Спустя несколько часов меня разбудил шепот:

— Не шевелись!

Это был голос Гуннара. Казалось, мой викинг чем-то взволнован.

Внезапно я ощутила к нему такой прилив неистовой и иступленной ненависти, что чуть не свалилась с сиденья. Я просто не понимала, что со мной происходит. Мне ужасно хотелось вонзить в тело Гуннара атам. Руки у меня так и чесались, уже нащупывая нож.

Борясь с противоречивыми чувствами, не открыв глаз, я замерла на сиденье и внезапно почувствовала в левой руке такую боль, словно кто-то проколол мою вену крошечной иглой.

Внезапно все встало на свои места. Это была Баалата! Она пыталась вселиться в меня и уже овладела моей рукой, но остальное мое тело было ей пока неподвластно.

В тот день Баалата столкнулась с моей защитой, созданной накануне исландскими одиорами, и пыталась прогрызть ее, чтобы напиться крови, как она это делала уже много недель.

Мне стало противно и страшно, бешено забилось сердце и вспотели лоб и ладони.

Я не понимала, почему Гуннар требовал, чтобы я не двигалась, но подчинилась ему, хоть и по-прежнему ненавидела. Зажмурившись, я не двигалась, пытаясь не дать Баалате полностью овладеть собой.

Внезапно боль в руке прекратилась, и я вновь стала хозяйкой своих чувств и эмоций.

И вдруг в вечерней тишине раздался пронзительный вопль — визгливый, душераздирающий, нечеловеческий. Вскочив с ногами на сиденье, я поняла, что разъяренный Гуннар держит пальцами Баалату. Увидев ее, я всхлипнула и на мгновение спрятала лицо в ладони, не в силах открыть глаза, а Гуннар размахивал Баалатой в воздухе и кричал:

— Смотри! Смотри! Эта мерзкая тварь впилась тебе в руку!

«Лола!!!»

— Убей ее! — крикнула я, не раздумывая ни секунды.

Гуннар примеривался, как бы бросить хомяка на пол машины и раздавить каблуком, когда Лола с невероятной для такого маленького существа силой вонзила ему в руку свои зубы.

Гуннар разжал пальцы, и хомяк выскочил в приоткрытое окошко машины.

Внезапно погода резко ухудшилась. Откуда-то набежали закрывшие собой горные вершины облака. Небо потемнело. По крыше машины застучали крупные капли дождя, а рядом с нами в землю ударила молния. Раздался оглушительный раскат грома.

Разинув рот от изумления, Гуннар созерцал неожиданно разразившуюся бурю.

Я не стала мешкать. В одной руке у меня был атам, а в другой — волшебная палочка. Простерев палочку в сторону хомяка, я произнесла самое сильное из известных мне заклинаний. Вселившуюся в Лолу Баалату парализовало. Теперь нельзя было терять ни секунды.

Выскочив из машины, я бросилась к маленькому меховому комочку, корчившемуся на мокрой земле.

Баалата старалась вырваться из тисков моего заклинания, и ее освобождение было делом нескольких секунд. Я тут же вымокла под дождем, поскользнулась, упала, вымазалась в грязи, но добралась до Баалаты раньше, чем та сумела освободиться и поразить меня молнией. Одним ударом атама я отрубила хомяку голову.

Повторяя про себя, что передо мной не крошечное безобидное животное, а воплотившаяся в него кровожадная одиора, уморившая Метрикселлу и испепелившая молнией несчастного Кристиана Мора, что это не маленький хомячок, гревшийся у меня на груди, а безжалостная колдунья, выжившая, благодаря тому, что, выскочив из тела девушки, вселилась в Лолу, я выпотрошила маленькую тушку, извлекла у нее сердце, пронзила его своим атамом, а потом нашинковала на маленькие кусочки то, что осталось от животного, и все сожгла.

Закопав пепел в землю, я произнесла над этим местом заклятье, чтобы одержимый хомяк больше не воскрес.

Завершив кровавый ритуал, я прижалась к груди молча наблюдавшего за моими действиями Гуннара и разрыдалась.

Несмотря на происшедшее, мой прекрасный викинг стал гладить меня по волосам, как ребенка, и гладил до тех пор, пока я не перестала всхлипывать. Потом обработал спиртом ранки на моей искусанной руке.

Мне было больно, но я даже не поморщилась, потому что была невероятно рада избавлению от Баалаты. Теперь я могла, наконец, спать спокойно.

И я все время думала о своей милой, еще не родившейся дочурке, которой угрожала не меньшая опасность, чем мне. Представив себе, как каждую ночь Баалата в обличье Лолы, примостившись рядом, мирно сопела у меня на груди, я содрогнулась. Потом вспомнила, как проницательный Кристиан Мор, почувствовав неладное, хотел раздавить Баалату в углу каюты, а она испугалась так, что вызвала шторм с громом и молниями, одной из которых и покончила со старым моряком.

И тут я поняла, что произошло с Метрикселлой.

— Она сама это сделала!

— Кто?

— Метрикселла! Она сама себя убила, чтобы уничтожить вселившуюся в нее Баалату!

— Баалату? — с непонимающим видом пробормотал Гуннар.

— Метрикселла была одержима Баалатой, но в момент просветления поняв, что почти не принадлежит себе, сама бросилась на мой нож, чтобы покончить с вселившейся в нее колдуньей.

— Как все запутано! И что, вообще, происходит?! Может, все-таки объяснишь?

Гуннар видел мою волшебную палочку и мой атам. Прямо у него на глазах я сначала парализовала хомяка, а потом разрезала его на кусочки. Правдоподобного объяснения этим поступкам было не придумать.

Пришлось говорить правду.

— Я колдунья.

— Знаю, — вздохнул Гуннар.

— Знаешь? — поразилась я. — И это тебя не удивляет? И не пугает?

Вместо ответа Гуннар показал рукой на окружавший нас бесконечный унылый пейзаж. Мы с ним стояли в самом центре окутанного туманами, дышащего огнем и закованного во льды острова, населенного загадочными существами. Под ногами я чувствовала неукротимую мощь вулканов, а вдалеке вздымалась Аскья, напоминавшая готовый взорваться паровой котел.

— Исландия — непростая страна, — сказал Гуннар. — Наш вулкан Гекла — врата преисподней. Недалеко отсюда находится озеро Логуринн, в котором обитает чудовище. В этой долине зимой слышен вой троллей, а оставленные на окне пирожки с яблоками в Исландии воруют эльфы. О разных привидениях я даже не говорю. Их тут не счесть. Так почему меня должна удивить колдунья?

Я не находила слов. Конечно, к абстрактным сверхъестественным существам можно относиться положительно и без особого удивления, но конкретные люди — другое дело. Мне стало любопытно, почему Гуннар ни капли не удивился, узнав обо мне правду.

— А как ты узнал, что я колдунья?

— Метрикселла меня просветила.

Ах, вот оно что! Метрикселла выдала Гуннару наш секрет!

Я разозлилась и прошипела:

— О чем же именно?

— О том, что ты меня околдовала. И была в этом права.

Не понимая, всерьез говорит Гуннар или шутит, я прикусила язык. И тут он нежно меня обнял и прошептал:

— Моя любимая колдунья!

— И тебя не испугало то, что я сделала с Лолой?

