Сразу же после Нового года мы отправились в Эверсли. Жан-Луи не хотел туда ехать, потому что вырос в Клаверинге и сроднился с ним; но он понимал, но ехать надо: Эверсли — дом моих предков. Кроме того, Жан-Луи знал, что моя мать и Сабрина были довольны тем, что Клаверинг перейдет теперь во владение Дикону.

— Это вполне разумное решение, — сказала мать. — Я уверена, что Сепфора согласна с нами.

Да, это было так. Я с радостью покидала Клаверинг, сознавая, что мне не нужно будет больше видеться с Диконом.

Эверсли было богатым имением; и хотя Эймос Керью и Джесси обокрали его, все же там осталось много ценного.

Лотти была в восторге от переезда. Этому прелестному и очень непосредственному существу исполнилось восемь лет. Она могла быть веселой и ласковой, а через секунду впасть в уныние. У нее были глаза цвета фиалки с длинными темными ресницами и густые черные волосы.

Моя мать как-то сказала:

— Она во всем повторяет свою прабабушку и не похожа ни на тебя, ни на Жан-Луи. Ты в детстве была девочкой умной и осторожной. Она — вылитая Карлотта. Просто удивительно, как так получилось. Ты следи за ней, Сепфора. Я часто думаю, как ты воспримешь переезд в Эверсли после всего, что случилось там, — сказала она.

— Не знаю, что тебе ответить. Все считают, что я должна туда ехать.

Я смотрела на матушку с сочувствием. Ей было неловко передо мной оттого, что она любила Дикона больше, чем меня. В молодости она безумно любила его отца, и тот факт, что Дикона родила не она, а Сабрина, нисколько не умалял ее любви к мальчику. Я часто задумывалась, почему капризных детей родители любят больше, чем послушных?

— Лотти так недостает братика или сестренки, — сказала мать. — Как жаль!

— Ничего, — сказала я. — По крайней мере, у нас свой ребенок.

Эти слова я часто говорила самой себе. Пусть я согрешила, но зато у меня теперь есть Лотти.

Итак, мы подготовились к отъезду. Дикон настроился перебраться в дом, где жили мы. Мать и Сабрина отговаривали его, им было непонятно, почему он так жаждет поселиться там.

— Это дом управляющего имением, — объяснил он им. — Управляющий теперь я.

— Мой мальчик, — сказала Сабрина, — ты остаешься без присмотра, и мы беспокоимся за тебя.

Дикон взглянул на меня, улыбнулся и ответил:

— По-моему, я уже доказал, что могу постоять за себя.

Конечно же, они не могли помешать его решению жить там.

Я старалась не думать о том, что он переселится в дом, где мы были так счастливы с Жан-Луи. Жан-Луи понимал, что я чувствую. Он сказал:

— Дом больше не принадлежит нам. Забудем о нем.

Мы поехали в Эверсли. Лотти сидела в карете между нами. Когда я поглядывала на Жан-Луи, который выглядел усталым и немножко грустным, меня переполняла нежность. Я обманула его самым жестоким образом, поэтому мне хотелось сделать мужу что-нибудь приятное, чтобы заглушить чувство вины.

Лотти весело подпрыгивала на сиденьи, то и дело заставляя нас выглядывать в окно, когда видела что-нибудь интересное. Жан-Луи улыбался ей. Бедный Жан-Луи! Хорошо, что мы отправились в путь в карете. Он не вынес бы поездки верхом.

Поместье выглядело совсем по-другому. Наверное, потому, что теперь оно принадлежало мне. Меня переполняла гордость при мысли, что я стала владелицей обители, в которой жили мои предки. Когда мы вышли из кареты, я остановилась, чтобы посмотреть на дом. Построенный двести лет назад, во времена королевы Елизаветы, он имел форму буквы «Е»: главный холл в центре и два флигеля по сторонам.

Мне было радостно увидеть старого Джефро, который поспешил нам навстречу из конюшни.

— Я услышал стук колес, — сказал он, — и понял, что вы приехали.

— Это Джефро, — сказала я Жан-Луи, — старый верный слуга.

Джефро поклонился. Лотти с любопытством смотрела на него.

— В доме полный порядок, госпожа Сепфора, — сказал Джефро. — Слуги постарались.

— Они все те же? — спросила я.

— Нет, — ответил он. — Прежние разбежались, ведь они были дружками Джесси Стирлинг. Я взял на себя смелость послать миссис Джефро в деревню, чтобы она нашла там девушек, согласных поработать у нас. Это они и навели порядок.

— Спасибо, Джефро.

Мы вошли в дом. Я задержалась в холле. Его стены из грубо обработанного камня были увешаны доспехами, принадлежавшими прежним хозяевам Эверсли. Большинство этих доспехов были проверены в бою. Мои предки были воинами.

— А это что? — полюбопытствовала Лотти, подбегая к камину, над которым висел большой рисунок. Я подошла к ней.

— Это фамильное древо, — сказала я. — Его начали рисовать больше века назад и с тех пор постоянно дополняют новыми именами.

— И я тоже буду на нем? — восторженно спросила Лотти.

— Ну конечно же.

— Я и мой муж, — добавила Лотти. — Ах, мамочка и папочка, я часто думаю, кто будет моим мужем.

— Лотти, — сказала я с упреком, — ты оказалась в новом доме, а думаешь о том, какой у тебя будет муж.

— Это фамильное древо навело меня на такие мысли, — ответила Лотти. — А куда ведет эта лестница?

— Ты все узнаешь, — сказала я. — Пусть миссис Джефро покажет нам наши комнаты, а потом ты сможешь осмотреть весь дом.

— Я хочу сделать это сейчас.

— Мы осмотрим его вместе, — сказала я. — Твой папа немного устал.

Лотти сочувственно сморщилась.

— Папочка, это опять твоя нога? Мне так тебя жаль. Тебе нужно было в карете подложить под ногу еще одну подушку.

— Все нормально, воробушек, — сказал он. — Однако мама права: сначала нам нужно здесь устроиться, а уж потом мы вместе осмотрим дом.

— Как здорово! — воскликнула Лотти. — Мамочка, весь этот дом — твой?

— Он наш, — ответила я строго. — Пойдем, нас ждет миссис Джефро.

Для нас приготовили самую большую спальню в доме. В ней спал когда-то сам лорд Эверсли.

