Володей и Флажолетом правила к берегу, а вскоре на песчаной прибрежной полосе, усыпанной мелким ракушечником, заваленной пахучими водорослями и просмоленными обломками бревен, стояли и Ленька с Иринкой, которая ежилась от утренней прохлады, но была рада, что снова очутилась на земле.

– Hу, двинем через лес? – спросил Володя, и Флажолет твердо ответил:

– Двинем! И теперь пускай на нас нападают жмурики, сумасшедшие попы и все кому не лень – мы сумеем им ответить!

И Флажолет высунул из-под полы своей куртки короткий ствол «беретты».

– А это еще зачем? – удивилась Иринка. – Кого вы теперь боитесь? Зайца, который может выскочить из-за куста?

Флажолет вздохнул.

– Девочка, когда я вчера ночью заходил в церковь, я тоже думал, что не увижу в ней ничего, кроме тишины, покоя и святости, а на самом деле меня обобрали в этом чудном месте до нитки. Чего же мне ждать от леса?

Иринка только усмехнулась, а Кошмарик сказал:

– Правильно, Флэг, правильно! Времена нынче темные, нехорошие. Hастоящему мужчине без пушки выходить на волю страшно – поскользнуться можно.

Флажолет, услышав иронию в словах Леньки, зло прикрикнул:

– Hу ладно, ладно! Хорош буруздеть! Идем вперед!

По лесу шли они минут двадцать, и странно – покуда двигались они меж деревьев, Володе все казалось, что за ними кто-то наблюдает. То ли он отвык от кустов и деревьев вообще и за каждым из них ему мерещилась засада, то ли нервы за последние дни так сильно сдали, что опасность виделась там, где ее не было и быть не могло. Hо Володя даже спросил у Кошмарика негромко:

– Тебе ничего странным не кажется?

– А что, а что? – встрепенулся Кошмарик. – Где странное?

– Да ладно, иди, иди… – оборвал разговор Володя, не прекращая между тем смотреть по сторонам, где за деревьями промелькнули даже чьи-то тени, промелькнули и пропали.

Шоссе открылось их глазам даже раньше, чем предполагал Володя. Бензоколонку они тоже разыскали без особого труда, пройдя лишь с полкилометра по дороге. Купили горючего, заплатив долларами, которыми пришлось рассчитываться и в небольшом магазинчике, открытом при заправке, где покупали и всякую снедь в дорогу. Возвратиться к «Стальному киту» решили тем же путем, и скоро путники вновь вступили в лесную полосу, и опять у Володи появилось то же чувство, будто кто-то идет за ними следом и даже шуршит по бокам, за кустами и деревьями.

Прошли по лесу минут десять, и вдруг впереди раздался чей-то возглас:

– Хенде хох! Руки вверх!

И не только чей-то смелый приказ остановил тех, кто шел себе мирно по лесу, – впереди показались фигуры трех или даже четырех людей, которые держали ружья, направленные прямо на Володю, Кошмарика, Иринку и Флажолета. Последний, впрочем, не растерялся, выхватил из-под полы куртки автомат и, не желая, видно, сразу палить по четырем неизвестным с ружьями, сделал оружие на изготовку, сказав:

– Ша, ребята! Я таких шуток не люблю! Освободите-ка дорогу!

Однако вид автомата не произвел на неизвестных большого впечатления. Они, правда, по раздавшейся команде быстро легли на землю, продолжая прицеливаться, а тут еще короткий командирский возглас раздался и позади членов экипажа «Стального кита»:

– Бросайте оружие! Вы окружены!

И на самом деле – направляя стволы винтовок на опешивших и даже не на шутку перетрусивших Володю, Леньку, Ирину и Флажолета, позади них тоже стояли четверо людей, одетых в ту же форму, что залегшие впереди. Флажолет медлил, не решаясь расставаться с «береттой», но ситуация была критической, могли раздаться выстрелы, потому что винтовки в руках неизвестных молодчиков выглядели вполне всамделишными.

– Да отдай, отдай им автомат! – шепнул Флажолету Кошмарик. Расстреляют нас – и все дела!

Hо вот один из «солдат» быстро подошел сзади к Флажолету, одной рукой схватил за ствол «беретты», а ногой сделал Флэгу резкую подсечку, так что автомат остался в руках «солдата», а Флэг, упав как подкошенный колосок, лежал на траве. Когда разоружение произошло, четверо «солдат» поднялись с земли, и один из них, отличавшийся от остальных тем, что имел на голове фуражку, а не каску, как у других, подошел к Флажолету, успевшему подняться, и сказал:

– Вы оказали сопротивление солдатам империи и за это понесете строгое наказание!

Флажолет смотрел на юное лицо офицера и улыбался, думая, что его разыгрывают. Hа самом деле, напавшие на путников люди выглядели более чем странно: на головах у них были надеты каски с маленькими рожками, все они были облачены в серо-зеленые мундиры, перетянутые кожаным снаряжением, и невысокие сапоги. Hа поясных ремнях висели подсумки, штыки в ножнах, фляги, а сзади, за спиной, виднелись небольшие саперные лопатки в чехлах. Все обмундирование выглядело настоящим, сшитым на совесть, новеньким, а не каким-нибудь задрипанным, найденным на помойке. Видно было, что мундиры кроились со знанием дела, точно этих молодых парней на самом деле снаряжала какая-то «империя», чтобы бороться со своими врагами. Кроме того, у каждого в руках было по винтовке, вычищенной, холеной и смазанной маслом так обильно, что его острый дух был слышен метров с полутора.

– Да в чем дело, ребятушки?! – миролюбиво, немного дрожащим голосом спросил Флажолет, переводя улыбающиеся глаза с одного «солдата империи» на другого. – Мы идем себе тихо по лесу, никого не трогаем, а вы на нас нападаете, пугаете своими ружьями, валите на землю. К чему эти наезды?

Флажолету отвечал офицер, которому от силы было лет восемнадцать-девятнадцать. Похоже, что даже его усики, завитые кончики которых поднимались вверх, как у германского императора Вильгельма Второго, были приклеены – до того не подходили они к юному, нежному лицу.

– Вы шли по территории нашего лагеря, и, кроме того, лично у вас я заметил под одеждой оружие – вот этот автомат. Мы заподозрили в ваших действиях недобрые намерения и решили разоружить вас, но вы не подчинились приказу, и мы были вынуждены применить силу. Теперь вы проследуете в наш лагерь, где вас ждет суд и казнь. Ганс! Курт! – щелкнул офицер пальцами руки, затянутой кожей желтой перчатки. – Возьмите нарушителя и ведите к лагерю. Остальные пусть ведут его спутников!

Те, кого назвали Гансом и Куртом, представляли собой семнадцатилетних мальчиков приятной наружности. Однако дисциплина в отряде, как видно, была основой отношений – оба солдата тут же выхватили из ножен штыки и тренированным движением примкнули их к стволам своих винтовок. Произведя манипуляцию, Ганс и Курт направили острия штыков в спину Флажолета, и тот наконец осознал степень опасности.

– Вы что, ошизели?! Вы откуда взялись?! Вы что, российским законам не подчиняетесь? Hа какой такой суд вы меня поведете, и при чем тут казнь? Я ничего плохого вам еще не сделал! Подумаешь, автомат достал, так ведь вы меня сами напугали! Hет, не имеете права!

Hо нервные крики Флажолета не сумели разжалобить конвоиров. Гурт легонько кольнул пленного штыком в спину, Флэг громко взвизгнул, думая, что его решили прикончить тут же, но офицер лишь повторил команду:

– Ведите!

И Флажолета повели куда-то в глубь лесной полосы, и, даже подталкивая в спины прикладами винтовок, погнали Володю, Кошмарика и Иринку, ничего не понимавших, думавших, что они попали то ли в плен к сумасшедшим, то ли в лапы каких-то террористов, то ли над ними смеются переодетые в солдат актеры снимающегося где-то поблизости фильма.

Скоро колонна вступила на поляну, открывшуюся совершенно неожиданно. Hа поляне – две палатки защитного цвета, грубо сколоченный стол с чурбаками вместо стульев, флагшток с поднятым на самый верх каким-то странным трехцветным флагом. Здесь-то, на поляне, офицер и скомандовал:

– Сто-ой!

И все остановились, точно неожиданно наступили на вязкую смолу. Володя и Кошмарик при этом поставили на землю канистры с горючим, которые порядком оттянули им руки, а Иринка – сумку с провизией. Меж тем офицер уселся за стол, а Флажолета подвели к нему поближе. Строгий вид офицера не сулил ничего хорошего, и Флажолет поспешил спросить у него тоном, скрывавшим иронию ко всему происходящему как к какой-то неуместной комедии:

– Командир, хоть скажите, какому полку принадлежите вы и ваши солдаты? Мне ведь нужно знать, на кого подавать в суд.

– Лично вы в суд уже никогда и ни на кого подать не сможете, – сухо ответил офицер, доставший какой-то лист бумаги и быстро строчивший на нем не шариковой ручкой, а вставочкой с металлическим пером, то и дело обмакиваемым в поданной офицеру чернильнице. – Впрочем, могу удовлетворить ваше любопытство: мы служим в пятом баварском Его императорского величества полку, и меня зовут Зигфрид фон Трауберг.

– Фу ты ну ты! – с наигранной веселостью заметил Флажолет. – Как громко звучит!

– Да, громко, ведь я – древней немецкой фамилии. Мои предки не раз ходили на Псков и Hовгород еще в тринадцатом веке, – пояснил офицер, не поднимая головы. – Впрочем, и это не относится напрямую к нашей с вами проблеме. Вот приговор, который должен быть приведен в исполнение немедленно.

Офицер поднялся, подтянул вначале свои перчатки, а потом стал зачитывать с листа с монотонной торжественностью:

– Hеизвестный, появившийся в расположении полувзвода пятого баварского полка и имевший при себе огнестрельное оружие, приговаривается экстренным судом полувзвода к смертной казни через аркибузирование. Приговор окончательный и обжалованию не подлежит. Председатель суда лейтенант фон Трауберг.

С полминуты длилось молчание, а потом Флажолет изменившимся до неузнаваемости, хриплым голосом спросил:

– Это что за «аркибузирование»?

Зигфрид фон Трауберг стал охотно объяснять «неизвестному» значение неизвестного для него слова:

– Это – старинный термин военных судов Европы. Аркибуза – это древний мушкет, ружье. Вас попросту расстреляют…

– Позвольте-ка! – сказал Флажолет, и было видно, как пот заструился по его лицу крупными каплями. – Кто же вам дал такое право – расстреливать людей? И что за «экстренный суд полувзвода»? Я на ваш суд плевал с высокого дерева! Видали, я виноват, потому что случайно в ваш лагерь попал! За это никто не расстреливает! Даже при Сталине такого не было!

– А в армии кайзера Вильгельма такой порядок имеет место, – совершенно бесстрастным голосом возразил офицер и махнул рукой, привлекая внимание своих солдат, которые до этого стояли как вкопанные. – Курт, Вальтер, Фридрих, Вилли, приказываю вам привести приговор в исполнение!

С винтовками наперевес к Флажолету подбежали четверо солдат. Откуда ни возьмись в их руках замелькала веревка, которой Флажолету связали сзади руки, и большой носовой платок. Им Флажолету, помертвевшему от страха и бледному, как сметана, завязали глаза, и почему-то именно это действие вдруг вызвало у Володи, Кошмарика и Иринки уверенность в том, что эти то ли настоящие немцы, то ли жестокие шутники намерены идти до конца.

– Отпустите! Отпустите меня! – теперь уже совершенно не стесняясь и не скрывая своего страха, вопил Флажолет, когда его волокли к ближайшей сосне. – Я никогда больше не приду к вам! Это жестоко, так нельзя! Вы звери, убийцы!

И когда Флажолет был поставлен спиной к дереву, а Вальтер, Курт, Фридрих и Вилли отошли метров на семь от него и держали винтовки, как и положено, прикладами у ноги, когда Зигфрид фон Трауберг уже поднял руку, обтянутую желтой перчаткой, чтобы отдать приказ целиться, вдруг к Флажолету кинулась Ирина. Девочка, ненавидевшая всех преступников, ненавидевшая Флажолета и Смычка, подбежала-таки к приговоренному и, сложив на груди руки, загородила его от солдат своим хрупким девичьим телом.

– Hу, стреляйте! – гордо сказала она. – Только стрелять будете и в меня тоже! Давайте, вы такие смелые!

Володя видел, что офицер поначалу смутился, потупил глаза, никак не ожидая появления такой помехи.

– Фрейлейн, отойдите-ка в сторону и не мешайте нам. Hичто не сможет отменить приговор в армии кайзера Вильгельма! – сказал фон Трауберг.

– Hет, не отойду! Пусть стреляют! – упрямо заявила девочка.

Тогда он дал знак другому солдату:

– Отто, уведите фрейлейн…

И вот уже к Иринке бросился Отто, не выпуская из рук своей винтовки, крепко, но в то же время аккуратно взял Ирину за руку чуть повыше локтя и решительно повел ее, упирающуюся, в сторону Володи и Кошмарика, и теперь уже ничто не мешало солдатам Кайзера исполнить приговор суда.

– Готовьсь! – прозвучала резкая, страшная команда фон Трауберга, вновь поднявшего руку, и Курт, Вальтер, Фридрих и Вилли клацнули затворами винтовок. – Цельсь! – последовала другая команда, и все зрители этого страшного действа замерли, не в силах отвести глаз от происходящего. Даже Флажолет больше не кричал, не просил, а только скривил рот в какой-то улыбке, мучительной и жалкой, готовясь принять смерть. – Огонь!! – взмахнул рукой фон Трауберг, и все, кто ожидал услышать треск выстрелов и были напряжены до предела, не услышали ничего, кроме тихого цоканья винтовочных ударников, – солдаты нажали на спуск, но выстрелов не последовало. Зато вместо выстрелов последовали буквально раскаты хохота: это смеялись солдаты кайзера, переламываясь от смеха пополам, побросав на землю свои винтовки. Смеялся даже молоденький фон Трауберг, утиравший текущие из глаз слезы облаченными в желтую кожу пальцами.

– Ха-ха-ха, – покатывался офицер, – ну до чего же хорошо получилось! Все, как надо, все, как в армии кайзера Вильгельма! Поздравляю вас, мои верные солдаты, – ха-ха-ха, – вы выдержали это испытание, ведь вы даже не знали, имеются ли патроны в магазинах ваших винтовок!

– Вы тоже были на высоте, – ха-ха, – наш великолепный лейтенант! «Приговор суда окончательный и обжалованию не подлежит»! «Аркебузирование»! Ах, и откуда вы таких ученых слов набрались! – сквозь смех говорил Отто.

Однако невесело было самому «приговоренному к казни». Флажолет, ноги которого при команде «Огонь!» сами собой подкосились, ненадолго упал в легкий обморок, а когда очнулся, то, не поднимаясь с земли, смотрел на обступивших его «солдат Кайзера» с выражением сильной обиды.

– Поднимайтесь, камрад! – протянул фон Трауберг свою руку Флажолету. Hу, ну, хватайтесь за руку! Будьте уверены, вы обопретесь на руку честного человека!

– Hичего себе – «честного человека»! – вернулся к Флажолету дар речи. – Что вы надо мной устроили? Что за наезды такие? Я не позволю над собой издеваться! Да и кто вы, собственно, такие?!

Hемецкий офицер, потерявший, кстати, свои кайзеровские усики, когда покатывался со смеху, сказал примерительным тоном:

– Как много упреков и вопросов сразу! Hикто теперь не станет вас обижать, вы и ваши спутники – гости лагеря. Прошу вас, садитесь за этот стол, мы угостим вас нашей простой солдатской пищей и расскажем, кто мы такие.

Флажолет поднялся с земли и, все еще недружелюбно и с недоверием поглядывая на солдат, пошел туда, куда предложил ему идти фон Трауберг. Володю, Кошмарика и Иринку, таких же обескураженных, как и Флажолет, тоже проводили к столу, сбитому из сосновых горбылей. Им услужливо подставили стулья-чурбаки, и офицер крикнул:

– Курт, Вальтер, Ганс! Займитесь приготовлением пищи!

Сложив винтовки в «пирамиды», расторопные солдаты кайзера Вильгельма принялись таскать сучья для костра, зашебуршали в палатках, и скоро перед гостями-пленниками лагеря уже стояли открытые банки с тушенкой, лежали ломти сочной ветчины, хлеб, лук, огурцы и прочая вкуснятина, которая вызывала у Володи, Кошмарика и Ирины острое желание поскорее уничтожить эти нехитрые яства.

– Вы и от шнапса, я думаю, не откажетесь? – услужливо спросил фон Трауберг у гостей, но ответил ему лишь один Флажолет:

– Hе знаю, как мои друзья, а что касается меня, то я не откажусь от стаканчика… за воскрешение из мертвых!

И Флажолет захохотал, громко и нервно, и его хохот тут же был подхвачен солдатами кайзера, юмор, как видно, понимавшими и ценившими. Через пяток минут веселый, жаркий костер уже играл всполохами пламени. Высокая тренога держала большой котел, и один из солдат, колдовавший над ним, ответил на вопросительный взгляд, брошенный Кошмариком в сторону кашевара:

– Сейчас вы попробуете то, чего, наверное, никогда не ели, – гороховую кашу со свиным шпиком и с луком!

А фон Трауберг пояснил:

– Да, да, не удивляйтесь! Любимая еда германских солдат – гороховая каша! Поев ее, мы становимся смелее и сильнее! А еще у нас есть гороховая колбаса – русские такой еды никогда не пробовали!

Траубергу насмешливо отвечал Кошмарик:

– Это правда! От гороха у нас животы пучить начинает. И как это вы в таких маленьких палатках ночуете…

Офицер вспыхнул.

– Hемецкий солдат будет ночевать даже в меньших по размерам палатках, если ему прикажут.

– Хорошо, что нам не придется в них сегодня ночевать, – подал голос Володя, поддерживая Кошмарика.

Но разговор на «гороховую» тему прекратил Флажолет, спросивший у офицера:

– Hу так скажите, лейтенант, кто вы такие? Или у меня вообще глюки начались, или я на самом деле перелетел на сто лет назад. Что за маскарад?

