Первая глава

Смелости она набралась только через два месяца, когда наступил апрель, а в кошелёк стало страшно даже заглянуть. Впрочем, какой смелости… Только ужас перед настоящим и будущим дочери заставил её сделать то, что надо было сделать ещё раньше, когда она пыталась не сдаваться. Из странной гордости. А ещё звонить родителям заставила злость на себя, что оказалась бессильной в этой глупой ситуации… С первого же заикания по телефону — всего лишь на словах приветствия! — она разрыдалась, и мать велела ей успокоиться и перезвонить минут через десять.

Анюта перезвонила через двадцать и, заикаясь, забыв поздороваться, выпалила:

— Мама, я развелась!

— Давно надо было, — проворчала мать. — Когда это произошло?

Прежде чем ответить на вопрос, Анюта ошеломлённо посмотрела на мобильник. Мать не скрывала, что всегда была против её брака, но, если к слову приходилось, говорила на эту тему довольно деликатно. Чтобы напрямую сказать дочери об этом сейчас — Анюта, честно говоря, такого точно не ожидала…

— Два месяца назад, — слабо ответила она, успокоенная неожиданным откликом самого родного человека на новость. Да, эти слова матери — бальзам на душу, уставшую от ежеминутного напряжения и страха перед будущим.

— Лёлька с тобой?

— Конечно!

— И где вы жили эти месяцы? — сухо спросила мать.

— В общежитии, — неуверенно призналась Анюта.

— С ума сошла девка! — прогрохотал отлично слышный голос отца. — С ребёнком — в общежитии, в этом очаге разврата!

— Общежития общежитиям — рознь, — попыталась возразить Анюта. — У нас тут…

— Говори адрес — сегодня же приеду за вами! — скомандовал отец, забравший трубку у матери. — Надеюсь, ты написала заявление об увольнении?

— Нет, пап…

— Почему?! — загремел отец.

— Потому что… — Анюта почувствовала, как снова теплеют от слёз глаза. — Потому что… меня сократили ещё с прошлого года! Я… я одно время в частной семье няней подрабатывала, а сейчас…

— О господи… — услышала она голос мамы. — Кстати, приедешь домой — напишешь отказ от алиментов! Немедленно!

— Как будто он платил… — пробормотала Анюта, собирая остатки гордости и настраиваясь на переезд.

Она взглянула на часы. Двенадцать дня. Если отец прямо сейчас приедет — в небольшой городок, в двух часах езды от её родного города, — до шести вечера она с Лёлькой будет дома. Не глядя в зеркало, скрутила длинные тёмные волосы в пучок, машинально скрепив его шпильками, и… Снова расплакалась и со слезами облегчения начала собирать скудные вещички, благо дочка не лезла под руку, поскольку под присмотром соседских старушек играла на детской площадке… Происки влиятельной свекрови, рыскающей везде в твёрдом намерении вытурить бывшую невестку с любого места работы, а потом обвинить в тунеядстве и выгнать из города, остались позади. А ведь если бы не Лёлька, Анюта давно бы… Впрочем, что сейчас об этом говорить…

… В родительском доме она и пятилетняя дочка попали в заботливые руки матери. До ужина добрались через помывку в ванной, переодевание в «нормальные» вещи — те, что когда-то она оставила в родительском доме (и теперь висевшие на ней, отощавшей, как на вешалке), а Лёльку до радостного писка обрадовали новыми вещичками. Пока ехали домой, мать по мобильному выпытала, какой размер у ребёнка, и успела сбегать в ближайший магазин одежды.

За ранним ужином родители молчали, хотя многозначительно (а мама — и с ужасом) посматривали на светловолосую Лёльку, которую Анюта так и не успела предупредить, чтобы та… Впрочем, как пятилетней сказать, чтобы она сдерживалась за богатейшим на разнообразные блюда столом? Как сказать, чтобы дочка не стеснялась любимых родных, которых видела коротко и редко и которые сейчас сами то и дело подсовывают кусочек повкусней (а не следят осуждающе за каждой ложкой и не напоминают змеиным шипением, что столько жрать малолетним девицам непозволительно)? Да ещё после месяцев скудного стола, где всегда присутствовали лишь два неизменно главных блюда — пустой вермишелевый суп да каша?

После ужина объевшаяся Лёлька так неудержимо зевала, что бабушка взяла ребёнка за руку и решительно увела в старую Анютину комнату — нынешнюю спальню младшей сестры, временно подготовленную для прибывших. Здесь уже стояла детская кроватка, купленная любящей бабушкой, пока дед ездил за непутёвой дочерью и внучкой. Сонная, на грани — свалиться и дрыхнуть, Лёлька тут же проснулась и с ликованием потянулась к игрушкам, прихваченным бабушкой из того же магазина. Мать предупредила Анюту, что побудет с внучкой недолго — пока ту снова не сморит сон.

— Не хочу, чтоб она ложилась слишком рано, — шёпотом объяснила она Анюте, пока Лёлька на два голоса болтала вместо огромного медведя, сияющего нежным атласом новенького плюша, и толстощёкой куклы в бальном платье. Заглядевшись, как внучка прислонилась щекой к медведю, улыбаясь во весь ротишко, мать не выдержала и присела на ковёр рядом, обнимая малышку.

Отец вышел на балкон, где и закурил — по старой привычке дымить после ужина. Анюта постояла-постояла возле обеденного стола, собираясь с мыслями, и принялась переносить тарелки со стола в кухню, в раковину. Пора снова привыкать к родительскому дому и его порядкам.

Когда она отжала губку и положила её на нижней полке старенькой сушилки, в кухню зашла мама.

— Мам, а Ленка где? — спросила Анюта о младшей сестре.

— На неделю уехала к крёстной, — ответила та. — Заканчивай с посудой. Лёльку я уложила. Пора поговорить.

Чувствуя себя напроказившим ребёнком в ожидании наказания, Анюта поплелась за матерью в большую комнату. Здесь, сидя на диване, уже дожидался их отец — заметно погрузневший, но не толстый мужчина, одетый в домашний трикотаж: мягкие штаны и кофту. Большой и уютный — совсем не тот жёлчный господин, всегда в костюме с иголочки, каким был свёкор, которого Анюта так и не привыкла считать родным человеком, а Лёлька так и не смогла назвать дедушкой. Мама села рядом, кивнув Анюте на стул (та вздохнула: точно — наказанный ребёнок), привычно строгая, но в лёгком цветастом платье.

Будто угадав её мысли, мать спокойно заметила:

— Но говорить мы будем с тобой, как со взрослой. Поэтому… Пожалуйста, не только выслушай, но и прими.

— Нет, ты можешь жить и дальше, как тебе вздумается, — добавил отец. — Но, если ты прислушаешься к нашим словам, твоя жизнь будет иной.

«Вам хорошо так говорить, — сумрачно подумала Анюта. — Это не у вас всё плохо в жизни. Это не вы бездомные и безработные… Это не у вас маленькая дочка, которую надо кормить и одевать. Вы-то своё активное время прожили и не знаете, что такое безработица! — А передохнув от горестного сравнительного перечисления, совсем мрачно заметила: — И не у вас такая легкомысленная упрямая голова, которая никого не слушает!»

— Начнём с обидного, — сказала мать, задумчиво поправляя подол платья на колене. — Мы тебя предупреждали по поводу Викентия и оказались правы.

— Да, — согласилась Анюта, понурившись.

— Мы предупреждали, что он слабохарактерный и что в его доме всем заправляют его мать и отец. Мы понимаем, что ты была сильно влюблена в него. Внешность мужчины для женщины многое значит.

Анюта всё-таки чуть не огрызнулась: что сейчас говорить об этом?! Было — и прошло! Зачем они растравляют старые раны?! Она уже и сама всё поняла!

— Это была прелюдия, — спокойно сказал отец, скользнув взглядом по её руке, сжавшейся в кулачок. — Теперь проза жизни. Мы не собираемся тебя содержать. Внучку — пожалуйста. Но не тебя.

— Что? — вырвалось у Анюты.

— У нас к тебе деловое предложение, — тоже спокойно сказала мать, словно не расслышав её вопроса. — С работой плохо и в нашем городе. Поэтому… — Она вдруг вздохнула, и Анюта насторожилась. — Два варианта. Ты ищешь работу, чтобы не сидеть на нашей шее. Если не находишь, то соглашаешься на наши условия. Второй вариант. Если с тем, что мы для тебя придумали, не выйдет, мы согласны некоторое время содержать тебя, пока ты не найдёшь работу вообще.

Анюта внутренне заметалась. Условия… Что они там для неё придумали?

— А… если сразу? — неуверенно спросила она. — Ну, вы рассказываете, что для меня приготовили, и я приступаю… — Она не нашлась, как закончить фразу и пожала плечами. — Ну… Дело в том, что я давно хотела переехать ближе к дому. И тоже искала работу по здешним газетам и не нашла. Все детсады уже укомплектованы воспитателями. А заниматься чем-то другим можно и после того, как вы… — Она споткнулась. Неужели она произнесёт это вслух? — После того как вы предложите мне свои условия. Ну… Так в чём заключается ваше деловое предложение?

Родители переглянулись.

— Может, ты и права, и нужно начинать со второго варианта. Так вот. Наше предложение имеет как свои плюсы, так и свои минусы, — медленно сказал отец. — На первый взгляд, ничего особенного, но… Анюта, мы вынуждены просить тебя… Дай нам слово, что не будешь винить нас, если что-то пойдёт не так.

— Ничего себе, — прошептала она и договорила уже в полный голос. — Вы сами понимаете, о чём просите?

— Понимаем, к сожалению, — вздохнула мать. — В сущности, мы не требуем от тебя… Ох, как тяжело это говорить! Нам, семье, это приходится делать.

Анюта, округлив глаза, смотрела на родителей. При чём тут семья, если речь идёт о работе?! Или… Кто-то из них так болен, что нуждается в сиделке? Через секунды она скептически поджала губы. Крепкий отец и деловая мама. Папа работает до сих пор. Что-то не видно, чтобы кто-то из них себя плохо чувствовал.

— Ладно. Даю слово, — тоже вздохнула она. — Я не буду вас ни в чём винить. Честно. Этого достаточно? Рассказывайте.

Родители снова переглянулись. Мать опустила глаза, а подняв, странно легкомысленно сказала:

— Мы предлагаем тебе позаботиться о дедушке.

— Хотите оформить опекунство? — не поняла Анюта. И опомнилась. — Стоп! Что за дедушка? Почему… Но ведь наши деды… Бабушки же живы! И все здоровы! Я поздравляла их с Новым годом. И с Восьмым марта. И недавно созванивались!

— Ну, надо было уточнить, что для тебя это прадед, — виновато сказала мать. — В общем, дед нашего отца, — кивнула она на мужа.

— А… почему вы раньше о нём не рассказывали? — удивилась она. — Я как-то думала, что папины дедушка с бабушкой давно… Но, значит, он очень старенький?.. И почему… Он такой капризный, да? Ну, что никто не хочет ухаживать за ним?

Мать поджала губы и снова посмотрела на отца, который уставился в экран выключенного телевизора, всем своим видом показывая: Господи, как не хочется продолжать именно этот разговор!

— Ну, я скажу так, — словно решилась мать. — Прадед и в самом деле тяжёлый человек. Но мы не ждём от тебя, что ты будешь ухаживать за ним, если тебе не понравится. — Она снова взглянула на отца, и обеспокоенная Анюта заметила в этом взгляде нечто странное. — Мы предлагаем тебе попробовать себя… — Она замолчала, явно подбирая слово. А потом сморщилась, словно в рот попала какая-то гадость, и выпалила: — В общем, нам нужно, чтобы ты всего лишь сутки побыла возле прадеда. Вот и всё.

— Типа проверки, что ли? — всё ещё недоумевала Анюта.

Но тут сообразила, что родители наконец-то чётко высказали, чего от неё хотят. И пока не стала допытываться о подробностях. Теперь она откинулась на спинку стула, соображая: значит, провести только сутки у постели прадеда? А потом она может делать всё, что захочет? И не надо будет психовать из-за бесплодных поисков работы? Можно будет искать место не торопясь? А то и на курсы какой-нибудь переподготовки попробовать сходить? А так, после курсов, будет больше возможностей найти работу.

Хм. Интересное предложение.

— Так, — всё ещё размышляя, сказала она. — И когда?

— Если согласна, — напряжённо сказал отец, — могу отвезти прямо сейчас. Он живёт на другом конце города. Лёлька на время твоего отсутствия побудет у нас.

Анюта похлопала глазами: ничего себе — спешка. За Лёльку она не беспокоилась, зная родителей. Дочка попала в очень заботливые руки — тем более мама вышла на пенсию по выслуге лет, и отец велел ей сидеть дома. Но почему родители так спешат?

Всё это здорово интриговало. Ну что ж, сутки так сутки. Это время пережить нетрудно. И чего родители так нервничают, словно она отказалась бы от дежурства при больном прадеде? Кстати, а с чего она решила, что прадед болен? Ну, наверное, потому что мать сказала: «Побыла возле прадеда». Побыла. Но почему тогда всего сутки? Проверка? А в чём она заключается — родители скажут? Или скажет прадед, который наверняка настолько капризен и упрям, что гоняет от себя всех сиделок?

Она вгляделась в родителей. Нет, они ничего больше не скажут. Глаза отводят. Видимо, прадед всех достал, а она, Анюта, человек довольно терпеливый, о чём все знают. Вон, сколько времени выдержала рядом с Викентием и его чёртовыми старшими родичами! Особенно родительницей…

Значит, она сможет справиться и с прадедом, и с его закидонами. Мелькнула ещё и меркантильная мысль: интересно, а после смерти прадеда кому достанется его квартира? Было бы здорово с Лёлькой поселиться отдельно от родителей!

И тут же стало стыдно. Она ещё человека не видела (родного, между прочим!) а мысли уже не только о его смерти, но и о выгоде.

— И что мне с собой брать? — спросила она, поднимаясь со стула.

— Возьми всё, чтобы комфортно провести ночь в квартире, — быстро сказала мать. — Прадед не встаёт («Ага! Правильно я догадалась!»), но тебе захочется, может, что-то сварить лично для себя. Или чай заварить. Что-то сладенькое к чаю (Анюта глаза вытаращила: и это говорит её правильная мама?!) Зубную пасту, там, на утро. Полотенце я тебе сама дам. И ещё какую-нибудь мелочь из необходимых.

— Если у тебя чего-то нет, я дам денег. Сколько тебе надо? — поспешно добавил отец, забирая с полки серванта портмоне и карточку.

— Пап, ты что? — поразилась Анюта, начиная уже уверяться, а не только подозревать, что с прадедом всё-таки не всё чисто. И даже о-очень не чисто. — Мелочь-то у меня есть. Да и сами вы говорите, что рядом с ним надо посидеть только сутки!

Родители в который раз переглянулись. И мама жалобно… чуть не проблеяла:

— Ну, это время, проведённое рядом с прадедом, может тебе показаться… Ну-у… Поэтому я и… мы и… предлагаем.

Анюта вдруг поняла, что глаза родителей переполнены страхом и надеждой. А следующее, что она поняла: после шести лет жизни с Викентием, под тотальным контролем его родителей, она не боится ничего! Ведь она получает работу!

— Поехали, — спокойно сказала она отцу и первой встала со стула.

Он привёз её в старую часть города, в которой, кроме новейших высотных домов, ещё сохранялись улицы двух-трёхэтажных деревянных или кирпичных домов. Весенним вечером эти дома выглядели уютно: почти перед каждым — вот-вот буйно расцветут палисадники или просто засаженные цветами и декоративной травой газоны.

Анюта устала удивляться!.. Отец остановил машину за три дома от нужного, передал ей ключ от квартиры и напомнил адрес.

— Вон тот, через три дома, — снова повторил он, ёрзая на сиденье, словно боясь, что его заметят.

«Что за игры в шпионов?» — уже недовольно подумала она.

— Анюта, — внезапно высунулся он из окна машины. — Если что — звони, и я сразу приеду. Даже если понадоблюсь ночью. Деньги на мобильном есть? Добавить?

— Можно было бы немного, — пробормотала она. И опомнилась: — Папа, ты забыл сказать, как его зовут!

— А, это. Николай его зовут, дочка.

— Спасибо, папа.

Сначала отъехала машина, потом только Анюта неторопливо зашагала к отмеченному дому, размышляя: «А вдруг на эту квартиру рассчитываю не только я? Может, среди дальних родственников есть конкуренты? Странно, что я о прадеде ничего не помню. Как будто его в моей жизни и не было. И папа никогда о нём ни слова…» Микрорайон ей понравился. Тихо, спокойно. Судя по отсутствию проводов над проезжей дорогой, троллейбусы здесь не ходят, а вот автобусы появлялись один за другим. И постоянно мелькали маршрутки. Ого, вон там детсад! Анюта улыбнулась: если она даже работы здесь не найдёт, но вдруг получит квартиру прадеда, Лёльку устроит сюда, ближе к дому.

Народ неторопливо шёл навстречу или обгонял её — преимущественно спокойный, может, оттого что здесь гуляли семьями или тесными компаниями в этот тёплый и даже уютный апрельский вечер. На Анюту посматривали, но так, как смотрят на человека, нечаянно забредшего на территорию, чьи обитатели друг друга поимённо знают. Хм… Анюта смешливо улыбнулась. Большая деревня.

Наконец она подошла к дому прадеда. Трёхэтажный. Кирпичный. Кажется, потолки здесь должны быть высокими, а комнаты довольно просторными.

Анюта свернула за дом по тропке, асфальтированной, с обломанными краями. Двор уютный — отметила машинально. Даже качели есть, и песочница неплохая. Подъездов всего три, и она быстро нашла нужный. Дверь оказалась незакрытой, и Анюта вошла.

Поднимаясь по скрипучей деревянной лестнице от подъездной двери на первый этаж, она вдыхала запахи старого крашеного дерева и теперь уже с любопытством ожидала, кого же увидит в квартире прадеда. А вдруг родители не всё знают, и в доме прадеда уже кто-то есть, кто-то ухаживает за стариком? Она досадливо мотнула головой. Хватит гадать. Войдёт и всё узнает.

Остановилась перед обычной квартирной дверью. И некоторое время колебалась: может, не открывать ключом? Как-то неудобно входить в чужую пока квартиру нагло, чуть ли не по-хозяйски. Но, внимательно оглядев косяк, обнаружила, что звонка нет, а там, где он, возможно, когда-то был, вызывающе торчат оборванные провода. Наверное, здесь уличной шпаны полно… Пожала плечами и вставила ключ в скважину.

В прихожей оказалось довольно светло. Анюта, закрыв дверь на замок, прошла два шага и поняла, что уходящий солнечный свет стелется из кухни. Посмотрела под ноги — с мыслью, снимать — не снимать босоножки. Удивилась: пол чистый, словно даже недавно мытый. Соседи помогают? Сняла обувку и снова засомневалась: звать хозяина или не звать, чтобы возвестить о своём приходе? Несмело решила, что может напугать его, будучи вошедшей в квартиру со своим ключом. Он же лежит. А то и встать не сможет, а она его обеспокоит.

Босиком, то есть в одних подследниках, прошла в комнату, которую можно было бы назвать залом — или просто большой общей комнатой. Лёльке здесь понравится — просторно. Мебель старая, купленная, наверное, давным-давно и не то что чистая, а даже сияет от ухоженности. Так прадед здоров? Сам ухаживает за обстановкой?.. Сервант, комод, шифоньер. Телевизор, на нём — старенький радиоприёмник. Диван, два кресла и пара стульев. В глубине комнаты Анюта заметила две двери. И сердце зачастило. Вот-вот она увидит прадеда и узнает какую-то тайну. Но которую дверь открывать первой?

На всякий случай тихонько постучав, открыла дверь слева. Сумеречная комната, видимо, выходила на восток. Пусто, не считая старой мебели. Но чисто. Очень чисто. Анюта встала перед дверью во вторую комнату и, решившись, снова тихонько постучала.

И чуть не подпрыгнула, когда за дверью кто-то зарычал!

Выждала, пока заколотившееся сердце успокоится, и толкнула дверь.

В этой комнате, хоть и выходила она, как кухня, на запад, было темно. Шторы закрывали окно так, что даже не видно, где оно находится. С первого взгляда Анюте показалось, что в комнате всего лишь один предмет мебели — большая кровать, на которой кто-то лежал — на большущих подушках, укрытый даже внешне тяжёлым одеялом. Потом поняла, что там же находится столик, на котором горит свеча в низком светильнике.

— Здравствуйте, — робко сказала она, поспешно закрывая за собой дверь: а вдруг больному противопоказан сквозняк, который почувствовала даже она?

— Ты кто? — требовательно спросил низкий голос от кровати. — А ну! Подойди!

— Я Анюта, — осторожно сказала она, собираясь продолжить: «Дочь вашего внука».

— Садись на стул! — скомандовал низкий голос, перебив, и она заметила рядом с кроватью еле видный в плохом освещении деревянный табурет.

Под ногами мягко и чуть прохладно от коврика, связанного из тряпок. Анюта, затаив дыхание, прошла до табурета и села лицом к прадеду — насколько она поняла.

Села и очутилась перед лежащим в постели стариком с необычайно напряжённым лицом. Даже в небольшом пламени свечи разглядела его глаза, сияющие поразительной синевой, и мельком позавидовала: «Мне бы такой цвет вместо моего тускло-серого!»

— Анюта, значит… — прошептал прадед Николай после паузы, в течение которой он пристально разглядывал правнучку, и выпростал из-под одеяла большую руку. Быстро протянул её к Анюте, но долго на весу не мог удерживать, опустил.

— Вам помочь чем-то? — неуверенно спросила она.

— Ой, милая, — снова чуть не шёпотом проговорил прадед Николай, не спуская с неё глаз, — ой, помочь бы мне! Ой, как помочь бы мне надо! Ах, красавица же ты какая, Анютушка! Ты-то уж поможешь! Только ты — и никто больше!

— А что я могу сделать? — Чем дальше, тем Анюта досадливей чувствовала своё странное положение при этом древнем старике, который выглядел чуть ли не ссохшейся мумией. Но при всём при том она ощущала в нём внутреннюю силищу и не могла понять, почему она её ощущает. Никогда раньше такого с ней не было….

— Милая, родинушка моя, — проникновенно сказал прадед. — Да ты мне только руку протяни — уже поможешь!

Анюта пару секунд посомневалась, но ведь просит больной и старый! Наверное, ему здесь одиноко — одному. Уж кто — кто, а молодёжь вряд ли посещает его… Так что руку протянула и даже сама первая взялась за ладонь прадедовскую. Ожидала, что его большие, распухшие пальцы будут холодными. А они горели сухим жаром. Как будто положила свою ладонь на раскалённую батарею. Анюта даже пожалела: «Что ж он так? У него же, небось, температура высокая? Почему никто врача не вызвал?»

— Дед, ты болеешь? — осторожно спросила она.

— Да нет, Анютушка, — улыбнулся он. — Это я тебя так жду. Так давно жду, что и впрямь не заболеть бы. Как же долго ты шла ко мне, душа моя родиночка, моя милая…

Его горячая ладонь внезапно сжалась, стискивая её пальцы до боли. Ошеломлённая Анюта инстинктивно попыталась выдрать руку из этой болезненно железной хватки — совсем не как у больного!.. Но в следующий миг что-то резко вспыхнуло перед глазами, ударило в оба виска, и она потеряла сознание…

… Она бежала по лесу, по такой высокой и густой траве, что порой приходилось не только раздвигать жёсткие стебли, но и выискивать в ней лазейку, чтобы добраться туда, куда её позвали. Приподнимая подол не слишком длинного холщового платья, она ловко прыгала, преодолевая все преграды… Травы отзывались странными, богатыми ароматами, и она будто видела эти запахи в воздухе — призрачно плывущими струями и струйками, и легко распознавала каждое растение, не видя его. Рядом тоже бежали — кто, она не видела. Но чьи-то лапы мягко отталкивались от травного покрывала и снова резко шелестели, когда зверь приземлялся после прыжка. А ещё вокруг было очень много птиц. И она всех их знала по именам. Не по названиям, а именно что по именам. Кто-то из птиц смотрел с высоких ветвей, кто-то успевал неожиданно чиркнуть над головой… Лесная река открылась внезапно — взмывающим к небу краем оврага, и она взлетела с него, взвизгнув от неожиданности и счастья открывшейся свободы. Полёт был недолгим, и она, смеясь от страха и восторга, упала в дымчато-зелёную воду, в хрустальные брызги, смывающие ненужные мысли… А потом её за руку поймали и сильно вытянули из речных волн на берег. Она встала лицом к прозрачной воде, блистающей под раскалённо белым солнцем и рассыпающей слепящие плавленые солнышки, а кто-то на её мокрые волосы, на полураспустившиеся косы, надел венок из цветов и странным, неслышным, но отчётливым голосом торжественно сказал: «Да будет она!»

 

Вторая глава

… Открыв болезненно сухие глаза — будто долго плакала, почувствовала боль. Неудивительно. Упавшая с табуретки, она сидела на полу, опираясь спиной о кровать и неловко задрав кверху руку, которую всё ещё сжимала рука прадеда. Завозившись, она попыталась встать, одновременно слегка тряся захваченной ладонью в попытках освободиться… Старческие пальцы разжались и легко отпустила её, и Анюта, даже не понимая ещё — а может, не веря тому, что именно произошло, вскочила на ноги и склонилась над прадедом.

Умер.

Она ошарашенно хлопала глазами на мёртвого старика, на своего прадеда, лежавшего таким успокоенным, словно наконец-то завершил все дела на земле, и ничего не понимала. Наконец выпрямилась и равнодушными глазами огляделась — с единственной мыслью: что делать дальше? Рука машинально полезла в сумочку на боку — за мобильником. Надо предупредить родителей!.. И замерла.

Комната всё ещё оставалась тёмной, но теперь отнюдь не однородная темнота застоялась в ней. Первое впечатление, что по стенам и потолку она украшена странными новогодними гирляндами — тусклыми, но разноцветными. Гирлянды эти тлели то паутиной по углам, то сетями там, где было до сих пор просторно. Нечаянно взглянув на пол, Анюта попятилась от еле светящегося круга под ногами. А оказавшись в местечке, где под ногами ничего не было, вдруг уловила, что на стенах есть и ещё кое-что, кроме гирлянд. Какие-то прямые линии — по большей части короткие и часто скученные вместе. Чем больше вглядывалась, тем больше вырисовывались… книги на полках! Разной толщины, разной величины. А ещё на тех полках — толпы бутылочек, склянок, простых банок, а ещё на них веники сушёных трав и ещё какая-то мелочь… Откуда это всё?!

А в следующий миг Анюта чуть не закричала от неожиданности: в полной тишине закрытой комнаты, в которой не тикали даже часы, кто-то довольно отчётливо вздохнул неподалёку! Стремительная оглядка на кровать. Нет, прадед лежит всё так же спокойно.

Но следующий вздох Анюта успела проследить и заметила в левом углу от кровати, на полу, что-то тёмное. Сердце зашлось от ужаса, когда в этой сгущённой тьме засияли два зелёных фонарика. Будто одну из тускло светящихся гирлянд уронили и поразбивали все лампочки, кроме зелёных. Часто дыша и лихорадочно размышляя, не сбежать ли, Анюта достала-таки мобильник и включила свой фонарик.

Громадный чёрно-белый кот медленно встал с места и, не спуская с неё глаз, подошёл к кровати. С трудом успокаивая дыхание и расходившееся сердце, Анюта проследила, как зверь прыгнул на постель и улёгся, примостившись к боку мёртвого хозяина. Но глаз не закрыл, а продолжал наблюдать за молодой женщиной.

А та растерялась до такой степени, что даже телефон в руках не подсказал, что она собиралась вызвать родителей.

А потом… Она позвонила родителям, сказала о смерти прадеда. А через секунды, чувствуя, что ей становится как-то не по себе, добавила — хотела обиженно, но не получилось, какая-то апатия начинала действовать так, что захотелось немедленно лечь:

— Мама, почему вы не предупредили?

— И отца твоего с младшим его братом не предупреждали, — вздохнула мать. — И твоих кузенов. И Лену, сестру твою. И даже деда твоего. Так надо было. Только они… пустые были. Мы надеялись, что и тебя минует… Сейчас приедем. Мы быстро…

Но Анюта этого «быстро» не дождалась. Казалось, страшно захотелось спать. Совершенно бездумно она последовала за каким-то тёмным сгустком, стелющимся по полу и манящим за собой. Он привёл в ту, первую комнату, открытую ею из общей. Не удивляясь себе, а словно так и надо, Анюта тяжело легла на кровать, поверх покрывала, и закрыла глаза. И провалилась в странный сон, будто продолжение того — лесного.

И дальше была у неё странная жизнь — во сне.

В этом сне с первых мгновений, как она закрыла глаза, её начали обучать странному и необычному — тому, о чём раньше она могла презрительно отозваться: фигня и суеверия! И обучали так плотно, что порой она плаксиво говорила, не открывая глаз:

— Я не успеваю всё запоминать!

А кто-то невидимый шептал ей успокаивающе:

— И не надо запоминать. Потом, когда надо будет, всё сама вспомнишь!

Сквозь этот странный сон она слышала, что в комнату входят, снимают с неё одежду и укрывают лёгким одеялом. Кто-то негромко, со слезами в голосе говорил:

— Не такой судьбы я для неё хотела, отец, не такой!

— А что ж делать? — чуть не шёпотом спрашивал отец. — Так по роду моему идёт — и дальше пойдёт. Скажи спасибо — дед всё же умер, а то бы…

— Да знаю я, знаю! А всё равно… Это ужасно…

Они вышли, закрыв плотными шторами окна, а Анюта осталась лежать под слишком тёплым одеялом и не могла пошевелить рукой, чтобы сбросить его с себя. Открытые вовнутрь глаза продолжали впитывать всё, что ей рассказывали и показывали. Больше всего её в этом сне опять раздражало, что она не может запомнить, где что находится, но голос тепло уговаривал её:

— Не сердись. Всё найдёшь, всем попользуешься. Ты, милая, слушай — вот главное.

Ей приносили есть, помогали встать, чтобы отвести в туалет, и чаще всего в странном сне она видела помогающую ей мать… Стороной проскальзывало впечатление болезни и беспомощности, и в то же время Анюта ощущала странную силу, дремлющую внутри, но уже просыпающуюся, медленно и тяжело. Двойственное впечатление особенно злило, потому что пару раз слышала еле различимый за дверью голос Лёльки. И так хотелось к дочери! Но даже руки поднять не могла — не то что встать с кровати.

Голос и странное состояние апатии пропали на следующий день. Всего на несколько часов. Изумлённая происходящим, Анюта встала с постели, оделась. Полное ощущение, что внезапно выздоровела после гриппа с осложнениями, который длился целую неделю! Даже ноги на ходу подрагивали от слабости…

А когда вышла в общую комнату, оторопела. Посередине помещения, на табуретках, стоял гроб с прадедом, а у стен, на стульях и на старом диване, сидели родственники. И самые близкие, и те, кого помнила только по раннему детству. Некоторых она с трудом узнавала — так давно не виделись. Смотрели на неё — то ли соболезнуя, то ли со страхом и тревогой, словно боялись, как бы она чего не учудила. Молча подошла мать, повязала ей на голову чёрный платок. Прошептала чуть не в ухо:

— На кладбище поедем. Ты уж пока не спрашивай ничего, ладно? Отец попросил помалкивать. Особенно если кого странного на кладбище увидишь. Мы-то надеемся, там никого чужих не будет… Предупредили только родных, но кто его знает…

— Лёлька где? — сипло спросила Анюта.

— Дома. Не беспокойся. С Леной она сидит — мы её от крёстной вызвали.

Отголоски апатии всё ещё летали над задурманенной странными снами головой, поэтому отсутствие дочки, которую хотелось увидеть, она восприняла спокойно. Даже заметила, что родственники стараются не подходить к ней близко, хотя поздоровались все. Но подводные течения проходили мимо, хоть и понимала их… Как и то, что её посадили в отдельную машину, куда не сели даже родители, а за рулём сидел странный хмурый мужик, ей совсем незнакомый, который на её рассеянное: «Добрый день!» буркнул только:

— Добрый!..

И она замолчала. И потому, что чувствовала его нежелание разговаривать, и потому, что говорить не хотелось самой. Села на заднее сиденье, уставилась в окно, не замечая солнца, — и улица поехала мимо неё…

Доехали до кладбища, вышли у ворот. Подошли родители — почему-то с напряжённо испуганными лицами, дали солнцезащитные очки (она ещё слабо удивилась: обошлась бы и без них), после чего взяли под руки и повели так, как будто боялись, как бы она не споткнулась на гладкой асфальтированной дорожке. Впереди зашагали дедушка с бабушкой — отцовы родители. Остальные родичи поплелись следом.

Когда провожающие вышли из-за густых высоких кустов, Анюта проснулась. Полностью. Как будто в лицо плеснули холодной водой. Нет, не то. Как будто над головой опрокинули ведро с ледяной водой.

Рядом с могилой, которую торопливо всё ещё копали кладбищенские рабочие, стояли несколько человек, опасностью от которых не то что повеяло — шарахнуло, как током. Она медленно, ведомая родителями, шла к могиле, возле которой на те же табуретки, вынутые из микроавтобуса, поставили гроб с прадедом, и пыталась рассмотреть каждого из этих людей, чтобы понять, чем они опасны.

А они явно опасны.

Согнутый, словно от старости, лысый, но с баками дедок, в плотном чёрном плаще — несмотря на весеннюю жару, тоже был в солнцезащитных очках. Его охраняли (Анюта поразилась, когда это поняла) два широкоплечих молодца-телохранителя. Хоть очки и закрывали глаза старика, но его оценивающий взгляд, словно мазнувший по её коже неприятным прикосновением рыхлого пепла, Анюта прочувствовала так, словно он взял и походя, сам того не заметив, ткнул в неё трость, на которую сейчас опирался.