Жан-Луи сел на кровать с парчовым покрывалом. Я присела рядом и обняла его. Я не могла не думать о том, что вернулась в то место, где когда-то согрешила. Однажды ночью в одну из комнат этого дома проник Жерар и пробыл со мной до утра. Воспоминания, которые я вот уже несколько лет пыталась заглушить в себе, снова нахлынули на меня.

Я еще крепче обняла Жан-Луи.

— Ты знаешь, Жан-Луи, — сказала я, — я тебя очень люблю. Я теперь буду заботиться о тебе еще больше.

Он повернулся и внимательно посмотрел на меня. Мне показалось, что он догадывается, почему я так расчувствовалась.

Мне было приятно возобновить знакомство с Форстерами. Изабелла навестила нас в тот же день, когда мы приехали в Эверсли. Она обрадовалась, что мы будем соседями, и хотела узнать, не нужна ли ее помощь.

Я с радостью приняла ее предложение, так как все мы были очень растеряны и не знали, с чего начинать. Я пригласила ее познакомиться с Жан-Луи и моей девочкой.

Изабелла была в восторге от них. Жан-Луи к этому времени уже обследовал поместье и считал, что нам понадобится управляющий. Дерек тут же предложил свои услуги. Несколько ферм, которыми он владел, не требовали особых забот, и он согласился помочь нам наладить хозяйство.

Визит Форстеров ободрил Жан-Луи. Похоже, что до встречи с ними управление имением Эверсли представлялось ему непосильной задачей. Поездка очень утомила его. Я знала это, но избегала высказывать сочувствие, так как всякие упоминания о его болезни вызывали у него депрессию.

Лотти куда-то исчезла. Мне сказали, что она, вероятно, в паддоке — развлекается с пони. Она любила лошадей.

Форстеры, конечно же, заговорили о событиях, которые произошли в Эверсли и которые потрясли всех в округе.

— Мы подозревали, что здесь творится что-то неладное, — сказала Изабелла. — Но мы не думали, что… эта экономка…

— Ничего странного, — перебила я Изабеллу, — она ведь была любовницей моего дяди, и ей захотелось большего.

— Возможно, оно и так, — сказал Дерек. — Но, вообще-то, зачинщиком преступной затеи был управляющий, между прочим толковый парень. Я всегда говорил, что господину Эверсли повезло с управляющим.

— Да, — подтвердила я. — Скорее всего, эту идею подкинул Джесси Эймос Керью. Моему дяди ее претензии всегда казались чрезмерными, поэтому он и составил завещание в мою пользу, а когда дядя неожиданно умер, она осталась с носом.

— А может быть, — сказал Дерек, — именно они убили его, но опоздали и не получили свой куш.

— Возможно, — согласилась я.

— Этот ваш родственник Дикон — умный молодой человек.

— Да… да…

— Я бы хотел с ним познакомиться.

— По всей вероятности, вам скоро представится такая возможность, — сказал Жан-Луи.

— Вы знаете… — Я собиралась увести разговор в сторону, но передумала.

— Дикон не может не навестить нас, не так ли, дорогая? — обратился ко мне Жан-Луи. — Он только и говорил об Эверсли после того, как побывал здесь.

— Теперь он будет занят Клаверингом.

— Да, пожалуй, — согласился Жан-Луи.

— Мы, наверное, утомили вас своими семейными делами, — обратилась я к Изабелле и Дереку.

— Вовсе нет. Это так интересно! Как замечательно, что вы вернулись.

— Ну, а как дела у вас в Эндерби?

— О… Похоже, мы изгнали оттуда всех призраков.

— Должно быть, без них намного лучше?

— Я лично скучаю иногда без них, — сказал Дерек. — Мы срубили деревья, затенявшие дом. Брат постоянно твердил мне, что очень вредно жить в тени без солнечного света.

— Ваш брат? — спросила я, — Он, кажется, врач?

— Да, братец Чарльз. Он доволен, что приехал сюда. Здесь он нашел очень удобное место для устройства больницы.

— Для устройства больницы? Где же она?

— Она находится на берегу, примерно в миле отсюда. Он ходит туда каждый день, хотя в этом нет необходимости. Больница — его любимое детище.

— Должно быть, ему пришлось много потрудиться?

— Заботиться о больнице ему в удовольствие.

— А для кого эта больница? — спросил Жан-Луи. — Для престарелых?

— Совсем наоборот — для молодых женщин, готовящихся стать матерями. По сути дела, это родильный дом.

— Это его специальность, — сказала Изабелла. — Он очень добрый человек.

— Не перехвали его, Изабелла, — остановил ее Дерек.

— А ты меня не слушай, — ответила она и повернулась к нам. — Он делает доброе дело. Он спас много жизней — мамам и детям.

— Как это благородно! — сказала я.

— Он говорит, что это его работа. Конечно, он мог бы не работать вообще и жить безбедно.

Дерек смущенно улыбнулся:

— Изабелла всегда защищает моего брата. Чарльз унаследовал большие деньги, и это дало ему возможность построить больницу.

В этот момент в комнату вбежала Лотти, раскрасневшаяся и возбужденная. Увидев, что у нас гости, она застыла на месте.

— Это наша дочь. Лотти, познакомься с гостями, — сказала я.

Я видела, что их поразила ее красота, и это наполнило меня гордостью. Она улыбнулась им и своей обворожительной улыбкой живо напомнила мне Жерара. Он умел так же обворожительно улыбаться.

Ей не терпелось что-то нам сообщить, и, сделав реверанс, она выпалила:

— Я изучала местность.

— И что же ты обнаружила интересного? — спросил Жан-Луи.

— Я видела два больших дома — они не так далеко отсюда.

— Один из них называется Эндерби, — подсказал Дерек и описал, как он выглядит. Лотти утвердительно кивнула.

— Да, он именно такой. А около другого дома я увидела ребеночка. Мама, он такой хорошенький. Он лежал в люльке, в саду. Я не смогла сдержаться — открыла калитку и вошла в сад.

— Лотти, неужели ты вошла без разрешения?

— Ну да. А что такого? Там были няня и еще госпожа…

— Должно быть, это Грассленд, — сказала Изабелла.

— Там перед домом две больших лужайки.

— Да, без сомнения, это Грассленд.

— Мне позволили поиграть с малышом. Кажется, я ему понравилась. Мальчика зовут Ричард.