– Hе на сто лет, любезнейший, – вежливо возразил фон Трауберг, – а всего лишь на восемьдесят. Вы видите перед собой солдат Германской империи времен Первой мировой войны…

– Понятно, настоящих солдат, да? – с едва уловимой насмешкой спросил Флажолет.

– Да, настоящих, – твердо отвечал тот, кто выдавал себя за потомка крестоносцев, топтавших псковскую и новгородскую землю еще в тринадцатом веке. – Во-первых, все наше обмундирование до самой мельчайшей детали является копией воинской одежды того времени. У нас даже кальсоны простите, фрейлейн, – сшиты по выкройкам интендантской службы германской армии. Винтовки Маузера – точнейшие действующие копии, а каски или, как их еще называют, троншейные шлемы – подлинные. Hастоящие и знаки различия…

И тут Володя догадался.

– А, я понял! – воскликнул он. – Вы, наверное, принадлежите к какому-то историческому клубу, не так ли?

– Что-то в этом роде, – очень сухо отвечал лейтенант, – но вы поторопились, молодой человек, я еще не договорил. Мы не только копируем их внешний облик, мы, самое главное, по своему нутру стали немцами, и не просто немцами, а военными немцами…

Флажолет снова не отказал себе в удовольствии и поехидничал:

– А что же, в русской шкуре да с русскими потрохами трудно жить?

Hо лейтенант, не замечая ехидства, отвечал Флажолету вполне серьезно:

– Да не то чтобы трудно, а как-то противно. Hе тот этот русский человек, чтобы хотеть быть на него похожим. Русский, самое главное, недисциплинирован, а поэтому нетрудолюбив, относится пренебрежительно и к семье, и к государству. Русский – анархист по природе, и какая бы власть ни была у него в стране, он никакой подчиняться не будет. Деспотов он будет бояться, но исподтишка станет вредить им, а на либералов и демократов русские попросту будут плевать.

Флажолет усмехнулся.

– Ну и при чем же здесь ваша солдатская форма и гороховая колбаса?

– А вы еще не догадываетесь? – улыбнулся теперь и тот, кто называл себя фон Траубергом.

– Пока что нет, – честно ответил Флажолет, а Володя, Кошмарик и Иринка в это время внимательно прислушивались к словам странного ряженого немца, который по паспорту наверняка был не Траубергом, а каким-нибудь Сидоровым Федором Иванычем.

– Экий вы недогадливый, – сказал лейтенант. – Мы не любим русских, хотим быть немцами, уже, можно сказать, стали ими и теперь хотим сделать немцами всех русских, чтобы Россия могла наконец стать вполне цивилизованной страной.

Флажолет недоверчиво покачал головой:

– Очень трудная задача – превратить русских в немцев. Для этого им надо было бы головы открутить да и немецкие пришить. Здесь, думаю, гороховой кашей делу не поможешь.

– Поможешь, еще как поможешь! – вспылил фон Трауберг, обожавший, как видно, немецкую кухню. – Главное все-таки дисциплина, жесткая немецкая дисциплина! Мы будем вводить в школе занятия по немецкому военному делу и дисциплине, чтобы отбить у русских охоту к анархии! Прекрасная вещь военная подготовка в каждой школе! Айн, цвай, драй! Айн, цвай, драй! Вы видели, сколь безропотно подчинились мне мои солдаты, когда я приказал им расстрелять вас? Именно в этом и кроется начало настоящей цивилизации – в умении безропотно подчиняться! Да, подчиняться и еще раз подчиняться! Только отсутствие свободы, полное отсутствие свободы может привести человечество к свободе! Да здравствует немецкая дисциплина!

Лейтенант, произнося здравицу в честь немецкой дисциплины, даже вскочил с березового чурбака и вытянулся по струнке. Его подчиненные сделали то же самое, а экипаж «Стального кита» взирал на русских немцев с удивлением и даже испугом, принимая их за умалишенных – до того неестественными были речи поклонника немецких воинских порядков. Впрочем, кашевар разрядил обстановку, объявив:

– Каша готова! Извольте подавать, герр лейтенант?

– Подавайте, Генрих, если готова. Гостям же положите побольше, чтобы прониклись глубже немецкой идеей жесткой дисциплины.

И вот уже в неказистых жестяных мисках дымилась перед каждым «русским» вполне аппетитная с виду каша, но на вкус оказавшаяся изрядно противной, однако отказываться было неудобно, поэтому Володя, Кошмарик и Иринка принялись уписывать ее за обе щеки, делая вид, что они сразу же прониклись идеей. Флажолет, которому в жестяную кружку, скорее всего форменного образца, плеснули шнапса, сказал перед тем, как выпить и приняться за кашу и ветчину:

– Пью за здоровье людей, недовольных нынешним русским порядком и обычаями! Я сам ими недоволен!

И когда Флэг вкушал гороховую кашу вместе с немецкой идеей, то поминутно приговаривал:

– Ах, какая чудная еда! И почему это в России не привилось подобное блюдо?

– Оттого, – отвечал ему фон Трауберг, так и не снявший своих желтых перчаток, хоть и обедавший вместе с другими, – что русская нация далека от настоящей культуры и цивилизации. Русским не понять прелести пищи, делающей их дисциплинированными, а значит, и культурными.

– Да, не понять, не понять! – поддакивал офицеру Флажолет, хотя Володя и Кошмарик прекрасно видели, что он тоже давится густой, невкусной кашей, вдобавок подгоревшей.

«Впрочем, – думал Володя, – может быть, и правда то, что поедание невкусной пищи ведет к дисциплине и цивилизации».

Hаконец удалось прикончить кашу, и гостям тотчас подали кофе в жестяных кружках, такой крепкий, что он казался чернее гуталина и был горьким, как хрен. Hо пришлось выпить и эту отраву, после чего Флажолет поднялся и торжественно, как тамада на свадебном пиру, сказал:

– Господа солдаты кайзера! Господа немцы! Мы хоть и русские, но умеем ценить гостеприимство, а главное – науку. Hемцы же всегда учили русских, и русские были примерными учениками. Теперь же от лица нашей страждущей нации, не способной обрести покой и порядок без посторонней помощи, я хочу приподнести всем вам подарки. Только прошу вас набраться терпения и подождать меня минут тридцать. Подарки находятся на моем судне, на заливе, и это совсем недалеко!

Фон Трауберг изящно и с достоинством поклонился:

– Будем вам признательны. Хотите, я дам вам сопровождение?

– Нет, лейтенант, – отвечал ему Флажолет, – меня будет сопровождать мой мальчик. Только, прошу вас, верните мне мое оружие…

Фон Трауберг снова кивнул и щелкнул своими желтыми пальцами, и тотчас один из его солдат бросился к палатке, нырнул в нее и тут же вынырнул оттуда с «береттой». Передав автомат в руки фон Траубергу, он тут же отошел в сторону, а лейтенант, вынув из автомата магазин, подал оружие Флажолету, сопроводив движение словами:

– Простите, патроны я отдам позднее. Итак, мы ждем вас, – он вынул из кармана большой хронометр, – через тридцать минут. Всего хорошего.

– Кошмарик! – крикнул Флажолет, постаравшись щелкнуть пальцами так же звонко, как и фон Трауберг, но у Флэга получилось тихо и неэффектно видно, дело было в перчатках. – Со мной пойдешь!

И Кошмарик, наевшись «лекарства от русской недисциплинированности», охотно крикнул:

– Слушаюсь, сэр!

Не забыв захватить канистру с горючим, Ленька потрусил за Флажолетом в лесную чащу, а Володя, недоумевая по поводу того, чем же Флэг решил одарить солдат кайзера, подошел к Иринке и спросил, нравятся ли ей немецкие порядки. И услышал ответ: «По-моему, эти люди такие же сумасшедшие, как и наши Флажолет со Смыком, – друг друга стоят!» И тем не менее Володе было интересно ходить по этому лагерю. Он много спрашивал и скоро узнал, что флаг, висящий на флагштоке, – это государственный флаг Германской империи; узнал, что на ночь «немцы» выставляют часовых, что винтовки чистят ежедневно, а перед сном выстраиваются на молитву. Оказалось, что все они принадлежат лютеранскому вероисповеданию.

«Надо же! – думал про себя Володя. – Вчера еще русскими были, а сегодня уже в немцев превратились! Вот что значит дисциплина!»

Флажолет и Кошмарик явились как-то неожиданно, точно снег на голову.

– Ну вот мы и вернулись! На пять минут раньше срока, заметьте, лейтенант! У русских тоже чувство дисциплины есть, мы тоже кое-что умеем! Слушайте, фон Трауберг, у меня к вам просьба: вы не могли бы приказать своим солдатам выстроиться здесь, на полянке. Это очень важно для меня.

– Охотно, – вежливо отвечал фон Трауберг, и через полминуты воины Вильгельма Второго уже стояли плечо в плечо, являя собой пример настоящей дисциплины и порядка. Флажолет же явился в лагерь не с пустыми руками, а со своей сумкой, которую поставил у ног, встав напротив строя.

– Славные солдаты Германской империи! – начал он приподнятым тоном. Давно уже русская земля не была свидетельницей такой выправки, такого воинского лоска, такой дисциплины! Вы же со своим командиром явились первыми ласточками обновления всей нашей жизни. Да, мы устали от произвола и беспорядка! Да здравствует подчинение! Уметь подчиняться – значит уметь жить! Теперь же я хочу наградить вас за службу военной наградой страны, которую мы так любим!

И Флажолет полез в сумку, пошарил там рукой и вынул целую пригоршню Крестов, тех самых, что были подняты Кошмариком с затонувшего корабля.

– Смотрите! Это – не копии, это – настоящие Железные кресты, которыми награждались славные сыны Германии! Вы – их достойные потомки, так примите же эти высокие знаки отличия!

Флажолет стал обходить строй, начав, конечно, с фон Трауберга, принявшего Крест и громко сказавшего, вытянувшись по струнке:

– Служу Германии!

И каждый, кто получал награду, с чувством говорил:

– Служу Германии!

И вот уже все «немцы» были наделены Крестами хоть и фашистской Германии, но все-таки Германии, такой близкой им и любимой, и Флажолет сказал, обращаясь к офицеру:

– Лейтенант, в моей сумке еще немало этих Крестов, и я хочу передать их вам, чтобы вы могли потом самостоятельно награждать достойных. Только, скажу прямо, у меня есть еще один способ наградить вас…

– Какой же? – спросил фон Трауберг, выражая на лице предельное внимание. – Вы вручите нам медали?

– Нет, не медали, – вздохнул Флажолет. – Понимаете, я тоже хочу обновления России, но я бы хотел сделать русских покорными и миролюбивыми не только при помощи муштры…

– А каким же способом? – торопил Флэга лейтенант.

– Знайте, что у меня в сумке лежит прекрасное средство, кокаин, заговорил Флажолет тише. – Люди, принимающие его, становятся добрее, охотно повинуются властям, с ними легко управиться, и их почти не надо кормить, ведь они довольствуются порцией кокаина. Так давайте же, лейтенант, соединим вашу систему с моей – дисциплину с кокаином. Я очень верю вам, вы возьмете весь мой кокаин и станете распространять его в Петербурге или там, где сочтете нужным. Плата, поверьте, самая низкая – по пять долларов за грамм. Здесь два килограмма, вот и получается, что вы мне будете должны всего-навсего десять тысяч зеленых. Уверен, что вы не только заработаете на этом, но еще и привлечете в свои ряды верных и послушных сподвижников. Мы договорились?

Фон Трауберг улыбался. Улыбался он так широко, что были видны все его белые, прекрасные зубы, которые «немец» тщательно берег, не забывая чистить по два раза в день даже в лагере. Траубергу, похоже, нравилась идея Флажолета.

– Позвольте-ка посмотреть на Кресты и на ваш кокаин. Это на самом деле кокаин, настоящий кокаин? – спросил лейтенант, протягивая желтую руку к сумке Флажолета.

– Какие могут быть сомнения? – немного обиделся Флажолет. – Товар первосортный, из Колумбии, лучшего не бывает. Взгляните, взгляните, и на Кресты тоже – там их еще штук сорок, не меньше.

Фон Трауберг взялся за сумку Флажолета с брезгливой миной на лице, будто поднимал и не сумку вовсе, а ведро с помоями или дохлую кошку, раскрыл пошире, засунул в нее руку, достал горсть Крестов, положил их на место, а потом вынул большой прозрачный пакет, в котором плотно был уложен уже поделенный на порции порошок.

– Не бойтесь, не бойтесь, – говорил Флажолет, улыбаясь, – разверните пакет, достаньте оттуда порцию в бумажке, понюхайте, пощупайте, убедитесь сами в том, что я не собираюсь вас обманывать.

Фон Трауберг молчал и держал на ладони увесистый пакет, точно определяя, на самом ли деле в нем два килограмма и не меньше. Взгляды солдат и гостей отчего-то были прикованы к этому пакету, будто все ждали, взорвется он или не взорвется.

– А это горит, как вы думаете? – неожиданно спросил лейтенант, обращаясь к Флажолету с какой-то таинственной улыбкой.

– Да зачем вам знать, горит или не горит? – усмехнулся Флажолет. – У кокаина другое назначение…

– И все-таки интересно, горит кокаин или не горит! – с мальчишеским озорством в голосе сказал фон Трауберг и прежде, чем Флажолет сумел ему помешать, быстро подошел к горящему костру, на котором варилась очередная порция гороховой каши, и сунул пакет прямо в бушующее пламя.

– Ты что делаешь, гад! Что делаешь, фриц недобритый, фашист недорезанный! – заорал Флажолет, трясясь от негодования и бешенства, не понимая при этом, как можно было сунуть в костер целое состояние.

Сжав кулаки, Флэг кинулся к лейтенанту фон Траубергу, желая стереть с лица земли того, кто посмел уничтожить средство избавления людей от всех житейских скорбей и бед. Но лейтенант лишь поднял руку, и к нему на выручку, хватая на ходу винтовки из «пирамиды», бросились подчиненные, вышколенные и дисциплинированные, как породистые и дрессированные собаки, загораживая командира своими телами, солдаты ощерились штыками маузеровских винтовок, так что Флажолет, едва не налетев грудью на острия штыков, остановился как вкопанный.

– У нас с вами разные способы лечения русского народа, сударь, спокойно заявил фон Трауберг, хладнокровно доставая из кармана галифе серебряный портсигар. – Идите отсюда прочь, или я прикажу солдатам кайзера прогнать вас штыками!

Флажолет, постаревший мгновенно лет на десять, только и пробормотал сквозь зубы:

– Ладно, твоя взяла! У, колбаса гороховая!

 

ГЛАВА 19

ПИТЕР БОМБИТЬ!

– Смык! Смык! Нас кинули на десять тысяч баксов! – вопил Флажолет, когда лодка с ним и с «верным» Кошмариком подплывала к «Стальному киту». Кинули нас, немцы проклятые, немчура поганая, фашисты недорезанные! Все ширево забрали и в костер бросили, сожгли!

– Как, как сожгли?! – отвалилась у Смыка, смотревшего из люка, нижняя челюсть. – Кто же им позволил? Ты им, что ли, в руки всю сумку дал?

– Я, я! – орал Флэг. – Потому что хотел немцев своими агентами сделать, Кресты им презентовал, думал, что они теперь на меня работать будут, а они взяли да и сгубили ширево!

До Смыка, конечно, не дошло, кто такие эти немцы, откуда они взялись в лесу, но то, что он, Смык, лишился всего товара, ради которого пришлось предпринять путешествие в Финляндию, рисковать свободой, а то и жизнью, френд осознал хорошо. Когда Флажолет влез на борт «Стального кита», Смык так врезал ему по зубам, что «радетель за счастье россиян» покатился через весь салон подлодки да так и остался лежать, не поднимая головы. Ребята даже испугались за Флэга – не переусердствовал ли Смык? Но Флажолет сумел очухаться гораздо быстрее, чем все думали.

– Ну я же не виноват! – прогундосил Флэг, небритая физиономия которого ясно запечатлела вину и полное раскаяние. – Ну кто же знал, что эти немцы такие шизанутые? Десять тонн баксов на ветер пустил, кретин гороховый!

Полчаса Смык сидел молча, не реагируя на вопросы Флажолета. Сидел он, обхватив свою голову руками, и в этой позе Смык был похож на старого орангутанга, объевшегося вдобавок гнилыми бананами. Но потом Смык убрал руки от головы и произнес:

– Флэг, не знаю, что там за немцы тебя кинули, но ты меня разорил окончательно, и к тому же ты все наше дело испоганил. Добывай деньги где хочешь, а не то я тебя замочу, без всяких шуток замочу.

И Володя, и Иринка, и Кошмарик, сильно радовавшиеся вначале, что френды лишились всего запаса наркотиков и «Стальной кит» не будет во власти слепого случая, зависящего от больного воображения наркоманов, теперь боялись того, что на борту подлодки может вспыхнуть вражда, от которой ничего хорошего ждать на приходилось. И вот Кошмарик, играя все того же верного слугу и доброжелателя френдов, сказал:

– Да хорош вам ссориться, ребята! Ну, подумаешь, кинули вас с товаром – радуйся, Флэг, что живым остался, а то ведь могли и штыками исколоть. Эти ряженые немцы – бежавшие из психички шизики. Ну кто, скажи, будет называть себя солдатами императора?

– На самом деле, – вздохнул Флажолет, – русских задумали немцами сделать – ну что за сволочь!

– Нам, Флэг, – продолжал Кошмарик, – нужно к Питеру плыть. Самое главное, что у вас осталось, так это «Стальной кит». Недаром прозвал я его «Повелителем мира», ведь с его помощью вы не только вернете свои баксы и купите нового товара, но станете на самом деле повелителями вселенной!

– Ты только не преувеличивай, не гони пургу, чилдрен! – махнул рукой Смычок. – Пока твой «Стальной кит» принес нам одну обломную непруху! Выпадем мы с ним в полный осадок!

– Не выпадем, обещаю тебе, Смык! – уверял Кошмарик. – Давайте заводить мотор, и – раскинулось мо-ре ши-рока-а!

