Дыхание частило так, что я боялась задохнуться. Мелкими глотками дышала ртом. Так бесшумней. Боялась, что крыса почувствует беспокойство отданной ей во власть жертвы и рванёт гораздо быстрей вперёд, чем предполагают гиены. А за ней — остальные. Сожрать сразу не сожрут, но умирающей от укусов, заживо поедаемой докричаться до ненавистных спасителей всё равно невозможно — это судя по отсутствию окон, на что я сразу обратила внимание, только появившись в подвале.

Заниматься самоедством и злиться на себя, что никого не предупредила, некогда.

Да и (мелькнула мысль), повторись все события сначала и знай я о них, всё равно бы никому ничего не сказала бы. Дурацкая привычка: сначала должна узнать всё сама и только потом рассказать другим. Не люблю, когда кто-то другой знает о том, что хочу сделать. Сразу пропадает желание доделывать начатое.

Но все эти разумно-неразумные мысли сгинули под напором (почти психической атакой!) медленно приближающегося ко мне подвального зверя. В освещении, тускло жёлтом, давящим адской безнадёгой, крысиные глаза блестели замызганными старыми пуговицами, но зверь не выглядел при этом таким же старым…

А я пошевелиться не могу.

Сглотнув, я мысленно врезала себе по затылку и приказала: «Зато ты можешь думать! Думай! Думай о желании! Сформулируй его как надо!»

Как надо — это значит в высказанном желании не должно быть отрицания.

И я взмолилась к мальчику, к Эрику, представляя его таким же безмятежным, каким видела издалека на крыльце этого богатого дома: «Эрик! Пожалуйста! Я очень хочу, чтобы крысы ушли! Пожалуйста! Пусть они уйдут!!» Я даже услышала свой мысленный вопль, отчаянный и умоляющий…

Неужели не сработает?..

Чёрт, не смей сомневаться, Лидка! Нельзя! Сомнением можно порушить исполнение любого, даже самого никудышного желания! Мальчик сделает это! Он услышит меня, моё страстное желание! Он поможет мне, а потом я сбегу подальше отсюда, вернусь домой и появлюсь здесь снова уже не одна! «Эрик, пожалуйста! Мне страшно! Меня пугают эти крысы! Пусть, пусть они уйдут!!»

Крыса подобралась к носку моих босоножек и обнюхивала мои пальцы. А я ничего не чувствовала: ни её щекотавших бы в другое время усов, ни мокрого прикосновения к коже насторожённого узкого носа. В другое время я отдёрнула бы ногу и завизжала от ужаса и брезгливости…

Следом, осторожно ступая по кирпичному, утоптанному нанесённой землёй полу, потянулись ещё крысы. Одна, вторая… Шесть штук — и все полукругом передо мной… Присматриваются, приглядываются, ждут.

А ещё я одновременно думала о том, что мой внутренний крик — гораздо исполнимей тех желаний, которые высказывают мальчишке гиены. Он легче, потому что базируется всего лишь на желании поставить преграду между собой и подвальным зверьём. Я ничего не хочу получить, никого не хочу убить. Затрат (возможно, энергетических) на исполнение моего желания нужно совсем мало!.. «Это легко, Эрик! — с внутренним плачем упрашивала я, „всматриваясь“ в ярко-синие глаза мальчишки. — Моё желание такое лёгкое, что ты его исполнишь махом! Пусть уйдут крысы! Им нужно всего лишь развернуться и утопать по другим своим делам. Пусть крысы уйдут!»

И ждала… Ждала, что вот-вот крыса остановится, прекратит изучающе касаться моих пальцев, поднимет втянутую в шерстистое тело голову, а потом равнодушно отвернётся от меня и убежит по своим делам…

Не могу ни плакать, ни кричать. Робкая надежда, что и боли не почувствую.

Стой!.. Ты не должна думать о плохом для себя конце всей этой истории.

Ты должна думать только о том, что крысы уйдут!.. Ты должна верить в это!

Одна из последних крыс вдруг вырвалась вперёд. Она не стала обнюхивать меня, как та, первая крыса-разведчик. Тёмно-серая шкурка метнулась в обход ноги, которая заинтересовала первую, уцепилась за штанину джинсов на второй и, мелко перебирая цепкими лапками, принялась быстро подниматься ко мне…

Гулкий стук в ушах… Видимая глазам часть подвала закачалась, а потом перед глазами начало темнеть… Я инстинктивно попыталась закричать, но горло, тяжёлое и распухшее, отказалось подчиниться.