— Это ребенок Мэйферов, — сказала Изабелла. — Ему шесть месяцев или около того. Я не могла сдержаться и спросила:

— Это ребенок Эвелины?

— Да, — сказала Изабелла. — Ребенок Эвелины Стирлинг. Она вышла замуж за Эндрю Мэйфера, вы его знаете, и теперь у них ребенок. Они считают его своим сокровищем.

— Эвелина очень добрая леди, — сказала Лотти. — Она пригласила меня бывать у них и сказала, что рада нашему возвращению в Эверсли. Она знает тебя, мама.

— Да, — ответила я, — мы с ней встречались. Я почувствовала полную растерянность. Мне вспомнился случай, когда я увидела ее в амбаре вместе с Диконом. Мне вспомнились ее пристальный взгляд и слова, из которых было понятно, что она знает о моей связи с Жераром.

В течение нескольких дней после приезда я была очень занята по дому, но миссис Джефро и Изабелла помогли мне. Я была довольна тем, что Джефро уволил прислугу, которую набрала Джесси Стирлинг. Он знал двух-трех девушек в деревне, которые могли быть полезными мне; надо было только проверить их способности. Изабелла и ее служанки мне тоже помогли. У них были подружки, которых они порекомендовали мне в работницы, и в скором времени я обзавелась прислугой в достаточном количестве и почувствовала себя хозяйкой в доме.

Конечно, были и сложности. Лотти требовалась гувернантка. В Клаверинге она ходила в приходскую школу, но теперь, когда она начала подрастать и быстро развиваться, нужно было подыскать для нее приличную воспитательницу.

Наведение порядка в доме — пустяк по сравнению с ведением хозяйства в имении. Эймос Керью, хоть и оказался мошенником, был отличным управляющим и знал, как сделать так, чтобы хозяйство давало доход.

— Кто нам нужен, так это толковый управляющий, — сказала я Жан-Луи. — Кто-нибудь вроде Джеймса Фентона.

— Да, было бы неплохо найти такого же порядочного человека, как Джеймс, — согласился Жан-Луи.

— Удивляюсь, как он может заниматься фермерством на пару со своим кузеном, — как бы вскользь заметила я.

— Рано или поздно, он займется этим в одиночку, я в этом не сомневаюсь, — сказал Жан-Луи.

— Нам надо непременно нанять управляющего, — , продолжала настаивать я.

— Ну, а пока я сам попытаюсь справиться с хозяйством, — ответил Жан-Луи.

Мне стало грустно. До того как с ним произошло несчастье, он был сильным и энергичным. Но сейчас вряд ли ему было под силу следить за порядком в таком большом имении, как Эверсли. Я понимала, что нам все равно придется искать кого-то на должность управляющего, но, памятуя о том, каким мошенником оказался Эймос Керью, я решила быть осторожной.

Однажды после полудня я обсуждала домашние дела с миссис Джефро. Ко мне подошла служанка и сказала, что к нам пожаловала гостья.

Я была уверена, что это Изабелла, и потому не поинтересовалась, кто же там.

— Она ждет вас в зимней гостиной, — добавила служанка.

Изобразив на лице улыбку, я поспешила к открытой двери и застыла на месте. Женщина, которая поднялась с кресла, была не Изабелла. Я почувствовала легкий испуг. Это была Эвелина.

Она улыбнулась и шагнула мне навстречу. Я решила, что должна вести себя как добрая соседка.

Я сухо буркнула:

— Весьма мило с твоей стороны.

— Теперь мы будем жить рядом: вы — хозяйка Эверсли, и я — хозяйка Грассленда. Я кивнула.

— Не хочешь ли перекусить?

— Нет, нет, — возразила она, — Мне нужно худеть, но так трудно удержаться от соблазнов, не так ли?

— Да, конечно. Но хотя бы присядь. Мы сели. Мое сердце учащенно билось.

— Давно мы с вами не виделись, — сказала она. — А может, не так уж давно?

— Я слышала, у тебя родился сын?

— Да, мой крошка Ричард. — Она улыбнулась. — Дети — это счастливый дар, ты согласна? Мой Эндрю вне себя от счастья. Можете себе представить. Он никогда не думал, что у него может быть ребенок. Жизнь всегда полна неожиданностей, не так ли?

— Уверена, что он рад рождению ребенка.

— Еще бы. Думаю, что и ваш муж не остался равнодушным, когда узнал, что вы скоро должны родить. Ах, эти мужчины! Они тоже любят детей, особенно на той стадии своей жизни, когда расстаются с надеждой их иметь.

— Ваш мальчик, должно быть, принес вам обоим столько счастья!

— О да. А ваша девочка — такая красавица! Вы только подождите, когда она подрастет. У нее не будет отбоя от женихов. Такая веселая и обаятельная! Я рассказала о ней Эндрю.

Я почувствовала, что она завлекает меня в ловушку. Зачем она сюда пришла? Мне вдруг захотелось вернуться в Клаверинг. Но я не могла позволить ей запугать меня. Я спросила:

— А как твоя мама?

— Ах! — сказала она. — От нее давно никаких известий. Не знаю, где она. Не удивлюсь, если она за границей. Эймос всегда умел заставить ее делать то, чего он хотел. Бывают же такие мужчины. Но мы то с вами счастливы, у нас дети. Ах, как они понравились друг другу! Мой Ричард просто не мог оторвать глаз от вашей крошки. С ним такое случается редко, поверьте мне. У меня сложилось впечатление, что они сродни друг другу.

— Сродни? Как это понимать?

— Ну, видите ли, мой малышка Ричард… и ваша Лотти — между ними как бы чувство родства. Они появились на свет…

Она с вызовом смотрела на меня. Я подумала, что у них с Диконом была близость. На что она намекает? На то, что она и я — одного поля ягоды?

Глаза Эвелины торжествующе засветились, и она неторопливо промолвила:

— Никогда не забуду, как мы с вами встретились впервые. Вы приехали в Эверсли… а в Эндерби проводил время один джентльмен, француз. Он был такой красавчик, не правда ли? — Эвелина засмеялась. — Он уехал. Навсегда. Теперь в Эндерби все по-другому… Вряд ли вы захотите часто приглашать в гости Форстеров. Здесь только один интересный человек — доктор. Вы еще не встретились с ним? Он вам понравится. Он не такой, как тот француз. Мрачноват немного, но всякие перемены всегда интересны, не так ли?