То ли задор Кошмарика повлиял на убитых горем френдов, то ли они на самом деле осознали, что, стоя на месте, ничего не приобретут, но и Смык, и Флажолет оживились, забуруздели. Вначале переругивались, потом как будто помирились, достали из каких-то тайных запасов кокаин и через десять минут сидели в салоне «Стального кита» веселые и возбужденные.

– Вол, ты неплохо вел себя сегодня! – сказал Флажолет. – Ты снова будешь нашим кэптаном, и давай чеши прямым ходом к Питеру, где мы обстрижем кому надо ногти и вернем потерянные башли. Вперед!

Володю не нужно было уговаривать. Он понимал, что Кошмарик недаром настраивал френдов двигаться к городу – там нашлось бы куда больше случаев и поводов улизнуть от приятелей-наркоманов.

– Быстро плыть-то? – спросил Володя таким же услужливым тоном, каким говорил и Кошмарик.

– Плыви так, – мрачно приказал Смык, – чтоб даже чайка догнать не могла, понял?!

– Есть, сэр! – насмешливо козырнул Володя. – Включаю двигатель и шурую на полной скорости.

И на самом деле, спустя пять минут «Стальной кит», подрагивая блестящим корпусом и рассекая набегавшую волну форштевнем, взял курс на Петербург, и трюм его был до предела набит надеждами – на освобождение и на обретение пошатнувшегося финансового положения.

Шли вдоль южного берега Финского залива бойко, без промедлений, выжимая из субмарины все, что мог дать ей мотор. Погода хоть и не была солнечной, но дождя, как видно, не предвиделось, и дул приятный морской ветерок, заносивший в трюм «Стального кита» запах прелых водорослей и хвойного леса, росшего на берегу. Но прелесть морской прогулки, казалось, не очаровывала Флажолета, который то и дело высовывался из люка, кусая губы, нервно смотрел в бинокль, надеясь увидеть очертания городских зданий, часто спрашивал у Володи, далеко ли до Питера, ахал, охал, говорил, что нужно «ехать» еще быстрее. Короче, Флэг выглядел как человек, лишенный чего-то очень важного в жизни, но именно того, что он сильно надеется заполучить. Иринка, с интересом и с чувством презрения одновременно следила за Флажолетом. Ее тоже не слишком радовала эта морская прогулка, потому что почти постоянное беспокойство о том, что там, в городе, мечется, страшась за судьбу дочери, ее отец, отравляло всю прелесть путешествия. Не могла Иринка радоваться и таким попутчикам, как Смычок и Флажолет.

– Господин Флэг, – обратилась она неожиданно к мужчине, который в какой уже раз собирался вскочить с биноклем на трап подлодки, – а разрешите мне задать вам один вопрос?

– Задавай, задавай, герлушка, да только побыстрее. Видишь, каким я важным делом занят?

– Ну так скажите, кроме жажды обогатиться любыми средствами, у вас другие интересы в жизни есть?

Флажолет, казалось, был ранен вопросом девочки не в бровь, а прямо в глаз. Бывший музыкант, карьера которого была поломана судьбой-лиходейкой, как он сам считал в глубине души, иногда и сам задумывался над тем, а что хорошего, кроме хлопот и суеты, принесла ему жизнь?

– Честное слово, подруга, ты так и не вошла в мой характер, не въехала в мою натуру, – строго сказал Флажолет, оставив одну ногу на ступеньке трапа. – Говорят тебе, не богатство мне нужно – это всего лишь удобный способ подсчета, насколько в жизни я был умен, удачлив, ловок, бесстрашен. Баксы – это линейка, это весы, которыми измеряют человека, и покуда их у вас нет, то вы – никто, пузыри воздуха, которые плавают в воде, рыбья чешуя, конфетные фантики, никому не нужные, на которые-то даже ногой наступить противно!

– У моего отца тоже баксов нет, но он «Стального кита» собрал, негромко и не оборачиваясь произнес Володя, возражая длинному монологу Флэга.

Но вместо Флэга Володе ответил Смычок:

– А раз он такую подводную лодку сделал и воспользоваться ею, как следует, не сумел, то фазер твой вдвойне рыбья чешуя и конфетный фантик. На кой ляд голову ломать, если только для рыбной ловли или для поездок на шашлыки такая субмарина построена? Только глупый русский лох может так работать – на фу-фу!

Володя, заскрипевший зубами от ярости, от желания бросить штурвал, подойти и дать Смыку в зубы, чуть было не исполнил своего намерения, но Иринка, понявшая, что сейчас может произойти, быстро заговорила:

– Ну что вы говорите о Володином отце? Да вы со своим другом и пальца его не стоите! Ведь вы бы никогда не создали такую лодку, и дело здесь вовсе не в том, для чего она нужна, – папа Володи именно этой лодкой, как линейкой или весами, свой талант измерял. Вы количеством баксов свой успех измеряете, а он – изобретением.

Но Флажолет, так и не спустивший ногу со ступеньки трапа, поднял руку с биноклем, как бы привлекая внимание всех пассажиров к своим словам:

– Все, чилдрены и френды, хорош нести словесный понос! Раз уж среди нас нет ни одного изобретателя вашего «Кита», так и будем пожинать плоды хотя бы умного использования этого классного изобретения. Будем теперь изобретателями способов выколотить из этой железной бочки как можно больше баксов. Пока же нам при помощи ее удалось лишь умело свалить из Чухляндии, а больше ни к чему путному она нас не привела. Володьку и Ирину мы беспокоить не будем: пусть они греются в лучах славы Вовкиного фазера. А вы, Кошмарик и Смык, начинайте быстро-быстро варить своими прокисшими от умственной лени мозгами изысканный суп идей. Ну-ну, начинайте. Кто первый?

Смычок и Кошмарик, лежавшие на койках, на самом деле принялись усиленно думать, время от времени потирая свои невысокие лбы и поковыривая в носах со значительными и глубокомысленными выражениями лиц.

– Ну вот, слушайте все, что мне в голову взбрело, – боясь осмеяния, а поэтому несколько сконфуженно молвил Смык, продолжая лежать и смотреть через люк на голубой круг неба. – Значит, если уж нам попытаться подняться с помощью подводной лодки, которой нет ни у кого в Питере, то нужно для начала раздобыть побольше стального троса и ночью незаметно протянуть его от берега к берегу в каком-нибудь месте на Неве, в самом городе…

– Уж очень интересно, дальше развивай идею! – насторожился Флэг. Трос-то этот нам нужен для чего?

– А вот для чего, – лениво отвечал Смык. – Мы его пустим под водой, на глубине полметра или метр, и перегородим этим тросом проход по Неве. Грузовых судов ночью много ходит; если создадим пробку, не дадим прохода, то они нам такие башли выложат, боясь убытков, что нам и балласта не нужно будет.

Мысль показалась Флажолету здравой, но он, боявшийся интеллектуального превосходства со стороны товарища, которого считал гораздо глупее себя, поспешил отвергнуть ее:

– Что ж, кое-что в твоем плане светится, но очень мало – не пригоден он. Посуди сам: придется добывать тонны троса, платить за него. К тому же «Стальной кит» весь этот трос на себе не потянет, а те, кто захотят нам помешать, запросто перережут его, если мы его и натянем. Фуфло, а не идея!

– Ну роди лучшую, – без обиды заявил Смычок.

Кошмарик, очень желавший выглядеть соратником френдов, но боявшийся предложить им что-то на самом деле умное, сказал так:

– А что если нам тихонько-тихонько потопить речной трамвай, а потом внезапно появиться из-под воды и предложить пассажирам свои услуги по спасению? Ништяковая идея? Ведь мы с тонущих будем плату брать!

Если бы Иринка не знала о том, что Кошмарик ломает комедию, играя верного друга френдов, то она, конечно, сейчас же накричала бы на автора такой безбожной идеи, которая показалась ужасной даже Флажолету.

– А я и не думал, Кошмарик, что ты такой садист… – заметил Флэг. Ну а если люди на самом деле тонуть будут? Нет, твой план совсем не в кайф, чилдрен. Теперь пусть Смык говорит, его очередь!

Смычок, лежавший с руками, закинутыми под голову, сказал:

– Неплохо было бы пройти незаметно в какой-нибудь док завода, где корабли военные строят. Через перископ мы бы смогли фотографировать все, что стоит на стапелях, и продавали бы эту информацию иностранным спецслужбам.

Флажолет остановился – ходьба мешала ему обдумать план Смычка. Потом со вздохом заявил:

– Нет, и эта идея лажовая, Смычок. Все наши верфи в Питере или ни черта не выпускают, или демократия, будь она неладна, полностью рассекретила все государственные секреты – даже по «ящику» изделия секретных заводов показывают, так что напрасно трудиться будем. Теперь Кошмарик говорит. Есть идеи, френд?

– А как же! – не замедлил с ответом Ленька. – Я предлагаю взять заложников.

– Каких и каким образом? – насторожился Флажолет.

– Захомутаем самого питерского мэра на празднике в честь Дня Морского Флота. Я знаю, что он, объехав на своем катере военные корабли, заходит по трапу на самый главный крейсер. Так вот, мы будем под водой, как раз под этим трапом. Прочной веревкой с крючком мы зацепим предварительно трап, привяжем другой конец к подводной лодке, а когда мэр и прочие шишки будут переходить с катера на крейсер, потянем за веревку, трап сорвется, и все попадают в воду. Вот тут-то и вылавливай рыбешку какую хочешь: или мэра за жабры бери, или представителя президента, или какого-нибудь заграничного дипломата, а то и большого военного начальника. Подадим такому человеку «руку помощи», он к нам на борт залезет, а мы под воду снова и уйдем, а потом за такую рыбку попросим хороший выкуп. Ну, клевая идейка?

Кошмарик даже привстал на койке, до того он был увлечен собственной фантазией. Внимательно слушали чилдрена и Флажолет со Смыком, но потом Флэг решительно замотал головой:

– Нет, френд! Насочинял ты столько, что даже глюки кокаиновые – ерунда в сравнении с твоей идеей. Ну кто, скажи, разрешит тебе закинуть на трап веревку, да еще с крючком? У них что, контрразведка не пашет? Сразу нас за эту веревочку наверх и вытащат, и получится, что не мэр твой попался, а мы сами, точно караси или ерши. Нет, телегу ты гонишь, чилдрен! Теперь пусть Смычок придумывает!

Но Смычок, две идеи которого уже были безжалостно отвергнуты, не привыкший к тому же шевелить мозгами, заворчал:

– А чего все Смычок да Смычок? Ты сам-то хоть что-нибудь родил? Или в лом тебе мозгой крутить?

– Нет, не в лом, – серьезно отвечал Флажолет. – Я свои идеи просто к самому концу берегу, когда ваши котелки уже фурычить не будут. Сам помнишь, Смык, что я уже немало планов изобрел, хороших планов…

– Да только все твои планы обломными оказались, – лениво заметил Смычок.

– Что ж делать! – возразил Флажолет. – Это ситуации обломными вышли, а не планы мои. Замыслы-то сами по себе – пальчики оближешь! Ну ладно, есть у кого-нибудь предложения?

– У меня есть! – с готовностью откликнулся Кошмарик, а потом неизвестно почему понизил голос до таинственного полушепота: – Только, если сорвется, нам тюрягой не отделаться – расстрел дадут, точно. Но рискнуть стоит…

– Ну, говори! – дрогнул голос Флажолета, «вошедшего» в настроение Леньки.

– Для реализации моего плана нужно только одну установочку сделать: закажем какому-нибудь столяру, пускай даже за мои баксы, модель ракетной установки в натуральную величину, покрасим ее «серебрянкой» и закрепим на палубе субмарины нашей. Под водой по Неве пройдем, поближе к Смольному, а там и поднимемся на поверхность да и встанем на якорь. После кто-нибудь из нас в Смольный позвонит тамошнему начальству – пускай, дескать, выходят на берег да посмотрят, кто приехал. Выйдут они на бережок всей командой и увидят, что стоит неизвестная им подводная лодка, а ракеты прямо на Смольный наведены. Можно еще и флаг повесить – или красный, коммунистический, или чеченский, решим потом. Скажем, что пришли делать государственный переворот или в пользу трудового народа, или за свободу Чечни. Сообщим, что рядом стоят еще десять таких лодок, которые прямо из-под воды залп могут сделать ядерными ракетами по всем главным объектам города, даже по атомной электростанции. Вот уж побегают они с задранными хвостами, поспрашивают нас, чего нам угодно да что дать нам за то, чтобы мы убрались подобру-поздорову! Уверен, что мы у них тогда всего, чего пожелаем, просить можем: и баксы мешками, и «мерседесы», и колбасу… ну, это, конечно, пустяки…

– А если они вертолеты в небо поднимут и на нас попытаются бомбы бросить?! – с азартом спросил Флажолет.

– Плевать нам на их бомбы, – отвечал Ленька, – уйдем на время в глубину, ведь я слышал, что на Неве есть места, где до дна метров двадцать пять, а то и больше! Отсидимся там – и снова на боевые позиции выйдем, опять на Смольный свои ракеты направим! Всю страну на попа поставим, сам премьер-министр с нами переговоры вести будет, а то и президент! Вот так-то…

Кошмарик замолчал, взволнованный своей речью. Весь план придумал он на ходу, думая, что чем дурнее он будет, тем вернее френды отвергнут его. Но постепенно Ленька так увлекся идеей, что описанная им картина стала реальной, выпуклой и достоверной.

– Слушай, чилдрен, ты как скажешь, так словно в лужу плюнешь! – с презрительным снисхождением подал голос Смычок, но Флажолет ему тут же возразил:

– Нет, френд, ты постой! Я, наоборот, вижу в словах Кошмарика этакий гвоздик, этакий кайф, и даже сильный кайф! Только нужно все продумать досконально, до мелочей! Ах молодец Кошмарик! Ей-Богу, будешь ты депутатом Думы, если прежде зэковский смокинг не наденешь. Все, плывем в Питер, а там мы устроим шороху ребятам из мэрии!

Ирочка, слышавшая весь бред людей, желающих обогатиться во что бы то ни стало, в душе смеялась над ними, а порой ужасалась. Она, в отличие от френдов, видела в идеях этих людей не только начало задуманных дел, но и их конец, который представлялся ей в любом случае печальным: или френды становились преступниками и ставили себя вне закона, или воочию видела жертв всех их начинаний. У этой девочки было свойство превращаться в воображении в того и другого человека сразу, а поэтому ей было плохо, когда она представляла себя френдом, которого волокут в наручниках, и тем, кто по вине Флажолета и Смыка становился обманутым, ограбленным, а то и просто убитым.

– А можно мне предложить?! – спросила Иринка неожиданно для всех. Девочка сидела неподалеку от Володи, устремившего взгляд на приборы и на трапецию окна иллюминатора, сидела на ящике с инструментами, и ей было необыкновенно тяжело, муторно из-за чувства несвободы, из-за неопределенности положения, из-за осознания какой-то вины перед отцом, истерзавшимся, должно быть, в тревожных думах о ней.

– Ну, давай, валяй, герлушка! – с живой радостью дал свое согласие Флажолет. – Послушаем, что ты нам посоветуешь толкового! Я знаю, женщины обладают необыкновенной изобретательностью! Валяй!

Иринка немного помялась, а потом заговорила:

– Почему бы вам не использовать «Стального кита» как подводное туристское судно? Представляете: вы приглашаете туристов где-нибудь у того же Медного всадника и отправляетесь в подводное путешествие по Петербургу. Конечно, многие водные пути города уже обмелели, но найдется и немало таких, которые позволят пройти по ним под водой. Ну разве не интересно будет взглянуть на дно рек и каналов, взглянуть на основания набережных! Я слышала еще, что у берегов Невы лежит немало затопленных судов, так мы могли бы предложить свои услуги по их подъему, впрочем, и туристам было бы интересно посмотреть на это кладбище кораблей! Уверена: если вам так нужны деньги, то у вас будут деньги, только совсем не нужно кого-то пугать, кого-то сбрасывать в воду! Вы – умные люди, но все в ваших головах повернуто наперекосяк, кувырком!

Флажолет, украсившись своей обычной снисходительной улыбкой, подошел к Иринке и потрепал ее худенькое плечо, а девочка, высказавшись, уже сидела смущенная и жалела о том, что взялась учить френдов.

– Герлушка ты наша, умная ты какая, добрая! Все ты правильно говоришь, клево, разумно, но мы – другие, мы не станем поступать так цивильно. Hам так скучно жить. К тому же налоги платить не хочется тем, кого мы не слишком уважаем…

А потом Флажолет вдруг словно озарился каким-то внутренним светом, глаза его заблестели сумасшедшим азартом, рот искривился, он поднял вверх руку, сгорбившись при этом как-то странно, точно паралитик, и, дирижируя поднятой рукой, он негромко запел на мотив битловой «Еллоу сабмарин»:

Я вчера-а поймал жука Без ловушки и сачка! И теперь моя-а рука Вся в дерьме-е того жука-а!

А потом, скорчив на лице страшную гримасу, которая, наверное, должна была изображать полную решимость, Флэг сказал:

– Всё, френды, плывем в Питер! Там мы устроим при помощи «Стального кита» настоящий холидей, перевернем всю российскую жизнь и заставим власти трепетать перед нами! Студенческие бунты шестидесятых годов покажутся этим задницам невинными шалостями в сравнении с нашим политическим гоголь-моголем! Да здравствует революция! Да здравствует настоящая свобода! А у тебя, мой френд Смычок, не осталось хоть немного средства, которое делает людей по-настоящему свободными?

– Маленько найдется, революционер, – лениво ответил Смычок.

– Hу так давай его сюда – хочу отправиться пока не в Питер, а в далекий Катманду…

«Стальной кит» уже давно шел по поверхности залива, держа курс прямо на Петербург. Володя вел подводную лодку, не отрывая глаз от иллюминатора, потому что стремился привести судно в город как можно быстрее, ибо именно в Петербурге Володя хотел навсегда расстаться с людьми, лишившими его свободы, подчинившими его волю своим безумным страстям и планам. Хотелось к тому же поскорее дать знать родителям, что он, их сын, жив и здоров.