— Да нет. Ты изгнала из нее злой дух, пронзив ей сердце. Потом уничтожила тело хомяка, чтобы колдунья больше не могла в него вселиться. Это вполне логично. Проклятый хомяк, действительно, был одержим. Мы бы от него еще натерпелись.

— А Метрикселлу я…

— Знаю, знаю. Ты ее не убивала. Можешь не продолжать.

Гуннар загадочно улыбнулся и посмотрел на меня с таким видом, что я растерялась.

«Что именно он знает? Что скрывает? Что ему от меня нужно?»

Внезапно я поняла, что почти ничего о нем не знаю.

Я уже давно поняла, что Гуннару не нравится говорить о себе. С гораздо большим удовольствием он рассказывал мне о Греттире Сильном, жившем в окрестностях обители гигантов Холара, и как тот сразился с призраком Гламром и победил его, но пал жертвой злой колдуньи. Или о подвигах Одина — его путешествии в преисподнюю или странствиях по девяти мирам.

Мне с трудом удалось выведать у Гуннара, что братьев или сестер у него нет, что его дед — моряк Ингвар — объехал весь свет, что его отец умер много лет назад, а его мать — незаурядная женщина, но у него с ней непростые отношения.

В данный момент матери Гуннара в Исландии не было. Следовательно, тут его никто не ждал, собираясь закатить пир, чтобы трижды провозгласить традиционный тост за его возвращение.

Гуннар не переставал меня удивлять. Неожиданно он сообщил, что мы заедем на хутор, на котором он еще никогда не бывал, построенный его далекими предками и унаследованный им после смерти отца. Услышав это, я вспомнила слова Хольмфриды.

— Ты сказал Хольмфриде неправду?

— Она это заслужила, — усмехнулся Гуннар. — В следующий раз не будет совать нос в чужие дела. Между прочим, Хольмфрида засыпала меня вопросами о моих предках. Словно проверяла меня на расовую чистоту.

— И ты ее обманул?

— Да, — ответил Гуннар и рассмеялся. — Я сказал, что родился на этом заброшенном хуторе. Пусть теперь ломает голову над тем, кто я на самом деле.

— Она сказала, что ты говоришь по-исландски с акцентом.

— Ну и что? В семье моей матери говорили по-норвежски. Я свободно говорю на обоих языках, но ни норвежцы, ни исландцы не признают меня за своего. Вот такая печальная у меня судьба. Впрочем, этого я твоей Хольмфриде не сообщил. Пусть ломает голову дальше.

Гуннар был прав. От изнурительной опеки омниор можно было избавиться, только обведя их вокруг пальца. Мой викинг оказался неплохим психологом. Мне было чему у него поучиться.

У Гуннара блестели глаза и он насвистывал какой-то кельтский мотивчик.

— Очень хочется поскорей увидеть этот хутор! — признался он. — Отец мне много о нем рассказывал.

За время нашего долгого путешествия я видела много хуторов. Строения некоторых из них, наверное, самых старых, были сложены из торфяных кирпичей и крыты соломой. Их маленькие окошки не пускали внутрь зимние холода. У более современных были двускатные крыши и стеклянные окна. Их казавшиеся теплыми и гостеприимными стены были раскрашены в яркие цвета.

Дом на хуторе Гуннара был совсем особым. Своими башенками и маленькими зубцами на стенах он больше напоминал старинный замок, чем сельскохозяйственную постройку, предназначенную для разведения лошадей и овец. Гуннар вновь удивил меня, сообщив, что это сооружение построено древними викингами благородной крови.

Я сначала загордилась, но моя гордость испарилась, едва мы подъехали к хутору вплотную, и я убедилась в том, что башенки и зубцы на стенах имеют грозный вид только издалека.

Вблизи я разглядела растрескавшиеся стены, наверняка кишащие ящерицами и змеями, и заросший сорной травой сад. У входа раздавались хриплые крики птиц, гнездившихся на чердаке, и я приготовилась к самому худшему, еще не подозревая, как окажусь права.

Ржавые дверные петли душераздирающе скрипели, трухлявое дерево крошилось. Дверь открылась только с десятой попытки. В принципе, ее можно было и не открывать. Часть крыши внутри дома рухнула, и в его стенах угнездились дождь, снег и холод. Природа уже наполовину поглотила строение, овладев его полами и стенами.

Тем не менее дом был еще жив. Его населяли звуки, странные запахи и загадочные существа, следившие за нами с Гуннаром. Я это чувствовала, ощущая на себе чьи-то взгляды, слыша чьи-то вздохи и еле различимые шаги.

Гуннар сказал «Ну вот!», словно у него сломалась молния на сумке. По отношению к рушащемуся дому его реакция показалось мне довольно легкомысленной.

Неужели он собирался тут ночевать?! На хуторе даже сесть было негде — кругом вода, грязь и пыль. Ни света, ни воды в кране! Просушить одежду и согреться мы могли только у старого камина. На кухню, а точнее, в помещение, некогда служившее кухней, я и заходить-то боялась.

Замечательный хутор Гуннара был непригоден для жилья, а все истории, которые рассказывал о нем Гуннару его отец, были явно преувеличены.

Иногда люди говорят неправду, чтобы ввести других в заблуждение, а иногда их просто подводит память… Я тоже часто вспоминаю домик, в котором как-то провела лето в Олимпии. В саду там стояли увитые плющом беседки и пахло жасмином. Но было ли все это на самом деле? Деметра говорила мне, что дети любят придумывать себе рай на земле и воображать в нем дома с навсегда запертыми дверьми…

К счастью, на втором этаже дома сохранилась пара комнат, находившихся в почти приемлемом состоянии.

Одной из них была обширная неуютная спальня, в которой красовалась огромная железная кровать со спинкой, обитой потертым грязным бархатом. Напротив кровати стоял камин, а в углу у окна — древний фарфоровый умывальник. Рядом расположилась огромная медная лохань, а над ним — большое зеркало в серебряной раме филигранной работы. Прочая мебель состояла из сундука, комода и секретера, изготовленных из ценных пород дерева.

Стена рядом с альковом была украшена удивительной фреской, изображавшей в полный рост даму в средневековых одеяниях. Я готова была поклясться, что, едва я вошла, как эта особа тут же впилась в меня пристальным взглядом своих голубых глаз. Мне показалось забавным, что дама на фреске была изображена в интерьере этой же спальни. За ней хорошо были видны альков, секретер и зеркало.

Гуннар предложил расположиться прямо здесь, но меня это совсем не вдохновило. Сквозь каминную трубу с чердака доносилось хлопанье птичьих крыльев, а между мебелью трудолюбиво сплели колоссальную паутину пауки. Я совсем не хотела злить их своим вторжением в их размеренный быт и предпочла бы перекочевать в палатке на дворе.

— Мне здесь не нравится.

— Мы проведем здесь ночи две-три, не больше, — стал уговаривать меня Гуннар. — Я растоплю очаг, станет тепло. Видишь ли, мне нужно кое-что отсюда забрать.

— Что тебе тут может понадобиться?!

— Ты никому не скажешь? — вздохнув, спросил меня шепотом Гуннар.

— Не бойся, я умею хранить секреты, — ответила я, подумав: «Особенно свои».

— Здесь спрятан клад.

— Ну да?!

— Честно.

