Когда Деметра получила собранную мною в Урте информацию, ее реакция не заставила себя ждать — она немедленно меня вызвала. Пришлось срочно собраться в поездку за тридевять земель. С собой я взяла маленький чемодан с самыми необходимыми вещами и фотографиями, сделанными в доме Елены, а также два отчета о гибели маленькой Дианы — один для всех омниор, другой — только для предводительниц кланов.
То, как мать отреагровала на мое сообщение о возвращении Баалаты, меня испугало. Я рассказала ей все без утайки. Врать не имело смысла, потому что у Деметры было множество источников информации, и рано или поздно, она обязательно докопалась бы до истины. Лучше было покаяться и признать свою вину. Я ведь вполне сознательно выбрала свой карнавальный костюм, и последствия этого выбора были ужасны.
К несчастью, я чувствовала себя совсем беззащитной. Без любви Гуннара, без искренней симпатии Метрикселлы, без друзей, на груди которых я могла бы выплакаться, я искренне нуждалась в материнской любви. Однако Деметра была на тайном съезде предводительниц омниор, проходившем где-то между Украиной и Молдавией, и не ведала о моих переживаниях. Впрочем, вряд ли бы они ее тронули, ведь Деметра впервые выступала в новом для себя качестве предводительницы всех западных кланов омниор.
Однако мать не только мысленно вызвала меня, но и удостоила чести довольно продолжительного телефонного разговора, который, признаться, меня успокоил. Деметра была очень дружелюбна и похвалила меня за подробный отчет. Она даже, кажется, не злилась на меня и ничем не напомнила о том, что я вырядилась на карнавале Баалатой. Совсем наоборот, Деметра настаивала, чтобы я как можно скорее прибыла в румынскую деревню, где предводительницы кланов с нетерпением ожидали возможности услышать из первых уст то, что мне удалось узнать.
Итак, я отправилась на Буковину, расположенную подозрительно близко к печально известной своими вампирами Трансильвании, где когда-то жила и безраздельно правила могущественная венгерская графиня Эржбета Баторий. Именно в тех краях в ночь праздника Имболк погибло шестнадцать маленьких омниор — почти половина из умерщвленных той страшной ночью.
Этому не приходилось удивляться. Дремучие и таинственные карпатские леса на протяжении сотен лет служили прибежищем медведицам, волчицам, горным козам и хищным птицам. В них же любили прятаться и кланы омниор.
После двухдневного путешествия я добралась до нужной деревни совершенно измученной и мечтала только о том, чтобы выспаться. Вместо этого Деметра напоила меня чашкой горького кофе, накормила черствым яблочным пирогом и отвела в соседнее помещение, где вокруг большого стола, заваленного картами, бумагами и атамами, меня с нетерпением ожидали омниоры.
Передо мной предстали легендарные колдуньи, рассказы о которых я слышала с детства, — древняя Лукреция из Клана Змеи, отважная Людмила из Клана Козы, писательница Лилия из Клана Журавля и ученая Ингрид из Клана Саламандры. За столом сидела только одна молодая девушка, замещавшая свою мать — предводительницу Клана Дельфина. На вид ей было лет двадцать пять, она была смуглой, выделялась атлетическим телосложением. Она была морским биологом и звали ее Валерия.
У Валерии было очень решительное лицо. Ее черные глаза пылали, и было ясно, что она ни перед чем не остановится. Именно Валерия начала разговор.
— В ночь праздника Имболк наши дети стали жертвами кровожадной одиоры из Библа — Баалаты, — заявила она.
Остальные омниоры начали испуганно перешептываться, но Валерия властным жестом вынудила их замолчать.
— Мы, средиземноморские омниоры из Клана Дельфина, когда-то обитали повсюду на азиатском, европейском и африканском побережьях, но были вынуждены перебраться на острова, потому что в Малой Азии, древней Нумидии и Пиренейском полуострове, а также в окрестностях Карфагена нас безжалостно преследовала эта одиора из Библа. В нашем клане из поколения в поколение передается множество преданий о том, как защититься от беспощадной одиоры. В наших песнях и играх постоянно встречаются намеки на ту опасность, которую она собой представляет. Мы, омниоры из Клана Дельфина, не сомневаемся в возвращении Баалаты. Юная Николетта из Трапани и малолетняя София из окрестностей Геркуланума были умерщвлены с соблюдением того же кровавого огненного ритуала, которого требовала эта одиора в свою бытность финикийской богиней.