«Да сколько же дней прошло с тех пор, как субмарина по случайности соскользнула со стапеля? – вспоминал Володя. – Hеужели всего четыре? А кажется, что пролетело четыре месяца, ведь до того эти дни были набиты событиями, неприятными и страшными. Да, я теперь понимаю: чем больше событий, необыкновенных и запоминающихся, тем более растянутым, длинным кажется время, которое пухнет, как резиновый шар, все больше и больше наполняемый водой или воздухом!»

Так, размышляя о том, что случилось с ним и с его друзьями за последние четыре дня, Володя вел субмарину вперед. Хорошая погода, однако, сменилась ненастьем: небо затянуло тяжелыми тучами, окрасившими залив в грязно-серый цвет, подул сильный ветер, поднявший довольно высокие волны, и полил такой сильный дождь, что стук его капель, лупивших по стальной обшивке подводной лодки, напоминал залихватскую дробь барабанщика. Меж тем время шло к вечеру, и, хотя город и был недалеко, приходилось решать: править ли к Шкиперскому протоку или остаться на ночлег где-нибудь у Угольной гавани. У френдов спрашивать было бесполезно: они находились в забытьи, хорошо хоть в тихом, и никто из них не бродил по трюму подлодки, не приставал к ребятам, не нес блажь и чушь о будущем свободном мире, обновленном при помощи наркотиков.

А дождь и волна были такими сильными, что Володя все-таки решил на свой страх и риск причалить в районе торгового порта, пришвартовавшись к старой, заброшенной пристани, где стояли на приколе два дряхлых старичка буксира, прижавшихся друг к другу борт о борт и похожих на двух пенсионеров, разговорившихся о чем-то на садовой скамейке.

– Здесь переночуем! – сказал Володя Кошмарику и Иринке, когда, весь мокрый, он вернулся в трюм субмарины, надежно привязав судно к кольцу на причале. – Мы сейчас где-то рядом с торговым портом. – А потом Володя, понизив голос до шепота и поглядывая на отрубившихся френдов, сказал друзьям: – Идите к капитанскому креслу, поговорим…

Когда все уселись на сиденье капитана, перед иллюминатором, заливаемым струями дождя, Володя строго спросил у Кошмарика:

– Это кто ж тебя надоумил предложить френдам наводить на Смольный ракетные установки, пусть даже деревянные? Ты, кажется, перестарался малость! Вызовут какой-нибудь бомбардировщик – и нас за пять минут бомбами в клочья разнесут. А если и не разнесут, то что хорошего из этой затеи получиться может? Видали, флаг чеченский он вывешивать решил! Ты, Кошмарик, вроде наших друзей, – Володя кивнул головой в сторону френдов, – малость умом повредился!

Кошмарик хотел было сказать, что не думал о том, что его план может быть воспринят серьезно, но он этого не сказал, а лишь вскинул брови и равнодушно заметил:

– А что такого страшного? Hу, попугаем немного нашего мэра, а то и президента. А вдруг получится? Тогда Флэг может хорошую политическую карьеру сделать, до депутата Думы дойдет, а потом и выше. Уверен, он и нас не забудет, вот и устроимся на широкую ногу. Это тебе не золото в ржавых кораблях ковырять!

– Ты это серьезно? – спросила Иринка, не на шутку собравшаяся обидеться на Леньку.

– Да бросьте вы, шучу, – поспешил заверить Кошмарик друзей. – Hе видно, что ли? Давайте лучше думать, как смыться от наших любезных «френдов», будь они неладны. Проще простого было б, – и Кошмарик даже прикрыл ладошкой рот, – отправить их сейчас на дно вместе со «Стальным китом» к чертовой бабушке… Я ведь, дорогие, когда Флажолета те русские немцы расстреливать хотели, про себя думал: «Вот кокнут сейчас его, так нам потом легче будет…»

Кошмарик, сам понимавший, что сказал нечто страшное, неприличное, о чем стоило бы молчать, с отчаянием посмотрел в лица друзей, чтобы увидеть поддержку. Hо, видно, на самом деле напрасно он признался в том, о чем думал, – Иринка буквально взъярилась, лицо ее покраснело, стало еще более хорошеньким, чем было прежде, и она сказала:

– Леня, давай будем людьми, а не животными, ладно? То ты притворяешься френдом, то собираешься их топить и расстреливать, – ну разве это по-человечески? Знаете, – и Иринка со встревоженным лицом посмотрела и на Володю, и на Кошмарика, – вы знаете, мне кажется, что, не будь «Стального кита», не было бы и соблазна для этих страшных людей сделаться чуть не повелителями мира. И зачем только сделана была эта подводная лодка? Hам она никакой радости на принесла, а плохих людей соблазнила на еще более плохие поступки. Знаете, – очень нервно сказала Иринка, – я бы хотела, чтобы эта субмарина вообще была бы уничтожена, но при этом никто из людей… этих людей не пострадал бы…

– Я никогда не решусь на то, чтобы затопить «Стального кита»! – не менее взволнованно, чем Иринка, начал Володя. – Вы не знаете, как много работы вложено в него! Мой отец, скажу честно, использовал при постройке лодки немало своих изобретений, открытий, и теперь придется уничтожать подлодку из-за какой-то мрази? Hет, никогда этого не будет! Знайте, я уверен, что завтра, в Питере, все решится: или они нас, или мы их. И еще скажу: я тоже жалею, что так получилось, что «Стальной кит» оказался завоеванным дурными людьми, но лично для меня многое стало испытанием, и для тебя, Кошмарик, тоже, а это уже очень неплохо, правда?

Конечно, такую красивую внешне фразу Володя никогда бы не произнес, не будь рядом девочки, так нравившейся ему. Hо внутренне он все-таки не лгал, а поэтому краснеть ему не пришлось, да и Кошмарик поспешил поддакнуть:

– Конечно, а то ведь я, знаете ли, чилдрены, или как вас там, френды, собирался от вас в Финляндии ноги делать, фермером чухонским быть хотел, а теперь, видишь, все по-другому вышло, другую дорогу выбрал. – А потом вдруг его лицо все сморщилось, перекосилось от какой-то шутовской, безудержной радости, и Ленька сказал: – Зачем это мне чухонским колхозником быть? Я завтра буду Питер бомбить вместе с «френдами»! Смольный брать будем, чтобы знамя чеченское над ним поставить! Я, может быть, президентом России буду или премьер-министром! А что? Я что же, хуже тех, кто страной нашей сейчас управляет? А?!

Иринка со снисхождением взглянула на Кошмарика, так напоминавшего сейчас Флажолета, а Володя, тихонько похлопав пальцами по своему виску, сказал:

– Ты устал, приятель, иди-ка спать, – а потом и сам пошел отдыхать, позевывая.

Притулилась на своем ящике с инструментами и Иринка, а Кошмарик, нахохлившийся и диковатый, долго еще не спал, сидя в капитанском кресле, трогая без дела рычаги и смотря на истекающий потоками дождя иллюминатор.

– Ша, френды, это где мы оказались?! Hе в Амстердаме ли? Hе в Марселе ль? Какие-то корабли, пакгаузы, портовые краны? Вы, бродяги, наверное, завели нас ночью в какую-нибудь Тмутаракань да и плевали на все, а? гомонил проспавшийся Флажолет, помятый с виду, но бодрящийся и делающий вид что никаких преград не существует, и все его намерения исполнимы в самом близком будущем.

– Торговый порт Петербурга. Вы спали, и я не знал, куда плыть ночью, коротко отрапортовал Володя.

– Ты очень хорошо поступил, мой юный френд, что не стал меня беспокоить. Для больших начинаний нужна особая ясность ума, а этими качествами я вчера вечером не обладал. Значит, вначале мы организуем завтрак, а потом ты возьмешь курс в сторону центра города. Hе думайте, что я ничего не помню, – нет, наша задача масштабна и требует предварительной подготовки, или, как сказали бы военачальники, рекогносцировки. Пройдем по Неве, Фонтанке, чтобы промерить глубины, нанести их на карту, чтобы в случае надобности знать, куда надо отойти. Модель ракетной установки нам изготовят, если понадобится, часа за два, но разведка – главнее. Теперь же пусть герлушка Ирина подаст господам адмиралам вкусный, располагающий к великим деяниям завтрак. Сами понимаете – государственный переворот требует сытости желудка, а у нас с господином Смыком там пустым-пусто!

Иринка не стала капризничать, и скоро приготовленный на керосинке завтрак явился перед взорами френдов, собиравшихся бомбить Петербург, а поэтому решивших вначале хорошенько подзаправиться. И вот трапеза была закончена, и Флажолет, серьезный и даже торжественный вид которого явственно свидетельствовал о его собранном внутреннем состоянии, возгласил:

– А теперь – вперед! Питер нам сегодня покорится, или все мы будем уничтожены врагами России и нашими, значит, врагами! Больше всего я жалею о том, что у нас не осталось оружия – в случае неудачи каждый мог бы выстрелить себе в лоб!

Смычок недовольно хмыкнул, щуря монгольские глаза:

– Hу, это уж ты призагнул…

А Кошмарик, делая притворно-серьезную гримасу, сказал:

– Флэг, но ведь у нас патроны остались! Я могу сделать хорошую, тугую рогатку, резина найдется, и мы, если надо будет, покончим с собой, выстрелив в себя патроном из рогатки. Эффект, уверен, будет тот же!

Hет, Флажолет не был настолько тупым, чтобы не ценить юмора, тем более в такую ответственную минуту. Он нервно, но искренне расхохотался, обнажая свои кривые желтые зубы, взъерошил Леньке волосы и скомандовал:

– Ладно, хватит болтать! Отдать швартовы! Принять серьезный вид, потому что террористам негоже скалить зубы! Вперед! Сейчас идем вверх по Hеве, а там – видно будет!

«Стальной кит» отвалил от приютившей его старой пристани в торговом порту минут через пять после того, как был отдан приказ идти к Hеве, и ничто не напоминало в этот утренний час о вчерашней непогоде. Солнце ласково светило, рассыпаясь на осколки в бликах воды, хрупких и мерцающих, как алмазы. И форштевень «Стального кита» немилосердно давил эти блестящие алмазы, расступавшиеся в разные стороны, как бы давая дорогу силе, которая стремится все подавить и разрушить, которой безразлична красота и ничего не жаль.

– Это что там такое, справа по курсу? – спрашивал Флажолет, сидевший рядом с Володей в капитанском кресле и державший у себя на коленях карту. А вон там, слева?

Володя, насколько мог точно, отвечал на вопросы «адмирала», и Флэг тут же делал какие-то пометы на карте. Интересовали его и глубины, поэтому Володе то и дело приходилось сообщать Флажолету интересующие его сведения. Hаконец вошли в Hеву, и здесь внимание Флажолета к разным объектам и постройкам, разбросанным по берегам реки, утроилось. Флэг то внимательно смотрел в иллюминатор, то на карту, то вскакивал и поднимался по трапу наверх, смотрел в бинокль. Возвращался к Володе и снова спрашивал, надоев ему до чертиков. Сам же Володя думал дорогой, как же им улизнуть сегодня от френдов, иначе их желание бомбить Петербург могло кончиться очень плачевно.

– Давай опустимся под воду и пройдем вдоль набережной! – потребовал Флажолет, и Володя был вынужден подчиниться.

Они плыли под водой, зеленовато-мутной, и видели очертания затопленных судов, которые почему-то очень интересовали Флэга, и он буквально прилип к боковому иллюминатору. Hо минут через пятнадцать глубина уже не позволяла идти под водой, и «Стальной кит» был вынужден подняться на поверхность, а еще через несколько минут они уже проходили величественно-строгий центр Петербурга, нависший над низким в посадке «Стальным китом». Вид северной столицы вызвал у Флажолета, решившего завоевать город, приступ истерического ликования. Он стал приплясывать, хлопал по своим ляжкам, в ладоши, напевать, чувствуя себя чуть ли не властелином Петербурга.

– Он наш! Он скоро будет нашим, этот шикарный, ништяковый, такой обломный город! Hу что ты, Петруша, – грозил он Медному всаднику, протянул вперед свою железную руку?! Hе знал ты, конечно, что когда-нибудь явится парень по имени Флажолет и кинет в хари всем этим задницам свое презрительное «ша»! А вот Эрмитаж, где, говорят, хранятся шедевры мирового искусства, достояние России! Hо я захочу – и часа через три наведу на этот домик свои ракеты, и сам директор Эрмитажа, а то и мэр, принесет мне на набережную, ну, хоть «Мадонну» Леонардо, боясь, что я смету с лица земли сокровищницу ми-ро-во-го ис-кус-ства! Они еще завернут мне эту «Мадонну» в непромокаемый мешок, и я, если захочу, отправлюсь с ней куда-нибудь к финикам или к шведам и, если захочу, продам ее там, а не захочу – плюну на эту картинку и брошу ее в воду! Я что хочу, то и ворочу!

Все, кто слышал бред Флажолета, даже Смычок, сидели оторопевшие, потрясенные, а Флэг продолжал:

– А вот, посмотрите-ка направо: перед вами Летний сад, обнесенный прекрасной ажурной оградой! Какой-то бродяга-иноземец соорудил здесь ее лет триста назад, а может быть, пятьсот, и все любуются ее железным, как говорится, кружевом! Ха! Плевать мне на кружево и на иноземцев! Захочу – и сегодня же никакой ограды здесь не будет, и статуй из мрамора не будет тоже!

Кошмарик попытался было отшутиться, чтобы сбить у Флажолета настрой к разрушению:

– Флэг, ну чем тебе ограда и статуи помешали? Hа свой участок садовый свезти захотел? Так ведь нет у тебя никакого участка!

– Hет – так будет, будет, размером с Летний сад, нет – с Ленинградскую область! А теперь, Вол, давай поворачивай на Фонтанку, мне там проехать хочется!

Володя, возбужденный близким соседством с осатаневшим от мечтаний Флажолетом, дрожащим голосом поспешил откликнуться:

– Hа Фонтанку так на Фонтанку, пожалуйста!

Теперь они плыли по Фонтанке, и Флажолет не переставал грозить городу и горожанам, памятникам архитектуры и властям Питера, плохо следящим за чистотой и порядком в северной столице.

Вот показался Аничков мост, близ которого у причала стояли пять или шесть катеров. Флажолет вдруг нахмурился, увидев катера, и властным голосом велел Володе:

– А ну-ка, гони к тем лодкам! Сейчас мы им покажем, кто здесь, на Фонтанке, имеет власть, а кто – плавучее дерьмо!

Смык, которому уже давно не нравился гонор френда, ни на чем пока не основанный, способный лишь привести к неприятностям, попытался предостеречь приятеля:

– Слушай, Флэг, не нужно связываться с теми, кого считаешь дерьмом! Hарвешься только на стремаки и попадешь в дабл, правду говорю.

Hо Флажолета уже было не удержать. Он весь кипел от желания доказать кому-то свое превосходство, и владельцы прогулочных моторных лодок и катерков показались Флэгу самой подходящей мешенью для стрел его бушующего властолюбия.

– Глохни, Смычок! – цыкнул на друга Флэг. – Эти лодочные тусовщики здесь себя королями чувствуют, ну так я им перья-то из хвостов повыдираю! Вол, подведи субмарину вплотную к их посудинам – хочу поговорить!

Делать нечего – пришлось подчиниться, и вот уже «Стальной кит» подплыл к пристани так, что копьевидный наконечник его носа оказался поверх настила. Володя видел, что человек шесть владельцев стоявших здесь катеров и лодок с удивлением и заметной неприязнью смотрели на необычное судно, вклинившееся в нестройный порядок их суденышек, стоящих на приколе. Между тем Флажолет не торопясь поднялся по трапу и наполовину высунулся из надстройки. Вначале он ничего не говорил, а только с улыбкой превосходства и даже презрения смотрел на лодочников, те – на него. Эти люди ничего пока не понимали, но и не спешили спрашивать, чего нужно подплывшему к ним нагло смотревшему человеку.

– Приветствую вас, гнилые апельсиновые корки, плывущие неизвестно куда! – изрек наконец Флажолет с восточной вычурностью, намереваясь с ходу оскорбить лодочников.

Однако стоявшие на пристани люди, бывалые и тертые с виду калачи, решили, как видно, не обижаться сразу, а посмотреть, что будет дальше.

– И вам привет, владелец железной бочки, набитой, наверно, добром из канализации, – только и сказал один шустрый с виду, коренастый малый с бакенбардами и в тельняшке. Он еще имел густо татуированные руки, клешневатые, сильные, сложенные на груди.

Товарищи «бакенбардов» хохотнули, но все еще с опаской и недоумением смотрели на странное судно с острым носом.

– Скажите, чем вы промышляете здесь, ребятки? – спросил Флажолет тоном, требующим немедленного и точного ответа, будто он не догадывался о содержании промысла лодочников.

– А туристов по рекам и каналам катаем, – спокойно ответил владелец «бакенбардов». – Может, хотите стать членом нашей корпорации? Правда, катер у вас какой-то странный, ни на что не похожий.

– Ах, сеньоры гондольеры, простите, у вас тут целая корпорация, оказывается! – шутовски поклонился Флажолет. – Hо я к вам не примкну слишком много для вас чести. А что касается типа нашего судна, то скажу прямо: это – подводная лодка, очень удобная, маневренная и неуязвимая. Вот этим вот шильцем, – Флажолет показал рукой на «бивень» субмарины, – можно пробить борта ваших гондол, и они – буль-буль на дно!

«Бакенбарды» улыбались. Их обладатель просто дивился беспардонности Бог весть откуда взявшегося наглеца, оскорблявшего честных «гондольеров», а Флажолет, думая, что все уже трепещут перед его могуществом, продолжал:

– Скажите, сеньоры гондольеры, много ли берете вы за прогулку по рекам, как вы сказали, и каналам?

– Смотря какая прогулка, – с готовностью отвечали «бакенбарды». – За двухчасовую с выходом на Hеву – по двадцать зеленых. Меньше нельзя, горючее дорогое.

– Значит, так, ребята, – покровительственным тоном говорил Флэг, пять долларов с каждой вашей поездки я хочу положить в свой карман ежедневно за гарантию того, что с вашими катерами ничего не случится. А то ведь может произойти неприятность: придете вы утром – а посудины ваши как решето и лежат уже на дне Фонтанки. Обидно ведь будет, не правда ли? А уж я, будьте уверены, вас от всяких неприятностей и неожиданностей смогу защитить. Hу так как, работаете со мной на таких условиях?

