Очень хотелось плакать… но не получалось. Только в груди болело и давило всё сильнее. Пару дней, он сказал. Хорошо бы успеть хоть как-то восстановиться. Бен, ну где ж тебя носит, а… что с тобой… Однако… Если подумать… если пересмотреть всю речь Стана… Учесть, что он не желал быть уличённым в сочувствии к пленнице, но что-то хотел ей сообщить… что-то сверх послания… или даже вопреки ему!
Миль сжала кулаки и стукнула ими по постели. Точно! Ведь невооружённым глазом было видно, что ему самому стыдно и невыносимо противно нести этот вздор про долг перед Городом и прочую лабуду. Но если предположить, что он желал быть ею услышанным и понятым правильно, то всё получается… Получается: Бен — жив-здоров! И под присмотром, что, конечно, хуже… А вот если про Джея он промолчал, то, значит… Джей вообще вне всяческих подозрений и свободен! Ух… камень с души если и не скатился, то всё равно — здорово потерял в весе. Воистину: «Имеющий уши — да услышит…»
Вернувшийся «нянь» несколько растерянно протянул ей маленький гибрид компьютера и телефона, выполненный стандартно, в виде браслета.
— Подарок Стана…
Ещё одно подтверждение доброй воли Третьего Командора Десанта и намёк, что информация — истинная. Миль повеселела. И подарок приняла. Но надевать на руку, как полагалось, не стала: она потому их и не носила, что все подобные нежные электронные устройства при тесном и постоянном контакте с её телом обычно жили недолго. А эта штучка могла оч-чень пригодиться…
— Слушай, там доктор… Тебе инъекцию пора делать и вообще… Ты как — драться с ним намерена? А то я ребят позову, пусть тоже развлекутся… Опять же, ставки сделаем… Да за что, уж и пошутить нельзя?! — он со смехом вернул ей брошенную подушку, поместив пухлый предмет под её спину поудобнее, так, чтобы Миль встретила врача полусидя. — А чего, если не секрет, ты ему так противилась в прошлый раз? Видать, достали тебя медики?
Миль невесело усмехнулась — не то слово…
Доктор, войдя, благоразумно остановился у порога, бережно прижимая к груди мобильную версию биосканера — то ли берёг приборчик, то ли прикрывался им от непредсказуемой пациентки…
— Смелее, док, госпожа обещала вести себя прилично. Верно, фэймен?
Доктор, склонив голову набок, дождался подтверждения, и только после этого заулыбался и подошёл к постели, на ходу разворачивая свой мини-госпиталь… Процедуры много времени не отняли, и скоро очень довольный миролюбием пациентки медик объявил, что всё идёт прекрасно, ещё две инъекции — и фэймен можно будет считать здоровой…
— Но, — тихо пробормотал он себе под нос, — в ваших интересах, госпожа, ближайшие пару дней оставаться в постели. И изо всех сил изображать воспаление лёгких. Вы ведь понимаете, что я хочу сказать?
Миль благодарно, со слабой улыбкой, кивнула. И этот про пару дней… Он, не обрадованный этим взаимопониманием, собрал свою подотчётность и на прощание печально сказал:
— Это, к сожалению, всё, что я могу для вас сделать, фэймен… Не отчаивайтесь…
Уж утешил так утешил, еле удержалась от фырканья Миль… не забыв и его чувство вины немножко обесточить…
— Так ты не расскажешь о своих контрах с законом? — хохмы хохмами, а глаза-то у Юса серьёзные.
Вот сейчас и обновим подарочек… Маленькая панелька охотно отвечала касаниям пальцев, надпись всплыла над браслетом:
«Да не нарушала я законов. Просто угораздило родиться чуть более здоровой, чем диктуют приличия Города».
— Насколько более?
«Суди сам. Видимо, просто преступно».
