Несколько часов спустя варкенец, ищущий справедливости на Хьюме, вышел из одноместного рейсового орнитоптера, доставившего его в Корн, небольшой, опрятный и симпатичный городок, лежащий в полутора тысячах километров от космопорта Хьюм-Централь. Теперь этот импозантный красавец был одет не в свою варкенскую тунику, а в какую-то нелепую, бесформенную рясу тускло-оранжевого цвета.

Это одеяние, длиною до пят, вместе с длинными просторными рукавами и большим капюшоном было скроено из одного куска грубой, ворсистой ткани и, словно бы имело одну единственную задачу, до неузнаваемости изменить внешний вид человека. Наряд, перепоясанный грубой веревкой, свитой из толстых растительных волокон, скрывал ладную фигуру Веридора с головы до пят, лишая его какой-либо индивидуальности и придавал ему вид смиренный и покорный Судьбе. Даже походка варкенца, ранее стремительная и легкая, стала шаркающей и какой-то старческой, а плечи понуро опустились, словно бы от тяжкого груза грехов и преступлений.

В северном полушарии Хьюма, где был расположен городок Корн, уже наступило лето и хотя особенной жары еще не было, Веридор чувствовал себя в своей нелепой рясе, как в парилке. Теплый воздух был напитан запахами цветов, свежей зелени и еще каким-то непонятным, странным ароматом, будившим в душе Веридора давно забытые ощущения. Память, словно скупой должник, неторопливо возвращала ему лица и имена давних знакомых, забавные случаи и приятные встречи, которыми когда-то порадовал его Хьюм, вкус давно уже забытых напитков и блюд, звуки прежних мелодий и не менее мелодичных слов певучей хьюмеритской речи. Возвращала даже, казалось, ушедшую безвозвратно грусть расставания с друзьями и любимыми. Корн.

Корн, как и прежде, был крохотным, но очень милым и симпатичным городком. Веридор, повинуясь профессиональной привычке, невольно определил архитектурный стиль застройки городка – неороманский, ранний классицизм с элементами галактической неоготики, характерный стиль аграрных миров светлокожей расовой доминанты. Почти все здания в Корне были, в основном, одно и двухэтажными. Это были красивые, аккуратные домики, сложенные вручную из некрупного кирпича желтого, розового и красноватого цвета, выложенного причудливой, узорчатой кладкой. Дома были построены с каким-то особым изяществом, что проявлялось и в резных мраморных наличниках, и в изящных, причудливо выгнутых оконных переплетах, и в затейливой чешуе черепичных, темно-красных крыш, украшенных бронзовыми, позеленевшими от времени коньками.

По стенам домов поднимались вверх побеги серебристого плюща и цветущих лиан с мелкими, лаково блестящими, темно зелеными листочками, местами полностью укрывая их узорчатую, глазурованную поверхность. Некоторые побеги поднимались по темно-красным, островерхим черепичным крышам до самых коньков. Дома утопали не только в зелени окутавшего их плюща и лиан, но и в зелени высоких деревьев, растущих вдоль нешироких улиц. Сами же улицы, мощенные большими, гладкими плитами из серого, голубого и зеленоватого плавленого гранита, были чистыми и опрятными.

Городок был тих и малолюден. Пока Веридор шел от небольшого аэропорта, расположенного на окраине городка к площади перед ратушей, ему попалось навстречу не более десятка человек. Мальчик с папкой в руках, видимо спешивший в школу, зеленщик, который вышел из своей лавки, чтобы выложить на прилавок, стоящий прямо на тротуаре, еще несколько пучков свежего салата, парикмахер, который отправился через дорогу навестить кондитера, да, еще несколько мужчин, сидящих за столиком на террасе небольшого кафе и полностью погруженных в хо-ло, сложную и увлекательную игру, которую кроме хьюмеритов вряд ли кто мог освоить.

