– Не смей приближаться сюда со своей шкурой зомби, чучело! – Нина пихает Эндрю, и тот чуть не падает со стула и рассыпает сухие кубики зелёной краски на ковёр. Ричи весело хохочет и отправляет в рот очередную порцию попкорна. Полагаю, втайне он радуется, что Нина наконец-то колотит кого-то другого, а не его.
Я отрываюсь от своего рисунка и улыбаюсь. Этот день наполнен вещами, которые происходят со мной в первый раз. Я первый раз в своей жизни рисую человека. Первый раз позволяю другим смотреть мои рисунки. Первый раз делюсь своим искусством с друзьями. Сначала было страшно, но теперь я счастлива. Получается, счастье тоже причиняет боль.
А ещё я впервые отмечаю Хеллоуин не во Флориде. Я не была уверена, что это будет здорово, но когда Эндрю, Нина и Ричи явились в костюмах, хотя мы уже вполне себе взрослые, я поняла: ночь будет что надо! Может, мы и не будем выпрашивать конфеты, как мой братик, но точно повеселимся всласть.
– Вау! Тесса, всё так здорово! – восклицает Эндрю, склоняясь ближе. Потом видит суровый взгляд Нины, вздыхает и убирает локоть подальше. – Не могу поверить, что ты это сделала, просто посмотрев на скульптуру.
Взглянув на рисунок, не могу удержаться от гордости. Даже без настоящего портрета Инес рисунок, как мне кажется, очень близок к оригиналу. Длинные волнистые волосы, или, как сказал бы Эндрю, «помятые». В них лента. Добрые глаза и милая улыбка маленькой девочки.
– Спасибо, – говорю я.
Нина дёргает ногами, пытаясь распутать подол своего длинного чёрного платья. Из-под него видны кроссовки «Найк». Когда она появилась в этом наряде, я вначале подумала, что она будет ведьмой, но следовало бы знать её получше. Роль ведьмы слишком скучна для Нины, слишком невыразительна. Очевидно, она взяла себе образ какого-то медиума. Предполагается, что много лет назад они говорили людям, что умеют общаться с мёртвыми. И хотя Нина по-прежнему выглядит для меня как ведьма, все эти спиритические штуковины имеют куда больше смысла для девочки, которая общается с призраками.
Я обращаю внимание на её обувь.
– Ладно, я понимаю, зачем тебе «говорящая доска», но при чём здесь «Найк»?
Нина быстро прячет обувь под подол юбки.
– Эй, вот только не надо обсуждать мою обувь! Согласно моим изысканиям, в восемнадцатом веке люди носили страшно неудобные туфли.
Я хохочу. Нина пытается сжать губы, чтобы не прыснуть от смеха, но потом всё-таки не выдерживает. До чего же приятно наблюдать, что она наконец-то покинула свою раковину. Вряд ли теперь я когда-нибудь увижу её круглые пустые глаза, а разговаривает она сейчас больше, чем обычно. Более того, предложение отметить сегодняшнюю ночь было её идеей!
– И что же, служители в Грейсленде собираются повесить это у себя? – спрашивает она, показывая на мой рисунок. – А где?
– Да. В приёмной. Прямо в прихожей.
Я добавляю немного розового щекам Инес. Совсем чуть-чуть, лишь бы придать её коже больше жизни.
Прошло три недели с тех пор, как я начала прикреплять к могиле Инес лист с её настоящим именем. И хотя я думала, что действую незаметно, служителям не понадобилось много времени, чтобы смекнуть, чем я занимаюсь. После того как я начала заходить на кладбище каждые несколько дней с листками и скотчем в сумке, они в конце концов вычислили меня и спросили, не я ли всё время наклеиваю надпись на могиле Инес.
К счастью, я рассказала им правду, иначе ничего бы у меня не получилось. И я не оказалась бы на обложке «Чикаго Сантаймс» вместе с Эндрю и Ниной и с историей об Инес. Настоящей историей. Я бы не встретила здесь ещё столько новых друзей. Я теперь даже не знаю, что с ними со всеми делать. И я бы точно не получила заказ нарисовать портрет Инес для фасада офиса на кладбище Грей-сленд. Его собираются установить там в её честь. Есть мнение, что свидетельство о смерти, найденное мной в доме, настоящее. И очень особенное. Нина была абсолютно права. Это то самое недостающее звено. Мама с папой отдали его в кладбищенский архив, чему я вообще-то обрадовалась, потому что хоть я больше и не боюсь Инес, однако свидетельство о смерти в доме вызывает-таки чувство страха.
Может, пройдёт время, и Инес не станут больше упоминать в книгах о привидениях или в Хеллоуин. Может, теперь её станут вспоминать так, как она того заслуживает, – как маленькую смелую девочку.
– Великолепно, дорогая! Просто великолепно! Может, когда вся эта история закончится, мы подумаем о том, чтобы отправить твои работы ещё куда-нибудь? – спрашивает мама. Она наклоняется, чтобы рассмотреть мой рисунок поближе, и нечаянно накрывает своим вампирским колпаком мою голову.