— Клад?! Что еще за клад?

— Сундук с драгоценностями.

— А почему ты шепчешь? Тут же никого нет.

— И у стен есть уши, — зловещим тоном предостерег меня Гуннар и внезапно ущипнул за бедро. Я чуть не поседела от страха, мгновенно представив себе огромного паука, тролля или иное неблагосклонное ко мне создание, и возмутилась:

— Никогда больше так не делай! Слышишь!

Гуннар расхохотался и смеялся довольно долго, но мне было не до смеха.

— Ну ладно, не сердись! — уговаривал меня он.

— Это грязный свинарник! — взорвалась я, озираясь по сторонам.

— Ладно! Сейчас ты у меня развеселишься!

Схватив меня в охапку, Гуннар бросил меня на кровать, где целовал и щекотал, пока я не перестала злиться. Да я и не могла дуться на него дольше десяти минут.

Как только мы так помирились, Гуннар принялся искать клад, простукивая стены костяшками пальцев и стуча каблуками по деревянному полу. Он явно искал пустоту, в которой мог стоять сундук с драгоценностями. Наконец-то наше путешествие скрасили настоящие приключения!

Драгоценности! При одной мысли о них у меня учащенно забилось сердце. Я обожала драгоценности и всегда хотела иметь какой-нибудь кулончик, браслетик или перстенек, но аскетичная Деметра запрещала мне об этом даже думать.

Разумеется, на этом заброшенном хуторе я не рассчитывала разжиться бриллиантами. Даже если когда-то они тут и были, их наверняка обнаружили кладоискатели, прочесывавшие старые дома с дотошностью грабителей, те, что опустошали некогда пирамиды фараонов, погребенных вместе с несметными сокровищами.

— А что случилось с этим домом? — спросила я Гуннара, внимательно изучавшего ящики секретера и комода.

— Произошло землетрясение. И еще хутору досталось от мощных извержений кратера Крафла.

В моих краях землетрясения и извержения вулканов были редкостью, и я промолчала, хотя мне казалось, что хутор Гуннара забросили, по меньшей мере, лет сто с лишним тому назад.

— Теперь я понимаю, почему твоя мать сюда не едет.

— Ей вообще не по душе Исландия.

— Где ты тогда родился? — удивилась я.

— В Норвегии.

— Разве ты не исландец?

— Я провел детство в Исландии. На ее западном побережье.

— Без матери?

— Иногда она приезжала, но больше двух недель ей было здесь не высидеть.

— С кем же ты жил?

— С прислугой.

Гуннар вырос в собственном доме, но без матери. Я выросла с матерью, но без собственного дома. Поэтому я мысленно поклялась себе, что у нашей дочери будет дом, будет мать и даже будет отец.

Я не расспрашивала Гуннара о его отце из боязни, что он начнет расспрашивать о моем. А я не знала ни его имени, ни фамилии.

Однажды Деметра сказала, что моим отцом был скрипач, с которым она познакомилась во время его гастролей, но он исчез из ее жизни, уйдя со сцены с букетами от восхищенных слушателей, даже не подозревая о моем существовании.

В тот момент мне не хотелось думать о грустном или напоминать Гуннару о его прошлом. Я хотела радоваться жизни и имела для этого все основания: Баалата была уничтожена, загадка гибели Метрикселлы раскрыта, во мне зародилась новая жизнь, и я даже рассчитывала разжиться мифическими драгоценностями.

Я снова почувствовала себя сильной и смелой. Я сбежала от исландских омниор и теперь их не боялась. Однако заброшенный хутор с его унылой атмосферой наводил меня на самые мрачные мысли.

Я сделала все возможное, чтобы привести спальню в порядок: вытерла пыль, смела паутину, убрала с кровати сгнившие тряпки и положила на матрас наши мягкие пуховые спальники. Я даже вымыла пол и проветрила помещение, чтобы в нем не так воняло гнилью, но мне по-прежнему не давали покоя две вещи — камин и портрет на стене. Из закопченной каминной трубы постоянно доносились какие-то странные звуки и шорохи, а особа на фреске не спускала с меня глаз. Разве можно было спать в такой обстановке?!

Тем не менее, мне пришлось. Затрудняюсь сказать, сколько ночей я в ней провела. Печальный золотистый свет, сиявший над Исландией днем и ночью, говорил о том, что время изменило здесь свой бег, сделав бессмысленным его привычный отсчет.

Однажды я проснулась и не обнаружила рядом с собой Гуннара, хотя его спальный мешок был еще теплым.

Я встала и поняла, что хочу есть. Одевшись, я начала шарить по комнате и обнаружила в одной из наших сумок пачку печенья. Жуя его одно за другим, я позвала Гуннара, но тот не откликнулся.

«Куда же он запропастился?! Может, любуется найденными драгоценностями? Или перекапывает сад в поисках клада?!»

Но, посмотрев через окно в сад, я никого не заметила. И стала думать о том, где женщина может спрятать свои драгоценности: в банке с вареньем на кухне, за подкладкой платья, под напольной плиткой в гостиной? Все эти места казались мне нелепыми, как в кино. Поэтому я решила прибегнуть к своей колдовской интуиции и сосредоточилась.

Оглядывая спальню, я несколько раз остановилась взглядом на секретере. Секретеры не зря называют секретерами. Они всегда таят в себе секреты, и я решила во что бы то ни стало разгадать секрет секретера заброшенного хутора.

Секретеры мне всегда нравились. Я неизменно копалась в них во всех домах, где нам с Деметрой приходилось жить. Усердно принявшись за этот, я долго не находила ничего интересного и очень злилась и на саму себя, и на секретер, но не опускала рук.

Время шло. Солнечный свет за окном уже побледнел, когда я, наконец, на что-то случайно нажала в конце одного из ящиков, и передо мной открылось двойное дно, куда состоятельные дамы обычно прячут свою любовную переписку и ключи от сейфов.

Ощупывая тайник, я наткнулась на маленький ларец, украшенный вставками из слоновой кости, дрожащими руками открыла его и затаила дух. В ларчике лежал ключик размером с иголку. Осторожно зажав его между большим и указательным пальцами, я стала его разглядывать.

«Что же он открывал?! Наверняка что-нибудь важное. Иначе, зачем его было так старательно прятать!»

Стараясь не уронить ключик, способный навсегда сгинуть в щелях между березовыми досками пола, я стала осматривать ножки секретера, его ящики и пружины, но нигде не нашла крошечной замочной скважины.

Уже собираясь прекратить поиски, я внезапно почувствовала на себе чей-то взгляд. Подняв голову, я увидела впившуюся в меня голубыми глазами даму с фрески на стене. Чисто интуитивно я стала разглядывать нарисованный рядом с ней секретер. Подойдя поближе, я присмотрелась к нему еще пристальней и чуть не вскрикнула. На одном из ящиков нарисованного секретера красовалась замочная скважина.

«Неужели эта нарисованная скважина настоящая?»

Пододвинув к стене стул, я залезла на него и оказалась лицом к лицу с нарисованной дамой. Она была совсем рядом, и я хорошо видела вены под полупрозрачной кожей ее белоснежной шеи, украшенной жемчужным ожерельем.

Меня поразили глаза этой дамы. Они блестели и казались живыми. Стараясь в них не заглядывать, я с величайшей осторожностью поднесла маленький ключик к нарисованной на стене скважине. Ключ легко в нее вошел.