Казалось, никто не обращал внимания на одиноко идущего по улице человека в ритуальном, пыльно-оранжевом одеянии. Впрочем, это вовсе не говорило о мрачности нравов хьюмеритов. Просто таковы были правила хьюмеритов, согласно которых, никто не мог заговорить первым с Человеком пришедшим за Справедливостью. Вдоль улицы стояло несколько небольших гиромобилей с открытыми окнами, похожих на овальных жуков. Веридор был уверен в том, что ни в одном из них даже не заперты двери, так как самым удивительным событием на Хьюме было бы найти вора или мошенника. Корн ничуть не изменился за те тридцать с небольшим лет, что он здесь не был. Немного подросли деревья, да, на здании ратуши оконные переплеты и двери были выкрашены теперь не в зеленый, как раньше, а в красно-коричневый цвет.

По не писаным правилам Хьюма, Веридор мог войти в любое заведение, магазин или мастерскую, практически в каждый жилой дом и обратиться к любому из взрослых хьюмеритов, чтобы просить о правосудии, но он решил пока что не торопиться и немного осмотреться в городе, который когда-то хорошо знал. Бесцельно походив некоторое время по тенистым улицам Корна, Веридор набрел на небольшой пивбар.

Ему даже не пришлось вспоминать к нему дороги, так как ноги сами привели его на эту улицу. Улицу Зажженных Свечей. Именно в это место его тянуло более всего. Когда-то это заведение принадлежало одной молодой особе, с которой у него были связаны самые приятные воспоминания. Оказаться на Хьюме и не посетить это место он никак не мог, даже будучи в этом ритуальном наряде. Двери были открыты настежь, из пивбара тянулся легкий приятный аромат хорошо прожаренного ячменя и солода и доносилась негромкая, обжигающе знакомая, протяжная и грустная мелодия, все те приметы, от которых его воспоминания стали до болезненного отчетливыми. С волнением он зашел внутрь.

Интерьер за прошедшие годы ничуть не изменился, та же стойка красного, матового дерева с прилавком из полированного, темно-зеленого нефрита, зеркала позади полок, заставленных сотнями бутылок с пестрыми, нарядными этикетками, наполненные экзотическими напитками, некоторые из которых были ему хорошо знакомыми только потому, что именно он доставил их на эту планету. Стены, обтянутые голубой узорчатой, расшитой прихотливыми узорами, тканью. Тяжелые круглые столики из красного дерева со столешницами из такого же, как и на стойке, зеленого полированного нефрита, на которых стояли изящные плетеные вазочки с орешками дюжины сортов и солеными крекерами. Массивные стулья из темно-коричневого, почти черного дерева с высокими спинками, обитые мягкой, темно-малиновой кожей, все это было ему очень хорошо знакомо и памятно.

На стенах пивбара, как и прежде, висели портреты в овальных рамках из полированной бронзы, изображающие местных знаменитостей, в основном фермеров, прославившихся количеством выпитого пива. Рамки, как и раньше, были украшены небольшими букетиками из засушенных веточек вечнозеленого остролиста с позолоченными шишечками могута, перевязанные алыми ленточками. При взгляде на один из портретов у него невольно застучало сердце, ведь со стереоснимка на него насмешливо смотрел он сам, только веселый, беззаботный и слегка осоловелый после выпитых им без передышки семнадцати кружек пива, с распущенными по плечам волосами и без тяжкого груза пережитого в глазах.

Веридор смущенно отвел взгляд от своего стереопортрета и повернулся к стойке. Там, почти скрытый диковинным, стеклянным агрегатом для розлива пива, сидел незнакомый ему мужчина средних, на вид, лет, который, похоже, неплохо знал Веридора, раз включил его любимую песенку, а может быть, это было простое совпадение и песенка, которую исполняли тридцать лет назад, снова вошла в моду.

По древним хьюмеритским обычаям Веридор, как человек "Пришедший за Справедливостью", был обязан разговаривать только со Слушающим и не мог взять и так просто расспросить хозяина о переменах, произошедших в этом заведении и выяснить, с чего это вдруг он сменил профессию и куда делась хохотушка Эмми, прежняя хозяйка пивбара. То, что этот мужчина был фермер, даже не нуждалось в доказательствах, стоило только взглянуть на его большие, мозолистые руки, которые больше привыкли к лопате и вилам, нежели к тонким хрустальным рюмкам, хрупким бокалам и фарфоровым кружкам. Зато он, наверняка, судя по его объемистому "резервуару", заботливо укрытому белым фартуком, хорошо разбирался во всех сортах пива.