— Как по-твоему, в нападениях Баалаты прослеживается какая-то стратегия? — спросила Валерию председательствовавшая на заседании Деметра.
— Мы считаем, что своим неожиданным нападением Баалата рассчитывает напугать омниор, вернуть себе былую власть и оспорить территорию других одиор. Речь идет о ваших краях, — заявила Валерия, глядя прямо в глаза Людмиле, представлявшей омниор Карпатских гор и долин между ними. — Обратите внимание на то, как много молодых омниор пало жертвами Баалаты на землях, традиционно считавшихся вотчинами Кровавой Графини.
Людмила, омниора из Клана Козы, происходила из крестьянской семьи. Об этом говорили ее большие сильные руки, изборожденное глубокими морщинами лицо и проворные проницательные глаза.
— Безусловно, — согласилась она с Валерией. — Каких-то четыреста лет назад над нами чинила расправу Кровавая Графиня. Она тоже была очень жестокой, но пользовалась иными методами. Мы, омниоры из Клана Медведицы, Клана Козы и Клана Лани, уверены, что ненавистная нам исстари Кровавая Графиня не возвращалась, а лишь поджидает удобного для этого случая в своем Тусклом Мире.
— Что необычного в том, каким образом были умерщвлены ваши дочери и внучки на сей раз? — вновь спросила Деметра.
Людмила схватила стакан с водой с таким видом, словно язык прилип к ее гортани от одной мысли о том, что придется снова описывать подобные ужасы.
— На этот раз, как уже сказала Валерия, маленьких омниор умертвили совершенно особым способом. Везде при умерщвлении применялся огонь, а в Брашове, где выпили кровь из маленькой Греты, огнем был выжжен символ Баалаты — змея.
— На что же похожа Баалата? — спросила норвежская писательница Лилия, сохранившая на лице следы былой почти неземной красоты и мудрость в голубых глазах.
— Мать одной маленькой омниоры с берегов Черного Моря, — негромко ответила Людмила, — сумела разглядеть в лунном свете вылетавшую из окна чайку. На шее и руках ее дочери были раны, будто оставленные птичьим клювом, а также следы ожогов.
— Теперь понятно, как эта карфагенская одиора проникала в чужие дома, — заметила по этому поводу Лилия. — На крыльях птиц!
— Она пользовалась не только обликом птиц, — вставила Деметра. — Моя дочь Селена отправилась в Урт для выяснения обстоятельств гибели маленькой Дианы из Клана Волчицы. Там она столкнулась с еще одним весьма неприятным обличьем Баалаты. Сейчас она сама вам все расскажет и представит доказательства.
Несмотря на присутствие множества именитых омниор, я совершенно не нервничала. Я гордилась своим отчетом и доверием, оказанным мне матерью, поручившей его составить. Я чувствовала, что способна приносить пользу. Именно этого чувства мне так долго не хватало.
— Маленькую омниору из Клана Волчицы в Урте умертвила с помощью огненного ритуала Баалата, принявшая обличье гадюки. Свидетелем этого был годовалый ребенок. Я лично уничтожила эту гадюку.
— Годовалый ребенок представляется мне не очень надежным свидетелем в таком серьезном деле, — пробормотала Людмила.
Эта грубоватая предводительница Клана Козы с самого начала косилась на меня с нескрываемым неодобрением. Возможно, ее раздражала моя модная городская одежда, плохо сочетавшаяся со скромной обстановкой ее сельского жилища.
— Сомнений быть не может. Перед смертью гадюка начертала на полу имя Баалаты буквами финикийского алфавита. У меня есть фотографии.
Деметра кивнула, и я предложила вниманию собравшихся свои снимки. Фотографии пошли по рукам. Среди омниор послышались возгласы удивления.
Моя мать тут же сказала:
— Извини, Селена, но сейчас мы хотели бы заслушать Ингрид. Она расскажет нам то, что знает о Баалате и ее колдовских способностях.