Девушку Анюта заметила не сразу — та стояла за спиной старика, в ребристой тени пока безлиственного, но густо разросшегося куста сирени, чуть не сливаясь с этой тенью. Худенькая и хмурая, одетая в платье, больше похожее на маскхалат из-за расцветки (блёклые цветочки на чёрном фоне), она поглядывала на всех диковато, что подчёркивалось отсутствием на её темноволосой голове траурного платка. И пару раз насторожившаяся Анюта поймала её взгляд в спину старика — ненавидящий, но при том, как ни странно, боязливо покорный. И если Анюта сначала решила, что это молоденькая любовница богатого старика (правда, тогда почему она в таком платьице?), то теперь просто терялась в догадках, что тут к чему.

Высокая тощая женщина в чёрном платье выглядела так, словно только что приехала с какого-то празднества. Даже траурный цвет платья не позволял предположить, что она специально надела его для похорон. С внезапно проснувшейся иронией Анюта вдруг усмехнулась: а если и так? Если смерть прадеда для неё именно что праздник? Ибо длинное платье было не только «ну очень» неприлично декольтировано, но и без рукавов, а на волосах вместо традиционного чёрного платка сверкающими на солнце заколками крепилась изящная чёрная вуалька. На лысого старика она то и дело посматривала сбоку. Враждебно.

Чуть дальше от дамы в вуальке, в трёх-четырёх шагах, стоял роскошный мужик — мечта романтичной барышни: широкоплечий, с узкими бёдрами, в офисном костюме, который только не лопался от мощи, упрятанной в него. Лицо мужика было вытянутым и скуластым, и поглядывал этот тип вокруг себя настоящим волком.

Когда у могилы появилась похоронная процессия, к нему шагнул другой, не менее впечатляющий тип. Этот вроде и не мог похвастаться мышцами, но чёрный костюм ему шили явно на заказ — настолько идеально облегал он высокую фигуру. Был он лицом тоже слегка худ, даже сухощав, будто его обветрило на каких-то работах в пустыне, но, в отличие от первого, недовольства на нём не читалось. Скорее, отчётливо очерченные губы слегка кривились в насмешке, как насмешлив был и прищур небольших глаз… Оба переглянулись. Словно скрепили временный договор. О ненападении. И почти одновременно со злобой покосились на старика в чёрном. Впрочем, нет. Второй как раз посмотрел на старика оценивающе. Анюта даже боязливо в душе хихикнула: будто оценивает, когда старик тоже отправится следом за её прадедом.

А когда девушка в цветастом платье обернулась куда-то — кажется, на человека, застучавшего молотком у соседней могилы, за ней обнаружился белобрысый парнишка, который поневоле прятался, будучи небольшого росточка. Этот вообще одет так, словно только что явился, скажем, со спортивного поля, где бежал не один круг, сдавая зачёт. Что ещё более странно: выглядел парнишка не только усталым от пробежки, но и таким измождённым, будто не ел недели две. Кожа да кости. Одетый в широкие трикотажные штаны и в футболку с длинными рукавами, он ещё и смотрел вокруг себя, так тяжело моргая сонными глазами, будто не понимал, как очутился на кладбище и что здесь делает.

Зато понимал тот старик. Он тоже оглянулся на стук молотка. При виде парнишки он недовольно ощерился и кивнул на него одному из телохранителей. Охранник, ни слова не говоря, тут же повернулся к парнишке. Тот ссутулился, повернувшись к нему боком, словно боялся, что его будут бить здесь и при всех, и жалобно и тихо что-то запричитал. Мощная длань сграбастала его за шиворот, и телохранитель со своей ношей, скулящей, но покорной, невозмутимо прошагал куда-то в сторону мимо опасливо посматривающей на них похоронной процессии… Анюта поёжилась: а вдруг он этого заморыша бросит в свежевыкопанную яму в другом месте? С такого бугая станется… И пошли далее мысли нехорошие: а заморыш упадёт и скрючится на дне, и его, не заметив, закроют чужим гробом и закопают… Господи, что у неё с воображением…

Когда рабочие вылезли из приготовленной ямы, телохранитель вернулся и так же спокойно встал рядом со стариком. Двое мужиков и дамочка в чёрном всё так же скучающе смотрели на могилу, рядом с которой началось отпевание: высокий священник гулким голосом проговаривал молитвы, а порой басил, пропевая некоторые фразы. Впереди толпы провожающих прадеда всё так же стояли дедушка с бабушкой, за ними все остальные. Анюта хотела было подойти к могиле ближе, но мать неожиданно железными пальцами больно вцепилась в её локоть.

— Стой на месте! — прошипела она. — А то этот увидит!..

Удивлённая Анюта не сразу поняла, что её прячут от старика в чёрном. Теперь её от него загораживали священник и дед с бабушкой. Да ещё отец как будто специально встал впереди — перед нею с матерью. То есть она, Анюта, превратилась в одну из скорбящих родственниц? Зачем? А если надо прятать, то зачем её вообще сюда привели?

Будто услышав её вопрос, мать прошептала:

— Не знали мы с отцом, что этот гад придёт на кладбище!

Гроб с прадедом опустили в могилу. И с его исчезновением Анюта почувствовала, что снова впадает в странное оцепенение. Всё проходило мимо — все детали похорон. Она постепенно снова засыпала, и только руки родителей помогали ей, направляли. И не пускали к могиле — даже горсть земли, пахнувшей радостно и свежо по-весеннему, бросить на опущенный прадедов гроб. А потом её опять усадили в ту же машину с хмурым мужиком, который довёз её до дому.

В квартире прадеда родители вручили Анюте кипу бумаг. Сначала она смотрела на них с тусклым удивлением. Потом на последних силах сознания заставила себя вчитаться. Подняла глаза на родителей.

— Это правда? — с недоумением спросила она. — Квартира моя?

— Да, доченька, — торопливо сказала мать. — Это документы на дедову квартиру. Но Лёлька пока у нас поживёт, хорошо?

— Хорошо, — с тем же недоумением согласилась она. Зачем повторять одно и то же множество раз, если всё было заранее оговорено?

— Теперь осталось тебя оформить опекуном твоей бабули, чтобы ты была официально работающей, — с облегчением сказала мать. — Но ты не беспокойся. Это уж мы всё сами сделаем — без тебя. А ты… Иди отдохни.

— Спасибо, — сказала Анюта, не понимая, за что благодарит. И всё тяжелей воспринимая слова матери.

Наконец та, кажется, догадалась, в чём дело, и снова отвела дочь в ту же комнату, в которой Анюта спала целые сутки.

Что там дальше было с родителями, Анюта не знала. Едва она легла и закрыла глаза, она открыла их на тёмный сгусток, который тут же принялся опять впихивать в неё информацию, водя по призрачной квартире прадеда и объясняя, объясняя, а заодно прямо во сне заставляя тренироваться «практически»… Целыми днями и ночами. Порой Анюта как-то стороной понимала, что во второй половине дня приходит мать и помогает встать с постели, умыться, привести себя в порядок и поесть. А потом снова ведёт в комнату, где было спокойно, но где её учили так, что мозги кипели.

Иногда она открывала глаза и шептала неизвестно кого:

— Какой сегодня день?

«Тебя это не должно волновать», — раздражённо откликался тёмный сгусток.

А однажды она открыла глаза, потому что руке, лежащей вытянутой, было тяжело, а боку — горячо. Открыла, и взгляд упёрся в полыхающие зеленью кошачьи глазища. Несмотря на тяжесть, кота сгонять с руки не хотелось. С ним было… спокойней. И Анюта снова закрыла глаза, погружаясь в уже привычную дремоту.

И наконец наступил день, когда она открыла глаза — и поняла: проснулась. Раз и навсегда. Другой — не той, что переступила порог прадедовой квартиры. Странное впечатление — из-за вторичности, что ли. Как будто переболела чем-то тяжёлым, как было однажды в детстве. Гнойную ангину, с её высоченной температурой, с невозможностью встать на неожиданно отяжелевшие ноги и удержать равновесие, она запомнила навсегда. Так и теперь вставала — очень осторожно, помня, как чуть не упала тогда, много лет назад. Очень уж схожие ощущения вернулись. Но тело, едва попробовала сделать несколько шагов, повиновалось так привычно, словно Анюта пролежала обычную ночь — не более. И тёмная комната перед глазами не плыла…

Первым делом она подошла к окну и раздвинула шторы. Вечер. Мягкий тёмно-жёлтый свет летнего солнца лёгкой тканью, узорчатой из-за деревьев перед окном, лёг к её ногам и на подоконник.

Анюта вышла из комнаты и услышала постукивание. Пошла на звук.

На кухне мама, приоткрыв крышку кастрюли, помешивала щи — судя по сытным капустно-мясным запахам.

— Мама…

— Ой, наконец-то!.. — выдохнула мама и, положив ложку, подошла к ней, взялась за плечи. — Как себя чувствуешь, миленькая?

— Мам, а что со мной?

Прежде чем ответить, мама огляделась и кивнула на табуретку у кухонного стола.

— Садись. Много чего я тебе рассказать не смогу. Но коротко кое-что от отца знаю. По его линии колдуны у нас. Настоящие… Звучит… Понимаю, что звучит… ну… В общем, такие умереть не могут, пока силу не передадут. Вот и прадед сколько лет уже мучился, а силу передать не мог.

Удивлённая Анюта присела за стол, пока ещё плохо воспринимая информацию. Мама опустилась на табурет напротив.

— Уже и отец, и его папа, и другие наши родные — все приходили к прадеду Николаю, но у них того, что для передачи нужно, нет. А у тебя вот… Оказалось — есть. Правду скажу, дочь. Не хотела бы я тебе такой судьбы. Но тут уж от нас ничего не зависит. Отец говорит, не сейчас бы — потом всё равно бы тебе пришлось к Николаю идти. На роду у вас так написано. Что однажды потянетесь друг к другу. Знали мы, что и трудно это происходит — передача-то. Вот я за тобой и прихожу ухаживать, чтоб уж совсем одну не оставлять.

— Мама, а Лёлька как там?

— С Лёлькой всё отлично, — оживилась мать. — Мы устроили её в детсад возле нашего дома. Ей там нравится. Спрашивает, конечно, как ты и почему не звонишь, но, пока у неё там новых знакомств много, не слишком сильно тревожится. И отец говорит — нельзя её пока к тебе. Ну, пока ты не освоишься. Ну, не станешь той, кем был прадед.

Анюта помотала головой, стараясь понять, мама ли это говорит.

— А когда?

— Что — когда?

— Когда я освоюсь?

— Ну-у… Этого никто не знает, Анюта. Сама должна узнать.

— Мам, а кто был на кладбище? Ну, тот старик? Ты ещё ругалась, что его не должно было быть, а он пришёл?

— Теперь можешь не думать о нём, — чуть не сквозь зубы процедила мать. — Уж теперь-то он до тебя не доберётся — спустя время-то! Точно сказать тебе не могу. Дед Николай всё на него плевался да поговаривал, что на своих похоронах видеть его не хочет. Да что с ним сделаешь! Ладно хоть — на поминки не заявился. Да и, после того как ты отлежала эти дни, он с тобой ничего сделать не сможет!

Они посидели ещё с полчаса, а потом мама заторопилась — за Лёлькой в детсад пора. Анюта проводила её до двери и, закрыв за нею, оглянулась. Из событий, происходивших в полусне или в тяжёлой дремоте, она помнила, что эта квартира теперь принадлежит ей… Вернулась на кухню и приготовила себе чай, насторожённо разглядывая кухонную мебель. Надо бы посмотреть, какая здесь посуда и что из продуктов прикупить. Кстати, о птичках. А деньги-то у неё есть? И будут ли? Или она, став этой самой, колдунья которая, сама теперь зарабатывать должна? А… как?

— И всё-таки эта квартира слишком шикарна для меня, — прошептала она, лишь бы услышать собственный голос, не привычная к одиночеству в громадных хоромах.

Три огромные комнаты старой планировки с поразительно высоким потолком. Лёльке здесь, наверное, понравится. Будет куда приглашать друзей и подружек. Анюта представила, как в той комнате, где она спала, видя странные сны, будет расстелен ковёр, а на нём дочка будет играть с ровесниками в куклы или в какие-то другие игры…

Заглянула в холодильник. Мама не поскупилась. Так. И что дальше?

— Я что… Должна стать колдуньей?

В воображении она тут же увидела себя сгорбленной старухой, которая ходит, ёжась, среди шарахающихся от неё людей. И вздрогнула, когда за спиной услышала странный звук. Словно кто-то хрипло и тихо мыкнул.

Обернувшись, замерла.

Кот прадеда сидел на пороге кухни и недовольно разглядывал её зелёными глазищами. Анюта торопливо повернулась к холодильнику.

— Ты, наверное, голоден? Есть хочешь?

Она налила коту сметаны в плоскую чашку, удобную для него, а рядом поставила тарелку с мелко порезанным мясом, ещё и извинившись:

— Прости, пожалуйста. Завтра принесу тебе кошачьего корма. А пока — вот…

Кот молча оглядел посуду, понюхал сметану и мясо, а потом подошёл к кухонному столу и по табурету прыгнул на него. Не успела Анюта рассердиться, как кот встал на задние лапы, а правой передней потянулся к висячему шкафу. После чего всё так же деловито спрыгнул на пол. Заинтригованная Анюта приблизилась к шкафу. «Прадед — колдун, может — и кот такой же?»

Если до сих пор она думала, за что ей такая роскошь, то следующие часы, а потом и дни убедили её, что она работает за эту квартиру так, как, наверное, работают только на каторге. Открыв дверцы висячего шкафа, Анюта увидела банки, склянки с сушёными травами, такие же травы горкой лежали вязаными пучками на второй полке.

Увиденное словно спустило что-то в ней. Или отперло.

Начался второй, двухнедельный этап обучения. На этот раз она всё видела и понимала. Но не могла остановиться. Будто действовала по пословице: глаза боятся — руки делают. Она перебрала вещи в этой квартире, выбрасывая старьё, одновременно отмывая все поверхности, которые только нашла. Иногда, приходя в себя, она угрюмо думала, что не просто отмывает и запоминает заново, где что лежит, а присваивает эту квартиру, чтобы в ней остался только один отпечаток — её собственный.

Без сил лёжа в постели, она устало думала: зачем всё это? Обязательно ли надо быть такому? А что дальше? Давать объявление в городских газетах: Анна такая-то, потомственная ведьма, снимает порчу, гадает на картах? Гадать-то она не умеет.

И, как в насмешку, после этих дум втёрся в её привычную уборку третий этап.

Анюта начала понимать, что делает. И её усадили за рукописные книги. Всё тот же ночной тёмный сгусток приходил по ночам в её сны и объявлял, что надо делать днём.

И она читала эти рукописи, в которых почерк, как и грамматика, менялся раз за разом. Она понимала — писали несколько человек. Одновременно искала предметы, которые упоминались в этих тетрадях, и пробовала делать то, во что недавно не верила. Она научилась трём карточным композициям — то есть раскладам древней колоды, чьи карты были настолько замасленными, что казались сделанными из тяжёлого пластика. Она научилась зажигать свечи и видеть в их пламени странные вещи. Научилась варить зелья — пока те, что нужны только ей. Но однажды пришла мама, и Анюта предложила ей чай из трав, который заварила за полтора часа до её прихода, зная, что она придёт.

Уже вечером мама позвонила из дома и вполголоса сказала:

— Спасибо тебе большое, доченька… — И расплакалась.

— На здоровье, — пробормотала она.

Трав оказалось маловато, хотя к чему они именно сейчас — Анюта не понимала. Но через неделю после чтения рукописей она встала ранним утром, надела за спину рюкзак, погладила на прощанье кота и уехала в дальний лес, о котором узнала из последней книги. Сначала, войдя в него, она, исконная горожанка, опасливо оглядывалась по сторонам. Потом выходить не хотела: мало того что увлеклась сбором трав, так ещё и в чащу манило странное желание — найти то место, которое видела во сне. То, где над её головой сказали: «Да будет она!»

Вернулась вымотанная, уставшая до степени: «Сейчас бы свалиться и спать!» Но майские травы требовали обработки, иначе вся поездка выйдет впустую. И она, выпив бодрящего чаю, куда щедро сыпанула сухого молотого имбиря, засела в проходной комнате и начала перебирать притащенное…

Наконец она выучила наизусть всё, что нашла в квартире. Научилась всему, что прочитала в рукописях. Кот, которого, судя опять же по последней тетради, звали Барсей, привык к ней и начал относиться, как к «своей». Не больше и не меньше. Она оставляла для него открытой форточку на кухне, так что с его приходом-уходом проблем не было.

Всё чаще начинала задаваться вопросом, что дальше…

В один прекрасный день она проснулась и, одевшись, подошла к двери в общую комнату. Подняла руку и нашарила на притолоке пачку денег. Повертела в руках, ничего не понимая. А потом… Её словно погнали из дома. Всё — интуитивно. Она добралась до рынка, решительно прошагала его крытую часть и завернула в закуток, где ютились несколько киосков, среди которых пара — эзотерических. В одном из них она купила зелёный агат в серебряной оправе, отдав за него всю найденную пачку денег.

Вернулась в квартиру и сразу пошла в комнату, где умер прадед. Теперь эта комната сияла светом из отмытого окна. Здесь Анюта положила камень на стол.

— Я сделала, что ты просил, — неуверенно сказала она.

«Благодарствую», — показалось, прошелестело по комнате, и она вышла.

Утром камня на столе не было.

 

Третья глава

И, наконец, наступил день, когда ей объяснили всё. Не словом — делом.

Последние дни перед тем она маялась, мотаясь по комнатам и в сотый раз перебирая всё, что у неё есть. Ну, и заодно в тысячный раз соображая, давать ли объявление в газеты. Сколько можно сидеть на шее у родителей? Они и за квартиру платят, и продукты ей несут… Но объявление — это уверенность. А вот чего-чего — этого у Анюты пока не было. Так что после одной из встреч с Лёлькой Анюта загорелась нашить дочери летних платьев. Ручная швейная машинка, найденная в кладовке у прадеда, была обследована и признана годной к работе. После первых платьиц мать передала просьбу женщин-родительниц из группы Лёльки, чтобы Анюта нашила летние платьица-сарафанчики и их девочкам. Анюта обрадовалась и засела за работу… Но, несмотря на всю сумятицу в мыслях и жизни, каждый вечер она, как штык, садилась за стол и открывала рукописные книги, сшитые из обычных школьных тетрадок. И продолжала учиться, хотя был момент — ей показалось, она прочитала уже всё…

Однажды, устало разогнувшись от машинки, она подошла к кухонному окну, выходящему по двор. Бездумно смотрела на яркое утро начала июня… А потом решила: если в следующие три дня ничего не произойдёт, она всё-таки будет искать работу, хотя родители уговаривают не делать этого. Хватит! Чего ждать-то? Хмыкнула: колдовать можно и между делом. А с работой как-то и жить уверенней. Ишь, опекуном бабулиным её сделали — типа, чтобы стаж рабочий шёл. Она покачала головой. Додумались. Ну и что — силы она чует? Что из этого?.. Шить, конечно, можно и на заказ, но это как-то не то. Может, попробовать по объявлению устроиться в ателье по ремонту одежды?

Взгляд некоторое время машинально и бездумно следовал за каким-то сутулым черноволосым мужиком, который медленно вошёл во двор и так же медленно, будто очень бережно неся себя, прошагал мимо её окна. Проморгавшись, Анюта подумала, что этот мужик странный: он, загорелый дочерна, небритый и страшно усталый, в странной рубахе, больше похожей на жёсткую, давно не стиранную гимнастёрку ржавого цвета, выглядит так, словно… вышел из дикого леса — причём его перед тем поломал медведь! Сама себе удивилась: что за образы? Почему именно такие сравнения? И, раздумывая над этими странностями, не замечала, как идёт в прихожую, включает свет и распахивает дверь перед тем самым мужиком.

— Здорова вам, хозяева, — тихо выдохнул мужик, поддерживая сползающий с плеча небольшой, но по виду очень тяжёлый вещмешок.

Анюта растерялась до привычного: «Здрасьте!»

Мужик устало посмотрел на неё. А потом будто потух, будто понял, что ему здесь помощи не найти… Сгорбившись, повернулся на выход из подъезда. И в полутьме Анюта вдруг увидела: он шёл сюда из последних сил, ведь вокруг него витает и впрямь что-то чудовищно страшное, что его изломало совсем недавно, а ещё — кроме деда Николая, некому подсобить пришедшему за помощью леснику-охотнику. И только на прадеда-колдуна он надеялся, а прадеда нет, и есть только какая-то глупая молодая баба…

— Гурьян! — жёстко сказала Анюта, когда перед глазами заколыхалась страница одной из дневниковых тетрадей. — Далёко ли направился? Идём-ка со мной.

Он сначала не поверил. Да только идти ему некуда больше. Медпункту своему деревенскому не верил. Не помогли там раз, другой — чего ж туда идти в третий?.. А эта квартира давно известна. И он, помявшись, послушно пошёл в дом, изменившийся для него, но всё же пропахший привычными ему травами. И, немного смущаясь, разделся, когда она велела ему лечь животом на стоящий в общей комнате старый диван без спинки, подстелив старенькое одеяло.

Никогда не думала, что её первый день, когда она поймёт всё о себе досконально, окажется таким трудным и тяжёлым. Сначала смущалась и она — касаться ладонями измученного мужского тела, перекорёженного когтями и перемятого звериными лапами. Но чем дальше она разминала его, добавляя на ладони мёд и звериные жиры из старых запасов прадеда, перетопленные им когда-то с травами, поначалу осторожно обходя взбухшие шрамы и треснувшие, плохо зажившие рёбра, тем больше… вспоминала. Голос оказался прав. Всё, что она выучила за время чуть менее двух месяцев, шло в ход — в течение нескольких часов.

Она оставила Гурьяна, который и в самом деле оказался лесником и охотником, на ночь в квартире, потому что родных у него в городе не было. Ночевать уложила в той комнате, где сама спала до сих пор, пока её обучали. Причём только раз мелькнуло в мыслях: как же так? Она, молодая женщина, и не боится оставлять в квартире неизвестного мужчину?..

С этого же дня она переехала в комнату, где лежал прадед. Сюда же она бегала постоянно, изучая, что именно произошло с Гурьяном и что надо сделать, чтобы вылечить его и не допустить того же в будущем. Среди светящихся колдовских узоров она лучше «видела». И не удивлялась, когда обнаружила странные вещи, из-за которых медведь-шатун ещё зимой напал на лесника, а с неделю назад подкараулил его и едва не убил.

Комната подсказывала и объясняла всё, что Анюта подцепляла вокруг Гурьяна глазом — так это для неё самой выглядело. И Анюта выкладывалась по полной: не оставляла ни одной мелочи без внимания, потому что за каждой стояло нечто такое, что просто потрясало её душу, непривычную, до сих пор скептичную… к чудесам.

И наконец Гурьян поднялся в последний раз с дивана. Она велела ему идти в ванную комнату — смывать воск, оставшийся на коже после медового массажа. Когда дверь за ним закрылась, она без сил свалилась на стул возле стола и со слабой усмешкой смотрела, как дрожат уставшие ладони. Просидела минуты две, а потом заставила себя встать и пошла на кухню готовить обед.

Когда Гурьян собрался в дорогу, он тоже пришёл на кухню — она позвала отобедать. Отодвинув тарелки, он поставил свой вещмешок на стол и вынул из него трёхлитровую банку с мутно-белым содержимым.

— Барсучий жир это, — привычно тихо сказал он. — Николай дюже хвалил средство. Вот, за лечение твоё.

— Спасибо, — кивнула Анюта, а как закончили обедать, велела: — Идём в зал, я тебе тоже кое-что дам с собой.

На столе в зале уже стояли пол-литровые банки с таким содержимым, что, получи их Анюта сама тройку месяцев назад, поморщилась бы. Но теперь…

— Вот это, — она дала ему банку с синей изолентой ниже крышки, — рассыплешь на Берёзовой гати. Там в прошлом году твой медведь собирался берлогу делать, да помешали ему. На тебя натравили. Как рассыплешь, держи наготове вот эту банку, — она показала ему банку с чёрной изолентой. — Первому, кто придёт к тебе в дом после Берёзовой гати, бросишь горсточку трав под ноги — так, чтобы тот не видел. Больше он к тебе цепляться не будет, потому как в том деле прошлом ты прав был. И вот ещё.

— Что это?

— А это вокруг дома своего посыплешь. Как приедешь, обойди дом и небольшими горстями кидай за собой.

Он послушно сунул третью банку, с розовой ленточкой под крышкой, в вещмешок. Наверное, думал, что это защита домашняя. В какой-то мере — так и есть. В ближайшей деревне одна на него давно заглядывается, а подойти к нелюдиму не решается. Гурьян-то думает, что в лес к нему ни одна не пойдёт, вот и не смотрит на женщин. А как рассыплет ведьмин сбор вокруг дома, так та женщина сама придёт к нему. И не один раз, пока этот бирюк не поймёт, чего ради она к нему в глухомань шастает. А не поймёт — ведьмин сбор поможет женщине осмелеть, и тогда она сама останется у него. Вот и будет ему защита.

Она снова глядела из окна, как Гурьян шёл к остановке — легко, выпрямившись, словно месяц в санатории погулял.

Когда охотник скрылся за углом дома, она постояла ещё немного, размышляя уже о пустом: какой будет его дорога, как он приедет к себе, как выйдет из автобуса вместе с сельчанами, но общей дорогой к деревне не пойдёт, а свернёт сразу к лесу…

Банку с барсучьим жиром спрятала в холодильник и сразу пошла в дедову комнату, которая подсказывала ей то, что она хотела узнать. И неверяще остановилась на пороге: светящихся узоров-подсказчиков нет!

Ошеломлённая, она закрыла плотные шторы — и в прозрачной темноте не сразу, но увидела: те самые едва светящиеся узоры перешли на неё саму. Она словно стояла внутри призрачно-разноцветного кокона и наблюдала за кругами, линиями и ещё какими-то фигурами, изначально понимая всё, что они ей показывают.

— То есть… — медленно сказала она. — То есть мне теперь…

И замолчала. Зачем говорить вслух то, что и так понятно?

До вечера она перекладывала барсучий жир в банки поменьше — для удобства использования потом, если вдруг придётся снова кого-то врачевать, а потом перебирала травы и прислушивалась к тому, что ей чудилось как шепот… Трав мало. Это она поняла и без подсказки.

На следующее утро, раным-рано, она снова взяла рюкзак и поспешила к первому рейсу автобуса, что шёл мимо того леса. Первое, что она самостоятельно усвоила, — надо соглашаться с тем, что вроде как только кажется. Показалось — трав не хватает? Поезжай за ними. Лето — оно короткое. Сколько бы трав ни набрала — все в ход пойдут.

Когда возвращалась, с неясной улыбкой думая, что сегодня придёт мама, которая так и не узнала о странном временном квартиранте в квартире прадеда, и можно будет ей передать баночку с лесной земляникой для Лёльки, у подъезда её остановили.

Пока шла ещё, заметила, что на обычно пустующей скамейке сидят две женщины. Одну она уже знала — кажется, со второго этажа. Пару раз в подъезде встретились — перекивнулись по-соседски. «Своих» из подъезда она давно запомнила — внешне. Второй она ни разу до сих пор не видела. Значит, или из соседнего подъезда, или из другого дома.

Соседка первой и сказала:

— Доброго вечерочка!

— Доброго, — улыбнулась Анюта, замедляя шаг — не совсем уверенная: то ли о погоде поговорить хотят, то ли по делу.

— А что… — соседка запнулась. — Дед Николай…

Какой-то хулиганский порыв заставил Анюту усмехнуться.

— Да, теперь я вместо него.

— Тётя Зина я, — вдруг представилась соседка, цепко приглядываясь к её рюкзаку, из которого чуть торчали стебли трав и цветов.

— Анна Сергеевна, — спокойно откликнулась Анюта.

— Значит, Анна Сергеевна, вы вместо него будете? — уточнила тётя Зина. — Сегодня вечерочком забежать можно ли?

— Можно, — сразу поняла она.

Анюта кивнула им, прощаясь, и вошла в подъезд. Подходя к двери теперь уже своей квартиры и вынимая из кармана ключ, вдруг обнаружила, что выдранные провода от звонка пропали — за свежей замазкой, за которой спряталась шпаклёвка: стена в этом месте оказалась идеально ровной, без выпавших кусков штукатурки. Судя по всему, красили недавно — запах ещё чувствовался. И чернела на светло-сером корпусе — новенькая звоночная кнопка. Анюта попыталась вглядеться, чтобы заметить в стене всё тот же призрачный туман, к которому начинала привыкать, — туман, в котором видела сокрытое от других. Но стена оставалась стеной. Только краска на новой штукатурке свежей и ярче старой, да и пахнет ещё. Зато… боковым зрением поймала быстрое движение чего-то тёмного и бесформенного… Она медленно зашла в квартиру, машинально снимая с плеча рюкзак с травами… То, что учило её во сне. На все руки мастер?.. Но как?..

Пришлось откинуть эти мысли, хотя любопытство продолжало тлеть в душе. Возможно, однажды она встретится со своим помощником-невидимкой. А может, и нет. Но сейчас надо сосредоточиться на подготовке к вечеру, до которого… Она взглянула на дедовские кухонные часы. Если иметь в виду, что вечер для неё самой начинался с шести, то, возможно, ей на всё про всё — час времени.

Быстро приведя себя в порядок после похода в лес, она так же быстро и уже привычно обработала травы и разложила их по частям: что-то порезать на отдельные части, что-то сушить в пучках… А когда до шести осталось минут пятнадцать, она, оглядевшись, перенесла небольшой и невысокий стол к стене, отгораживающей кухню от проходной комнаты-зала, и поставила вокруг него три стула, после чего поспешила приготовить чай. Когда принялась заливать воду в заварной чайничек, застыла: соседка сказала — забежит. Но почему она, Анюта, поставила три стула?

Тётя Зина пришла не одна, а с племянницей Катей, угрюмой, словно вечно обиженной, темноволосой девицей, глаза которой поблёскивали от нетерпения. Анюта усадила обеих за низкий стол и предложила чаю. После чего, выждав, пока племянница, неуклюжая и стеснительная, допьёт свой чай, спокойно сказала:

— Кате гадать не буду.

— Как это! — Девица чуть не подскочила на стуле. — Вы не умеете?

— Умею, — бесстрастно сказала Анюта. — Потому и не буду. Дед Николай ведь тоже тебе отказал, не так ли?

— И что? — агрессивно спросила Катя, сверля её уже озлившимися глазищами. — Ну и что, что не гадал? Вы же мне ни разу не гадали!

— Если я тебе погадаю, — медленно сказала Анюта, опуская свою опустевшую чашку на столешницу, — у тебя судьбы не будет. Так дед Николай говорил? Так.

— Анна Сергеевна, — умоляюще обратилась к ней соседка, — вы хоть скажите, почему нельзя-то? Может, хоть разочек, а?

Анюта испытующе взглянула на девушку. Та, насупившись, смотрела в сторону.

— Ты подсела на гадание, — объяснила Анюта. — За год ты несколько раз была у гадалок — и тем самым начисто стёрла многие дороги, которые были тебе открыты в будущем. Теперь пора садиться на диету и прекращать гадание. Иначе — судьбы не будет.

— Значит, если я не буду ходить к гадалкам, я встречу парня и выйду замуж? — оживилась девица.

Анюта молчала, глядя на неё безразлично.

— Ну, хоть это скажите! — потребовала Катя, сжимая кулаки и сощуренными глазами впиваясь в спокойные глаза Анюты. — Это же нетрудно — сказать, что будет!

— Чтобы потом не исполнилось? — жёстко напомнила Анюта.

— Да ладно! — бросила девица уже со злостью. — Скажите уж сразу, что гадать не умеете! А то — вместо деда, вместо деда она! Тоже мне — ведьма!

— Пять гадалок, — спокойно сказала Анюта, обрывая её выкрики. — Начиная с Нового года, ты ходила к пяти гадалкам. И закрыла себе три дороги. Прекрати пытаться узнавать будущее, и тогда это будущее само придёт к тебе.

Катя хмуро посмотрела на неё, резко встала и вышла из квартиры, хлопнув дверью.

— Простите девчонку, — тихо сказала тётя Зина. — Дурит, конечно. Но ведь засиделась, а замуж хочется.

— Если бы она на замужестве сосредоточилась, замуж бы и вышла. А она всё внимание — гадалкам, — без укора, деловито сказала Анюта. — Ну, а теперь поговорим о вас. Вы ведь упали сильно — и давно уже. Болит нога ведь. Почему к врачам не пошли?

Соседка аж вспыхнула, с надеждой глядя на хозяйку квартиры.

— Да как же пойду? Ничего не сломала. Думала — как обычно, само заживёт. А оно всё болит и болит. Может, травки какой-нибудь?

— Завтра с утра — к врачу, — безапелляционно сказала Анюта. — Там вам выпишут лекарство, а потом зайдёте ко мне. Я к тому лекарству вдобавок сделаю вам мазь.

— А если только травку? — разочарованно спросила тётя Зина.

Анюта посомневалась, говорить — не говорить. Нельзя ссылаться на покойника. Или можно? «Дед, прости, но мне пока не очень доверяют!»

— Был бы на моём месте дед Николай, он бы вам то же сказал. Вы уж, тётя Зина, потерпите. И очереди у врача, и рентген, и анализы перетерпите. Но так будет лучше.

Женщина улыбнулась, и расстались довольно тепло.

