…Умная автоматика квартиры, в том числе входное запорное устройство, была настроена на обоих мужчин. И только внутренние пульты на панелях переключили на сенсорное управление, чтобы Миль могла ими пользоваться. Таким образом «братья» исключили возможность её незапланированных прогулок. В принципе, Миль и не возражала. Но уже надоели и развлекательные, и обучающие программы, и игры с настолько полным эффектом присутствия, что попервости Миль оттуда днями не вылезала в ущерб здоровью… А из-за непонимания и неразделения местных страстей она не воспринимала всерьёз и местные фильмы, равно как и местные сплетни в связывающей весь Город путанице компьютерных коммуникаций — это были не её интересы, не её друзья, не её жизнь… Быстро надоело играть с мебелью, вызывая её из стен и пола и загоняя обратно, надоело издеваться над приспосабливающимся к позе креслом. Ещё быстрее приелось создавать в домашнем синтезаторе бельё и платья — как ни старайся, а ничего интересного с ним не создашь, всё стандарное, и ткань из него выходит одного типа, с заданной структурой и свойствами, вещи получаются цельными, без швов — именно так, добротно и без изысков, её и одели…
Надоело готовить. Надоело разрисовывать и перекрашивать послушные интерьеры. Надоело смотреть из окна на меняющие окраску и рисунок дома напротив.
…И надоело отгонять печаль и воспоминания о так внезапно оставленном доме и какой-никакой, а семье: как оказалось, она всё же скучала и по дядьке, и по двоюродному деду, и даже по Лицею и его урокам… Просыпаясь порой среди ночи от сосущей сердце тоски, она уже не удивлялась мокрой подушке… Как и тому, что, оставив после очередного такого сновидения постель, и отправляясь среди ночи побродить по квартире, находила за порогом Бена, которому её мучительные сновидения тоже не давали ни сна, ни покоя…
И Миль, наконец, решила, что уже может попробовать свои силы, к которым, во избежание разочарования, не обращалась почти с самого пробуждения. Она знала за собой некую особенность, когда после больших потрясений её Дар на какое-то время глох, пугая почти полным своим отсутствием. И на этот раз она дала себе очень долгую передышку… Слишком уж боялась, что, забросив её чёрт-те куда, Судьба посмеётся более жестоко, чем обычно, и в этом новом мире вовсе лишит её Дара…
Хотя… Миль не льстила себе и не воображала, что так быстро адаптироваться в новых условиях и усвоить местный язык ей удалось просто в силу недюжинного интеллекта — чего не водилось, того не водилось. Пора было прислушаться к себе внимательней и признать, что переход спровоцировал её способности к изменениям, подтолкнув их к следующей ступеньке. Миль помнила голубоватое свечение в пещере и дикий холод, сковавший пространство — и оба парня это подтверждали. Призыв удался, как никогда…
Джея удалось склонить на свою сторону… И редкое взаимопонимание между нею и Беном — тоже не рядовое явление… Миль улыбнулась и постаралась отстраниться от приятного воспоминания, чтобы не отвлекать Бена от его дел в Городе.
Признаться, её порядком достала как необходимость набивать сообщения для «братьев» на клавиатуре, так и писать ручкой в блокнотах… Надоело постоянно зажимать внутри ту немалую часть своей сущности, которая содержала в себе столько силы… Как надоедает держать втянутым живот после обильной трапезы. Поэтому она, ещё минуту посомневавшись, расслабилась внутренне, отпустила свою свёрнутую суть и та, ликуя, расправилась… заняла подобающее ей место, как пальцы в перчатке по размеру… до самых кончиков ногтей и волос…
Миль даже вздохнула длинно и облегчённо, так стало хорошо. Суть наполнила силой всё тело, каждую клеточку… Но вот первые минуты восторга миновали, и Миль поняла, что сил-то, собственно, маловато — по сравнению с привычным уровнем. Ещё бы, столько времени она просто жила, как нормальный человек, каковым не являлась, заботясь лишь о мышцах да костях, и совсем не заботясь о той части себя, которая была уже несколько больше физического тела… Мысленно попросив у этой своей части прощения, Миль задумалась — а как же пополнить запас? Сначала внутреннее голодное око обежало объём квартиры, подобрав разбросанные там и сям крохи энергии. Но этих крох оказалось слишком мало. Энергия, питающая автоматику квартиры, была неполноценной, на ней можно было перебиваться, но нельзя развиваться и расти… Ну, как невозможно нормально расти на одном сахаре.
И вот уже Миль принялась прощупывать этаж за этажом… Людей в здании жило много, но именно сейчас большая часть их отсутствовала, а те, что остались дома, были ну очень спокойны и довольны, и провоцировать их на выброс Миль не следовало.
Ладно, потерпим, не настолько она ослаблена, на пару-тройку фокусов её ещё хватит.
