– Бабушка, вы не ушиблись? – говорил Кошмарик, заботливо поднимая с пола за толстые руки насмерть перепуганную Марту.

Володя, Иринка и старый Каарел, так и не выронивший из глаза свою линзу, тоже хлопотали вокруг бледной, дрожащей старушки. Однако, когда хозяин предложил позвонить в полицию и пригласить врача, Марта, тряся щеками, решительно отказалась:

– Никакой полиции не нужно! И врача мне не нужно тоже! Я знаю, этот бандит больше не придет сюда! Никогда не придет!

А потом старушка, хорошо помнившая все, что произошло с преступником, осознавшая, что причиной его бегства была отчаянная решительность и храбрость ее «внучатого племянника», принялась душить Леньку-Лейно в своих объятиях, поливая его слезами благодарности и приговаривая:

– Я знала, что именно ты способен защитить бедную старую Марту, не дать обокрасть ее! Ты благородный, смелый мальчик! Ты такой же, как и твой дед Эйно! – А потом старая Марта погрозила кулаком в сторону стеклянной двери и с негодованием воскликнула: – Ах эти русские бандиты! Они уже разворовали всю свою страну, а теперь и нам от них нет покоя! Понаехала всякая сволочь, чтобы грабить нас, добросовестных, работящих, аккуратных финнов! Все, закрывай магазин, Каарел! Сегодня мы работать не будем! Сегодня я принимаю своего внука! Я стала богатой сегодня, Каарел!

Старик поплелся запирать дверь, а Марта, одной рукой обняв своего «внука», а другой – «внука доброго рыбака», спасшего ее родного брата, повела их в жилые помещения, находившиеся рядом с торговым залом. Старая финка на самом деле была очень горда и счастлива – она обрела близкого родственника, мужественного, смелого, как ее брат, оплаканный полвека назад.

Да, такого поворота событий никто из членов команды «Стального кита» не ожидал. Практичный ум Кошмарика уже подсовывал мальчику одну радужную перспективу за другой. «Эх, это куда лучше, чем ехать на свиноводческую ферму, – думал Ленька. – Теперь я стал родственником этих старых фиников. Детей у них, кажется, нет, а поэтому у меня есть возможность заделаться наследником их имущества. Магазинчик у них классный, в самом центре Хельсинки, плюс большая квартирка. Эге, да я разбогател за полчаса! А хорошо я сделал, что того придурка русского за ноги схватил. Как это у меня получилось? А с документами как быть? Когда-нибудь они у меня потребуют хотя бы свидетельство о рождении, а у меня там значится: Козлов Леонид Федорович, а не Лейно Урхович Мягги. Ладно, чего-нибудь придумаю. Впрочем, за баксы не то еще нарисовать могут. Придется в Питер смотать и выправить за деньги документик. Сделаю! Чего только не сделаешь ради благополучия жизни!»

Настроение Володи было не таким праздничным, как у Кошмарика. Он догадывался, что они влипли в какую-то темную историю, что Кошмарик выдал себя да и его тоже за людей, имеющих отношение к этим симпатичным старым людям. Володя был честным мальчиком, а поэтому страх, что их выведут на чистую воду, опозорят, сдадут в полицию, где выяснится, что они пересекли государственную границу тайно, под водой, покалывал нервы Володи, заставляя хмуриться. А тут еще этот преступник, наверняка русский, понявший, что они тоже русские…

– Смотрите-ка! – воскликнул Кошмарик по-русски, когда старая Марта вела его в сторону жилых апартаментов. Он нагнулся и подобрал с пола предмет, оброненный бандитом при падении. – Пистолет того самого преступника!

– Но это же игрушка! – едва не рассмеялся Володя, взглянув на оружие того, кто собирался обчистить «добросовестную, работящую, аккуратную» Марту Коонен и ее мужа.

– Да, игрушка! – подтвердил Кошмарик, повертев пистолет в руке. – Ну и шизы же они, эти русские придурки! Старуху и старика ограбить не смогли! сказал Ленька и сдобрил свою фразу дурацкой ухмылкой. Но Володя недовольно пробурчал:

– Не забывай, что ты тоже русский!

– Нет, – снова ухмыльнулся Кошмарик. – Я – прямой потомок гражданина Финляндии, храброго моряка Эйно Мягги.

Но старая Марта уже влекла мальчиков за собою, а смущенной, плетущейся сзади Иринке-Ирме делала приветливые, пригласительные гримасы, ободряя девочку, только что приехавшую из несчастной России, где она всю жизнь провела в каком-то бедном, сиром приюте.