Я смеюсь, глядя на фальшивые клыки, торчащие у неё изо рта. Мама с папой наряжаются каждый год. И это не зависит от того, собираемся ли праздновать или они просто будут раздавать сладости: родители обожают этот праздник. Я отвечаю маме:
– Нет, у меня ещё не очень хорошо получается. В любом случае ты будешь первой.
Мама целует меня в макушку:
– Тесса, мы с тобой ведь одна команда. Мои картины или твои – это не важно. Важно, что ты занимаешься делом, которое любишь!
Папа усмехается, натирая свой карманный ножик бруском канифоли. Странная штука эта канифоль. Выглядит как обычный гель, а ведь как натирает скрипичные струны! И тогда музыка звучит лучше.
«Совсем как наша семья», – думаю я. Может, мы немного странные, зато мы счастливы.
Мама обнимает папу за плечи и отворачивает воротник его костюма Волка, чтобы я увидела выглядывающую из-под него майку с пёстрым гавайским рисунком.
– А как поживает мой Оборотень? Таких на Земле не так много. Позволите взять у вас автограф? – Она целует его в небритую щёку, и я отворачиваюсь. Я рада, что они не дерутся, как родители Кэссиди. Это уж совсем… перебор.
– Оборотень даёт автограф! – Папа оскаливает зубы, как пёс, вытаскивает из столика ручку и начинает расписываться на маминой руке, прежде чем та успевает удрать. Смеясь, она потом хватает другую ручку и начинает размахивать ею перед собой, как шпагой. Оба покатываются от смеха.
Я, улыбаясь, протягиваю руку и вожу указательным пальцем по экрану своего нового телефона. Внезапно он загорается, высвечивая папино имя и картинку. Я поднимаю на него глаза. Он подмигивает и подносит к уху свой телефон. Зачем он звонит мне сейчас? Ведь между нами всего несколько шагов…
– Алло? – шепчу я.
– Тесса, ты счастлива? – спрашивает он, и в его голосе слышится знакомое веселье.
Да, я счастлива. Думаю, что сейчас я самая счастливая девочка в Чикаго. Но это не только из-за телефона. Это из-за всего. Я киваю.
– Хорошо. Тесса, мы любим тебя. Очень, – звучит его голос в моей трубке, и я прижимаю её крепче к уху. – А сейчас иди. Повеселись с друзьями. А мы с мамой приглядим за Джоном.
Связь обрывается, и я кладу телефон на стол. Эндрю подмигивает мне, и улыбка, освещающая его размалёванное лицо, просто завораживает меня. Она яркая. Прекрасная. Я пытаюсь запомнить её такой, словно собираюсь потом нарисовать. Не знаю, буду ли я ему и дальше нравиться, будет ли он нравиться мне, но мысль об этом заставляет меня вздрогнуть от волнения, и я надеюсь, что ответ будет положительным. Я дотрагиваюсь до медальона на шее, и мою грудь заполняет нежное, тёплое чувство. Ощущение безопасности и счастья. Инес больше не приходила ко мне с того самого дня, когда я впервые прикрепила листок с её именем к памятнику. По коридорам нашего дома больше не гуляют холодные сквозняки. Плач и стук дверей прекратились, а картины в холле больше не тускнеют. И вообще не меняются.
– Ладно, собираемся! Ребята, у меня нет ваших фоток, и сейчас самое время это исправить! – Я делаю знак Эндрю, Ричи и Нине стать вместе, аккуратно навожу на них объектив камеры своего телефона.
Я смеюсь, увидев, какими глазами Нина смотрит на Ричи. Может, в следующий раз с нами будет и Кэссиди. Я надеюсь на это, потому что теперь, когда я знаю, что она не испытывает ко мне ненависти, мне хочется снова услышать её весёлый хохот и увлекательные рассказы о путешествиях. Хочется узнать её лучше.
Я открываю в почте последнее сообщение от Рейчел и посылаю ей только что отснятое фото. Она несколько дней назад говорила, что хочет увидеть моих новых друзей, но у меня не было фотографии. Зато сейчас у меня есть зомби, медиум и… а кто это у нас Ричи? А! Ну да, хот-дог. Мой взгляд скользит в угол, где валяется забытый им костюм, и я хихикаю. Надеюсь, Рейчел скоро приедет сюда, потому что ей понравятся эти ребята, а она понравится им.
Отложив телефон, я забрасываю ноги на стол и наслаждаюсь хаосом вокруг. Ричи приклеивает фальшивого паука на щёку Нине. Эндрю так хохочет, что, того и гляди, свалится со стула… опять… И Рено со своими приклеенными усиками прислонился к стенке в углу. Тяжело было расставаться с Рейчел. Переезжать сюда. Оставлять всё, что я так люблю. Но теперь я понимаю, что наверняка полюблю Чикаго. У меня здесь такие крутые друзья. И соседи тоже отличные. Даже Тенистая улица не кажется больше такой мрачной и неприветливой. И всем этим, если уж начистоту, я обязана маленькой девочке-призраку.
Спасибо тебе, Инес. За всё.