26
Всё началось в один момент.
За воем сирен и криками из громкоговорителей никто ничего и не понял, пока не стало слишком поздно.
Группы спецназовцев бросили вперёд всю свою мощь, способную сокрушить любую преграду на своём пути.
Когда Ромеро с Аквинтесом добрались до часовни рядом с административным зданием, они увидели, как по верхнему краю стены бегут люди в чёрной форме, похожие на снующих пауков. Вниз полетели гранаты со слезоточивым газом.
При ударе о землю они взрывались.
Всюду виднелись яркие вспышки, слышались хлопки и взрывы, словно двор находился под миномётным огнём.
От гранат распространялся ядовитый газ — и не только возле административного здания, но и во дворе, на крышах и дорожках. Везде.
А гранаты со слезоточивым газом, казалось, никогда не закончатся.
Были слышны крики зеков, выстрелы, ответный огонь снайперов, снимающих восставших с верхней позиции, и снова одиночные выстрелы заключённых из захваченного оружия.
Но в темноте, да с учётом того, что большинство зеков были пьяные, обкуренные и растерянные, их меткость оставляла желать лучшего.
У спецназовцев были очки ночного видения, а у заключённых — спички, самодельные факелы и пара фонариков.
На стены подняли водомёты, а снайперы за это время уже подстрелили своих первых жертв. Винтовки с глушителями.
И прежде чем разъярённые заключённые смогли открыть по полицейским ответный огонь, в них под давлением ударили тонны воды, обливая и сбивая с ног.
Затем снова слезоточивый газ.
Светошумовые гранаты.
Войска готовились к смертельному удару.
К тому времени Ромеро и Аквинтес уже добрались до административного здания, хрипя, откашливаясь и протирая глаза, пробираясь по лабиринту длинных коридоров, взбираясь по лестницам и видя лишь периодические вспышки света снаружи.
— Они их там всех порвут, — задыхаясь, произнёс Аквинтес.
Так и было. Со двора доносились крики, ругань и мольбы некоторых зеков о пощаде.
А полиция отвечала залпами пластиковых пуль из автоматов и ручных пулемётов.
Но крики слышались не только снаружи.
Они доносились и сверху. С четвёртого этажа. Оттуда, где располагалась санчасть.
Мужчины посмотрели друг на друга в кромешной тьме. Запах смерти и слезоточивый газ, принесённый порывами ветра с улицы, свивались в мерзкий аромат, который смешивался со спускающимся с четвёртого этажа — тошнотворным, горячим запахом крови и страданий.
Они бросились наверх.
Снова крики, то высокие, то хриплые, как колокольный перезвон. Нечеловеческие. Нереальные.
Ромеро и Аквинтес перепрыгивали через ступеньки. Они слышали шум, чувствовали запах и ощущали нечто, сворачивающееся в их животах холодными клубками.
С верхнего этажа донёсся дикий вопль:
— Помогите! Помогите мне! Снимите это с меня! Снимите с меня эту хрень, мать вашу! О Господи! О Боже! А-а-а-а-а!
Но не этот крик и влажные шлепки заставили Ромеро и Аквинтеса остановиться. Нет, они замерли, услышав резкий, скрежещущий шум, эхом отдававшийся от стен и заставивший стёкла дребезжать в рамах.
Этот крик не принадлежал ни человеку, ни животному. А может, напротив — и тому, и другому.
Неистовый, сумасшедший вопль, который перешёл в нечто, напоминающее злобный смех. Смех, наполненный презрением, страстью и — как осознал Ромеро — каким-то злобным удовольствием, как у ребёнка, добившегося желаемого.
«Это он, — подумал Ромеро. — Точно он».
Деймон вышел на свободу и сейчас развлекался, как маленький злобный ребёнок, поджигающий хвосты кошкам или отрывающий крылья мухам.
Только вот игрушками Деймона были не кошки и не мухи…
Люди.
Ромеро направился к двери в лазарет в конце коридора. Аквинтес крался следом.
Дверь была сорвана с петель, а вокруг на полу, как сломанные солдатики и выпотрошенные куклы, валялись охранники и заключённые.