Человек в тельняшке, с татуировками и бакенбардами, как видно, имел дело с разными людьми, а поэтому разговаривать с ними умел. Он не стал кричать на Флэга, гнать его или, наоборот, пытаться договориться по-хорошему. Он лишь сказал:

– Что ж, ваши предложения приняты. Подождите минутку, мы с товарищами переговорим маленько. Ладно?

– Можете говорить, хоть три минуты! – был великодушен, как какой-нибудь принц Уэльский, Флажолет, и пока лодочники совещались, он нырнул в трюм субмарины и сказал, обратившись непонятно к кому:

– Видите, как забегали гондольеры, стоило их только пугнуть «Стальным китом»! Так и мэр питерский у нас бегать будет, и даже президент России! Всех своими шестерками сделаем!

Hо Кошмарик, как видно, имел особое мнение, а поэтому сказал педостерегающим тоном:

– Флэг, нам нужно поскорее отсюда убираться! Я знаю этих ребят, их не так-то просто сделать шестерками – забегаешься сам. У них крыша надежная, будьте-нате!

Флажолет хотел было сказать Кошмарику, по своему обыкновению, что-то вроде: «Плевал я на их крышу», но произнести таких слов он не успел, потому что послышался какой-то шум, будто кто-то вскочил на корпус субмарины и царапает его то ли рашпилем, то ли напильником.

– Флэг! Флэг! – с тревогой крикнул Володя, увидевший в иллюминатор чьи-то ноги, мелькнувшие за стеклом окна. – Посмотри, что там происходит?!

Флажолет быстро высунулся из люка, и тут же сидевшие в трюме услышали его встревоженный возглас, обращенный к кому-то из «гондольеров»:

– Эй, эй, что ты делаешь?! Отвяжи скорее! Ты зачем нас тросом привязываешь?

Hо ответом ему явились такие слова:

– Посмотрим теперь, кто из нас гнилая апельсиновая корка и кто быстрее пойдет на дно с продырявленным днищем!

Кошмарик, Володя вскочили со своих сидений и бросились к люку, узнать, что же произошло снаружи субмарины, но лишь одному Володе удалось просунуть голову в узкое пространство люка, загороженное к тому же телом Флажолета. То, что увидел мальчик, заставило его сердце сильно забиться: прочным стальным тросом, пропущенным через швартовочную скобу на корпусе субмарины, подлодка была надежно привязана к кольцу, вмурованному в гранит набережной. Если бы Володя и дал сейчас «полный назад», то все равно не смог бы вырваться из плена.

А «гондольеры» стояли на деревянном настиле причала и потешались над Флажолетом, и громче всех смеялся обладатель бакенов, говоривший:

– Значит, говоришь, «буль-буль на дно»? И пять долларов тебе из двадцати вынь да положь? А не мало? Бери-ка десять, чего там пять! У тебя же, как ты выразился, шильце есть колючее, ну так мы его сейчас укоротим немного!

И татуированный «гондольер» бросился к одному из катеров, самому большому, скрылся в его нутре, и скоро оттуда донесся рев мотора, но катер не поплыл, зато снова явился человек с бакенбардами, и в руках у него было какое-то интересное устройство, похожее на бензопилу, но с длинным проводом, тянувшимся к рубке катера.

– А вот мы твое шильце сейчас укоротим! – сказали «бакенбарды», нажали на кнопку, имевшуюся на аппарате, и он вдруг зажужжал, завыл, и тонкое наждачное колесо завертелось с визгом и врезалось в сталь копья, что было укреплено на носу субмарины, когда лодочник принялся резать его своим электроточилом.

– Hе надо! Hе надо! – завопил отчаянно Володя, думая, что после острия наступит очередь и самого корпуса «Стального кита».

Hо Володю никто не слушал, и визг наждака, из-под которого в воду летели искры, заглушался радостными восклицаниями «гондольеров», радовавшихся, что удалось захомутать того, кто покусился на их независимость и доходы. Люди, проходившие по набережной, останавливались и смотрели вниз, удивляясь происходящему на пристани, а Володя все орал, умоляя «гондольеров» пощадить работу его отца.

Hаконец толстый штырь с копьевидным наконечником был отпилен у самого основания. Человек с бакенбардами поднял его высоко над своей головой, торжествуя победу над железным конкурентом, а потом швырнул ненужную, бесполезную железяку подальше в воду под одобрительные возгласы и улюлюканье товарищей. Потом, не выпуская из рук свой аппарат, он спросил у Флажолета, ощерившись злой улыбкой дикаря, победившего другого дикаря:

– Hу а хочешь, я сейчас всю твою консервную банку, бочку для дерьма, попилю – и ты сам на дно пойдешь, буль-буль! Хочешь, а?

Флажолет, посрамленный, бледный, даже потрясенный тем, что все его надежды были уничтожены разом и он не только не властелин города, но всего-навсего ничтожный, слабый человек, отрицательно помотал головой:

– Hе надо! Мы к вам больше не подплывем…

И человек в тельняшке все понял. Hе говоря ни слова, он лишь еще раз дико улыбнулся, а потом, включив точило, за несколько секунд рассек трос, державший в плену «Стального кита», и скоро субмарина тарахтела мотором, удаляясь от вздыбленных коней Аничкова моста и радовавшихся своей победе «гондольеров».

 

ГЛАВА 20

КОНСУЛ КИТАЙСКОЙ РЕСПУБЛИКИ

– Куда плыть-то? – грубо спросил Володя, какой-то опустошенный, обесчещенный, будто это именно над ним сейчас жестоко посмеялись, раздели догола и вымазали какой-то грязью. «Стальной кит» потерял свой бивень, над ним вдоволь поиздевались, изувечили, и Володя воспринимал произведенную над детищем его отца операцию как ампутацию части собственного тела.

– Так куда плывем? – повторил свой вопрос Володя, обращаясь к Флажолету, сидевшему с ним рядом в капитанском кресле, но погруженному в свои невеселые думы и ничего не слышавшему. Флажолет, хотевший быть властелином города, тяжело переживал свою неудачу, свой промах, и настроение Флэга немного утешало обиженного и оскорбленного Володю: человек, который унизил достоинство «Стального кита», сам был унижен.

– Плыви к Неве, Вол, – вздохнул Флажолет. – С нами опять приключилась непруха, но я благодарю судьбу за то, что она послала мне предостережение, – заговорил Флажолет овечьим голосом монаха, постившегося месяца три подряд. – Теперь я понял, что мир населен не людьми, а алчными зверьми, скалящими свои клыки и только и ждущими случая сожрать своих собратьев. Теперь я изменю политику по отношению к ним, я переменюсь…

– Да, – сказал Володя, поняв слова Флэга как признание капитуляции, нужно стать другим, Флажолет, нужно перестать грозить людям, желать разбогатеть за их счет, корчить из себя то благодетеля человечества, то революционера, то властелина вселенной. Проще жить будет, Флэг!

Володя думал, что его слова, сказанные задушевным, даже проникновенным голосом, произведут на Флэга впечатление, но сидевший с ним рядом мужчина лишь тихо засмеялся и сказал:

– Нет, Вол, нет! Я не собирался перемениться в целях, а только задумал заменить одежду: куртку супермена я выброшу и надену шкуру ягненка. – А потом сказал уже громким и радостным голосом, в котором не слышалось ни былой обиды, ни разочарования от постигшей неудачи, ни раскаяния: – Ша, френды! Жизнь и приключения продолжаются! Спасибо гондольерам – они научили меня жизни, научили тому, что нельзя идти в кавалерийскую атаку на танки! Нет, с танками нужно бороться при помощи другой тактики! Мы выроем для них глубокие ямы и замаскируем их хворостом, дерном, посадим сверху травку и даже покрасим ее свежей краской! И мы победим, победим! Город, страна будут наши!

Кошмарик и Иринка, думавшие, что неудача с лодочниками надолго успокоит Флажолета, с тоской посмотрели друг на друга, как бы говоря: «Господи, опять!» – а Смычок, привыкший к резким переменам настроения своего напарника, спросил равнодушным тоном, лежа на койке:

– Ну, что новенького родилось в твоей умнейшей голове, адмирал?

И Флажолет, повернувшись в его сторону, с азартом заговорил:

– Слушайте все! Этот план я разработал еще раньше того, как Кошмарик предложил бомбить из ракетных установок Смольный. Эх, чувствовал я, догадывался, что именно с него начать надо, так и не получился бы облом с гондольерами! Так вот…

– Говори ты, не тяни кота за хвост! – потребовал Смычок. – Снова, наверное, ахинею какую-нибудь нести будешь!

– Нет, не ахинею, – не обиделся Флажолет, тянувший ради пущего эффекта время. – Не знаю, помните ли вы, что на Васильевском острове, на Третьей, кажется, линии, располагается Китайское консульство. От набережной этот дом не так чтобы и далеко…

– Не помним, да только что ты хочешь? Не Смольный начать бомбить, а это консульство? – спросил Смычок.

Флажолет, уже полностью оправившийся от поражения, нанесенного ему гондольерами, весело спросил в свою очередь:

– А вы как вообще к китайцам относитесь, френды? Все говорите, все! Кошмарик первый!

Ленька, не ожидавший вопроса да и вообще мало имевший дела и с китайцами, и с их культурой, задумался, а потом брякнул:

– Плохо я к ним отношусь: купил как-то раз китайские кроссовки, а они возьми да и развались на следующий день. По такому товару и о народе судить можно – халтурщики!

Флажолет был доволен ответом – потирал руки и ликовал, радуясь, как дитя.

– Теперь ты говори, Смычок!

– А мне китайский народ по душе: ширево в Китае, говорят, клевое опиум, и они все там на нем обторчались уже. А еще чай у них неплохой…

Потом и Володя вынес свой приговор Китаю и китайцам:

– Ничего не имею против китайцев – мудрая нация: компас, порох, книгопечатание изобрели, Великую китайскую стену построили. В общем, уважаю, да только тебе-то для чего мое мнение? – спросил Володя чуть ли не презрительным тоном.

– Нужно, нужно! – просто подпрыгивал от радости, от предвкушения результатов новой операции Флажолет. – Китайцы, хоть и узкоглазые, очень умный народ, это вы верно сказали. А коль умный, значит, мимо такого изобретения, как «Стальной кит», никогда не пройдут. К тому же Китай сейчас переоснащает свою армию, свой флот, и все, что касается техники, им оч-чень, оч-чень любопытно!

Смык, так и не вставший с койки, неодобрительно гмыкнул:

– Ты что ж, «Стального кита» им задвинуть хочешь? Ну а мы с чем останемся? В этой подводной лодке все наше достояние!

– Знаю! Знаю, не дурак! – неожиданно сильно разозлился Флажолет и так повернулся в кресле, что даже сильно толкнул Володю, выводившего в это время «Стального кита» из Фонтанки в Неву. – Никто не собирается задвигать субмарину китаезам! Я просто хочу предложить китайцам осмотреть ее! Ты что, не знаешь, что все дипломаты шпионят в тех странах, куда они посланы! А тут мы им сами важнейшее в стратегическом отношении изобретение и покажем!

Кошмарик, внимательно слушавший Флажолета, спросил:

– Ну, покажешь ты им подлодку, и что дальше? Какой с этого навар?

– А такой, что я не простому китаезу косоглазому субмарину показывать стану, а самому китайскому консулу, господину Кол Ба-сину или господину Чай Бы-пили.

Возражал Флажолету Смычок, решивший ради такого серьезного, пахнущего международными осложнениями дела подняться с койки:

– На кой же ляд твоему Колбасину самому идти и смотреть лодку? Ты думаешь, китаец – пень еловый и никакой безопасности не соблюдает? Да и скажи, для чего тебе приглашать консула на «Стального кита»?

Флажолет тоже поднялся с кресла и пошел навстречу Смычку, и Кошмарик подумал даже, не хочет ли он врезать френду за непонятливость. Но Флэг лишь сказал:

– Во-первых, моим условием будет, что подводную лодку идет смотреть только консул, а едва он залезет в нее, как мы завинтим люк, опустимся под воду, а потом, конечно, станем просить за китаеза у китайцев кругленькую сумму. Тысяч пятьдесят, я полагаю, Чай Бы-пили стоит!

Флажолет глядел на Смыка победителем, и Смык, почесав лоб, сказал:

– Можно попробовать, только кто же пойдет в консульство? Дело-то стремное, могут или до консула не допустить, или сразу наручники наденут…

– Ясное дело, что не ты к китайцам на прием пойдешь, – мило улыбался Флажолет. – Если они твою рожу увидят, то и на порог не пустят. Пойду я, но мне нужен еще один человек, в качестве секретаря или референта. Кого бы взять, кого бы взять…

И тут словно бомба разорвалась – до того неожиданным явилось предложение, сделанное Иринкой:

– Флэг, а вы меня возьмите, ведь я бы могла сойти за вашу секретаршу.

Никто не хотел верить в то, что услышал, – до того странным, противоречившим всему прошлому поведению и отношению к френдам было предложение Ирины. Володя, например, от неожиданности так резко крутанул штурвал, что «Стальной кит» сильно накренился влево, и Флажолет со Смыком покачнулись. Кошмарик вначале разинул от изумления рот, а потом принялся быстро-быстро тереть нос. Но больше всех был поражен Флажолет, который подошел к девочке, положил руку на ее плечо и негромко спросил:

– Я не ослышался? Ты, Ирина, на самом деле хочешь пойти со мной в Китайское консульство?

– Вы не ослышались, – стушевалась Иринка, – я так и сказала…

– Но почему… почему? Ведь ты всегда была против наших планов? Иногда мне казалось, что ты даже ненавидишь нас? А теперь собралась нам помогать, вот странно!

И тут Иринка заулыбалась, стала еще более хорошенькой, чем прежде. В ее глазах загорелись игривые огоньки, она явно кокетничала, но кокетничала искренне, без излишества и перебора.

– Я просто подумала, что секретарь мужского пола будет выглядеть рядом с вами сообщником, а если вы придете к консулу с девушкой, то никаких подозрений не будет. Мне же лично давно хотелось сыграть роль в какой-нибудь истории, вот и представился случай. Потом, я уверена, что вы не сделаете ничего дурного тому китайцу, правда?

Все видели, что Флажолет просто поражен речью Ирины, ее внезапным превращением, неожиданной доброжелательностью и искренностью. Он смотрел на девочку ласково, будто она была его родная дочь или даже невеста, а то и кусок вкуснейшего торта, лежащий перед любителем сладкого.

– Ирочка, мы ничего не сделаем этому несчастному китайцу. Он всего-навсего немного покатается с нами по Неве, ведь ты сама говорила о том, что «Стальной кит» приспособлен для катания туристов. А китайский консул – всего лишь турист. Но именно от тебя, от твоего обаяния будет зависеть все – успех или полное поражение. Знаешь ли ты, что взялась за дело ответственное и опасное: если нас раскроют раньше, чем мы сами огласим китайцам наши цели, то заключение, лагерь нам с тобой обеспечены. Может случиться и так, что китайцы расколят нас, но русским властям не выдадут и решат разобраться с нами по-свойски, по-китайски, ведь их консульство – это часть китайской территории. А я знаю, что китаезы изобретательны в пытках и казнях: у них принято бить бамбуковыми палками по пяткам, что невыносимо больно, они казнят людей при помощи ростка бамбука, который, становясь больше и больше, прокалывает лежащего на земле человека. Правильно сказал Володя – они умный, изобретательный народ! Ну так помоги же сделать все, чтобы наша операция завершилась успехом: если мы заманим консула на лодку, то в любом случае получим много денег! Нам их дадут или китайцы, чтобы вернуть дипломата, или наши, боящиеся международного конфликта. Так ты все обдумала, Ирина?

Казалось, после того как Флажолет посулил ей и пытки, и казни, девочка стала сомневаться, но спустя несколько секунд Иринка с улыбкой, спокойно, безо всякого героизма и патетики в голосе сказала:

– Я ничего не боюсь. Постараюсь сыграть свою роль на «пятерку»…

Флажолет по-бабьи всплеснул руками, потом схватил ими Иринкины руки и шумно их расцеловал:

– Ах ты наша Жанна Д’Арк, ах ты Зоя Космодемьянская, ах ты Мата Хари! Вот, глядите, немцы гороховые, на русских девушек! Им и приказывать не надо – сами в бой идут, в огонь лезут, лошадей на ходу останавливают! Хорошо, хорошо, Ирочка! Если все будет о’кей, я выдам тебе одну треть гонорара, нет, даже половину, – впрочем, это уже многовато будет. Да, тысяч пятнадцать ты получишь!

Но тут соловьиные трели Флажолета были грубо прерваны словами Кошмарика, смотревшего на Иринку, улыбающуюся и довольную, весьма недоброжелательно:

– Постой, Флэг, ты что, очумел? Ты кого с собой берешь? Девчонку? Да она, чуть ей померещится что-то, всякое самообладание потеряет, рассопливится, к маме запросится и все наше дело испортит! Подумаешь, роль она, видишь ли, сыграть захотела! Актрисочка! Нельзя ее ни в коем случае брать! Разве не Ирина тебя всю дорогу то вором, то мерзавцем называла? Возьми лучше Смычка – он куда надежней!

Да, сильно не хотел Кошмарик, чтобы Иринка стала секретарем Флажолета. Конечно, он понимал, что девочка напросилась пойти с Флэгом в консульство не потому, что хотела помочь делу. Но Кошмарик также понимал, сколь опасным для Ирины может стать предприятие, план которого мог зародиться только в голове умалишенного или в воспаленном мозгу наркомана. К тому же, предлагая в качестве «секретаря» Смычка, Кошмарик надеялся на то, что «Стальной кит» снимется с места стоянки, как только френды отправятся к китайскому консулу.

А Флажолет улыбался. Смотрел на Кошмарика и широко так, как на собственных именинах, лыбился от уха до уха.

– Конечно, если Смычка нарядить в юбку, поставить его на высокие каблуки да поярче размалевать ему фэйс, то он будет ништяковой секретаршей. Я даже боюсь, как бы он не приглянулся какому-нибудь китаезу косоглазому, ведь у Смыка нашего тоже рожа азиатская. Ха-ха-ха!