Вначале гостям предоставили спальни, что располагались на втором этаже довольно вместительной квартиры. На мальчиков добродушная Марта выделила одну комнату с двумя кроватями, а Иринке досталась соседняя, крошечная, но очень уютная комнатушка, чистенькая и с ароматом то ли увядших цветов, то ли чуть пережаренного кофе.

– Я знаю, что вы небогатые люди, – болтала Марта, роясь в большом шкафу, стоявшем в комнате мальчиков. – Вы жили в приюте и, конечно, приехали в Финляндию без постельного белья и пижам. Ну так я с великой радостью снабжу вас всем необходимым.

Кошмарик, развалившийся в кресле, как мог, переводил слова хозяйки своим друзьям, робко примостившимся на диване.

– Эта пижама – тебе, Лейно, а эта – Вольдемару, внуку человека, спасшего моего родного брата. А эта ночная сорочка, совсем новая, подойдет Ирме, подруге внука того человека, который спас моего брата. Вот и полотенца на каждого, выбирайте. Ванная и туалет – по коридору направо. Когда приведете себя в порядок, спускайтесь в столовую, я накормлю вас обедом. Уверена, что вы давно уже не ели как полагается приличным людям.

– Да, бабушка, очень давно, – подтвердил Кошмарик, позевывая. Он уже полностью освоился в квартире своих «родственников» и даже начал играть роль полноправного хозяина этого милого жилища.

– Ах ты, мой жаворонок! – потрепала Марта Леньку по щеке. – Как ты похож на моего покойного брата. У тебя остались его фотографии? – вдруг, словно вспомнив, спросила Марта.

– Конечно, только они в Петербурге, в приюте, – заверил «бабушку» наследник ее имущества.

– Обязательно привези мне их, а также сохранившиеся документы. Ну, я пошла, готовьтесь к обеду.

Когда старая Марта удалилась, осветив напоследок спальню своей глуповато-добродушной улыбкой, Володя хмуро спросил:

– Ну, Лейно Урхович, что делать собираешься?

Кошмарик, вытянув ноги, полулежа на кресле, сказал:

– А разве не ясно что?

– Нет, не ясно. Тебя что, серьезно за родственника приняли? – спросил Володя.

– Это и ежу понятно. Теперь только надо сделать так, чтобы старики не передумали. Уверить их надо в том, что я – самый подходящий человек для передачи всего имущества по наследству.

– Кому по наследству? Тебе? – даже приподнялась Иринка на диване. – Но у тебя даже нет документов, а когда будут, то все увидят, что ты не родственник этих людей, а жулик и проходимец!

– Не твоя забота! – пренебрежительно махнул рукой новоявленный финик. – В Питер еще разок, конечно, придется прогуляться, чтобы нарисовать там все нужные бумаги. Я и фотоснимки привезу – с каким-нибудь дедом снимусь, бумагу поджелтят, старой сделают, вот я и предъявлю им их родственничка. Скажу, что к старости он таким и стал, под влиянием отвратительной советской действительности!

Иринка вспыхнула:

– Неужели ты серьезно думаешь, что советское государство одно лишь зло несло людям?

Кошмарика буквально затрясло. Таким злым друзья его никогда не видели. Сморщив свое и без того невзрачное, несолидное лицо, Ленька едва не вопил:

– Не надо мне твоей красной пропаганды! Тоже большевичка выискалась! Чё хорошего я видел при советах? Школу? Да какал я на твою школу с высокого дерева! Батька мой и матка гроши получали, хоть и вкалывали с утра до вечера! По радио, в газетах – одно вранье, жевательной резинки не продавали, джинсов было не купить, не то что какой-нибудь видео…

Кошмарик хотел было продолжить перечисление неудобств большевистской жизни, но внезапно его фантазия не сумела продолжить ряд примеров, зато Володя тихо сказал:

– Да, джинсов не было, но и живодеров, которые людей ради их печенки и селезенки убивают, не было тоже.

Кошмарик пожал плечами. Аргумент Володи был веским, и Ленька лишь сказал:

– Ладно, хватит по-пустому буруздеть. Давайте на обед собираться, к моим милым финским родственникам. Да ведите себя прилично за столом. Вы – в настоящей Европе.

Иринка улыбнулась и посоветовала:

– Леня, если в ванной найдутся ножницы, то укороти ими ногти на своих руках. Впрочем, воспитанник приюта может моим советом и не воспользоваться.

Кошмарик быстро взглянул на руки и густо покраснел.