Водрузив на нос очки, Ингрид из Клана Саламандры извлекла откуда-то пожелтевший лист бумаги и начала читать.
— Замена иглы карбюратора… — торжественно изрекла она и поперхнулась. — Извините, не то…
Поняв, что начала читать бумагу, полученную в мастерской, где чинили ее допотопный автомобиль, Ингрид принялась рыться у себя в сумке и наконец нашла нужный листок, измазанный в шоколаде и украшенный в левом углу выполненным цветными карандашами изображением яркого цветка.
— Прошу вас только об одном. Ни в коем случае не произносите вслух имя этой одиоры. Давайте звать ее просто Черной Дамой.
Ученая одиора Ингрид была довольно рассеянной, все время теряла свои магические камни и волшебные снадобья, а также заворачивала школьные завтраки своих детей в листы, испещренные научными заметками. Несмотря на это и на суматоху, вечно царившую в ее полном ребятни доме, Ингрид пользовалась большим уважением, и к ее мнению внимательно прислушивались на съездах и научных конференциях.
У Ингрид был приятный мелодичный голос, которым она любила петь колыбельные и рассказывать детям на ночь добрые сказки. Вот и в румынской деревне она обращалась к собравшимся вокруг нее омниорам так, словно это были первоклассницы.
— У Черной Дамы нет тела, — негромко произнесла Ингрид. — Ее плоть и кровь были уничтожены две тысячи сто лет назад. Однако Черная Дама существует. Ее дух, энергия и могущество позволяют ей вселяться в тела мертвецов, детей или животных, потому что у тех отсутствует воля и развитое чувство самоидентификации. Финикийская одиора была искусной чернокнижницей. Она умела предсказывать будущее с помощью мертвецов и использовала их в своих интересах. Именно поэтому Черная Дама самая опасная из одиор. Если уничтожить тело любой другой одиоры, та больше не воскреснет. Черная же Дама предсказала свое возвращение еще до того, как ее тело было сожжено. Насколько нам известны приемы чернокнижниц, одного упоминания имени Черной Дамы достаточно, чтобы она могла вселиться, например, в муху…
С этими словами Ингрид покопалась у себя в карманах, вытащила оттуда несколько проколотых воздушных шариков, пачку жевательной резинки и игрушечный молоточек. Взяв молоток в руку, Ингрид, ловко пристукнула им сидевшую на столе муху. Осторожно взяв трупик насекомого большим и указательным пальцами, Ингрид помахала им перед собравшимися омниорами.
— Смотрите, какая она маленькая! Эта муха почти ничего не весит. Однако одного упоминания настоящего имени Черной Дамы хватит для того, чтобы у той появились силы достаточные, чтобы повелевать этим крошечным тельцем. Однако для того, чтобы Черная Дама могла вселиться в тело, скажем, взрослой женщины, нужно, чтобы ее имя произнесли сто тысяч человек.
— Одновременно? — поинтересовалась Валерия.
— Не обязательно. Имейте в виду, что изображать Черную Даму или думать о ней еще опаснее, чем упоминать ее имя. А опаснее всего…
Ученая Ингрид сняла очки, а все присутствовавшие одиоры застыли в напряженном ожидании.
— Опаснее всего — вести с ней разговор. Разговор с Черной Дамой — своеобразная форма ее признания, дающая ей большую силу. Такой разговор — настоящая бомба замедленного действия, сила взрыва которой зависит также от ранга и силы омниоры, с которой он состоялся.
Мечтательно прикрыв глаза веками, Лилия стала рассуждать о силах Баалаты.
— Вероятнее всего, кровь первой жертвы дала Черной Даме силы, нужные для того, чтобы воплотиться в то существо, в обличье которого она совершила свое следующее преступление. Наверняка в обличье именно этого существа она и расправилась с множеством маленьких омниор в ночь праздника Имболк. Каждая новая смерть придавала ей новые силы, и теперь Черная Дама, несомненно, невероятно сильна. Всего она умертвила тридцать девять омниор. Посчитаем же, как долго позволит ей существовать выпитая у них кровь…
Омниоры в ужасе бросились в подсчеты, но тут девяностолетняя Лукреция, превзошедшая мудрость тысячелетнего вулкана Этна, с чьих склонов она была родом, раскурила трубку, причмокнула и негромко произнесла:
— А вот интересно, как это Черной Даме удалось материализоваться первый раз в ночь праздника Имболк? Откуда у нее взялись силы, чтобы начать свое кровавое пиршество?