А потом крыса оказалась на моих коленях и… Перепрыгнула с них в боковую кирпичную нишу — открытый куб метр на метр, где стояли какие-то картонные коробки. Глухо прошуршала по краям крышка коробки, прогнутая под тяжестью подвального зверя. Крыса коротко взвизгнула и поехала с неё прямо внутрь. Новый стук, шорох — и деловитая пробежка уже внутри коробки.

Сквозь слёзы я наблюдала, как подрагивает коробка от движения внутри…

Пришлось пережить вереницу крыс, которые взбирались на мои колени, чтобы присоединиться к своей товарке. Приглядевшись, заметила, что в эту нишу подвальному зверью попасть трудно из-за прислонённых к ней каких-то железных прутьев, а вот спрыгнуть с её края — легко.

Когда последняя крыса пропала с моих глаз, я перевела дыхание. А потом… На глаза снова навернулись слёзы, а изнутри поднялась горячая благодарность: «Спасибо тебе, Эрик! Огромное спасибо, небесная птица по имени Эрик!»

Наплакалась вволю, до насморка. И, когда в очередной раз рука дёрнулась вытереть слёзы, я внезапно сообразила, что она, рука то бишь, поднялась аж до уровня моего живота. Яд прекращает своё действие? Или Эрик продолжает выполнять мои желания? Одно из которых — свобода!

Всё внимание перескочило на движения, которые из вялых и тягучих становились всё энергичней. Вот теперь, когда надо ждать полной свободы от яда, можно, чтобы времени зря не тратить, заняться руганью собственной неугомонной личности.

Ну ты и дура, Лидка… Как-то я сама от себя не ожидала, что без предупреждения всех участников тайного общества «Все против гиен» полезу в самое логово зверя! «Ты ж никогда раньше такой дурой не была! Ты не то что боялась — тебе вообще не хотелось куда-то лезть, да и вообще проявлять инициативу! Ты, блин, интроверт! С чего бы тебе вдруг захотелось с белой ведьмой пообщаться? Ишь — узнать пожелала, хорошая ли она Зрячая, захотелось! Ничего умного больше придумать не могла?..»

Мысль оборвалась на полуслове.

Я застыла.

Забыла, что надо двигаться — ведь так быстрей можно освободиться от гиеньего парализующего яда, насколько я поняла.

Но застыла.

После моего первого пыльного мешка стоило бы посчитать, сколько их в последнее время обрушилось на мою бедную голову.

Какое желание загадали небесные птицы Лелль и Лена, в квартире Олега в четыре руки создавая очередной вязано-плетёный шедевр?

И не это ли их желание послало меня так легкомысленно к ведьме Наталье?

Но… Благодарила-то я Эрика. А кто на самом деле отвёл от меня крыс?

Закатив глаза и пожалев, что на мне нет цепочки с крестиком (порвалась, а я до сих пор не удосужилась отдать её на ремонт), я попросила: «Господи, сделай так, чтобы Эрика быстрей освободили и чтобы небесные птицы улетели в свой мир! А то мозги себе сломаю, думая, кто из них ведёт меня, помогая себе!.. Ну, небесные, блин! Ну, кукловоды! Сделали из меня полную идиотку и рады, небось?»

Блин… Жестоко…

Нет, их понять можно, но…

Растерянная из-за неприятной догадки, я сидела, обескураженно глядя в еле видную стену напротив. И обиженная. Мы им помогаем, а они вот как с нами…

Сидела долго, пока не поняла, что уже не просто обижена, а упиваюсь этой обидой.

Эгоистка.

Криво усмехнувшись, велела себе влезть в шкуру Лены. Итак, я небесная птица, вывезенная из привычного мира в незнакомый и агрессивно чужой, потому что меня сюда не приглашали, а вывезли силой. Со мной вместе мой брат-близнец и сын. На границе миров брат сумел каким-то образом сбежать. Затем нас с сыном разлучили. Узнав, чего от нас хотят приживалы и каким образом этого добиваются, я… Я прикусила губу. Реакция Лены предсказуема. Как мать, в первую очередь она испугалась за сына.

Ничего удивительного. По скупым рассказам миротворцев и самих небесных птиц, я поняла, что два ростка от одного корня живут отдельно друг от друга. Превратись Эрик в приживалу, Лена потеряла бы возможность часто видеть сына. Ведь его бы отправили к подобным ему. Ведь если есть отдельный город приживал, Лену посещение его выматывало бы до ужаса. Ведь в своём мире они видят друг друга. И при виде небесной птицы, появившейся среди них, приживалы быстренько вспоминали бы о своих желаниях.