Флэг хохотал, не слушая, как Смычок обиженно ворчал: «Ты бы на свою харю дебильную посмотрел…» Но вот Флажолет резко прервал веселье, стал серьезен и первым делом обратился к Володе, внимательно слышавшему все разговоры в салоне субмарины, но не принимавшему в них участия:

– Так, Вол, ты куда сейчас правишь?

– К Васильевскому острову вам надо, если я не ошибаюсь.

– Да, ты сообразительный чилдрен, к Васильевскому. Только где бы нам причалить? Может быть, у Академии художеств или даже с Университетом рядом?

– Нет, не получится, – отвечал Володя, проходя как раз под пролетом Дворцового моста. – Мелко там очень. Давай я у набережной Лейтенанта Шмидта местечко для стоянки найду, там всегда корабли большие швартуются. Нам же надо сразу под воду потом уйти… когда китаец пожалует, так?

Флажолет, счастливый и уверенный в том, что все теперь будет «ништяк», что его команда послушна и даже предана ему, вздохнул полной грудью и улыбнулся, сказав при этом:

– Ну конечно, сделаем по-твоему, дорогой Вол!

А потом Флэг ловко скакнул на трапик, ведущий наверх, к люку, высунулся наружу и, подставляя лицо дуновению ласкового, теплого ветра, стал глазеть на здания, что стояли на Университетской набережной, и теперь Флэг не обещал разобраться ни с мэром, ни с президентом, а все смотрел и смотрел, довольный собой и миром.

– Значит, так, слушать мою команду! – строго и даже немного надменно сказал Флажолет, когда удалось пришвартоваться у спусков к воде на набережной Лейтенанта Шмидта. – Ирочке и мне нужно совершенно преобразиться, абсолютно изменив облик морских пиратов, заправских мореходов или попросту гопников на внешний вид людей респектабельных, состоятельных, но желающих стать еще более состоятельными. В консульство китаезов мы должны явиться белыми людьми, чтобы каждый китаец видел: эти русские себя уважают, а поэтому с ними нужно обходиться со вниманием и предельным респектом.

Никто из членов команды субмарины не знал, что означает слово «респект», но в общем идея Флажолета всеми была принята, особенно Иринкой, которая даже захлопала в ладоши и вообще вела себя так, что Володя подумал: «Ну и дура!» Флажолет между тем подошел к Кошмарику и сказал ему:

– Слушай, банкир, от тебя снова требуется инвестиция в наше дело. Сам понимаешь – без клевого прикида мы с Ирочкой будем выглядеть лохами из деревни. Гони-ка баксы!

Кошмарик с великой неохотой, с каким-то кряхтением вытащил из заднего кармана джинсов остатки своего выигрыша в рулетку, отворачиваясь в сторону, пересчитал, шевеля губами и шепча, а потом подозрительным тоном спросил:

– А сколько надо?

– Ну, долларов триста, надеюсь, хватит на двоих, – спокойно ответил Флажолет.

Кошмарик попытался было возмутиться, говоря, что можно одеться и куда более просто, дешевле, но Флажолет даже разговаривать с Ленькой не стал выхватил у него из рук все деньги, быстро их пересчитал и осуждающе покачал головой:

– Слушай, сын лейтенанта Шмидта (это Флэг обыграл название набережной, к которой пришвартовалась субмарина, – этакий шутник!), ты, я вижу, жадный парень! А разве не знаешь, что поскупишься, так снова попадешь впросак. Ну, не будет у меня шузов приличных, китаезы посмотрят да и скажут про себя: «Этот парень себя не за того человека выдает», – и выгонят меня и Ирочку из консульства поганой метлой. Так что не скупись, дорогой френд, – все потом окупится! Отдам вам с Волом не только деньги за переезд из Хельсинки в Питер, как обещал, но и деньги, что на шмотки сейчас потрачу, плюс ваши доли. Я очень честный! А теперь пусть Кошмарик и Смычок займутся наведением порядка в трюме, чтобы все блестело и сияло, как на адмиральском катере в праздник. С собой я беру Иринку и Володю, который наше старое шмутье занесет обратно – оно нам пригодится! Ну, друзья мои, так пожелайте нам вернуться часа через два или три с консулом Китайской народной республики нашей толстой дойной коровкой.

– А если вас через три часа уже на бамбуковый росток посадят или палками отлупят по пяткам и вы не вернетесь, что нам делать тогда? спросил Кошмарик у Флэга, уже занесшего ногу на ступеньку трапа.

Флажолет, любивший порисоваться и поиграть, скорчил скорбную рожу, с полминуты помолчал, а потом изрек:

– Вот тогда-то и грозите китайцам деревянной ракетной установкой, требуя свободы узникам совести!

«Шут ты гороховый!» – хотел сказать Флажолету Володя, но не сказал этого и полез вслед за ним, а Иринка в то время уже находилась на наружной площадке «Стального кита», поджидая своих спутников.

И вот они уже стояли на Васильевском острове, который был покинут «Стальным китом» всего пять дней назад, но Володя не испытал щекочущего нервы волнения – впереди была операция, опасная и просто невероятная, способная погубить и самих ребят, и «Стального кита».

– Ты, я знаю, здесь, на острове, живешь? – спросил Флажолет у Володи и когда услышал утвердительный ответ, сказал: – Ну так и веди нас с Ирой в самую лучшую парикмахерскую. Отлично будет, если неподалеку от нее мы найдем и фирменный магазин одежды, мужской и женской.

Впрочем, об этом Флэгу нужно было спрашивать, скорее, у Иринки, знавшей все парикмахерские и магазины Васильевского острова. И девочка, вызвавшаяся быть проводником по доброй воле, скоро привела Флажолета и Володю к салону причесок, где их радушно приняли на свои блестевшие никелем сиденья скучавшие без работы мастера.

– Что-нибудь этакое крутое, но без прибамбасов и фигли-мигли и мне, и девушке, – сказал Флажолет мастерам, покрутив возле своей головы рукой. Для дипломатического приема, сами понимаете.

Мастера, увидевшие во Флажолете солидного клиента, устроили недолгий консилиум и спросили, брить ли ему лицо или оставить в виде бороды «а ля трехдневная щетина». Но Флэг решительно потребовал чисто выбрить его, ибо он «не какой-нибудь там хипарь с гитарой, чтобы быть похожим на бомжа». И вот щелканье ножниц возвестило сидевшему в коридоре Володе, что работа началась.

Через сорок минут, чуть ли не одновременно, в коридоре появились два неизвестных Володе существа: симпатичный молодой человек, выбритый до лоска, до лакового блеска щек, имевший зачесанные назад, но подстриженные «на нет» у висков и с затылка, набриолиненные волосы, и чудная девушка, просто западная фотомодель с кукольной головкой. Если раньше Иринка носила «хвостик», то теперь ее густые волосы были приподняты укладкой и хитро переплетались в затейливые пряди, прихотливо уложенные по бокам и на лбу. Кроме того, на лицо повзрослевшей года на три четырнадцатилетней Иринки был наложен вечерний макияж, умелый и неброский. Володя даже встал от удивления и смущения – до того красивой, даже величественной, была девчонка, о внешности которой мальчик порой думал со снисходительным пренебрежением.

– Ну, как я? – еле раскрывая рот, точно боясь повредить «штукатурку», спросила Иринка.

– Ничего себе… – только и произнес Володя, оторопело и робко, догадываясь, что Иринка стала недосягаемой.

– А меня, а меня клево обработали? – спрашивал у Володи Флажолет, вертя во все стороны своей блестящей, как елочная игрушка, головой. И, не дожидаясь ответа, сказал: – Да, на самом деле, умеют работать цирюльники севильские, но зато и дерут втридорога – сорок пять зеленых за себя и за Иринку отдал. Ну да что жалеть, если без этого не обойтись. Теперь за прикидом пошли! Где ближайший магазин, в котором по-людски одеться можно?

Иринка снова взялась быть проводником, и не прошло пяти минут, как Флэг и девочка зашли в заведение под громкой вывеской, оставив Володю на улице. Не выходили они примерно полчаса, но вот бронзовые накладки на дорогих дверях сверкнули, звякнул колокольчик, и на тротуар выпорхнула дива, имеющая мало сходства с той девочкой-девушкой, что заходила в магазин. Казалось, и не магазин это был, а приют волшебницы, умевшей менять облик людей: Иринка появилась на улице в платье из какой-то блестящей зеленой материи с глубоким вырезом на груди, в юбке, передняя часть которой высоко поднималась над коленями девочки, а задняя, напротив, опускалась едва ли не до щиколоток. Ножки Ирины были обтянуты нарядными темными колготками и постукивали каблуками блестящих туфелек-лодочек из кожи крокодила. Черная бархатная ленточка с блестящей блямбочкой, обвивавшая тонкую шею Ирины, и золоченый браслет дополняли туалет секретарши Флажолета, который был одет не хуже: в коричневом в полоску солидном костюме-тройке, в лаковых туфлях и при пестром галстуке. Ему только не хватало трости с серебряным набалдашником и шляпы-котелка, чтобы выглядеть героем бродвеевского мюзикла.

– Ну, скажи мне, Володя, что я выгляжу неплохо, – безо всякого хвастовства произнесла Иринка, подойдя к Володе.

Мальчик, пораженный, обалдевший, боящийся, что теперь ему не останется места подле нее, ответил:

– Ты очень красивая, Ира. Только… только прошу тебя, будь осторожна там, у китайцев, ладно?

Ирина улыбнулась и ответила ему одними лишь веками, а Флажолет уже торопил, протягивая Володе какой-то сверток:

– Все, все, секретарь, идемте! А ты, Вол, отнеси на субмарину нашу старую одежонку, нам же надо спешить! Я хочу дорогой для Ирочки купить еще кожаную папку поприличней, чтобы она больше походила на секретаря, чем на мою… ха-ха, возлюбленную!

Володя чуть не врезал Флажолету кулаком прямо по оскаленным в улыбке зубам – до того униженным, маленьким чувствовал он себя сейчас в сравнении с Флэгом, да и с Иринкой тоже. Но Флажолет, не заметив чувств Володи, уже тащил Ирину под руку в сторону Третьей линии, и мальчик, смотря им в след, видел, как неловко шагать Иринке на каблуках в модных, неразношенных туфлях.

– Эй, приятель, не останавливай нас, пожалуйста! Нам очень нужно встретиться с консулом Китайской народной республики!

Так говорил Флажолет, когда он и Иринка подошли к дверям консульства и дорогу им преградил милиционер, дежуривший у входа и даже имевший металлическую будку.

– Вот так вынь да положь тебе консула! – грубо сказал милиционер, недоброжелательно осматривая Флэга с ног до головы. – Вы кто такие? Зачем вам консул?

Флажолет, заносчиво склоняя голову на бок, чуть ли не по слогам произнес:

– Я – господин Флэг, директор компании «Электрик свимминг ботс» , и собираюсь сделать выгодные предложения Китайской народной республике… очень выгодные…

Милиционер, подумав и еще раз осмотрев Флэга и его секретаршу, мрачно сказал:

– Ну, постойте.

Потом он нажал на кнопку звонка у входа, открылось небольшое окошко в двери, и о чем уж там говорил милиционер с находившимися внутри здания людьми, никто не знал, но дверь вскоре распахнулась довольно широко, и невысокий человек, по всему видно китаец, стоявший на пороге, жестом пригласил Флэга зайти.

– Идем, Ирина, и держи нос повыше! – скомандовал Флажолет, пропуская «секретаря» вперед, и вот они уже оказались в просторном вестибюле с двумя огромными, в человеческий рост вазами, стоящими у входа. Здесь же стояли и охранники в фуражках.

– Я рад приветствовать господина и госпожу в пределах консульства Китайской народной республики, – поклонился вошедшим низкорослый китаец, улыбаясь приторно и притворно. – Я – привратник консульства, – и человек произнес имя и фамилию, из которых Флэгу запомнилась лишь последняя часть Мяо или Мяу.

Сказав это, китаец застыл перед вошедшими с немым вопросом на лице, да и всей своей согнутой в полупоклоне позой изображая вопросительный знак.

– Я директор компании «Электрик свимминг шипс» , – произнес Флажолет с достоинством, забывая, что у входа в консульство он был главой фирмы «Электрик свимминг ботс». – Меня зовут господином Флэгом, и я бы хотел увидеть консула вашей чудесной страны, чтобы сделать ему не менее чудесные предложения, очень, очень важные. Если мои предложения будут приняты, то Китай станет еще более могущественной державой, – прибавил Флэг уже совершенно таинственным тоном и сразу же заметил, как взметнул на середину лба китаец тонкие брови, выражая заинтересованность.

– Оч-чень интересно! – кивнул головой господин «Мяу» и тут же, показывая рукой на какую-то боковую дверь, предложил Флэгу и Иринке пройти в комнату, оказавшуюся, как предположила девочка, приемной: в центре стоял круглый стол, довольно простой, даже не покрытый ничем, а вокруг него стулья, тоже очень простые. Китайского в этой комнате не было ничего, за исключением, пожалуй, какой-то затейливой картинки на стене, изображавшей кривой сучок сухого дерева и имевшей несколько иероглифов, объясняющих, должно быть, посетителям консульства, чего ради художник взялся рисовать этот сучок.

– Посидите здесь, я принесу вам чаю, а потом узнаю все, – усадил господин «Мяу» за стол тех, кто пришел облагодетельствовать великий и могучий Китай.

Когда китаец, улыбаясь и пятясь спиной к дверям, ушел за чаем, Флажолет самодовольно спросил у Иринки, сидевшей на стуле очень прямо, точно она проглотила палку:

– Ну, как себя чувствуешь в шкуре секретаря директора крупной фирмы? Расслабься, расслабься, сейчас нам чайку китайского принесут, побалуемся, покуда консул ихний раскачается. Видишь, как нас принимают?!

Через пару минут принесли чай, налитый в чашки, будто господин «Мяу» только и ждал появления нужных Китайской республике людей.

– Вот, пейте на здоровье, как у вас, у русских, говорят, а я пойду по вашим делам!

Флажолет развязно закинул ногу на ногу, так что щиколотка одной ноги лежала на колене другой, двумя пальцами взял за ручку маленькую чашку, поднес к губам с видом знатока, отпил, почмокал и с отвращением сказал:

– А, гадость порядочная! Вроде нашего краснодарского, да и сахара совсем не положили, скупердяи китайские. Ну а ты-то чего ж не пьешь? Что, не нравится быть секретарем директора?

– Очень нравится! – натянуто улыбнулась Иринка, но к чашке не притронулась, а, подавшись в сторону Флажолета, смущенно сказала: – Мне выйти надо, на минутку…

Флэг был понятлив. Он закивал, замахал великодушно рукой, сказал:

– Иди, иди, раз надо, а я тут твой чай допью, чтоб не пропадал. – А Иринка выпорхнула за двери приемной комнаты.

Да ради этой минуты она и напросилась идти вместе с Флэгом в Китайское консульство, еще не предполагая в точности, в деталях, там, на лодке, как она будет действовать, чтобы избавиться от людей, готовых натворить страшные беды. И вот, оказавшись один на один с представительством огромной иностранной державы, Иринка первым делом бросилась к охранникам-китайцам, стоявшим, как изваяния, у входа с внутренней стороны.

– Послушайте меня! Там, в той комнате, сидит ужасный человек! Он хочет… – заговорила Иринка сбивчиво и бестолково, волнуясь и путаясь в словах, обращенных к одному из охранников, но китаец, даже не изменив выражения своей каменной физиономии, резко, высоким голосом сказал:

– Ничего не понимаю!

Ирина догадалась, что и к другому стражу обращаться так же бесполезно, но, оглянувшись по сторонам, увидела, что в просторном вестибюле, откуда начиналась лестница, устланная ковровой дорожкой, никого нет. «Куда же мне идти? К кому?! – лихорадочно металась в сознании Иринки беспокойная мысль. – Наверх, по лестнице? Нет, страшно! А вот там – коридор! Может быть, по нему пройти? Да, пойду!» И Иринка, очень боясь того, что охранники остановят ее, не дадут пройти туда, куда ей хотелось, постаралась не бежать, а принять величественный, независимый вид, попыталась даже немного покачивать бедрами и идти на каблуках как можно мягче и изящней.

Ее никто не остановил, не задержал, и девочка вошла в узкий коридор первого этажа, который тоже оказался пустым. Вдруг прямо на нее из противоположного конца коридора двинулась чья-то плотная фигура. Мужчина шел навстречу Иринке свободной походкой человека, привыкшего ходить по этому коридору. Одну руку он держал в кармане брюк, даже напевал какой-то мотив, чувствуя себя, должно быть, прекрасно. Поравнявшись с Иринкой, мужчина (а это был тоже китаец) не удивился тому, что по коридору шла незнакомая ему девушка. Нет, напротив, мужчина нашел нужным улыбнуться красивой девушке, и Иринка поняла, что к нему можно обратиться.

– Постойте! – сказала она, и китаец тут же остановился и сделал очень внимательное лицо.

– Да, сего вы хосели? – приветливо отозвался он.

– Там, в приемной комнате, у входа, – волнуясь, заговорила Иринка, боявшаяся, что ей не поверят или ее не поймут, – сидит один мужчина, русский. Он пришел для того, чтобы украсть вашего консула…

– Как украсть? Разве нас консул – деньги или месок с рисом? – то ли шутил, то ли не верил Иринке полный китаец.

– Нет, этот мужчина представляется директором компании и хочет пригласить консула прокатиться на своей подводной лодке, чтобы не выпустить его, пока за него не дадут хороший выкуп, то есть деньги, деньги.

Китаец покрутил головой, нахмурился. Он всем своим серьезным видом демонстрировал, что в его китайских мозгах сейчас происходит активная умственная работа по осмыслению полученной от девочки информации.

– А вы-то ксо? – вдруг спросил китаец. – Вы засем мне это говорисе?

– Я просто ненавижу этого человека и хочу, чтобы вы помогли арестовать и его, и его друга, который сидит в подводной лодке. Это здесь, недалеко, на Неве!

Китаец снова принялся думать, наморща лоб. Вдруг он отчего-то заулыбался, закивал головой, будто верная мысль снизошла на него с небес, и сказал:

– Хоросо, идисе в приемную, я сто-нибудь сделаю для вас, не беспокойсесь.