— О чем ты говоришь? — спросила я.

— Да так, ни о чем, — сказала она. — Болтаю просто так. Эндрю нравится моя болтовня. Он меня обожает. Мужчине не так-то просто зачать сына в таком возрасте.

Она снова засмеялась.

Я встала:

— Ты меня извини. Мы только приехали, а здесь так много надо сделать.

Эвелина тоже поднялась и натянула перчатки. Она оделась по последней моде для визита ко мне.

— Ничего, — сказала она. — Мы ведь соседки, еще успеем наговориться.

Эвелина коснулась моей руки и улыбнулась. Я проводила ее до двери и посмотрела вслед. Во мне зародилась тревога.

Идея отпраздновать новоселье пришла мне в голову, когда я как-то утром сидела у Изабеллы. Мы с ней подружились, и я чувствовала себя уютно в ее компании. Она хорошо знала привычки соседей и сохраняла с ними добрые отношения. Было только три больших дома по соседству, но и на фермах жили приятные люди.

Я предложила Изабелле устроить вечеринку.

Та очень обрадовалась.

— В добрые старые времена всегда было так. Раз в год устраивали вечеринку в одном из домов.

— Убеждена, что мой двоюродный дед, генерал Эверсли, аккуратно соблюдал традицию.

— Мне это неизвестно. Все кончилось, когда имение перешло к лорду Эверсли.

— У него было слабое здоровье, — напомнила я. — А Джесси, должно быть, не горела особым желанием видеть в доме толпу соседей.

— Да, меня удивило то, что, став хозяйкой дома, она ни разу не пригласила гостей, — сказала Изабелла.

— Кажется, я должна воспользоваться этой привилегией, — ответила я. — Почему бы не вспомнить старое доброе время?

— О! Я уверена, что все будут этому рады.

— Ты должна помочь мне составить список приглашенных.

— Ну конечно.

Мы приятно провели целый час, занимаясь составлением списка.

— Ты не забыла про моего шурина? — спросила Изабелла.

— Про доктора? Нет, конечно, нет. Но придет ли он? Уж очень он занят. Ты пригласишь его?

— Непременно. А как насчет людей из города — адвокатов, например?

— Ах да, мистер Розен. То есть оба Розена — старший и младший.

— Вот видишь, — сказала Изабелла, — какой большой список. Ты знаешь, кажется, у меня отпала необходимость звать к тебе в гости моего шурина. Я слышу у входа его голос. Да, это он. Ты можешь пригласить его сама.

И вот я снова встретилась с Чарльзом Форстером. Я забыла, какого он роста, но помнила его меланхолический вид. Не в моей привычке считать грустных людей интересными. Меня всегда привлекали живые характеры — такие, как Жерар и моя крошка Лотти. Но Чарльз Форстер заинтересовал меня сразу, как только я увидела его. Мне захотелось узнать, почему от этого человека веет чуть ли не отчаянием. У него было худое лицо с высокими скулами и глубоко посаженными глазами. На нем был седой парик, завязанный в пучок черной лентой на затылке. Его синий сюртук был слишком просторным и настолько длинным, что почти полностью закрывал его бриджи. Бежевые чулки обтягивали длинные мускулистые ноги. Перед тем как войти, он снял шляпу-треуголку и теперь держал ее в руке.

— Чарльз! — воскликнула Изабелла, и ее лицо просияло. — Приятно тебя видеть. Госпожа Сепфора Рэнсом. Вы, вероятно, уже встречались.

Он взял мою руку, и мы пристально посмотрели Друг на друга.

— Вы меня забыли, — сказала я.

— Отнюдь. Вы гостили в Эверсли.

— Да, верно… А теперь я там живу.

— Ваши неприятности уладились, я надеюсь.

— О да, можно так считать.

Изабелла уже налила ему вина в бокал.

— Чарльз, — сказала она, — тебе надо подкрепиться. — Она повернулась ко мне:

— Он совсем не следит за собой.

— Изабелла опекает меня, как курица опекает самого слабого из своих цыплят, — сказал он.

— Никогда бы не подумала сравнить тебя с цыпленком, — парировала Изабелла. — Ну, какие новости?

Он меланхолически улыбнулся, взглянув на меня.

— Мои новости всегда одни и те же и потому не заслуживают названия новостей. Возился с больными. Прибавилось пациентов.

— Я слышала о вашей больнице, — сказала я. — Вы, наверное, испытываете огромное удовлетворение от работы?

Чарльз слегка нахмурился:

— Не всегда. Бывают трудные моменты… Но ведь из этого и складывается жизнь, не так ли?

— Согласна с вами. Она не может быть все время светлой. Нам остается только радоваться, когда все хорошо, и надеяться на лучшее, когда бывает плохо.

— Вы очень правильно сказали.

— У тебя, наверное, не хватает времени на пациентов, — вмешалась Изабелла. — Я слышала, что сейчас много людей болеет.

— Не больше, чем обычно. Я только что был в Грассленде. Поскольку это рядом, то решил заглянуть к тебе.

— Я бы ужасно обиделась, если бы узнала, что ты шел мимо и не заглянул. Тебя позвали к Эндрю Мэйферу?

— Да, ослабло у него здоровье. Сердце может отказать в любой момент. Но у него большая жажда жизни. Наверное, молодая жена и ребенок придают ему сил. Он счастливый человек, не из тех, кто быстро сдается. Он будет цепляться за жизнь до конца своих дней.

— Это и вправду помогает? — спросила я.

— Безусловно. Многие люди умирают только потому, что им недостает воли к жизни. У Эндрю Мэйфера ее достаточно.

— Просто удивительно, — сказала Изабелла. — Неужели эта девушка так живительно действует на него?

— Да, — задумчиво сказал доктор. — Я помню его до того, как он женился. Он был готов тогда смириться с тем, что он — инвалид. И вдруг на горизонте появляется эта девушка и обвораживает его. Мотивы ее поведения вряд ли можно считать альтруистическими, но она вдохнула в него жизнь.

— Это напоминает мне о старой пословице, которая звучит примерно так: «В самом худшем из нас живет добро, а в самом лучшем из нас существует зло, которое и толкает нас на то, чтобы судить других».

— Абсолютно верно, — согласился доктор. — Во всяком случае, мне нравится, как держится Эндрю Мэйфер после того, как женился. А теперь, когда у него появился сын, он взбодрился еще больше. Кто знает, он может дотянуть до ста лет.