С этого вечера детские платьица Анюта шила только урывками. Оказалось, не надо давать никаких объявлений. Тётя Зина стала первым голосом в сарафанном радио, и к новоявленной ведьме потихоньку потекли все те, кто нуждался в помощи, не всегда гадальной, не всегда целительской. Сначала ходили по одному-два человека в день, а потом потекли ручейком… Но Анюта сразу жёстко определилась: воскресенья — её личные дни, когда она ездит к Лёльке, чтобы заниматься только дочерью. Как-то так получилось, что Лёлька надолго застряла у дедушки с бабушкой. И потому, что садик рядом с домом, и потому, что бабушка души во внучке не чаяла. И потому, что Анюте приходилось слишком плотно заниматься своей необычной работой. А работа была непредсказуемой. С чем только ни приходили к ней… Она слушала, смотрела, гадала, подсказывала, иногда говорила напрямую, что делать… Страх сказать неправильно ушёл последним. Хватило недели после посещения соседки, чтобы Анюта уверилась, что делает всё так, как надо. Хотя сомнений хватало.

В воскресный вечер, прежде чем уйти в свой новый дом, сидя на лавочке у родительского дома и наблюдая за дочерью, бегающей за мячом по детской площадке — вместе со стайкой других детишек, Анюта, не оборачиваясь к матери, спросила:

— А почему вы с папой так вели себя на кладбище? Ты мне ведь тогда не всё сказала.

— Дед велел, — осторожно сказала мать. — Сказал — тебя прятать от всех надо, пока в силу не войдёшь.

— Меня?!

— Ну, не тебя конкретно, а того, кто преемником его станет.

— Но ведь все знают, где он живёт. Кому надо — любой прийти может. И, кстати, зачем надо было прятать?

— Ну, дед сказал, есть такие же, как он и ты. Но посильней. Могут эту силу отнять. Как — не скажу. Не знаю. А что в дом не явились… дед, как почуял, что пора ему пришла, из последних сил отворот на дом сделал.

— Это как?

— Откуда мне знать? Что-то вроде… И знают, что есть дом с дедом, но внимания на него не обращают. Ну, глаз, что ли, замыливается.

— Значит, этот лысый — тоже колдун?

— Миленькая, Анюта, не знаю я. Что дед нам сказал — то и тебе передаю. А уж какие там подробности… Разве ж мы думали тогда, что всё так будет?

Озадаченная, она хотела спросить, а какими словами объяснял прадед эту странность, но подняла голову. К скамейке быстро подходила высокая девушка в летнем цветастом сарафанчике. Не сбавляя шага, она свалилась рядом с матерью, на что та недовольно поморщилась: «Ну и манеры у тебя!» Но вслух не стала высказывать своё раздражение.

— Ну, привет! — радостно сказала сестрёнка.

— Привет, Лен, — спокойно улыбаясь, ответила Анюта.

— Слушай, ты уже домой уходишь? А можно я к тебе завтра вечером заскочу? — Ленка умоляюще заглянула в глаза старшей сестры. — Ты ведь теперь у нас ведьма, да? С тобой поговорить кое о чём можно?

— А почему не поговорить сейчас? — с деланным равнодушием спросила мать.

— В смысле, ты сейчас уйдёшь домой, чтобы нас не подслушивать? — с наигранным простодушием спросила её Ленка и пожала плечами. — Анюта сама сказала, что по воскресеньям она не работает. Ну, я и… Анюта, ну как? Приду?

— На родных, вообще-то не гадают, — с сомнением сказала она.

— А я не гадать! — обрадовалась сестрёнка. — Честно-честно! Мне поговорить надо!

— Ну, приходи. Только позвони сначала, предупреди, ладно?

— Ладно! Конечно, позвоню!

Мать только хмыкнула на таинственные дела своей младшей дочери, но промолчала. Её внимание привлекла Лёлька, которая с торжествующим криком неслась вокруг детской площадки, подняв кверху пластиковое ведёрко. За ней мчались другие малыши, и мать встревоженно встала остановить внучку, чтобы никто не расшибся.

— Анюта, ты как там, на дедовой квартире? — тихонько спросила Ленка. — Прижилась? Не страшно, что одна?

— Не намыливаешься ли ты переехать ко мне? — усмехнулась Анюта.

— Да нет. Просто когда похороны были, я потом в кафе ходила, и там бабушка Вера чего только ни рассказывала о прадеде — жуть.

— Да нет, всё нормально, — пожала плечами Анюта. — Никто не мешает, сплю спокойно. И народ не жалуется.

Лена затихла, глядя на площадку, но явно думая о другом.

Через десять минут, когда мать подошла с Лёлькой, Анюта поболтала немного с дочерью и попрощалась с родными. Пора возвращаться.

 

Глава четвёртая

От предложения отца подвезти её домой Анюта отказалась ещё с первого раза, когда приехала к Лёльке. Чтобы уложить часто встрёпанные мысли обо всём на свете, лучше всего пройтись. Да и легче становилось от ходьбы. Спокойней как-то. Вот и сейчас она прошла от одной остановки до другой, а потом села на троллейбус, чтобы минуты спустя пересесть на автобус. И привычно вышла раньше, за остановку до своей.

Сначала думала о Ленке. Примерное представление, что хочет от неё сестрёнка, уже сложилось: Ленка наверняка запуталась между двумя ухажёрами и теперь с помощью старшей сестры собирается выяснить, кто именно ей нужен. «Ленке не понравится, — спокойно подумала Анюта. — Сама должна думать, сердце слушать. Ишь, привыкла ко всему легко относиться, перекладывать на плечи других ответственность… — И прикусила губу. — Я рассуждаю, как много пожившая старуха. А ведь мне даже до тридцати ещё два года. Неужели я теперь всегда такой буду?»

Солнца уже не видно за деревьями сквера через дорогу, но на улице всё ещё очень светло. Ветерок пах сладостью расцветших лип и приторным ароматом шиповника. Сухо. Хоть и приносит изредка влажность от далёких пока ещё туч… Анюта чуть улыбнулась. Наконец-то нормальное лето! Отличная погода — и рядом нет тех, перед которыми приходилось вытягиваться в звенящую от напряжения струнку, лишь бы милостиво разрешили жить спокойной жизнью…

Странно, почему мысли о летнем вечере перешли на тех, о ком долго не вспоминала? Потому что теперь она может распоряжаться собственной жизнью? Потому что стала сильней?.. А, не хочется о них думать. Лучше вспомнить о том, что надо бы забежать в магазин за хлебом, а заодно посмотреть какую-нибудь вкуснятину для Барси.

Ремни дамской сумки, слегка утяжелённой покупками, приятно оттягивали плечо. Анюта обогнула свой дом и пошла по дорожке перед ним, рассеянно замечая, как почернели на асфальте тени от высоких кустов, где пискляво вопили воробьи, устроив разборки между собой. Сверху на них солидно каркала ворона и сварливо поддакивали галки. Прошла мимо первого подъезда, возле которого обе скамьи были заняты молодёжью — парнями и девушками. Усмехнулась ещё этому слову: «Я и правда как старуха… Хм. Молодёжь…»

Шагала не спеша, поэтому успела мельком оглядеть лица ребят. Первым делом глаз зацепился за сидящего с краю парня, тощего, темноволосого. Узнала и задержала слишком глубокий вздох. Старший сын той самой соседки, которая сидела с тётей Зиной в первый день приёма Анюты. Сначала с замиранием сердца Анюта ждала, когда эта соседка приведёт к ней сына. И только потом сообразила, что женщина уже приводила его к деду Николаю, а тот наверняка сразу сказал, что сделать ничего не может… Анюта быстро отвела глаза: парень попал в катастрофу, была страшная травма головы, после которой он превратился… почти в растение. Он мог двигаться, если его тянули за собой. Мог глотать то, что втискивали в рот. Но на имя не отзывался. Вообще не говорил. И глаза — такие пустые… Анюта снова судорожно вздохнула, уже сворачивая с дороги к своей приподъездной площадке… И почему она чувствует себя виноватой? Есть у него младший брат, который не отказывается ухаживать за старшим. Вон и сейчас он на той же скамейке. Сидят рядом с братьями и ребята, человек двенадцать, которые знали старшего ещё здоровым и общительным. Его неподвижность и молчание не мешает им болтать обо всём на свете и слушать музыку — один перебирает струны гитары…

Она чуть не подпрыгнула, когда со скамьи ей навстречу встал высокий мужчина.

— Ну, привет, — мягко сказал Викентий.

Оторопев, она чувствовала, как дрожат пальцы, вцепившиеся в ремень сумки, и как постепенно пропадают мурашки, волной промчавшиеся по спине. Сбивчиво от неожиданности она пробормотала:

— Откуда ты здесь? Как ты узнал?..

И обозлилась на себя за это оробелое заикание. Быстро, пока он собирался с ответом, осмотрела его, бросила взгляд за него — и сердце снова замерло: на скамье лежала большая спортивная сумка, явно под завязку набитая вещами. Сердце замерло — и сильно и больно зачастило: он решил вернуться к ней! Он понял, что она ему нужна! Неужели… Неужели этот красивый и обаятельный мужчина тосковал по ней?.. Викентий взлохматил светло-русые волосы и улыбнулся так, что у неё чуть не подогнулись ноги от истомной, сладкой слабости.

— Я соскучился. — Её колени вновь дрогнули при звуке бархатного голоса. — Ну, что застыла? Пойдём, покажешь свою новую квартиру.

— Что… — начала Анюта и вскинула подбородок. Он спросил о квартире, когда она ждала от него вопросы о Лёльке. О дочери. Она сжала кулак так, чтобы ногти врезались в кожу ладони, и пришла в себя. — Нет. Сначала ты мне объяснишь своё появление.

Выпалила и тут же опять обозлилась на себя. Зачем? Зачем сказала — «сначала»?! Он же тут же ухватится за это слово! Что — что, а цепляться к словам Викентий умел мастерски. Родительская привычка, кстати. Странно, что раньше она за бывшим мужем никогда такого не замечала… Викентий чуть пожал плечами.

— А чего объяснять? Мы проверили, как ты живёшь здесь, и выяснили, что тебя в доме твоих родителей нет. Лёлька здесь, а тебя нет. Ну, то есть ты бываешь у них, но не живёшь. Пришлось попросить одного… — Он споткнулся и тут же спокойно добавил: — Одного знакомого, чтобы проследил за тобой, когда ты приходишь. Мы думали, у тебя появился люб… мужчина. Но тамошние соседи объяснили другое. Так мы узнали, что у тебя появилась квартира. Вот и всё. Я — здесь. — И снова обаятельно улыбнулся.

Так обаятельно, что она в первую очередь вдруг вспыхнула от счастья: он ревновал! Он не хотел, чтобы она тут же нашла себе другого мужчину! А потом её обдало льдистым холодом. «Мы проверили». «Мы узнали». «Появилась квартира».

— Нет, — бесстрастно сказала она, пряча под маской покоя сильнейшую обиду и разочарование. Им квартира понадобилась!

— Что — нет? — легко спросил он и наклонился, чтобы так же легко и чарующе поцеловать её в губы.

Она отшатнуться не успела. Поэтому он уверенно поддержал её за талию, чтобы она не упала. Впитывала его колдовские, вечно мальчишеские, широко расставленные серые глаза. Победно, даже снисходительно усмехнулся прямо ей в лицо: его обаяние, его поцелуи всё ещё действовали так, что, даже догадавшись, зачем он здесь, она не могла противостоять ему.

И прошептал прямо в губы:

— Веди к себе, моя красавица…

Говорят, перед лицом внезапной смерти перед глазами человека проносятся воспоминания о всей прожитой жизни. Перед глазами Анюты — Викентий, который вводит её в свой богатый дом, чтобы познакомить с родителями. «Глупышка, ничего не бойся! — свысока говорит он. — Мои предки будут рады тебе!» Перед глазами — вставшая в позу свекровь, руки в бока: «Вон из нашего дома со своим выродком!» И — Викентий стоит чуть поодаль, морщится от визгливого крика матери и переглядывается со свёкром, который тоже предпочитает не вмешиваться в «бабские» разборки. И плачет Лёлька… А Анюта всё ещё надеется, что Викентий вот-вот подойдёт и возьмёт её за руку и твёрдо скажет матери… А он оглядывается, берёт со стола пачку сигарет и зажигалку и уходит на балкон… Руки опускаются. Не дослушав свекрови, Анюта решительно собирает вещи…

«Я не хочу! Я не хочу вести его в дедову квартиру! — умоляло всё внутри, а голос просящей заглушался страстным: — Пусть будет ещё одна ночь с ним! Пусть! Всего одна! Пусть я снова буду с ним — хоть ненадолго!.. А если вдруг он останется? Вдруг это судьба, что он пришёл ко мне сегодня? Лёльке нужен отец!»

Внезапно даже для себя она вывернулась из его слабых объятий и отступила.

— У тебя в городе есть кузен. Вот и иди к нему. Ты забыл, что мы в разводе?

— Но ведь в твоей квартире нет никого, кроме тебя! — искренне удивился Викентий. — Или ты боишься, что твои соседки будут судачить о тебе? Да ладно — зашёл и зашёл! Ты же не изменяешь никому. Чего ты боишься? Ну и что — встретилась с бывшим мужем!..

— Викентий… — Она облизала губы, с ужасом ощущая на них волнующий до дрожи запах — запах мужского парфюма и дорогих сигарет, который до сих пор, как оказалось, дурманяще действовал на неё. — Уходи. Я не пущу тебя в квартиру.

Он не устал уговаривать, но легко сменил тактику и зашёл с другой стороны.

— Ладно, поеду ночевать к кузену. Но ты хотя бы покажи мне, где и как ты живёшь. Мне же интересно.

В воображении она ясно увидела, как он входит в квартиру, кидает свою спортивную сумку на диван и заявляет, что решил всё-таки остаться здесь на ночь… А ведь он точно так и сделает. Она знает его слишком хорошо. И что тогда? Устраивать неприятную, мерзкую сцену с попыткой вытолкнуть его из дома? Драться с ним? Или смириться-таки с его присутствием в квартире и пустить всё на самотёк?

Нервный смех чуть не пробился из прочного узла растерянности. Или ударить его по самодовольному лицу?! Вот уж когда он точно не будет настаивать и сразу уйдёт…

Что хуже всего: она не была готова к его приезду и сразу, вот так, на месте, не знает, как его… отодвинуть в сторону. Даже со всеми своими новыми знаниями и способностями. «Господи, помоги мне выдержать!» — взмолилась она.

— Нет, Викентий, — стараясь быть спокойной, покачала она головой. — К себе не пущу. Ни на секунду. Уезжай к кузену.

— Что-то не хочется уезжать, — недовольно скривил он рот, оглянулся на скамью и оживился. — Ты знаешь, я, пожалуй, здесь переночую. Сумка у меня со сменой вещей, мягкая, сойдёт вместо подушки. Правда, как я раньше не подумал? Переночую здесь. Если боишься впускать, на ночь глядя. Зайду завтра утром. Если ты так неласкова со мной, — улыбнулся укоризненно.

Сообразив, что он легко считывает с неё все её колебания и продолжает давить, Анюта поклялась прямо сегодня поискать в тетрадях деда отворотное зелье — или что там ещё найдётся, лишь бы бывший больше не появлялся в её жизни!.. Но это потом. А что делать сейчас? «Тоже мне — ведьма! — подумалось с горечью. — Стоило ему появиться, как я тут же растаяла. Но что? Что делать?!»

Не решаясь сдвинуться с места, глядя, как бывший основательно устраивается на скамье, она с тоской мимолётно помечтала: вот сейчас закроет глаза, откроет — а его нет!

Викентий взглянул на «подушку», явно собираясь демонстративно лечь.

Стая ворон и галок заорала в вершинах старых клёнов и лип и с тем же заполошным криком взвилась чёрным точечным облаком в вечереющее небо, будто подтверждая пустоту и отчаяние в сердце.

Анюта снова вздрогнула. Тяжёлая тёплая ладонь опустилась на её левое плечо.

— Слы-ышь, чувак, — раздался сбоку тягучий низкий голос, с трудом выговаривающий слова. — Тебя попросили уйти. Уходи.

Забыв дышать, она осторожно взглянула влево. Сердце стукнуло и забыло, что стучать надо и далее: там высился тот самый парень, увечный, про которого говорили, что он растение. А за ним — целым шеренгой выстроились ребята, сидевшие до сих пор на скамьях у соседнего подъезда. Оставленные там же девушки сидели, обернувшись к ним. Лица ребят спокойные. Как перед дракой, в исходе которой уверены… Викентий медленно поднялся со скамейки, на которой только что уселся. Судя по ошеломлённым глазам, с таким он не ожидал столкнуться.

— Чужие здесь не ходят, — угрожающе сказали уже из шеренги. — Это наш район. Уходи. Сам. Будешь выделываться — проводим. Усёк? Или повторить?

Викентий вдруг твёрдо сжал рот. Его взгляд застыл на точке чуть сбоку от Анюты. Смотрит на плечо? На то, на котором покоится рука парня? Перевёл взгляд на Анюту, всмотрелся в её глаза, забрал сумку и быстро зашагал от подъезда.

Не смея пошевелиться, она искоса глянула ему вслед. И… что дальше?

Тяжёлая ладонь неожиданно съехала с её плеча, словно стоящий рядом парень погладил её. Но рука бессильно повисла, даже закачавшись, и Анюта медленно повернулась к нему — хотя бы «спасибо» сказать. И замерла, чувствуя себя, как в болезненном сне: парень смотрел в никуда, полуоткрыв рот, из которого на подбородок стекала слюна. Забывшись, она вглядывалась в странное, тяжёлое лицо без единой эмоции, словно маска манекена. Показалось — тень мелькнула по нему, словно парень собрался что-то сказать и сфокусировать взгляд. То есть он опять попытался выбраться из своего… увечья? Но снова — рисованное лицо манекена… И этот человек… заговорил?!

— Не бойтесь, — вдруг сказал шагнувший вперёд парнишка пониже, брат — узнала его Анюта. Видела, как он сидел со старшим, «прогуливая» его на улице. — С ним иногда бывает. Он и говорить вроде начинает, и ходить… А потом — снова вот… — И он пожал плечами, не умея выразить, что происходит со старшим братом.

Приблизился ещё один и, кивнув младшему, взял под руку старшего: «Пошли, Диман…», и они вместе увели его к своему подъезду. Вокруг Анюты опустело, и она подняла голову посмотреть на дворовые деревья, на которые опустилась стая ворон и галок. Птицы сидели тихонько, чуть слышно и редко перекликаясь. «Если я ведьма, — подумалось, — может, птицы взлетели не зря? Они позвали за собой этого парня, и он выручил меня… Ужас, что за глупости…» Она тоже пошла было к своему подъезду, но остановилась перед дверью и неуверенно взглянула на дорогу, уходящую за дом. Ребята на скамейках продолжали болтать, как ни в чём не бывало. Викентия ожидаемо там уже нет, но внезапное горячее чувство заставило рвануть дверь подъезда на себя и буквально впрыгнуть в тёмное помещение. Несколько быстрых шагов — и она захлопнула за собой дверь квартиры. Прислонилась к этой двери, часто дыша… После расставания с Викентием, выгнанная со скандалом из его дома, униженная его родителями, униженная его равнодушием к ней и дочери, она скрепила своё сердце, и только кипящая злость заставляла держать голову гордо и не желать встречаться с предателем — а как его ещё назвать?! Именно злость и гордость помогали ей выживать в городе бывшего до последнего, пока это последнее не коснулось дочери. Ей Анюта не желала нищей, впроголодь жизни…

А сейчас… Сумка упала у ног, и Анюта резко подняла ладони к глазам, затряслась от плача, вновь переживая обиду и растравляя её: «Пришёл — квартиру посмотреть! О дочери — ни слова, будто и не его ребёнок! Умеет быть ласковым, когда ему надо! Зачем?! Зачем он пришёл?! Дал надежду и тут же облил грязью!» Она сползла на корточки, задыхаясь от слёз, уже заикаясь от сильных, пусть и приглушённых рыданий. Вверх начали вздыматься странные, жуткие мысли: «Хотела что-то сделать, чтобы отворот ему сделать! А если сделать какую-нибудь гадость?! Влюбить его в себя, приворожить! А потом — бросить, как это сделал он!»

Она представила всё придуманное в воображении. Неплохо. И пусть потом его мамочка бегает в эту вожделенную ими квартиру и причитает, что не хотела, чтобы он возвращался, а хотела только обвести эту дуру — бывшую невестку — вокруг пальца и урвать свой кусок от квартиры, которая неожиданным счастьем свалилась на неё… Анюта успокоилась, в деталях представляя, как всё будет происходить… Вскоре глубоко вздохнула и вытерла слёзы. Узрела перед собой Барсю, который сидел перед ней и внимательно разглядывал хозяйку. Показалось — осуждающе.

— Ты не думай, кот, что я такая дура и в самом деле, — устало сказала Анюта и шмыгнула. — Не буду этого делать. Честно. Ещё стараться из-за него… Но хочется хотя бы помечтать о том, что этот… будет за мной бегать, как бегал раньше. Понимаю, бабские мечтания. Отомстить хочется. Но мстить не буду. Хватит ему уже того, что я знаю: могу это сделать. Да и сегодня он получил… — уже задумчиво проговорила она. — И могу точно сказать, что он такого не ожидал… Ну и фиг с ним…

Хватаясь за стену, она поднялась с пола и с сумкой пошла на кухню. Вынимая продукты, она сказала Барсе, который прыгнул на подоконник, чтобы проследить, какие предметы появляются из сумки:

— Ты, наверное, видел, что на улице было? Форточка-то открытая, а ты любитель побегать с улицы домой и снова на улицу… И вот как это понимать? Неужели такое бывает в жизни? Неужели врачи всё равно считают, что он безнадёжен? Странно… И почему он меня защитил? Ещё загадочней…

Она открыла пакетик с кошачьим кормом и выложила его на Барсину тарелочку. Потом отужинала сама — подогретой кашей. И до сна долго читала дедовы тетради, так и не вспомнив с налёту, где видела наговор от нежеланного гостя.

А перед сном взяла старенькую тетрадку и, засветив свечу, прошептала «Молитву на сон грядущий». И только одно желание: чтобы Викентия в этом сне не было

… Банально, но понедельник — день тяжёлый.

Анюта не рассчитывала, что в понедельник, с утра, к ней придут, но ровно в девять в дверь позвонили. Открывать она подошла с насторожённость. А вдруг там, за дверью, Викентий? Но, поколебавшись, взялась за замок. Ну и пусть. Заодно проверим, как действует вчерашний наговор на определённого нежеланного гостя! Если это Викентий!

Открыв дверь, она с некоторым удивлением впустила в прихожую высокого мужчину, лет под сорок. У него было странно знакомое лицо, худощавое и словно обветренное на солнце: очень загорелый, с морщинками вокруг глаз и рта. И у гостя был довольно тяжёлый взгляд, хотя сам по себе незнакомец выглядел симпатичным. Сначала Анюта решила, что он какой-то чиновник. Из-за чёрного костюма. Но с собой у него ничего не было. Ни папки, ни портфеля. И всё равно это первое, о чём Анюта подумала: «Может, родители, оформляя документы на дедову квартиру, что-то сделали не так?» И лихорадочно начала вспоминать, где она хранит все документы: и на квартиру, и личные.

— Здравствуйте, — едва он закрыл за собой дверь, несмело сказала она.

— Доброе утро, Анна Сергеевна, — обернулся незнакомец. Вскинул бровь на незаметную точку на притолоке, где она закрепила наговорную пуговицу «от нежеланного гостя» (он видит её?!), и представился: — Меня зовут Андрей Ефимович. Где мы можем немного поговорить?

— Чаю хотите? — на автомате спросила Анюта, привыкшая угощать посетителей.

— Нет, спасибо.

— В таком случае, идёмте в комнату, — решила она.

Мужчина прошёл мимо неё и уверенно вошёл в зал. Но направился не в уголок со столиком «для клиентов», а приблизился к большому, обеденному столу и сел, положив руки на столешницу. Интуиция сработала. Это не клиент. Анюта спокойно подошла и села напротив, с любопытством ожидая продолжения.

— Кем приходитесь деду Николаю? — деловито спросил незнакомец.

Осторожно попытавшись выяснить, кто её гость (умела такое с клиентами — снимать поверхностную информацию), Анюта наткнулась на барьер. Впервые. Дошло. Кажется, она имеет дело с коллегой? Поэтому он разглядел её наговор на дверь?

— Правнучка. А вы, Андрей Ефимович… не представитесь?

Мужчина встал — до ужаса знакомый! — и слегка поклонился.

— Я представитель дома Харонов. Этот месяц именно мы дежурим по городу, так что личное знакомство с вами возложили на нас. Перешло ли наследство вашего прадеда к вам полностью?

Слегка ошарашенная, Анюта про себя даже возмутилась: «Какое ему дело — перешло или нет? И что это такое — дом Харонов?» Но постаралась взять себя в руки.

— Что значит — полностью? — сухо спросила она.

— Не было ли препятствий при передаче дара?

Анюта помолчала, собираясь с духом, а потом выпалила:

— О чём вы говорите? Слушайте, я ничего не понимаю. Что такое дом Харонов? (Она передёрнула плечами, вспомнив мифического Харона.) И почему вам надо со мной знакомиться?

Андрей Ефимович посмотрел на неё внимательно и неожиданно сказал:

— Будьте так добры, принесите свой чай.

Нежданный-негаданный гость засиделся надолго.

Принюхавшись к чаю с добавлением трав, Андрей Ефимович одобрительно кивнул и пригубил чашку.

— Итак, с самого начала. Город у нас, как вы знаете, большой и очень старый. В нём издавна существовали колдуны и маги. Чаще семьями, в которых дар передаётся от одного поколения к другому. Магами предпочитают называться те, кто работает со стихиями или с отдельными… явлениями. Хароны занимаются мёртвыми. Это не так страшно выглядит, как звучит. Мы в основном помогаем душам уходить, если у них какие-то проблемы с уходом. Распространяться не буду. Вы же поняли, так ведь? — Не дожидаясь ответа на риторический вопрос, он попробовал домашний, выпеченный Анютой коржик и с удовольствием съел его, запивая чаем. — О других домах говорить не буду. Постепенно вы узнаете обо всех. Итак, продолжим о вас, Анна Сергеевна.

— Я вспомнила, откуда вас знаю! — вырвалось у Анюты. — Вы были на кладбище в день похорон прадеда!

Андрей Ефимович аккуратно отставил чашку с недопитым чаем. И вновь положил руки на столешницу.

— А разве вы были там? Судя по всему, дед Николай передал вам свой дар и сразу умер. Как же вы сумели пойти на кладбище, если после принятия дара вы должны были…

Он запнулся, видимо не зная, как выразить мысль. Но Анюта поняла.

— Должна была лежать пластом? А я и лежала. Но, когда начались похороны, пришла в себя, и мы с мамой… с родителями пошли провожать прадеда.

— Любопытно. Вы можете рассказать подробней об этом?

Какое там «можете»! Андрей Ефимович был настроен явно доброжелательно к новоявленной ведьме (она это чувствовала отчётливо), так что Анюта с жаром (наконец-то нашёлся человек, который понимает!) принялась рассказывать ему всё, что помнила о времени обретения прадедова дара. Представитель дома Харонов слушал её так сочувственно, что она даже рассказала, как по приходе после похорон домой снова «ушла» в странную реальность, в которой её учили колдовскому делу. Но и выдохшись, не забыла спросить:

— А что могло препятствовать передаче?

Андрей Ефимович поморщился.

— Помните, на кладбище был лысый старик? Его зовут Нил Прокофьич. Мы не можем иногда уследить за ним. Если он узнаёт о передаче дара, он может перехватить отданные старшим силы. Неприятная вещь для домов города. Он тоже колдун. Но предъявить ему обвинение в перехвате мы не можем, потому что он успевает раньше нас узнавать, где будет происходить передача дара. Я рад, Анна Сергеевна, что вашу силу ему уже не отнять.

— То есть?

— Вы состоявшаяся ведьма. Ваших сил он отнять не сможет.

— А зачем ему это?

— Наследников нет — для его собственной передачи. А умирать несколько лет подряд не хочется. Вот он чужой силой и продлевает себе сроки передачи.

— Вечная молодость? — осторожно спросила Анюта.

— Скорее — вечная старость без прихода дряхлости. Чужая сила омолаживать не может. Но Нилу Прокофьичу и этого хватает. Старик он крепкий, за здоровьем следит. Он просто остановился на определённом периоде жизни.

Если до этого момента Анюта зачарованно внимала Андрею Ефимовичу, словно он рассказывал интересную сказку, то в целом, когда она раздумывала над его словами, её вдруг насторожило одно его высказывание.

— Андрей Ефимович, вы сказали, что не можете предъявить ему обвинение. А что будет, если сможете?

Тот беспечно улыбнулся.

— Будет суд, в результате которого Нил Прокофьич может вообще лишиться колдовского дара. Собственного. И умрёт как обычный человек.

— А почему же тогда он сам?..

— Не подскажет, где он будет перехватывать силу?

— Да. Он же хочет умереть без мучений, а обычным человеком это легче.

— Милая Анна Сергеевна, — проникновенно сказал Андрей Ефимович, — да кто ж в здравом уме и памяти захочет отказаться от бессмертия? Ведь то, что делает Нил Прокофьич, продлевая сроки передачи, по сути, и называется продлением жизни. За счёт чужих сил. А порой и жизни.

Они поговорили ещё немного о городских ведьмах и колдунах, а затем Андрей Ефимович поднялся из-за стола и положил перед Анютой визитку.

— Там есть номер моего мобильного телефона. Звоните, если что, Анна Сергеевна.

— Я не могу звонить по мобильному, — смущённо призналась Анюта. — Звонки срываются, а иногда телефон просто отключается.

— Понятно, — пробормотал представитель дома Харонов. — Дед Николай мобильными телефонами не пользовался и не сумел научить вас защищать устройство от вашей силы. Дайте мне ваш мобильник. Я покажу, как сделать его рабочим.

Полчаса потратили на маленький ритуал, в результате которого Анюта сумела позвонить маме, чтобы проверить, сработает ли этот ритуал. Она так обрадовалась, услышав голос мамы, что не заметила, как тщательно оглядывает квартиру Андрей Ефимович. Он даже, тихонько испросив разрешения у хозяйки, заглянул в две другие комнаты и на кухню. И озадаченно хмыкнул.

На прощанье, уходя, Андрей Ефимович покачал головой.

— И всё-таки не понимаю.

— А что именно?

— Не понимаю, почему вы сумели прийти на кладбище. Не понимаю, как у вас получилось прервать передачу дара, а потом снова его запустить. Странно. Очень странно. Ещё раз напоминаю: случится что-то странное, звоните мне сразу. Если дежурство нашего дома по городу закончится, я перенаправлю вас на другой дом. До свидания, Анна Сергеевна.

— До свидания, Андрей Ефимович! — радостно откликнулась Анюта, закрывая за ним дверь. Она держала в руках мобильный и была счастлива: теперь она может звонить матери в любое время, а значит, в любое время может поболтать с Лёлькой! И это счастье затмило всё: и встречу с Викентием, и странный поступок парня из соседнего подъезда, и даже приход представителя дома Харонов. Впрочем, она чувствовала к нему просто огромнейшую благодарность!

 

Глава пятая

Интуиция — дело великое. Если уметь к ней прислушиваться.

Или уметь забываться так, чтобы руки сами делали то, что нужно, а голова потом умела разгадать, что происходит или будет происходить.

Анюта размышляла над этой мыслью, продолжая возиться на кухне после ухода Андрея Ефимовича. Несколько ошарашенная его неожиданным приходом, она не сумела задать ему вопросы, которые возникали сейчас … Впрочем… Она с сомнением посмотрела на стол. На трёх маленьких подносах, приготовленных к приёму «гостей», стояли чистые чашки. Оставалось лишь разлить чай и поставить в середину стола вазу с конфетами и печеньем. Вот это и есть интуиция в деле. Она знала, сколько гостей к ней явится со своими проблемами. Хотя чашки собирала, думая о беседе с ранним посетителем. Интересно, а как узнавал об этом дед Николай?.. Хватит об этом! Времени до прихода первых «гостей» достаточно. Почему бы не заняться личным? Нет, на себя гадать нельзя. Но ведь можно погадать на Викентия?

— Лейся, вода, — негромко заговорила Анюта, выливая воду из стакана в прозрачное блюдо, на дне которой покачивалась маленькая фотография бывшего мужа из старого альбома. — Расскажи мне, что на душе Викентия, мужа моего бывшего. Что у него на душе, о чём он молчит, но чего хочет. Лейся, вода, расскажи. Душу его объясни…

Снимок бывшего закачался под напором струи из второго стакана. И Викентий словно ожил, слабо колыхаясь и… Стакан в руках Анюты дрогнул, но она совладала со своими чувствами: фотография ожила. Бывший медленно обернулся, будто оглядываясь на зов, а когда снова повернулся лицом к Анюте, рот был раздражённо искривлён. Словно слабое эхо, словно приглушённый стенами голос издалека: «Захочу — она на коленях ползать будет передо мной!..»

— Да ладно, — удивлённо сказала Анюта, но, вспомнив вчерашнее замешательство перед бывшим, ощутимо покраснела. — Ну и что? — уже хмуро спросила она воду. — Какие-то чувства к нему у меня сохранились. Но это-то нормально. Всё-таки мы с ним больше шести лет жили. Но если он хочет сыграть на моих чувствах к нему, то он крупно опоздал. — И тут она задумалась. — Ох, ёлки зелёные… А он, случаем, с предками не поссорился? Не психанул ли перед ними, что ко мне жить переедет?! Не пущу! Если сегодня явится… Ишь, чего выдумал!

Вопрос остался недодуманным. Ожил мобильник, который она, как-то незаметно для себя поставив оба стакана на стол, в задумчивости крутила в руках.

Глянув на звонившего, она подняла брови. Тётя Катя? Она-то чего?

— Анюточка! — счастливо затараторила самая болтливая тётя на свете, и Анюта поневоле усмехнулась. — К тебе мой балбес не звонил? Он уже несколько дней пытается дозвониться, а всё никак! Ты почему трубку не берёшь?