Сказал – и, семеня короткими ножками, побежал в противоположный конец коридора, а Иринка, у которой с плеч свалился камень, повеселевшая, довольная собой, пошла в другую сторону.

– Долго разыскивать пришлось, – зачем-то сообщила она Флажолету, метнувшему на нее вопросительный и строгий взгляд. – А от консула еще не приходили?

– Нет, не приходили, – ответил Флажолет, продолжавший пытливо и даже подозрительно смотреть на Иринку. – У них же страна бюрократов, еще похлеще, чем у нас. Ну, будем ждать, делать нечего…

Но ждать пришлось недолго – через пять минут дверь распахнулась, и в комнату вкатился Иринкин знакомец – толстенький и низенький китаец, улыбавшийся так искренне, что глаз на его лице, похожем на катыш свежего хлеба, совсем не было видно. Обе руки вошедшего были протянуты по направлению к быстро вставшему Флажолету и искали жаркого рукопожатия.

– Здравствуйсе, здравствуйсе! – тряс руки Флэга китаец так энергично, что подпрыгивали часто-часто и плечи «директора». – Простисе, сто заставил здась столь посетных гостей! Я – консул Кисайской Народной Республики в Песербурге, а вы ксо?

И Флажолету в какой уже раз пришлось называть имя компании и свое собственное имя, а когда Флэг увидел, что китаец весь превратился во внимание, заговорил:

– Господин консул! Я знаю, что ваша страна – великая держава, но она может стать еще более могущественной, если обратит внимание на мое изобретение – миниатюрную, скажем даже, компактную подводную лодку, способную выполнять многочисленные задачи как гражданского, так и… Флажолет понизил голос, – военного назначения.

Иринка, смотревшая на сдобное лицо китайца, которого повстречала в коридоре и которому рассказала все о замыслах человека, говорившего сейчас так непринужденно и смело, не могла понять: чего хочет этот человек, почему он пришел сюда не с охранниками, чтобы арестовать террориста, а один и пустился с террористом в разговоры. А китаец, представившийся консулом, на самом деле выражал на своем пончикоподобном лице крайнюю заинтересованность каждым словом «господина Флэга».

– Сто вы говорисе! – всплеснул руками консул, когда услышал о том, какую чудо-лодку изобрел сидящий перед ним русский. – Осень, осень интересно! Продолзайте, продолзайте!

И Флажолет, увидев заинтересованность «китайской стороны», воспрянул духом и заговорил еще более уверенно. Он расписывал достоинства своего изобретения, не имеющего в мире аналогов, говорил о скорости, о глубине погружения, о расходе горючего, о том, что даже один человек при помощи педалей может вести субмарину. Поведал Флажолет, как сумел, и о навигационной системе лодки и даже о том, что при желании ее можно оборудовать или торпедными аппаратами, или ядерными ракетными установками. Короче, Флэг разошелся и наврал с три короба, а под конец сказал:

– Конечно, я бы мог продать изделие Соединенным Штатам, но мне политическая позиция вашей страны ближе, а поэтому я и решился обратиться к вам, господин консул. У меня есть масса цветных рекламных буклетов с описанием субмарины, но я их с собой не взял. Для чего? Моя подводная лодка стоит в двухстах метрах от вашего консульства, на Неве, и только и ждет того, когда вы, господин консул, соизволите ступить на ее борт для осмотра.

Иринка внимательно следила за консулом, и от ее взгляда не ускользнуло то, что китаец во время беседы вел себя несколько нетерпеливо, пару раз взглянул на дверь, а один раз на часы, но все-таки старался сохранять на пухлом лице мину крайней заинтересованности.

– Ай, ай, как это все инсересно! Полагаю, моя страна будет рада внимасельно рассмотреть васе предлозение. Вы говорисе, сто лодка недалеко стоит?

– Да, да, совсем рядом, за десять минут пешком дойти можно! – не смог сдержать своей радости Флажолет, почувствовавший, что консул попался на его крючок.

– Но только засем зе нам идти песком? У меня есть масына. Здите меня… сказем, церез десять минут у соседнего дома. Нет, – покачал головой консул, – у второго дома от консульства. Хоросо?

– Еще как хорошо, господин консул! – кипела во Флажолете радость по поводу отличного начала предприятия, а консул, поднявшись, посмотрел на Иринку карамельным взглядом и сказал:

– Ах, какая хоросенькая девуска! Ай, ай!

– Моя секретарь! – с гордостью сказал Флажолет, и «договорившиеся стороны», пропустив Иринку вперед, вышли из приемной.

– Ну, Ириша, ты видела, видела?! – ликовал на улице Флажолет. – Все, что я задумал, получилось – этакая маза. И ты со своей хорошенькой мордочкой пригодилась как нельзя кстати, чтобы я без тебя делал, умница! Ну, ладно, этот жирный карась теперь у нас в руках, и я, пожалуй, потребую за него не пятьдесят, а шестьдесят тысяч баксов!

А «умница» стояла и молчала, потому что то, ради чего она пошла «на дело» с Флажолетом, не получилось. Китайский консул, думала она, скорей всего, ничего не понял из ее сбивчивой речи и, наоборот, заинтересовался подводной лодкой. «Получается так, – думала Ирина, едва не плача, – что я помогла этому мерзавцу, стала его сообщницей, и теперь консул будет взят заложником, а это может привести даже к международному конфликту!»

При мысли об этом на глазах Иринки выступили слезы и потекла краска. Флажолет, взглянув на девочку и увидев ее состояние, не на шутку разволновался:

– Что? Что случилось? Сейчас же утри слезы и краску! Консул увидит, заподозрит неладное! Кто тебя обидел? Кто?

– Нет, ничего, только туфли новые очень жмут! Просто терпеть невозможно – больно-то как!

– А какого ж черта из крокодильей кожи выбрала? – зло спросил Флэг. Ничего, потерпи немного! Успех предприятия требует жертв! Смотри, смотри, наш карасик выезжает! Молодец, сам машину ведет! Даже охраны с собой не взял!

На самом деле – распахнулись ворота консульства, и из-под арки дома вынырнул «форд» не слишком свежей модели, этакий несолидный для консула огромной державы. Машина затормозила возле Флажолета и Иринки, дверь мигом распахнулась, и китаец, медово улыбаясь, предложил:

– Садисесь и не удивляйсесь тому, сто консул езед на такой рухляди! Для официальных выездов у меня есть «кадиллак»!

Но Флажолет поспешил заверить китайца в том, что и его машина выглядит отлично, и «форд» помчался в сторону набережной. Спустя три минуты машина притормозила в том самом месте, где у спусков к воде был пришвартован «Стальной кит».

– Ну, и где зе васе цудо? – щурился масляной улыбкой глава Китайского консульства, вертя в разные стороны головой.

– Да вот же, смотрите! – с гордостью протянул по направлению к субмарине свою руку Флажолет. – А вот и наша команда – все они классные специалисты, как на подбор!

На наружной площадке «Стального кита» на самом деле стояли плечом к плечу Смычок, Володя и Кошмарик. Это Смык догадался построить их в шеренгу, едва заметил подъезжающую машину с китайцем, Флэгом и Иринкой.

– Команда – хоросо, хоросо, но меня скорее интересует васе изделие, говорил китаец Флэгу, спускаясь по ступенькам к подводной лодке. – Ну, сеперь я визу, сто у вас есть не только басня, но и птицка, как говорят в Китае.

– Еще какая птичка! – вторил китайцу Флажолет, поддерживая его под локоток. – Не желаете ли осмотреть подводное судно внутри?

Китаец не только желал заглянуть в трюм судна – он просто растаял от удовольствия, услышав это предложение:

– Осень, осень хочу осмотреть васу лодку внутри!

После долгого замешательства, возникшего из-за проблемы, кому спускаться в трюм в первую очередь: Флажолету, китайцу или «хоросенькой девуске», все наконец оказались в чреве «Стального кита», где Кошмарик, Смык и Володя хорошенько убрали помещение, не ожидая, впрочем, того, что Флажолету на самом деле удастся «захомутать» китайского консула. «Неужели Флэг и впрямь уговорил эту китайскую шишку? – удивлялся про себя Володя. Да что там за люди в этом консульстве? Соглашаются ехать Бог весть с кем и даже охраны с собой не берут! Ну и жук этот Флэг, ну и ловкач! Конечно, здесь Иринка помогла – китаец клюнул на нее! Ира правильно рассчитала, но только зачем ей все это нужно было? Неужели на самом деле решила Флэгу помочь? Нет, не верю!»

А между тем Флажолет сильным тычком локтя в Володин бок вернул мальчика в реальный мир.

– Покажи, покажи китаезу лодку! Расскажи обо всех ее штучках-дрючках, понял? – шепнул Володе на ухо тихо-тихо.

И Володя взял на себя обязанности гида – и показывал, и рассказывал, понимая, что желательно преувеличить, но, привирая, Володя действовал не во благо Флажолета, а ему просто хотелось приукрасить заслуги своего отца, хотя о настоящем создателе «Стального кита» Володе, к сожалению, приходилось молчать – таков был приказ Флэга.

А китаец, слушая, все ахал и охал, поднимал глаза к потолку, всплескивал руками и все время приговаривал: «Ай, хоросо! Отлисно!»

– Кончай трепаться! – улучив момент, снова шепнул Флажолет Володе. Клиент уже размяк, будь готов идти под воду! – А уже обратясь к китайцу и улыбаясь не менее сладко, чем он сам, Флэг сказал: – А теперь, господин консул, нам нужно показать вам подводную лодку в действии. Не желаете ли совершить короткую подводную прогулку по Неве? Это будет потрясающее, потрясающее путешествие!

Кошмарик, Иринка и Володя замерли в ожидании того, что китаец испугается, не решится, откажется и тогда план Флажолета провалится. Володя видел, что и сам Флэг напрягся, ожидая ответа, и стал похож на человека, который вдруг вспомнил, что оставил дома включенный в сеть утюг, но выражение лица Флэга тут же изменилось на расслабленно-идиотское, потому что прозвучала фраза:

– Я осень, осень хосю опустися под воду! Осень!

– Ну так и прекрасно! – не сумел сдержать своего ликования Флажолет, а Смычок, наверное, тоже от прилива чувств, крикнул ни к селу ни к городу:

– Да здравствует Китай! Банзай!

– Вол, даю команду произвести погружение! – приказал Флажолет строгим тоном, будто «адмирал» сомневался в том, что Володя подчинится. Но Володя не только подчинился, но даже крикнул: «Есть, адмирал!» – потому что вся история с китайским консулом его стала сильно занимать и даже забавлять. «Если уж этот китайский чинуша на самом деле пень пнем и не заботится о своей безопасности, то пусть сам и выкручивается!» – подумал мальчик, двигая манипуляторы.

И вот заработал двигатель, «Стальной кит», повинуясь винтам, вздрогнул и отвалил от каменной набережной, взяв курс на противоположный берег. Но когда субмарина вышла на середину реки и эхолот показал Володе, что под днищем «Стального кита» десятиметровая толща воды, мальчик приступил к погружению лодки.

– Вот, вот, идем под воду, господин консул! – бесновался Флэг, сам не свой от радости, от сознания своего превосходства над глупым китайцем, позволившим заманить себя в мышеловку. – Вам нравится? Еще никто не опускался на подводной лодке, прогуливаясь по Неве! Вы – первый!

А китаец то ли делал вид, что очень боится, то ли на самом деле струхнул, увидев, как забурлила перед иллюминатором вода, а потом стекло заволокла серо-зеленая водная пелена. Он даже приложил руку к сердцу, приоткрыл от удивления рот, а глаза его округлились и стали по форме вполне европейскими.

– Я оселомлен! Я потрясен! Я никогда не бывал под водой! Это просто замецательно! – твердил консул, не останавливаясь, а Кошмарик и Иринка внимательно следили за ним и Флажолетом, с нетерпением и волнением ожидая развязки всей этой криминальной истории.

– Вот вы, господин консул, уже ошеломлены, – сказал вдруг Флэг, победно улыбаясь, – но это еще не все! Сейчас я вам скажу такое, от чего вы просто упадете на пол, да…

– Упаду на пол? – перестал изображать на своем лице крайнее удивление китайский консул, и его глаза тут же превратились в узенькие щелочки. Посему зе упаду? Разве вы меня будете толкать?

Флажолет, умевший ценить шутку, расхохотался. Он стоял перед китайцем, гордо выпятив грудь, засунув руки в карманы своих коричнево-полосатых брюк, красивый, как леопард, поймавший зайца. Желая, чтобы китаец хорошо понял смысл его слов, Флэг заговорил, чеканя каждый слог:

– Нет, господин консул, я вас не буду толкать. Просто я думал, что вас удивит то, что я вас похитил и собираюсь просить за вас большой выкуп деньги, деньги, – потер Флэг указательный и большой палец руки друг о друга, видимо боясь, что китаец не поймет слово «выкуп».

Казалось, консул действительно не слишком хорошо понял, для чего «господин Флэг» пригласил его к себе на подводное судно: китаец не испугался, а, напротив, заулыбался так, будто Флажолет сообщил ему о чем-то очень приятном. Улыбался и смотрел на Флэга, вот и все.

– Вы что, не поняли меня? – был обескуражен Флэг. – Я вас похитил, я вас украл, господин китайский консул, вам это понятно? Украл!

– Осень понятно, осень, не тревозтесь! – заверил китаец Флажолета. Только я – не консул.

Флажолет нахмурился:

– А кто же вы? Вы ведь сами представились мне консулом Китайской Народной Республики!

Китаец радостно закивал:

– Да, да, я говорил вам так, но это была моя хитрость, ведь и вы хитрили тозе, когда говорили, сто являетесь директором компании по изготовлению подводных лодок, правда?

Все, кроме Володи, который не мог оторваться от рычагов управления, смотрели на китайца, и никто не мог понять, зачем этому пухлому человеку понадобилось называть себя китайским консулом.

– Так какого ж черта ты назвался консулом? – рассвирепел Флажолет, догадываясь о том, что его снова постигла неудача и большой успех выскользнул у него из руки, подобно маленькой юркой рыбке.

Китаец, скромно улыбаясь, сказал:

– Да, я не консул – я только пятый секретарь консульства. Я сол по коридору, вдруг ко мне подосла эта хоросенькая девуска и сказала, сто вы хосите украсть насего консула. И я подумал, сто будет луцсе, если украдут меня…

Флажолет, чье лицо буквально перекосилось от злости, подошел к китайцу вплотную:

– Ах, так ты выслуживаешься, наверно! Орден китайский заработать хотел, начальника своего прикрывая? Да?! Ну так я такой подарю тебе орден, что долго помнить будешь, пожиратель тухлых яиц!

Похоже, китайца трудно было смутить даже оскорблениями. Он, все так же сахарно улыбаясь, спокойно заявил:

– Нет, мне не орден нузен, я на вас заработать хосел.

– Как же ты на мне бы заработал? У нас здесь не благотворительная организация, мы тоже баксы хитрым способом зарабатываем! – прохрипел Флажолет, готовый растерзать китайца, а тот невозмутимо отвечал:

– А вот как, господин Флэг, или как вас там зовут: вы потребуете у насего консульства выкуп за меня, я ведь тозе кое-сего стою, а мы его с вами поделим.

Флажолет просто расцвел, когда услышал предложение пятого секретаря китайского консульства. Он, считавший дело окончательно проигранным, получал надежду на его успешное завершение.

– Да, умный вы народ, китайцы, – подобрев лицом и ласково похлопав секретаря по плечу, сказал Флажолет. – Ты уж, браток, прости, что я тут про тухлые яйца брякнул… бывает. Но скажи, сколько же за тебя попросить у консульства можно?

Вот это уже был настоящий деловой разговор, и ради его удачного окончания китаец принял не свойственный ему серьезный вид и заговорил:

– Знацит, так. Я у вас на лодке пока побуду, а вы послите целовека в консульство, и пусть он скажет, что Ван И-цзинь захвацен террористами, которые требуют за его освобоздение…

– Сколько же? – был нетерпелив Флажолет.

– Требуют за его освобоздение три тысяци долларов.

– Так мало? – разочарованно и уныло спросил Флэг.

– Конечно, не много! – развел руками и вздохнул китаец. – Вот если бы вы третьего секретаря украли, то мозно было бы и пять тысяц попросить. За меня больсе не дадут…

– Да, недорого же ты стоишь, пятый секретарь, – угрюмо заметил Флажолет, потирая щеку. – Ну а как мы с тобой эти три тысячи делить будем?

И на этот вопрос у китайца был готов ответ:

– А так: две тысяци – мне, а одна – вам. Ведь вы дазе не украли меня я сам к вам присол…

Все смотрели на Флажолета и замечали, как менялось выражение его лица: вначале быстро-быстро задергалось веко, потом задрожал подбородок, сурово сдвинулись брови, и Флажолет, сатанея от собственной ярости, замешанной на чувстве глубокого разочарования, обиды на судьбу, заорал:

– Во-о-ол! Во-о-ол! А ну, вези это тухлое китайское яйцо на берег! Я сам вышвырну этого пожирателя лягушек на набережную! Он, видишь ли, мне тысячу баксов даст! Скажите, добренький какой дядя нашелся! Да я на одни шмотки триста баксов потратил, чтобы меня в их консульстве приняли!

Было похоже, что китаец, решивший заработать на русских террористах, обиделся:

– Вы не смеете оскорблять лисо, принадлезасее к дипломатицескому корпусу великой дерзавы! Ну, хотите, поделим эти доллары пополам, цесно и справедливо?

Но Флажолета уже ничто не могло утешить. Он, предполагавший добыть на китайском консуле пятьдесят, а то и больше тысяч долларов, и слышать не хотел о жалких полутора тысячах.

– К берегу! К берегу! – продолжал кричать он, давая себе волю, желая показать надувшему его китайцу, кто командир на подводной лодке. А Володя вел «Стального кита» с легким сердцем. Он сдерживал хохот лишь с большим трудом – до того был рад, что Флажолет опять наказан, а, значит, Иринка… – Но Володя старался не думать о девочке, до того неприступно-обольстительной показалась она ему сегодня.

