Это я сначала так, совершенно обалдевшая, решила. Ну, что он из голливудских красавцев. А потом, притихшая от неожиданности, отдавшая ему невидимые бразды правления в нашей маленькой компании, начала исподтишка разглядывать его и поняла, что первое впечатление было очень даже поверхностным.

Щетинистая поросль на лице Дениса, как и лохматые чёрные волосы, оказались маской — вкупе с той мешковатой, чуть не пижамной одеждой. Едва он освободился от них, как тут же заметно изменился и в поведении.

Итак, в отличие от голливудских красавцев, в моём представлении — самоуверенных крепышей, Денис оказался весьма мнительным и не уверенным в себе. Если сначала он выглядел человеком неопределённого возраста, то теперь оказался старше меня лет на пять-шесть, как минимум. То есть ему где-то за тридцать. Широкоскулое, но правильных очертаний нервное лицо мгновенно изменялось под напором с трудом сдерживаемых страстей — то бишь перемены настроений. Небольшие серые глаза то и дело застывали, едва он задумывался о чём-то. Освобождённый от щетины, немного капризных очертаний, рот оказался хорош — для меня, наблюдающей, — свидетельствуя, что время от времени Денис может быть чем-то и недоволен. Да и подбородок… Породистый тип. Таких подбородков у мужчин я почти не видела: весь какой-то аккуратный, да ещё с ямочкой. Уже пару раз высокомерно вскидывал его, если что-то ему не нравилось. И нос — ну очень правильный по форме. Хорошей лепки, как говорят. Едва только Денис вспоминал нечто не самое хорошее из жизни, как ноздри еле заметно, но раздувались… В общем, настроение я считывала с него легко. Но только настроение. И под конец разговора прониклась к нему жутко враждебным отношением: и чего весь такой-растакой свалился в мою жизнь?

А тут ещё… Мальчишки, очарованные его жадным любопытством к их жизни, их увлечениям и предпочтениям, ничего не замечали. Они наперебой рассказывали о своих делах, а потом Данька сообразил спросить его — снисходительно (ещё бы: родители аж в Турцию уехали), не бывал ли он где-нибудь за границей. Через пять минут пацаны ошеломлённо взирали на нашего спутника. Он перечислял страны так, как будто вспоминал о поездке в другой город! Особая прелесть этого рассказа: Денис рассказывал не просто о красотах городов и стран, где был, но в основном о том, что ему лично понравилось, а что нет. Про Тирану сказал, что там готовить не умеют. Про Венецию — как ему не понравилось в гостинице, потому что сыро. В Лондон ему повезло попадать в период туманов и дождей. Зато в тихом и скучном Инвернесе можно хорошо отдохнуть, и там, в одной маленькой гостиничке, замечательно готовят…

Рассказывал он медлительно, словно не сразу вспоминая, но мальчишки и не торопили его — сидели, таращась на него и забывая порой закрывать рот. Особенно Егорка. Данька — тот, как выяснилось, многое успел примечать.

Под конец разговора я озлобилась капитально. И на выговор Дениса, когда он вспоминал европейские названия — он знал несколько языков! — и называл города с соответствующим акцентом, и на его дурацкую работу: бывший профессиональный автогонщик — нынешний автоперегонщик, и на восхищённые глаза недавно только моих пацанов!.. Короче, приревновала!

Фу-у… Слава Богу… Оказалось, у Дениса есть и кое-какие из дурных привычек. Прежде чем заплатить за всю компанию, он попросил подошедшую к нам официантку принести сигареты. А потом, извинившись, вышел покурить, пока мы доедали мороженое.

— Лиз, — сказал Данька, задумчиво грызя дужку снятых очков и уже не стесняясь Егорки, — а ведь он всё это рассказывал тебе.

— Как это? — удивился Егорка.

Но Даньку я поняла. И не в том смысле, что Денис рассказывал, глядя на меня. Он почему-то пытался мне понравиться. А Данька так же задумчиво продолжил:

— Вот только не понял. Ты чё — на него обозлилась?

— Да, — резко сказала я и снова занялась мороженым.