А покуда гости «добросовестных, аккуратных и работящих» финнов омывали свои тела в красивой, удобной, фешенебельной ванне, хозяева хлопотали на кухне, вместительной, светлой, обставленной прекрасной мебелью и снабженной всеми достижениями бытовой техники Европы. Старый Каарел, надев фартук, помогал своей супруге. Ловко шинкуя овощи, он молчал. Скажем сразу, молчаливостью его, как, впрочем, большинство финнов, наградил Господь. Но сейчас Каарел был особенно молчалив, потому что много думал.

– Марта, – произнес он наконец.

– Я слушаю тебя, Каарел, – отозвалась женщина, укладывая на огромную, кипящую маслом сковородку хорошо отбитые ломти постной свинины.

– Марта, – повторил старик, – мне подозрительны наши юные гости.

– Во-первых, они не гости, – важно сказала женщина. – Лейно – наш родственник. Ближе родственников у меня нет. Ты, Каарел, не в счет. Ты мой муж.

Хорошо наточенный нож, приспособленный для резки одних лишь овощей и ничего иного, продолжал шинковать овощи с прежней скоростью, но старик говорил:

– Марта, ты уверена в том, что юноша, выдающий себя за внука твоего брата Эйно, на самом деле является внуком твоего брата Эйно?

Марта повернула свое полное удивления лицо в сторону мужа:

– Какие могут быть сомнения? Разве медальон с именем и фамилией брата не является достаточным основанием? Ведь мальчик пришел с медальоном не куда-нибудь в Петербурге или Москве, а именно в мой магазин, в квартиру, в которой когда-то жил сам Эйно!

Но старик оказался упрямым и несговорчивым. Он даже ударил ручкой ножа по доске, перед тем как сказать:

– А я уверен, что эти люди случайно пришли к тебе! Вспомни, тебе вначале предложили купить фашистские кресты, а уж потом достали медальон. Разве они вели себя как люди, решившие разыскать родственницу давно умершего человека? Разве они спросили, в дом ли Марты Коонен они пришли?

– Но мое имя значится на вывеске! – гордо возразила Марта. – А потом, разве ты забыл, что Лейно первым сказал, что медальон принадлежал его дедушке, финскому матросу? Откуда мог узнать об этом мальчик, если не от самого Эйно?

Старик, казалось, был озадачен, но все равно настаивал на своем:

– Ну, этого я не знаю – откуда, но поверь моему чувству – мальчишка врет! Он никакой не внук Эйно, а просто разузнал что-то о твоем брате, а сюда пришел за тем, чтобы получить твое полное доверие, а потом завладеть имуществом.

– Вот ты и врешь! – резко сказала Марта, впервые в жизни обвиняя мужа во лжи. – Если ты вначале сказал, будто мальчик случайно зашел в наш магазин, то почему ты сейчас утверждаешь, что он вначале все разузнал обо мне? Просто он очень скромный, забитый, потому что жил в приюте, вот и решил начать с предложения купить немецкие кресты!

Но Каарела трудно было переубедить, раз он проникся глубоким доверием к своей идее. Он снова ударил ножом по доске и заявил:

– А я думаю, что и этот бандит с пистолетом, оказавшимся игрушкой, тоже из их шайки! Уж слишком неловко он действовал! Наверняка он давал мальчишке возможность выказать свое мужество и тем самым сильнее привлечь к нему наши сердца!

Марта вспыхнула:

– По-моему, ты, Каарел, старый осел! Гляди-ка что выдумал! Я больше и слушать тебя не хочу! Лейно – мой внук, то есть внучатый племянник, и я непременно передам ему по наследству все свое имущество!

Каарел махнул рукой, не соглашаясь с женой, но больше в разговор не вступал. Однако рассуждения Каарела посеяли в сердце Марты семена сомнения. Нет, она и виду не показывала, но что-то на самом деле заставило и ее непоколебимое чувство горячей любви к внезапно явившемуся Лейно немного охладиться. Через полчаса в столовой появились гости, Марта усадила их за стол, принялась потчевать, предлагая кушанья, которых «приютские воспитанники» наверняка никогда не пробовали. Старый Каарел внимательно присматривался к Лейно и его друзьям, и от пронзительного взора старика не смогли ускользнуть некоторые детали – Лейно-Ленька из кожи лез вон для того, чтобы уверить финнов в том, что он на самом деле является внуком Эйно Мягги.

– А скажи, Лейно, – спросил вдруг Каарел, буравя мальчика взглядом, не избавился ли твой дедушка от странной манеры дергать головой вот эдак?

И старик показал, как дергал Эйно головой.

