Пальцы на моих ногах снова леденеют. Эта мысль не даёт мне покоя, она застряла в моей голове как осколок – невидимый, но чувствительный. Ещё окончательно не проснувшись, я сажусь и окидываю взглядом тёмную комнату. Ветер стучит в старинные окна, а на пустых стенах танцуют угловатые тени.

Старинный. Огромный. Элегантный. Мне всё равно, как родители называют этот дом… Он страшный. Я вспоминаю, что сказала Рейчел, когда я ей показала фотографию дома. Поджав губы, она старалась оставаться позитивной, но не надо быть гением, чтобы понять, что она на самом деле подумала. Дом ей тоже показался старым и захудалым. И если Рейчел так считала – а она, например, в четвёртом классе, узнав, что у неё вши, улыбалась, – то я точно не преувеличиваю.

Я стараюсь не размышлять над словами Нины о том, что весь наш район построен на кладбище. На костях. Даже предположить, что тела выкапывали, страшно. Я представить себе не могу, как ужасно было, когда трупы сами всплывали на поверхность. Дрожа под коротким стёганым одеялом, я натягиваю его на ледяные ноги. И когда снова кладу голову на подушку, вдруг слышу его…

Плач. Сначала тихий, он постепенно превращается в громкий вой, который, как мне кажется, исходит из прихожей.

– Джон? – шепчу я в темноту. – Джон, это ты?

Может быть, ему приснился плохой сон и он не может найти маму с папой? Или он заболел? Может быть… Приглушённые шаги слышны через стены, они окружают меня. Они звучат так, словно кто-то ходит в ботинках или на каблуках. Это не босые ноги Джона. Я натягиваю одеяло до самого подбородка, страх пересиливает желание согреть ледяные ступни.

«Пожалуйста, уходи». Я затыкаю уши, чтобы заглушить крик. Это точно не Джон. Голос тоньше, как у маленькой девочки. Шаги замирают за дверью моей комнаты, дверная ручка начинает со скрипом опускаться. Ручка дёргается сильнее и сильнее, и я не могу больше сдерживать крик. Я громко ору и выпрыгиваю из своей кровати, бросаясь к окну.

Я слышу глухое бормотание и чувствую порыв холодного ветра. Он поднимает мою пижамную кофту, взъерошивает волосы. «Грейсленд. Грейсленд. Грейсленд». Я натыкаюсь на груду коробок, мои ноги путаются в картоне, и я падаю на пол. За окном вспыхивает молния, она освещает угол моей комнаты и… Рено. Его ужасная деревянная голова повернута ко мне, и что-то течёт по его бледному лицу.

Слёзы. Его рот двигается, то и дело произнося «Грейсленд», а по щекам текут ручьи слёз.

– Нет, нет, нет! – кричу я, когда комната начинает кружиться, а в ушах стоит этот жуткий скрип.

Сильный раскат грома эхом отражается от стен, он такой громкий, что я ощущаю его физически. Он бежит по моим венам, как неведомая тёмная сила. Сила, которую я не могу контролировать, от которой никуда не убежать… Я чувствую, что сейчас упаду в обморок. Но я боюсь, что, когда это произойдёт, ужасная кукла что-нибудь со мной сделает…

Потом всё вокруг чернеет.