Сначала проверим, как дела с проекциями… Несколько томительно долгих секунд ничего не получалось, и Миль помрачнела было, а потом — объём комнаты словно взорвался цветом! Пол, стены, потолок, сам воздух наполнился мешаниной пятен, разноцветными осколками… Отражающими, видимо, сумбур в её головушке. Миль посмеялась, вполне довольная, ликвидировала эту пестроту и сделала попытку написать своё имя. Результат удивил: буквы были незнакомы! Поморгав, она всмотрелась… и вдруг узнала родной алфавит. Вот это выверт адаптации! Выходит, Миль, незаметно для себя, перестроилась на местный языковой код полностью — и даже думать начала на здешнем! Видимо, очень уж выжить хочется… Но как такое стало возможным? Ведь при всём старании её собственного объёма знаний для такого эффекта явно ещё недостаточно — а он вот он, налицо. Если только…
Миль на пробу решила выругаться. Этого багажа в её кладовых точно нет. В этом мире — не слышала, не видела, не читала. Как обычно ругаются у неё на родине? С упоминанием органов выделительной системы и процессов разможения. А здесь?… Оппаньки. И тут без особых фантазий… О-очень познавательно, однако. А ведь могла бы и раньше догадаться, ещё когда тот анекдот парням рассказывала, и как только рука поднялась — хихикнула она… Ну, тогда догадки верны. Эти знания она получила от единственных знакомых ей горожан. А скорее даже — конкретно от Бена. Причём, Бен об этом и не догадывается — как не догадывалась сама Миль. Но тогда… тогда и он должен понимать её родную речь? А… а что ещё я от него получила? Что я знаю о его детстве, например?…
Миль опять облегчённо перевела дух: кроме речи — пока ничего. Да… даже жаль, что она не говорит, любопытно было бы покатать во рту фонемы чужого языка, как свои…
Итак — больше нет нужды пользоваться канцелярией и клавиатурой. В восторге Миль с энтузиазмом опять принялась покрывать надписями и рисунками все доступные взгляду поверхности. И не только поверхности — цветные изображения порхали и метались по всему видимому пространству, а Миль кружилась, танцуя и тихонько смеясь, и почти напевая…
За чем и застал её вернувшийся Бен. Как уж она пропустила его возвращение…
Несколько секунд они, взаимно изумлённые, смотрели друг на друга, а вокруг виновато таяли и выцветали слова, буквы, картинки, опадали снежинками, осыпались лепестками…
— Красота какая… — наконец вымолвил он.
«Так ты не сердишься?!» — обрадовалась она, забыв написать это, но он почему-то ответил:
«Вот ещё — сердиться… я обалдеваю…» — и тут оба поняли, осознали, что разговаривают — молча! А затем, недоверчиво глядя на сомкнутые губы один другого, оба одновременно спросили — так же, молча:
«Ты меня слышишь?!»
— Слышу, — ответил Бен вслух, а Миль только кивнула.
И тут Бен осел в подоспевшее кресло.
— А я надеялся, что мне это только кажется… Ты ведь сегодня окликала меня, когда я был в Городе?
Миль подошла, присела рядом, на пол — тот, не получив шанса организовать ей достойное кресло, всё же заботливо выстелился ковриком:
«Это было не нарочно. А почему, собственно, ты так расстроен? Вот если б у тебя отросла лишняя пара рук или второй нос, или ты бы чешуёй вдруг оброс… Это было бы заметно и неприятно. А так — всё же ведь здорово?!»
— Тебе, может, и здорово. А я привык быть нормальным, как все… Ой, прости…
«Нормальным? — фыркнула Миль. — Ну-ну. Будь ты совсем нормальным, ты бы никогда меня не услышал — там, в пещере. Впрочем, так или иначе — добро пожаловать ко мне, в Клуб Мутантов. И вот как хочешь — а мне после стольких лет молчания нравится снова иметь возможность в кем-то поговорить, обходясь без ручки или клавиатуры…»
По комнате вдруг словно потянуло жутким запахом смеси из крови и дерьма… перед внутренним взором встала огромная страшная фигура отчима, надвигающаяся на неё… Уже привычным усилием Миль прогнала воспоминание — и вздрогнула, когда Бен шарахнулся, заслонившись рукой…
— Что… что это было?! — лепечущий мужчина — малоприятное зрелище.
«Тише-тише, это так, ничего… — она погладила его по милому светлому ёршику на макушке. — Извини меня. Я забыла, что теперь ты меня слышишь. Придётся усиливать блок».
— Это ты меня извини — за истерику… Так это что… реальность?!