Ленька, хоть и выглядел иногда настоящим придурком, был порой проницательным. Он видел, что старик смотрит на него как контролер на трамвайного «зайца», а поэтому постарался ответить на его вопрос уклончиво:

– Нет, не замечал. Может быть, Эйно так в Финляндии делал, а в России разучился. В старости мой дедушка полюбил животных: одних кошек у него пять штук жило, три собаки, попугай и черепаха. Еще голубей держал…

– Как интересно! – закатывала глаза старая Марта. – У Эйно было такое доброе сердце!

– А шрам над левым глазом, глубокий такой шрам, у него так и не зарос? – продолжал допытываться Каарел.

Ленька понял, что такое «шрам», произнесенный по-фински, только когда Каарел разъяснил свой вопрос жестами.

– Ах шрам! А у дедушки все лицо в шрамах было, – не моргнув глазом, сказал Ленька и даже показал рукой на своем лице, как много шрамов имел Эйно. – Это еще во время кораблекрушения он все свое лицо изуродовал страшно смотреть было!

Потом, когда Каарел снова открыл рот, намереваясь поймать на чем-нибудь Леньку, старая Марта так сильно ударила его по ноге своей ногой, так строго взглянула на мужа, что Каарел замолчал и больше не пытался вывести Кошмарика на чистую воду.

– Ну, отдыхайте! – расплылась в улыбке Марта, когда обед закончился. Комнаты в вашем распоряжении!

– А можно мы погуляем по городу? – спросил Кошмарик, поковыривая в зубах спичкой.

– Конечно! Но постарайтесь не опоздать к ужину! – попросила старушка.

– Не опоздаем, бабушка, – заверил Марту Кошмарик, и через пять минут они опять сидели в комнате наверху.

– Ну, я у своей бабушки просто балдею! – вытягивая ноги чуть не на середину комнаты, сладко зевнул Кошмарик. – Можете меня поздравить – и квартирка эта, и магазин станут моей собственностью, вы же видели, как здесь ко мне относятся.

Но у Володи хвастливая фраза Леньки вызвала лишь насмешку:

– Поздравлю я тебя, когда тебе в финской тюряге квартирку устроят!

– Это почему же в тюряге? – нахмурился Ленька. – За что это меня в тюрягу вести? Кто докажет, что я не Лейно, не внук этой старой женщины? Она твердо уверовала в справедливость моего рассказа, да и пусть себе верит, если охота. Я ее переубеждать не стану!

В разговор мальчиков вмешалась Иринка, которая во время обеда внимательно следила за тем, как себя вели хозяева. Девочка хоть и не понимала по-фински ни единого слова, но от ее взгляда не ускользнула подозрительность старого Каарела, с которой он расспрашивал Леньку.

– Но тебе совсем не верит старик! – заявила Иринка. – Ты что, не видел, как он смотрел на тебя? Так и хотел подковырнуть! Думаю, он не оставит тебя в покое и когда-нибудь выведет на чистую воду, и тогда тюрьма тебе обеспечена! А скорее всего ты будешь передан русским властям, а в России тебя за мошенничество посадят в колонию или в лагерь!

Но Ленька не сдавался:

– Плевать я хотел на старика! Непонятно разве, что здесь верховодит старая Марта, а слово старика ничего в этом доме не значит!

– Э, парень! Рано ты расплевался! – сказал Володя. – Откуда тебе знать, чего стоит здесь мнение Каарела? Полчаса в доме пробыл – и сразу обстановку оценил, каждому место нашел, а главное – самому себе! А я тоже видел, что старик на тебя очень подозрительно смотрел, так что давай-ка отсюда ноги побыстрей делать, покуда за нами полиция не приехала! Не нравится мне еще тот придурок преступник! Он тебя в покое не оставит, знай!

– Да чхал я на твоего громилу! – хорохорился «внук финского матроса». – Пусть попробует сунется сюда – пугну его из «беретты»!

Володе, видно, уже надоело слушать хвастливый вздор Кошмарика, переставшего отдавать отчет о том, что за обстоятельства сложились вокруг него в антикварном магазине, хозяином которого Ленька себя уже считал. Поднимаясь с дивана, Володя строго сказал:

– Я иду покупать горючее и продукты для обратного пути. Ты мне поможешь?

Нет, Володя не стал спрашивать друга, отправится ли он с ним и с Иринкой назад, в Россию. По всему было видно, что Кошмарик ответил бы на такой вопрос твердым «нет», и Володя уже не надеялся увидеть Леньку рядом с собой, на борту «Стального кита», поэтому на сердце скребли кошки, и Володя злился на всех финнов вместе, на Финляндию, а в особенности на матроса Эйно Мягги.