— Между прочим, — обратилась я к доктору, — мы собираемся отпраздновать новоселье. Надеюсь, вы придете?

— Благодарю за приглашение. С удовольствием принимаю его.

— Мне приятно это слышать.

— Тогда я включаю его в список, — сказала Изабелла.

— Я запомню и так, — ответила я и встала, заверив, что у меня дома полно дел, и пообещав Изабелле встретиться с ней на днях.

— Вы приехали верхом? — спросил доктор.

— Да, — ответила я.

— Тогда мы можем поехать обратно вместе. По пути в город я как раз проезжаю мимо Эверсли.

По дороге обратно мы обсудили много тем: о погоде, о больнице, о его врачебной практике и о моем возвращении в Эверсли.

На тропинке к дому мы встретили женщину, ведущую лошадь под уздцы. Я узнала в ней Эвелину.

Подойдя к нам, она остановилась.

— Добрый день, — громко сказала она и бросила на нас ехидный взгляд. — Не плохая погода для прогулок верхом.

— Добрый день, — ответила я и повела свою лошадь дальше.

Доктор Форстер поклонился Эвелине и последовал за мной. Я почувствовала, как меня обдало жаром. Этот взгляд Эвелины вывел меня из равновесия. На что она намекала? Видимо, она принимала меня за такую же потаскушку, как она сама. Она, должно быть, решила, что я могу с легкостью оставить одного мужчину и броситься в объятия другого. Ее взгляд красноречиво говорил: «Да мы же с тобой одинаковые».

Я тотчас же решила не включать ее в список гостей. Я не смогла бы стерпеть ее присутствия в Эверсли. От нее можно было ожидать всяких скандальных высказываний, и прежде всего — в адрес Жан-Луи.

Доктор, держа под уздцы лошадь, шел рядом со мной.

— Кажется, вы расстроены, — сказал он.

— Да, меня вывела из равновесия эта женщина. Она напоминает мне…

— Думаю, не следует на нее перекладывать грехи ее матери. Но мне понятно ваше чувство.

— Я не стану приглашать ее в Эверсли.

— Вы имеете в виду приглашение на вечеринку по случаю новоселья? У меня есть подозрение, что муж не сможет сопровождать ее. Он чувствует себя сейчас лучше, но… возраст… Такие праздники не для него.

— Вы полагаете, что мое приглашение ему не понадобится?

— Уверен в этом.

— Тогда все становится намного проще.

Мы остановились. Он пристально посмотрел на меня:

— Очень надеюсь, что вы как-нибудь выберете время навестить мою больницу.

— Да, мне интересно побывать у вас. Он раскланялся и, держа лошадь под уздцы, пошел дальше по тропинке.

Я отвела свою лошадь в конюшню. Это утро было светлое и радостное, если не считать встречи с Эвелиной.

Начались приготовления к празднику новоселья. Жан-Луи уже несколько раз напомнил мне, что это отличный случай познакомиться с соседями и убедить их, что жизнь в Эверсли будет налажена на манер той, какой была во времена Карлтона, Ли и генерала Карла. Мы решили сделать наш особняк центром общины фермеров. Они были довольны таким решением. Одно дело — обращаться со своими жалобами и бедами к управляющему, и совсем другое — иметь возможность поговорить с самим хозяином. Их поразило до глубины души известие о том, что их бывший управляющий оказался негодяем, а попросту, вором.

Я узнала от Изабеллы, что у Эндрю Мэйфера ревматические боли и он прикован к постели. Это обстоятельство могло служить мне оправданием в глазах соседей по поводу того, почему я не послала приглашения в Грассленд.

Наша новая кухарка миссис Бэйнс вовсю орудовала на кухне; слуги с помощью садовников украшали комнаты цветами. Дом наполнился запахами вкусных блюд, готовящихся на кухне.

Лотти появлялась то там, то здесь; она без конца примеряла свои платья, кружилась в зале для танцев с воображаемыми партнерами, забегала в кухню, чтобы ухватить кусочек кекса и попросить миссис Бэйнс уже в который раз приготовить ей то, что она называла «маленькими вкусными штучками».

— Я бы хотела, — сказала Лотти, — чтобы каждый день был какой-нибудь праздник.

— Это было бы слишком утомительно, — заверила я ее.

— Ну, тогда раз в неделю…

Мы отложили на несколько дней наши уроки. Я предупредила ее, что как только мы обоснуемся в этом доме, я немедленно подыщу ей гувернантку. Лотти состроила кислую мину она сейчас не могла думать ни о чем другом, кроме как о предстоящем празднике.

Дня за три до намеченной встречи с соседями я пошла в Эндерби, чтобы поболтать с Изабеллой и рассказать ей, как я готовлюсь к торжественному дню. Возвращаясь обратно, я встретила на дороге Эвелину. Похоже, эта встреча не была случайной.

— Добрый день, — сказала она. — Вы, наверно, очень заняты — готовитесь к торжественному приему.

— Добрый день, — ответила я. — Да, я очень занята.

Я собралась было пройти мимо нее, но она встала на пути и хитро взглянула и на меня.

— Я слышала, что вы собираетесь пригласить всех соседей. Но, оказывается, сделано исключение.

— Всех пригласить просто невозможно, — ответила я.

— Но ведь кто-то может обидеться. Я бы сказала, это — не по-соседски.

— Я не послала тебе приглашения, — ответила я, — потому что знаю, что твой муж болен и не сможет прийти к нам.

— Но я-то смогла бы прийти, — сказала она.

— Я думала, что тебе не захочется идти к нам без него.

— Мой муж — добрый человек, он не стал бы лишать меня удовольствия немного развлечься. Она выжидающе растянула рот в ехидной улыбке.

— Видишь ли, — пробормотала я, — все приглашения уже разосланы. Я действительно посчитала, что…

— Но ведь есть время послать еще одно. Это была уже наглость. Она просила у меня приглашения! Нет, не просила — требовала.

— Думаю, — сказала она, — это всем покажется странным, если меня не будет на вечеринке. Люди будут спрашивать, почему меня там не было, и я буду вынуждена придумывать какие-то отговорки, не так ли? Мне бы не хотелось…

«Это шантаж», — подумала я.

Ее улыбка была жалкой и просительной. У нее был такой вид, будто я вовлекала ее в ситуацию, в которой она будет выглядеть очень некрасиво.