У меня затряслись колени. Именно этот вопрос я себе уже задавала. Неужели это я была во всем виновата?!
Внезапно Деметра поднялась и торжественно произнесла:
— Прошу внимания. Сейчас я сделаю очень нелегкое для себя признание.
Взглянув на меня, она положила руку себе на грудь и продолжала:
— Выслушав меня, вы сами решите, достойна ли я поста предводительницы кланов всех западных омниор, который недавно мне был вручен. Для этого-то я и позвала сюда вас и свою дочь Селену.
Я побледнела. Я-то думала, Деметра пригласила меня для того, чтобы я огласила результаты своего журналистского расследования, а, как оказалось, она вызвала меня на расправу!
— Черную Даму легкомысленно вызвала из небытия моя дочь Селена, за чьи поступки я полностью отвечаю.
Все повернулись ко мне. Земля заколебалась у меня под ногами. Мне стало невыносимо стыдно. Я слышала множество беззвучных упреков…
Зачем? Зачем мать заманила меня в эту ловушку? Почему не предупредила о своих намерениях?
Умная и добрая Лилия, почувствовав мою растерянность, сжалилась надо мной.
— Деметра, неужели ты не предупредила собственную дочь о том, что здесь ее будут судить?
— Селена ничего об этом не знала, — отрезала Деметра.
— Расскажи-ка нам, Селена, как это ты умудрилась вызвать Черную Даму? — весьма злорадным тоном поинтересовалась Людмила.
Я хотела встать, но ноги меня не держали. Я хотела взглянуть в глаза омниорам, но была не в силах поднять голову. Мне хотелось плакать, но слез у меня не было.
Неожиданно Валерия взяла меня за руку, и я почувствовала прилив сил.
— Знаешь, Селена, — прошептала Валерия, — Черная Дама хитра и коварна. Как-то раз одна египетская омниора совершила очистительный обряд, чтобы отделаться от этой одиоры, но Черная Дама повернула дело так, что от него ее силы только возросли.
Может, благодаря этим словам, а может, благодаря теплу руки Валерии или решительности, которой было пропитано все ее существо, я, наконец, собралась с силами, встала и подняла голову.
— Мне почему-то очень захотелось нарядиться на карнавале Черной Дамой. Так я и поступила. Несколько часов я разгуливала в ее костюме, и все, кто на меня смотрел, видели ее.
Деметра заговорила, не поднимая глаз от пола:
— Я обнаружила намерение Селены и запретила ей делать это, но она меня ослушалась. Я не сумела должным образом воспитать свою дочь и не заслуживаю чести быть вашей предводительницей.
И тут я заплакала оттого, что мать меня стыдилась и публично заявляла об этом. Оказалось, что я самая большая проблема в ее жизни и помеха на пути ее карьеры. Я замарала ее честь, и теперь она умывала руки, отдавая меня на суд предводительниц кланов. Мне казалось, что Деметра не моргнув глазом зарежет меня своим атамом, если таков будет вынесенный мне приговор. Судя по всему, в тот момент мать относилась ко мне, как к совершенно постороннему человеку. Никогда еще я не чувствовала себя такой одинокой.
Внезапно у меня в голове все перемешалось, — несчастная любовь к Гуннару, страдания Метрикселлы и жестокость матери. Казалось, слезы никогда не перестанут течь из моих глаз.
— Прошу тебя, Селена, выйди и подожди снаружи, — хрипло произнесла Лукреция. Она была самой старой из присутствующих и поэтому взяла атам, который положила на стол Деметра.
Я выбежала вон. Меня трясло. Слезы ручьями стекали у меня по щекам, но Деметра и бровью не повела. Валерия же, наоборот, проявив сочувствие, вышла вместе со мной. На улице она обняла меня за плечи и стала утешать так ласково, как никогда не говорила со мной моя собственная мать.