– Так ты идешь со мной? – повторил Володя вопрос, и Кошмарик кивнул:

– Ладно, так и быть, помогу тебе горючее купить, а то ты здесь без меня заплутаешь. Но в Россию с тобой возвращаться не буду, не проси…

– Ну и свинья же ты, оказывается! – вспылила Иринка, а Кошмарик прикрикнул:

– Да глохни ты, патриотка голопузая! Хошь всю жизнь голью-шмолью быть – пожалуйста! Только мне, я уже говорил, твоей пропаганды не надо! Я российской нищетой под завязочку сыт, наелся! Теперь в сытой демократической стране пожировать хочу!

Иринка резко отвернулась, не желая объяснять хаму, что он не прав, а Кошмарик мгновенно одумался, поняв, что допустил непоправимую глупость. Ленька очень ценил свое превращение в настоящего финика и, догадываясь, что до уровня Володи ему никогда не дотянуть, хотел было очаровать нравившуюся ему Иринку блестящими перспективами совместной заграничной жизни. В его голове уже созрел план: когда они останутся с Иринкой один на один, он сделает девочке предложение превратиться в его родную сестру, то есть во внучку Эйно Мягги. Кошмарик был уверен в том, что старую Марту убедить в этом будет совсем нетрудно, и Иринка стала бы, подобно ему, Леньке, полновластным членом семьи. Для Володи бы, конечно, места в уютной квартирке в центре Хельсинки не осталось, но он стал бы навещать их на правах старого верного друга, «внука доброго рыбака», спасшего матроса Эйно Мягги.

– Ирина, ты с нами пойдешь? – спросил у девочки Володя, в глубине души удовлетворенный тем, что она в пух и прах рассорилась с Кошмариком, к которому Володя втайне немного ревновал.

– Никуда я с вами не пойду! – с надрывом в голосе заявила Иринка. – И я прошу вас побыстрее доставить меня в Россию, в Петербург! Мне надоела заграница!

– К папе захотела! – презрительно хмыкнул Кошмарик и полез в карман, чтобы достать свои баксы и в который раз пересчитать их.

– Да, к папе! – фыркнула девочка. – А ты можешь оставаться здесь, у своих фиников! Может быть, они отблагодарят тебя когда-нибудь – разрешат вымыть туалет!

– Все, Вольдемар! – дернул Кошмарик Володю за рукав. – Пошли отсюда! Я эту патриотку шизанутую больше видеть не хочу!

Володя расплылся в улыбке, то ли радуясь ссоре Леньки и Ирины, то ли одобряя острое Кошмариково словцо, и мальчики ушли. Ирина же осталась сидеть на диване в их комнате, вначале поплакала от злости на себя, негодуя по поводу своей несдержанности: «Ну что мне до того, где решил Кошмарик жить? Разве я справедливо поступила, оскорбив его? Нет, я не добрая! Так нельзя! К тому же разве я не вижу, что нравлюсь Леньке, а он ведь еще такой дурачок! Все хочет доказать мне что-то, хорохорится! Но на самом деле он добрый малый, только дурковатый. Видно, детство у него было несчастливое…»

Так думала Иринка, а после ее взгляд упал на стол, покрытый нарядной скатертью. Журналы в ярких блестящих обложках лежали на столе, собранные в аккуратную высокую стопу. Скоро журналы уже лежали на диване, а сама Иринка, забыв и о Кошмарике, и о Петербурге, с поджатыми под себя ногами сидела и самозабвенно рассматривала пестрые модные журналы, прикидывая невольно на себя платья, юбки и жакеты, которыми горделиво хвастали длинноногие, худые красавицы.

Если бы не внимание, отданное Иринкой журналам, то девочка могла бы услышать шорох возле двери. Старый Каарел, стоявший неподалеку от комнаты мальчиков, так и ждал минуты, когда Ирина-Ирма выйдет, пусть даже ненадолго. А если бы она вышла, то старый Каарел тотчас предпринял бы один маневр, ибо старик давно решил во что бы то ни стало вывести русских мошенников на чистую воду.

Нет, не дождался Каарел того момента, когда Иринка покинет комнату, ушел вниз, к Марте. Но и девочке вскоре после его неслышного ухода тоже надоело рассматривать пестрые картинки. Журнал замер у нее в руках, глаза девочки снова налились слезами, вспомнился Петербург, маленькая квартирка на Васильевском острове, вспомнился папа, который, наверное, места не находит от беспокойства.