Хватит размышлять. Пора действовать. Если уж очутилась здесь, для начала надо подумать, как смыться отсюда. Я встала и внимательно огляделась. И только когда меня чуть качнуло, удивлённо улыбнулась. Стою! Двигаю руками! Ура.

Крысы на меня внимания не обращали. Так что из той же горячей благодарности, что меня не тронули (пусть и по чужой указке), я осторожно раздвинула железные прутья, прислонённые к высокой нише с коробками. Ну, чтобы зверью было удобно спускаться на пол потом, после всех их деловых исследований.

Для начала я обхлопала карманы джинсов. Ни мобильного телефона, ничего, что помогло бы мне в этой ситуации.

А затем я огляделась в поисках предмета, которым можно легко и непринуждённо треснуть по башке любой той твари, что захочет меня остановить.

Действие яда прошло настолько, что я, выполнив небольшой комплекс обычной утренней зарядки, не почувствовала никакой скованности в движениях. Медленно обошла помещение подвала и выяснила, что оно довольно большое, просто я находилась в отдельном «отсеке», если можно так назвать часть этого места, которое было примерно ограничено полуметровыми кирпичными стенами. Перешагнув одну такую стенку, я оказалась среди множества ящиков, чем-то наполненными, а у стены стоял стол со станками вроде тисков и ещё чего-то. Здесь было темней, и я не могла сразу разглядеть всё, что здесь есть: свет от тусклой лампы плохо доходил сюда. Потом я заметила, что стена даже в полумраке выглядит довольно аккуратной, и попробовала найти выключатель. Как ни странно, здесь лампочка была лучше — ярче. Впрочем, вспомнив слова главного похитителя о бывшей слесарной, куда надо меня сопроводить, сразу сообразила, зачем здесь нужен такой свет.

Теперь я сразу нашла не только инструмент по руке, но и ещё кое-что. Для начала решительно рассовала по карманам джинсов два гаечных ключа. Тяжёлую ножовку с деревянной ручкой оставила в руке — хотелось сразу держать что-то тяжёлое для уверенности. А оглядевшись, нашла второе по значимости оружие — две бутылки-спрея с техническим маслом и очистителем. Забрала обе. Одна была не очень тяжёлая — с растворителем, наверное, ею уже пользовались, но бутылка с маслом оказалась увесистой. И я почувствовала себя гораздо лучше. Растворитель запихала в тот карман, где лежал гаечный ключ поменьше. Масло прихватила незанятой рукой.

Вернулась на тот участок подвала, где сидела. Вспомнила, как меня привели сюда, и подошла к двери… Ха, эти гадики оказались самоуверенными! Затаив дыхание, я осторожно отвела дверь, постепенно толкая её кулаком с ножовкой и приоткрывая видимое пространство. Пока никого не вижу. Так что дверь открыла так, чтобы можно протиснуться в появившуюся щель. Встала и на всякий случай застопорила дверь так, чтобы не закрылась. Угол здания. Так что враг может появиться с обеих сторон. Выдохнув, я выглянула за один угол. Задняя сторона дома. Зелень — трава и кусты. Сад?

Едва подошла к другому углу, как чуть не сбежала в подвал.

Голоса. Дёрнулась бежать, но расслышала детский голос и, облившись потом от почти неразрешимой ситуации: бежать или подслушивать, — осталась на месте.

— Ты меня понял? — строго спросил мужской голос.

— Да, понял. Я больше не буду.

— Ты не должен выходить за пределы сада. Повтори.

— Я не должен выходить за пределы сада.

— Ты должен слушаться своих друзей.

— Но они не мои!..

В моё сердце как будто швырнули куском льда, когда я услышала звонкую оплеуху. Повисла жуткая тишина, в которой весело распевали птахи из сада, шумел ветерок по вершинам деревьев, где-то проезжала машина и перекликались довольные всем люди… И плакало моё сердце.

— Повтори, — сухо сказал мужской голос.

— Я должен слушаться своих друзей, — покорно сказал мальчик.

— Иди гуляй, — уже равнодушно сказал мой похититель. — Но не забудь вовремя вернуться к обеду.

— Спасибо.

Под тяжёлыми шагами заскрипел песок на асфальтовой дорожке, огибающей дом.