Строго соблюдая ритуальное молчание, Веридор жестом попросил налить ему большую кружку "Светлого крепкого", его любимого сорта хьюмеритского пива, а сам прошел в угол зала и сел на свое излюбленное место. Усевшись за столик, он принялся наблюдать за тем, как хозяин бережно снял со стеклянной полки большую фарфоровую кружку, которой уже было тысяч пять лет, а то и того больше и которую доставали только для старых друзей, тщательно протер ее салфеткой и осторожно поставил на стойку под тонкий, хромированный носик такого хитроумного хьюмеритского пивоналивочного агрегата, что второго не найти во всей галактике.

Веридор с неподдельным интересом наблюдал за тем, как напиток, светло-соломенной змейкой пробегает по стеклянному переплетению трубок и тугой, пенистой струей бьет в кружку. Уже только за одно это зрелище стоило заказать самую большую кружку пива, таким завораживающим оно было. Поставив кружку на небольшой, круглый черный поднос, хозяин заведения медленно подошел к его столику, положил большой картонный кружок темно-бежевого цвета с коричневым изображением креста и петли – "Петля и крест", именно так называлось заведение Эмми Тимпан, поставил на него кружку и, отступив на шаг назад, замер в ожидании, склонив голову и, явно, предлагая себя в качестве Слушающего.

Веридор поднял глаза и, не говоря ни слова, отрицательно покрутил головой. Хозяин облегченно вздохнул и, все так же молча, вернулся к стойке. Веридору было все равно, кому поведать свою историю, но отрывать человека от работы ему не хотелось, тем более, что время близилось к обеду и вскоре в пивбар должен был заглянуть какой-нибудь посетитель, которого можно будет попросить о правосудии и которому не придется при этом отрываться от срочных и неотложных дел.

Ожидание оказалось недолгим. Веридор не выпил еще и половины кружки крепкого ячменного напитка, как в пивбар с шумом и веселыми выкриками, ввалилась компания молодых людей. Они тут же бросились к стойке и, отталкивая друг друга, стали наперебой заказывать хозяину свои напитки и блюда. Хозяин молча указал им на Веридора, сидящего в углу зала. Разговоры тотчас стихли. Жестами, стараясь не проронить ни слова, молодые люди показали ему, что им нужно и спокойно расселись за столиками, стараясь не приближаться к человеку закутанному в оранжевую рясу. Спустя ещё несколько минут из двери, расположенной справа от стойки, молча вышли с большими подносами в руках три молоденькие официантки в нарядных платьицах сельских девушек и быстро разнесли заказы по столикам. Зал наполнился аппетитными запахами маленьких жареных колбасок, нежных телячьих отбивных и хорошо прожаренных ростбифов.

Судя по всему молодые люди были служащие мэрии и продавцами из супермаркета, размещавшегося рядом с ней, поскольку одни из них были одеты в строгие деловые костюмы, а другие в форменные, сине-красные курточки с эмблемой супермаркета. Это была молодежь в возрасте от восемнадцати до тридцати лет, что варкенец, уже однажды побывавший на Хьюме, мог легко определить по отсутствию мужских перстней, которые хьюмериты начинали носить с тридцатилетнего возраста, после того, как получали гражданские права.

Похоже, что для него настало время сделать свой выбор. Слушающего стоило избрать из числа этих людей, иначе его медлительность могли бы неправильно истолковать. Для любого из этих молодых людей, жителей хьюмеритской глубинки, было важным выступить, если не в роли Слушающего, так хотя бы в роли Сопричастного. Веридор в знак того, что он готов сделать свой выбор, откинул рукав балахона, открыв браслет слушающего, и принялся внимательно осматривать пришедших людей, но не торопился вставать из-за своего столика, давая им спокойно пообедать.

Его внимание привлек высокий, крепкий юноша, черты лица которого своей мягкой округлостью, чем-то напоминали ему красотку Эмми. Молодой человек лет двадцати пяти, одетый в костюм-тройку, сидел неподвижно, положив руки на столик. Перед ним стояла точно такая же, как и у Веридора, фарфоровая пивная кружка. Это не могло быть простым совпадением, хозяин заведения, похоже, предлагал ему избрать этого юношу своим Слушающим. Что же, всё это, явно, было не случайным, а потому Веридор встал из-за своего столика и медленно подошел к юноше, который замер в напряженном ожидании. Секунду помешкав, вспоминая позабытые слова и обороты чужой для себя речи, он вполголоса обратился к юноше на его родном языке:

– Брат мой, скажи, могу ли я смиренно просить тебя о Справедливости?