Мальчишки притихли, а я попыталась думать. Что мне не понравилось в рассказе Дениса? Вроде ничего такого он, в сущности, не говорил. Чего же я сижу злая, как сто чертей? И поняла. Элементарно, Ватсон. Элементарная зависть. Человек везде побывал, всего насмотрелся. Видел мир — говорит моя мама. А я? Забилась в свою норку и…

Денис вернулся в разгар моих раздумий над норкой. Вернулся почти бегом. Сел между мальчишками, запыхавшийся, как будто сам пацан, взглянул на меня и мгновенно ссутулился. Мы вроде сидели так же спокойно, как до его ухода, но он, кажется, быстро почуял: что-то изменилось. И тут мне стало не по себе. Он минуту спустя, не притрагиваясь к оставленному мороженому, ссутулился ещё больше и обнял себя за плечи. Улыбка, с которой он спешил к нам, исчезла. Серые глаза мгновенно словно опустели, а потом он их и вовсе опустил.

Данька удивлённо посмотрел на него. Егорка ещё ничего не понял, но я сразу сообразила, что он воспринял поведение Дениса на эмоциональном уровне и сразу сам поскучнел… Чёрт, что я делаю… Ну не побывала нигде. Ну и что? Помереть теперь из-за этого, что ли? У, блин… Завидущая… Так, берём себя в руки… Берём себя хорошую на ручки и несём к хорошему настроению. Та-ак… Мне хорошо. Мне очень, чёрт побери, хорошо!.. Что бы такого вспомнить, чтобы сбросить напряг? Анекдот, что ли какой? Что там мне недавно девчонки на работе рассказывали? А, не анекдот. Про статью какую-то. Как за границей двое разводились. Ага. Точно. Инициатором развода был муж. Развели супругов через час слушания дела. Час употребили на то, чтобы прослушать запись супружеского разговора, которую муж сделал втайне от супруги. Запись состояла из монолога дражайшей супруги и трёх реплик мужа, успевшего вставить: «Но, дорогая…»

Мы с девчонками как представили…

Я вспомнила, как мы хохотали в швейном цеху, вздохнула и улыбнулась:

— Хотите анекдот?

Из кафе мы вышли уже спокойные. Денис легко нёс наши и свои сумки, а я про себя ещё пометку сделала, чтобы заглянуть в продуктовый, иначе опять будет сидеть в своей квартире голодный.

В троллейбусе мы с мальчишками воочию увидели, как он ехал за нами, не имея наличных денег. Точнее — мальчишки как раз этого не заметили. Я с ними уселась на заднее сиденье. Они тощие, уместились со мной, и оба сразу прилипли к окну. А Денис отдал нам сумки и опёрся на стойку перед нами. Подошла кондукторша. Я заплатила за нас троих, потом вспомнила про Дениса, что у него нет мелочи, и только открыла рот сказать ему, что заплачу и за него, как он вдруг взглянул на женщину, слегка приподняв бровь, — лицо мгновенно расслабленное, бесстрастное. И всё. Она его в упор не замечала. Отошла сразу. А Денис снова уставился в окно.

Ничего не поняла. Но пару раз на следующих остановках напрягалась, когда кондукторша приходила в задний салон к вошедшим пассажирам. Но… Денис больше на неё не смотрел, и та тоже на нас не оглядывалась.

Вышли из троллейбуса за одну остановку до нашей, потому что возле нашего дома маркетов нет, где в кассе можно расплатиться банковской карточкой. По залу ходили только я и Денис. Мальчишки застряли у входа в основной зал, у «аквариумов», откуда можно вытаскивать всякие игрушки. Судя по азартным воплям, которые я время от времени слышала, застряли надолго, так что со спокойной душой можно было походить по залам, подыскивая для Дениса продукты быстрого приготовления.

Ещё при входе он взял корзину на колёсиках. В душе я ещё посмеялась, но к делу укомплектования продуктами, пока кто-то рядом, он подошёл очень серьёзно, набрав столько, что я только улыбалась и размышляла, спросить или нет, есть ли в его квартире холодильник. Сначала как-то не заметила, а потом сообразила: мы ходим по громадным пространствам супермаркета, словно супружеская пара. Во всяком случае, Денис старался лишний раз обязательно дотронуться до меня. Понимая, почему именно он это делает, я не слишком обращала на его поведение внимания. А когда я однажды задержалась на пару секунд у стенда с чаями, а потом, спохватившись, пошла искать его, то устыдилась: он стоял вплотную к стенду с коробками конфет, с закрытыми глазами и задеревенелый.

— Денис…

Не шевельнулся. Тогда взяла его за руку, сжала ладонь.

— Пошли.

Повернулся ко мне. Глаза опять пустые. Жутко было смотреть, как постепенно наполняются жизнью. Наконец выдохнул. Почему-то взглянул на мои руки — я взялась за его ладонь левой рукой, чуть пожал. Кивнул, и мы пошли дальше.