У меня замерло сердце. Дрожащими руками я повернула ключик против часовой стрелки, и нарисованный ящик выдвинулся из стены. За ним находился сейф, а в сейфе — сундучок. Открыв сундучок, я чуть не свалилась со стула.

Я не верила своим глазам. Сундучок был полон сверкающих драгоценностей. В нем были кольца, броши, ожерелья и серьги.

В восторге я начала их перебирать. Это было настоящее сокровище, за которое многие рискнули бы жизнью. Заперев ящик секретера на стене, я убрала ключик в карман, спустилась со стула, села за стол из красного дерева и высыпала на него содержимое сундучка.

Я была, как во сне. Драгоценности приводили меня в трепет, и я все их перемерила, унизав пальцы золотыми перстнями с изумрудами и бирюзой, надев прекрасные рубиновые серьги и приколов на грудь бриллиантовую брошь.

На мне было целое состояние.

Разумеется, сокровища принадлежали Гуннару и его семейству, но я решила оставить себе на память маленький сувенир, отсутствие которого в сундучке было трудно заметить. Это было кольцо с изумрудом. Почему-то оно мне пришлось особенно по душе, и я надела его на безымянный палец.

Изящное кольцо сидело на нем, как влитое. Казалось, всю свою жизнь оно ждало именно моего пальца. Решив оставить кольцо себе, я думала, что меня все равно никто не видит, но ошибалась.

У дверей спальни стояла и улыбалась, словно ожидая моих распоряжений, румяная девушка, одетая на манер средневековой крестьянки. У нее был пышущий здоровьем вид селянки, вернувшейся из курятника с корзинкой самых свежих яиц к завтраку. Девушка была такая пухленькая, что мне ни на секунду не пришло в голову, кем она может быть на самом деле.

Крестьянка разглядывала меня с нескрываемым любопытством. Напустив на себя непринужденный вид, я, как ни в чем не бывало, закрыла сундучок, убрала его в ящик нарисованного секретера и с хозяйским видом заперла на ключ.

— Здравствуй, — как можно спокойней сказала я. — Как тебя зовут?

Девушка подскочила на месте от удивления.

— Это вы мне?

— Естественно.

— Значит, вы меня видите?!

— Конечно.

— Извините, пожалуйста, — сказала крестьянка, — но я покойница, и меня никто не видит. Точнее, почти никто.

Настала моя очередь удивляться. Девушка была первым призраком, с которым мне довелось побеседовать.

Надо сказать, что омниоры крайне редко видят блуждающие привидения. Исключением являются особые омниоры-медиумы, способные вступать с ними в связь. В детстве я с Деметрой изредка посещала таких ясновидящих, которые могли общаться с матерью Деметры, моей бабушкой Иокастой. Впрочем, ничем хорошим это не кончилось.

Выросшая в более легкомысленные времена бабушка Иокаста обрушилась на Деметру за то, что та не пользовалась румянами и тушью для ресниц, а также грызла себе ногти. При жизни Иокаста была большой модницей и заявила, что на голове презиравшей парикмахерскую Деметры помойка, а одевается она, как последняя оборванка.

Деметра очень разозлилась, заявила Иокасте, что достаточно натерпелась от нее при ее жизни, и больше никогда не выражала желания вызывать ее с того света.

Тем временем, мертвая девушка продолжала пожирать меня вытаращенными от удивления глазами.

— Как тебя зовут? — настаивала я.

— Арна, сударыня.

— А меня Селена.

При звуках моего имени Арна, как заправская служанка, сделала реверанс.

— Скажи, пожалуйста, откуда ты тут взялась? — спросила ее я.

— В этом доме я прожила всю свою жизнь. А вы?

— Я приехала с Гуннаром.

— С каким Гуннаром?

— С хозяином этого дома.

— Хозяина этого дома зовут по-другому.

— Неужели? А как, по-твоему, зовут мужчину, который спал со мной в этой комнате?

— Гаральд.

— Какой еще Гаральд?!

— Я сразу его узнала, — вздохнула Арна. — По крайней мере, он очень на него похож…

— На кого?!

— На моего маленького Гаральда. Гаральд был очень хорошенький и большой шалун. Каким же большим и сильным он вырос!

Арна была на удивление старомодно одета: на ней были чепчик, шейный платок, шерстяная юбка до самого пола и вышитый передник. Даже коса, обернутая вокруг ее головы, словно сошла с картинок о быте древних скандинавов.

— Наверное, ты ошибаешься, — сказала я. — Твой Гаральд был предком Гуннара.

— Мой Гаральд, — с мечтательным видом заявила Арна, — вырезал из дерева хорошеньких лошадок и наряжался Одином.

Улыбнувшись, я подумала о том, что Гуннар унаследовал от давно умершего Гаральда умение искусно резать по дереву и любовь к карнавальным костюмам.

Мне все стало ясно. Передо мной стоял призрак няньки далекого предка Гуннара, вытиравшей его пра-прапрапрадеду сопли и кормившей его с ложечки кашей.

— Расскажи мне о Гаральде, — попросила я Арну.

Казалось, Арна только этого и ждала.

— Он был настоящим сорванцом. Однажды он утащил в лесу из-под самого носа у медведя соты с медом и принес их домой, хотя его самого искусали пчелы.

— Он хорошо учился в школе?

— В какой еще школе? У него был учитель фехтования. И еще какие-то наставники.

— Ого! Как у настоящего принца?

— Конечно. Принц должен быть ученым. Вот госпожа и распорядилась найти ему учителей.

— Какая госпожа?

Внезапно смутившись, Арна покосилась на изображенную на стене даму, по-прежнему сверлившую меня взглядом голубых глаз.

— Это мать Гаральда?

— Да…

Заинтересовавшись, я встала и стала рассматривать портрет дамы, стараясь не встречаться с ней взглядом.

Ну да! Неудивительно, что она показалась мне знакомой. Гуннар походил на свою мать. У него были такие же скулы, такой же высокий лоб, такие же отливавшие сталью голубые глаза…

— Тебе не нравилась его мать? — спросила я Арну.

— Я не хочу обсуждать это в ее присутствии.

— Но ведь это же только картина.

— Она все слышит.

— Ты ее боишься?

В этот момент привидение некогда жизнерадостной Арны разрыдалось и пробормотало:

— Из-за нее я упала в реку…

— Из-за матери Гаральда?

— …и утонула в ледяной воде!..

Я лишь покачала головой, представив себе страшный конец девушки, которую увлекла на дно реки тяжелая намокшая одежда.

— Ты, наверное, упала в воду случайно?

— Не случайно. Гаральда не было в постели, и госпожа велела мне ночью идти искать его на реку. Дело было зимой. Было очень темно. Я ничего не видела.

— Ты поскользнулась?

— Нет. Меня столкнул в воду тролль.

Судя по всему, в голове у Арны за давностью лет возникали самые невероятные мысли.

— А зачем троллю было пихать тебя в воду?

— Тролль терпеть не мог маленького Гаральда и решил погубить его любимую игрушку.

— Какую игрушку?

— Любимой игрушкой принца Гаральда была я, — пояснила Арна с легким раздражением по причине моей несообразительности. — Мы с Гаральдом вместе играли, пели и смеялись. Гаральд любил меня больше всех. Вот тролль и утопил меня, чтобы досадить принцу.