Мне вдруг стало страшно. Захотелось вернуться в Клаверинг. Я представила, как она что-то нашептывает Жан-Луи, и его доброе лицо возникло перед моим внутренним взором.

Я любила его и была готова сделать что угодно, лишь бы не причинить ему боль. Я сознавала, что грешна перед ним: я забыла о нем, когда меня закружило в порыве страстной любви к другому человеку. Если бы я могла вернуться в прошлое, я вела бы себя иначе. Я бы никогда не позволила случиться такому… Нет, это не правда. Я вела бы себя точно так же и знала это. Меня непреодолимо влекло к Жерару. Я тосковала по нему. Да, я любила Жан-Луи, но чувство, которое я питала к Жерару, было выше этой любви.

Лишь одна мысль стучала в моей голове: Жан-Луи никогда не должен узнать об этом.

Я смотрела на стоявшую передо мной женщину, в улыбке которой таилась угроза, и не знала, как быть.

— Да, еще не поздно пригласить тебя к нам, если ты действительно хочешь прийти, — сказала я и содрогнулась от презрения к себе самой.

Ее улыбка тут же стала невинной, как у маленького ребенка.

— О, я вам так признательна! — воскликнула она с наигранным восторгом. — Значит, вы пришлете мне приглашение? Я не уверена, что Эндрю сможет прийти к вам, но он не захочет лишать меня возможности развлечься.

Мне было невыносимо смотреть на нее. Я отвернулась и молча пошла прочь, ненавидя ее и себя.

Праздник, похоже, удался. Был великолепный весенний день, солнце грело, как летом. Гости говорили друг другу комплименты и вспоминали старые добрые времена. Имение Эверсли вновь обрело хозяев. Фермеры и их жены радовались тому, что имением будет управлять семья. Бедный дядя Карл был уже слаб здоровьем, когда завладел имением, и не проявлял интереса к хозяйственным делам. Жан-Луи вел себя иначе. Ему довелось управлять собственным имением до того, как он оказался в Эверсли. Все те, с кем он разговаривал, признали в нем человека, знающего свое дело.

Многие из наших соседей помнили мою мать, а один из них, совсем уже старик, помнил даже Карлтона Эверсли, который сто лет назад, будучи еще совсем молодым, спас особняк и имение от приспешников Кромвеля.

Всем гостям было радостно сознавать, что имение вновь принадлежит законным владельцам, а не этому разбойнику Эймосу Керью.

В общем и целом, обстановка была веселой, пока не появилась Эвелина.

Было бы наивно думать, что все эти люди не знают, кто она такая. Она была дочерью пресловутой Джесси, которая, будучи любовницей прежнего хозяина имения, состояла в то же время в связи с Эймосом Керью.

Пожилые гости держались по отношению к ней отчужденно, однако молодые люди находили ее привлекательной. Я не могла удержаться от того, чтобы не последить за ней из страха, что она может заговорить с Жан-Луи. К счастью, он был занят оживленным разговором с фермерами, которые, судя по всему, не хотели отпускать его от себя. Я почувствовала себя в относительной безопасности.

В большом зале, на возвышении, мы установили новое пианино и там же устроились музыканты. Столы были заставлены самой разнообразной снедью, и гостям было предложено не стесняться. Само собой разумеется, что большинство гостей тут же последовало этому совету-Миссис Бэйнс со своими помощницами с восторгом наблюдала за тем, как быстро опустошаются тарелки, и вовремя успевала наполнять их вновь.

Зазвучала музыка. Она лилась из окон дома в сад, освещенный фонарями, подвешенными на стены дома. Одни гости прогуливались по дорожкам, другие сидели и разговаривали. Молодые люди танцевали.

Ко мне подошел Чарльз Форстер.

— Вас все это хоть немного развлекает? — спросила я. — Простите, что задаю бестактный вопрос.

— Меня трудно развеселить, — ответил он.

— Да, я понимаю. Ваша голова занята серьезными вещами, а не весельем, хотя к нему тоже следует относиться всерьез. Я думаю, фермеры рады тому, что мы здесь. Этот праздник был устроен с целью показать им, что мы не собираемся производить здесь больших перемен, а просто хотим жить так, как жили наши предки.

— Вы все правильно сделали, — сказал он, — и достойны похвалы. А я устроен так, что со мной трудно общаться. Давайте пройдемся немного. Вечерний воздух бодрит после жаркого дня.

— Да, погода выдалась чудесная. Я так боялась, что будет дождь. Тогда гостям пришлось бы толпиться в холле. Может быть, мы и справились бы с неудобствами, но у гостей могло испортиться настроение.

— Все получилось просто идеально, — сказал он. — Я рад тому, что вы приехали сюда.

Мне польстило его замечание, хотя я и не поняла, почему он так сказал.

Но Чарльз продолжил:

— Вы составили Изабелле прекрасную компанию. Ей так нужна подруга.

— Я уверена, что Изабелла не из тех людей, которые легко обзаводятся друзьями. Это я должна быть благодарна ей за дружбу.

— Изабелла — прекрасная женщина. Я часто говорю Дереку, что ему повезло с женой. Она спокойна, добра и рассудительна.

— Я вижу, вы любите ее так же, как она вас.

— Они — моя семья: мой брат и его жена. Они приехали сюда, чтобы быть рядом со мной.

— Весьма разумно с их стороны. Родственники должны держаться вместе, когда это возможно.

— Меня здесь держит больница, для нее это идеальное место. Старый дом у моря, который был в довольно ветхом состоянии, когда я приобрел его. Но в этом доме имелось все, что необходимо. Для меня важнее всего было то, что он находится в уединенном месте.

— Но для чего нужна эта уединенность?

— Видите ли, она успокаивающе действует на моих пациентов.

— Они — молодые матери, не так ли?

— Да, — сказал он, — несчастные молодые матери.

— Несчастные?

— Да. Именно поэтому они там. Больница устроена для молодых женщин, которые оказались в бедственном положении. Вот почему они стремятся спрятаться от людей. Уединение лечит.

— Значит, ваша больница для тех… у кого нет друзей?

— Да, они часто оказываются без друзей.

— И без мужа?

— Некоторые из них без мужа.

— Я думаю, вы взялись за благородное дело. Изабелла говорит…

— Ах, Изабелла… Вам не следует верить всему, что она говорит. У вас может появиться ложное представление обо мне.