«Уже нет. Так, тень из прошлого. Пойдём попьём, тебе ведь тоже хочется…»
На кухне он как-то незаметно оттёр её от холодильника и комбайна, хотя Миль и пыталась сделать что-то сама. В очередной раз обнаружив себя не у дел, сидящей в кресле, она сдалась, напомнив себе, что находится не дома, где царит воинствующее равноправие полов, здесь женщин принято опекать, перед ними мало что не преклоняются, обращаются к незамужним девам «фэйми» — «юная госпожа, барышня», к замужним и взрослым дамам — «фэймен», то есть «моя госпожа» — и, как Миль успела выяснить из фильмов и новостей, охотно рискуют головой при попытке выкрасть и хоть сколько-то времени провести рядом… На что они рассчитывают, наивно удивлялась Миль, наблюдая, как на экране Патруль накрывает очередное тайное убежище похитителя, ведь Контроль неизменно суров к преступлениям такого рода, вплоть до смертной казни — разве что женщине не был причинён ущерб и она согласится проявить милосердие и вступится, заявив, что не имеет к преступнику претензий…
Бен, заметив её недоумение, объяснил, что ловят, оказывается, далеко не всех. Попадаются, в основном, романтично настроенные идиоты-любители. А есть ещё и очень хорошо организованные группы профессиональных похитителей, которым годами удаётся скрываться от Контроля — и успешно скрывать похищенных женщин. У этих налажено производство документов, имеются свои высокопрофессиональные специалисты, в том числе и медики-отступники, которые, не особо мучаясь угрызениями совести, помогают жертвам забыть прежнюю жизнь и поверить, что всё у них не только хорошо, а и просто замечательно и достойно всяческой зависти… И даже потомство у них случается здоровое. И легализовать его иногда тоже вполне удаётся. А какие претензии могут быть к детям? Поэтому, найдя очередное тайное логово и ликвидировав преступников, детей проводят через натурализацию, как и детей из Диких племён… Вот в число таких детей Джей и намерен внести её, Миль. При первой подвернувшейся возможности.
«Ой, что-то не нравится мне такая перспектива… — размышляла Миль, потягивая приготовленное питьё из запотевшего бокала. — А альтернатива есть?»
«Альтернатива… — задумался Бен. — Не хочешь быть горожанкой? Думаешь, на Диких Землях тебе понравится? Брось, в Городе вполне можно жить. Ты просто его ещё не видела».
«А вы мне дали такую возможность?!» — возмутилась она.
Бен поморщился и потряс головой:
— Ты извини, мне как-то надо попривыкнуть…
«А что?» — удивилась Миль.
— Да твоя мыслеречь… — он развёл руками, не зная, как объяснить. — Давит, что ли…
Миль подошла к нему вплотную. Удивительно, но к нему единственному ей не приходилось себя заставлять прикасаться. Напротив — её так и тянуло это сделать, но, не желая пугать его, она сдерживалась. Глядя снизу вверх в его глаза, она потянулась к нему всей своей нежностью:
«Покажи мне, что тебя напрягает. Позволь взглянуть, впусти меня… Ты ведь меня не боишься?» — печально улыбнувшись, добавила она. И он сдался, его душа бутоном открылась навстречу ей.
Миль закрыла глаза, обняла его за талию, прижалась ухом к груди — до которой едва доставала — слушая гулкие сильные удары. Как-то незаметно эти удары стали общими для них обоих… Двое стали одним. На этот раз состояние двуединства не напугало её, напротив — душа наполнилась теплом и покоем. Их общая душа…
Вот в чём дело… Она транслировала нечто вроде сенсорного среза момента, слишком эмоционально и стремительно, скорее даже чувствовала, нежели думала, догадывалась, более оперируя ощущениями, слишком ярко и образно, плотно сплетая впечатления воедино со словами… Короче — если уж, например, «говорила» о костре, то это было — и его жар в лицо, и запах дыма, и треск горящих дров, и сладость сырого ночного ветра в спину, и стрёкот ночных насекомых во влажной траве, и прохладная твёрдь земли под ногами… — и всё это в один краткий миг. Очень краткий…
— Полагаю, ты и вслух бы точно так же тараторила, — улыбнулся он.
«Переведи?»
— Попытаюсь. Обычно человек с какой скоростью разговаривает, с такой и текст про себя прочитывает. Это понятно?
«Вполне».
— А некоторые люди и говорят-то очень быстро — а читают ещё быстрее.
«А-а-а… Хочешь сказать, что я фразы не произношу, а выпаливаю?»
— Именно так. Ты спрессовываешь информацию и выстреливаешь её одним пакетом. А я вынужден его расшифровывать… Думаешь, это так просто? Вот, попробуй-ка сама!.. Ну, как тебе?
Миль склонила голову набок — ощущение было новым, голова на миг закружилась, но и только! Послание приходило свёрнутым — и вмиг разворачивалось в образ, ясный, чистый, выпуклый… едва ли не отчётливей оригинала.
«Ты знаешь — мне нравится. Словно цветы распускаются — раз-раз-раз — и целый букет стоит! Картинка! Не то, что обычная речь — слово… слово… слово… Что-то понятно, что-то нет, часть звука невнятна, часть потерялась по пути, часть недоступна из-за дикции… А давай ещё, а?! Ещё быстрее можешь?!»
— Эй, не так сразу! — голова у Бена загудела. — Вернись к первому уровню!
«Здорово! — заскакала Миль. — Так и назовём: разговорный уровень — это раз! Скоростной — это два!»
— Я бы на этом пока и остановился… — он опять поморщился. — Если ты не против.
«Ой… Я что — причиняю боль, да?» — она обхватила ладошками его лицо…
И головокружение его тут же прошло.
— Нет, боли не было, но некоторый дискомфорт — напрягает. А вот у Джея — действительно, боли. Ты бы с ним поосторожнее…