Выслушав эту печальную, но совершенно невероятную историю, я не знала, плакать мне или смеяться.

— Кто же тебя проклял? Этот тролль?

— Нет. Кухарка. Узнав о моей смерти, маленький Гаральд три недели рыдал и топал ногами, ничего не желая есть.

Внезапно из трубы камина донесся хриплый птичий крик. Привидение бывшей няньки Гаральда покосилось на горевшие в камине дрова и сказало:

— Берегитесь. Они тут повсюду. Зазеваетесь, и они выклюют вам глаза.

— Кто?

— Птицы! Вороны, галки, вороны. Их тут тьма-тьмущая. Неужели вы не слышите, как они копошатся?

И действительно, было слышно, как птицы хлопают крыльями и скребут когтями по гнилым доскам чердака.

— Они за вами следят. За мной тоже следили. А потом все докладывали ей, и она меня порола.

— Она? — с дрожью в голосе спросила я.

— Госпожа…

Побледнев, я покосилась на портрет, смотревший на меня голубыми глазами как на самозванку и воровку.

Дама на стенке взирала на меня оценивающим презрительным взглядом с таким видом, словно была возмущена тем, что я всюду сую свой нос и, к тому же, присвоила ее кольцо. В ее взгляде я читала приказ убираться вон. Напрасно Гуннар привез меня на этот хутор!

Внезапно в доме раздались чьи-то шаги. Потом щелкнул оружейный затвор, и с лестницы раздался хриплый мужской голос:

— Кто здесь?

Вскочив с кровати, я впопыхах оделась поприличнее и крикнула:

— Сейчас! Подождите!

Призрак Арны поспешил растаять в воздухе, а я открыла дверь спальни и оказалась на мушке.

— В чем дело? — спросила я.

— Это я вас спрашиваю, в чем дело, и как вы здесь очутились!

Передо мной стоял немолодой тучный мужчина с двойным подбородком. От него пахло одеколоном, а из его волос торчала солома. Но при всем при том, он крепко сжимал в руках ружье.

— Я приехала с хозяином этого хутора Гуннаром.

— С каким еще Гуннаром? Тут нет никакого Гуннара.

— Это хутор его семьи. Мы приехали вчера.

— Неправда. Ваша машина появилась здесь неделю назад. Я сразу ее заметил.

Неделю назад?! Неужели я проспала здесь целую неделю, как Спящая Красавица?! Что же я пила и ела все это время?!

— Не может быть, — пробормотала я.

— Гуннар — или как там еще зовут вашего мужа — вас обманул. Этот хутор заброшен очень давно. Я живу по соседству пятьдесят с лишним лет и никогда никого тут не видел.

— Деда Гуннара звали Ингвар. Вы и о нем не слышали?

— Ингвар? Кажется, он был еще жив, когда я был совсем маленьким, — пробормотал сосед, опустив, наконец, ружье. — Но, говорят, пропал в море.

— А о сыне Ингвара Эйнаре вы слышали? Эйнар был отцом Гуннара.

Толстяк задумался, а потом, вместо ответа, повесил ружье за спину, погрозил мне пальцем и буркнул:

— Если вы сейчас же отсюда не уедете, я вызову полицию.

С этими словами сосед исчез так же внезапно, как и появился.

Я осталась одна, но меня не покидало беспокойство.

«Где Гуннар? Я действительно видела привидение Арны или мне оно померещилась?»

С этими мыслями я стала искать Гуннара по всему дому.

На улице стемнело, и пошел дождь. Я поняла это, когда услышала свист ветра, и на меня сквозь дыры в потолке стала капать вода. Озираясь по сторонам в поисках сухого уголка, я внезапно услышала наверху чьи-то шаги.

— Кто там? — крикнула я.

Мне никто не ответил, но шаги стали громче.

— Гуннар? — дрожащим голосом позвала я, не получив ответа.

В сложившейся ситуации я не могла сидеть сложа руки и решила узнать, кто находится со мной в этом доме.

Я стала подниматься по старой деревянной лестнице и, забравшись на чердак, застыла на месте.

Перед моим взором предстало жуткое зрелище. Множество воронов, галок, ворон, скворцов, дроздов и еще каких-то незнакомых мне птиц смешались в живую копошащуюся кучу, из которой на меня смотрели сотни немигающих злых глаз.

И еще тут ужасно воняло. Чердак был покрыт птичьим пометом и пухом, крыша его во многих местах прогнила и обрушилась. Птицы непрерывно шевелились и шуршали перьями. На улице лил дождь.

Птицы не сводили с меня глаз. Я задрожала. При мне не было ни волшебной палочки, ни атама. Беззащитная, я стала потихоньку отступать. Птицы двинулись на меня и начали меня окружать.

Пытаясь занять выгодное положение для предстоящей схватки с пернатыми демонами, я прислонилась к заплесневелой стене, но с нее прямо мне на шею упал какой-то большой червяк. Задохнувшись от отвращения, я схватила липкую юркую гадину и с визгом швырнула ее на пол.

Казалось, птицы только этого и ждали.

Откуда-то с темного неба прямо на червяка с хриплым криком спикировал ворон. Схватив его клювом, он ловко бросил добычу остальным птицам, расправившимся с добычей за доли секунды. Потом ворон захлопал крыльями, взлетел и стал кружиться, снижаясь надо мной наверняка с самыми недобрыми намерениями. Внезапно он ринулся на меня, целясь клювом прямо в лицо.

К счастью, в последний момент я опустила голову, и удар пришелся мне в лоб, а не в глаз, куда метила проклятая птица.

Отбившись от ворона, я взглянула вверх и с ужасом увидела, что на ветхой крыше сидит уже сотня готовых броситься на меня птиц…

А ведь Арна меня предупреждала! И омниоры тоже!

Встретившись взглядом с напавшим на меня вороном, я узнала беспощадные глаза Баалаты и прочла в них свой приговор.

На сей раз кровожадная одиора вселилась в тело пернатого. В одиночку ей было со мной не справиться, и она науськала на меня остальных обитателей чердака, внезапно возжелавших моей крови.

Я бросилась вон, но никак не могла найти выхода. Стены, птицы, пол и потолок, — все слилось перед моими глазами в одну ринувшуюся на меня черную массу.

Совершенно растерявшись, я съежилась на полу, и птицы принялись долбить клювами руки, которыми я защитила глаза. Через несколько секунд по моим пальцам заструилась кровь, а в ушах у меня зазвенело от хриплых криков обезумевших птиц.

Перед моими глазами поплыли видения из моей прошлой жизни, в голове кружились обрывки каких-то слов и чьих-то имен. Я поняла, что мне вот-вот придет конец.

— Селена! — как сквозь сон донесся до меня голос Гуннара — Селена!

За птичьим гомоном он не расслышал бы моего ответа, и по кучам птичьего помета я стала на ощупь пробираться в сторону, откуда донесся звук.

— Селена! — голос Гуннара прозвучал громче.

Это означало, что лестница где-то близко. Добравшись до отверстия, где она начиналась, я не сумела нащупать ногой ступеньку и скатилась вниз. Больше всего я боялась за свою еще не родившуюся малышку и изо всех сил старалась защитить живот.