— Это просто ритуал. Не переживай. Ты ни в чем не виновата. Ты просто взбалмошная и немного эгоистичная, вот Черная Дама и воспользовалась твоими недостатками, чтобы просочиться к тебе в сознание и использовать тебя в своих целях.
Понимая, что Валерия отчасти права, я все равно не могла успокоиться, страдая от осознания собственной безответственности и суровости матери.
— Скажи, тебе нравится смотреться в зеркало? — внезапно спросила меня Валерия, и, кивнув в ответ, я подняла на нее глаза.
Мы были такими разными. Ей было уже двадцать пять, и она увлекалась подводным плаванием, чтобы самозабвенно созерцать в морской пучине уродливых каракатиц. Мне же хотелось целоваться с Гуннаром, танцевать до упаду, любоваться блеском бриллиантов на собственных пальцах. Рядом с Валерией я чувствовала себя набитой дурой.
— А еще мне нравится быть в центре внимания, — всхлипнула я.
— Еще бы! Ведь ты такая красавица!
— Я наглая и капризная.
— И все? — усмехнулась Валерия.
— Нет, не все. Я очень плохая, — пробормотала я, надеясь, что Валерия станет возражать. Так оно и случилось.
— Нет, Селена, ты не плохая. Просто ты эмоциональная и не стесняешься собственной красоты. Поэтому в твоей жизни будет множество проблем с разными мужчинами и женщинами.
— У меня уже полно с ними проблем.
— А не рановато?
Утерев слезы, я уже собралась рассказать Валерии об ужасной каше, которую заварила, случайно влюбившись в жениха своей подруги и сделав несчастными сразу трех человек, но тут появилась хмурая Людмила и властным жестом велела мне проследовать в помещение.
— Когда захочешь, приезжай ко мне в гости в Таормину, — тихо подбодрила меня Валерия. — Вот увидишь, на глубине двадцати метров все наши проблемы кажутся довольно мелкими.
Валерия мне очень понравилась. Я чувствовала, что могу рассчитывать на поддержку этой молодой женщины…
Предводительницы кланов были мрачнее тучи. Деметра вертела в руках свою волшебную палочку. Это был явный знак того, что ее не отправили с позором в отставку.
Как хозяйка дома, Людмила взяла слово:
— Селена, ты ослушалась свою мать, и это повлекло за собой тягчайшие последствия — твоей безответственностью воспользовалась Черная Дама. Мы обсудили твое поведение и считаем, что твой характер и предсказания твоей судьбы вынуждают нас принять меры предосторожности относительно твоей персоны.
У меня екнуло сердце. Я не удержалась и спросила:
— Моей судьбы? А какая у меня судьба?
Предводительницы кланов озабоченно переглянулись. Наконец заговорила Ингрид, стараясь делать вид, словно ничего особенного не случилось:
— У тебя нелегкая судьба, детка. Предсказания говорят, что ты несешь смерть и разрушения.
— Смерть и разрушения?.. — не веря своим ушам, пробормотала я и повернулась к матери.
Не опустив глаз под моим умоляющим взором, Деметра произнесла:
— Видишь ли, Селена, предсказания, касающиеся судьбы, можно рассматривать с разных точек зрения. Мы, омниоры, обязаны интересоваться судьбами наших дочерей. Однако мы не должны сидеть сложа руки или рвать на себе волосы, если им предсказаны нелегкие судьбы. Бывает, что судьбы переплетаются и меняются. Бывает, что смерть становится источником надежды.
Ужаснувшись, я затравленно оглянулась.
— Значит, вы все знали, — пробормотала я. — Вы знали, что мне суждено совершить нечто страшное, но не знали, что именно. Поэтому вы меня ни о чем не предупредили и не попытались помешать. Вы играли со мной как кошка с мышкой, желая увидеть, что же все-таки произойдет…
Деметра неожиданно побледнела, и я расхрабрилась.
— Выходит, вы виноваты в моем необдуманном поступке не меньше меня самой!