Юноша вздрогнул, услышав от чужестранца вежливое обращение, произнесенное им на его хьюмеритском языке без малейшего акцента. Немного срывающимся от волнения голосом, он быстро ответил ему:

– Да, брат. Я готов выслушать тебя и воздать по Справедливости. Мне пройти к твоему месту?

А это, как припоминал Веридор, уже было жестом особого уважения и повышенного внимания к нему, ведь обычно, насколько он был осведомлен, Слушающий предлагал Человеку пришедшему за Справедливостью сесть или встать напротив. Начало исповеди было многообещающим, хотя Веридор прекрасно сознавал, что он не сможет подкупить Суд Хьюма ни своими прежними заслугами перед этим миром, ни сладкими речами, ни уж, тем более, деньгами или еще чем-либо. Вежливо склонив голову, он негромко ответил:

– Брат мой, ты окажешь мне большую честь.

Присев за столик Веридора, молодой человек достал из внутреннего кармана своего строгого, темно-зеленого пиджака маленькую, круглую шапочку из черной мягкой замши. Тщательно расправив ее и стряхнув какую-то соринку, он пригладил свои светло-русые, волнистые волосы и надел шапочку на голову. Лицо его сразу стало как-то строже, серьезнее и, вроде бы, старше. Приняв официальный вид, он представился:

– Я, Ракбет Доул, Слушающий и принимающий Решения в тридцать седьмом поколении, готов выслушать тебя, Человек пришедший за Справедливостью и воздать тебе именем Суда Хьюма по твоим мыслям и поступкам, вольным или невольным, праведным или преступным. Готов ли ты, Человек пришедший за Справедливостью, рассказать мне все, чтобы я понял причину дела, заставившего тебя искать Правосудия на Хьюме? Нуждаешься ли ты в иной обстановке, чтобы полностью открыть мне свою душу?

Сколько ни готовил Веридор себя к этому моменту, но, все-таки, его невольно пробила дрожь. Он, вдруг, почувствовал, что его руки, внезапно, стали слабыми, словно у младенца, а язык, на какое-то мгновение, отказался повиноваться. Стараясь унять свое внезапное волнение, он медленно взял в руку пивную кружку и отпил несколько глотков горьковатого пива, чтобы смочить неожиданно пересохшие рот и горло. Это, как ни странно, помогло ему успокоиться. Приподняв кружку в приветственном жесте, он ответил Ракбету Доулу:

– Меня зовут Веридор Мерк, так, во всяком случае, звучит мое имя на галалингве, как впрочем, и на твоем родном языке, брат. Я готов открыть тебе свою душу, мысли и искренне, без малейшего утаивания, рассказать о причинах, побудивших меня требовать Суда Хьюма. Брат, я буду говорить с тобой на языке Хьюма, чтобы мне было легче выделить главное и не вдаваться в пустые подробности. Язык Хьюма хорошо знаком мне и хотя у меня давно уже не было практики, я думаю, что моя речь будет тебе вполне понятна. Ну, разве что, я перепутаю пару, другую слов или каких-нибудь терминов. Брат, ты позволишь мне начать свой долгий рассказ?

Ракбет Доул сделал рукой жест, непонятный Веридору Мерку, который относился, однако, вовсе не к нему, а к хозяину пивбара. Тот вскоре приблизился к их столику неся в руках поднос с крохотной рюмкой черного стекла на высокой тонкой ножке и маленькой бутылочкой из такого же черного, полупрозрачного стекла. Ракбет Доул взял рюмку и наполнил её густой, ядовито-фиолетовой жидкостью странного вида. Протянув напиток Веридору Мерку, он строгим голосом сказал:

– Это "Эликсир Откровения", выпей его без сомнения и сожаления, Человек пришедший за Справедливостью Хьюма.