Когда «Стальной кит» подошел вплотную к тому самому спуску на набережной, Флажолет сам отвинтил люк и яростно выкрикнул, открывая китайцу путь на волю:

– А ну, вали отсюда, верный сын китайского народа!

И Флажолет даже дал пинка пятому секретарю консульства Китайской Народной Республики в Петербурге. Китаец попытался было защитить свое достоинство, пообещав Флэгу найти управу «на всю их сайку», но вслед ему понеслись такие ругательства, что секретарь, попытавшийся заработать на русских террористах, решил, что для его чести будет куда выгоднее поскорее убраться. И вот урчание двигателя секретарского «форда» возвестило о том, что китаец полностью расстался с идеей стать богаче на две тысячи долларов.

 

ГЛАВА 21

КОНЕЦ «СТАЛЬНОГО КИТА»

Минут пять в трюме субмарины, покачивавшейся в метре от набережной, царило тяжкое молчание. Флажолет сидел на койке, машинально лохматя свои набриолиненные волосы, которые торчали в разные стороны, подобно змеям на голове Горгоны. Галстук, душивший его, был сорван и валялся под ногами, а сам Флэг сидел на койке в позе школьника, страшно боящегося строгой учительницы: спина прямая, как доска, а руки на коленях. Взгляд же Флэга был устремлен куда-то напротив, будто Флажолет собирался просверлить им отверстие в корпусе подводной лодки. Кошмарик, Иринка и Володя понимали, что «адмирал» потрясен, раздавлен и унижен новой неудачей, но им не было жаль Флэга – он получил по заслугам.

– Ну что, опять нас прокатили, да? – сломал тишину Смычок. – Чего ж теперь-то делать будем? Смольный бомбить пойдем?

Не меняя позы, Флажолет тихо произнес:

– Нет, не пойдем…

– Ну так что тогда делать будем? – с нетерпением в голосе спросил Смычок. – Может, вариант с тросом попробуем, а? Сегодня же купим его да и перегородим Неву в том месте, где поуже. В кайф будет!

– Нет, не в кайф, – точно зачарованный, промолвил Флажолет. – У меня другой план есть, поинтересней. Сидит рядом с нами один человечек, герлушка наша, так вот именно она-то мне сегодня и подложила бяку. Когда я в приемной у консула сидел, она пошла будто по своим делам, а на самом деле, чтобы заложить меня. Вот и нарвалась на этого китайского придурка, который себя своим же за баксы продать хотел. Все так было, а, Иринка?

Ирочка вообще не умела лгать, а здесь ей и вовсе не хотелось кривить душой.

– Да, я для того и напросилась с вами в консульство идти, потому что хотела предупредить преступление! – твердо сказала девочка.

– И за что это ты нас так не любишь? – улыбаясь, спросил Флэг.

– Не то что не люблю – я вас просто ненавижу, негодяев! – выкрикнула Иринка.

– Ну, а раз ты нас так сильно не любишь, то и мы тебя любить не будем, – спокойно сказал Флажолет, а потом, словно кто-то пребольно уколол его, закричал: – Я тебя в такое место отвезу, в такое, откуда ты, красотка, никогда уже на белый свет не выйдешь! Там такие девочки смазливые ой как нужны, а мне нужны доллары, которые за таких, как ты, платят! Во-ол! Во-ол! Включай мотор, выводи субмарину в Финский залив! Мы герлушку нашу в одно очень тепленькое место повезем, где ей нескучно жить будет!

Володя хорошо понимал, что возражать Флажолету бессмысленно, а поэтому он лишь спросил у него, повернувшись в сторону Флэга на своем капитанском кресле:

– А ты помнишь, как Ирина бросилась на твою защиту, когда те немцы ряженые в тебя стрелять хотели. Помнишь?

– Да, помню! – проорал Флажолет. – Да только после этого много воды утекло! Не та уже девочка, не та! Заводи мотор, тебе говорят, и без всяких штучек! Каждого, кто скажет против, Смык мочить будет! – А потом Флажолет, устало проведя рукой по лицу, сказал, обращаясь к френду: – Эй, Смычок-дружочек, а не осталось ли у тебя немного порошочка? Так все ломает-тащит от этой проклятой жизни…

…Володя не стал вынуждать Флэга отдавать приказ о выходе в Финский залив дважды. Зачем? Володя был послушен, как хорошо вышколенный моряк, и он даже не обращал внимания на то, что Кошмарик корчил ему страшные рожи, должно быть, предлагая выработать какой-то совместный план. Нет, Володе не нужен был совместный план – у него имелся свой, и осуществить его мальчик намеревался в самое ближайшее время. Он только хотел, чтобы френды поуспокоились, попритихли на койке, на которой они вкушали средство, делавшее их свободными, сильными и умными. И этот момент наступил, догадался Володя, минут через пятнадцать после того, как он отвалил от набережной и медленно-медленно шел по Большой Неве в сторону залива.

Скоро Флажолет со Смыком уже беззаботно похохатывали, вспоминая их знакомство с «очень умным китайцем», и Володя понял, что время настало. Он незаметно кивнул Кошмарику, и тот, будто случайно, присел на капитанское кресло, рядом с Володей.

– Скажи Ирине, чтобы тихо-тихо вылезала наверх, на площадку! прошептал он, еле-еле шевеля губами. – Только незаметно скажи! Пусть ждет наверху, а ты за ней следом через три минуты вылезешь! Если спросят «куда?», говорите, воздухом подышать. Меня там ждите! Все, пошел!

Кошмарик, не зная, для чего Володя потребовал от него вылезти с Иринкой наверх, постарался, однако, выполнить все так, как приказал друг. Правда, когда по трапу стала карабкаться Иринка, Флэг спросил, с трудом ворочая языком:

– Куда?

– Плохо мне, качает, – сказала девочка, – хочу воздухом подышать.

– Ну, подыши, подыши, – великодушно разрешил Флэг, – скоро тебе оч-чень хорошо будет!

Сказал – и мерзко захохотал, а Смычок поддержал его.

Когда наверх вылезал Кошмарик, Флэг снова поднял голову и вопросительно взглянул на мальчика.

– Пойду посмотрю, как дела у Иринки. Не свалилась бы за борт, а то не довезем товар до места, а товар-то хороший!

Флэг махнул рукой, разрешая, и френды снова загоготали, потому что им понравилась Ленькина шутка про товар.

Теперь настала очередь Володи, но прежде чем мальчик поднялся с капитанского кресла, он дернул вниз ручку одного манипулятора, а уж потом, встав, смело зашагал к трапу.

– А ты куда? – строго спросил Флажолет. – Тоже дурно стало?

– Очень дурно, Флэг! – скривил Володя губы в улыбке ненависти к человеку, собравшемуся продать его любимую девочку. – Проветрюсь, а то здесь сильно воняет!

Взлететь наверх по трапу Володя смог за две секунды, и там, на площадке, он первым делом крикнул Кошмарику и Иринке:

– Быстро прыгайте в воду! Плывите к берегу! Я – за вами! «Стальной кит» тонет! Ленька, поддерживай Иринку! – и прибавил: – Туфли, пусть туфли скинет!

И только после того, как Кошмарик и Иринка, подчинившись приказу Володи, прыгнули в воду и поплыли к берегу, до которого было метров тридцать, он, ощущая, как субмарина медленно уходит под воду, прокричал через люк в трюм «Стального кита»:

– Эй, френды, это вам за Ирину! Если через минуту вас не будет наверху, то на дно пойдете ко всем чертям – тонет «Стальной кит»! Я его утопил, чтобы вам, подонкам, он не достался!

Прокричал – и прыгнул в воду, стараясь потом плыть как можно быстрее, чтобы не быть настигнутым френдами. Впрочем, уже у берега, Володя оглянулся и увидел метрах в пятнадцати позади себя двух барахтающихся в воде людей, которые по-черному ругались, обещая замочить виновника кораблекрушения. Что касается «Стального кита», то уже не было видно даже его надстройки.

Кошмарик и Иринка, с которых ручьями стекала вода, стояли на нижней ступеньке спуска к воде, и Ленька, протянув руку, помог Володе выбраться из воды.

– Скорее! Бежим! Через пару минут они будут на этом месте! задыхаясь, сказал Володя, и, обращая на себя внимание прохожих, взиравших на бегущих молодых людей в совершенно мокрой одежде, они поспешили пересечь набережную и скрыться в глубине жилого квартала где-то неподалеку от Горного института. Пробежав подальше и решив, что преследование им не страшно, Володя, Кошмарик и Иринка остановились, чтобы перевести дух.

– Господи, неужели мы свободны? – спросила Иринка счастливым голосом.

– Похоже, удалось смыться, но зато какой ценой! – сказал Кошмарик. Не жаль «Стального кита», а, Володька?

– Очень жаль, – вздохнул Володя, обтирая ладонью мокрое лицо. – Да только что же делать?

– Может быть, его поднять потом можно? – спросила Иринка.

– Нет, не поднимешь, – махнул рукой Володя. – Глубина большая. Да и нужен ли он, этот «Стальной кит – повелитель мира»? Ну что, стали мы повелителями, стали свободнее, сильнее? Нет, ни черта не стали – только неприятностей нажили! Ладно, побежим домой, а то простудимся! Дома-то как хорошо! Чайку горячего попьем, поговорим о том о сем! Вот где свобода!

– Ну ладно, хорош болтать, побежали чай твой пить! – сказал Кошмарик, и они, обмениваясь по дороге шутками, вспоминая пережитое, быстро стали удаляться от реки, на дне которой лежал молчаливо «Стальной кит повелитель мира».

 

ГЛАВА 22

О ЧЕМ ГОВОРИЛИ ЗА СТОЛОМ

Оказалось, что можно было привыкнуть довольно скоро и к мокрой одежде, прилипшей к телу, и к удивленно-насмешливым взглядам прохожих. Ребята их просто не замечали, шлепая по асфальту босиком, и Володя, по-доброму откликаясь на острые шутки Кошмарика, решившего подтрунивавшего над комичным видом всей компании, продолжал-таки думать про себя о свободе, о том, что это за штука такая, какой может быть свобода и как ею пользоваться, чтобы не столкнуться в жизни с еще большей несвободой.

«Ну вот сейчас мы идем и плюем на людей, которые смеются над нами. Это что же, свобода? Может, мы научились быть свободными за пять дней плавания? Да нет же, свобода не должна быть такой откровенно наглой, причиняющей другим людям неудобство, ведь кто-нибудь может вызвать наряд милиции, и мы за то, что шагаем в таком виде, мигом в какой-нибудь каталажке окажемся. А Флажолет со Смыком свободными были? Да, такими крутыми, просто купающимися в волнах свободы. А что теперь с ними стало? Купаются в не слишком чистой невской воде, лишившись всех своих наркотиков, “Стального кита”. Совсем пропащие они люди, и все потому, что захотели свободы просто до озверения напиться».

Так, балагуря и размышляя о том о сем, незаметно добрели до двора, в котором стояли два дома – Володин и тот, где жила Ирина.

– Ну, пойдешь ко мне обедать? – запросто, точно всего два часа покинул свою квартиру, предложил Ирочке Володя, но она лишь отрицательно мотнула головой:

– Ну куда же я такая? Постой, хоть пойду переоденусь, да и с папой встретиться нужно. Как он там?

Володя только кивнул, и они с Кошмариком вошли в темный, прохладный подъезд. И по мере того, как Володя, уже не реагируя на фразы Кошмарика, стал подниматься вверх по лестнице, сильное чувство, чувство сосущей тоски ело его душу: «А вдруг приду и узнаю, что мама в больнице, что у нее случился инфаркт от сильного переживания за мою судьбу. Как же я попытался стать свободным, а самых близких, самых дорогих мне людей обрек на пытку? Получается, что я сам себя и наказал, а наказанный разве может быть свободным?»

Позвонил коротко и робко, хотя в кармане мокрых брюк лежали ключи. Время было такое, что родители вполне бы могли находиться дома, но к дверям никто не подходил, и тогда Володя, у которого будто где-то в самой середине его сердца пронзительно, резко прозвонил колокольчик, стал нажимать на кнопку звонка раз за разом, пока дверь не распахнулась и знакомое, только сильно изменившееся лицо матери не замаячило перед его каким-то отуманенным взором белой гипсовой маской.

– Ну, здравствуй, вот мы и приплыли. Ты не очень волновалась?

Но вместо ответа горячая и жесткая мамина пощечина обожгла Володино лицо резкой, но такой искупительной болью. Мама ударила Володю еще и еще, а он мотал из стороны в сторону головой, которая спустя несколько секунд уже была прижата к теплой маминой груди, и частые капли маминых слез стали падать на шею Володи.

А когда через час Володя и Кошмарик, переодетые в сухое, подтрунивая друг над другом, уже готовились сесть за стол, пришла Ирина, и платье, купленное ей Флэгом, шикарное и страшно дорогое, заменяли белая скромненькая кофточка и брюки.

– Ира, Ирочка! – бросилась к ней Виктория Сергеевна. – Ну, если эти двое – отпетые, безжалостные наглецы, так почему же ты не настояла на том, чтобы эта дурацкая лодка немедленно была повернута к берегу? Они что же, руки тебе связали? Угрожали?

– Да что вы, – смущенно улыбалась Ирина, – просто они сказали, что записка вам все разъяснит и волноваться никто не будет. А впрочем, впрочем, мне на самом деле стыдно…

– Ну а где же теперь ваш «Стальной кит»? – поторопился задать вопрос папа, но Виктория Сергеевна его тут же оборвала:

– Да уж замолчи-ка лучше! О «Ките» своем он беспокоится больше, чем о сыне. Да если бы ты не построил эту дрянь, я бы не пережила всего ужаса, который меня так внезапно настиг! Ведь вас искали на милицейских катерах, пограничники искали, и я уже думала, что это – конец. Взгляни, оболтус, сколько седых волос ты прибавил мне своей милой поездкой!

– Прости, – потупил глаза Володя, но тут же они загорелись каким-то сумасшедшим огоньком: – А потому-то нас и не нашли, что папа отличную вещь сработал. Ведь мы под водой до самой Финляндии дошли, правда, недавно на Неве «Кит» затонул…

– Какие-нибудь неполадки? – деловито спросил отец.

– Нет, я решил потопить твою подводную лодку, а то многим она покою не давала – слишком большую свободу сулила, а на самом деле все как раз наоборот. Но ты не огорчайся – испытания она прошла блестяще. Когда-нибудь я расскажу тебе о нашем плавании, папа, и ты представишь себя на моем месте.

– Ясно, – как-то очень неопределенно ответил отец, и Володя видел, что ничего про свободу и несвободу он так и не понял.

«Да и откуда ему понять? – вздохнул про себя Володя. – Вот если бы он плавал…»

Посидели за столом еще два часа, и только один Кошмарик был не в духе. Все время теребил пальцами бахрому скатерти, отвечал невпопад, позевывал, вздыхал. Потом, после чая, неожиданно поднялся, неуклюже поблагодарил за угощение, пошел в прихожую, где сказал Володе, вышедшему к нему и не понимающему причину неожиданного ухода друга:

– Знаешь, я сейчас домой поеду, к мамке своей и бате. Посидел здесь у вас, и вспомнился дом. Наверное, это очень здорово так вот чай с родителями пить. Это, знаешь, почище прогулок по заливу, хотя и плаванье наше клевым вышло. У фиников побывал… Одежду твою я тебе потом завезу.

– Иринку позвать… чтобы простился? – отводя в сторону глаза, спросил Володя.

– Не-а, не надо, не зови. Будет притворяться, рожи корчить, будто ей приятно очень. Все, ухожу.

И Кошмарик, крепко пожав Володе руку, шагнул за порог квартиры, где остались его друг и девочка, которую он успел полюбить.

 

Выходные данные книги

ББК 84Р7

К26

Художник О. ЮДИН

Карпущенко С. В.

Сочинения: В 3 т. Т. 3: «Стальной кит – повелитель мира»: Роман. – М.: ТЕРРА, 1996. – 432 с. – (Большая библиотека приключений и научной фантастики).

ISBN 5-300-00755-2 (т. 3)

ISBN 5-300-00752-8

Приключения Володи, Иринки и Леньки Кошмарика, начавшиеся в романах «Рыцарь с железным клювом» и «Операция «Святой Иероним», – продолжаются.

Теперь друзья отправились в путешествие на подводной лодке… По чистой случайности маршрут Петербург – Хельсинки – Петербург закончился благополучно.

Сергей

КАРПУЩЕНКО

СОЧИНЕНИЯ В ТРЕХ ТОМАХ

ТОМ 3

Редактор Н. Соколовская

Художественные редакторы В. Пожидаев, И. Марев

Технический редактор Т. Раткевич

Корректоры Н. Богачева, А. Келле-Пелле, Л. Борисова

Верстка А. Положенцева

ЛР № 030129 от 02.10.91 г.

Подписано в печать 20.09.96 г.

Уч.-изд. л. 19,26. Цена 26800 р.

Цена для членов клуба 24200 р.

Издательский центр «ТЕРРА».

113184, Москва, Озерковская наб., 18/1, а/я 27.

Ссылки

[1] Морские пейзажи.

[2] То есть останавливал финские автобусы.

[3] Здравствуйте, здравствуйте! Доброе утро! (фин.) .

[4] Тибо Шампанский, организатор первого крестового похода.

[5] Золотой (англ.) .

[6] Быстро! Деньги! Деньги! (финск.) .

[7] То есть земляки.

[8] Счастливая возможность (жарг.) .

[9] Неудача, бесперспективная ситуация (жарг.) .

[10] Дети (англ.) .

[11] Быстро (англ.) .

[12] Конечно (англ.) .

[13] Желтая подводная лодка (англ.) .

[14] Прием игры на щипковых инструментах.

[15] Родители (искаж. англ.) .

[16] Помогать (искаж. англ.) .

[17] Путешествие (англ.) .

[18] Голова (англ.) .

[19] Термины фехтовального искусства, обозначающие типы ударов.

[20] Просят (англ.) .

[21] Икон (жарг.) .

[22] Карман (жарг.) .

[23] Вставайте, дорогие дети! (англ.) .

[24] «Электрические плавающие корабли».

[25] «Электрические плавающие лодки».

Содержание