— Мы пришли к такому же выводу, — спокойно заявила Деметра. — Именно поэтому мою отставку не приняли, а твое наказание послужит тебе в будущем отличной защитой.
— Защитой?
— Вместе с Ингрид ты будешь собирать сведения о Черной Даме, чтобы в дальнейшем мы могли лучше от нее защититься. Тем самым, ты защитишь от нее и себя саму, и нас.
Я онемела. Наверняка мне предстояло переехать в другой город, бросить университет, покинуть Метрикселлу, но, главное, расстаться с Гуннаром!..
— А как же… — начала я, но Деметра сверкнула глазами.
— Возвращайся в Барселону! — взорвалась она. — Скоро тебе сообщат, что делать дальше.
— Но ведь я не могу все бросить ради…
— Селена!!! — взревела Деметра голосом, способным обратить в бегство вражескую кавалерию.
Я замолчала, сделала на прощание ритуальный реверанс и пробормотала нужные слова на древнем языке. Однако, прежде чем я успела затворить за собой дверь, старая Лукреция успела бросить мне вдогонку:
— Селена, я уверена, что твоя воля восторжествует над скверными чертами твоего характера!
Впрочем, ее слова заставили меня лишний раз задуматься о том, с какой легкостью я попадаю в сети, расставленные мне соблазнительницами-одиорами.
Тем вечером я бы с удовольствием поболтала с Валерией о душевной драме, разрывавшей меня между подругой и любимым мужчиной, но меня положили спать в одной комнате с Деметрой, хоть я и очень на нее сердилась.
— Я из Барселоны никуда не уеду! — заявила я.
— Давай поговорим об этом завтра. Утро вечера мудренее.
— Зачем ты вообще отправляла меня в Урт?
— Чтобы ты выяснила, что именно там произошло.
— Врешь! Ты отправила меня туда, чтобы я своими глазами убедилась в том, к чему привело мое легкомыслие.
— Отчасти ты права.
— А потом обманом заманила меня сюда.
— Можешь называть это и так.
— Как же мне тебе верить, если ты все время что-то от меня скрываешь?!
— Ты тоже не говоришь мне всей правды.
— Да? И что бы ты, например, хотела узнать?
— То, что хочет знать любая мать: что у тебя с учебой, с кем ты дружишь, в кого влюблена и о чем мечтаешь.
— И когда прикажешь все это тебе доложить?
— Например, сейчас.
Говоря правду, поведение Деметры не располагало меня к откровению. У меня было такое чувство, будто меня допрашивают. Моя мать выглядела слишком серьезной, строгой и бесчувственной, и мне совершенно не хотелось обнажать перед ней свою душу. Я была готова попробовать сделать это, но заранее была уверена, что такая попытка обречена на неудачу. Поэтому мой ответ прозвучал так же сухо, как и ее вопрос.
— Я не пошла сдавать три экзамена, но мне разрешили сдать их позже.
— Так ты не желаешь уезжать из Барселоны по этой смехотворной причине? — сверля меня взглядом, спросила Деметра.
Немного поколебавшись, я решила, что умру, но не признаюсь Деметре в том, что по уши влюблена.
— В Барселоне у меня подруга, которой будет без меня очень плохо.
— Что еще за подруга?
— Метрикселла.
Изменившись, как по мановению волшебной палочки, Деметра заговорила с неподдельным интересом:
— А что с ней такое?
— У нее проблемы.
— Какого рода?
— Несчастная любовь.
— Она очень расстраивается?
— Да.
— Она потеряла аппетит?
— Почти.
— У нее бессонница?
— Да. А когда она спит, ей снятся кошмары.
Мне показалось, что Деметра не на шутку разволновалась.
— Прошу тебя, позаботься о ней! Не спускай с нее глаз. Метрикселла очень хрупкая. Нужно, чтобы кто-то с твоей энергией помог ей.
Я снова расстроилась. Деметру больше беспокоило самочувствие Метрикселлы, чем мое собственное. Чем она так ее подкупила? Своим тщедушием? Своей худобой?
Иногда мне казалось, что Деметру совсем не устраивала такая дочь, как я.
Возможно, моя мать считала меня постыдным недоразумением.
При этой мысли я решила, что с этим нужно что-то делать.