Веридор молча кивнул головой и малейшего колебания выпил "Эликсир Откровения", который, однако, несмотря на свой экзотический цвет оказался очень сладким на вкус и сильно отдавал мятой. Вернув рюмку, он вопросительно взглянул на Слушающего. Тот кивнул ему, предлагая начать свою исповедь. Веридор Мерк снова отхлебнул горьковатого крепкого пива, чтобы хоть как-то перебить во рту сладкий привкус с сильным акцентом мяты, которую он не мог терпеть с детства и начал свой рассказ:

– Итак, брат, я Веридор Мерк, человек родом с планеты Варкен, младший сын покойного главы клана Мерков Антальских и горжусь тем, что мой родной клан является одним из самых древних и уважаемых кланов Варкена и по праву входит в число кланов "Большой Семерки". Мне, если считать мои годы по Варкену, стукнуло уже сто тридцать пять лет, что в пересчете на годы по Хьюму будет… – Веридор Мерк закрыл глаза и пошевелил губами, пересчитывая – Да, это будет двести сорок семь лет и, соответственно, мне двести семьдесят лет в стандартном галактическом летоисчислении.

Свою родную планету, я покинул тогда, когда мне едва исполнилось двенадцать лет, разумеется, в варкенском летоисчислении, и я покинул ее не по своей воле. Почему это произошло, рассказывать долго, но ты, брат, должен знать, что я изгой в своем родном мире, моем суровом и прекрасном Варкене. Тем не менее, я все-таки остался полноправным клансменом и с гордостью ношу славную фамилию Мерков Антальских, ведь это то немногое, что я могу предъявить миру нисколько не смущаясь и не таясь. Право же, я могу гордиться если не своими собственными поступками, то принадлежностью к этому великому клану.

То, о чем я должен рассказать тебе, брат, произошло совсем недавно. Вся эта сумасшедшая история началась несколько месяцев назад, в конце прошлого года, на Терилаксе. Последние двадцать пять стандартных галактических лет я работал в терилаксийской Корпорации Прогресса Планет. Мне, видимо, следует, хотя бы коротко, рассказать про то, как я туда попал и чем занимался все эти годы, иначе всё остальное тебе будет трудно понять по чисто техническим причинам.

До того, как я начал работать в этой конторе, у меня был свой собственный и довольно хорошо налаженный бизнес – я был вольным торговцем. В силу обстоятельств мне всегда приходилось идти по лезвию ножа, поскольку разбогатеть, будучи абсолютно честным, в этом мире просто невозможно, особенно если берешься за такое рискованное дело, как межзвездная вольная торговля. Сама по себе межзвездная торговля, конечно же, не является преступлением и это верно ровно до тех пор, пока уплата налогов и таможенных пошлин не начинают сводить твою прибыль к нулю и лишают тяжкие труды всяческого смысла. Чтобы не лишаться прибыли, вольные торговцы вынуждены пускаться на всяческие хитрости и, время от времени, ввозить свои грузы контрабандно. Тогда вольный торговец невольно становится преступником, хотя его преступление состоит лишь в том, что он не хочет доставлять людям удовольствие бесплатно, а иной раз и доплачивая из своего кармана за изысканные вина, меха, ювелирные изделия и прочую дребедень, без которой люди на сотнях тысяч планет, почему-то, не мыслят своей жизни.

В последний год моей вольной жизни, перед поступлением на службу в терилаксийскую Корпорацию Прогресса Планет, у меня возникли некоторые осложнения. Кое-кто из моих поставщиков меня подвел, вследствие этого я подвел своих клиентов. Возникли непредвиденные затруднения с таможенниками, кому-то показалось, что он получил с меня слишком мало, другим же, наоборот, показалось, что я натворил уже вполне достаточно. Так или иначе, но в один прекрасный день я мчался на своем транспортнике, как угорелый, а у меня на хвосте висело не менее полусотни преследователей, взбешенных моим внезапным отлетом с Ротлана.

Примерно две трети космических кораблей, устремившихся за мной в погоню, были класса легких крейсеров и принадлежали полиции и галактической страже. На каждом из них сидело, как минимум, по одному, два судейских пристава с дюжиной ордеров на мое задержание. Другая треть кораблей, хотя они внешне и выглядели как транспортники вольных торговцев, несла на себе вооружение средних, а то и тяжелых крейсеров. Эти космические корабли шли параллельным курсом к основной группе, постоянно норовя отсечь меня от кораблей полиции и космической стражи, начисто лишая маневра. При этом они даже не считали нужным выдавать в эфир своих позывные и зажигать опознавательные огни. Сам понимаешь, брат, что это были за корабли, типичные космические бандиты, прямо, как из гангстерских боевиков.