Внезапно я ударилась обо что-то виском и потеряла сознание.

Мое тело чуть не сбило с ног не успевшего увернуться Гуннара, но этого я уже не увидела, как и не услышала выстрелов палившего из ружья толстяка, оказавшегося не таким уж и противным и поспешившего ко мне на помощь, едва на чердаке раздался страшный шум…

Очнулась я только в больнице. У меня болело все тело. Первое, что я увидела, была игла капельницы в моей руке. Судя по всему, мне вводили сыворотку. Однако думала я тогда о другом.

«Выходит, Баалата может вселиться в любое животное — в безобидного воробьишку, в милую кошечку и даже в комнатную собачку! А я-то думала, что, прикончив Лолу, избавилась от проклятой колдуньи! Кроме того, знавшая почти все об этой чернокнижнице Ингрид говорила, что Баалата способна вселяться в тела мертвецов и даже детей! Теперь мне не будет покоя, пока я не окажусь в самом заброшенном уголке земного шара, где не будет других живых существ и даже кладбищ!»

Чтобы спасти свою девочку, мне нужно было немедленно бежать!

Раскрылась дверь. В палату вошла Хольмфрида, тут же впившаяся в меня своими желтоватыми кошачьими глазами.

— Ты очнулась! Прекрасно!

В отчаянии я стала озираться по сторонам, но бежать из палаты было некуда. Я лежала на узкой койке, а единственная дверь была за спиной исландской омниоры.

«Как же она меня нашла?! А Гуннар?! Где Гуннар?!»

Хольмфрида потрогала мой лоб и взяла за руку.

— Девочка моя, как же ты нас напугала… Но ничего. Самое страшное уже позади.

В дверях возникла голова старушки Бьорк. Увидев меня, престарелая исландская омниора одарила меня притворно-нежной улыбочкой, показавшейся мне в тот момент ухмылкой палача, предвкушающего агонию очередной жертвы.

— Здравствуй, Селена! — пропищала Бьорк. — У нас все готово!

Меня прошиб холодный пот. Я поняла, что это конец. Исландские омниоры приготовились к изгнанию Баалаты, и меня ожидала страшная пытка. Они считали мое тело вместилищем финикийской одиоры и намеревались терзать его, невзирая на мои мольбы и вопли, пока та его не покинет.

«Моя не родившаяся малютка не перенесет таких истязаний!»

Да и мне самой, пожалуй, их тоже было не перенести. Кроме того, у исландских омниор в запасе оставалось самое верное средство избавиться от Баалаты — вонзить нож мне в сердце. Я не сомневалась, что этим все и кончится, ведь по-другому Баалату из моего тела было не изгнать по той простой причине, что ее в нем уже не было.

— Я сама убила Баалату, — начала объяснять я. — Она вселилась в хомяка и по ночам пила у меня кровь.

Однако это известие не произвело на высокомерную Хольмфриду ни малейшего впечатления. Она была настолько уверена в том, что я одержима Баалатой, что просто меня не слушала.

— Не надо ничего говорить, Селена. Береги силы и не волнуйся.

Но как же мне было не волноваться!

— Нет, вы послушайте! — настаивала я. — Баалата пыталась в меня вселиться, но у нее ничего не вышло!

— Ничего не бойся, Селена, — вновь взяв меня за руку, заявила Хольмфрида. — С нами ты в безопасности. Мы спрячем тебя в надежном месте и избавим от финикийской одиоры, которой ты одержима.

— Никем я не одержима!!!

Хольмфрида и Бьорк с многозначительным видом переглянулись. Они были уверены, что я не знаю, что говорю.

— Конечно, детка. Конечно. Ты больше не одержима Баалатой.

— Метрикселла сама вонзила атам себе в сердце, когда почувствовала, что Баалата вот-вот ею овладеет, — стала объяснять я исландским омниорам.

— Это ты расскажешь на суде.

— Не надо никакого суда! Объясните это моей матери! Она поймет!

— Только не надо волноваться. Мы обязательно свяжемся с Деметрой.

— Не надо никого из меня изгонять!

— А мы и не будем никого из тебя изгонять, — хором солгали мне Хольмфрида и Бьорк.

Я чувствовала себя загнанной в угол. Мне было очень плохо без Гуннара. Побледнев от страха, я тихонько прошептала:

— А где Гуннар?

— Гуннар проявил себя с наилучшей стороны, — с довольной улыбкой заявила Хольмфрида. — Он спас тебя, сообщив нам, где тебя найти.

Мое сердце рухнуло в пятки.

— Так это он вас предупредил?

— Тебе повезло, — подмигнула мне Хольмфрида. — Гуннар тебя очень любит.

Я поняла, что Гуннар — моя последняя надежда.

«Не бросит же он меня в когтях этих ведьм!»

— Позовите, пожалуйста, Гуннара, — еле слышно прошептала я. — Мне надо с ним поговорить.

Исландские омниоры удалились. Я дрожала от страха, понимая, что должна действовать как можно быстрее. В палате в любой момент могла появиться Хольмфрида или другая омниора, из числа тех, что смотрели на меня, как на прокаженную, считая одержимой Баалатой и смертельно опасной убийцей Метрикселлы. Но и одной оставаться мне было нельзя.

«Обернувшись птичкой, червячком или очередным хомячком, кровожадная Баалата наверняка скоро до меня доберется! Что же мне делать?!»

Я стала лихорадочно думать и снова пришла к выводу, что спасти меня в тот момент может только Гуннар.

Попытавшись подняться с койки, я почувствовала себя так плохо, что у меня потемнело в глазах, и я едва не лишилась чувств. Вдруг кто-то положил мне на плечо руку и сказал:

— Не надо вставать.

Это был голос Гуннара. Я закричала бы от радости, если бы распухший от жажды язык мне повиновался.

Мой прекрасный викинг капнул водой на кусочек марли и смочил мне губы. Постепенно я пришла в себя и вспомнила, как скатилась с лестницы.

— Прошу тебя, — пробормотала я, — давай немедленно уедем отсюда. Увези меня в Гренландию.

— Ты только не волнуйся.

— Зачем ты их позвал?

— Тебе нельзя много говорить.

Переведя дух, я попыталась молчать, но в голове у меня роилось слишком много мыслей.

— Я себе что-нибудь сломала?

— Нет. Ты словно гуттаперчевая.

Гуннар пытался шутить, но вид у него был очень мрачный.

«Чем же я его так расстроила? — задумалась я. — Что сделала не так? Может, мне нельзя было лезть на чердак?»

— А что со мной было?

— На чердаке жило много птиц, а ты их потревожила. Не сделай ты этого, они бы на тебя не напали.

— Это очень злые птицы, — возразила я.

— Как только ты покинула их чердак, они от тебя отстали, — возразил Гуннар и внезапно спросил: — А ты ничего не хочешь мне сказать?

— О чем?

— О том, что я должен знать.

Все произошедшее казалось мне сном. Мне было не понять, чему я действительно была свидетельницей, а что мне только привиделось, словно призрак Арны… А впрочем!

— Я нашла драгоценности.

— Ну да?! — удивился Гуннар. — И где же они?

— В нарисованном на стене секретере есть настоящий ящик, — гордясь своей проницательностью, ответила я. — Они лежали в нем. Там я их и оставила.