«Нет, нужно обязательно позвонить в Петербург! Прямо на работу к папе!» – подпрыгнула Ирина на диване так резко, что журналы с ее колен попадали прямо на пол. Беспокойство охватило Ирину так крепко, что девочка забегала по комнате, не зная, какой предпринять ход. Денег у нее не было, а если бы они у Ирины и имелись, она бы не решилась искать нужный телефон в незнакомом городе, узнавать, как им пользоваться. «Я сейчас спущусь вниз и попытаюсь все объяснить хозяйке! Она показалась мне доброй женщиной! Она поможет!» И Ирина поспешила вниз, еще не зная, как будет объяснять старой Марте свою нужду.

Хозяйку она нашла в торговом зале, за стойкой. Старушка перебирала какие-то деловые бумаги, а Каарел сидел неподалеку, снова вставив в глаз черную линзу и разглядывая через нее внутренности старинных часов. Когда Ирина появилась, старики подняли на нее глаза, и Марта тотчас заулыбалась.

– Ну, друзья оставили милую Ирму дома? – спросила Марта по-английски, правильно и даже бойко, потому что привыкла объясняться с иностранцами, часто заходившими в ее магазин.

– Да, я решила отдохнуть, – ответила Ирина тоже по-английски, так как была в классе первой ученицей. – Скажите, мадам, а могла бы я позвонить в Петербург? Я непременно заплачу вам за этот звонок. Вы понимаете, мой папа так беспокоится…

Ирина вдруг заметила, что на полном лице Марты появились признаки волнения или сильного смущения, и девочке сразу стало стыдно за то, что она заговорила о чем-то непозволительном.

– Простите, я не должна была просить… – пробормотала Иринка, совершенно стушевавшись, но Марта поспешила заверить ее:

– Что ты, деточка, ты могла просить обо всем, что тебе угодно! Только скажи, какому отцу ты собираешься звонить?

– Ну, своему отцу, – не понимала Ирина, зачем спрашивает у нее об этом старая женщина. Да ведь Иринка не могла знать о том, что Кошмарик представил ее воспитанницей сиротского приюта.

А старый Каарел, едва услышал об отце девочки, которую молодой мошенник из России выдавал за сироту, поспешил незаметно выйти из-за стойки и исполнить свое намерение. Несмотря на преклонный возраст, на второй этаж Каарел поднялся так быстро, будто за ним гнались все мошенники России. Пройдя в комнату, отведенную для мальчиков, он сразу же увидел то, к чему стремился, – сумку Кошмарика, из которой Ленька выудил при встрече в торговом зале магазина железные фашистские кресты. В этой-то сумке Каарел и хотел найти отгадку на свои предположения. Конечно, залезать в чужую сумку было неприлично, это так не подходило человеку преклонного возраста, считающего себя честным, живущим в честной демократической стране, но теперь все доводы совести покорялись сильному желанию раскрыть-таки тайну внука Эйно Мягги.

Нет, старик даже не стал запускать в сумку свою руку. Он только расстегнул молнию, а потом, раздвинув пошире боковинки, заглянул внутрь. То, что увидел на дне сумки старый Каарел, заставило его в испуге отпрянуть: сумка была полна фашистскими крестами, поверх которых лежал автомат! «О Дева Мария! – в ужасе подумал Каарел. – Мы впустили в дом бандитов! Русских бандитов, которые только и ждут ночи, чтобы убить и ограбить нас! Нужно немедленно рассказать об увиденном Марте!» И Каарел, подхватив сумку за ручки, поспешил уйти из комнаты, и скоро его шаги раздались в торговом зале, где Ирина все еще пыталась объяснить хозяйке, почему она, имея отца, все-таки живет в сиротском приюте.

Девочка врать не любила, да и не умела, но теперь она понимала, что Ленька втянул ее в какую-то нехорошую историю, из которой ей все-таки очень хотелось выпутаться. Краснея и заикаясь, Иринка, путая английские слова, рассказывала старушке о том, что ее отец – горький пьяница, а поэтому ей и пришлось уйти в приют. Марта слушала и кивала, потому что была доброй и глуповатой женщиной, но тут тревожный возглас спускавшегося по лестнице мужа заставил ее резко повернуть голову в сторону Каарела.

– Марта! Не слушай эту мошенницу!

– В чем дело, Каарел? – сильно удивилась Марта. – Как ты смеешь называть мошенницей подругу человека, являющегося внуком рыбака, спасшего нашего Эйно?

– И ты еще веришь в эти сказки?! Ну так знай, что ты принимаешь в своем доме бандитов, собравшихся убить и ограбить нас! Посмотри-ка сюда!

И Каарел, раздвинув пошире сумку, показал жене содержимое «багажа» того, кто был принят в их доме как внук Эйно Мягги.

– Ой, что это такое?! – взвизгнула Марта. – Ружье?!