К их несчастью мой транспортник имел высокооборотные ходовые тахионные турбины, позаимствованные мною с курьерского лайнера, а они в свою очередь были прекрасно настроены и выдавали отличную тягу. Вот только конвертер мне приходилось постоянно держать на полной мощности, выдавая максимум энергии и запасы расходной массы таяли на глазах, как кусок сахара в стакане с кипятком. Чтобы хоть немного оторваться от преследователей, мне не оставалось ничего иного, как опорожнить трюмы "Жулика", прямо по курсу моих преследователей. Честное слово, мой транспортник и в самом деле назывался "Жулик" и именно с таким названием в мои руки попал этот шустрый кораблик в одном укромном космопорте вольных торговцев. В вашем городе должны хорошо помнить этот проворный кораблик.

Пока мои преследователи разбирались с более, чем двумя с половиной тысячью герметических контейнеров, заполненных мехами, тканями, антикварной мебелью, редкими винами, пряностями и прочими экзотическими товарами, которые разлетелись в радиусе нескольких сотен тысяч километров, толи в поисках улик, толи ради наживы, я постарался удрать, как можно дальше от этой ярмарки бесплатных товаров. Спустя несколько часов погоня возобновилась. Трассеры и сканеры, которые имелись, как на борту полицейских кораблей и кораблей космической пограничной стражи, так и на бандитских кораблях, помогли взять моим преследователям верный след.

Космические бандиты имели оборудование ничем не хуже, чем правительственные корабли. Положение мое хотя и несколько улучшилось, поскольку я мало-помалу уходил от своих преследователей, тем не менее, все еще оставалось паршивым. После гонки, которая в бешеном темпе продолжалась без малого двенадцать дней, расходная масса в топливных баках была исчерпана до самой последней пригоршни порошковой меди. Все, что я смог предпринять в тот момент, так это попытаться дотянуть на последних крохах топлива до Терилакса, куда меня загоняли мои преследователи. Когда же и оно закончилось, мне пришлось демонтировать на борту корабля все то оборудование и украшения, которые содержали цветные металлы и измельчить их в порошок. В результате всего этого мой "Жулик" оказался выпотрошенным изнутри так, что с него уже и украсть было нечего. Чтобы окончательно оторваться от преследующих меня бандитов и судейских приставов мне оставалось, разве что, самому прыгнуть в конвертер, но тогда, брат, тебе не пришлось бы слушать мой рассказ.

Вблизи Терилакса я оказался впервые, поскольку раньше, по здравому рассуждению, этот мир мне и на дух не был нужен. Терилакс не смотря на то, что его обитатели так тяготеют к пышным нарядам времен эпохи позднего феодализма, является одним из наиболее развитых индустриальных миров Галактического Союза, но его жители, а особенно власти, в те времена не очень то жаловали вольных торговцев. Поэтому, хотя Терилакс это одна из самых крупных обитаемых планет галактики, на которой обитает почти семьдесят миллиардов человек, затеряться мне там вряд ли бы удалось. Но тут мне по настоящему повезло и фортуна одарила меня одной из самых роскошных своих улыбок. Едва я только миновал орбиту замыкающей планеты, выходя в плоскость эклиптики, как мне посчастливилось, случайно настроившись на какой-то коммерческий канал, увидеть по супервизио миленький и простенький рекламный ролик.

Очаровательная смуглая и кареглазая красотка, окруженная рослыми, атлетически сложенными молодыми людьми, одетыми в красивые форменные комбинезоны, с песнями и танцами расписывала все прелести службы в терилаксийской Корпорации Прогресса Планет. Из этого рекламного ролика я узнал о том, что, завербовавшись в эту славную контору любой тип, обремененный грехами даже большими, чем мои собственные, получит амнистию, подписанную Центральным Правительством. Конечно, если он пойдет на такую глупость, что подпишет контракт, как минимум, на двадцать пять лет.