Дальше Анюта слушать не стала. Позволь тёте Кате болтать вволю, она будет это делать, пока зарядка телефона не сдохнет. Поэтому пришлось невежливо перебить:

— Тёть Кать, а зачем Витька хотел позвонить?

— Ну, ты же знаешь, что он собирает историю семьи! На похоронах деда Николая он столько снимал! Анюта, ты бы видела! У меня тоже фотки есть! Я их тебе скину на телефон, хорошо? Ты же хочешь посмотреть, как там было?

Отвечать было необязательно.

Вскоре фотографии были перекинуты на мобильник Анюты, тётя Катя на скорости прощебетала свои новости, потом спохватилась, что ей суп доваривать, и быстренько свернула разговор, громогласно извиняясь перед Анютой, что прерывается на полуслове.

Анюта выдохнула, с недоверием посмотрела на замолкший мобильник и со вздохом начала просматривать фотографии с кладбища. Сын тёти Кати, двадцатилетний Витька, и в самом деле был настроен на оформление громадных альбомов с историей всей семьи. Так что, как предположила Анюта, фотографий должно быть множество.

С тихим щелчком сменяя одну фотку за другой, она разглядывала людей, узнавала всех своих родных, одновременно вспоминая себя в тот день… Вот и она. Ведомая матерью и отцом под руки, она словно только что проснулась. Анюта даже усмехнулась, глядя на себя. Хм. Безутешная вдова…

И вдруг вцепилась в мобильник и увеличила фотографию с собой там, где Витька её снял чуть сбоку. Опаньки… За своим левым плечом Анюта с изумлением обнаружила Димана! Того парня, о котором все говорили, что он растение! То же тяжёлое лицо, те же мрачные глаза… Он шёл впритык за ней, как будто… сторожил её!.. Внезапно вспомнился странный вопрос Андрея Ефимовича: «Не понимаю, почему вы сумели прийти на кладбище». Он повторил это два или три раза. Но он стоял напротив! Он должен был видеть её! Значит ли это… Не связан ли её приход… нет, не приход! Не связана ли её невидимость для Андрея Ефимовича с присутствием этого странного парня? Но как он может ходить за нею, если он… растение? Если за ним постоянно присматривают? Или он сбегает от своих нянек? А если он притворяется? Но тогда каким образом Диман сумел сделать так, чтобы её не видели те, кому нельзя видеть?.. Анюте стало холодно, она сжала плечи руками. А ведь из этого вырисовывается другой вопрос — и тоже взятый из вопроса Андрея Ефимовича: если Диман шёл за ней, если он ответственен за её невидимый приход на кладбище, то, значит, именно он прервал передачу силы! Но как?! Кто прячется за личиной парня, мозги которого мертвы?!

А потом она застряла на другом вопросе: а как Андрей Ефимович нашёл её, если до сих пор вообще о ней не знал? Ну, предположительно — Анюта сообразила: закончилась передача, скрываемая кем-то от иных колдунов и ведьм, и её сумели вычислить. Она передёрнула плечами. Лучше пока не думать об этом. Она же ничего предосудительного не делает и не собирается делать.

Не забыть бы на всякий случай возвести вокруг Лёльки такую защиту, чтобы никто и никогда… А то мало ли… Кое-что Анюта ужен сделала, но…

Голова гудела от вопросов, но вскоре раздался первый звонок в дверь, и она поспешила в прихожую встречать первых посетителей.

Светловолосая женщина лет тридцати, возникшая на пороге квартиры, оказалась небольшого росточка, одетой в тёмное, но при этом выглядела бы весьма ухоженной (Анюта сразу поняла, что шили ей даже не в ателье, а у частницы, на дому), если бы не косметика, размазанная в слезах по искривлённому в отчаянии лицу.

— Здравствуйте. Проходите, пожалуйста, — спокойно пригласила её Анюта в квартиру, поскольку та мялась, побаиваясь зайти. И добавила фразу, которая, как она заметила с прошлой недели, многим помогает решиться: — Я ждала вас.

Женщина тут же заторопилась пройти мимо хозяйки, и Анюта закрыла за нею дверь. Сразу, не давая опомниться гостье, провела её к столику, на котором уже стоял чайный поднос и вазочка с салфетками. «А я-то думала — зачем салфетки? Вроде сладости не пачкают рук…» — промелькнула мысль, пока гостья усаживалась, на ходу выдёргивая из вазочки первую салфетку. В ванную комнату она отказалась идти, с надеждой сквозь слёзы глядя на хозяйку. Анюта помалкивала. Она уже научилась определять, когда можно подтолкнуть гостя к объяснению, что его привело к ней, а когда — нельзя. Сейчас дама должна была успокоиться сама.

Гостья убрала зеркальце в сумочку, скомкала салфетки и положила их рядом с чашкой, после чего приникла к чаю. Когда её глаза взглянули на Анюту исподлобья, она поняла, что гостья готова рассказывать. Кое-что Анюта уже увидела, но терпеливо ждала, пока гостья скажет сама.

— Через месяц у меня свадьба, — прошептала гостья и откашлялась, заговорила в полный голос. — Мы знакомы уже год, но закрепить свои отношения решили только сейчас. Он был женат, но детей у него не было. Жена не хотела. А я… хочу. И он тоже. Вот мы и… Я уже…

— Знаю, — вставила Анюта успокаивающе. — Вижу. И что случилось?

— Неделю назад Анатолий подарил мне обручальное кольцо, — вздохнув, сказала женщина. — Оно старинное, передаётся в его семье по мужской линии. Сначала всё было хорошо. Оно красивое и мне нравилось. Но проносила я его всего два дня. А потом оно пропало. — Она всхлипнула и поспешно схватила чашку с остатками чая. — А потом… Я очень боялась, что Анатолий заметит. А он не замечал. И я всё искала и искала. Но это ещё не всё. Три дня спустя после исчезновения кольца ко мне пришла его бывшая и пригрозила: если я не откажусь от брака с Анатолием, она сделает всё, чтобы испортить нам обоим жизнь. И той же ночью мне приснилось, что она русалка и затаскивает меня в омут. Во сне я начала захлёбываться водой. Задыхалась так, что Анатолий разбудил меня, потому что испугался. Он думал — у меня началась астма. Но у меня нет астмы. То есть она была, но когда-то давно, в детстве. И вот — вернулась. Анатолию я сказала, что всё хорошо. Что я неправильно глотнула во сне и оттого закашлялась. Но уже на следующий день после этой ночи мне пришлось найти время, чтобы забежать в аптеку и купить ингалятор. Я реагировала на всё: на пыль, на кошек (а у меня дома две) и на собак, на бензиновые пары. В аптеке-то с трудом стояла. Зашла в продуктовый магазин — выбежала опрометью: там перекладывали пачки с мукой. Зашла в книжный — убежала вся в слезах. Перед тем как лечь, я зашла в ванную и использовала ингалятор, чтобы спать спокойно всю ночь. Но, стоило заснуть, как появилась русалка — и я знала, что это бывшая моего Анатолия. Она сдавила мне горло и потащила меня на дно. Ну… Я кричала и кашляла, и Анатолий снова разбудил меня.

Глаза гостьи увеличились от подступивших слёз, и Анюта молча долила ей чаю. Она уже «видела», что именно произошло, но не мешала гостье выговариваться.

— Он знает о беременности и решил, что аллергический кашель — это следствие… Ну, что я стала чувствительней… Вызвал скорую. А что они могут? Дали пару таблеток — успокоиться, велели сходить в больницу, сдать анализы. Всё остальное-то у меня в порядке. Про ингалятор я не сказала. Побоялась — Анатолий узнает, а я не хочу, чтобы он думал, что я больная. Но ведь химия… — Она с надеждой взглянула на Анюту. — Вдруг на ребёнка подействует. Что делать?

Анюта положила перед собой колоду таро. Видения носились перед глазами, пойманные теми странными призрачными схемами, которые перешли к ней от прадеда, но надо было кое-что уточнить.

— Подержите, — протянула она завёрнутую в непроницаемую бумагу колоду женщине.

Та взяла карты плотно сомкнутыми горстями, словно воду, и вопросительно глянула: долго ли, мол, держать? Анюта пристально следила за пространством вокруг её запястья. Вскоре, спустя секунды, кивнула гостье и забрала у неё колоду.

— Кольцо, которое подарил вам избранник, и в самом деле старинное. И несёт в себе силу. После того как вам его подарили, оно связано с вами. А значит, умеющий человек может воспользоваться этой связью и навредить вам на расстоянии. Если он завладел кольцом. А эта женщина, судя по всему, украла кольцо. Так что у нас пока есть один плюс: она владеет им незаконно. И в этом её слабость.

— Это поможет избавиться от неё? — спросила гостья, сжав руки на груди.

— Поможет.

Анюта выдвинула сбоку от столика небольшой полированный ящик и открыла его. Руки чуть ли не сами вынули связки трав и несколько клочков шерсти. Глядя на запястье гостьи, Анюта быстро смяла шерсть и скрутила получившейся примитивной верёвкой два травяных пучка. Протянула женщине.

— Когда придёте домой, к Анатолию, ваша соперница будет там. Сумочку она оставит в прихожей, рядом с зеркалом. Вам надо будет забрать кольцо. Она не носит его на руке, но прячет во внутреннем кармашке сумочки. Учтите: кольцо будет в шёлковом мешочке. Мешочек надо оставить в кармашке.

— Зачем? — озадаченно спросила женщина.

— Он заговорённый. Как только возьмёте кольцо, тут же зайдите в ванную комнату. С соперницей встречаться до этого нельзя. Вымойте руки и кольцо под проточной водой. Так вы снимете воздействие заговорённого мешочка и всё, что было нашепчено на само кольцо. А потом спрячьте кольцо так, чтобы та в жизни не догадалась, где вы его храните.

— А если Анатолий спросит, почему я его не ношу? — жалобно спросила гостья.

— Вы помните, как его бывшая украла кольцо?

— Помню. Оно мне немного большое. Я оставила его на тумбочке, перед тем как мыть посуду, чтобы не соскальзывало. И бывшая как раз появилась…

— Вот и ответ вашему жениху. Оно вам велико. А если ваш жених расстроится из-за этого, есть вариант: возьмите цепочку и повесьте кольцо на неё. Будет такой своеобразный кулон. Носите его, конечно же, спрятанным под одеждой. Этого будет достаточно, чтобы ваш будущий муж не придирался. Ведь, насколько я поняла, вы не хотите, чтобы он знал о том, что происходит?

— Не хочу. Я боюсь, что он подумает — я наговариваю на неё. Рядом с ним-то она — сама ангел! — призналась гостья. — Ой, Анна Сергеевна, а вы думаете — я успею вытащить кольцо? Она не выйдет за это время?

— Нет, не выйдет, — обнадёжила её Анюта. — Всё пройдёт замечательно, не бойтесь.

Женщина порывисто вскочила со стула, торопливо запихивая пучок трав с шерстяной обмоткой в сумочку.

— Спасибо! Большое вам спасибо!

— Удачи! — напутствовала её Анюта.

Пока ждала второго посещения, вдруг нахмурилась. А ведь она ни разу не подумала о том, что её непрочный брак мог быть тоже спровоцирован на развод со стороны! Может, ни она, ни Викентий не виноваты в том, что разбежались? Может, всё это — дело рук третьего человека? Она аж вспыхнула от желания обелить друг друга, а потом раздражённо велела себе не перекладывать на чужие плечи личный разрыв. Никакого колдовства. Просто не сумели ужиться. Она всё ждала, пока Викентий защитит её от своей матери. Он ждал, что мать прекратит нападать на его жену, предпочитая не вмешиваться в бабские разборки.

Она задумчиво подняла колоду обычных карт. А надо было всего лишь попросить его оградить её от агрессии его родителей. Он ведь тоже очень не любил, когда в доме начинался скандал. При его работе денег было бы достаточно, чтобы снять съёмную квартиру. И жить спокойно. «Наша вина равнозначна, — вздохнула она. — Я промолчала. Он промолчал. А в проигрыше осталась Лёлька…»

Она собрала чашки и вышла на кухню. Пока мыла, заметила, как по двору идёт пожилая супружеская чета. И заспешила. Эти тоже к ней.

Быстро поставила чашки на сушилку и подхватила второй приготовленный поднос. На порогу в комнату чуть не споткнулась — с трудом удержала равновесие и поднос. Плохой знак. Что-то с этими стариками не то.

Она не стала дожидаться, когда они позвонят, — открыла сразу, едва они остановились перед дверью в её квартиру.

Уже сидя за столом, моложавая женщина, жизнерадостно улыбаясь, рассказала, что её старик что-то загрустил в последнее время, говорит, что ему всё не так и не по нраву. Пожилой мужчина улыбался, глядя на свою говорливую жену, но помалкивал.

Анюта угостила их чаем с печеньем и только слушала словоохотливую женщину, как слышал и старик, которому улыбаться было всё трудней. А она… Женщина будто дорвалась рассказать обо всём на свете — и не только о том, что её беспокоило. Внимание Анюты ей нравилось настолько, что она забыла о муже. Лишь потому, что тот деликатно напомнил ей о времени, она спохватилась и засмеялась над собой:

— Заболтала я вас, Анна Сергеевна! Уж такая болтушка, что дальше некуда! Но вы ведь посмотрели, да? Что скажете-то?

— Всё хорошо, — улыбаясь и глядя на старика, кивнула Анюта. — Всё хорошо у вас.

Но, когда проводила до прихожей, старик вышел в подъезд, и тогда Анюта тихо сказала ей, пока женщина надевала босоножки:

— Мне очень жаль… Но сделать я ничего не могу.

Женщина застыла на месте. Некоторое время смотрела на Анюту, огорошенная, а потом прикусила губу.

— Совсем-совсем ничего?

— Не по моим силам это, — шёпотом сказала Анюта.

— И как долго он ещё протянет?

— Не знаю, — призналась она.

Женщина, опустив голову, постояла перед ней, а потом выпрямилась, как на параде, кивнула Анюте и, натянуто улыбаясь, вышла вслед за мужем.

А Анюта закрыла за ними дверь и поплелась в зал. Не только убирать посуду после чаепития, но и проветривать комнату, из которой словно выкачали воздух — так тяжко стало дышать. Никогда не думала, что умирающий человек может сидеть напротив — и то и дело скрываться в обрывках чёрной пелены. Смотреть на это страшно. А ей пришлось сидеть с ними почти час.

Когда она приготовилась к приёму последних посетителей, времени до их прихода оказалось достаточно, и она открыла окно, чтобы подставить лицо под чуть ощутимый ветер. Стоя у окна, Анюта только смотрела во двор. Думать о чём-то, кроме смерти, не могла. Вот старик. Он сидит напротив и смотрит на неё. Спокойно, потому что знает. И умирает он по странной причине: ему неинтересно жить. Он устал жить. И поэтому к смерти он относится спокойно. Жалеет только, что жена одна останется. Но утешает себя тем, что есть дети и внуки. Они ей интересны. А ему скучны. Есть что-то ещё внутри его личной истории, но так глубоко Анюта побаивается заглядывать. Если человек для себя что-то решил.

Последние посетители на сегодня пришли раньше ожидаемого ею часа. Но Анюта всё равно угадала их. Они появились перед подъездом — тоже пара, но лет под сорок где-то. Он высокий, рыжеволосый, симпатичный. Она серая мышка и оделась так же серо, будто намеренно — чтобы не выделяться. Поначалу Анюта решила, что разговор пойдёт о взаимоотношениях, но, когда посетители оказались в подъезде, она буквально почуяла, что у них обоих горе.

Усадив супругов за столик, она кивнула.

— Рассказывайте, с чем пришли.

Серая мышка вопросительно уставилась на мужа, а тот опустил глаза, кажется решив передать бразды правления в этом посещении в руки жены.

Та вынула из сумки фотографию и неуверенно положила на стол.

— У нас два дня назад дочка пропала. Полиция говорит — только после трёх суток искать будет. Ну, вроде как совершеннолетняя.

— А сколько ей? — медленно спросила Анюта, ошеломлённо узнавая в девушке ту самую, с кладбища, с диковатыми глазами, что стояла в цветастом платье рядом со стариком. Как его… Нил Прокофьич? Точно…

— Девятнадцать, — ответила мать и тут же поспешно добавила: — Вы не подумайте!.. Это только полиция думает, что она какая-то прошмандовка. Что она может по мужикам пойти. Или, там, с наркотиками забаловать. Или ещё что нехорошее. Нет! Она у нас умничка, не дура какая-нибудь, прости Господи. Школу почти с отличием закончила — две четвёрки только. ЕГЭ легко сдала. В техникум поступила. Год отучилась. Мы уж неволить не стали — разрешили ей в каникулы не работать, как она хотела. А теперь вот думаем: лучше бы на работу пошла! Зря уговорили отдыхать…

Анюта бросила взгляд на фотографию и осторожно спросила:

— А почему вы не хотели, чтобы она работала?

— Так Верочка наша весь год к бабуле бегала ухаживать…

У Анюты замерло сердце.

— Бабуля умерла?

— Да. Квартиру-то её мои двоюродные по закону получили. — Тут она заторопилась снова: — Нет, вы не подумайте. Мы не претендовали на квартиру. Только вот Верочка за этот год устала, мы и сказали: нечего, мол, отдохни лето. Она ж бабулю любила. А двоюродным некогда было ухаживать. Вот Вера и бегала.

Это «отдохнуть» так часто звучало в речи матери, которая пыталась объяснить, почему дочери надо было это сделать, что Анюта всё больше утверждалась в своей догадке: бабуля была непростой. Наверняка ведьмой. А способности Веры подходили для передачи дара… Но почему Андрей Ефимович, стоявший почти рядом со стариком, очень близко к нему, не заметил, что старик вытягивает, перехватывает силу из Веры? Или старик настолько силён, что умел замаскировать своё страшное действо? А Вера понимала, что с ней происходит? Скорей всего — да. Но перечить сильному колдуну не могла… Оттого и ненавидела, но и была покорной… И теперь понятно, почему этот сволочной Нил пришёл на кладбище — примериться к своей новой жертве! К Анюте! Ведь Нил этот знал, кого хоронят! И искал среди провожающих прадеда Николая её, Анюту! Вампир чёртов… Выпивал Веру и нацеливался на новую жертву!

Андрей Ефимович сказал, что старик Нил живёт не только за счёт выпитых сил, только что переданных, но и, бывает, за счёт чужих жизней. А если Вера умерла?

Анюта быстро взяла фотографию в руки, словно испугалась своими мыслями навредить девушке. Трудно что-то сказать по фотографии: она будто куталась в нечто неопределённое. И, если раньше Анюта могла легко что-то увидеть, то сейчас — сплошной туман. Это из-за того, что рядом с Верой колдун?

— Скажите, а Вера летом себя хорошо чувствовала?

— Да нет, не очень, — пробурчал отец. Она с апреля как-то выглядеть стала… ну…

— Бледненькой, — подхватила мать. — Мы уж думали — может, переучилась. Всё-таки курс там у неё сложный был — с автоматикой связанный. Она у нас физикой любила заниматься. Но она сказала — ничего, просто весна, витаминов не хватает. А вот в июне, после экзаменов техникумовских, аж шатать её начало. Мы уж и так и сяк — и кормить получше стали, и витамины ей покупали.

Нет, одной ей не справиться — поняла Анюта. Размышляя, она не сразу поняла, что сделала просто неприличную паузу, разглядывая снимок, что родители пропавшей притихли, глядя на гадалку с надеждой. Наконец, она очнулась.

— У вас ещё есть фотографии Веры?

— Есть.

— Тогда вы можете оставить мне эту, чтобы поработать над ней? Дело тяжёлое, и сразу его я решить не могу.

— Конечно, конечно! — обрадовалась мать. — А другие фотографии принести завтра?

— Нет. Мне они не нужны. Другие фотографии отдайте полиции. Вот, возьмите — это номер моего телефона. Если до утра я не смогу ничего сделать, я позвоню, и вы пойдёте в полицию ещё раз. Если до утра Вера вернётся, позвоните вы мне. Договорились?

— Договорились, — ответил отец, который внезапно оживился.

Она проводила их до двери.

Почему отец Веры так обрадовался предположению, что придётся всё же идти в полицию? Не потому ли, что этим своим высказыванием Анюта вызвала в нём доверие к себе? Косвенно объяснив, что не может полагаться только на ведьминскую силу? Или он поверил ей, потому что она готова использовать всё, чтобы найти его дочь?

Анюта взглянула на часы. Вечер. Мать наверняка сидит на скамейке у своего подъезда, приглядывая за внучкой. Позвонить? Пусть порадуется, что Анюта теперь снова может говорить по мобильнику!

Усевшись на диване, ощущая усталость, Анюта некоторое время смотрела на взятый мобильный телефон. Но глаза постоянно обращались к фотографии.

Нет, так нельзя. Сначала она позвонит матери, потому что голоса родных людей наполнят счастливым чувством. А потом уж вплотную займётся Верой. Так лучше. Ведь, усталая, ведьма может и нахалтурить в этом загадочном деле.

И она позвонила, поговорила с дочерью, потому что Лёлька играла рядом с бабушкой и завизжала от радости, когда её позвали к телефону. Слушая ликующий лепет дочери, Анюта, сама не замечая того, улыбалась во весь рот. Господи, как приятно слышать про увлекательные «классики» и в «козла», когда так здорово прыгать через мяч, стукнутый об стенку!

Потом трубку взяла мама.

— Ну что? Как там у тебя?

— У меня всё замечательно, — уверила её Анюта. — Не волнуйся обо мне.

Мама немного рассказала, как прошёл день Лёльки, и они распрощались.

Анюта взглянула на часы. Ленка, сестрёнка, обещала прийти ближе к семи. Есть около часа, чтобы позвонить Андрею Ефимовичу — первый шаг в поиске Веры. Может, он сумеет помочь?.. Анюта вздохнула и набрала номер с визитки.

— Слушаю вас, Анна Сергеевна, — сразу отозвался Андрей Ефимович.

— У меня проблема, связанная с тем делом, о котором вы рассказывали. Ну, с Нилом Прокофьичем.

— Он — что, к вам явился? — заледенел голос Харона.

— Нет. Но пришли родители одной пропавшей девушки, а я видела её на кладбище. Она стояла рядом с Нилом Прокофьичем. — И Анюта подробно рассказала всё, что видела на кладбище. После чего добавила: — Извините, я не сразу вспомнила про это.

— Ничего страшного, — вздохнул Андрей Ефимович. — Вы ещё не один день провели, вбирая переданный вам дар. Неудивительно, если что-то выветрилось из памяти. В общем, я сейчас прозвонюсь по всем, кто может помочь. Если что-то найдём интересное, я перезвоню сообщить вам. А теперь попробуйте переснять фотографию девушки и переслать мне её.

— Сейчас же сделаю.

Закончив разговор, Анюта отослала изображение Веры Андрею Ефимовичу, повертела в руках мобильник. Надо бы готовиться к встрече с Ленкой. Но, честно говоря, хотелось заняться другим. Руки прямо чесались положить фотографию Веры на столик и начать… Анюта задумчиво посмотрела на часы. А может, хватит времени на гадание по фотографии? И решительно уселась за чистый столик, придвинула к себе обе колоды — с обычными картами и с таро.

 

Глава шестая

Разложив карты вокруг фотографии пропавшей девушки, Анюта некоторое время смотрела, пытаясь понять, что видит. Такое впечатление, что над снимком клубится туман. И не сплошной, а облачками, то и дело отделяющимися друг от друга, а потом снова вливающимися в недолго единое дымное месиво. Странно. До сих пор Анюте удавалось не просто установить контакт с человеком, чьё изображение попадало ей в руки, но и разглядеть место вокруг него. Пусть ограниченно, но достаточно, чтобы определить, где, примерно, находится разыскиваемый. Она невольно улыбнулась, вспомнив одну из посетительниц на прошлой неделе: та принесла фотографию мужа, пропавшего день назад. Когда Анюта описала ей странное помещение, в котором лежал невнятно плывущий на изображении муж, посетительница мигом вскочила с места и, гневно ворча себе под нос: «Ну, всё! Достал!», ринулась к выходу из квартиры. Потом-то, ещё раз просмотрев в свободное время забытую у неё фотку, Анюта сообразила, что мужчина, в хлам пьяный (вот оно — плывёт-то в видении!), валяется в чьём-то гараже.

Но сейчас то, что показывала ей фотография Веры, выглядело очень уж необычно. Озадачившись, Анюта нерешительно подумала: «Это из-за того, что она относится к людям, которые могут перенять дар?» Так ничего и не решив, она на всякий случай сунула фотку, благо небольшая, в кармашек блузки, чтобы потом не искать, и отправилась в личную комнату, чтобы до прихода сестры закончить платьице для девочки из детсадовской группы, куда ходила Лёлька.

Хм. Звонок. Лена? Уже появилась?..

— Привет! А чего у тебя дверь не заперта? — Лена, чуть не подпрыгивая, стояла на пороге в комнату.

— Привет! Тебя ждала. Ты-то что не заходишь?

— Слушай, а давай в кухне посидим? — предложила сестрёнка и показала небольшую тортовую коробку. — В конце концов, мы с тобой давно не сидели, чтобы просто поболтать, а? Чай есть?

— Есть.

Удивлённая Анюта встала и пошла следом за Ленкой. Та по дороге привычно заправила назад отросшие до лопаток, слегка каштановые волосы, бормоча: «Надо бы в парикмахерскую, всё никак не соберусь!» И вдруг обернулась, да так, что Анюта шарахнулась от её внезапности.

— Ань, а ты не ждёшь ещё кого-нибудь? Может, я не вовремя?

— Иди-иди! — подтолкнула её Анюта. — Никого больше не жду. — А сама чуть приподняла брови: «Уж не жалеет ли Ленка, что напросилась ко мне? Или она в самом деле пришла просто посидеть со мной?»

Когда торт был нарезан и разложен по блюдечкам, а в чашках засиял прозрачно-коричневый чай, Лена с сомнением сказала:

— Анюта, я шла к тебе со своим, но… У тебя личные проблемы?

— Что-о? — поразилась Анюта. — Откуда ты взяла?

— Ну, около остановки, на магазинной стоянке, я сейчас видела Викентия.

— Да? — от неожиданности только и сумела ответить она. Затем сконцентрировалась на ситуации. — И что он там делал?

— Сидел. Ну, у него там машина, он открыл дверцу и так сидел. Он к тебе приехал? Или он уже был у тебя? Что говорит? Если не хочешь говорить, не говори.

— Ленка, закрой рот! — засмеялась Анюта. — И хоть чуток выпей чаю. Викентий приходил вчера. Я его выставила. Всё.

— Странно, — поспешно проглотив кусок, сказала сестрёнка. — Ты же говорила, что его сутками не видела дома, а он уже второй день здесь. Или он по работе здесь?

— Не знаю, — медленно ответила она, всё более изумлённая, когда до неё начало доходить, что дело и впрямь серьёзное.

Одна из причин, по которой они начали конфликтовать в самом начале своей семейной жизни, была работа Викентия. О ней Анюта мало что знала. В общем и целом — экономист в банке отца. Но кем именно муж работал — она не знала. Знала только, что работа для него оказалась дороже семьи. Пока она воевала со свекровью и свёкром, его дома не было. Когда она пыталась поговорить с ним о том, что происходило с ней в его родительском доме, он отговаривался усталостью. Да, он и в самом деле приходил довольно поздно. Только и успевал поужинать и сразу закрывался газетами или экраном компьютера. А если сильно уставал, то смотрел телевизор. Как он сам выражался — «тупо смотрел». А перед сном ложился на постель и тут же прятался опять-таки со своими бумагами. Однажды она осторожно заглянула в них. Прочитала абзац какого-то акта и не сумела даже понять его содержание. Почувствовала на себе взгляд Викентия, взглянула на него. А он спокойно, без всяких эмоций то ли спросил, то ли подытожил:

— Не для средних умов, да?

Пока она размышляла, обидеться на эту реплику или нет, он сложил бумаги и выключил прикроватную лампу.

Анюта злилась из-за этого положения. Ведь даже выходные он чаще проводил не с ней, а с нужными по работе людьми. Но привычка ухаживать за мужчиной, перешедшая из своей семьи, от матери, заставляла не давить на мужа и делать всё, чтобы ему было комфортно. Поэтому всё желание заставить-таки его выслушать её быстро пропадало…

Сама она по специальности, воспитателем в саду, проработала немного, потому как быстро забеременела и вскоре погрузилась в домашние дела, а значит, надо было терпеть свекровь, которая шипела на неё с момента появления: банально, но родители Викентия уверенно ожидали, что он женится на другой. А когда родилась Лёлька, Анюта начала разрываться между заботами о ребёнке и о муже. Впрочем, с Викентием было проще. Он всё так же редко бывал дома, отговариваясь той же работой. Ей постоянно казалось, что Викентий пользуется любой, самой мелкой причиной, чтобы дома бывать реже. Сначала она решила, что виной тому — Лёлька. Первый год дочь много болела, росла хиленькой, а чуть позже, когда её отдали в ясли, переболела всеми тамошними детскими болезнями, которые в яслях являлись постоянным поветриям…

Однажды Анюта даже заподозрила, что у него появилась любовница, но легко выяснила, что это не так. Она якобы случайно забежала к нему на работу — в громадный, металлически стеклянный офис. Время — вроде бы час, как он дома должен объявиться. И увидела его в вестибюле. Викентий и ещё несколько человек сидели за столиком и обсуждали какие-то бумаги. Обсуждали энергично и даже несколько агрессивно, явно споря… Она, сев в глубокое кресло для посетителей, терпеливо ждала полчаса, потом пошли минуты, которые её заторопили домой, к свекрови, к дочери… Всего выдержала минут сорок, прежде чем опрометью помчаться к своим заботам. А Викентий так и остался в вестибюле, и было ясно, что спор продлится ещё неизвестно, сколько времени.

Порой она размышляла, почему он женился на ней. Она — понятно, почему. Он не просто красавец. От него чуть не шарахало мужской силой и подчиняющей властью — что она, даже разочарованная в нём, вчера снова в полной мере испытала на себе. Не будь рядом странного Димана из соседнего подъезда, она бы не выдержала давления и легко подчинилась бы желаниям Викентия. «Животное! — сердито подумала она о бывшем. — Ему от меня только одно надо было!» Да, бывшего было легче обозвать животным, чем вспоминать вырвавшиеся однажды у него слова, почему он женился на ней.

— Коллеги за рубежом предпочитают иметь дело с семейным банкиром. Традиционно считается: чем солидней банковский чиновник, тем крепче у него семейные тылы. Ты для меня — лучший вариант: воспитатель в детском саду — профессия мирная и уютная. Для многих — чисто домашняя. Поэтому я и не раздумывал, кого выбрать. Тебя или Нину — девочку очень шикарную, весьма светскую — в сравнении с тобой, но для меня слишком амбициозную.

— Лучше б ты её выбрал… — сквозь зубы процедила обозлённая Анюта, часто моргая, чтобы прихлынувшие слёзы не прорвались.

— Ни за что, — хладнокровно ответил муж. — Сейчас я прихожу домой и твёрдо знаю, что у меня над ухом никто нудеть не будет, что мы никуда не ходим, за границу отдыхать не летаем, на всякие выставки-презентации не ходим. Мне нужна женщина с реалистическим взглядом на жизнь, которая понимает, что муж после работы не должен заниматься всякой ерундой, а должен отдохнуть перед следующим рабочим днём.

«Но почему этого не понимает свекровь?! Почему никто не вправит мозги ей, по какой причине ты женился именно на мне?!» — хотелось выкрикнуть Анюте. Промолчала. Ведь, объясняя её положение при себе, Викентий заранее косвенно предупреждал, какого поведения ждёт от неё. Не нудения. Заботы о зарабатывающем муже.

Только кому нужны его заработки, если шли они в общий котёл — по солидному утверждению свёкра… По странному стечению логики Анюта мгновенно вспомнила, как жила с Лёлькой в общежитии. Работая приходящей няней в богатой семье, она половину денежного конверта, вручаемого ей, тратила на плату за садик для дочери, четверть на оплату общежития, а четверть оставалась на пропитание. Если бы не огромный колхозный рынок в этом городке, пришлось бы возвращаться к родителям ещё раньше. Но после первого похода по рыночным рядам, Анюта обнаружила, что может жить (прозябая, но это уже не так страшно). Она покупала за копейки резаные фрукты и овощи — те, из которых продавцы небрежно отрезали половину, а то и больше, избавляя от гнили. Анюта смирилась с обрезками: они давали Лёльке возможность лакомиться хотя бы этим, ведь Анюта не говорила, в каком виде покупала их, а дочь быстро привыкла видеть в общежитской комнате небольшую тарелку с тщательно промытыми сочными, сладкими кусочками… Рынок был милостив: делая вид, что уронила что-то из сумки, Анюта украдкой подбирала упавшую с прилавков картошку; в мясных рядах ей давали кости «для собаки» — услышала однажды, как выпрашивает одна старушка для своей псины, и воспользовалась «подсказкой». И тогда в комнатке был пир — варились «мясные» щи…

… Анюта помотала головой. Хватит воспоминаний! За столом, напротив, сидит сестрёнка и терпеливо ждёт от неё хоть слова. Так, на чём они остановились?

Лена как будто поняла. Кивнула и сказала:

— Забудь про него. Это не интересно. Поболтаем о другом. Анюта, как ты? Каково тебе… быть вместо деда Николая?

— А ты о нём знала?

— Узнала в марте, когда меня к нему повели, — раздражённо сказала сестра. — Велели зайти в комнату и посидеть рядом с ним.

— И что?

— Вошла, села. Он мне руку протянул, будто встать хочет. А когда я взялась за его руку, он меня оттолкнул. Велел уйти. И всё. — Лена вдруг улыбнулась. — А я бы сразу узнала, что ты другая. Ну, после того как… Глаза-то у тебя совсем иные стали.

— Не поняла — как это, иные?