Потом послышался шелест по траве лёгких, детских шагов. Мальчик показался не сразу. Он медленно брёл к деревьям, поглаживая щёку. По плечам, которые то и дело заметно поднимались, а потом опускались, нетрудно было сообразить, что мальчик вздыхает… Я следила за ним, пока он не пропал за кустами цветущего шиповника. После чего снова выглянула сначала за один, потом — за второй угол. Никого. Только далеко пару раз мелькнули люди, кажется, возле машин. Если отойти подальше от этого угла, никто не поймёт, что некто стремительно мчится к садовым деревьям.

И я помчалась, пригибаясь и суматошно косясь на тех, кто ходил там, вдали.

Сад был запущенный. Кажется, ранее он принадлежал обычным жителям коттеджа, которые заботились о нём, а теперь, когда в дом въехали гиены-приживалы, про него просто забыли. Но кое-где остались холмики недавних клумб и дорожки, уложенные камнем или плитками. И мальчика я нашла сидящим на краешке скамейки.

Вылетела перед ним так резко, что он отшатнулся от меня к спинке скамьи и схватился руками по обе стороны сиденья, словно собираясь немедленно дать драпака от меня. Я, задыхаясь от стресса и бега, выдохнула:

— Привет, Эрик!

И шлёпнулась на другой край скамьи от него. Тоже на самый краешек, потому что побоялась продырявить джинсы, а заодно и собственное тело отвёртками в карманах.

Мне показалось, он не сбежал только потому, что увидел в моих руках странные предметы. Мальчик уставился на гаечный ключ, перевёл взгляд на бутылку с маслом.

— Я тебя знаю? — медленно спросил он, а потом более насторожённо добавил: — Ты… мой друг?

— Тебе — друг. Этим — враг, — кивнула я на примерное месторасположение крыльца.

Он встал со скамейки, и я испугалась, решив, что он сбежит от меня. Но мальчик спокойно подошёл, чтобы поближе разглядеть то, что я держу в руках. А я пригляделась к нему самому.

Сейчас Эрик выглядел иным, чем тот, кого я запомнила у старого цеха. Тот ангел, который прятался за внешностью обычного русоволосого пацана, снова светился тем сиянием, которым я восхищалась у Лены или Лелля. Вот только ярко-синие глаза были переполнены горечью. Взрослые и многое повидавшие. Месяц, как их похитили, — сказала Лена. Что же с ним происходило весь этот месяц, наверное, ему-то показавшийся веком?

— Ты знаешь о Зрячих? — тихо спросила я.

— Знаю. — Он нисколько не удивился вопросу. Лишь бросил на меня короткий взгляд. — Ты Зрячая? Ты… видишь?

— Да, вижу. — Собравшись с силами и мыслями, я вздохнула и сказала: — Сначала я увидела Лену — так она назвалась, когда пряталась у меня в квартире и вязала свои удивительно красивые шали.

Он замер, глядя на мои руки и чуть наклонив голову, словно услышал что-то, что показалось ему слишком далёким, неразборчивым.

— Потом я увидела Лелля. — Я уже отдышалась и сумела улыбнуться. — Это было весело, потому что, прячась от приживал, он переоделся девушкой. У него были чёрные волосы и смешная широкая юбка.

— И где он сейчас? — спросил Эрик, недоверчиво присматриваясь ко мне. И вопрос-то он задал так, словно испытывал меня. Словно произнося пароль.

— Сейчас он вплетает нити в вязание Лены!

Выпалила и застыла в ожидании. Мой ответ на пароль. Поверит — не поверит?

Мальчик стоял близко. Нежная детская кожа на щеке алела от удара тяжёлой руки. Эрик смотрел на меня, чуть склонив голову и глаза — не те, ангельские, спрятанные, а настоящие, человеческие глаза тускнели невероятной усталостью.

— Это была ты, — неожиданно сказал он. — Я чувствовал, что где-то в доме есть человек, которому нужна помощь. Лёгкая помощь. И ты… — Он вдруг улыбнулся так, будто собирался заплакать. — Ты отдала мне тепло!

Теперь ошарашена была я. Тепло? Какое тепло? Или он говорит о моих благодарных слезах, какими облилась я там, в подвале, когда крысы пробежали мимо?

— Ты пробовал сбежать? — вырвалось у меня.