Далее девица подробно расписала все те прелести, которые ждут решительных и энергичных людей, отважных и опытных, умеющих пилотировать космические корабли, сражаться как с оружием в руках, так и без него, умеющих быстро сменить плазменный бластер на тонкие инструменты инженера-электронщика. Для таких людей предлагалась интересная и увлекательная работа, связанная с частыми полетами в пределах огромного галактического сектора Терилаксийской Звездной Федерации. Жалованье же при этом предлагалось такое высокое, что даже у вольных торговцев должно было дух захватывать. Тут уж даже самому последнему дураку и тугодуму было сразу понятно, что такая синекура требовала от работника Корпорации полного подчинения и самоотречения. Благотворительностью там, разумеется, даже и не пахло.

Вот я и подумал, что уж лучше мне заключить такой каторжный контракт, нежели с утра до ночи махать кувалдой в каменоломнях Ротлана, куда я угодил бы за незаконный ввоз чудесного пива, или гнуть спину, стоя по колено в воде и собирая сладкий корень в болотах Вилора, с которого я это пиво вывез, минуя таможню. Кое-что из продиктованного красоткой списка навыков и умений я им мог предложить, хотя и немногое, например, быстро начистить кому-нибудь кулаками физиономию и починить кофеварку, если она, конечно, не была электрической.

Быстро связавшись с моими возможными нанимателями по указанному коду связи, я предложил терилаксийской Корпорации Прогресса Планет свои услуги и после короткого собеседования тут же получил приглашение на работу. Следовало отдать должное этим шустрым и проворным ребятам, работали они очень сноровисто. Как только мы нашли общий язык, они тотчас известили моих преследователей о том, что я вышел из-под юрисдикции слуг закона. Я не отказал себе в удовольствии связаться с самыми настойчивыми из них, чтобы извиниться за то, что не смогу предстать перед судьями, пославшими за мной таких нерасторопных олухов. С остальными же своими преследователями я пообещал встретиться через двадцать пять лет и пообещал поговорить с ними с глазу на глаз и без оружия в руках, по-мужски. Кое-кто сразу же стал извиняться, но меня это мало волновало.

Не успел я посадить свой корабль на Терилакс, как прямо к стартовой линзе подкатил шикарный лимузин-тримобиль и меня с почестями сняли с борта "Жулика" менеджеры Корпорации, которых сопровождал целый взвод её полицейских, одетых в боескафандры, чтобы я не смылся от них. Позже, когда я проработал в Корпорации лет десять, мне удалось разузнать, что меня взяли на работу именно из-за того, что я смог так ловко улизнуть из-под носа бандитов, полиции и космолетчиков галактической стражи вместе взятых. Это, как оказалось, было наилучшей рекомендацией, чтобы получить в терилаксийской Корпорации Прогресса Планет работу техника по эксплуатации генераторов искажения времени.

Несколько месяцев меня натаскивали и муштровали спецы из отдела подготовки кадров, вколачивая в мою бедную голову массу знаний и прививая навыки работы с тончайшими инструментами и сложнейшими компьютерами. Признаться, поначалу, я и сам не ожидал, что в итоге из меня выйдет весьма неплохой техник-эксплуатационщик. Затем я полгода летал в качестве стажера с самыми матерыми профессионалами и на практики понял, что к чему. Ну, а после этого мне доверили самостоятельную работу и даже снабдили новеньким космическим кораблем, оснащенным специальной аппаратурой темпорального прохода, оказавшимся на деле жутким старьем. В первый же год я сменил этот рыдван, который, по чистой случайности и чьей-то ошибке назывался космическим кораблем.

Посудина, полученная мной от корпорации, была преотвратнейшей, тесная рубка управления, крохотная каютка, устаревшие компьютеры. Настоящая камера пыток и хотя я и получил корабль со склада корпорации, что называется в заводской смазке, построен он был тридцать, а то и все пятьдесят тысяч лет тому назад. У меня, честно сказать, есть немалые подозрения на тот счет, что боссы из службы обеспечения получили немалую выгоду, закупив этот жуткий хлам для нас, техников-эксплуатационщиков. Просто каким-то чудом мне удалось сбыть эту груду металлолома, снабженную, явно, по недоразумению, тахионным приводом, какому-то полоумному любителю старины и, изрядно доплатив, приобрести себе пусть не новый, но великолепный, трансгалактический, десантно-транспортный штурмовик хельхорской постройки. "Жулик", от которого только и осталось, что обшарпанный корпус, надорванный от тяжких усилий конвертер, да, пара отличных, но расхлябанных до невозможности, тахионных турбин, я продал тотчас, как только посадил его на Терилакс, сгрузив с него самое ценное.