— Будто в зеркало не смотрела? — усмехнулась сестрёнка. — Раньше серые были, а теперь… Почти синие. Чуть светлей, чем у деда Николая. Ладно, давай о другом. Расскажи, что с тобой было. Или про это рассказывать нельзя?

— Понятия не имею, — пожала плечами Анюта. — Да ничего особенного и не было. Лежала, а в мозги будто впихивали всё, что знал прадед.

— И много ты знаешь? — жадно спросила Лена.

— Если бы я знала, сколько и по сравнению с чем, тогда бы ответила, — улыбнулась она. — А так… пока лежала — казалось, что много. Но иногда всё-таки хочется узнать побольше. Но всего, наверное, не узнаешь… Я поняла так, что кое-чему я должна выучиться сама. Может, даже на практике.

— Жуть, — уважительно оценила сестра.

— Так, ты мне лапшу на уши не вешай. Сказала — шла со своим, рассказывай.

— Да я не по твоему профилю! — хихикнула Лена. — У меня другое. Анюта, а можно у тебя пожить?

— С чего бы? — изумилась Анюта. — С матерью разругалась?

— Да нет. Захотелось поменять место жительства, чтобы изменить хоть что-то в жизни, — уже задумчиво сказала Лена. — Я как-то устала от однообразия. Если долго на одном месте жить, постоянно по одному расписанию…

Анюта внимательно взглянула на сестрёнку. Младшая всегда была чуть шебутней, чем она сама, порой слишком рассудительная. И, кажется, младшая думает, что здесь, в отдельной большой квартире, для неё появится свобода. Но эта свобода…

— Лена, скажи честно… Ты собираешься кого-то сюда привести?

Сестра покраснела и засмеялась, но промолчала, лукаво поглядывая на неё. И тогда Анюта сказала спокойно:

— Зря рассчитываешь на это. Да, у меня три комнаты. Но иногда ко мне приходят издалека и с ночевой, и одна из комнат становится гостевой. Ну, если ты согласишься жить в проходной комнате, то я…

— Да ладно тебе! — махнула рукой сестрёнка. — Поняла я всё, поняла!

Они допили чай, после чего Анюта проводила сестрёнку до остановки. Лена на это провожанье многозначительно хмыкнула и стрельнула глазами в сторону магазина. Анюта проследила её взгляд, но найти среди рядов машин «шкоду» Викентия не сумела.

А вернувшись домой, забыла о нём. Первой мыслью, когда переступала порог квартиры, была: не разложить ли карты на Ленку? Эта легкомысленная девица мало ли что натворит! Но после небольшого раздумья Анюта отказалась гадать на сестру. Ленка не совсем уж дура, чтобы попадать в слишком неприятные ситуации. А из «не слишком» выберется сама. Иначе жизнь, постоянно поверяемая гаданием, превратится в пустышку, как это случилось с соседкиной племянницей.

Ну а пока вымыла посуду после чаепития и застыла у окна во двор, глядя на него и не видя. Много вопросов накопилось — сестре она не соврала. Тот же Андрей Ефимович. Он ведь не сказал, как он нашёл её. Правда, и Анюта не спрашивала. Может, в этой среде привыкли не задавать лишние вопросы? Но… Анюта прикусила губу. «В этой среде». Какие-то дома — магов и колдунов. А с этими домами её будут знакомить, или положение останется на уровне ознакомления, но не приобщения к жизни домов. И тут же неловко ухмыльнулась. А она? Относится к чьему-либо дому? Или так — сама по себе? Но обещали помогать, если что. Уже плюс… Но. Этот Андрей Ефимович сделал очень интересную вещь. Удивившись тому, что она сумела пойти на кладбище попрощаться с прадедом, он весьма и весьма внимательно начал разглядывать квартиру. Почему?

Но связать две информации не смогла, потому что тут же возмутилась: ничего себе — все претендуют на её новую жилплощадь! Сестрёнка. Викентий. Андрей Ефимович! Или он не претендовал? И квартира его заинтересовала на другой лад, а не как пристанище?

И прильнула к оконному стеклу: видимая часть соседнего подъезда была как на ладони, и там появились двое — Диман и его младший брат, который довёл его до скамьи и помог сесть, просто-напросто слегка подталкивая его в грудь, но в то же время придерживая его за руку. Ноги Димана словно кто-то резко подрубил, и парень свалился на скамью, едва не упав набок. Брат его поймал и прислонил к спинке. Он повозился ещё немного, пристраивая старшего брата так, чтобы больше тот не падал, а потом сел рядом.

Скоро к нему подошёл ещё один парнишка, потом ещё двое. Собиралась обычная дворовая компания… Анюта до боли в глазах всматривалась в Димана, но тот сидел, опустив голову, и её даже разозлило, что она не может увидеть его глаза.

Чтобы не заниматься совершенно ненужным делом, она отошла от окна и вернулась в проходную комнату, где села за гадательный столик. Взяла в руки карты таро, но пожала плечами. Зачем ей сейчас это? Надо дождаться звонка Андрея Ефимовича… Она оглянулась на свою комнату. Из последних лоскутов, оставшихся от пошива платьиц, можно придумать что-нибудь для малышек из группы Лёльки. Фартучки, например…

… Встав, она машинально сунула руку в карман, чтобы вынуть фотографию Веры и оставить её на гадательном столике. Пальцы внезапно обожгло неожиданным холодом. Испуганная необычным ощущением, Анюта всё же вытащила фотографию и еле удержала её в руках — такой холодрыгой та отдавала! Дальше — больше! Анюта покачнулась — и, только сделав шаг к стене, удержалась на ногах. Ошеломлённая, она вдруг сообразила, что снимок начал тянуть с неё силы! Это так поразило её, что некоторое время она продолжала держать его в руках, пока не додумалась бросить его на столик. Фотография перевернулась и упала обратной стороной. Прижав ладонь к колотящемуся сердцу, Анюта бессмысленно смотрела на карточку и только хлопала глазами…

Наконец она пришла в себя. Быстро села на стул и торопливо раскидала вокруг фотографии карты. То, что она увидела, заставило её передёрнуть плечами. Не совсем понятно, но… Но её зовут на помощь!

Бросив карты разбросанными на столике, она схватила фотографию и, стараясь не поворачивать её лицом к себе, сделала движение снова сунуть её в карман — и тут же спохватилась. Нельзя. Неизвестно, что происходит, но лучше, если фотография не будет касаться её самой. Даже через ткань одежды.

Уже в прихожей сдёрнула с тумбочки сумку, куда кинула фотку, — и застыла носом к двери.

Она сумеет определить место, где находится Вера. Но это далеко! Звонить Андрею Ефимовичу? Анюта растерялась. А чем он сумеет помочь? Машиной? Но она не знает есть ли у него машина! А если и есть… Родители Веры доверились ей, Анюте. И это её, Анюты, дело. Она обещала найти девушку — и сделает это!

Дверью чуть не хлопнула, торопясь. Выбежала из подъезда, оглянулась на соседнюю приподъездную площадку. Димана нет — отметила опять машинально. И побежала мимо дома, заворачивая за дом, а потом — и к остановке. Первую часть маршрута она уже знала… Перебежала дорогу и замерла, всматриваясь вдаль. Где же автобусы? Или хотя бы маршрутки? Время еле-еле семь, значит, движение ещё должно быть активным… Три минуты. Четыре… Так, на горизонте замаячил автобус. Но, обогнав его, перед Анютой затормозила светлая «шкода-октавия». Водитель, наклонившись открыть дверцу, недовольно сказал:

— Садись!

Интуитивно Анюта немедленно подчинилась приказу бывшего.

— Пристегнись! Куда?

— Пока до конца этой улицы.

— Не понял.

— Если не понял, то выпусти меня! — сорвалась она.

— Не ори. Едем.

Чуть машина тронулась с места, Анюта выложила на панель фотографию Веры. Викентий глянул, но равнодушно отвёл глаза. Успокоившись, что допытываться он не будет, Анюта сосредоточилась на лице девушки. И принялась корректировать странную поездку, не глядя в ветровое стекло.

— Теперь направо. Доедешь до поворота, свернёшь ещё направо. И до конца дороги… — Минуты две помалкивала, осторожно проверяя, что с фотографией, — дотрагиваясь кончиками пальцев до края. Силу всё ещё тянули, но уже не так уверенно. И, если сначала она была убеждена, что тянет силу Нил Прокофьич, то теперь снова растерялась. Может, тянет сама Вера? Вздрогнула. — Теперь сворачивай налево.

— Долго ещё? — бесстрастно спросил бывший.

— Не знаю.

Кажется, они уже выехали на окраину города — «шкода» летела так, что Анюта побаивалась, как бы гаишники не остановили. И в то же время мысленно молила, чтобы Викентий не сбрасывал скорость. Та же интуиция подсказывала, что дело плохо… По сторонам не смотрела — всё внимание забрала фотография.

Вскоре дороги стали гораздо свободней — они и правда уже неслись ближе к пригороду. И вот тут-то Анюта на секунды отвлеклась от фотки. «А Викентий — терпеливый!» — сделала она открытие. Бросила взгляд на боковое стекло: солнце утопало в тучах и не собиралось вылезать из них. Поэтому так быстро стемнело, хоть время лишь к восьми вечера. Фотография в сумерках мягко светилась круговыми разводами, будто недавно попала в воду, после чего её просушили… Если бы эти разводы не тлели чуть уловимым светом…

— Куда дальше?

— Через минуту будет поворот.

— У тебя что — навигатор?

Кажется, у бывшего терпение лопнуло?

— Да, навигатор. Потом объясню. — Последние слова вырвались само по себе.

— Я подожду.

Она скосилась на него. Звучит как угроза.

— Поворачивай.

На этот раз он не поверил.

— Но здесь…

— Да, грунтовая.

Молча свернул, а Анюта затаилась: хорошо, что дождя давно не было. Огребла бы от бывшего наверняка по полной. Или просто остановил бы машину и предложил топать дальше пешком. Но пока он ничего не говорил, хотя машина немилосердно подпрыгивала на всех рытвинах и колдобинах плохой дороги, а по бокам от неё вздымались плотные клубы пыли. Скорость пришлось сбросить: на такой поверхности в любое мгновение могло тряхануть так, что не только без зубов останешься…

— Направо.

Машина попрыгала ещё немного — и выбралась на хорошую, асфальтированную дорогу, после чего помчалась под откос, не очень крутой. Потом надо через мост…

— На кладбище? Вечером? — В голосе Викентия наконец появились эмоции.

— Наверное, на кладбище. — Анюта не смотрела на него — только вперёд. Это то самое кладбище, где хоронили прадеда. Был момент, когда она испугалась до жути, когда поняла, куда её зовёт девушка с фотографии. Она решила, что ошиблась — и что зовёт не Вера, а дед Николай. С трудом совладала с зачастившим дыханием.

Новое городское кладбище едва заметно спускалось к небольшой речке. Так что, едва они проехали мост, Анюта попросила:

— Останови!

Он послушался. Анюта схватила фотографию, которая постепенно слабела и больше не брала силы, и выскочила из салона машины. Быстро, держа фотку, как компас, перед собой, она пошла по тропинке, по которой люди попадали на кладбище, не доходя до центрального входа на огороженную территорию. Анюте центральный вход был не нужен. Фотка звала вниз, к речке.

За спиной услышала короткое чириканье машины, поставленной на сигнализацию. А потом быстрые шаги Викентия… Здесь, у могучих ив, особенно под ними, было так темно, что Анюта пожалела — не взяла фонарик. Встроенный же в мобильник наверняка слишком слаб для того, чтобы пробить вечерние чёрные тени. Но позади вспыхнул мощный белый свет. Она обернулась. В руках Викентия оказался автомобильный фонарь. На её оборачивание он с чувствительным раздражением ответил:

— Я же видел, куда ты пошла!

— Спасибо, — пробормотала Анюта и снова заторопилась по узкой тропке, которая истончалась по мере приближения к речке. Возможно, по ней ходили те посетители кладбища, которые приходили ухаживать за могилами и которым нужна вода — поливать посаженные цветы. Или отмываться после работы на земле.

— Что мы ищем? — спросил бывший.

— Девушку. Её зовут Вера. И она где-то здесь.

Кажется, она озадачила его в очередной раз. Он замолчал и только поводил фонарём вокруг, распространяя световое пятно на многие метры дальше.

— Она твоя знакомая? Пошла на кладбище и заблудилась? Вызвала тебя? — не выдержал он. — Но почему ты держишь в руках не телефон, а фотографию?

— Потом объясню, — повторила она, отчаянно вглядываясь в кусты и высокие травы у воды. Потом не выдержала сама и закричала: — Вера, где ты?!

Они замерли. Крик ударился о противоположный обрывистый берег, вернулся и мгновения звенел в сумеречном воздухе над водой.

Анюта дёрнулась. Ничего не услышала, но фотография будто сильно потянула за собой. Держа её на расстоянии от себя в слегка расслабленной руке, Анюта побрела в травах, ощущая, что её и в самом деле услышали, и боясь, как бы не наступить в воду, которая невидимо плескалась в камышовых зарослях так близко, что её было слышно.

Благодаря фонарю Викентия, она заметила, что трава здесь уже кем-то была потревожена. И это её почему-то испугало и заставило двигаться поспешней.

Она споткнулась и не упала только потому, что бывший успел вбросить руку вперёд — и она навалилась на его руку. А потом и вовсе оттащил от того, обо что она споткнулась. Но Анюта нетерпеливо высвободилась из его захвата и наклонилась над помехой. И невольно выдохнула:

— О Господи!

Бывший встал сбоку и посветил. Она услышала, как он втянул воздух сквозь зубы.

Неловко изогнувшись, Вера лежала на поваленных травах, держась за руку другого человека, и стонала — точней, уже сипела, видимо, не в силах издавать звуки. Испуганная, ничего не понимающая Анюта шагнула между их телами и встала на колени перед неизвестным. Викентий посветил ей.

— Они что — свидание тут устроили? — с недоумением спросил он.

— Ч-чёрт! — выпалила ужаснувшаяся Анюта и зачастила уже негромко: — Чёрт, чёрт, чёрт…

Как она могла забыть, вспомнив о Вере на кладбище, что там был ещё и парнишка — тот, бледный и перепуганный?! Ведь можно было сразу сообщить о нём Андрею Ефимовичу! Но… Жив ли он?! Пальцы Анюты тряслись, когда она прижимала их к шее парнишки. К холодной влажной коже! То ли пульс парнишки слабо отдаётся в её пальцах. То ли она чувствует собственный…

— Дай я! — нетерпеливо сказал Викентий и отдал ей фонарь. — Живой! Свети мне — вытащу обоих. Сначала этого, потому — ту… Ну и друзья-подружки у тебя…

Теперь она чуть не плакала от радости, что он заставил её сесть в машину! Когда бы она ещё приехала на кладбище? Глубокой ночью? А если эти двое не сумели бы выжить до её появления? Земля здесь, у воды, холодная. Промёрзли бы, а там — глядишь, и не просто простуду, но воспаление лёгких схватили бы. Легко… Она с трудом отлепила пальцы Веры от руки парнишки и, согнув часть камыша небольшим снопом, втащила на него Веру — чтобы лежала не на земле, а потом заторопилась за Викентием, помогая ему разглядеть дорогу.

 

Глава седьмая

Когда бежали к берегу, Анюта от волнения и тревоги ничего не замечала. Но сейчас… Сначала прочувствовала мокрый и тяжёлый холод сама. А потом острый укол вины из недавнего прошлого, до сих пор отлично узнаваемый, Анюта ощутила, когда увидела чёрные от вечерней росы джинсы бывшего. Правда, он молчал, среди пригнутых в стороны трав уверенно шагая к машине. Но, как подозревала она, однажды, в ближайшем будущем, он ещё припомнит ей своё неудобство. Что — что, а комфорт он любил… Безотчётно улыбаясь, Анюта вдруг подумала: «Я давно ему не жена. И вообще… Я ведьма! Но побаиваюсь, как бы он ворчать не начал! Фу…»

Проходя мимо ряда могил, Анюта невольно взглянула в сторону кладбища — и только тут с замиранием сердца сообразила, что никогда ещё не была в этом скорбном месте, уже будучи ведьмой… Но ничего страшного не увидела, даже использовав колдовской проникающий взгляд. Снова взглянула на Викентия и чуть не споткнулась. Забыла сменить взгляд — и рассмотрела, как с безвольно повисшей руки парнишки тянется еле заметная световая нить. Мимо неё — к берегу. Парнишка тянет силы с Веры? Или она отдаёт ему сама? А кроме этой сильной, легко видимой нити, вокруг парнишки (а значит, и вокруг Викентия) паутина слабых-слабых линий, как будто призрачный кокон. Будь Анюта одна, она бы не преминула немедленно заняться их изучением, чтобы выяснить, что именно произошло с Верой и этим мальчиком.

— Открывай! — велел Викентий, встав перед машиной, и Анюта бросилась к нему, размышляя про себя, как быстро он снова начинает командовать ею. Впрочем, здесь простительно. И ему — командовать, и ей — выполнять его приказы. Куда бы ей деваться без его машины, без его сильных рук…

Отпрыгнула, и бывший, легко державший парнишку, всё ещё пребывающего без сознания, усадил его на заднее сиденье. Повозившись, бывший устроил его так, чтобы он не падал, хотя Анюта обеспокоенно подумала: «Одному ему там лучше не сидеть. Один рывок машины с места или торможение — и он упадёт!»

Когда шли назад, к реке, показалось — стемнело ещё больше. Как и разрасталось чувство вины. Бывший шёл спокойно, чуть за спиной Анюты, и ни о чём не спрашивал. Помогал. А она терялась в мыслях, то пытаясь сообразить, что именно и как случилось с двумя «друзьями-подружками», то мучительно стараясь придумать, как объяснить Викентию, кем она стала и что здесь, хотя примерно, происходит.

Один раз вздрогнули оба. С плохо видной в темноте решётки одной из могил глухо скрипнули, а потом с неё что-то тяжело снялось и, размахивая крыльями, будто воткнулось во тьму, в которой и растворилось.

Очутившись рядом с Верой, Анюта быстро присела на корточки. Девушка сумела сесть на ту копну трав, которую для неё согнули. Если учесть, что под ногами хлюпало, она вовремя пересела. Теперь, крепко держась за прихваченные для опоры травы, она дожидалась своих спасителей. Взглянув в грязное лицо с полосами слёз, Анюта засуетилась и принялась поднимать её.

— Что ты делаешь? — недовольно спросил бывший.

— Хочу поднять. Она сможет идти сама!

— И сколько времени угробим? — уже раздражённо задал он риторический вопрос и вновь взял на руки едва поднявшуюся девушку. — Иди вперёд и подсвечивай дорогу.

Анюта чуть не выпалила на его «время»: «А тебя вообще никто не просил помогать мне! Сама бы справилась!» Но промолчала. Ещё не хватало ругаться здесь, где каждый шорох заставляет сердце трепыхаться от страха. Но, когда дошли до машины, она торопливо влезла к парнишке, осторожно прислонив его к себе, и скомандовала сама:

— Посади её сюда же. Я буду держать обоих.

Вот здесь он помешкал. Видимо, уже твёрдо решил, что Анюта сядет рядом с ним и он сможет допросить её.

Девушку он усадил так плотно к Анюте, что та сумела обнять её за талию. Получилось так, что теперь она крепко держала обоих и уже была уверена, что любое подпрыгивание машины на дороге не даст им стукнуться.

Машина, стоявшая носом к кладбищенскому забору, развернулась так бережно, что Анюта удивилась: неужели Викентий так осторожен со своим нежданными-негаданными пассажирами? Мысленно хмыкнула. Ага, с пассажирами. Драгоценную машину бережёт!

— Я объеду кладбище, — твёрдо сказал он. — Теперь я вижу, как можно проехать по ровной дороге. Потеряем минут пятнадцать, но трясти не будет.

— Хорошо, — машинально сказала Анюта, прислушиваясь к своим нечаянным подопечным. Предложение Викентия и в самом деле отлично вписывалось в её планы. Она собиралась прямо в машине, прямо сейчас узнать, что произошло с Верой и с мальчишкой — называть парнишку, отощалого до ужаса, парнишкой теперь не могла даже в мыслях.

Первые метры, она предполагала, Викентий не будет обращать внимания на происходящее позади него, а потом не будет лезть с вопросами, если увидит, что она сидит с закрытыми глазами. Решит, что уснула.

И она закрыла глаза — и открылась пространству обоих спутников.

Мир Веры оказался ближе и насыщенней. Мир мальчишки словно отошёл от своего хозяина. И Анюта решила: возможно, это потому, что он без сознания.

Когда на неё хлынули события, она чуть не захлебнулась в них! Столько людей, с которыми общалась Вера! С которыми встречалась, которые проходили мимо, просто нечаянно попадая в поле её зрения! И смутными тенями — то же множество людей, которые остались в памяти мальчишки… Растерянная, Анюта не сразу вспомнила нужный приём, который должен оставить главное в памяти девушки и мальчишки. Но вспомнила.

— Нил Прокофьич… — беззвучно выговорила она.

И наблюдала, как опадают ненужные фигуры в пространстве Веры, оставляя в центре одну-единственную. Как далёкая толпа людей из памятного пространства мальчишки редеет, а из пустоты оглядывается широкоплечий старик.

В огромном городе и прилегающих к нему деревнях и сёлах Нил искал умирающих колдунов и ведьм очень просто. Он нанял частного детектива и велел ему составить списки всех тех, кто занимается колдовством, и не забыть внести в этот список даты рождения действующих колдунов — стариков и старух, а также их ближайшую родню. Отслеживал мелких — тех, о которых не знали городские главы. Избирательно раскидывал невидимую сеть на тех, кто вот-вот должен отойти в мир иной. С чужими силами Нил становился сильным колдуном и обращавшимся к нему богатым людям мог если не исполнять желания, то проторить лёгкую дорогу к его воплощению. Другие колдуны объясняли, что надо сделать, чтобы желание сбылось. Нил Прокофьич сам брался за дело. Немногие хотят пошевелить пальцем, чтобы чего-то добиться. Поэтому очередь из богатых горожан к Нилу не иссякала. Поэтому он мог позволить себе создавать мощную информационную сеть, в которой изменения сразу подсказывали, куда ему надо торопиться, чтобы перехватить чужие силы в момент их передачи от умирающего к неопытному наследнику.

Дед мальчишки (Пашки — Анюта считала имя парнишки) был очень слабым колдуном, но Нил Прокофьич коршуном налетел даже на эти крохи. До конца Пашку он не выпил: в течение времени, когда он отбирал силы, дрогнула сеть, и Нил обнаружил, что скончалась довольно сильная ведьма, которая уже передала силы внучке. Ведьма, о существовании которой колдовские дома города не подозревали, потому что старая женщина почти не занималась колдовством.

Мальчишка, ограбленный, как привязанный, брёл за стариком. Впрочем, почему — как? Нил даже не соизволил оборвать слабую связь с ним, полагая, что телохранители всегда избавят его от скулящего щенка. Вера, как и её бабуля, оказалась сильней, что старик немедленно оценил. Сразу отнять переданную ей силу оказалось для него тяжеловато. И Нил Прокофьич для начала продемонстрировал ей свои способности, а потом предложил стать мастером для неопытной ведьмы.

Сроки, в которые сила должна усваиваться, только-только начинались: старая ведьма умерла в своё время — не как долго страдавший от отсутствия преемника прадед Николай, из-за чего Анюте пришлось сразу впитывать его силы. И Нил Прокофьич легко перевёл на себя колдовские потоки вокруг Веры. Отнять не получилось — присосался. Девушка ничего не понимала — ей-то ничего не объяснили. Она ненавидела старика за то, что он вдруг стал её хозяином: он приказывал — она покорно выполняла. Она боялась старика: его силы она увидела воочию и решила, что она гораздо слабей своего «учителя». Кроме всего прочего Нил Прокофьич постоянно запугивал её, что без его руководства она не сумеет справиться со своими силами и сойдёт с ума. А поскольку она частенько чувствовала слабость, поскольку перед глазами то и дело пространство плыло, она была вынуждена поверить ему.

На кладбище он привёл её, чтобы выглядеть среди провожавших прадеда Николая его преемника или преемницу. По присутствию на похоронах двух представителей колдовских домов старик со злобой понял, что здесь ему ничего не светит. А Вера заметила небольшой инцидент на кладбище с Пашкой и решила узнать, что происходит.

«Почему представители колдовских домов не увидели тебя и Пашку?» — спросила удивлённая Анюта.

«Он сильный — Нил, — мысленно вздохнула Вера. — Он накинул на нас колдовскую пелену посторонних, никоим боком не относящихся к нему. Мы выглядели просто людьми, которые смотрят на похороны. На кладбище такие бывают…»

Анюта проследила за движением пространства, которое сопровождало этот отклик на её вопрос, и выяснила дополнительно: на кладбище колдуны и ведьмы обычно стараются не использовать проникающий взгляд. Мало ли на что или на кого среди могил глазом наткнёшься, разглядывая старое кладбище… Ещё одно — в пользу старика.

Но Вера проследила, куда увёл телохранитель Нила Прокофьича тощего белобрысого мальчишку. Увидела, как бугай легонько стукнул его по затылку и бросил за оградку какой-то неухоженной могилы, в разросшиеся на воле кусты диких роз… Вечером, когда старик её отпустил, она немедленно помчалась на кладбище, благо на последний автобус успевала.

Так она познакомилась с Пашкой.

Она вытащила его с кладбища. Успела вовремя: к человеку, лежавшему без движения, невидимому для других посетителей, уже начинали приглядываться кладбищенские вороны, обсевшие ограду и с недовольным глухим карканьем взлетевшие, когда она подошла ближе. Хуже того — в сумерках, когда колдовской взгляд видит тоньше и глубже, даже без проникающего, она разглядела какие-то странные тени, столпившиеся вокруг безвольного тела. И чем дольше вглядывалась в них, удивлённая и пока ещё только слегка напуганная, тем холодней ей становилось, пока решалась, перелезть через могильную оградку или нет. Но, когда тени сгустились в темнеющих сумерках и словно обрели плотность, она уловила загоревшиеся призрачно-алым круглые глаза и быстро запрыгнула в кусты.

Мальчишка, хоть и тощий-тощий, но показался ей очень тяжёлым. Паникующая: отлетели только вороны — тени с горящими глазами не шелохнулись, пока она поднимала Пашку за подмышки, — Вера попыталась сначала перетащить его через оградку и лишь затем сообразила оглядеться — и нашла-таки дверцу в ограде. Не умея приводить обморочного человека в себя, она просто-напросто затормошила его, когда выволокла с территории кладбища и когда тени с алыми глазами не посмели пройти границу, сгрудившись за кладбищенской оградой. Пашка очнулся, но был слишком слаб. Испугавшись, как бы он ещё и не заболел, она накормила его конфетами, которые Нил Прокофьич всегда совал ей, как маленькой. Вера эти подачки терпеть не могла, но послушно принимала. Сейчас сильно энергетический продукт сгодился, чтобы Пашка ожил и сумел подняться на ноги. Короткую дорогу в город оба знали и поплелись по ней, с трудом ведя беседу.

В разговоре с Пашкой Вера узнала, что старик пришёл к нему во время похорон (гроб ещё стоял в комнате) и спросил, не хочет ли тот отдать ему кое-что, что было у помершего деда. Завещание было на мальчишку, который часто приходил к деду. Поэтому родственники и не оспаривали его право распоряжаться доставшимися ему вещами. Мальчишка, современный подросток, да ещё заядлый геймер, залихватски ответил: «Забирайте!» Что он мог увидеть ценного в куче старых вещей? Разрешения от колдуна колдуну оказалось достаточным, чтобы Нил Прокофьич вцепился в пацана (да-да! Пашка только-только перешёл в десятый класс!).

Вера начала что-то подозревать.

Учёбы-то, как таковой, она не видела. Так, кое-что по мелочи старик ей рассказал и показал. Однако то, что чувствовала себя слабей после посещения Нила Прокофьича, она ощущала отчётливо, хоть и привозили её к нему на машине.

Отвела Пашку к его родителям, а сама решила собрать все городские газеты, в которых печатались объявления «практикующих ведьм и колдунов». Целую неделю она выбирала среди этих объявлений тех людей, которым бы могла довериться. И не сумела. В голове всегда гвоздем сидел вопрос: если они все подали объявления в газету — настоящие ли они колдуны? Ведь, если у них есть дар, люди уже должны знать об этом, без газет приходить к ним со своим проблемами! Так ни до чего и не додумавшись, Вера снова всё пустила на самотёк, правда, с каждым разом всё подозрительней относясь к Нилу Прокофьичу и стараясь каждое его слово анализировать…

С Пашкой она то и дело разговаривала по стационарному телефону из дома родителей, ещё ранее убедившись, что мобильники ломаются, если она пытается по ним звонить. Тот всё слабел и однажды пожаловался, что он теперь не только игры компьютерные забросил, но и читать не может. Вера восприняла его слова как руководство к действию: она пошла в книжный магазин и в отделе эзотерики, перебрав чуть ли не все полки, выбрала для себя две книги с примитивными колдовскими приёмами. Довольно известные слабым колдунам, они стали для девушки откровением. Благодаря книгам, она поняла, что Нил Прокофьич дурит ей голову. Но понять, что именно он делает, не могла. К тому же головокружение проходило, как старик и обещал.

Вера вконец растерялась. Но продолжала приглядываться ко всему, что вокруг неё происходило. И в один прекрасный день поняла, что её слабость похожа на слабость Пашки, который с трудом сдал выпускные экзамены и теперь целыми днями валялся на кровати, а врачи констатировали у него сильнейший авитаминоз, лечению который, к их удивлению, не поддавался. Не справлялись с этим странным авитаминозом ни курс витаминных уколов, ни специальная диета («Для дистрофиков!» — волновалась мать). Пашка ещё выходил время от времени на улицу — как поняла Вера, его постоянно тянуло к «этому гаду!», как плачуще говорил мальчишка.

А сегодня вечером… Она привычно сидела у старика и пила предложенный ей чай, когда Нил Прокофьич, издевательски скривив рот, внезапно сообщил:

— Ну что, милая. Ты мне больше не нужна! Больше не приходи.

Вот так просто. Вера сидела напротив него, ничего не понимая… О чём он говорит? Он же не научил её ничему, как обещал!.. Сработала колдовская интуиция. Она вдруг поняла, что старик сделал с ней то же самое, что с Пашкой.

Она молча встала и поплелась к прихожей, где чуть не упала. Устояла, лишь схватившись за стену. Один из телохранителей открыл ей дверь и толчком в спину вытолкнул на лестничную площадку. Она снова чуть не свалилась — почему-то, перешагнув порог, почувствовала страшную слабость.

Вечером, придя домой, она пыталась дозвониться до Пашки, чтобы рассказать ему, что произошло. Они черпали друг в друге не силу, но нечто, что помогало им, когда они обсуждали все события.

Но мать Пашки сказала, что мальчишка недавно собрался куда-то и ушёл, хотя идти ему было довольно трудно. Выглянув в окно, она заметила его на скамье и успокоилась, что он решил подышать свежим воздухом. Вера неуверенно спросила у матери Пашки, во сколько он вышел. Неизвестно, совпадение это или нет, но мальчишка заторопился уйти ровно за пять минут до издевательского сообщения Нила Прокофьича, что она ему больше не нужна.

Сама не зная, зачем, Вера приехала к дому Пашки и попробовала посидеть на скамье, где он отдыхал. Не просто так, а использовав один из книжных приёмов, в который не верила. И, всё ещё сильная, будто попала в прозрачный пузырь с информацией. К Пашке, сидящему на скамье, подъехала машина. Из неё вышел один из телохранителей старика и буквально за шкирку повёл к машине мальчишку. Тот и не сопротивлялся, видимо решив, что его повезут к Нилу Прокофьичу.

Вера сидела, боясь шевельнуться. Приём прикосновения к отпечатку человека поразил её, но она же замечала, что Пашка постепенно словно растворяется в пространстве. Поэтому девушка боялась даже глазом моргнуть, чтобы не потерять мальчишку вообще. Она «сидела» с ним в машине, видела его глазами проезжающий мимо город… Потом пошли дороги похуже, чем городские… Пашка что-то спросил, а ему ответили так агрессивно, что он ссутулился. Наконец машина остановилась у ограды — и Вера узнала кладбище. Всё. С момента, как Пашка вышел из машины, больше она не видела его глазами, да и не чувствовала его.

Ужаснувшаяся, она выпросила у матери денег — на проезд, но матери незачем об этом было знать.

Снова, как в прошлый раз, последний автобус, идущий через остановку с кладбищем… Когда он затормозил, девушка решительно встала — и чуть не упала. Ноги наотрез отказывались держать её. Пассажиры посочувствовали, решив, что она кого-то из родных потеряла и до сих пор не может смириться с такой потерей. Вере помогли выйти из автобуса и даже усадили на скамеечку при кладбищенской ограде.

Но главный вход ей не нужен. Собравшись с силами, она потихоньку поплелась вокруг ограды, ведомая уже другим вычитанным приёмом — тем, который у обычного человека не сработал бы. Она смотрела вперёд, а видела лицо Пашки. Видела его самого, лежащего снова в высоких травах, только на этот раз не в кустах, а у воды. И что самое страшное — вокруг него сужалось кольцо красноглазых сущностей.

Для Веры, которая выдохлась на первых же шагах, эта картинка стала подсказкой, где находится Пашка. Опираясь на ограду, она, насколько могла, спешила к речке, помня, что где-то внизу есть сломанный забор, через который можно быстрей добраться до воды.

Для девушки образ Пашки стал тем, чем была её собственная фотография для Анюты. Пашка умирал, скрытый камышом и осокой, но Вера сумела найти его. Вот только помочь уже почти ничем не могла: ноги, как у столетней старухи, отказывались держать её. И она свалилась рядом с мальчишкой, сумев лишь взять его за руку. Примитивный колдовской приём передачи силы — кончики своих пальцев в середину ладони спасаемого — сработал. Пашка не шевельнулся, но плачущая от беспомощности Вера заметила, что красноглазые сущности отошли, а потом и вовсе скрылись в травах.