— Но ведь вы должны испытывать удовлетворение от того, что делаете.

— Для этого требуется сопоставить добро и зло и посмотреть, чего больше.

— Что вы имеете в виду?

— Я понимаю, что говорю загадками, и меня скучно слушать.

Я повернулась к нему и коснулась его руки:

— Ничуть не скучно.

В этот момент я увидела Эвелину. Она шла под Руку с молодым человеком — сыном одного из фермеров. Проходя мимо, она повернула голову и понимающе улыбнулась мне.

— Чудесное времяпрепровождение, не так ли? — спросила она.

У меня сразу же испортилось настроение. Я поняла, что мне ненавистно в ней, — ее улыбка, в которой угадывался намек: «Мы обе играем в одну и ту же игру — я и ты».

Я сказала:

— Пожалуй, нам следует вернуться. И мы пошли к дому. Я чувствовала себя расстроенной. Жаль, что мне не удалось побыть с доктором подольше.

Жан-Луи сидел и разговаривал с гостями. Когда я подошла, он улыбнулся и взял меня за руку.

— Все идет хорошо, — сказал он. — Я очень доволен. Праздник позволил нам познакомиться с друзьями.

Да, все было хорошо, пока не появилась Эвелина, как змий в раю.

Я увидела, как одна из служанок направляется ко мне.

— Да, Роза? — спросила я.

— Из Грассленда прислали человека, хозяйка, — сказала она. — Они интересуются, не у нас ли доктор, и просят его срочно приехать к ним. Мистеру Мэйферу стало плохо.

Эндрю Мэйфер умер той же ночью от сердечного приступа. Чарльз Форстер сказал мне об этом на следующий день, когда пришел к нам поблагодарить меня за прекрасный вечер. Он спросил меня, не хочу ли я проводить его и повидаться с Изабеллой.

Пока мы шли до Эндерби, он рассказал мне, как это случилось.

— К тому моменту, когда я приехал в Грассленд, он был уже без сознания. Я знал, что ему остается жить час с небольшим. Его жена была в смятении и казалась убитой горем. Должно быть, она полностью зависела от него материально и надеялась, что он будет заботиться о ней вечно.

— Я думаю, что Эвелина способна позаботиться о себе сама.

— Вы так думаете? Она показалась мне такой беззащитной…

Я улыбнулась ему. Неужели он тоже не устоял перед ее чарами?

Нельзя не признать того, что в ней было что-то притягательное — быть может, некий налет беспомощности, которую нетрудно принять за женскую слабость. Как бы там ни было, она возбуждала к себе интерес у мужчин всех возрастов. Даже Чарльз Форстер, которого я склонна была считать сухарем, тоже не остался равнодушным к ней.

— Для меня это не было неожиданностью, — продолжил он. — Я предупреждал их обоих о состоянии его сердца.

Изабелла тепло встретила меня, и мы заговорили о том, как все было хорошо на празднике, пока не прислали за доктором, и он уехал вместе с Эвелиной.

— Бедный Эндрю! — сказала Изабелла. — Хорошо, хоть под конец жизни он был счастлив. Он так трогательно выглядел, когда возился со своим чадом.

— Интересно, что будет дальше? — сказала я. — Грассленд не такое уж большое имение — пара ферм, как мне кажется.

— Да, всего две фермы. У Эндрю был надежный человек — Джек Трент. Полагаю, он и впредь будет присматривать за хозяйством, если Эвелина останется здесь.

— А что ей еще делать?

— Она может продать имение и уехать отсюда.

Я подумала, что такая развязка была бы самой желательной. Для меня, естественно.

В течение нескольких дней в имение Грассленд съезжались родственники Эндрю. Мое внимание привлек один из них — человек лет сорока. Он показался мне мрачным и неприятным. Изабелла, которая наведалась к Эвелине, чтобы выразить соболезнования и предложить свою помощь, сказала мне, что это племянник Эндрю, добавив, что его прибытие не очень-то ей нравится.

Похороны Эндрю состоялись через неделю. Мы с Жан-Луи присутствовали на службе в церкви. Когда мы выходили из церкви после отпевания, к нам подошла Эвелина и пригласила нас на поминки. В черном платье и под вуалью, закрывающей ее лицо, она казалась хрупкой и вызывала сочувствие к себе.

— Вы должны прийти, — сказала она. Это звучало как приказ, но, возможно, у меня разыгралось воображение.

Мы не могли отказать в просьбе и пришли к ней. В сумрачном холле был поставлен стол с поминальной выпивкой и закусками. Командовал трапезой племянник Эндрю, что показалось мне вполне естественным, ибо он был его ближайшим родственником, не считая Эвелины и ребенка.

Я была рада, что нам удалось уйти с поминок сразу после застолья. По всей вероятности, следом за ним должно было зачитываться завещание, но это нас вовсе не интересовало.

Мы с Жан-Луи медленно шли обратно в Эверсли. Я всегда замедляла шаг, когда мне приходилось ходить с ним пешком, зная, что ему становится больно от быстрой ходьбы, хоть он и старался это скрывать.

— Бедняжка! — сказал он. — Она так молода!

— Все жалеют Эвелину, — ответила я слегка раздраженно. — А ведь она — дочь своей матери и знает, как позаботиться о себе.

— Насколько я знаю, она еще никому не причиняла зла, — возразил Жан-Луи. — Это не ее грех, что у нее такая мать.

— Ей должно быть известно, что ее мать воровала вещи из Эверсли.

— Ее мать говорила, что это подарки. Я умолкла. Мужчины оправдывали ее, сначала Чарльз Форстер, теперь Жан-Луи.

— Ладно, — сказала я. — По-моему, нам не стоит беспокоиться о ней. Она знает, что ей делать.

Но, похоже, она была не столь самостоятельной, как я о ней думала, ибо на следующий день она прислала одного из своих слуг в Эверсли с запиской для меня. Она хотела со мной встретиться.

«Вы наверняка знаете то заброшенное место, где был сначала похоронен лорд Эверсли, — писала она. — Там тихо, и нас никто не побеспокоит. Это недалеко от Эндерби. Жду вас сегодня в два часа после полудня».

Тон записки показался мне слегка заносчивым, и сначала я хотела проигнорировать ее, но затем передумала.

Должна признаться, что я чувствовала себя неуверенной и побаивалась Эвелины.