— Пробовал, — сказал мальчик и сел рядом со мной, чтобы соприкасаться коленями. — Поймали. Потом ещё раз. Опять поймали. Девочкой я не додумался переодеться. А как поймали тебя?

— По-глупому, — уже легче сказала я. — Устроили ловушку в том месте, где прятался Лелль, а я пошла, как последняя дура.

— И что теперь ты думаешь делать? — Глаза мальчика с надеждой уставились на меня. — Убежишь, да?

«Без меня?» — дочитала его вопрос в глазах. И медленно сказала:

— У меня есть сильное-пресильное желание.

Он сразу отодвинулся от меня и взглянул уже исподлобья.

— Я хочу вместе с тобой оказаться рядом с твоей мамой! Ты сумеешь выполнить это желание?

Мальчик упёр глаза в землю. Лицо его смягчилось, когда он услышал, в чём заключается моё желание, и я поняла, что он серьёзно рассматривает ситуацию и оценивает свои силы.

— Не смогу, — наконец сказал он. — Я сегодня выполнил очень нехорошее чужое желание. Меня оставили в покое до вечера, чтобы я восстановил силы. Нет, силы есть. Но не столько, сколько надо на… твоё желание.

— Ладно, оставим это, — решительно сказала я. — Эрик, меня зовут Лида. Ты… сумеешь довериться мне? Чтобы на этот раз я выполнила твои желания?

Он распахнул на меня свои ресницы — и это так отчётливо напомнило Лену, её умоляющие глаза, когда она встала на пороге нашего магазина.

— А как? — прошептал он, изумлённо таращась на меня.

— Просто, — мрачно сказала я. — Попробуем сбежать вместе.

Он отвернулся. Плечи опали.

— Отсюда нельзя сбежать, — безнадёжно сказал он и потёр щёку, по которой его ударили, а я по сходству вспомнила, что моя левая щека тоже всё ещё зудит не только от пощёчины, но и от ядовитой царапины. Хорошо ещё — сидели мы в тени кустов и деревьев, и припухшей щеки мальчик не видит. А если видел царапину… Мало ли какое у неё происхождение, если я недавно сидела в подвале?

— Почему ты думаешь, что нельзя?

— Здесь заборы, к которым нельзя дотрагиваться (электрический ток — сообразила я), а ворота охраняются. Я же говорил…

— Ничего, — ободряюще сказала я. — У меня есть идея. Её будем решать в два этапа.

Первым делом мы протоптали среди высоких трав еле видную дорожку к забору, где я убедилась, что по верхам его и в самом деле натянута проволока. Здесь, у бетонных стоек забора мы выдрали травы побольше, потом прокопали отвёртками и гаечными ключами небольшую ямку между бетонными столбиками для забора и оставили возле неё одну сандалию Эрика. Затем вернулись к скамье. Посидели некоторое время уговариваясь, как действовать дальше. Наконец пробрались к тому внутреннему углу, откуда я разглядывала окружающую местность, прежде чем бежать за мальчиком. Эрик выбрался из кустов и, осмотревшись, кивнул мне. Я опрометью кинулась к углу. А через минуту ко мне присоединился возбуждённый приключением, как любой обычный мальчишка на его месте, Эрик.

Мы благополучно спустились в подвал и лишь слегка прикрыли за собой дверь, как будто её открывали и забыли закрыть. Затем обшарили подвал, нашли место, где валялось приличное количество ящиков и коробок, пролезли между ними к самой стене и уселись здесь, на картонке — разложенной коробке, ожидая ответной реакции гиен-приживал на наше якобы бегство. Здесь пахло сыростью, старым картоном и пыльным деревом.

Ждать пришлось долго. Я в душе даже отругала гиен за неоперативность и лень.

Но вот стукнула дверь. Мы расслышали, как удивлённый голос, на этот раз незнакомый мне, осведомился, почему дверь плохо закрыта. Ему непонятками ответил пока ещё только недоумённый голос того телохранителя, который меня сюда приволок.

А потом началось.

Эрик придвинулся ко мне ближе, взялся за мою руку, слушая громкую рычащую ругань, к которой присоединились и другие голоса неизвестных мне гиен. Потом явно появился черноволосый приживала, который рычанием перекрыл все вопли:

— Где Эрик?!

При звуке этого голоса мальчик вздрогнул и вцепился в меня. Сначала я решила, что он испугался. Потом сообразила: для Эрика черноволосый — чуть ли не палач. В его-то детском представлении. Наверное, мальчик сейчас страшно переживал, что поддался на мои уговоры. Но тем не менее даже не подумал выдать меня, заслужив одобрение гиен. И я подумала: насколько же гиены затравили мальчишку, если он готов понести наказание в случае нашего провала, но всё равно остаться со мной!