Плакать пришлось прекратить. Даже обычной человеческой эмоции нельзя было поддаваться — знала девушка, потому что на слёзы уходила сила.

Они пролежали в холодной и постоянно влажной траве почти сутки, прежде чем у речки появились Анюта и её бывший.

… - Аня… Аня!.. Аня!..

Монотонный зов пробился сквозь глухое забытьё. Анюта с трудом открыла глаза. Викентий смотрел на неё в зеркало.

— Куда их отвезти? Домой? Ты знаешь, где они живут?

— Нет, мы везём их ко мне, — отдышавшись, выговорила она.

— Стоит ли? Может, в больницу?

— Нет, только ко мне.

— Но ты предупредишь их родителей или родных — кто у них там есть?

— Нет. Я позвоню тем, кто сможет им помочь. Но — дома.

— Почему?

— Я не захватила мобильник, — хмуро призналась она. Не объяснять же ему, что до сегодняшнего дня она больше месяца вообще не использовала мобильный телефон! Что отвыкла от него, а теперь, в экстремальной ситуации, злится на себя из-за этого?

Он не стал переспрашивать, хотя Анюта побаивалась, что по своей привычке кропотливо, с подробностями обо всём узнавать, он устроит ей целый допрос.

Нет, Викентий, к огромному её облегчению, довёз её и ребят до её дома и помог перенести обоих в квартиру, благо в это время во дворе уже никого не было и никто не мог таращиться на странное действо, чтобы потом разболтать по всем закоулкам — вот, мол, чем занимается новоявленная ведьма!.. А потом и она пришла в себя, выпив крепкую настойку, приготовленную давно — для поддержания сил, и напоив ею ребят, положенных в гостевой комнате. И тогда только нашла мобильник и набрала номер, ненароком размышляя, не был ли визит представителя дома Харонов намёком, предчувствием…

— Андрей Ефимович, я нашла на кладбище Веру и ещё одного мальчика, пострадавших от Нила Прокофьича. Они живы, но я не умею закрыть их от старика, чтобы он больше их не использовал. Вы приедете?

— Обязательно! — чуть не вскрикнул тот. — Вы говорите — их двое?!

— Да, сегодня ко мне приходили родители Веры, оставили фотографию девочки. А рядом с ней я нашла второго. Я видела их на кладбище. Но об этом расскажу позже. Когда вас ждать?

— Сейчас будем! Сейчас!

Она устало опустила руку с мобильником и огляделась. Да, ребята в гостевой. Надо бы им ещё чего-нибудь дать… Невыносимо усталая, она всё пыталась вспомнить, что должна сделать ещё что-то, но мысли застревали на состоянии двоих, и она поспешила на кухню. Быстро поставила варить яйца, потом — кастрюльку с водой, чтобы отварить сардельки. Может, успеет накормить Веру с Пашкой до приезда Харона? А потом вдруг испугалась: что она делает? Кормить белковой пищей ребят, которые голодными лежат уже целые сутки! Да можно ли им это?!

Оправившись от испуга, Анюта решила, что ребята подождут до приезда Андрея Ефимовича. Тем более что энергетической настойкой она их всё-таки успела напоить. Продержатся. А пока…

Она убрала с плиты всё, что хотела для ребят. Постояла, посмотрела, ничего не соображая, на приготовленное и так и оставила на столе.

Звонок в дверь обрадовал её неимоверно!

Не спрашивая, не глядя в глазок, она быстро открыла дверь.

На пороге стоял Андрей Ефимович, за ним — ещё двое, широкоплечих молодца, чему она опять порадовалась.

— Где они?

— Пойдёмте.

Она провела их в гостевую. Прямо при ней ей преподали урок, как приводить истощённых колдунов и ведьм в себя. Лежавшие без движения ребята даже сумели встать на ноги, пусть и покачиваясь, но молодцы не стали надеяться, что они сами сумеют идти так, как надо, и просто-напросто подхватили обоих на руки. Чуть не плача от счастья: как хорошо, что Андрей Ефимович пришёл повидать ведьму заранее — Анюта проводила их до порога из подъезда, а потом некоторое время смотрела, как машина Харонов отъезжает со двора, пропадает за углом дома…

Она вернулась в квартиру, сумбурно размышляя обо всём на свете, но опять-таки с занудной мыслью о том, что она что-то упустила. О чём-то не подумала заранее.

Но о чём?

Сосредоточиться не получалось.

Пока она не взглянула на старый диван. И долго не могла отвести глаз от чужой спортивной сумки, пока в голове не всплыл вопрос: «А куда девался Викентий?»

Бывший девался в её собственную спальню, где, удобно устроившись — на её кровати! — безмятежно почивать изволил!

Изумлённая Анюта, не в силах возмущаться, не в силах разбудить Викентия и устроить ему скандал, вышла из спальни, озадаченно моргая… По привычке перед сном зашла на кухню, села за стол. Вытянула перед собой руки, решив немного полежать, успокаиваясь… И уснула.

И приснился ей странный сон…

В этом сне соседский Диман стоял перед входной дверью и чутко прислушивался к тому, что происходит в её квартире. А потом он вынул из кармана джинсов ключ и спокойно открыл дверь. Он вошёл в прихожую и сразу направился к кухне. Ничуть не удивляясь и не сбавляя шага, обошёл стол и осторожно взял её, Анюту, на руки. После чего, мягко ступая, дошёл до гостевой комнаты.

Он уложил Анюту на кровать, где недавно лежали спасённые ребята, снял тапки с её ног и укрыл покрывалом, слегка подоткнув его. Склонился над Анютой, словно стараясь понять, крепко ли она уснула, и с закрытыми глазами она следила, как покачивается странное украшение на его груди, вылетевшее наружу при наклоне. Затем Диман огляделся и, решительно забрав её мобильник, вышел из комнаты. Прежде чем повернуть к кухне, он встал перед закрытой дверью в спальню и некоторое время будто прислушивался к комнате.

Диман положил телефон на кухонный стол и вновь застыл. Через минуту в кухню на цыпочках вошёл его брат и испуганно зашептал:

— Ты что вытворяешь, Диман? Пойдём домой!

Брат ухватил Димана за рукав рубашки, и человек-растение, с мгновенно обессмысленными глазами, покорно зашагал за ведущим его.

 

Глава восьмая

Проснуться в своей комнате, но не в той, которую обжила… Проснуться и поразиться, что лежишь одетая, ладно хоть — разутая… А потом вспомнить, что в твоей личной комнате расположился человек, с которым теперь… неизвестно, как вести себя. Помог с ребятишками — одно. А нагло впёрся нежеланным гостем в дом — другое…

Анюта полежала немного, глядя на окно, в которое вовсю струились солнечные лучи. Мысли — вразброд. Потом вздрогнула от скрежетания под дверью, противного, режущего по ушам. Пришлось вскочить с кровати и осторожно приоткрыть дверь.

Барся сидел на пороге и осуждающе смотрел на хозяйку. Мало ли что — у тебя мысли. А бедному животному пожрать кто даст?

Такой же осторожный взгляд на дверь напротив, и Анюта нахмурилась. Та — открыта. Странно… Она обошла кота и на цыпочках приблизилась к спальне, вчера вечером занятой мужем. Неловко заправленная кровать пустовала. Анюта даже зашла в комнату и потрогала покрывало. Ушёл? Навсегда?.. Сообразив, добежала до прихожей. Дверь заперта. Взгляд наверх, на гвоздь, слегка прикрытый летним шарфом. Та-ак, вот ведь дурёха — повесила на виду запасные ключи! Только шарфик отогни — и вот они… Он один и забрал!

Быстро переоделась в домашнее. Потрогала джинсы. Хм. Высохли, пока спала… Вместе с котом прошествовали в кухню. Огляделись.

Викентий сварил себе кофе, благо банка молотого стоял на столешнице старого буфета и найти её нетрудно. Съел одну из сваренных вчера сарделек и одно яйцо. Тут же ваза-хлебница с аккуратно нарезанным хлебом — под салфеткой. К хлебнице прислонилась записка: «Доброе утро! У меня дела. Поговорим вечером».

Машинально наполняя тарелочки кота кормом, Анюта огорчённо думала: «Ишь — „поговорим“! А если мне его видеть не хочется — не то чтобы говорить? Что тогда?» А потом поставила воду для кофе и вышла в спальню. Постояв в раздумьях перед кроватью, решительно сняла постельное бельё и отнесла его в ванную комнату. «Чтобы духа его здесь не было! — мрачно подумала она. — Даже дочь свою не защитил, когда свекровь на нас налетела… Никогда не прощу!» Пока бельё обмякало в воде с разведённым стиральным порошком, хмыкнула. «А почему бы, собственно, и нет? Любопытно, что он может сказать. Я ведь и гадать не гадала, что он вообще снова появится в моей жизни! Даже то гадание на него мне не подсказало, что так будет… Впрочем, я на это карты и не раскидывала. Так хоть с его слов знать буду, что его привело сюда! И почему, кстати, он один? Где его шикарная девица, с которой его предки сватали? Пусть приезжает! Спрошу обо всём!»

Успокоившись на этом решении, она уже спокойней принялась за планирование своего дня. Позавтракала — и снова отпустила себя на волю интуиции (или предвидения?). С интересом смотрела на то, как собирает небольшие подносы с чашками, как готовит заварку не для одного чайничка, а нескольких — всех с разными травами. И так же, отпуская на волю мысли, пыталась вспомнить лица ребят, которых привезла с кладбища. Что там с ними? Можно ли звонить родителям Веры — предупредить, что дочь жива? Или пока рано, если неизвестно, в каком она состоянии? А знают ли родители Пашки, что с их сыном? Почему не звонит Андрей Ефимович? Думает — она ещё спит? И, кстати, как она очутилась на постели в бывшей комнате прадеда? Так устала, что дошла сама, потому что Викентий спал на её собственной кровати? Или это сделал… бывший? Но он всегда спал беспробудным сном, как только выключал прикроватную лампу, покончив с бумагами!

И не замечала, как, забыв о кухонных делах, спешит в проходную комнату, держа в руках мобильник. Только встав у обеденного стола, озадаченно взглянула на телефон в своих руках (зачем он мне?) и чуть не выронила его, резко зазвонивший.

— Ой!.. Да, Андрей Ефимович? Доброго утра!

— Доброго, Анна Сергеевна! Звоню вам доложить (он явно усмехнулся) о девушке и мальчике, которых мы от вас вчера увезли. Связь между ними и Нилом Прокофьичем наши спецы разорвали. Теперь осталось их слегка подлечить и показать обоим основные приёмы защиты от колдуна-вампира. Правда, тут такая закавыка с ними… — Он, явно смущённый, помялся, прежде чем договорить: — Анна Сергеевна, вы поделились с ними своей силой, не так ли? Ну, наверное, когда увидели, в каком они состоянии…

— Да, конечно, — сказала удивлённая Анюта. — А что не так?

— Ну, это не совсем телефонный разговор, — снова замялся Андрей Ефимович. — Вы не возражаете, если мы к вам к вечеру заедем? После шести?

— Нет, не возражаю. — Любопытство Анюты возросло, но она решительно прикусила язык, чтобы молчать и не задавать лишних вопросов. Надо держать себя солидно и уверенно.

— Спасибо, — с откровенным облегчением сказал Харон и попрощался.

Анюта хмыкнула, глядя на мобильник. «Заедем»? Он приедет вместе с ребятами? Ой, забыла спросить, можно ли сообщить родителям Веры, что дочь нашлась! Или дождаться вечернего посещения? Мало ли Вера в каком сейчас состоянии. Если девушка здорова, она и сама может позаботиться о том, чтобы родители не тревожились за неё… Стоп! А если она уже дома?.. Ой, опять забыла! А Нила-то поймали теперь на колдовском преступлении — или как тут это называется? Терзаясь нахлынувшими и часто противоречивыми мыслями, Анюта вернулась на кухню. Барся сидел на подоконнике, смотрел во двор. Миска перед ним стояла пустая.

— Ещё хочешь? — спросила Анюта, памятуя, что другие две миски были полны сухого корма. Барся смерил хозяйку оценивающим взглядом и снова уставился на двор. Анюта на всякий случай тоже посмотрела. Ничего интересного там для неё не нашлось, но при взгляде на сияющие под палящим солнцем листья, мелко волнующиеся под ветерком, так захотелось в лес!

Быстро подошла к столу. Взяла в руки поднос с единственной чашкой. Этот клиент придёт первым. Когда? Настенные часы притянули взгляд. После двенадцати. Прекрасно. Есть четыре часа, чтобы доехать до леса, побродить по нему и вернуться… Анюта представила себе путь туда и обратно — и бросилась переодеваться. Через пятнадцать минут она выбежала из дома и помчалась к остановке.

В лесу было хорошо-о — после почти часового сидения на горячем «кожаном» сиденье пригородного автобуса и ненормального потения в жарком и душном салоне. Первый шаг в травы — и плевать, что здесь, у обочины, они такие же сухие, как в городе. Зато эта зелень под высокими берёзами, от точечно-белых стволов которых рябит в глазах — так их много! А дальше — глубже, туда, где сохранилась ночная роса. Где над травами жарко колыхается лесной воздух, а внизу приятная для ног сырость. Повязав платок, Анюта стянула до запястий закатанные до сих пор рукава блузки. Теперь ни комары не страшны, ни клещи… И бодро зашагала до места, которое её остановит желанием остановиться.

И такое нашлось. В эту поляну надо было входить, как в воду, — так густо она заросла высоким желтоглазым зверобоем и сиреневой душицей, между которыми скромно пряталась сочнейшая земляника! Анюта осторожно согнула травы и легла на них, раскинув руки. Небо плыло над ней высокими облаками-замками, обмахиваемое листвой окруживших поляну деревьев. И она заснула в пряных и сладких лесных волнах…

… Для сбора трав было слишком поздно, но семейку вешенок она сняла с дерева со счастливым впечатлением охотничьей добычи, нарвала пучок лесной мяты — любила добавлять в чай. Потом потянуло нарвать крапивы пару стеблей (она подчинилась странному желанию), а вот земляники набрала столько, что только улыбалась, принюхиваясь к открытому пакетику, пока ехала назад.

Землянику успела помыть, прежде чем та же интуиция предупредила её, что пора готовиться к приёму первой на сегодня гостьи.

Открыв дверь на звонок, одновременно чуть не открыла рот.

Женщине, пока стоявшей за порогом, явно далеко за тридцать. Но это можно с трудом разглядеть, потому что от определения возраста отвлекали внешность и одеяние.

— Здравствуйте. — Пришлось взять себя в руки и вспомнить о вежливости. — Проходите, пожалуйста.

— Здравствуйте! — пронзительный, по-кукольному высокий голосишко заставил попятиться. И женщина, в длинной юбке-брюках, в длинной вышитой шёлковой блузке, перетянутой на талии широким кожаным ремнём, просеменила-прогрохотала в прихожую, высоко поднимая колени.

— Снимать обувь не надо, — торопливо сказала Анюта, скрывая ужас при виде высоченных каблуков. И, впечатлившись трудоёмкой походкой посетительницы, так же поспешно добавила: — Но, если хотите, могу предложить домашние туфли. Новые.

— Благодарю вас! Я лучше присяду! — объявила посетительница и, следуя приглашающему жесту хозяйки дома, вошла в комнату, где без видимых признаков усилий села на мягкий стул.

Анюта с трудом удерживалась от пристального вглядывания в посетительницу: неужели ей не тяжело так ходить? Обычно женщины на каблуках ходят, как говорится, от бедра, но… Сгибать колени — это так утомляет!.. Кажется, гостью не утомляло. И Анюта бросилась разливать чай, чтобы не думать о каблуках. Впрочем, что — каблуки… У этой странной дамочки не только голос оказался кукольным. Маленькое личико, слегка квадратное, отличалось мелкими и острыми чертами лица — опять-таки как у куклы. А завершала эту кукольность странная причёска «под Мальвину»: собранные на макушке волосы, ко всему прочему весьма туго завитые, были распущены и обрамляли личико роскошными буклями, в которых терялись даже огромные глаза.

Деликатно отпив из чашечки (Анюта снова подивилась своему предвидению: «Надо же — я ведь самые маленькие взяла!»), женщина взглянула на хозяйку.

— Мне сказали, что вы очень хорошая, сильная ведьма. Я хочу, чтобы вы приворожили ко мне вот этого мужчину! — И выложила на столик фотографию.

С каменным лицом убрав поднос в сторону, Анюта достала карты.

— Для начала давайте проясним ситуацию. Почему именно его? Вы его любите?

Посетительница косо глянула на неё.

— Что вы! Нет, конечно. Просто у меня никогда не было мужчин, а пору создавать семью я упустила. Мне не хотелось бы на закате лет оказаться в полном одиночестве. А этот мужчина довольно солидный, и рядом с ним я буду чувствовать себя комфортно.

— Что ж, посмотрим. — Анюта предложила гостье взять одну карту из колоды, затем разложила цыганский крест. — Та-ак… Что у нас тут. Ага. Вас не смущает, что этот мужчина не одинок?

— Как это — не одинок?! — возмутилась та. — Он же недавно мне жаловался… — Гостья запнулась, задумалась. Подняла растерянные глаза. — Наверное, я расценила его слова по-своему. А можно, я приду в следующий раз с другой фотографией?

— Подождите с другой фотографией, — пробормотала Анюта, вглядываясь в перетасованные карты и улыбаясь неожиданному результату. — Роза — простите, без отчества (дамочка открыла рот, захлопав глазами)! — зачем вам какой-то мужчина, которого вы выбрали только за то, что он внешне подходит для вас? У вас в офисе двое тайно воздыхающих по вам кавалеров! Почему вы не хотите (она чуть не сказала: «Одарить их своим благосклонным вниманием?», но решила, что даже для такой куколки это будет излишне) обратить на них внимание?

— Двое? — У гостьи перехватило дыхание. — Кто?!

— Увы, этого я вам сказать не могу, — уже деловито ответила Анюта. — Вы должны сами найти их и выбрать одного из них в качестве спутника жизни.

— Выбрать… — зачарованно повторила куколка. — Я никогда не думала, что на меня… — И спохватилась: — Сколько я вам должна?

— Хоть рубль, — спокойно сказала Анюта. — Во сколько оцените ваш приход.

Провожая гостью к выходу и вздрагивая чуть не при каждом её шаге (ой, упадёт!!), Анюта размышляла о показанном картами. Один из офисных кавалеров шалел от этой странной дамочки, мечтая снять с неё эти жуткие копытца. Другой млел от её невероятной старомодности, несмотря на странные одеяния и причёски. Анюта могла бы подсказать посетительнице, кто в офисе неравнодушен к ней. Но дамочка, как пояснили карты, никогда ранее не думала о матримониальных делах. Так что лучше ей самой познать эту неизвестную для себя прежде сторону жизни, познать необычные для себя эмоции — и поволноваться, со счастливым любопытством приглядываясь к потенциальному мужу.

Она едва сменила поднос, как снова зазвенел звонок. Взволнованная молодая пара для начала решила проверить ведьму, настоящая ли, и попросила её самостоятельно узнать, что у них происходит. Анюта пожала плечами, раздала мужчине и женщине, каким-то одинаково темноволосым, чашки с чаем.

— Ну, с семейной жизнью у вас всё замечательно, — решила она, считывая с карт. — Посмотрим, какие проблемы у вас по отдельности. — Посетители переглянулись с видимым облегчением. — Начнём с главы семьи. Глава, возьмите-ка карту, подержите в ладонях и верните в колоду. О… — Она замолчала. Столкнулась с необычным делом впервые, хотя по прочитанным тетрадям прадеда знала такие истории. — Ваша чёрная полоса началось в мае.

— В июне! — не выдержала молодая женщина, и муж дёрнул её за руку.

— Нет, именно в мае, — покачала головой Анюта. — С июня начались уже последствия. И то, что машину разбили, и то, что однажды чуть не выпали с балкона, когда красили перила, — успели схватиться за металлическую перегородку, а вчера умудрились нечаянно пролить на включённую газовую конфорку масло и получили вот этот ожог у вас на руке, — кивнула на перевязанную руку мужчины. — И всё это — не считая мелких происшествий, чаще всего связанных с кровью… Итак. В мае вы были в деревне, у своего деда. Порыбачить приехали. Вспомнили? Вы пообещали ему, что перевезёте его в город, что он не будет умирать в одиночестве. Когда вы это говорили, вы чистили рыбу. Помните, что произошло?

— Я… порезался, — после недолгих размышлений признался мужчина.

— Иначе говоря, вы дали клятву на крови, да ещё перед образами — чистили-то рыбу вы с дедом в избе, в передней.

— Но дед ещё жив! — встревоженно сказал мужчина.

Анюта посмотрела на обоих.

— И дай Бог, чтобы он дожил до вашего приезда!

— То есть он… — начал мужчина, но женщина уже обо всём догадалась. Она вскочила с места и нетерпеливо потащила его из квартиры, приговаривая:

— Давай быстрей! Привезём его, пока у тебя отгул! Почему ты мне ничего не сказал?! Ведь есть куда! Спасибо вам! Спасибо!

Через полчаса явилась пожилая чета, привела с собой трёхлетнего внука. На предложенный чай с конфетами малыш молча посмотрел, но руки к ним не протянул. Карты из колоды, как ему было предложено, вытягивать тоже не стал. Сидел на коленях бабушки, моложавой женщины, и равнодушно смотрел куда-то в пространство.

— Уж и не знаем, что с ним, — чуть не прошептала бабушка. — Третий день молчит и не ест. Совсем худенький стал. Гулять не хочет. Один раз пожаловался на слабость — и всё, молчит. Ни слова от него не услышишь. Сидит только на одном месте. Даже и не ходит. Сын с женой нам его, младшенького, на лето оставили, пока сами в работе. У них ведь и дача, и к жениным родным в деревню ездят, к сватьям нашим. Мы Бориску и к врачу уже водили — говорит, всё в порядке. Говорит — кормите его фруктами и ягодами — может, витаминов не хватает.

Вот зачем понадобилась свежая лесная крапива!.. А она-то думала…

Анюта встала и вернулась с чашкой обычной воды, чуть подсоленной, и с пакетом крапивы. Потом принесла табурет.

— Посадите мальчика сюда. Сидеть-то он может?

— Может-может, — торопливо сказала бабушка, а дед, сухонький лысоватый мужчина, отодвинулся от внука, обеспокоенно поглядывая то на хозяйку дома, то на Бориску. Отсел так, чтобы схватить малыша, если что не так пойдёт, — поняла Анюта.

Анюта положила на плечи мальчика большой платок и закутала, будто собиралась подстричь его. Оглянулась на бабушку.

— Найдите дома его шортики. В кармане будет лежать булавка с шариком, похожим на бисер. Завтра мне принесите его. А пока сниму с него порчу на здоровье — заклятие, взятое вашим Бориской от булавки.

— Это как это — заклятие-то? — поразился дед.

— Человек болеет. И свои болезни послал первому, кто поднимет булавку.

Она намочила крапиву и быстро ею обмахала ребёнка на все четыре стороны, читая про себя снимающее заклинание-наговор: «Крапива да соль-вода, возьмите у раба Божьего Бориса болезнь наведённую, снимите с него грусть-тоску чужую да боль. Мои светлые слова против слов тёмных сильней и силой травы укрепляющей подтверждены. Да уйдёт недуг в землю с солью-водой, да растворится печаль больная пылью на ветру! Аминь!» На последнем слове Анюта осторожно тряхнула стеблями так, чтобы последние капли попали на лицо малыша. Бориска вдруг поднял голову, глянул на хозяйку дома, с испугом осмотрелся и… заревел!

— Ах ты, батюшки! — кинулась к нему бабушка.

Сообразив, что счастливая бабушка, обнимающая внука, сейчас ничего не услышит, Анюта обратилась к деду, который радостно и недоверчиво сиял.

— Запомните: если булавку не принесёте — мальчик может снова заболеть. А шорты его потом обязательно постирайте.

Дед мелко закивал, и чета удалилась, унося ожившего внука, который на этот раз без раздумий успел цапнуть протянутые ему конфеты. Анюта ещё пожалела, что дала ему конфет, а не яблоко.

До шести вечера пришли ещё трое посетителей, как Анюта и рассчитала, готовя подносы с чаем. Мысленно усмехаясь: «Нашла себе способ предсказания», она решила, что так удобней. И принялась за последний поднос, который пришлось взять из шкафа-буфета — самый большой. На него она, к своему удивлению, поставила сначала три чашки, а потом добавила ещё две. «Странно. Ну, ладно — Андрей Ефимович и Вера с Пашкой. Но откуда ещё двое? Или с ними приедет кто-то ещё? Тоже колдуны и ведьмы?» И приникла к кухонному окну, выжидая, когда появятся самые любопытные гости. И побаиваясь, как бы в это же время не появился Викентий. И так не знаешь, как ему, принципиально прагматичному, объяснить, что его бывшая жена теперь ведьма. А тут ещё… И независимо передёрнула плечами: а стоит ли ему вообще что-то объяснять?

Ну, наконец-то… Во двор въехали две машины. Одна белого цвета — из неё вышел сначала Андрей Ефимович, потом помог выйти Вере и Пашке. Мальчишка уже стоял на ногах — здорово! Но всё внимание к себе перехватила вторая машина. Чёрная. Из неё вышли двое, которые и впрямь тут же обратились к Андрею Ефимовичу с неслышным для Анюты вопросом. Но вопрос её не интересовал. Она с восторгом смотрела на этих двоих. Оба высокие и беловолосые. Парень — с длиннейшими волосами, которые вздрагивали при малейшем намёке на ветер. И одет во всё белое. У девушки тоже длинные волосы с небольшим оттенком, близким к рыжему. На ней сарафан, который, кажется, вот-вот вспыхнет огнём — оранжевый, с жёлтыми зигзагами, небрежно рассыпанными по ткани.

Андрей Ефимович взглянул на окно Анюты и помахал рукой. Она закивала и опрометью бросилась открывать дверь странным гостям, мельком заметив, как ребята, болтая, сидевшие у соседнего подъезда, примолкли и заоглядывались на двоих симпатичных беловолосых незнакомцев.

И, только открыв дверь, она сообразила: «Наверное, это колдун и ведьма из какого-нибудь другого дома? Ух, какие…»

Гостей она усадила вокруг обеденного стола, и Андрей Ефимович представил ей беловолосых незнакомцев:

— Это Алексис и Агния — представители дома Стихийников. Вчера в полночь началось их дежурство по городу. Алексис — маг воздуха. Агния — маг огня.

Несмотря на видимую молодость, оба мага показались Анюте очень уверенными в себе. Они улыбались так, словно весь мир лежал у их ног, но в то же время она заметила, что Вера и Пашка спокойно общаются с ними.

Андрей Ефимович продолжил:

— Именно они заметили то, что я не сразу разглядел. Помните, Анна Сергеевна, я спрашивал вас, не делились ли вы с ребятами своей силой, пытаясь привести их в себя? У нас проблема. (Вера вдруг упрямо насупилась, а Пашка вздохнул и опустил голову.) Оба почти без сил, которые им должны были передать. Но… Вы, Анна Сергеевна, оставили в них личный след. И, боюсь, они за вас… э-э… зацепились.

— И что это значит? — не поняла Анюта.

— Вы теперь для них мастер, — мягко сообщил Алексис, который с момента знакомства смотрел на Анюту так улыбчиво и… обволакивающе, словно собирался предложить ей свидание.

— То есть вы теперь должны будете взять этих двоих на обучение, — добавила Агния, — и научить их всему, что вам передал дед Николай. — И тут же, без перехода добавила: — И не обращайте внимания на моего брата. Он влюбляется во всех сразу — это первая особенность всех магов воздуха. Ветреные они.

— Агния!.. — укоризненно протянул Алексис и снова чарующе улыбнулся Анюте.

— Ну, осталось сюда для полноты впечатлений моего мужа пригласить, — усмехнулась она. — Он как раз сейчас в городе.

— Намёк поняли! — рассмеялся Алексис, вставая. — Если коротко, мы оборвали связь с Нилом Прокофьичем, но поймать его не успели. Он сильный колдун и сумел вовремя оборвать остатки связи с донорами, когда понял, что происходит. Предъявить ему, к сожалению, ничего не можем. Пока.

Он сказал последнее слово почти легкомысленно, но Анюта, научившаяся слушать своих посетителей, сразу расслышала проскользнувшую в этом легкомыслии нотку угрозы. Она не успела ему ответить, как в комнате вдруг стемнело. Машинально оглянувшись на окно, Анюта озадаченно отметила, как быстро откуда-то набежали тучи.

— Алексис, держи себя в руках, — раздражённо велела Агния.

— Алексис! — почти в унисон с ней позвал Андрей Ефимович.

Вера и Пашка, открыв рты, уставились на мага воздуха с нескрываемым восхищением. И только после этого до Анюты дошло, что тучи явились в ответ на угрозу Алексиса. Тем более что он тут же оглянулся на окно и махнул рукой. И хозяйка, и гости с минуту в молчании наблюдали, как расходятся тучи.

Потом потратили ещё с полчаса, объясняя Анюте, как будут проходить занятия.

— Родители знают? — встревожилась она.

— Знают, — неохотно сказала Вера.

— А если узнает Нил Прокофьич, что они у меня?

— Ничего страшного, — надменно сказала Агния. — Вот наши визитки. Можете звонить в любое время суток. Это во-первых. Во-вторых, уж простите, Анна Сергеевна, Андрей Ефимович вам сразу не сказал, так что… Детки (она ухмыльнулась вновь насупившейся Вере) будут жить у вас.

— Как у меня? — ахнула Анюта. И сразу в смятении подумала: «А как же Викентий?»

— Тут такое дело с вмешательством в их силу, — вздохнул Андрей Ефимович, — что как бы детки ни противились, но они сами будут прибегать к вам, не понимая, почему их к вам тянет. А силёнок мало — на пробежки. Вот и решили, что вы их приютите на время.

Анюта улыбнулась, стараясь скрыть сначала обиду: «А как же я с Лёлькой встречаться буду?!», а потом — сарказм. «Вот и всё, Викентий! Когда вмешивается судьба в лице неизбежности — тут уж ничего не поделаешь! Придётся тебе искать другое место для ночлега. Если ты тут, в городе, ещё останешься, конечно». И через секунду грустно: «Вот и опять не поговорили начистоту. Опять осталась недоговорённость…»

— Хорошо, я согласна, — решилась она. — Думаю, много времени обучение не займёт.

— Прекрасно, — обрадовался Андрей Ефимович. — Мы к вам не раз ещё заедем. Есть впечатление, что у Веры способности Харонов, а у Павла — мелькает что-то из разряда огневиков. Нам очень важно, чтобы вы обучили их основным приёмам ведовства, а как только они станут самостоятельными, мы заберём их у вас. Ничего — надоесть не успеют! — подбодрил он Анюту. — Они — детки умные, быстро научатся всему, что надо.

— Ну, всё, — сказал Алексис. — Нам пора. До свидания, Анна Сергеевна. До свидания, Вера и Павел!

— Алексис, стукну! — грозно сказал Агния, когда после нежного взгляда мага воздуха Вера непроизвольно потянулась за ним. — Она ещё мала — в твои игры играть!

Проводив поразительных гостей, Анюта вернулась в зал.

— Если назовёшь нас детками — сбежим! — строптиво предупредил Пашка.

— Если гулять не пустишь, будешь держать дома целыми днями, я тоже сбегу! — заявила Вера.

— Будете ставить условия — заколдую, — ледяным тоном отчеканила Анюта.

«Детки» переглянулись и сразу как-то ссутулились, глядя исподлобья.

— Пошли на кухню, — велела хозяйка дома. И, уже усадив их за кухонный стол, объяснила: — Сейчас поужинаем по-настоящему — не одним же чаем вас поить! — а потом договоримся, как будем… сосуществовать. Вы что же думаете — мне счастье с вами сидеть целыми днями? У меня дочка есть, Лёлька. У меня родные есть — мне и с ними хочется посидеть поболтать. Начнём вот с чего. Родители знают, что вы тут будете ночевать?

— Знают! — хором ответили «детки».

— Хорошо. Вера, возьми лук, почисть его. Павел, залезь вот на этот табурет и достань с буфета сковороду — она с самого краю там лежит. Вот так. Учиться будем каждый день с восьми до двенадцати…

— А почему до двенадцати? — поинтересовался Павел.

— После двенадцати ко мне приходят посетители. Поняли, да? После двенадцати вы свободны. Хотите — сидите дома. Хотите — бегите гулять. Только приходите не очень поздно, ладно? Чтобы с утра на свежую голову учиться. Завтра же с утра сбегаем за тетрадями. Кое-что будете записывать за мной.

Через полчаса она подала на стол сковороду с жареной картошкой и свежими огурцами к ней. Яблоки они уже подъели, и Анюта озадаченно размышляла, помогут ли ребята ей, если она попросит их сходить вместе на рынок… А ещё Викентий… Как он примет, что вход в эту квартиру теперь ему заказан? Придётся дождаться его прихода, чтобы выяснить это.

 

Глава девятая

Вечер оказался наполнен суматохой до самой ночи.

За тетрадями бегать не пришлось. Едва успели отужинать, как начались звонки родителей «деток». Андрей Ефимович, как и обещал, оповестил их о новом пристанище Веры и Пашки. В результате Анюте пришлось пережить ещё одно нашествие. Приехали старшие «деток», привезли уйму пакетов и сумок с одеждой, с продуктами на первый случай и даже деньги: «Неужели вы думаете, что наши будут за ваш счёт жить?!» А отец Пашки, благо своя машина есть, привёз раскладушку для сына. Её поставили напротив кровати, которая предназначалась Вере, но ближе к окну. Девушка было скорчила гримаску, когда поняла, что будет жить в одной комнате с мальчишкой, но покорилась неизбежному, поскольку проходная комната ей тоже претила. Приглядевшись к обоим, Анюта сообразила, что больших войн между «детками» не будет.