Под конец мы подошли к мясному прилавку с готовкой, и Денис спросил:

— У тебя пластырь на пальце. Порезалась?

— Есть такое, — рассеянно ответила я, разглядывая готовые котлеты и бифштексы.

— Сменить бы его, — посоветовал Денис. — Ты же с утра носишь. Загрязнился.

Ишь, чистюля. Ладно, сменю. Как домой придём.

На кассе расплатились и пошли к столам выгружаться и загружаться. Мальчишки всё ещё играли у «аквариума». Три штуки чего-то за всё это время выловили и, кажется, остались очень разочарованными, здорово поистратившись. Денис только разок глянул в их сторону и снова занялся грузом. Пакеты, слава Богу, прикупили большие.

От счастливого двойного вопля от «аквариума», кажется, подпрыгнула не только я, но и ближайшие кассирши. Та-ак, кажется, рыбалка мальчишек увенчалась успехом! Денис же только замер ненадолго и пропихнул последнюю пачку макарон в пакет.

В общем, идиллия продолжалась до выхода из супермаркета.

Мы, вчетвером, вышли из магазина. Я несла сумочку с пакетом, потому что вытребовала себе право нести хотя бы лёгкие вещи Дениса. Мальчишки несли довольно лёгкие сумки с пляжными принадлежностями и с добычей из «аквариумов» и радостно обсуждали удачную рыбалку последних минут пребывания в супермаркете. Денис тащил — фи! Невесомо нёс! — два тяжеленных пакета с продуктами.

У этого супермаркета очень просторное крыльцо — шагов двенадцать от дверей на фотоэлементах. Затем лестница к автостоянке.

Едва мы вышли, навстречу начали подниматься двое парней — настоящие бугаи. Они так спешили, что я бы посторонилась, пропуская их — будучи одна, конечно. Только вот сейчас проблема: шагнуть некуда — мальчишки и Денис слева, совсем рядом. Так что один из спешащих, даже не подумав сам посторониться, хотя крыльцо довольно широкое, чувствительно ударил меня локтем. Я охнула.

Денис мгновенно остановился. Взгляд на меня — и обернулся.

— А ну — стой!

— Ты это кому? — удивлённо оглянулся стукнувший меня. И уже пренебрежительно добавил: — Чё те надо? — И, полностью повернувшись к нам, уже явно никуда не спеша, продемонстрировал себя — крепкого парня, в чёрной майке, обтягивающей широкие плечи, в летних штанах, длиной чуть ниже колена. Второй — одет так же. Близнец почти.

— Мне надо, чтобы вы извинились перед девушкой, — бесстрастно сказал Денис.

Теперь перестали спешить оба.

И сразу от них ощутимо повеяло опасностью.

Мальчишки примолкли и чуть попятились, причём Данька ухватился за ручки моей сумочки, буквально оттаскивая меня подальше. После чего, будто передав меня под опёку Егорки, подбежал к Денису, явно собираясь исполнять свой коронный смертельный номер под названием «Истерика проблемного ребёнка».

Но Денис, не глядя на него, мягко сказал:

— Не надо. Отойди.

— Чё, смелый такой, да? — ухмыльнулся толкнувший меня и резко нагнулся к отскочившему от внезапного выпада Даньке: — Бу!

Пятясь, мальчишка отошёл к нам.

— Ну так чё, герой хренов? — спокойно сказал второй, вплотную подходя к Денису. — Чё ты там сказал? Извиняться? Перед этой лохушкой, что ли?

Далее пошла череда таких слов, что я поневоле поморщилась и очень сильно пожалела, что всё это слышат мальчишки. В смысле слышат не про меня, а эту, с позволения сказать, речь.

Несколько покупателей: кто входил, кто выходил — опасливо обходили нашу маленькую группу, а из магазина вышел охранник, лениво пошёл было к нам, но наткнулся на взгляд Дениса (я заметила, как он повернул голову) и притулился у одного из столбов, поддерживающих крышу над центральным входом в супермаркет.

Денис поднял глаза над охранником — я поняла это по приподнятому подбородку. Как будто что-то высматривал. Секунды спустя я поняла, что он взглянул на видеокамеры. Потому что с ними что-то случилось. Дымились обе. А охранник так и стоял, словно ничего не видел и не слышал.

Затем, не спуская глаз с подошедшего и подходящего к нам, Денис поставил чуть в сторону оба пакета, прислонив их друг к другу. Ещё покачал, чтобы убедиться — не свалятся. Разогнулся.