Он присвистнул:
— Пон-ня-атно… — парень явно расстроился. — Я-то думал, убийство там… или ещё какой пустяк. Но вот этого тебе точно не простят… Ну, ты в курсе…
«Няньки» менялись возле её постели почему-то чаще, чем требовалось регламентом и обычным здравым смыслом. Миль только головой качала, встречая очередную «сиделку»: от каждого так и веяло мощнейшим чувством вины и безысходности. Иногда они, «отсидев» положенное, не уходили насовсем, а то и дело возвращались, находя заделье: то фрукты приносили, да в таком количестве, что есть приходилось всем вместе, чтобы они не пропадали… то цветы, то книги, то чисто дамскую мелочёвку — радуясь, как дети, если удавалось угодить, как например, с расчёсками, которые ломались до тех пор, покуда кто-то не принёс самоделку, выточенную вручную из дерева… то игру какую-нибудь… в которую и играли зачастую сами, так как Миль с большинством популярных игр незнакома была вовсе. Миль не имела ничего против таких посетителей — взяв от каждого немножко виноватости, она облегчала груз совести на их душах, а заодно пополняла свой внутренний энергозапас. И так преуспела, что вскоре решительно покинула постель.
«Не настолько я слаба, чтобы разучиться ходить! — доказывала она как доктору, так и «няням». — А движение — жизнь! И солнце тоже!»
— Ну в самом деле — не сбежит же она через это окно, доктор! А чуть что — мы её на место быстренько вернём, никто ничего и не заметит, — убеждал очередной «нянь». — Там, за дверью, вы же сами видели, какая охрана. Без разрешения сюда даже вас не впускают.
И доктор сдался: свежий воздух — а другого здесь, на окраине Континента, и не имелось — действительно должен пойти на пользу выздоравливающей.
А уж как пошло бы на пользу солнышко… — мечтала Миль. И, когда матовое стекло, освобождая оконный проём от пола до потолка, уехало в паз, она на радостях скакнула в залитое лучами пространство, скользнула на гладком полу… и едва успела затормозить на самом краю, чтобы не вылететь вниз — под беспомощно-дружное:
— Аааах!!!.. — и логично долгие матюки обомлевших до полусмерти десантников — лететь бы ей пташкой-бабочкой метров пятьдесят, не меньше…
И долго маялась от неловкости под последующие ещё более долгие их извинения. Хотя извиняться было впору ей самой. Что она и сделала, умоляюще прижимая руки к сердцу и покаянно оглядывая присутствующих испуганными глазищами… Трудно сказать, что больше способствовало — эти виноватые глазища или то, как очерчивало солнце её ещё более истончавшуюся в его лучах хрупкую фигурку, укутанную по бёдра только в собственную густую гриву, чуть развевавшуюся на ветру — но они её охотно простили…
А как вы хотели — солнечные ванны для большей эффективности принимать следовало без одежды… ну, почти — узенькая полосочка трусиков могла не считаться…
Сильный испуг это, конечно, здорово — энергия была по-прежнему нужна. Но когда ещё удастся нацедить с окружающих… не грабить же подчистую… А солнце — это солнце… Оно обдавало, вливалось, струилось и текло, даря изголодавшемуся телу силу и жизнь, пронизывало кожу, проникало, наполняя клетки мощью, внутрь — и даже ещё глубже, восстанавливая равновесие… А-ах, какое это было наслаждение!
Окно оставалось открытым весь световой день, Миль, впитывая лучи всей кожей, часами стояла бы на свету и на тёплом ветру практически голышом, блаженно постанывая, поворачиваясь то одним бочком, то другим… Сзади под самые коленки придвинули кресло, вынудив сесть.
— Третий час на ногах, фэймен, — проворчал «опекун», которого Миль совсем из виду выпустила… на «ты» с ней общался только Юс, у него это получалось как-то органично. — Если зайдут посторонние, вы просто не успеете создать нужное впечатление… — после чуть не состоявшегося вылета кто-то из них постоянно находился на расстоянии протянутой руки (и с покрывалом наготове), с переменным успехом старательно пытаясь не пялиться на подопечную. Хотя подопечная и сама к краю близко не подходила, это всё же было разумно: за всеми неладами с местными властями и беготнёй по закоулкам Города Миль совсем позабыла о своих натянутых отношениях с этим Миром и о его мерзком характере… зато Мир про неё, как оказалось, помнил и не упускал возможности сделать ей очередную подножку.