Потом как-то так получилось, что родители засели в этой комнате, возбуждённо разговаривая со своими чадами: выяснить, что дети оказались будущими колдунами, — это ещё пережить надо! А Анюта быстро сбежала на кухню. Опаздывала звонить матери и Лёльке, из-за чего здорово психовала.

— Мам, добрый вечер!

— Добрый, — проворчала мать. — Что так поздно?

— Лёлька уже уснула? — с тревогой спросила Анюта.

— Конечно! А ты думала!.. Совсем о дочери забыла! Обещала звонить, а звонка от не дождёшься от тебя.

— Мам, не ругайся. У меня… — Она прикусила губу, чтобы нервно не засмеяться. — Это всё из-за моей новой профессии. В общем, у меня с сегодняшнего дня два постояльца. Подкидыши. — Она чуть не ойкнула, ляпнув такое и тут же ос смешком оглянувшись на кухонную дверь: не услышал бы кто из поздних гостей.

— Что-о? — поразилась мать.

— Завтра расскажу подробней, ладно?

Они перекинулись ещё парой слов и распрощались.

Вовремя. Родителям захотелось кое-что узнать от хозяйки дома, и вышло так, что Анюте пришлось отвечать на посыпавшиеся вопросы, которые задавались так стремительно, что, не успела она сообразить, как проговорилась насчёт яблок, и отец Пашки тут же вызвался завезти их назавтра, ближе к вечеру.

А потом пошла провожать взволнованную толпу из четырёх родителей, которые, несмотря на короткий путь от прихожей квартиры до выхода из подъезда, успели сговориться поехать вместе на машине Пашкиного отца. Сообразив, что две семьи, по сути, уже подружились, Анюта вышла на улицу и чуть не споткнулась. На скамье сидел Викентий. Он так изумился галдящим взрослым людям, которых сопровождала Анюта, что даже откинулся на спинку скамьи, будто боясь, как бы они, разгорячённые событиями, его не задели, размахивая руками.

Наконец все уселись в машину, громко сообщая друг другу, куда им и по какой дороге, одновременно благодаря Анюту. И уехали… Анюта выдохнула. «Детки» в комнате наверняка разбирают привезённые для них вещи, так что время на беседу с бывшим есть. Если, конечно, он захочет говорить, наверняка заметив мелькающие тени в окне комнаты, выходящей на двор. Видимо, и сам не зашёл потому, что услышал шум-гам в квартире.

Возле других подъездов пусто. Может, и получится поговорить.

Она села рядом, отметив, что та же спортивная сумка лежит по другую сторону от Викентия. Значит, приехал в надежде, что она пустит его переночевать. И внутренне хмыкнула: а если пустить? Пусть заплатит за постой, как обычный квартирант! Денег у неё пока маловато, а он из богатеньких!

Викентий, словно услышав её мысли, откинулся на спинку скамьи.

— Это твои родственники приезжали? — неожиданно спросил он.

Опять — хм. Хотя… Почему бы и нет? Чем ей не родичи Вера и Пашка? Как родные теперь, если судить по переданной им её личной силе.

Не дождавшись ответа, он задумчиво продолжил:

— В общем-то, можно было догадаться, что с такой большой квартирой ты не будешь одна. Гости, другие… Только почему Лёлька не с собой?

— А что это ты вдруг решил о дочери забеспокоиться? — огрызнулась Анюта, вмиг обозлённая: столько лет на Лёльку не обращал внимания, а тут — бац, затревожился!

Он, не глядя на неё, неохотно поднял руку в успокаивающем жесте.

— Не кричи. Прости — сболтнул. Больше не буду.

Зато она теперь, после этих слов, резко развернулась к нему.

— Викентий, а ты не мог бы мне чётко объяснить, зачем ты здесь?

Он опять не взглянул на неё — предпочёл поднять глаза к этажам дома, в котором неровно чередовались тёмные и сияющие светом окна.

— Тебе хочется, чтобы мы обсудили свои проблемы на виду у всех?

— А ты бы хотел войти в дом? — пренебрежительно спросила Анюта, с трудом удерживаясь от крика ему в лицо, едва только вспомнив его самодовольное: «Захочу — на коленях ко мне приползёт!»

Он промолчал немного, а потом кивнул — но не отвечая, а явно чему-то из своих мыслей. Потом помялся и спокойно сказал:

— Да ты не бойся. Я посижу ещё немного и уйду. Что-то не получается у нас поговорить.

— А нам есть, о чём говорить? — враждебно спросила Анюта. — Мне казалось, мы ещё раньше выяснили всё, что нам мешало жить семьёй. Чего ж ты сейчас-то явился?

И оцепенела, когда услышала тоскливое:

— Сам не знаю…

Растерявшись, она и сама не нашлась, что ответить на это. Он по-прежнему не смотрел на неё, но Анюта вдруг сдвинула брови, всматриваясь тёмное в сумерках лицо бывшего. Ей кажется? Игра, как говорится, света и теней? Викентий похудел, будто заболел!.. Уже озадаченная, благо что он так и не повернулся к ней, Анюта, стараясь использовать темноту, осторожно подняла руку и чуть сбоку раскрыла ладонь напротив сердца бывшего… Нет, всё нормально у него со здоровьем. Так в чём дело-то? Попробовать «прощупать» его на чувства, которые он испытывает? Анюта умела и такое, но для искренности отклика надо было, чтобы «клиент» знал, что с ним делают. С бывшим такое не пройдёт. Она ведь ему даже не рассказала, кто она теперь. И не считала нужным рассказывать. Не поверит. Рационалист чёртов…

Он вдруг усмехнулся. Не ей в лицо, а в тёмную пустоту перед собой.

— Я уже забыл, как хорошо было молчать рядом с тобой.

Да что с ним такое?!

— Викентий, ты не мог бы без загадок? Ты соскучился по моему молчанию? — попыталась понасмешничать и она. — Приехал ко мне только ради этого?

Внезапно он встал и так же внезапно взял её руку, чтобы поцеловать ладонь.

— Да, именно ради этого! — с отчётливым сарказмом сказал он. — И благодарен, что ты подарила мне эти минуты. Аня…

— Что? — чуть не вскрикнула она, выведенная из себя его странным поведением.

Он кивнул.

— До свидания.

Развернулся и ушёл к дороге перед домом, а потом свернул за угол, в темноту. Она вскочила, шагнула было за ним и опомнилась. Дико захотелось раздражённо плюнуть себе под ноги. Но Анюта сжала кулаки, подышала немного в режиме глубокого дыхания и поспешила домой. «Ну и катись ко всем чертям! Благодарен он!»

Пока входила в подъезд, вдруг ни с того ни с сего вспомнила: «А ведь он в отпуск должен выйти в только июле! Сейчас июнь, пусть и подходит к концу… Что он здесь делает? Отец его никогда не отпускал надолго в командировки! Тем более — в наш город! Ведь он всегда мог сразу вернуться в родительский дом!.. Вот мне ещё не хватало за него теперь беспокоиться!»

Но если она думала, что её зацепило странное душевное состояние бывшего и придётся на нём надолго зациклиться, то в доме её немедленно переключили на другое. Ещё закрывая дверь на ключ и с досадой вспоминая, что не потребовала назад у Викентия стащенный им запасной ключ, она неожиданно услышала странные звуки. С грохотом бросив ключи на комод старенького трюмо, она чуть не бегом бросилась в комнату, занятую нежданными-негаданными постояльцами. Посреди комнаты, захламленной разбросанными вещами, которые «детки» не успели разобрать, громко рыдала Вера, обняв Пашку. А перепуганный мальчишка, поневоле тоже обняв её, еле стоял на ногах, покачиваясь от её напора. Хоть и был Пашка выше девушки, но ведь до сих пор почти измождённый! — так что стоять ему приходилось, широко расставив ноги.

— Что случилось? — выкрикнула Анюта.

Вера, с лицом, мокрым от слёз, хлюпая носом, обернулась к хозяйке квартиры… и бросилась к ней на шею с новым рёвом. Освобождённый Пашка тут же метнулся в уголок, где стояло старенькое кресло с дырявой кое-где кожей сиденья, и забился в него, словно боясь, что Вера вновь вспомнит о нём.

— Вера, что произошло?!

— Неужели всё кончилось?! — зарыдала девушка, обнимая Анюту так, что она чуть не задохнулась. — Неужели этот старик больше не будет над нами?! Он такой сильный! А вдруг он придёт сюда?! За нами?!

— Вера, Верочка, милая! — бормотала Анюта, сама обнимая её и гладя по голове. — Успокойся, милая… Кто теперь захочет к вам вообще подойти из этих злыдней?! Сама посуди: этот старик знал, что о вас никто не знает, и воспользовался этим. А теперь про вас знают колдовские и магические дома нашего города! О вас знает Андрей Ефимович, о вас знают Алексис и Агния, а ведь они очень сильные! Нил теперь побоится даже приближаться к вам!

Вера чуть обмякла, но продолжала судорожно обнимать Анюту. И хозяйка дома бережно, в два шага, заставила её приблизиться к кровати, на которую и усадила девушку. И, пока Вера не перестала вздрагивать, так и сидели молча, а Пашка испуганными глазами смотрел на них из угла, съёжившись в кресле… Спустя минуты Вера подняла голову и тоненьким голосом удивлённо сказала — совсем как ребёнок:

— Киса!

Барся сидел на пороге и строго разглядывал незнакомые лица.

Пашка неловко встал и подошёл к коту. Нисколько не сомневаясь, он взял его на руки и унёс в присвоенное кресло. Кот не сопротивлялся, а с комфортом расположился на его коленях, как на кровати, и густо и бархатно замурчал. Анюта объяснила:

— Это Барся.

Благодаря умиротворяющему кошачьему мурлыканью, где-то заполночь все успокоились, заставили себя подняться и впихнуть вещи в те же сумки — с надеждой утром развесить их в шкафу, на полках которого до сих пор пылились некоторые старые вещи (курительная трубка, старинное пресс-папье и другая всячина) и книги прадеда Николая, а в отделении с вешалками висели пальто и две куртки Анюты. Выключив свет, Анюта присела на край Вериной кровати и, подмечая поблёскивающие глаза Пашки, над ухом которого старательно продолжал мурлыкать Барся, тихо рассказала «деткам», как сама стала ведьмой-колдуньей, как видела их на кладбище и как бегала за ними, почуяв странное с фотографией Веры. Когда она заколебалась, говорить ли, что на кладбище она была не одна, нечаянно взглянула на Пашку. Чуть не фыркнула от неожиданности. Тот, натянув на ухо тонкое одеяло, сладко посапывал. Барся всё ещё лежал на его плече, но уже помалкивал, будто понимая ситуацию… Вера тоже спала, и даже запавшее от плача лицо казалось успокоенным. Анюта осторожно встала и вышла.

Всё. Пора спать и ей. Про себя она знала: как бы поздно ни легла — встанет в привычные шесть утра. Так что — быстро в ванную умыться перед сном, а потом — спать… Но взбудораженная множеством тревожных событий душа продолжала волноваться. Не помогли даже тетрадки деда Николая, которые Анюта привычно принялась перечитывать перед сном. Более того… Не глядя взяв тетрадь из стопки, она обнаружила, что читает заметки прадеда о любовных приворотах. А потом и вовсе наткнулась на странное — такое, что убрала все тетради и напряжённо принялась размышлять. По мнению прадеда, ни один маг не сумеет приворожить человека, если привораживаемый любит.

Некоторое время Анюта лежала на спине, глядя в потолок, по которому то и дело проползали неясные огни от ночных машин с дальней дороги, а пару раз яркие — мимо окна проехали… Ветреный маг огня Алексис легко вызвал в Вере любовный отклик к себе. Но, глядя на Анюту, этого отклика не сумел вызвать. Она ничего не почувствовала. Разве что просто восхищалась красивым человеком — красивыми людьми, если учесть ещё и Агнию. Если говорить напрямую… Она, Анюта, до сих пор любит… Викентия? Поэтому на неё не произвёл впечатления обожающий взгляд влюбчивого Алексиса?

Она села на постели, ссутулилась.

— Предположим… — прошептала она. — И что мне с этого? Он-то меня не любит! Как вспомню его «сама приползёт»…

Только взгляд на настенные часы заставил вспомнить о молитве на сон грядущий…

Ночь душная… Наверное, ближе к утру гроза будет… Анюта спала вполуха, вполглаза. Видела сны, но отмечала проехавшие машины, шаги запоздалых прохожих мимо окна, увлечённое потрескивание сверчка, засевшего неподалёку в кустах…

Говорят, если во сне снится определённый человек, значит, он думает о тебе.

Анюте снились два Викентия. Один сидел за рулём внутри тёмной машины, безучастно глядя вперёд, в ветровое стекло. Второй разговаривал с ней в каком-то тёмном и тесном помещении. Оба пространства наслаивались друг на друга. Молчаливого Викентия Анюта всегда видела рядом с тем, который говорил. Этот второй… Она не узнавала его. Он был каким-то странным. Как будто двойник — альтер эго, второе «я» её бывшего, которого Анюта неплохо изучила, пока была его женой. Всегда сдержанный, всегда немногословный, всегда почти равнодушный, во сне он что-то страстно объяснял Анюте. Он размахивал руками, говорил громко и бессвязно, широким шагом ходил перед ней из угла в угол и, будто не мог подобрать нужных слов, морщился от того, что говорил, и начинал говорить заново, пытаясь убедить её в чём-то. А она тихонько сидела перед ним и ничего не понимала. Но боялась ему сказать об этом, потому что не хотела, чтобы он назвал её тупой дурой. Первый на неё не смотрел. Но не потому, что не замечал. Он смотрел в никуда с такой безнадёгой, словно заранее был уверен, что тот, второй, не сумеет убедить её… Замелькали кадры сегодняшнего дня: посетители, которые все говорили почему-то кукольным голосом первой гостьи; потом Андрей Ефимович, который снова внимательно оглядывал её квартиру; где-то на периферии уверенно прошли Алексис и Агния, а «детки» с завистью смотрели им вслед… Снова появился бывший. Он, первый, сидел за рулём. Будто и не двигался вовсе. Если бы время от времени не опускал глаза, чтобы снова вскинуть их на ветровое стекло, она бы решила, что видит фотографию. Второй Викентий стоял перед ней и молчал, больше не стараясь что-то доказать ей…

И вдруг поняла. Так отчётливо, что резко села на кровати.

Когда начались ссоры со свекровью, Анюта пыталась поговорить с мужем, добиться от него, чтобы он защитил её. А он молчал. И тогда она, пока его дома не было, за домашней работой, за заботой за дочерью беседовала с ним, пытаясь найти лучшие аргументы, чем те, что приводила в настоящем разговоре с Викентием. Мысленно говорить всегда было легче. Откуда-то появлялись твёрдые доводы в свою защиту и обоснованные объяснения, что права она, Анюта, а не свекровь, которая хотела выжить нелюбимую невестку из дома.

Но Викентий приходил, и Анюта снова заикалась, плохо подбирая нужные слова и с ужасом понимая, что не может быть убедительной. Хуже, что она от обиды, настроенная свекровью, сразу срывалась на крик. А это самый беспомощный аргумент…

Вот что сейчас делает Викентий. Он мысленно разговаривает с ней. Наяву разговор для него, не привычного к бытовым объяснениям, слишком тяжёл. Он тоже не может объяснить того, что с ними происходит. Не может объяснить своих чувств по отношению к бывшей жене, к дочери, к тому, что случилось в доме родителей.

Она накинула поверх ночнушки халат и вышла из комнаты. Несколько шагов к гостевой. Прислушалась. Крепко спят «детки». Не помешают. Она на цыпочках дошла до гадательного столика, по дороге взглянув на часы. Полтретьего.

Затеплила свечу, мельком заметив, что пора её сменить: огарок очень уж мал.

Разложила карты, отчётливо держа перед внутренним взглядом того Викентия, что сидит за рулём машины. И через минуту чувствительно таращилась на полученный расклад, не веря глазам: он ушёл из дома! Отец уволил Викентия и закрыл его счета в собственном банке, оставив сыну лишь машину! Все его вещи — та самая спортивная сумка. И всему виной — та девушка, которую ему прочили в жёны! Скандал в благородном семействе! Вот откуда та фраза, возмутившая Анюту! Отец бросил, что сын долго не протянет без работы, без его протекции, без дома, что Викентию будет негде даже ночевать. А тот взял и ответил, что есть место, где его примут. А когда отец ухмыльнулся на это самоуверенное предложение, Викентий и огрызнулся, что он уверен в чувствах Анюты настолько, что, позовёт только, — она на коленях к нему приползёт!

Анюта, потушим свечу, лихорадочно натянула платье и выбежала на улицу. Быстро и уверенно пробежала к магазину, где, как Ленка сказала, стояла его машина. Темно и тихо. Шаги вроде и лёгкие, а отдаются ночным эхом в спящем городе. Пока добежала, пару раз проехали по дороге другие машины, но Анюта ничего не боялась. Подстёгивала мысль, что он голодный, усталый из-за отсутствия элементарных удобств, плохо спит… И грела мысль что вот она сейчас добежит, стукнет в стекло и позовёт его выспаться дома… И третья мысль ужасала: сколько же дней он здесь, ведь врал, когда говорил, что семья наняла человека проследить за бывшей женой! Его родители уж точно ни сном ни духом о том, что Анюта стала владелицей трёхкомнатной квартиры. Что эта квартира им — живущим в роскошном двухэтажном коттедже? Мелочь!..

Ветер, по-ночному прохладный, швырнул горсть мусора по ногам.

Анюта остановилась. Машину узнавать не пришлось. Чутьё ведьмы привело к ней. Осторожно склонилась к окну. Пусто на водительском месте. Напрягая зрение, вгляделась в салон. Спит. На заднем сиденье. Рука будто сама поднялась стукнуть по стеклу.

И опустилась. А Анюта медленно отошла от машины.

Нет. Он сильный. Пусть выберется из этой пустоты и нищеты, в которую внезапно попал. Пусть найдёт работу и устроится хотя бы временно где-нибудь, квартирантом. И пусть придёт к ней победителем, а не несчастненьким, который нуждается в утешении и помощи. Если будет приходить к ней ещё, она накормит его, не подавая виду, что всё знает. Но оставлять на ночь не будет. И ключ потребует назад… Нет, не потребует. Ему надо оставить шанс для возвращения. Чтобы Викентий пришёл победителем и сам решил, что делать с ключом.

К тому же есть ещё одна закавыка.

Он любит. Теперь она в этом уверена. Но сумеет ли принять, что она… ведьма?

… Она медленно пошла от магазина к дому, не замечая, как бесшумно проследовала за ней высокая тень… Тень проводила её до подъезда, после чего, постояв перед окнами Анютиной квартиры и убедившись, что ночных прогулок больше не будет, ушла в соседний подъезд.

А Анюта легла спать и уснула крепко-крепко.

Утром встала в обычное время, выспавшаяся, и почти сразу, умывшись только, пошла на кухню. Каша уже шкворчала в кастрюле, а Анюта помешивала в сковороде тушёные с луком помидоры, когда в кухню заглянул Пашка.

— Здрасьте, — сказал он. Подумал и добавил: — Доброе утро.

— Доброе, Павел, — откликнулась она. — Вера встала?

— Неа. Она с котом играет, — доложил Пашка. — А мы сейчас будем завтракать?

— Будем, — улыбнулась Анюта.

Через десять минут её подопечные наворачивали кашу с приправой и с интересом поглядывали на вазу с печеньем для утреннего чая.

— А мы как будем учиться? — спросила Вера, тщательно подтирая кусочком хлеба остатки приправы. — Выбудете нам читать, а мы — записывать? Как Андрей Ефимович сказал? Только так?

— Нет, сегодняшнее обучение мы начнём с того, что поедем в лес. Есть у меня одно интересное местечко. Вы поможете мне со сбором трав, а заодно научитесь, какие трав для чего нужны. Приедем домой — поможете с переработкой трав, научитесь этому уже для себя. — Она вспомнила о землянике и улыбнулась. — Ну и про себя в лесу не забудем. Соберём кое-чего.

— Грибы? — обрадовался Пашка. — А я в прошлом году с двоюродным братом ходил опята собирать! Но, кроме опят, ничего не знаю.

— Я подберёзовики знаю, — подумав, сказала Вера.

— В лесу разберёмся, что вы знаете, а что — нет.

— А что такое Харон?

За сборами в лес Анюта объяснила, как сама понимала, специализацию Андрея Ефимовича, и Пашка уважительно посмотрел на Веру, на что она дёрнула плечами и сказала:

— Мне бы больше понравилось быть, как эта Агния. Ты же, Пашка, как раз и будешь огневиком. Разве плохо?

— Да зачем мне это? — пробурчал мальчишка. — Я и без такой магии одной вон зажигалкой обойдусь. Мне хватает.

Вскоре вся команда («дистрофиков» — хихикнула про себя Анюта, глядя на отощалых двоих) была готова к походу в лес. Про себя Анюта подумала, что свободолюбивые «детки» сегодня после этого похода гулять точно не захотят. Во-первых, лесной воздух так насытит их силами, что они слегка ослабеют. Во-вторых, в комнате они вещи свои пока ещё не разобрали, да ещё умудрились смешать в одну кучу. Будут до вечера разбираться. Она усмехнулась и кивнула:

— Ну что? Выходим?

И Барся впереди всех поскакал по ступеньках из подъезда, пропав сразу за дверью.

Выйдя из подъезда, Анюта осторожно огляделась. Бывшего нигде не видно. Но на скамье у соседнего подъезда сидел Диман с какой-то женщиной — наверное, матерью. Пока «детки» спорили, кто что понесёт, она заметила, как Диман оглянулся на них, но со скамьи не встал. И в очередной раз задумалась: а должен ли человек, которое все считают растением, оглядываться на шум? Нет, что-то странное с этим парнем. Очень странное.

Анюта немного просчиталась, вытащив «деток» в лес в первый же день обучения. Они-то пошли с оптимизмом, но потом… Нет, до заветной полянки они доплелись-таки, но тут же свалились, едва она велела отдохнуть.

— Сейчас вам будет совсем плохо, — зловеще улыбаясь, предрекла она.

— Почему? — лениво спросила Вера. Она уже выдрала стебелёк пырея и покусывала его нижнюю, нежно-сладкую часть.

— Урок первый, — уже деловым тоном объяснила Анюта. — Вы лежите под тополем. А это дерево вытягивает из человека отрицательные, больные силы. А поскольку у вас смесь этих сил и они идут на поддержку вообще вашего состояния, то, естественно, будете слабеть. Всё поняли?

— Ничего не понял, — проворчал Пашка.

— А я поняла. У нас с тобой и плохие силы, и хорошие. Все нам помогают по-своему. Но лучше избавиться от плохих и набрать хороших. Анна Сергеевна, а какие деревья помогают силы набирать?

— Знаете, детки (слово у неё вырвалось, потому что она про себя их так называла, но Пашка почему-то не среагировал), называйте меня Аней, лады? И запоминаем: берёза и даёт, и отнимает, а вот дуб — он наполняет чистой силой.

— А почему сразу к нему не пошли?

— Дурак! — отрезала Вера. — Сначала почиститься надо, а потом уже набирать.

— Сама дура! Ань, а здесь спать можно? Ну, прямо на полянке?

— Спите-спите, — ласково разрешила Анюта. — А я пока земляничку поем.

— Где?!

Через минуту «детки» азартно ползали по полянке, охая и ахая от вкусноты, а Анюта снисходительно думала, что подкрепиться натуральным витамином C им тоже полезно. Затем она направила их ползанье в сторону громадного дуба, где «детки» на полном серьёзе принялись обниматься с древесным богатырём и даже не заметили, что больше им не хочется спать. Так что спустя минуты Анюта уже показывала, какие травы надо набрать, как они называются и для чего нужны.

Но на обратном пути пришлось-таки вызвать такси. «Детки» шли, спотыкаясь на каждом шагу, хоть и блаженно улыбаясь при воспоминании о землянике. Из такси у дома их помогал вытаскивать водитель, хохочущий при виде сонных мордах. Анюта уже думала, что обедать «детки» не будут. Ан нет — мгновенно пришли в себя, а уж потом завалились спать. Ничего. Анюта оставила букеты трав на подоконнике. Вечером они все вместе обработают принесённые травы. А пока надо готовиться к приёму посетителей.

… Два подноса с чашками были готовы, когда Анюта вдруг обнаружила, что готовит третий — причём готовит она его очень странно: в заварной чайничек она бездумно, но весьма целеустремлённо запихивает стебли цикуты и коробочки дурмана, которые уже были дома, а к ним добавляет прихваченные из леса ягоды ландыша. Поймав себя на довольно страшном занятии, ошарашенная, она сосредоточилась: кого это ей так сильно хочется отравить?!

От греха подальше она сунула ядовитый сбор в полиэтиленовый пакетик, который тщательно перевязала и выбросила в мусорное ведёрко, смяв его на самое дно и прикопав сверху очистками от вчерашней картошки. Разогнулась от ведёрка. Ничего себе, какие могут быть гости… Любопытство, конечно, горит, но… Надо ли как-то ещё приготовиться к приходу опасного гостя?.. Встревоженная, Анюта поспешила в свою комнату и надела браслеты-обереги. Они неплохо дополняют образ ведьмы, а несведущий не поймёт, какую функцию они выполняют…

И принялась ждать первых посетителей, одновременно размышляя, как там Викентий. Сумеет ли «выжить» без опеки родителей? Или вернётся к ним, покорно принимая ту жизнь, которую они ему предназначают?

 

Глава десятая

«Детки» проснулись за пятнадцать минут до появления первого посетителя. Анюта сразу услышала странное бурчание из гостевой комнаты, а потом и резкий спор. Прежде чем войти к ним, она вежливо стукнула в дверь. Но даже предупреждение не заставило «деток» прекратить свару. Оказалось, Пашка не хотел вставать с постели после дневного сна, а Веру это страшно раздражало. Она стояла перед его раскладушкой и со злостью орала на него. Судя по всему, её злило, что в комнате всё вверх тормашками: вещи-то со вчерашнего дня так и остались неразобранными, и сумки с пакетами валялись по углам. Хм, кажется, девушка привыкла чистоте и порядку.

Анюта хотела было сама рявкнуть на неё из-за излишней злости, но вовремя вспомнила, как девушка помчалась на кладбище и из последних сил поддерживала в парнишке жизнь, несмотря на собственное бессилие.

— Вера, — мягко взяла она её за руку. — Пусть лежит. А ты поможешь мне.

— В чём?! — всё так же раздражённо крикнула девушка, не умея сразу переключиться с одного состояния на другое.

— Ты будешь приносить мне и моим посетителям чай и ждать, когда этот чай будет выпит, — с трудом скрывая усмешку, объяснила хозяйка квартиры.

Вера резко обернулась к ней. На впалых щеках вспыхнули красные пятна.

— Вы!.. — чуть не заикаясь, выговорила она. — Вы хотите из меня прислугу сделать?!

— Для посетителей — да, — спокойно сказала Анюта и, оглядев девушку с головы до ног, добавила: — Оденься поскромней.

— Я… Я!.. — Вера задыхалась от возмущения, и даже растерянный Пашка всё-таки сел на раскладушке, ошеломлённо глядя на хозяйку и машинально ероша свои белые волосы. — Я не буду вам прислугой! Ни за что!

Но Анюта уже вышла из комнаты, и Вера побежала следом, выплёскивая негодование в бессвязных воплях, что она немедленно уйдёт из этого дома.

Когда девушка забежала в кухню, Анюта развернулась к ней и легко обняла её.

— Вера, вы же хотите, чтобы я вас обучала, — негромко сказала она, удерживая дёргающуюся в её руках девушку. — Разве тебе неинтересно, как я буду принимать посетителей? Разве тебе неинтересно увидеть, с чем пришли ко мне люди? Силы-то у тебя, хоть и маленькие и будут расти только в процессе обучения, но есть! И вот тебе практика! Но, сама понимаешь, не буду же я каждому посетителю объяснять, с чего бы ты рядом сидишь и внимательно слушаешь нас! А чаепитие — это предлог. Причина, по которой ты допускаешься на личный разговор. Посетитель неправильно поймёт, кто ты, и не станет обращать на тебя внимания. А нам с тобой это и нужно.

И отпрянула от девушки. Та озадаченно посмотрела на неё и вдруг радостно закивала, сообразив наконец всё.

— А я? — обиделся возникший на пороге кухни Пашка.

— Ничего, мы и тебе придумаем предлог, — пообещала Анюта.

А мальчишка внезапно оглядел потолки и засиял:

— А давайте веб-камеру повесим? Можно будет спрятать её в цветы, и тогда…

— А ты по ней разглядишь? — с сомнением спросила Анюта. — Ведь то, с чем приходят сюда, очень тонкое. Вряд ли можно будет рассмотреть таким образом. Главное ведь не то, о чём говорят, а то, что спрятано внутри… А сейчас — Вера, быстро одеваешься. У меня вот-вот придёт первый посетитель.

— А что — звонил? — вместо девушки, кинувшейся в гостевую комнату, удивлённо спросил Пашка.

— Нет. Но я всегда заранее знаю, сколько человек придёт, потому что готовлю для них чай. Посмотри — вот на столе четыре подноса. Сегодня у меня будет четыре визита.

— Ничего не понял, — помотал головой мальчишка.

— Это как гадание, — терпеливо сказала Анюта. — Я думаю, как проведу свой день, и одновременно собираю подносы. Я даже не всегда вижу, как собираю. Интуиция.

Пашка подпрыгнул от раздавшегося звонка, а в кухню, чуть не сбив его с ног, влетела взволнованная Вера, застёгивая последние пуговицы под горло на пёстреньком платье, а затем поднимая тёмные волосы и собирая их заколкой-крабом на затылке. Мальчишка глянул на всех обалдевшими глазами и умчался в гостевую комнату.

— А который поднос брать? — запыхавшись, спросила она, высунувшись вслед Анюте, поспешившей в прихожую.

— С двумя чашками, синими, в белый горошек!

Хлопнула дверь в комнату. И Анюта, слегка улыбаясь, открыла входную дверь, впуская первую посетительницу — пожилую, лет под семьдесят, даму, в строгой чёрной юбке и ярко-синей блузке. Дамой её хотелось в основном называть из-за коротких седых волос, которые были мелко завиты и слегка подкрашены в дымчато-сиреневый цвет. Поздоровавшись, она, прижимая к себе сиреневую же сумочку, последовала за хозяйкой и села на предложенный стул возле гадального столика.

— Хотите чаю? — доброжелательно спросила Анюта.

Гостья замялась, но машинально взглянула на поднос, который уже принесла Вера, и улыбнулась чашкам.

— От моей мамы мне тоже такие достались, — поделилась она. — Люблю такие, в горох — очень уж уютные.

Вера быстро поставила поднос на свободный край столика и, освободив его, тут же ушла из комнаты. Потягивая чай, гостья уже и впрямь не замечала, как девушка вернулась и тихонечко пристроилась в углу дивана. Зато Вере всё было видно: и столик как на ладони, и гостья вполоборота к ней.

— Что у вас случилось? — спросила Анюта.

Гостья не совсем уверенно посмотрела на хозяйку дома. Анюта постаралась не улыбнуться слишком открыто: правильно: в цветастом, легкомысленном по-летнему сарафане ведьма не выглядит опытной и… компетентной. Но гостья всё же доверилась.

— Мужа я похоронила недавно, — вздохнула дама. — И вот каждую ночь он мне снится. И не знаю, что делать-то. Может, я с похоронами что-то не то сделала? Какие-то правила не соблюдала? Или обычаи?

— А почему вы так думаете? О правилах?

— Ну, когда он умер, до похорон не снился, а как прошли они, тут и началось всё.

— А что снится? Как ваш муж приходит к вам? Говорит ли что-нибудь?

— Да я его почти и не вижу во сне. Знаю только, что это он.

Пока дама допивала чай, Анюта взяла карты. Обычные, не таро.

— Попробуйте вспомнить один из снов. Хотя бы впечатление от него. Просто думайте о сне и о муже.

Гостья кивнула и вздохнула. А руки Анюты словно сами по себе пришли в движение, раскладывая отнюдь не привычный цыганский крест, а совсем иной рисунок. Когда карты легли, Анюта внимательно присмотрелась к ним, поправила часть рисунка.

— Что у нас получается… Муж ваш появляется в белой матерчатой фуражке, так?

— Ой, не знаю! — всполошилась дама, но глаза вспыхнули воспоминанием. — Я шила ему такие, когда мы только-только познакомились. Он тогда работал на заводе.

— Поймала… — пробормотала Анюта, быстро перекладывая карты снизу наверх. — Много у него было там друзей, не так ли? Человеком он был лёгким и весёлым, своя компания была на заводе, и до самой смерти лучшие друзья были именно с завода… Кого-нибудь из них вы позвали на похороны мужа?

Дама трясущимися руками поставила чашку на стол, откровенно расстроенная.

— Господи, как же я о них забыла?! И что мне теперь делать?

— Да просто всё, — утешила её Анюта, — на сорок дней пригласите их — вот и вся недолга. Знаю, что вы хотели посидеть в сороковины своей семьёй, только с родными, но что уж тут сделать. Приглашайте, пусть помянут своего товарища.

— Да я приглашу! — махнула рукой дама. — Конечно! Их же трое — они с мужем всегда вместе: и на рыбалку, и на дни рожденья ходили. Как я-то забыла о том — не пойму! Спасибо вам большое!

Проводив взволнованную даму, Анюта вернулась в зал, где Вера собирала чашки на поднос, а рядом стоял Пашка и спрашивал её, видела ли она что-нибудь.