Она ждала меня на лужайке, мерно прохаживаясь туда и обратно.

— Здесь тихо, — сказала она. — Никто сюда не приходит. Это место и раньше обходили стороной, а после того, как здесь закопали лорда…

— Ты хотела что-то сказать мне.

Она кивнула, и я увидела растерянность на ее лице.

— Это все придумал он, — сказала она, — Джон Мэйфер… племянник. Эндрю никогда бы так не поступил. Он, наверное, уже успел в гробу перевернуться. Эндрю жил ради меня и мальчика…

— Так что же насчет племянника?

— Эндрю оставил все, буквально все, в пользу Ричарда. Но племянник собирается опротестовать завещание.

— А разве сможет он это сделать?

— Он уверяет, что сможет. Он утверждает, что я одурачила Эндрю и принудила его жениться. Он говорит, что Эндрю был не способен иметь детей и Ричард не его сын.

— Я думаю, что он просто запугивает тебя.

— Джон Мэйфер требует отдать всю собственность в его владение, а мне самой довольствоваться частью дохода, который он готов платить, чтобы избежать неприятностей.

Наступило молчание. Она просительно смотрела на меня.

— Но… чего ты хочешь от меня? — удивилась я.

— Посоветуйте, что мне делать? Как я могу помешать ему?

— Откуда мне знать? Ты — вдова Эндрю, у тебя от него ребенок. Мне кажется, племянник говорит чушь.

Она посмотрела на меня в упор:

— А что, если он сможет доказать…

— Доказать что?

— Ну то, что Ричард… — Она не отрывала от меня взгляда. — Вы-то ведь знаете, как это случается даже с людьми, которые кажутся такими респектабельными. Вы должны мне помочь. Должны посоветовать, что мне делать.

— Ты хочешь сказать, что Ричард не сын Эндрю? Она молчала. Неожиданно мне открылась истина.

— Выходит, что Ричард — сын Дикона…

Она закрыла лицо руками:

— Они отнимут у нас все. Эндрю завещал все нам. Он любил Ричарда и говорил, что малыш вдохнул в него жизнь. И не важно, чей Ричард ребенок, если он так много значил для Эндрю.

— Я знаю, что он был счастлив, — согласилась я.

— Это я сделала его счастливым. Мне это нравилось. Он был очень добрым, просто баловал меня… И когда все это произошло — ну, когда все узнали, кто была моя мать и все такое… он ни в чем не упрекнул меня, а только сказал: «Моя бедная девочка!» Он понимал, что я не хотела быть такой, как мать. Я желала быть нежной и добропорядочной. — Она сделала паузу и добавила:

— До того момента, пока вы сюда не приехали.

Я чувствовала, как во мне закипает злость, и в то же время мне было жаль ее. Я видела, что ей страшно, и подумала: «Вот еще одна жертва Дикона». Он — дьявол. Где бы он ни появлялся, он везде сеет зло. Но смею ли я проклинать его? Эвелина была той девушкой, которая с радостью отправится на сеновал с любым парнем, лишь бы он ее поманил.

Ее взгляд был почти вызывающим. Она доверилась мне и просила у меня помощи — нет, не просила, а требовала. Я должна была проникнуться ее трудностями, иначе мне самой грозили бы большие неприятности.

И, как ни странно, мне захотелось помочь ей. Нет, это не объяснялось только страхом перед ней.

Я сказала:

— Эндрю считал Ричарда родным сыном, не так ли?

— Да, именно так. Ему казалось это чудом. Все считали, что он уже не способен иметь детей, и это была правда. Но я-то хотела иметь ребенка. Ты не можешь осудить меня за это. Когда я родила, он не сомневался, что ребенок от него, и я не чувствовала угрызений совести. Он был так счастлив, когда родился Ричард. «Мальчик, — без конца повторял он. — Мой сын. Я теперь другой человек». Я тоже чувствовала себя счастливой, потому что подарила ему сына. Он не знал, как выразить мне свою признательность. Что в этом плохого, а? Скажите мне.

— Признаюсь, я не могу не видеть в этом добра, — ответила я. — Но из-за чего ты так волнуешься?

— Из-за его племянника. Он угрожает мне, говорит о всяких там юристах…

— Как он может? Есть завещание, и его нельзя оспорить.

— Да, завещание есть, Эндрю позаботился об этом. Он написал его сразу же, как родился Ричард. Он сказал мне: «Если со мной что-то случится, все останется тебе и мальчику».

— Я уверена, что племянник ничего не добьется.

— Но, видите ли, если он сможет доказать, что Эндрю не мог иметь детей…

— Не представляю, как это можно доказать.

— Думаете, что и он не сможет?

— Конечно, нет.

— В таком случае, никто не должен знать, что Ричард не родной сын Эндрю.

— Согласна, никто не должен знать.

— Но вы-то знаете.

Мы пристально посмотрели друг на друга, как в тот момент нашей давней встречи, когда она купила мое молчание ценой ключа от моей спальни.

Мы поняли друг друга, и мне стало легче.

И мне действительно захотелось помочь ей. Я видела перед собой жалкое существо, рожденное в этот мир, чтобы постоянно бороться с искушением плоти. Кто я такая, чтобы осуждать ее?

— Успокойся, — сказала я. — Он ничего не добьется. Эндрю написал завещание. Джон Мэйфер не сможет доказать, что Ричард не родной сын Эндрю.

Она признательно улыбнулась.

— Этот племянник запугивает тебя, — продолжила я. — По всей видимости, он только предполагает, что Ричард не ребенок его дяди; а ты, показывая свой страх, играешь ему на руку. Ты должна держаться уверенно и внушить себе самой раз и навсегда, что все права принадлежат тебе и твоему сыну. Я советую тебе обратиться к адвокату, например к мистеру Розену. Я уверена, что от Джона полетят пух и перья.

— А вы… не могли бы съездить со мной к мистеру Розену? Вы умеете говорить лучше меня.

Я чуть не рассмеялась. Ситуация показалась мне невероятно комичной. Ведь мы шантажировали друг друга, как бы заключили между собой негласный договор: ты молчишь о моих грешках, а я буду молчать о твоих.

— Завтра мы поедем с тобой в контору «Розен, Стид и Розен», — предложила я, — изложим обстоятельства дела мистеру Розену-старшему, и, я уверена, тебе не нужно будет ничего опасаться.