— Вот и отлично, — сказал Гуннар и вновь спросил меня: — А какие у тебя еще от меня секреты?

— У меня? Никаких.

— Неужели? Может, скажешь, что ты не беременна?

Ах, вот оно в чем дело! Гуннар обо всем догадался…

— И об этом я тоже хотела тебе сказать…

— Когда?

— Сначала я хотела сама во всем убедиться…

— В другой ситуации я был бы очень рад об этом узнать, — с печальным видом заявил Гуннар, — но ты все погубила.

— Что? Что я погубила?! — с замиранием сердца воскликнула я.

— Все. Я собрался в путь, и мне поздно отступать.

— Что ты имеешь в виду?

Было заметно, что Гуннар очень страдает. Ему явно очень хотелось обнять меня, но он заставлял себя соблюдать дистанцию.

— Ты не можешь поехать со мной.

О, ужас! Почему?! Гуннар сошел с ума? Что с ним произошло? Почему он такой мрачный?

— Почему? Неужели ты меня бросишь? Ты не можешь со мной так поступить!

— Ты тоже не можешь постоянно поступать со мной так, как тебе заблагорассудится! — разозлился Гуннар. — Хочешь погубить мою жизнь во второй раз?!

Я пристыженно замолчала. Я понимала, на что намекал Гуннар, и что он ничего не забыл. Я тоже.

Метрикселла и печальные мысли о ней маячили на горизонте нашей с ним жизни, как айсберг, о который суждено было разбиться кораблю нашего счастья. Я понимала, что с самого начала наделала немало ошибок, но не желала сдаваться. Ведь я любила Гуннара.

— А почему ты не спрашиваешь о нашем ребеночке? Между прочим, у нас будет девочка.

Услышав об этом, Гуннар почему-то вздрогнул.

— Она будет такой же красивой и храброй, как и ты, — продолжала я. — Я себе это уже представляю…

Гуннара явно не оставила безучастной перспектива стать папой, и на моем горизонте забрезжил лучик надежды.

— У нее будут твои глаза!

— И твои ноги, — улыбнулся Гуннар.

— Мы назовем ее Дианой.

— Красивое имя.

«Ура! Гуннар меня любит! Он любит нашу девочку и не бросит меня!»

— Почему же ты не хочешь взять меня с собой?

— Потому что теперь многое изменилось. У тебя будет ребенок, о котором нужно заботиться, а я отправляюсь в суровый пустынный край…

Эти детали не имели для меня ни малейшего значения.

— Пожалуйста, не бросай меня! — стала умолять я побледневшего и смотревшего куда-то вдаль Гуннара.

— О тебе позаботится Хольмфрида, — сжав кулаки, заявил он. — Она отвезет тебя к матери.

Гуннар говорил медленно, словно не желая произносить слетавшие с его губ слова.

Мне очень захотелось расплакаться, но я держала себя в руках.

— Я не хочу к матери. Я хочу с тобой.

— Для тебя это очень опасно, — без особой уверенности заявил Гуннар.

— Но ты же хочешь этого! — воскликнула я. — Признайся!

Избегая смотреть мне в глаза, он вздохнул и сказал:

— Селена, в последний раз прошу тебя: собирай вещи и быстро уезжай, не оглядываясь, не то горько раскаешься.

Гуннар говорил недостаточно уверенно, и я поняла, что сумею настоять на своем.

— Скажи лучше, ты любишь меня? — я вцепилась в его дрожащую руку.

— Да, — пробормотал он. — Я люблю тебя… Безумно.

Такого ответа я и добивалась.

— Я остаюсь с тобой!

— Ты пожалеешь об этом, Селена, — сказал Гуннар, обняв меня с такой силой, что у меня затрещали кости.

Не обращая внимания на его мрачные предостережения и капельницу, я поднялась на койке и поцеловала его. Гуннар тоже стал осыпать меня поцелуями с такой поспешностью, словно я вот-вот должна была растаять в воздухе. При этом у него на глазах почему-то блестели слезы.

Я была молодой и глупой. Я считала, что он плачет от радости, и думала, что путеводной звездой нашей жизни станет любовь…

Гуннар ласково погладил меня по голове так, как умел делать это только он.

— Обещай мне, что ни о чем не будешь меня спрашивать!

— Обещаю! — не моргнув глазом, воскликнула я и тут же начала сгорать от любопытства.

— Обещай, что не станешь меня ненавидеть, что бы ни произошло.

— Хорошо, — легкомысленно пообещала я, не зная, что такие чувства, как любовь и ненависть лежат за пределами человеческой власти.

— Ладно, — пробормотал Гуннар. — Я не дам тебя в обиду.

Я сразу успокоилась. Только этого мне и было нужно — чувствовать, что мы с моей маленькой дочерью под надежной защитой.

— Мы скроемся среди вечных льдов.

— Там никого не будет?

— Никого. Только мы с тобой.

Я даже не стала спрашивать, где находится такое место, наивно полагая, что буду в безопасности только рядом с Гуннаром и моей маленькой Дианой.

С этого момента для меня начался самый настоящий кошмар.

* * *

Селена остановила машину на темной улочке очередного провинциального городка. Анаид была так поглощена рассказом матери, что даже не заметила его названия на придорожном знаке.

— Здесь мы передохнем, — сказала Селена, припарковываясь. — Мне нужно сходить в банк.

— А мне узнать, что было дальше! — начала канючить Анаид. — В твоем рассказе я еще даже не родилась! Я хочу знать, кто я такая, и откуда я взялась… А Гуннар действительно мой отец? Ты меня так заинтриговала! Что это у вас там была за Диана?

Промолчав, Селена включила заднюю передачу, ловко припарковала машину и кивнула в сторону ближайшего ресторана.

— Сначала перекусим.

— В меня кусок не полезет, пока я не узнаю, кто я такая! — взвилась Анаид.

— Я уже говорила, что тебе не очень понравится то, что ты узнаешь, — с хмурым видом заявила Селена.

— Ну и что? Допустим, я твоя дочь. Но почему ты мне этого не говоришь?

— Объяснить, кто ты такая и откуда взялась, не так просто, как кажется, — пряча глаза от дочери, сказала Селена. — Я рассказываю все по порядку. И не надо ныть. Очень важно излагать все подробно, иначе ты ничего не поймешь.

— Неужели все так страшно? — побледнев, спросила Анаид.

— Что именно?

— Неужели так сложно растолковать мне, кто я такая?

Вздохнув, Селена вышла из машины, жестом пригласив дочь последовать ее примеру.

— Очень важно, чтобы ты осознала свое предназначение и ответственно отнеслась к тому, что тебе предстоит совершить. Для этого тебе необходимо спокойно и терпеливо выслушать до конца свою историю. Только тогда ты поймешь, какие опасности поджидают тебя впереди.

— А что мы будем делать, когда я все пойму и осознаю?

— Я обучу тебя необходимым приемам и покажу путь, которым ты пойдешь.

— Каким приемам?

— Приемам борьбы с одиорами.

— Но я уже знаю, как с ними бороться. Меня обучила Аврелия из Клана Змеи. Она — лучший боец на свете!

— Знаю. Но этого недостаточно.

— Почему? Ты-то откуда знаешь, как сражаться с одиорами?! Ты ведь с ними не дралась, а только пряталась, как и от омниор!

