Каждый хороший художник перед началом новой картины всегда проводит исследование. Два года назад мама больше четырёх месяцев работала над одним сюжетом. Это был вид на гавань через дорогу от нашего дома. Она ходила туда каждый день, рассматривала гавань с разных ракурсов, при разном освещении, прежде чем выбрала тот, который ей подходил.

Я начинаю думать, что Нина тоже провела собственное исследование, чтобы узнать тайну моего дома. Только не пойму, зачем ей это.

Эндрю машет мне рукой и торопит:

– Пойдём же, Тесса! Не сиди! Звонок ведь уже прозвенел.

Достав сложенный жёлтый листок с моим расписанием, я пытаюсь читать его на ходу. Но, пару раз наткнувшись на других учеников, понимаю, что это нереально.

– У нас же сейчас вместе урок?

– Ага. Но если мы не поспешим, миссис Абрамс нас просто не пустит в класс.

Не пустит? Да уж. Эта дама, видно, очень серьёзно относится к своей – я бросаю взгляд на расписание – физкультуре.

– Она так помешана на физкультуре? Разве это не всякие там пинг-понги, отжимания и игры в мяч?

Эндрю смеётся. Какой у него приятный смех.

– Она из бывших военных. Ну, по крайней мере, так про неё болтают. Работала за границей, потом вернулась и получила эту работу, – шумно дыша, говорит на бегу Эндрю.

У меня перед глазами встаёт портрет строгой женщины со стрижкой ёжиком. Я отгоняю непрошеную картинку и пытаюсь запомнить наш маршрут. В конечном счёте мне нужно научиться самостоятельно находить нужную аудиторию.

Двери в спортивный зал распахиваются, и я перевожу дух. Было бы обидно не попасть на занятия в первый же день учёбы. Ну или вообще когда-либо. Нет, я, конечно, никогда не была круглой отличницей, но училась я хорошо. Мы с Эндрю собираемся разойтись в разные стороны: я в раздевалку для девочек, он – в мальчишескую. Но я его останавливаю:

– Скажи, а что с Ниной? Она кажется очень милой и всё такое, но немного…

– Странной? – спрашивает Эндрю с улыбкой.

– Ну немного. Моя подруга из Флориды увлекалась покемонами, но я никогда не встречала никого, кто бы знал так много про всякие захоронения и кладбища.

– Да, Нина не такая, как все. Они с Ричи двойняшки, но всегда были полной противоположностью. Он шумный, а она тихая.

Я вспоминаю, как её взгляд из застенчивого и нервного мгновенно становился восторженным.

– Двойняшки? Неужели?

Эндрю пожимает плечами:

– Да уж, никогда не встречал двух человек, так не похожих друг на друга. Трудно представить, что первые девять месяцев они прожили в одном животе!

Я смеюсь над его словами. Наверное, в животе Ричи занимал всё пространство, а Нина на него смотрела.

– Надеюсь, она на меня не обиделась. Просто она удивила меня своими кладбищенскими штуками.

– Да нет, что ты! Скорее всего, она даже обрадовалась, что ты не посмеялась над ней.

– Надеюсь, ты прав. И… э-э-э… Извини за Кэссиди.

– За что ты извиняешься? – спрашивает парень, держась за дверную ручку раздевалки.

Я кидаю взгляд на веснушки на его щеках и носу. Сейчас они выделяются не так сильно, как утром, когда он стоял на солнце. Но они всё ещё там. Всё так же похожи на Млечный Путь.

– Не знаю. Мне показалось, что я её чем-то огорчила. Может быть, ей что-то во мне не понравилось.

– Да она совсем тебя не знает, Тесса.

– Да, но…

Эндрю качает головой в ответ:

– Не стоит. Кэссиди милая. Я ручаюсь. Не знаю, почему она так странно себя ведёт, но точно могу сказать, что не из-за тебя.

«Но почему я чувствую, что это не так?» – спрашиваю я про себя. Кэссиди так реагировала на меня в столовой, как люди не реагируют на новенькую, на девчонку, которую совсем не знают. Примерно так моя мама относилась к той или иной рекламе. Она была раздражена.

– Как ты думаешь, она расскажет Ричи? Ну, я имею в виду, расскажет ли о том, что её так беспокоит.

Я задерживаю дыхание, надеясь услышать положительный ответ. Я не то чтобы помешалась и мечтаю заставить Кэссиди полюбить меня. Просто мне хочется, чтобы в школе у меня было всё хорошо. У меня и так уже есть дом с привидениями. Для полного счастья не хватало ещё какой-то противной девчонки рядом.

Эндрю пожимает плечами:

– Может быть. Они довольно близкие друзья. Оба, знаешь ли, зубрилы.

Зубрилы? Я несколько растеряна.

– Что ты хочешь сказать?

– Ну, я про то, что они оба очень увлечены точными науками. Они даже после уроков ходят в научный клуб. Собираются раз в неделю.

Интересно. Это вселяет в меня надежду. Если Ричи и Кэссиди в одном клубе, то есть шанс, что она ему доверит свои тайны. Расскажет, отчего она так расстроена и не из-за меня ли это.

– Нам пора переодеваться. Увидимся после урока? – с надеждой спрашивает Эндрю, и я киваю в ответ.

Мне уже кажется, что без него я бы этот первый школьный день не пережила. Без него и его веснушек.