Большинство из них были уже мертвы, а те, что остались в живых, явно спятили. Их глаза бездумно смотрели в одну точку, поблёскивая в свете фонарика.
Они что-то видели. Ромеро был в этом уверен. И что бы это ни было, оно насухо высосало их разум и превратило мысли и воспоминания в маслянистую кашу, вытекающую из их ушей.
Они что-то бормотали, всхлипывали и невидяще смотрели перед собой.
— Господи, — прошептал Аквинтес. — Раньше такого не было… Не было так жутко. Наверно… Наверно, что-то произошло…
Возле самого входа в больничный отсек они нашли тело одного из заключённых.
Его голова была почти откручена от туловища, оба предплечья оторваны, а язык и всё, к чему он крепится, вытащено через рваную рану под подбородком, как красный, кровоточащий галстук. Забавные проделки скучающего ребёнка.
Они переступили через него и… Господи, внутри было ещё страшнее!
Лазарет представлял собой длинную узкую комнату, как больничные палаты в старых-старых фильмах.
Все шкафчики с лекарствами и инструментарием были разграблены.
Но это случилось ещё до того, как Деймон вышел на охоту.
А теперь весь пол, стены и потолок были в алых кровавых разводах и пятнах.
Повсюду были разбросаны тела или отдельные части тел. Дьявольское созидание вырождающегося, неправильного разума ребёнка, не знающего границ.
Тела были расчленены.
Тела были обезглавлены.
Тела были освежёваны и выпотрошены.
Их кости были вырваны прямо через кожу и уложены аккуратными кучками рядом с бескостными оболочками.
Одни тела висели на светильниках на собственных кишках, а другие были насквозь прибиты собственными вырванными костями к штукатуренным стенам над карнизами.
Смесь скотобойни, мясной лавки и анатомического театра.
Но одна кровать оставалась нетронутой.
На ней под накрахмаленной белой простыней лежал некто, весь мокрый от слизи, но ни одна капля крови не запятнала ни его, ни белую простынь.
Палмквист.
Ромеро подошёл к пареньку на расстояние вытянутой руки, поднял валяющийся на полу фонарик и посветил на Палмквиста.
Малец не шевелился.
Его голова была забинтована, и вся повязка пропиталась кровью.
Ромеро взял у Аквинтеса маленький фонарик размером с ручку и проверил у Денни зрачки: один был расширен и не реагировал на свет, но второй — с булавочное отверстие.
— У него сотрясение мозга, а возможно, и с повреждением тканей, — тихо произнёс Ромеро, пытаясь сдержать рвотные позывы от запаха крови и выпотрошенных внутренностей. -
Он может проваляться в коме и день, и две недели. И всё это время каждую ночь…
И тут Аквинтес закричал.
Ромеро почувствовал, что над ним что-то болтается, как верёвка колокола, и тогда Аквинтес снова закричал.
Розовое щупальце, покрытое множеством присосок, обхватило его за ноги и вздёрнуло к потолку.
Ромеро направил фонарик вверх.
Когда он подбирался к кровати, то отметал в сторону паутину, но теперь он понял, что это была не паутина, а тоненькие, похожие на паутинку то ли проводки, то ли нити, связывающие мальца с чем-то, раскинувшимся на потолке.
Деймон.
Ромеро непроизвольно вскрикнул.
Аквинтес болтался под потолком, обвязанный щупальцами Деймона.
Ночной брат Палмквиста был огромнее, чем разложенные рядом три простыни.
Колышущаяся серая масса с кольцевидными, белыми, фиброзными наростами.
Десятки непрозрачных щупалец, нитей шевелились, извивались, корчились, как черви или опарыши в ведре, переползая от одной кафельной плитки на потолке к другой.
Отвратительно. Определённо отвратительно.
Ромеро оцепенело и бессмысленно смотрел на эту массу, которая шевелилась в тусклом свете и, казалось, с каждой минутой всё больше росла.
А щупальца Деймона были прозрачными, словно сделаны из такого же материала, как тела креветок.
Ромеро даже видел, как жидкость течёт по его венам и собирается в капилляры.