Свой новый корабль я назвал "Молния Варкена" и за несколько лет превратил его в настоящее чудо космической техники. Теперь это грузопассажирский лайнер с пассажирским отсеком на полтораста кают и герметичными грузовыми трюмами на двадцать миллионов тонн сухого груза. К тому же "Молния" снабжена тахионными турбинами от тяжелого, ударного крейсера, которые могут домчать добрых три, а то и все четыре тысячи пассажиров и их груз, каким бы он не был, от одного края галактики до другого, максимум, за четыре месяца стандартного времени.

Где я только не побывал, обслуживая эти треклятые генераторы искажения времени. Официально, в штаб-квартире Корпорации, у меня даже был свой крохотный офис с секретаршей, которая не видела меня месяцами, потому что мы, так называемая элита Корпорации, ее передовой отряд, техники-эксплуатационщики, были безбожно перегружены работой. Последние три года я работал вдвое больше обычного, в то время, как некоторые ребята по полгода находились в "отстое". Увы, это была изнанка того рекламного клипа.

Все, о чем я только что рассказал, может быть и не относится к делу, но, хотя бы немного, объясняет то, каким образом я оказался в терилаксийской Корпорации Прогресса Планет. Этим я просто хочу показать, что имею достаточные основания для того, чтобы говорить о деятельности Корпораций с полным на то правом, так как за двадцать пять лет я хорошо изучил всю прелесть того, что такое быть верным подданным, а фактически добровольным рабом этой всесильной, трансгалактической империи.

Веридор Мерк допил остатки пива и жестом попросил хозяина, наполнить его кружку заново. Ракбет Доул слушал его рассказ внимательно, изредка кивая головой, словно давая понять, что ему не чужды проблемы "Пришедшего за Справедливостью". Рассказом Веридора Мерка заинтересовалось еще несколько человек, которые пересели поближе к ним. На некоторых, он, к своему удовлетворению, заметил черные шапочки Сопричастных Слушающему. Варкенец, бросил в рот несколько орешков и запил их глотком пива. Он с удивлением заметил, что ему хочется рассказать Ракбету Доулу все без утайки. Похоже, что это сказывалось действие "Эликсира Откровения". Веридор Мерк отметил про себя, что в отличие от обычных психотропных средств, этот мятный напиток не подавлял его волю, а действовал, как-то иначе, дружелюбнее, он словно бы раскрепощал его, располагая и поощряя к полному откровению и делая невероятно болтливым.

Прислушавшись к своим ощущениям, Веридор Мерк вскоре понял, что волевым усилием он без особого труда смог бы преодолеть воздействие "Эликсира Откровения" на свой мозг. Впрочем, в данном случае этого, как раз и не следовало делать, так как он прибыл на Хьюм именно за этим, честно и откровенно рассказать Суду Хьюма о том, что произошло с ним за последние месяцы. Единственное, чего он хотел, – это рассказать обо всем, что с ним произошло, честно и откровенно, словно на исповеди. Все это имело огромную важность не только для него самого, но и для миллионов, даже миллиардов других людей, которые даже и подозревали о том, что на свете есть такой парень, – Веридор Мерк, который смело бросил вызов гигантской трангалактической корпорации и победил, – добрался до планеты Хьюм не смотря на то, что его пытались остановить любыми способами.

Поэтому он не стал даже пытаться преодолеть свое горячее желание выговориться, хотя и понимал то, что оно было вызвано каким-то наркотиком, носящим столь претенциозное название, – "Эликсир Откровения". Скорее уж, это был "Эликсир Болтливости", но это было куда лучше, чем отвечать на вопросы судей, хотя напротив него и сидел строгий юноша, на голове которого была одета смешная черная шапочка Слушающего, который, по сути, был Судом Хьюма. Глубоко вздохнув, Веридор Мерк продолжил свой рассказ.