* * *

Входная дверь с шумом распахивается, открывая вид на аккуратный ряд коробок в нашей гостиной – на том месте, где прежде они возвышались огромной горой. Я снимаю куртку и сбрасываю с плеч рюкзак.

– Ну что, всё прошло не так уж плохо, да? – спрашивает папа, закрывая дверь и кидая ключи от машины на маленький круглый столик. Это наш столик для разного хлама. Он приехал с нами из Флориды. Мамин друг, художник, вырезал его из цельного куска дерева, и с тех пор мы с ним не расстаёмся.

– Плохо не было. Было… непривычно, – отвечаю я, вспоминая, что единственным неприятным моментом стало знакомство с Кэссиди и мой неуместный рассказ про дом с привидениями.

Папа обнимает меня и притягивает к себе:

– Всё наладится, Тесса. Просто потерпи.

Грохот на кухне привлекает наше внимание, и папа спешит туда. В тот момент, когда он исчезает за дверью, поток холодного воздуха бьёт мне в спину. Я оборачиваюсь и вижу, что входная дверь распахнута.

Я нерешительно заглядываю в прихожую. Она пуста.

* * *

Я несколько секунд изумлённо гляжу в окно на тротуар. Я хорошо помню, что, когда мы вошли в дом, папа закрыл дверь. И отчётливо слышала щелчок замка. Так почему же дверь снова открыта?

– Тесса, можешь подойти? – зовёт меня папа из кухни.

Я запираю дверь и пару раз оглядываюсь, проверяя, что она действительно закрыта. Начинается! Я это чувствую. На кухне светло, вдоль шкафов развешена посуда. Лопаточки, ножи блестят на свету. Мама сидит на полу и яростно роется в коробке. Её волнистые волосы выбились из пучка и прилипли к вспотевшей шее.

– Отлично, помощь подоспела вовремя. Тесса, ты не видела мои акварельные краски? – с надеждой в голосе спрашивает мама.

Я качаю головой.

– Нет. Но с какой стати им быть в кухонном ящике?

– Конечно, их здесь не должно быть, – вздыхает мама, явно уставшая и расстроенная. – Здесь я ищу потому, что везде уже проверила. Они такие дорогие. Боюсь, они потерялись!

Папа кладёт ей руку на плечо и нежно улыбается:

– Я уверен, они где-то лежат, Лили. Если надо, мы разделимся и поищем вместе.

– У тебя дедлайн? – спрашиваю я. Иногда у мамы заказывали картину к определённому сроку. Было бы ужасно, если краски вдруг бесследно пропали…

Мама хватается за край стола и поднимается на ноги. Даже взволнованная, она чудесно выглядит. Яркие голубые глаза, вьющиеся волосы, румяные щёки – у меня самая красивая мама на свете.

– Слава богу, нет. Я закончила все проекты ещё во Флориде, перед отъездом. – Она в последний раз окидывает взглядом комнату. – Уверена, они скоро найдутся.

Я тоже осматриваю комнату, отмечая, что в ней всё ещё громоздятся коробки.

– Ты уверена, что краски не в этих коробках?

– Уверена, – отвечает мама, убирая с глаз прядь волос. – Всё остальное на месте. Кисточки, холсты. Даже запасные кисти! – Она поднимает куцую кисточку и помахивает ею в воздухе. Мама выглядит смущённой.

Я снимаю крышку с ближайшей коробки и заглядываю внутрь. Она заполнена посудой. У мамы около сотни кюветок с акварелью. Как они могли просто взять и исчезнуть?

– Ну, они не могли пропасть, – уверенно говорит папа. – Переезды сводят с ума. Наверное, завалились куда-то.

Да, в тот прямоугольник, который нарисован в моём альбоме.

В комнату вбегает Джон, волоча за собой Рено.

– Можно мне пакетик сока?

– Привет, малыш! – Папа подхватывает Джона на руки и поправляет Рено глаз. – Ну, как прошёл твой день, хорошо?

– Да. Только привидения украли мамины краски, – говорит Джон.

Папа смотрит на маму, и его лицо вытягивается. Она закрывает глаза, потом снова открывает, с грустью качая головой:

– Он весь день это повторяет.

– Ты снова слышишь шум в моей комнате? – спрашиваю я, чувствуя, как колотится сердце. Если что-нибудь случится с моими красками, то всё. Если надо, я пешком вернусь в Форт-Майерс.

Мама качает головой:

– Я не видела и не слышала ничего странного. Но Джон… он убеждён, что там привидения. Я не хочу душить его творческий порыв, так что пусть себе говорит. Думаю, что всё в порядке, да, Крис?

– Да, – отвечает папа. – Если ему запретить, он назло будет всё время это повторять.

А может быть, и нет. Если бы мама с папой не всё позволяли Джону, он стал бы намного послушнее. Для начала неплохо бы избавиться от Рено…

– Тесса, я так замоталась со своими проблемами, что даже не спросила, как прошёл твой первый день в школе, – говорит мама, смахивая прядь волос, прилипшую ко лбу.

– Всё нормально, не волнуйся.

Я обхожу Джона и Рено, направляясь к лестнице. Моим ногам холодно от кафельной плитки на полу, и я невольно задумываюсь на мгновение, сколько мертвецов похоронено под нашей улицей. Под нашим домом. Слишком много, думаю я и спешу в свою комнату.