– Да, автомат! – брезгливо морщась, вытащил Каарел за ствол вороненую «беретту». – Автомат и кресты! Посмотри, как их много! Эти люди – фашисты! Русские фашисты и бандиты! Я сейчас же вызываю полицию!

Марта хотела было возразить, потому что женщине было очень трудно и неприятно убить в себе веру в то, что она обрела близкого по крови человека, но оружие, казалось, не оставляло никаких сомнений в том, что она по простоте своей приютила в доме самозванцев, желающих воспользоваться ее добротой и доверием.

– Мерзавцы! – вдруг крикнула она по-фински громко и некрасиво, давая волю чувствам оскорбленного человека. – Скорей звони в полицию, Каарел! Пусть разыщут бандитов!

Иринка поняла, что ее дело плохо. Не нужно было знать языка, чтобы догадаться, что же послужило причиной резкой перемены настроения хозяйки. Девочка видела и автомат, и кресты, показанные Каарелом жене, и Ирина вдруг догадалась: если старик позвонит в полицию, то вернуться назад, в Россию, к любимому отцу, будет теперь очень трудно. «Нас посадят в финскую тюрьму!» блеснула в сознании Иринки страшная догадка, а Каарел уже крутил диск телефонного аппарата, стоявшего на прилавке.

Оплошностью старика было то, что он поставил сумку с «трофеями» на пол, рядом со своими ногами. Конечно, разве мог предположить старый честный финн, не только не сделавший в своей жизни противозаконного проступка, но и ни разу не перешедший дорогу в неположенном месте, что эта худенькая девочка поведет себя как рысь или даже пантера? А Иринка, очень захотевшая вернуться к своему отцу, поступила именно так: она вдруг рванулась к старику, и Каарел, увлеченный телефонным диском, не успел хотя бы оттолкнуть девочку, чтобы предупредить ее страстное желание завладеть сумкой. Все произошло за две секунды, и сумка уже была в руках Иринки. Что делать дальше, для нее было предельно ясно: нужно было бежать из этого дома, бежать подальше, туда, где были ребята и надежный оплот их безопасности и независимости – «Стальной кит».

Благо что расчетливые финики, не имевшие права позволить себе держать магазин на запоре весь день, давно уже открыли входную дверь. Под громкие крики «Держите ее! Это бандитка!», несшиеся вслед Иринке, девочка выскочила на улицу и стрелой понеслась в ту сторону, где, как думала она, находилась гавань с пирсом. Быстро свернув за угол, Иринка замедлила бег, а потом и вовсе пошла, хоть и быстрым шагом, потому что боялась привлечь внимание прохожих. «Только бы не заблудиться здесь, на этих узких улочках! – со страшным беспокойством в сердце думала она. – Только бы не разминуться с ребятами! Если нас задержат, то все пропало! Ах, и зачем же этот дурачок взял с собою автомат и кресты!» И Иринка уже подумала о том, что будет лучше взять да и закинуть сумку с «уликами» в какой-нибудь подъезд. И девочка уже хотела исполнить этот план, но вдруг впереди, метрах в ста от нее, мелькнули знакомые фигуры. Да, велика же была радость Ирины, увидевшей Володю и Кошмарика!

Когда приятели оставили дом Марты Коонен для того, чтобы сходить к «Стальному киту», запастись горючим и продуктами на обратную дорогу, Володя в пути не переставал убеждать Кошмарика, что его дело гиблое, и ему у «фиников ничего не обломится», и выйдут одни лишь большие неприятности. Однако Кошмарик, давно уж решивший заделаться настоящим фиником, только крутил головой и был упрям как осел, пожелавший к тому же быть похожим на барана. Володя только и слышал от него: «Нет, горючее и жратву купить помогу, а там – плывите себе на родину. А лично мне где хорошо, там и родина. Здесь, у фиников, мне просто балдежно!».

Обменяли на финские марки сто долларов, пошли к набережной, не видя, впрочем, того, что буквально от самых дверей заведения Марты Коонен за ними идут следом два человека, обыкновенные с виду, в спортивных куртках, джинсах, но, правда, с плохо бритыми физиономиями. А может быть, это они бороды такие отпустили? Когда Володя и Кошмарик вышли на пирс, чтобы подойти к «Стальному киту», оба незнакомца проследовали за ними. Володя залез на железную спину подлодки, ключиком открыл замок, предусмотрительно повешенный во избежание нескромного любопытства, и отбросил крышку люка. Если бы Володя в это время разглядел лица стоявших поодаль незнакомцев, которые делали вид, что любуются морем, то постарался бы отложить посещение субмарины на потом, когда они удалятся: уж такой интерес и любопытство было написано на их физиономиях!