«Как-то несолидно и довольно подло вот так ловить меня на мелочах, да ещё когда я и без того в плачевном положении, ты не находишь?» — едко вопрошала она пространство, глядя с высоты окна на продутую ветрами пустую синеву.
И — конечно же, показалось — чья-то злая усмешка с обещанием впредь не размениваться по мелочам долетела ниоткуда…
Миль, враз заледенев, сжалась, прикусив губу и впившись стылыми пальцами в свои голые плечи. Ой, зря она его дразнит… Ведь могла бы, уже не раз убедившись в ненормальности этого свихнувшегося после перенесённых испытаний мира, быть чуть мудрее и не напрашиваться на неприятности… или мало ей?! Ну да, он играл с нею, и играл нечестно. А о какой честности могла идти речь, когда с ним самим, ни за что, ни про что, однажды тоже обошлись так страшно, что даже пространственная структура его пострадала, в чём Миль не столь давно убедилась, попытавшись отыскать здешние «кармашки», чтобы спрятаться в них… и еле уцелела. Пары попыток оказалось достаточно, чтобы понять: душа этого мира искалечена, и шести прошедших веков едва хватило, чтобы просто срастить изломы, сгладить острые сколы, в пыль перемолоть, разложить на простые компоненты яды и отраву… и чтобы хоть как-то развеять, выветрить запахи горя и отчаяния, превратить в бессильные отголоски, развоплотить обретшие плоть кошмары, ужасы ожидания самых жутких страхов…
Это снаружи худо-бедно давно вымерли (не без содействия Десанта) нежизнеспособные уроды и почти все монстры, наросла на кости земли новая плоть почвы, и шкура лесов да джунглей, приняв другой вид и фактуру, вновь укрыла холмы и равнины, поглотив развалины, затянув шрамы и язвы… это на поверхности очистилась вода, воздух обрёл прозрачность, да в глубинах и недрах изменились, но выжили живые создания… А там, в тайниках души этого Мира, больше не было уютных уголков, не сохранилось гостеприимных местечек, где могли бы обитать отражения взаимной любви, запечатлённые срезы счастливых моментов, планы хорошей жизни и картины сбывшихся желаний… полузабытые легенды и сказки… — Мир в них больше не верил, он их не хранил.
Там, в скомканных, смятых, искажённых кавернах, всё ещё клубились самые уродливые желания, ядовитые намерения, все обиды, отчаяние и жажда мести, там постоянно что-то рушилось и горело, назревало и гибло, распадалось и гнило… Мир до сих пор от этого страдал, но не мог заставить себя забыть, поверить, что всё прошло, и постоянно возвращался к свои кошмарам… Для него ничего не прошло — вот оно, только обернись…
Позволить себе снова оказаться в этих тайниках значило наплевать на собственную жизнь и сохранность рассудка.
Может быть, это не везде было так. Но из здания Управления Десанта таким путём выбираться было непозволительно опасно.
И «макраме» по бабушкиному рецепту было бы сейчас бесполезно, потому что та комбинация Узлов обещала лишь защиту от недобрых намерений. А никто и не собирался делать с Миль ничего плохого, наоборот: обещали всяческие блага и райскую жизнь… как они себе это представляли. Так что «Кольцо Немезиды» ничем бы ей не помогло, пока её не изъяли бы из-под опеки Десанта и не вверили бы заботам Контроля… Который тоже никак не угрожал пока её жизни… а когда что-то опасное в его действиях обнаружится, Миль окажется в таких замечательных условиях, что уже и забудет, а кто она такая и как её зовут… и самым искренним образом будет считать себя счастливейшей из живущих…
Нет. Оставалось надеяться на свои силы. И силы эти следовало всячески восстанавливать и копить. Чем Миль и занималась все отпущенные ей два дня. Выпросив у «нянек» моток верёвки, она сплела себе «Везунчика», «Отразику», переплела «Путаницу» и сделала новую «Недотрогу» — не активировав до поры, чтобы не вызвать ненужных осложнений.