— Или извинитесь перед девушкой… — Он понизил голос, но я всё равно расслышала: — Или будете ей ноги целовать.

Его последние слова — как выстрел из стартового пистолета.

Не сговариваясь, с озлобленным рыком оба бросились на Дениса.

Он даже с места не сдвинулся. Только мелькнули руки — так стремительно, словно не ударил, а только хлестнул ребром ладоней обоих — чуть ниже ключиц.

Парни замерли. Секунда. Другая… Рухнули. И снова замерли.

Я снова охнула и только хотела бежать к неподвижным, распростёртым на каменных плитах телам, как Денис медленно опустил руки, которые всё ещё держал на уровне груди. Я остановилась у него за спиной. И вдруг поняла: он знает — я позади. Поэтому спокойно присмотрелся к поверженным и, как ни в чём не бывало, поднял сумки.

— Женщин и девушек обижать нельзя, — наставительно бросил он в их сторону. Затем повернул голову к охраннику и кивнул ему, словно что-то разрешая. — Пойдём, Лиза, — сказал он, оборачиваясь ко мне.

Мы спустились по лестнице, чтобы пройти автостоянку и затем — к остановке. На краю пешеходной дорожки я оглянулась. Охранник присел у двух неподвижных тел и что-то говорил по мобильнику. Наверное, вызывал помощь. На нас внимания не обратил, будто нас вообще в природе не существует.

До дома добрались без происшествий, хоть и пешком. Никто не пожелал снова садиться на транспорт ради одной остановки. Да и развеяться хотелось после тяжкого впечатления на крыльце магазина. Мальчишки молчали. Наверное, договорились обсудить увиденное позже, но смотрели на Дениса с восторгом. Кумира нашли… Я же молчала, пытаясь собрать мысли в кучу. Точней — собрать все сегодняшние впечатления о Денисе в кучу и попытаться понять, что за человек идёт рядом со мной. Пока выходило только одно: рядом со мной идёт совсем не понятный человек.

Причём он снова шёл близко-близко ко мне. Иногда даже касался моей руки своей ладонью, для чего брал одной рукой оба тяжеленных пакета. Это когда мы выходили на открытое пространство. У него ещё и агорафобия? Или так действует на него незнакомая пока местность?

Наконец дошли до дому. Завидев его, между прочим, Денис прибавил шагу. Хотя, чего греха таить, заходя в арку, заспешила и я. Очень сильно захотелось побыстрей оказаться дома, как будто те двое мчались за нами по пятам.

Мы уже втроём ввалились в квартиру, перед тем выждав, пока к себе зайдёт Денис.

После недолгих разборок, что делать дальше, я велела мальчишкам пополдничать, потом Егорке отметиться у бабушки, что мы пришли с пляжа, а потом:

— Закрывать на замок дверь не буду. Данька, слышишь? Гуляйте, сколько хотите, но чтобы до десяти как штык был дома! Ясно?

— Ясно! — хором ответили мальчишки и засмеялись, переглянувшись. И ринулись из квартиры на лестничную площадку.

После того как за ними закрылась дверь, я покараулила около неё, услышала звонок в соседнюю квартиру, к бабе Нине, и с облегчением вернулась в комнату.

— Долгонько гуляли, — с одобрением сказал Силушка, на откинутой крышке швейной машины разбиравшийся с лоскутками: он вручную шил из них лоскутное покрывало на кресло и очень тщательно подбирал по расцветке нужные. И всё радовался, что дома такое страшенное богатство есть — цельных два пакета лоскутов. — Хорошо ли?

— Даже не знаю, как и сказать, — задумчиво проговорила я, садясь на стул перед машиной. — Знаешь, Силушка, что-то странное с этим соседом. Ты сходил к своему знакомому из этой квартиры? Сказал ему, что хозяин видит его?

— Сходил, сказал, — подтвердил домовой, отложив два лоскута и взявшись вдевать нить в иголку. — Он тамотки сидит, переживает, что хозяина долго нету. А тут он с вами пришёл. Вот уж непонятки, хозяюшка. Расскажешь ли, что к чему тута?

Я рассказала, только не сразу всё. Почему-то показалось — легче, пересказывая события, тут же анализировать их. Вот только события все анализу не поддавались.

Единственно правильный вердикт вынес Силушка.

— Значитца, хозяюшка, Денис этот будет из колдунов. Сколько уж раз ты сказала про то, что как глянет — так что-то вдруг и происходит.

— Экстрасенс, наверное? Колдуны на свете разве есть? — скептически спросила я.

