Говорят, первый шаг в работе с пастелью – нарисовать непрерывный контур. На самом деле это непросто. Провести первую линию немного страшновато. Лежащий перед тобой лист бумаги… он поначалу такой недружелюбный, такой белый и пустой. Очень трудно сделать этот первый штрих. Притом не важно, светлый или тёмный, потому что всё равно боишься испортить.

Я бы замучилась рисовать ту перевёрнутую букву L. И уж точно не забыла бы, если бы нарисовала сама. Но ведь я точно помню, что пока даже не выбрала себе тему для очередного рисунка…

Включаю свет в ванной и хмурюсь. Я уже и так на пределе из-за таинственной метки, которую обнаружила утром в своём альбоме. Мысль пойти в ванную и умыться отнюдь не вдохновляет. И вообще здесь ещё темнее и мрачнее, чем вчера, когда я чистила зубы. Она стала ещё более жуткой. Пол покрывает тусклая чёрно-белая плитка. Старая ванна с потрескавшейся эмалью и отбитыми краями стоит в углу на четырёх ножках. Здесь всего одна раковина, а не двойная, как во Флориде. И в ней тёмно-коричневый след от ржавой воды. Когда здесь в последний раз делали уборку?

– Фу, – раздражённо бормочу я, пытаясь отыскать полотенце.

Но удача, как всегда в последнее время, не на моей стороне. Полотенца, наверное, ещё не распакованы, и я вынуждена вытирать лицо краем рубашки. Древняя ванна. Запущенная раковина. Никаких занавесок. Никаких полотенец. Я будто попала в одно из реалити-шоу, где участники оказываются в чрезвычайных обстоятельствах. В сегодняшней серии Тесса Вудвард пытается выжить в мерзкой ванной!

Повернув кран, я набираю в руки воду и умываю лицо. Делаю это осторожно, чтобы не касаться волосами раковины и тем более ржавых следов. Смахнув капли ладонью, поднимаю голову и смотрю в зеркало. Щёки слегка раскраснелись. Вроде проснулась… Всё же лучше, чем было.

Уже поворачиваюсь и собираюсь спуститься вниз, как вдруг круглые лампочки над туалетным столиком начинают гудеть. А потом мерцают по очереди. Странно. Отец, конечно, упоминал об оставленной мебели и о течи под раковиной, которую надо поскорее устранить. Но не припомню, чтобы он говорил о каких-то проблемах с электричеством…

Глубокий треск эхом отдаётся от голых стен, и мои руки тут же покрываются мурашками. В считаные секунды непонятный страх заполняет всё вокруг. Как будто просачивается через невидимую трещину. Я оглядываюсь, чтобы понять, что происходит. Но тут же замираю, когда все четыре лампочки тускнеют, оставляя меня в полумраке.

Ох… это для меня сигнал. И ещё стимул. Я бросаюсь к двери, хватаюсь за ручку, дёргаю её… Но ничего не происходит. Она не поддаётся. Когда я внимательно рассматриваю металлическую накладку вокруг ручки, то невольно вздрагиваю. Никакой защёлки нет. Почему тогда ручка не поворачивается?

– Мама! – кричу я через дверь. И задыхаюсь, когда лампочки гаснут.

Становится совсем темно. Я едва различаю собственную руку. Потом начинаю колотить по двери, царапать её. Но всё без толку. Потрескивание усиливается, от него гудит в ушах.

– Мама!

Наконец я сползаю на пол и затыкаю уши. Звук невыносимо громкий. Кажется, он просачивается сквозь кожу и проникает внутрь. Я моргаю в темноте, но ничего не вижу. И не уверена, хочу ли я сейчас что-нибудь увидеть…

В этот момент острая боль пронзает мне рёбра. Вскрикнув, я отскакиваю от двери в противоположный угол ванной. Что бы ни устроило мне ловушку в ванной, теперь оно перешло в нападение. Но тут вспыхивает свет, и я вижу лицо мамы. Её губы шевелятся, но я почему-то ничего не слышу. Один только треск. Мама склоняется надо мной и мягко убирает руки от моих ушей. Шум прекращается.

– Тесса, милая, что с тобой? – спрашивает она, привлекая меня к себе. Я чувствую, как её руки обнимают меня, и кладу голову ей на грудь. А потом сама себе говорю: «Успокойся и становись взрослее». – Я, случайно, не ушибла тебя, когда открывала дверь?

– Огни, – бормочу я в ответ. – Начали мерцать, а потом этот жуткий треск…

– Огни? – удивляется мама. Потом, сообразив, указывает на лампочки над раковиной.

Я киваю:

– Да, они почти погасли. Все четыре! Я услышала шум. Как будто какое-то шипение или треск. – Я смотрю вокруг, разглядываю стены. Но вижу лишь облупившуюся краску невыразительного цвета. Никаких отверстий, через которые сюда могли пробираться неведомые трескучие существа. – Не знаю, отчего возник этот мерзкий звук…

Нахмурившись, мама встаёт. Она внимательно разглядывает выключатель, потом смотрит на меня. Протягивая руку, она помогает мне подняться.

– Я, конечно, не специалист по старым домам, но думаю, случившееся объясняется довольно просто.

Я с любопытством наклоняюсь к ней поближе:

– И что же это?

Она жестом указывает на выключатель.

– Посмотри, как работает этот выключатель. Непонятно: то ли он включён, то ли выключен.

Держу пари, что во многих викторианских домах барахлит проводка. И возможно, именно это и вызвало мерцание лампочек.

Я осматриваю выключатель. Он и в самом деле замер в каком-то промежуточном положении.

– Выходит, я чуть не устроила пожар? Треск и в самом деле был очень громкий.

Мама усмехается, и её смех согревает мне сердце.

– Ну не думаю. До этого дело бы не дошло. Просто ты немного испугалась, вот и всё.

Отдышавшись, пробую улыбнуться. Я знаю, что вряд ли получится, но что мне остаётся? Собираюсь выйти из ванной, как вдруг вспоминаю про дверную ручку. А это тогда что? Неполадки с проводкой тут явно ни при чём. Неужели двери в доме такие старые, что всё время заедают?

– Да, и дверь, похоже, заклинила. Вот почему я позвала тебя.

Мама выглядит смущённой. Её яркие глаза на мгновение застывают на мне. А потом она пожимает плечами:

– Знаешь, я не слышала, как ты окликнула меня. Честно говоря, я оказалась здесь совершенно случайно. Зашла почистить зубы.

Она поднимает левую руку, показывая мне свою косметичку.

– Ты ничего не слышала? – ошеломлённо спрашиваю я. – Ни тот жуткий треск, ни мой крик? Ничего?

Мама качает головой:

– Прости, солнышко. Агент по недвижимости сказал, что сейчас больше никто не строит такие дома. Слишком дорого. Ведь они сделаны из очень качественных материалов, – говорит мне мама и в подтверждение барабанит пальцами по двери. – Слышишь? Она из цельного дерева. Не полая, как делают сейчас. Здесь всё намного толще и прочнее, чем в современных постройках.

Напомните мне, что если я когда-нибудь соберусь упасть, стукнуться головой или потерять сознание, то должна сделать это в комнате с открытой дверью. Вот так-то. Повернувшись, я оказываюсь перед зеркалом. Весь былой румянец на моём лице сошёл на нет, оставив лишь пепельно-серую маску.

– С тобой всё в порядке? – спрашивает мама и кладёт мне руки на плечи.

Кивая, я пытаюсь забыть о недавних страхах. Всё будет хорошо. Если уж я пережила такую долгую поездку и первый день на новом месте, то смогу пережить и эту жуткую старую ванную.