Узлы получились красивыми, даже «Путаница», в которую Миль вплела по волоску почти от каждого, кто приходил с ней посидеть. Что значит благородный исходный материал, не какая-нибудь тебе хилая салфетка… Настолько красивыми, что, даже неактивированные, притягивали взгляды. Узлы Власти, что ни говори… хотя на родине такого эффекта не наблюдалось — то есть «макраме» нравилось людям, но не настолько, чтобы вот так смотреть и тянуть руки, пытаясь потрогать, погладить… Тем более, что этого и нельзя было делать — замкнутые на владелицу «Везунчик» и «Отразика», не говоря уже о «Недотроге», до активации не должны нести на себе ни чужих биоингредиентов, ни чужой ауры…
С сожалением проводив взглядами спрятанные от них непонятно-притягательные переплетения, десантники огорчились, как дети. И так же наивно попытались сделать вид, что всё в порядке. И только один осмелился спросить, а что такое красивое сплела госпожа Мэллин. Миль улыбнулась и ответила:
«Это обереги, которые будут хранить и защищать меня в пути. А ещё они будут мне удачу приносить».
Теперь заулыбались десантники — эти сильные люди подумали, что маленькая фэймен изволит шутить. Вот и говори им правду… Но тот, кто спросил, задумчиво посмотрел на карман, в который фэймен спрятала своё рукоделие и сказал:
— Что ж, удача вам определённо понадобится, фэймен. А не могли бы вы и мне что-нибудь сплести… на память? Уж больно красивые штучки эти ваши обереги.
Миль удивилась, но… а почему нет? Только уточнила, а чего бы хотелось господину десантнику от своего оберега. Тот… батюшки — покраснел! — и признался, покосившись на сдавленно хихикавших друзей, что хотел бы, конечно, много чего, но больше всего — удачи в любви. Краснеющий десантник — знаете ли, зрелище… А и сплету — благосклонно кивнула Миль. Только предупредила, что не следует путать сексуальный успех и любовь.
«Любовь, даже взаимная — бремя нелёгкое, господин мой десантник, учтите это. Не говорите потом, что я вас не предупреждала. Если не справитесь, просто сожгите этот Узел. И кстати — бесполезно его красть или передаривать, никому другому пользы от него не будет…»
И сплела. Благословив Узелок собственным поцелуем. Что, как ни странно, вызвало у бравых десантников завистливые взгляды…
…Много лет спустя парень действительно сжёг свой Узел — когда его любимая трагически нелепо погибла, и он поклялся не любить больше никого и никогда… А по Городу и за пределами Города с тех пор пошла бродить легенда о волшебнице, отблагодарившей за доброе дело молодого десантника, о его красавице жене, хранившей ему верность, и о зависти его могущественного начальника, возжелавшего любви этой красавицы, и отправившего своего подчинённого на заведомо невыполнимое и гиблое дело… которое тот, однако же, выполнил и вернулся — но жена не дожила до возвращения любимого…
Да, мотивы насквозь неоригинальны. Но этот мир нуждался не в оригинальности — он нуждался в волнующих сердца легендах, которые будили бы в людях добро, в песнях, бередящих души и уносящих в мечты, и в дарящих надежду сказках с хорошим концом…
А сейчас весь вечер ушёл у неё на то, чтобы кивать, выслушав очередное тайком поведанное желание, и переплетать-перевивать нити, связывать, укладывать и затягивать… Ничего криминального десантники, слава Богу, не просили. Они хотели простых и понятных вещей: жизнь, удачу, любовь, богатство… А Миль добавляла от себя — жизнь, но не за чей-то счёт… удачу — но не на горе другим… любовь — но не насильно… богатство — но не зависимость от него…
Они смотрели, как движется и скользит шнур в её руках, и почти видели… казалось им, что нити слегка светятся, ластятся к словно танцующим загорелым пальчикам, и будто слышали чей-то тихий голосок, напевавший сладостные, желанные, заветные слова…
«А скажите мне, господа мои, из этого здания трудно уйти?» — спрашивала между делом Миль, и десантники, не отвлекаясь от её работы, отвечали:
— Достаточно трудно, госпожа. Даже если бы мы вас отпустили, за дверями — взвод медиков, рота патрульных, не говоря уже о нашем многочисленном брате десантнике…
«Как вы думаете, они стрелять будут, если я вздумаю побежать?»