— Ошибаешься, их боевым приемам меня обучила одна одиора.

Анаид застыла с разинутым ртом, глядя на мать и на то, что располагалось за ее спиной. А располагалось там интернет-кафе.

В голове у девушки принялись роиться фантастические планы, и она очнулась только после того, как Селена дернула ее за руку.

— Ты что, увидела привидение?

— Значит, они были правы! — придя в себя, пробормотала Анаид.

— Кто?

— Гайя, Елена и остальные твои подруги. Они говорили, что ты вступила в сговор с одиорами и даже была одной из них!

Войдя в ресторан, Селена проследовала к самому дальнему столику и усадила Анаид в самый темный угол, где ее почти не было видно.

— Заказывай! — велела она дочери.

— Я не хочу есть.

— Тогда я для тебя закажу.

Анаид отложила меню. В голове у нее вертелся электронный адрес, по которому она могла поговорить с так разозлившим ее накануне Роком.

— Ничего для меня не надо заказывать!

— Нет, надо! Похоже, тебе предстоит научиться не только сражаться с одиорами, но и многому другому. Например, что нужно хорошо питаться, чтобы сохранить силы, даже если нет аппетита; любить себя, быть храброй и не унывать при первой же неудаче.

— Такой же храброй, какой была ты, когда бежала от справедливого суда? Такой же ответственной, какой была ты, когда забеременела в семнадцать лет? Такой же честной, какой была ты, когда обманула свою лучшую подругу и околдовала ее жениха? — с вызывающим видом спросила Анаид.

— Довольно! — стукнула кулаком по столу Селена.

— Не нравится? Зачем же ты мне рассказываешь о своих выходках?

— Затем, что ты должна это знать, — спокойно заявила взявшая себя в руки Селена. — Можешь меня презирать, но я хочу, чтобы ты хоть чему-то научилась на моих ошибках и не повторяла их.

— А почему ты имеешь право на ошибки, а я нет?

— Потому что ты Избранница.

Трапеза протекала в молчании. Анаид надулась и так долго пережевывала мясо, что оно превратилось в липкий комок. Девушка уже собиралась его выплюнуть, но Селена, сверкая глазами, погрозила дочери кулаком и велела немедленно все проглотить.

Выйдя из ресторана, Селена схватила Анаид за руку и, озираясь по сторонам, потащила ее вдоль стены, где тень была глубже. На их пути оказался кинотеатр. Селена купила билет и протянула его дочери.

— На. Сядь в сторонке, не ерзай в кресле и ни с кем не разговаривай. Ясно?

— А что это за кино?

— Какая тебе разница?

Действительно, название кинофильма не интересовало Анаид, которой только что пришла в голову блестящая мысль. Надо сказать, что замысел девушки был довольно рискованным, но в тот момент ей было все равно.

— А если я засну от скуки?

— Тем лучше.

Анаид прошла в кинотеатр, даже не поцеловав на прощание мать, но вспомнив о поцелуе предателя Иуды.

Девушка и не подумала занимать место перед экраном. Она подождала несколько секунд за дверью, выглянула на улицу, дабы убедиться в том, что мать удалилась, и бросилась вон из практически пустого зала, где в темноте целовалось несколько парочек.

Прочитав на афише о том, что сеанс заканчивается в полседьмого, Анаид помчалась в замеченное ею рядом с рестораном интернет-кафе.

Усевшись перед компьютером с банкой кока-колы в руке, Анаид вошла в мессенджер, где у Рока был невероятно абсурдный ник — «Безрассудно абсолютно абстрактно люблю анаид тебя адекватно». Набирая эту странную фразу, Анаид нахмурилась, размышляя о том, что творилось у Рока в голове, когда он ее изобретал.

«Привет, Анаид!» — почти сразу же ответил ей «абстрактно-адекватный» Рок.

«Привет, — напечатала Анаид. — Ты ничего не хочешь мне сказать?»

«Я тебя ждал».

«Целый день?!»

«Гораздо дольше».

«Разве ты не говорил, что хочешь со мной порвать?»

«Я так сказал, потому что я эгоист».

«Эгоист?»

«Я хочу тебя всю без остатка и хочу, чтобы ты меня хотела».

«Между прочим, я очень рискую, разговаривая с тобой».

«Здорово! Значит, ты хочешь меня видеть?»

«Конечно!»

«Скажи мне, где ты, и я приеду».

«Не могу. Сама не знаю».

«Глупости».

«Какие глупости?»

«Я тебе не верю. Ты просто боишься сказать, где ты… А ты обо мне думала?»

«Конечно».

«Хорошо. Подумай обо мне еще. Прямо сейчас. Сосредоточься».

«Сосредоточилась. Я даже тебя вижу. Твои черные глаза. Твои волосы. Я всегда их вижу».

«Нет. Взгляни в глубь меня. Закрой глаза. Ну, что ты видишь?»

Несколько мгновений Анаид просидела с закрытыми глазами, положив рук и на колени, но мессенджер ожил:

«Эй! Где ты? Что ты видишь?»

«Темноту».

«А еще?»

«Туман».

«Попроси меня!»

«Что?»

«Ты же хочешь меня видеть. Попроси, чтобы я появился».

«Я хочу тебя видеть. Появись!»

«Очень хорошо. Скоро я появлюсь».

«Как? Ты сошел с ума? Ты даже не знаешь, где я!»

В этот момент Анаид почувствовала что-то вроде укола в руку, и экран монитора погас.

«Проклятая железяка!»— компьютер сломался.

На что намекал Рок в ходе этого странного разговора? Неужели он действительно рассчитывал возникнуть перед глазами удивленной Анаид?!

Девушка не знала, что и думать. Конечно, пыл Рока ей понравился, но ее немного пугали перепады его настроения. Вчера он хотел с ней порвать, а сегодня, видишь ли, «хочет ее всю без остатка»! А вдруг Рок совсем не такой, каким она себе его представляет?! Впрочем, по большому счету, Анаид это не очень волновало. Девушка была влюблена по уши.

Ждать, когда починят компьютер, Анаид было некогда. Часы показывали десять минут седьмого.

Выскользнув из интернет-кафе, девушка домчалась до кинотеатра и успела смешаться с выходившими из него зрителями. При этом она потягивалась, зевала и терла глаза с таким видом, будто просидела в темном зале весь сеанс.

На улице ее уже поджидала Селена.

— У меня для тебя два сюрприза, — заговорщически подмигнув дочери, сообщила она.

— Какие?

— У нас появился дом на колесах, — заявила Селена, показывая Анаид связку ключей. — Больше нам не придется прятаться по гостиницам.

На стоянке их поджидал чудесный домик на автомобильном шасси. В нем были кухня, туалет, спальня и даже маленькая столовая. Трудно было придумать что-либо более подходящее для незаметного перемещения по стране и за ее пределами.

— Забирайся!

Анаид забралась в домик, предполагая, что ей придется прожить в нем немало времени.

— Теперь никто тебя не увидит и не заговорит.

Анаид уныло кивнула.

— Ну, как кино?

— А что за второй сюрприз? — ответила вопросом на вопрос девушка.

— Вечером, когда остановимся где-нибудь на ночь, я вручу тебе подарок на день рождения. Но сначала ты должна выслушать продолжение моего рассказа.