— А домовые, хозяюшка, для людей есть ли? — захихикал Силушка.

Не выдержав, я засмеялась вместе с ним. Отсмеявшись, вспомнила.

— Силушка, а ты спросил у своего знакомого, спит ли Денис по ночам?

— Спрашивал, как не спросить? Вот только снова тута непонятки, потому как хозяин этот в кресле сидит с закрытыми глазами. А спит ли он? Вот именно, что и не понять.

Посидев с домовым ещё немного, я оставила его шить своё покрывало, а сама пошла на кухню, вымыла после нашего с мальчишками полдника посуду и вернулась в комнату. Силушка, всё так же сидевший на крышке машины, мне не мешал: своё начатое рукоделие он спустил вниз, на журнальный столик. Поэтому я пристроилась рядом, с выкроенной юбкой, и тоже принялась за шитьё, повеселевшая от мысли, что этим-то летом, кажется, нашью себе, наконец, новых вещей. А то юбка, в которой сегодня гуляла с мальчишками, требовала ушивания, а заниматься переделкой, как настоящая швея, я терпеть не могла… И постаралась не думать о Денисе.

Один раз сбегали с Силушкой в кухню чаю попить на просторе, пока нашего маленького квартиранта нет. Домовой степенно рассказал мне все новости за сегодняшний день и прибавил: из другого подъезда рассказывали ему, что, мол, в доме, кажется, барабашка завелась. Бегает, мол, что-то по дому и подвалу неведомое, что и сами домовые разглядеть не могут. Только тень мелькает. Я серьёзно порассуждала с ним о стучащих по стенам и по потолкам барабашках и всяких других кикиморах, а потом мы, согревшиеся чаем и довольные друг другом, вернулись в комнату сесть за шитьё.

Вшивая рукава блузки, я так увлеклась кропотливой работой, что не сразу обратила внимание, как Силушка вдруг спрыгнул с крышки машины, съехав по дошитой части своего покрывала на журнальный столик. Удивлённо подняла голову, только когда услышала шорох. Заглянула за машину. Встревоженный Силушка прижимал палец ко рту и отчаянно мотал головой, другой рукой указывая в сторону прихожей.

Я обернулась и вздрогнула. Прислонившись к косяку, там стоял Денис. Встретившись со мной глазами, он смущённо улыбнулся.

— У тебя дверь была открыта. Я вошёл.

— Ну, вошёл так вошёл. Проходи, садись. Хочешь чаю?

— Если составишь компанию. А Данька где?

— На улице. С Егоркой гуляют.

Что тут поделаешь? Пригласила на кухню. Пока возилась с чашками, он сидел тихонько, поглядывая на пироги в тарелке, на сушки, на печенье, что я выложила, но когда чай в заварочном чайничке был готов, он взял чашку, сам налил себе чаю и спросил:

— Как у тебя палец?

— Какой палец? — недоумённо спросила я. — Ах, палец! Я и забыла про него. Хотя пластырь сняла. А царапина, оказывается, почти зажила. Поэтому ещё раз залила йодом и больше не завязывала ничем. А что?

— Можно? Посмотреть?

Он поднялся с места и подошёл ко мне. Чувствуя себя совершенно по-дурацки, я смотрела, как он, придерживая мою ладонь за запястье, тщательно рассматривает палец, на коже которого только небольшая припухлость напоминала, что здесь был порез. Широкие, но отчётливой линии брови сдвинулись, словно в тревоге.

— Что скажет доктор? — стараясь быть насмешливой, спросила я.

— Это не порез.

Денис прошептал эти слова, почти прошелестев их, так что у меня они морозом по сердцу прошлись. Немного даже рассердившись, я вырвала ладонь из его рук и села.

— Денис, зачем ты меня пугаешь? Обыкновенный порез. На кухне торчу большую часть домашнего времени. Иной раз бываю неловкой. Бываю, что задумываюсь, могу и по пальцу ножом… От таких порезов ещё никто не умирал. Залью ещё раз йодом — и конец.

Он открыл рот, будто хотел немедленно возразить мне, и снова закрыл. Тоже сел. Посмотрел на меня очень серьёзно.

— Лиза, где родители Даньки?

Теперь села я. Отставила чашку с чаем.

— А тебе какое дело? — Знаю: так спрашивать грубо, но, честно говоря, достал меня уже! Сколько можно пугать? И вообще… Откуда он знает про Данькиных родителей?

Денис молчал, опустив глаза. Судя по всему, он собирался сказать что-то, что мне точно не понравится.