Огрызающиеся, оправдывающиеся виноватые голоса перекрыл вопль — явно со стороны открытой двери подвала:

— Кто последним видел мальчишку? Мы нашли его обувь у забора!

— Что-о?! — заорал черноволосый. — Да я вас всех!..

Из подвала будто стадо бизонов вынесло — нас искать!

Мальчик, вздрагивая, ткнулся в мои колени лицом.

— Мне надо успокоиться… — прошептал он. — У нас получилось… У нас получилось! Лида, мы выберемся?

— Выберемся, — пробормотала я, изо всех сил вслушиваясь в тишину: а вдруг кто-нибудь из приживал остался сторожить беглецов?

— А как?

— Попробуем опыт твоего дяди. Переоденемся. Нам бы только ночи дождаться. Выйдем через ворота, как белые люди.

— А что значит — белые люди?

— Воспитанные и культурные.

— Понятно.

— Эрик, а ты крыс не боишься?

— Я их никогда не видел, — признался мальчик.

— Ничего, — проворчала я. — Нас теперь двое, и руки у нас развязаны — во всех смыслах. На, держи. Будешь лупить всех, кто на тебя покусится.

Он крепко сжал в кулачке гаечный ключ. А потом в полутьме — свет еле-еле проникал из оставшейся открытой двери — я показала ему, как использовать в обороне спрей. И отдала ему бутылку полегче — с растворителем. Даже в темноте разглядела, что он очень неуверенно посмотрел на личное оружие, и решила, что сделаю всё, лишь бы ему не пришлось использовать его.

И мы стали ждать, когда стемнеет. И уже через час я поняла, что мальчишка еле держится на ногах от голода. Пообедать он не успел из-за меня, а в подвале съестного не найдёшь. Мне было стыдно, и я твёрдо пообещала себе: если Эрик захочет вернуться, препятствовать не буду. Но вскоре мальчик уснул, прислонившись ко мне, а потом уснула и я. Крыс мы не интересовали. Гиены, кажется, сочли, что мы в самом деле сбежали, и нас в подвале не тревожили.

Но летние ночи не только коротки. Они и начинаются слишком поздно.

Некоторое время я занималась сокращением нашего пребывания в подвале, рассказывая, как именно я познакомилась с Леной и как нашла Лелля. Потом рассказал о брате Димыче, с которым вместе нашла девочку Арину. Эрик в ответ рассказал, что Арина была слабо подготовлена как небесная птица, и молодые гиены накачали её спиртным и быстро выдавили из неё все силы. Когда я сказала, что Лена считает, что магическую силу Арины можно спасти, мальчик слабо улыбнулся — это я услышала по его голосу:

— Мама всегда верит до последнего.

Потом я рассказала о миротворцах.

— Как ты думаешь, если мы укажем им этот дом, где ты жил, они сумеют привести сюда свой спецназ? Не опоздают? Гие… приживалы не сбегут отсюда до их появления?

Мальчик не отвечал довольно долго. Потом вздохнул.

— Нет, это ведь не их дом. Этот дом принадлежит приживале, который приказал нас похитить. Хозяину.

— А какой он? — полюбопытствовала я. — Ну, из себя?

— Невысокого роста, толстый.

Ясно. Тот, который притворялся, что он муж Лены, и кричал на неё, когда она задержалась в нашем магазине.

— А почему они не сбегут? — И объяснила: — Не поняла связи между хозяином и их желанием убежать, чтобы их не нашли миротворцы.

— Он купил этот дом, — кивая наверх, сказал мальчик. — Они не посмеют уйти отсюда, пока он не разрешит.

— Но ведь для них ситуация чрезвычайная!

— Они слушаются только его. И, если что-то случится, отвечать будут они, а не он.

Не совсем всё же поняла: дом-то останется записанным на хозяина. Если только…

— А на кого записан дом? Хозяин его купил, но…

— На моего отца, — ответил Эрик и снова вздохнул. — Здесь он главный.

Главный — это черноволосый, как я поняла…

До меня доходило плохо и медленно. Толстый хозяин купил дом и поселил в нём черноволосого… Черноволосый гиена — отец Эрика?!

Вот какие заморочки похищения имели в виду миротворцы!