Скоро на пирсе стояли четыре пустые канистры, а Володя сидел верхом на люке и снова запирал замок. Когда ребята, взяв по канистре в каждую руку, двинулись по пирсу в сторону набережной, мужчины пошли за ними следом и скоро остановили вопросом, произнесенным на чисто русском языке:

– Молодые люди, а поинтересоваться можно?

В спину Володи точно выстрелили – до того неожиданным показался ему этот простой вопрос. Остановились. Мужчины, подошедшие к ним, были молодые – просто парни. Оба улыбчивые, только улыбки их были какие-то неестественно широкие, а глаза парней лихорадочно блестели, точно их обоих давно уже мучил грипп.

– Чего вам? – с опаской спросил Кошмарик и уставился на кроссовки одного из парней, не имея возможности дать себе отчет, чем же привлекли его эти кроссовки. Но фактом было то, что Кошмарик уже где-то видел именно эту обувь, только уже не помнил где и при каких обстоятельствах.

– Да вот, земели , хотели спросить, что это у вас за судно такое уматное? Ну просто облом один, а не судно, – заговорил один из парней, растягивая свой рот еще шире, точно он был у него резиновый.

Володя испугался. Парни эти с их резиновыми улыбками казались ему очень подозрительными. Он вначале подумал даже, что они из полиции, но потом, приглядевшись к их лицам повнимательней, отбросил эту первую мысль уж больно похабными были физиономии молодых мужиков. Они скорее напоминали Володе каких-то деляг-челноков, приехавших в Финляндию за товаром.

– А вам-то чего? – спросил Володя в свою очередь грубовато, боясь того, что эти парни смогут выведать секрет «Стального кита».

– Да так, ничего, – продолжал улыбаться тот, кто задал вопрос. Просто слышим, ребята по-русски говорят. Вот и пошли за ними следом узнать хотели, откуда приехали. Мы ведь тоже из России, по делам здесь крутимся. Ну вот, пришли сюда, на пирс, и видим, что у вас судно такое интересное, на подводную лодку похожее. Вы, думаю, на ней сюда и заехали. Так ведь?

У Володи внутри так и задвигалось что-то от беспокойства, заскрипело шестеренками страха.

– Нет, парни, вы ошиблись – это у нас не подлодка, а катер. К тому же мы вам не земляки, а живем здесь… – пробормотал Володя еле шевелящимися губами.

– Вот именно, финики мы, так что проехали вы, россияне! – выпалил вдруг смело Кошмарик, а один из молодых мужиков перестал растягивать в улыбке свои щеки, сделал плаксивое лицо и заявил:

– Ну, прокол какой вышел! А мы-то думали, что есть маза на вашу субмарину вписаться.

Тут слово взял Кошмарик, осмелевший и даже наглый:

– Нет, кореша! Совсем у вас безмазняк получается! Пролетели вы как фанера над Парижем! Все, двигаем в сторону, Володька!

Парни не стали обижаться на неделикатность Кошмарика. Изобразив на своих лицах уныние, они остались на пирсе, а Володя и Ленька быстро пошли в сторону набережной. Эта встреча обоим показалась странной, и дорогой они обсуждали поведение незнакомцев.

– Неужели они нас вычислили? – с тревогой в голосе спрашивал у приятеля Володя.

– А почему бы и нет? – отвечал Кошмарик. – Видели, наверное, как мы на лодке к пирсу подходили. Только не пойму, чего им надо? Неужто в Россию прокатиться хотят? А что, раз меня на «Стальном ките» не будет, так и возьми их как пассажиров, за плату.

Володя даже подпрыгнул от негодования, до того предложение Кошмарика показалось ему гадким:

– Да чтобы я каких-то хануриков на своей подлодке вез? Или ты думаешь, что я, как и ты, только ради баксов на свете живу?!

Кошмарик с издевкой ухмыльнулся:

– Ну так и помоги бедным людям из сострадания, чай, соплеменники твои! – Кошмарик хотел было заржать, потому что его сильно рассмешила собственная фраза, но улыбка, точно чулок с ноги, сползла с его физиономии, и Ленька вдруг остановился в изумлении: – Володька! Да ведь я же знаю, кто один из этих чуваков!

– И кто же? – передалось Володе волнение Леньки.

– Да бандит тот, кто в магазин Марты Коонен ввалился, с игрушечным пистолетом! Я его по кроссовкам узнал – ведь смотрел я на его кроссовки, когда на полу лежал! А еще по голосу узнал его!

Мальчики стояли на набережной, не зная, что делать дальше. Прозрение Кошмарика поразило их: обоим было ясно, что их подцепили на крючок.