— Снимут первым же выстрелом. Из парализатора. И скорее всего — влепят вам заряд снотворного, извините, в задницу, даже не пикнете. Вы и упасть не успеете, как вас поймают и унесут. А бежать-то куда собрались?
«А Город далеко?»
— Пешком не дойдёте.
«А если я машину угоню?» — это заявление вызвало дружные усмешки:
— Много на себя берёте, фэймен. Ну, допустим, обведёте вы охрану, доберётесь до флайеров… Водить-то умеете?
«Не пробовала», — вздохнула «госпожа». Десантники откровенно потешались.
— Так какой прок от машины, что вы с ней делать будете? Разве что посидите, за штурвал подержитесь?
«На машинах киберуправление есть?»
— Конечно. Но ведь кибер не подчинится кому попало… даже такой милой девушке, как вы, фэймен, — исправляя грубость, с обаятельной улыбкой добавил десантник.
Миль улыбнулась в ответ… а сверх того «услышала-увидела»: … лифт направо, лестница — налево отсюда… ключ у любого пилота… Город на западе… …догонять будут профессионалы, не давай себя прижать… пока ты в воздухе, стрелять не станут — ты им целенькая нужна… а если до Города не дотянет? Тогда к лесу сворачивай, но там зверья полно… могут и мутанты встретиться… Да не, вряд ли возле самой-то Управы… А может, тебе лучше остаться — ну что тебе медики сделают? Будешь сыта-одета-обута, в тепле и безопасности… Ой! Ну вы чего, это ж я так… за неё же беспокоюсь… решать всё равно ей…
«Всё в порядке, мальчики, — написала Миль… и никто не заметил, что клавиатуры она при этом не коснулась. — Всё в порядке. Завтра может не получиться — прощаемся сейчас. Спасибо, что, хоть на пару дней, но прикрыли. Мне это правда очень было нужно».
Эмоциональный градус в комнате сразу понизился, все притихли. Закат разлился на весь свет тёплым океаном, густым и оранжевым, заткал собой весь воздух, вытянув длинные, тяжёлые тени… из которых, сонно щурясь, мягкие фиолетовые сумерки расползались лениво и укладывались спать, долго мостясь, устраиваясь поудобнее и заслоняя мохнатыми боками все закоулочки, все щели…
…Они уходили молча, по одному, не по-военному кланяясь, кто-то издали, кто-то подходя, но каждый бросал взгляд, чтобы убедиться — нет у неё на них обиды. Последний дежурный — Юс — сел у её ног на пол, придвинулся поближе… ещё ближе… так, чтобы буквально быть под рукой. Миль в сумраке улыбнулась, и, как ему и желалось — опустила тёплую ладонь на его подставленную для этого коротко стриженную макушку…
Ночь до самого рассвета задумчиво смотрела на их разделённое на двоих молчаливое одиночество, не одобряя бессонного бдения, позднего чаепития и хождения туда-сюда, но ближе к утру всё-таки вмешалась и подсыпала Миль в чай сонного зелья… Во всяком случае, когда рассвет мазнул по её щеке холодным крылом, Миль обнаружила, что свернулась калачиком, пристроив голову на коленях у Юса, который уютно укутал подопечную почти по самый нос. А в оставленное открытым окно тянет утренней свежестью.
— Если хочешь успеть умыться, самое время, — тихо сказал Юс. — Не думаю, что они придут ни свет, ни заря, а и придут — ребята их не впустят раньше положенного, но всё-таки… И я ещё хотел бы посмотреть напоследок, как госпожа станет причёсываться. Да, вот такой я эгоист. Так что давай, вставай потихоньку…