Некоторые щупальца заканчивались крючками, а некоторые — чёрными углублениями, похожими на рот, из которых капал едкий сок.
Ромеро так и не понял, откуда у него взялись силы.
Снаружи шла война, но она казалась такой далёкой, словно в летнюю ночь слышишь, как у соседей еле-еле бормочет телевизор.
— Деймон, — спокойно и доходчиво начал Ромеро, — опусти этого человека. Ты знаешь мой голос. Знаешь, что можешь мне доверять…
Создание вверху поёжилось, и из его туши появились несколько пузырей, которые оказались вовсе не пузырями, а жёлтыми глазами с красными, щелевидными зрачками.
Глаз было, по крайней мере, десяток, и с каждой минутой появлялись всё новые и новые.
— Деймон, — повторил Ромеро. Капли ядовитого сока упали на кожу Ромеро и прожгли там раны. Мужчина дёрнулся, но не отступил. — Прошу тебя, отпусти этого человека.
Это было полное сумасшествие. Но существо послушалось.
Оно поставило Аквинтеса обратно на ноги, и рот ДжоДжо раскрылся к кривом немом крике, а глаза стали похожи на два ночных, чёрных омута.
В том месте, куда к коже Аквинтеса прикасались эти мерзкие присоски, оставались красные синяки и кровоподтёки из-за разорвавшихся под таким давлением сосудов.
Ромеро глянул на существо.
Существо посмотрело на него в ответ.
Ромеро постарался заставить себя не бояться. Не позволять холодку спускаться вдоль позвоночника, а внутренностям скручиваться в узел. Не испытывать отвращение и брезгливость при виде Деймона.
Его отвращение было скорее не физическим, а моральным.
Вид Деймона заставлял его душу вянуть и гибнуть.
Вот он — тайный брат, принимающий облик лишь по ночам, скрывающийся в самых тёмных и грязных закоулках души Палмквиста.
Существо, рождённое детскими страхами и ночными кошмарами, подкармливаемое первобытным человеческим ужасом.
«А вдруг его можно контролировать?» — подумал Ромеро.
И тогда в середине этой колышущейся массы открылся чёрный рот, окаймлённый жёлтыми кривыми зубами, и чудовище, которым и был Деймон, издало скрежещущий вой, наполненный чистым гневом.
Оно схватило Аквинтеса, отбросило в сторону и начало кромсать, разрывать и колоть своими щупальцами, крючками и присосками.
И в тот же момент Ромеро начал действовать.
Он вытащил из-за пояса заточку и всадил лезвие в горло Палмквиста, ударяя вновь и вновь, пока руки не стали мокрыми и тёплыми от крови и слёз, бегущих по его щекам.
«Ох, Денни, прости меня. Господи, прости, малец. Прости меня…»
Деймон выпустил то, что осталось от Аквинтеса.
Он глухо загрохотал: в этом звуке было и торнадо, и разрывающиеся бомбы, и грохот грузовых поездов, и вой сирен. Ромеро упал на колени, зажимая уши руками. Грохот разрывал барабанные перепонки. Из носа пошла кровь, сердце заколотилось, и захотелось самому себе выколоть глаза, чтобы только ничего этого не видеть. Чтобы всё это закончилось.
И тогда Деймон упал.
Упал, накрывая Ромеро, желая раздавить его, расплющить, разорвать, убить… Но со смертью Палмквиста умер и его брат.
Деймон развалился потоками грязи и крови, визжа, извиваясь, сопротивляясь. А потом не осталось и этого. Лишь скользкая, желеобразная жидкость под ногами.
Зажёгся свет.
То, что осталось от Деймона, пузырилось и испарялось.
Ромеро прикрыл глаза, когда через дверь ворвались спецназовцы.
Возможно, они увидели кровавую бойню. А, возможно, нож в его руке.
В любом случае, они не колебались.
Ромеро открыл рот.
И его прошили насквозь порядка тридцати пуль, распластывая на полу рядом с кроватью Палмквиста.
Ромеро издал последний судорожный вздох и умер.
Но то, что он увидел перед смертью, было почти благословением.
С бунтом было покончено.
Как и с Деймоном.