— Видела, — наконец сказала Вера, выпрямившись с подносом в руках. — Только вокруг этой женщины ничего не было. Ну, для меня. А вот когда Аня карты разложила, я как будто воздух увидела — ну, как он над газом плавится. И в нём фигуры… Аня, значит, это правда, что наши силы вернутся?

Мальчишка тоже с надеждой посмотрел на хозяйку дома.

— Ну, насколько я поняла, — задумчиво проговорила она, — главное не силы, а ваши способности к колдовству… Ребята, не забывайте, что и я начинающая. Много чего сказать вам не умею. Так что, по сути, учиться будем вместе. На практике.

Уже на кухне Вера сама, без напоминаний, вымыла чашки и протёрла поднос. Анюта помалкивала, видела, что девушка снова хочет спросить о чём-то. И решилась.

— Аня, а почему ты сразу не сказала, почему ты хочешь, чтобы я училась, втихаря сидя рядом, когда к тебе приходят? Почему ты сначала сказала про это так, чтобы я обозлилась на тебя?

— Ты кричала на Пашку, — вполголоса ответила Анюта, побаиваясь, что мальчишка может влететь на кухню в любой миг и услышать. — И мне надо было быстро перевести твоё внимание на себя, оборвать твоё внимание, обращённое к нему. Если бы я начала сначала объяснять, ты продолжала бы убивать его.

— Что…

— Обрушить злость на любого человека — значит лишить его сил. Иногда даже физических. А уж если это делает колдунья… Одно из правил нашей жизни, Вера, — учись терпению. Оно пригодится тебе и как женщине, и как колдунье.

— Но я не убивала его. Я всего лишь хотела, чтобы он убрал свои вещи!

— Второе важное правило — будь внимательна к любой мелочи. Павел не мог подняться, потому что ты на него кричала. Получилась ситуация: куда ни кинь — везде клин. Ты хотела, чтобы он поднялся и убрался. Он не мог этого сделать, потому что ты лишала его сил своим криком, в котором было много злости.

— Но как заставить его убраться? — возмутилась Вера. — Мне кажется, он привык, что дома за ним постоянно убираются.

— Ты женщина, ты умная, — хмыкнула Анюта. — Придумай что-нибудь, чтобы он выполнил то, что хочешь ты. Ведь ты желаешь порядка не только для себя.

— Воспитывать его, что ли?!

— А ты как хотела? — удивилась Анюта. — Вы разные, но некоторое время вам придётся жить в одной комнате! Хочешь комфорта — воспитывай!

Девушка насупилась, а Анюта взглянула на настенные часы и быстро сказала:

— Следующий гость у нас будет почти через час. Оставлю вас дома. Сбегаю в магазин за свежим хлебом. Не устроите тут без меня третью мировую?

— Издеваешься? — уже нахмурилась Вера.

— Я? Издеваюсь? — Анюта миролюбиво улыбнулась. — При том, что Павел у нас — возможный огневик, как сказал Андрей Ефимович? А если он нечаянно проявит свои способности в ответ на твою злость? Ты об этом не думала? Да тут сгорит всё! Вот тебе и третья мировая…

Вера притихла, задумавшись. Скосилась в сторону двери.

— Терпеть и быть внимательной — это я могу. — Помолчала и добавила: — И придумаю, как его заставить делать то, что он не хочет.

— Вот и молодец, — легко сказала Анюта и взяла сумку для продуктов. — Вернусь скоро. Закрой за мной.

Выходя из подъезда, она усмешливо подумала: «Я рассуждаю, как столетняя старуха… Даже не знала, что у меня есть настолько сильные учительские наклонности. Но, в общем-то, педколледж не зря закончила… А вот сама… Была ли я такой терпеливой и внимательной, пока жила у мужа и его родителей? Может, я что-то проглядела? И именно из-за этого пришлось развестись с Викентием?.. Много чего в моей истории с ним навалено — сразу не разобраться. Но теперь, когда мне подсказали, что я не просто так каждый день продолжаю с ним мысленно ругаться и объяснять, как я всё вижу… Теперь, когда я знаю кое-что и о нём… Хочется ли мне, чтобы он остался со мной? — Она вспомнила Веру и усмехнулась снова: — Хочу. Хоть и не знаю, каким станет Викентий вне родительского дома… Но, если он ушёл от них, если решился стать самостоятельным… Не знаю, вернётся ли он… Но в любом случае он придёт отдавать ключ… Может, и поговорим… Но встать на ноги я ему чуть-чуть помогу».

Она, едва удерживаясь от нетерпения, добежала до магазина, где вчера стояла его машина. Оглядела ряд машин. «Шкоды-октавии» среди них нет. Уехал. Домой, к родителям? Или отправился самостоятельно поднимать свою судьбу? Анюта, затаив дыхание, прошла мимо мелкого бордюра, возле которого стояла машина бывшего, и, словно невзначай, уронила маленький предмет в низкую газонную траву, благо место машины бывшего было на краю стоянки. Пуговица с ушком, в которое Анюта всунула пару сухих стеблей, была оберегом на удачу, приготовленным заранее для Викентия. Единственная вещь, оставшаяся у Анюты от мужа, — рубашка, которую ему однажды надоело носить и он отдал жене, чтобы та в жару надевала, пока в своей комнате. Анюте расцветка понравилась: по кремовому фону чёрные штрихи. А прихватила старьё из дома мужниных родителей машинально. Вот — пригодилось.

Кто-то выходил из магазина, кто-то стоял рядом, явно дожидаясь вошедшего. Группка подростков с велосипедами болтала о чём-то, разглядывая складчину на минералку… Нет, никто не заметил. А достать с газона невидимый для остальных оберег будет трудно, потому что на цвет неказистый — не сразу и разглядишь среди травы.

Выдохнув, Анюта уже спокойней заспешила к магазину. Там набрала не только хлеба к ужину, но и прихватила сметаны, собираясь потушить найденные вчера вешенки, а специально для своих постояльцев взяла мороженого. Хоть и хорохорились они вчера, что гулять хотят, но выходить пока точно не могут. Так пусть хоть сладким полакомятся.

На обратном пути домой Анюта словно прикрыла дверь за ситуацией с оберегом: она сделала всё, что могла, для Викентия. Теперь надо настроиться на то неожиданное, что её слегка даже напугало. На отраву, которую она так тщательно создавала для неведомого пока посетителя. Тот должен прийти последним. Уж не Нил ли Прокофьич решился посетить её? Надо бы на всякий случай спрятать «деток» так, чтобы старик не понял — они рядом. Впрочем, они ему не нужны. Но… Если подумать… Присутствие ребят укажет Нилу, что Анюта про него очень хорошо знает. И что тогда?

Теряясь в мыслях и предположениях, Анюта долетела до дома и заскочила в сумрачно прохладный подъезд, машинально потирая плечи. Выбежала-то в сарафане — и, кажется, плечи немного обгорели. Ну, это ладно. Немного сметаны на кожу — и можно забыть о маленькой проблеме… Она дошла до своей двери и застыла перед ней. Есть проблема похлеще: если прятать «деток» от старика сумеет ли Анюта сделать мощную защиту? Старик-то силён, пожрав силы множества неопытных преемников-колдунов…

Может, позвонить Агнии или Алексису? Нет, Алексису не надо. Пока его нет, Вера не думает о нём. А наткнувшись на его взгляд, будет переживать из-за неразделённой влюблённости… Анюта сама себе ухмыльнулась: «Я теперь как нянька для них. За каждого переживаю!»

Уже в квартире — испугалась: слишком тихо! Эти черти там не поубивали друг друга?! Бросив сумки на комод, она поспешила в гостевую комнату.

«Детки» сидели за столом и старательно списывали с отданных им тетрадей — каждый со своей. При виде Анюты Пашка поднял голову и зевнул.

— Ань, а почему нельзя просто сфотать листы тетрадей? Так быстрей было бы! А потом распечатать!

— Ты в свои записи не раз и не два будешь заглядывать. Написанные твоей рукой, они будут лично твои. Остаётся связь между твоими записями и тобой, — объяснила Анюта. — А потом… чем чаще заглядываешь в них, тем они сильней действуют. А сфотографированные, они пустышки. Ты можешь вкладывать силу в слова, которые считываешь с них, но отклик будет слабый.

— Может, и так, — проворчал мальчишка, скашиваясь на Веру, которая, скептически глядя на него, сморщила губы. — Только у меня пальцы уже устали.

— Хотите мороженого? — предложила Анюта. — Я вам принесла по две штуки.

Обрадовался не только Пашка. «Детки» заторопились на кухню, поскольку помнили, что вскоре должен появиться следующий посетитель. А Анюта, расставляя продукты по полкам морозильника, в хлебницу, а фрукты — загружая сразу в раковину, чтобы вымыть, как только оказия со временем будет, всё сомневалась: звонить Агнии или нет? Сумеет ли она справиться, если гостем, нарывающимся на отраву, будет старик Нил?

Анюта ожидала, что «детки» будут поедать мороженое на кухне, из-за чего потом придётся их поторапливать в свою комнату, но они, прихватив вкусности, бросились назад, дописывать. Оставили её с недоумением: «Будет ли Вера дальше сидеть, наблюдая за разговором?» Правда, время есть… Она снова неуверенно взглянула на мобильник. Позвонить Агнии? Фыркнула. Чем думать, лучше сразу обстановку прояснить!

— Агния, добрый день!

— Добрый день, Анна! Что-то случилось?

— Пока нет, и, честно говоря, есть сомнения, что случится, но… — И Анюта коротко рассказала о своём личном гадании на посетителей.

— Вот как… — Агния задумалась. — И придёт этот человек последним?

— Да.

— Как вы посмотрите на то, что я приеду к вам и посижу с ребятами в комнате?

— Очень хорошо смотрю! — обрадовалась Анюта.

— Замечательно. Примерно во сколько надо быть?

— Ближе к семи.

— Ждите, буду.

Пока они разговаривали, в кухне появилась Вера. Она вопросительно посмотрела на Анюту, которая ей ободряюще улыбнулась. Девушка сразу повеселела и выбросила в мусорное ведёрко обёртку от мороженого.

— Какой поднос брать сейчас? — спросила Вера, когда хозяйка дом закончила разговор.

— Вот этот — с красными чашками, — кивнула Анюта, сама с облегчением принявшаяся снова командовать.

— Их тут три, — заметила девушка. — Значит, придут двое?

— Именно так.

— Тогда я посижу здесь. Стол чистый, успею кое-что дописать.

Прагматична — усмехнулась Анюта. И поспешила на звонок в дверь.

Когда молодая пара уселась за гадательный столик, Анюте показалось, что Павел слегка приоткрыл дверь, чтобы слышать беседу. Вера принесла поднос и снова стала невидимой для гостей. Впрочем, этим гостям было не до разглядывания. Оба так беспокоились, что Анюта с трудом уговорила их отпить чаю.

Дело оказалось весьма мистическим. После свадьбы молодожёны вселились в однокомнатную квартирку, купленную на деньги обоих семей. Сами сделали ремонт, разве что навесные потолки им делали знакомые из одной фирмы. Сначала в обновлённой квартире жили спокойно, но с недавних пор началось что-то странное. Молодые даже чуть не поссорились из-за этого. Из-за умолчания. Каждый считал, что нечто слышит только он один. Но, в конце концов, они сумели рассказать друг дружке, что их беспокоит, и даже поразились, когда поняли, что они оба слышат одно и то же.

— И что же это?

Несмотря на приход к ведьме, молодожёны, кажется, стеснялись, а то и побаивались, что их могут засмеять. Наконец решился молодой человек.

— Мы слышим шёпот. Днём. А по ночам бывает ещё и… плач. Если вы думаете, что мы до сих пор сидели сложа руки, то зря. Мы успели узнать, что до нас там тоже жила молодая семья, только уже с ребёнком. Но у них ничего такого не было. Ребёнок жив-здоров. Они купили двухкомнатную и теперь тоже спокойно живут.

— А что за шёпот?

— Ну… Мы не различаем слова. Но это явно кто-то что-то говорит. Если днём ещё не так страшно, хотя порой — бррр, мороз по коже, то по ночам, когда неизвестно где начинают плакать… Тоненько так, как будто ребёнка бросили…

Анюта смотрела на запавшие глаза мужчины и женщины и прекрасно понимала их состояние. Завтра на работу — а они не выспались. Причём — не одну ночь, а все.

— Мне нужно, чтобы вы вспомнили этот шёпот и плач. — Она взяла карты и принялась тасовать их, поглядывая на примолкших молодожёнов. — Вспоминайте. Отчётливо представляйте, как будто слышите их.

Карты соскальзывали с её пальцев, будто живые, и она легко читала то, что для других оставалось неведомым. И заговорила монотонно, когда карты начали складываться в интересную картинку:

— Знакомые с фирмы… Не было раньше ссор с ними?

Молодые разом переглянулись, и женщина смущённо опустила голову.

— Э… Мой друг там работает, — сказал мужчина. — Он дружил с моей нынешней женой, но у них не сложилось. Мы немного… как это сказать… в общем, некоторое время друг с другом не разговаривали, но потом помаленьку всё забылось, и мы снова начали общаться. Он-то нам и посоветовал навесные потолки. Сказал — это модно и красиво. Работал в основном он. И в самом деле здорово получилось. Вы думаете — это он устроил? Но ведь он не колдун!

— Зато тётя у него довольно сильная, — пробормотала Анюта, быстро меняя рисунок расклада и не переставая следить за ним. — Ага, вон оно что… Левый угол потолка над окном. Прямо в нём приклеена куколка. Вам её надо снять и принести ко мне. Снимать надо защищёнными руками — наденьте перчатки или варежки, которые потом не жалко выбросить.

— Но потолок… — начала было молодая женщина, и вдруг её лицо прояснилось. — Из-за этой куколки?! И всё?! И мы сможем спать?

— Да. Из-за этой, — подтвердила Анюта, невольно сочувственно улыбаясь ей. Конечно, ремонта жаль, но спокойствие важней.

— А с ним… с другом как же? — расстроенно спросил молодожён.

— Это уж вы сами думайте, — сказала Анюта. — Он отмстил вам и сейчас доволен. Ведь вы с ним встретились недавно, так? Он получил удовлетворение и больше ничего делать не будет. А может, ещё и пожалеет потом о содеянном.

— Но как мы можем теперь с ним разговаривать, если он… — вздохнула и женщина.

— Вы живёте иной жизнью теперь, чем раньше, до свадьбы, — напомнила Анюта. — Ваше право — менять не только порядок жизни, но и друзей. Думаю, он и сам больше не захочет вас видеть. Ведь мстил он не просто вашему мужу, но и вам. А значит, чувства, которые он к вам испытывал, либо были надуманные, либо слишком легковесные.

Пара распрощалась и ушла.

Вернувшись в комнату, Анюта присмотрелась к Вере. Девушка сидела на диване, задумчиво глядя в пол. Подняла глаза.

— Вот как бывает…

Поднялась с дивана и подошла к столику — убрать с него чашки. Анюта не решилась спросить, что она имела в виду. Но, кажется, чисто житейская сторона этого случая её здорово растревожила.

Следующий клиент оказался мужчиной лет за сорок. Он потерял отцовскую старинную табакерку, передававшуюся в семье от отца к сыну, и просил найти её. С этим делом было легче. Анюта уже приноровилась к собственному стилю поисков и попросила посетителя представить эту табакерку в воображении, чтобы она могла разложить на неё карты. Выяснилось, что вещица, которая обычно лежала на книгах, просто упала с полки книжного шкафа, подвинутая назад слишком жёстко поставленной книгой. И упала между шкафом и стеной. Шкаф теперь придётся отодвигать, но что эта работа, если предмет снова окажется в руках хозяина!

Мужчина ушёл, пребывая в восторге от работы Анюты, а она только вздохнула: если бы всё всегда было так легко!

Почти сразу после его ухода, в дверь позвонили.

Предполагая, кто это, но на всякий случай велев «деткам» закрыться в своей комнате, Анюта открыла дверь сразу. И стало радостно при виде беловолосой красавицы на пороге. Хозяйка пропустила желанную гостью в квартиру, и та получила свою долю восхищения от «деток», услышавших знакомый голос.

Когда все вчетвером засели в гостевой комнате, Анюта рассказал ещё раз, что получилось, когда она готовилась к приёму посетителей. Пашка мгновенно побледнел, услышав, что, возможно, им нанесёт визит Нил Прокофьич. А Вера упрямо склонила голову, сжав кулаки.

— А если не пускать его?

— Нам надо узнать, с какой целью он может прийти ко мне, — объяснила Анюта. — И лучше это сделать на своей территории. Этот дом мой. И он дышит моей силой. Да, старик сильней меня и вас. Но именно в моём доме он не то что слаб, но может не так сильно проявлять агрессию.

— Я хочу выйти к нему, — угрюмо сказала Вера. — И сказать ему всё, что я думаю! Пусть знает!

— Да он и так всё знает, — легко сказала Агния, при взгляде на которую «детки» снова успокоились. — Примите его визит как маленькую разведку. Молва постепенно говорит об Анне, что она неплохо колдует. Но, поскольку она появилась недавно, значит, она для Нила начинающая. А с такой можно попытаться снять силу. На сто процентов уверена, что Нил решил познакомиться с новоявленной колдуньей лично, чтобы убедиться: взять с неё силы нельзя. Или можно.

— Жаль, стукнуть его нельзя, — хмуро сказала Вера.

— Жаль, — согласилась Агния. — О… Кажется, наш странный и необычный гость звонит?

Анюта плотно закрыла дверь в гостевую комнату и пошла открывать входную.

 

Глава одиннадцатая

Этот банковский офис был последним в списке на сегодня. Викентий приехал к нему за сорок минут до закрытия, потому что знал: банк солиден, а значит, в его коридорах найдётся пара помещений, которые ему позарез нужны к вечеру. Он и начал-то хождение с утра примерно с такого офиса — побогаче. Чтобы, пока дожидался очереди на приём (пришёл специально пораньше, зная, что директора не будет), встать, тихо осведомиться у секретаря, где тут «мужская комната». В туалете он быстро побрился, благо вода под рукой и техперсонал обычно сюда по утрам не заглядывает (что он знал по отцовскому банку), и, освежённый, в более приподнятом настроении, снова сел у двери в директорский кабинет.

Директор того, утреннего банка, как Викентий и предполагал, отказал в приёме на работу. Если вспомнить, что шёл второй день поисков работы, то удивляться нечему. Отец чётко сказал, что обзвонит всех и предупредит, чтобы не брали.

Если ему откажут и здесь, в последнем по сегодняшнему списку офисе, он спокойно пройдёт до здешнего WC-а, где умоется перед предстоящим сном в машине, а дальше будет искать работу уже не в банке, а по газетным объявлениям. И его будет интересовать любое место, хотя бы чуть связанное с его специализацией. На первых порах подойдёт даже работа агента по продажам. Возвращаться к родителям он не собирался. Он уже прикинул, что можно продать «шкоду» и жить на эти деньги, снимая комнату где-нибудь на окраине — там дешевле. Ещё были наличные деньги. Банковскую карту отец тоже заблокировал. Но наличные были. Их Викентий собирался тратить на продукты, пока не получит первую зарплату на новой работе.

Наличные Викентий начал копить, когда после развода с Аней ему всё-таки навязали Нину, его одноклассницу. Они учились в элитной частной школе в одном классе, и их родители, любуясь парой, сентиментально вздыхали: «Вот бы их соединить!»

Нина пришла через неделю после его развода. И повадилась ходить каждый день. Что особенно раздражало: мать, как опытная шпионка, звонила ей, как только Викентий по старой привычке отзванивался домой с предупреждением, что он вот-вот вернётся. Он приезжал, а в холле его встречала ослепительно накрашенная и одетая Нина с какой-нибудь сумочкой. Эти её сумочки почему-то постоянно вызывали у него плохо скрываемую досаду… Одноклассница тоже успела «сходить» замуж и обрела привычки светской дамы, которые заставляли Викентия с трудом держать маску бесстрастия. В общем и целом — Нина бесила его. Они были абсолютно противоположны во всём. Он — любитель посидеть дома. Она известная тусовщица по ночным клубам. Ему наутро нужна была свежая голова, а он просыпался с гудящей — не от выпивки, потому что сразу предупредил, что пить не собирается. А от усталости. И от всё более подступающего раздражения. Он знал, что оказался отнюдь не светским человеком, но искренне не понимал, зачем нужно такое времяпрепровождение, да ещё в обществе, в котором не о чем поговорить. Светские сплетни его не интересовали, а болтовня впустую злила.

Наличные накопил легко. Не во всех клубах официанты получали чаевые сразу на личную карту. Так что, зная, что идёт в очередной поход по клубам, Викентий перед тем снимал наличку в кассе отцовского банка, благо карта его тогда ещё не была блокирована. Снимал так, чтобы часть оставить себе. «Мои личные чаевые, — криво усмехался он. — За то, что вожу Нину по злачным местам…» В ночных клубах он плёлся за одноклассницей или сидел за столиком, дожидаясь её. И всё чаще вспоминал, как в это время суток, будучи женатым, блаженно сидел в кресле, читая новости экономики, или вовсе лежал в постели с женой, которая помалкивала за своими книжками, не мешая ему вникать в газеты или журналы, которые выписывал банк. Днём он сидел в своём кабинете, выпив таблетку от головной боли, и пытался вчитаться в бумаги.

И однажды он не выдержал… Он забыл позвонить матери, перед тем как вернуться с работы, и дома она встретила его такими упрёками, словно он совершил преступление.

Это он себя так убеждал — забыл. Втайне надеялся: раз мать не успела предупредить Нину — к нему не будут приставать с требованием мотаться впустую по клубам, вызывающим у него лишь головную боль.

— Хватит, — привычно тихо сказал он. — Больше я не буду встречаться с Ниной.

— Да разве ты встречался?! — разгневалась мать. — Ты ходишь с нею и не проявляешь никакой инициативы! Нина — лучшая для тебя жена! Чего ты ждёшь?! Ждёшь, когда тебя к рукам снова приберёт какая-нибудь шваль не нашего круга?!

Смачно произнесённое слово «шваль» странной острой болью отозвалось в душе. Викентий взглянул на мать.

— Ты об Ане?

— Не называй её имени в моём доме! — заявила мать.

Он попытался уйти от разговора, который всё больше и больше начинал действовать на нервы. Однако спустившийся со второго этажа отец присоединился к материнским упрёкам, и через полчаса Викентий, впервые выведенный из себя до крика, хлопнул дверью родительского дома. И уехал из города. За час дороги, остававшийся до города, в который вернулась его бывшая, он съехал на обочину и, успокоившись от монотонной езды, на полном серьёзе размышлял: «Почему мне дана смазливая внешность, в то время как я скучный, необщительный человек? Мне нравится моя работа, а во мне видят прожигателя жизни… Любопытно, знай Нина о внутренней моей сущности, она бы отстала от меня?» И на риторический вопрос был вынужден ответить отрицательно. Нине он вообще неинтересен, как личность. Он ей нужен, как сын банкира, красавчик, с которым приятно прийти в клуб и похвалиться им перед знакомыми, ну и как светский человек, чьи манеры всегда на высоте. За минуты остановки на обочине он осмыслил всё, что было у него, пока Аня была его женой, и вынужден был признать, что она идеальна по всем параметрам. Даже в годы, когда её больше занимала их болезненная дочь, она успевала сделать всё, чтобы ему было комфортно работать и отдыхать. Перед уходом он бросил отцу, что Аня не только примет его обратно, но, позови он её — бывшая приползёт на коленях. Он выкрикнул это в запальчивости, но был уверен в этом факте.

И поразился, когда она, вроде бы уже растаявшая от его приезда, резко отказала ему. Он сообразил, что она живёт одна, но… Странное упрямство впервые в жизни заставило его остаться ближе к Ане, и он, поставив машину на автостоянке, хоть и бесприютно, но сумел выспаться. К кузену он просто не смог бы поехать: тот был на стороне родителей, и отец наверняка предупредил его…

… Сообразив, что за время воспоминаний он ссутулился, Викентий резко выпрямился. Перед ним сидел ещё один человек к директору. Судя по всему, Викентия сегодня уже не примут. Тем не менее, успев освежиться в мужской комнате, он сидел с прямой спиной и размышлял о том, как жёстко изменилась его судьба. А также о том, что он будет делать, когда ему вежливо скажут, что приём на сегодня закончен. Все неудачи запланированы им заранее, но становилось как-то не по себе от череды отказов…

— Виконт!

От изумлённого восклицания он вздрогнул и поднял голову. Кто назвал его университетским прозвищем? В приёмную, пока он раздумывал о своём положении, вошли трое мужчин, одни из которых быстро подошёл к нему и, стукнув по плечу от полноты чувств, свалился на стул рядом, сияя от счастья.

— Ты как здесь оказался? Решил переехать в наш город? Давно пора было! Ха, а ты не в наш банк намылился? И чего тогда здесь сидишь?! Вставай, идём вместе — я тебе такую рекомендацию дам! Сегодня же оформят!

Он не сразу узнал Ярослава, однокурсника и одногруппника, а тот так радовался его появлению, что Викентий тоже нехотя улыбнулся и, следуя тянувшей его руке, встал. На немедленное оформление он, конечно, не рассчитывал. Но перед директором, дядей Ярослава, последний пел такие вдохновенные дифирамбы Викентию, что слегка тучный мужчина лет под шестьдесят, с острыми глазами-буравчиками, сразу спросил:

— А от отца почему ушёл?

— Да там, небось, старые технологии в ходу, а наш Виконт такое умел изобретать, что только ах! — гордился однокурсником Ярослав, как всегда внешне восторженный, но в то же время умеющий оценивать человека.

— Есть такое, — неопределённо сказал Викентий. — Были некоторые разногласия.

Его увёртка от конкретики, как нежелание говорить плохо об отце, как ни странно, понравилась банкиру. Кажется, в Викентии ему понравилась деликатность сына, который не хотел, даже разругавшись, плохо говорить об отце. Он велел прийти назавтра и для начала попробовать себя в качестве кредитного консультанта… Ярослав вывел однокурсника из кабинета дяди и снова с чувством хлопнул его по спине. Викентий не обиделся — он сам был рад неожиданной удаче.

— Отмечать будем позже! — заявил Ярослав. — Сначала покажешь себя во всей красе, а потом посмотрим. Завтра, после оформления, я помогу тебе по кредитованию. Думаю, недели в нашем банке хватит для адаптации — тебе-то. Господи, как я счастлив, что ты разругался с отцом! Прости, конечно, но… Дядя ещё узнает, какого сильного спеца он себе отхватил!

На автостоянке однокурсник полюбовался «шкодой-октавией» и спросил, есть ли у Виконта место, чтобы переночевать. Заподозрив, что Ярослав готов приютить его, но логично стребовать за это цену бессонной в студенческих воспоминаниях ночи, Викентий отказался от заманчивого предложения, объяснив, что уже «забил» себе место для проживания. Они распрощались, довольные друг другом, и разъехались в разные стороны. Ярослав — домой, а Викентий — к магазину, неподалёку от дома, где теперь жила Аня. Когда машина замерла на уже привычном месте, он вышел. На улице — светлый вечер. Постояв возле машины, он обвёл глазами видимое пространство со всеми прохожими, с озабоченными покупателями, спешившими за продуктами, с машинами, то отходящими от стоянки, то, напротив, заезжающими на неё… Викентий машинально опустил глаза, обдумывая завтрашний день — первый рабочий, и так же машинально склонился забрать примеченную маленькую вещичку, которая пряталась среди скошенной газонной травы. Покрутил её, сам не понимая, зачем он взял этот кем-то потерянный предмет — пуговицу с продетыми в ушко тонкими травинками. Возникло дурацкое впечатление, что эта вещица его. Или для него. А потом забыл о ней, положив в бардачок…

Предстояла ещё одна ночь в машине. Но на этот раз Викентий не боялся, что придётся неудобно полулежать на заднем сиденье. Будущее неожиданно для него стало определённым. И это не то чтобы радовало, но успокаивало. Ради такого будущего он был готов потерпеть ещё немного отсутствие комфорта. А там, далее, можно рассчитывать и на новый, более тщательный разговор с Аней. И ещё… Наврав бывшей, что его семья наняла человека отследить жизнь Ани, он таким образом попытался скрыть, что в первое же утро по приезде в город, он съездил к её родителям, надеясь встретить её. Но… В половине восьмого открылась дверь подъезда, и на пороге появились три человека — мать Ани, её сестра — и его дочь, Лёлька. Девочка, одетая светло и легко по-летнему, радостно подпрыгивала между женщинами, держась за их руки. Он вдруг прикусил губу от странного чувства ревности. Лёльке с этими женщинами хорошо. Очень хорошо. Он не знал, как выразить свои чувства… Лишь одно перед глазами — прыгающая, весело щебеча, дочь. И нудная мысль о том, что его родители никогда не вели его, маленьким, именно так, иногда поднимая за руки в воздух, чтобы и он вот так, ликующе хохоча, качался и летел, поджимая ноги!.. Лишь спустя время он понял, что этим странным его чувством была элементарная зависть… И, когда Аня его отбрила, он снова вспомнил эту сценку с дочерью и задал себе лишь один вопрос: «Ты хочешь быть отодвинутым от всего этого?»

А потом была странная погоня в неизвестном даже Ане направлении, и он подчинился этой её уверенности, что так надо — ехать непонятно куда. И помог ей с девушкой и мальчишкой… Усталый, он не стал рассуждать и спрашивать, можно ли остаться. Зашёл в спальню бывшей, увидел кровать. И впервые за всё время выспался…

И ушёл ранним утром, потому что было стыдно.

Но главное Викентий знал. Аня пока никого не нашла не замену бывшему мужу. Это легко прочиталось в том, как легко она приняла его помощь. И даже тот странный парень во дворе её нынешнего дома не вызвал ненужных ощущений, что перед ним соперник… Глядя в ветровое стекло и ничего не видя, Викентий вдруг поймал себя на слабой улыбке. Привычно анализируя себя, усмехнулся: размышляя обо всём, он постоянно держал перед глазами образ Ани… Осторожно перебравшись на заднее сиденье, он снова неловко приклонил голову на свёрнутый плащ, захваченный из дома в качестве одной из необходимых вещей и в последние ночи служивший ему подушкой… Он вернётся к Ане тогда, когда не будет нищим просителем. Он должен встать на ноги и вернуться к ней уверенным мужчиной, который готов вновь просить её стать его женой.

Впрочем, всё это лирика. А завтра начинается желанная проза жизни. Работа. Систематичность. Уверенность в завтрашнем дне. И потому надо выспаться. Хотя бы так, в машине.

… Прежде чем открыть дверь человеку, которого она подспудно, до поры до времени сама того не зная, хотела убить, Анюта помедлила и напомнила себе, что за её спиной в полной боевой готовности притаился маг огня, а с ним рядом — два начинающих колдуна. Пальцы легли на замок и на дверную ручку. Открыла.

— Э-э… Здравствуйте, — робко сказал невысокий мужичонка лет пятидесяти. — Говорят, тут… э-э… женщина одна живёт… Ну, гадает, что ли. Здесь, да?

Сама обалдев от представшего её глазам посетителя вместо ожидаемого страшного Нила Прокофьича, Анюта отступила в сторону, пропуская его и растерянно кивая:

— Здесь. Здравствуйте. Заходите.

Пригибаясь и подняв одно плечо, словно боясь, что его вот-вот начнут бить, он поспешно протопал мимо неё, следуя жесту, показывающему в комнату. Уже в зале покрутил головой, втянутой в плечи, и Анюта торопливо сказала:

— Садитесь, пожалуйста, сюда.

Мужичонка суетливо устроился на стуле, всё так же униженно сутулясь и помаргивая на помещение исподлобья. Одет он был в обычную клетчатую рубаху с коротким рукавом и в давно не стиранные джинсы. Анюта даже первые минуты побаивалась спокойно дышать при нём, пока не поняла, что от него не пахнет вонью человека, который вообще о себе не заботится. Это было первое, что она о нём узнала. Он одинок… Взяв в руки карты, она обнаружила, что он пришёл к гадалке, несмотря на страх перед ней. Жутко не хотелось улыбаться ему, но серьёзное лицо его напугало: он поднял глаза — и тут же чуть не зажмурился, сморщившись от страха. Пришлось напрячься и улыбнуться ему, после чего он слегка успокоился.

— Ну, начнём? — с натужным весельем спросила Анюта. — О чём вы хотите узнать?

Он судорожно вздохнул и плачущим голосом протянул:

— Что-о? Что со мной?

— То есть вы хотите узнать, что было с вами и что будет?

Анюта была ошарашена и добивалась конкретного ответа, мягко подталкивая странного гостя наводящими вопросами. Поневоле она уже заинтересовалась этим мужчиной. Был он весь какой-то жалкий и несчастный. И первое, что она пыталась в нём расколоть: не двойственная ли то маска, когда человек выглядит так, а на деле — иной.

Но мужчина плаксиво сморщившись, замахал было на неё руками, а потом, словно опомнившись, быстро сунул ладони между коленями и истово уставился на хозяйку дома.

— Нет! Нет… Со мной — что?

Но Анюта и сама начинала воспринимать вокруг гостя что-то странное. Во-первых, клиент оказался ощутимым энерговампиром. Он сидел напротив, и она отчётливо чувствовала, будто ей медленно взрезают солнечное сплетение. Хотелось шлёпнуть ладонью по этому месту, чтобы закрыться от сидящего напротив.

А он будто понял — резко повернулся боком и закивал так, что она испугалась — голова его вот-вот оторвётся.

— Я так посижу, так посижу… Вы только посмотрите… Может, что и увидите да поможете… Устал я… — жутким шёпотом добавил он.

Во-вторых, внезапно начали неметь пальцы. Анюта поначалу связала это ощущение с тем же оттоком силы, пока не прочувствовала кое-что иное. Вокруг клиента колыхалось что-то такое, чуждое ему самому, но прилипшее так плотно, что не давало ему брать обычные человеческие силы из привычного всем пространства.

Колода чуть не вылетела из рук. Анюта встала — так, что клиент чуть не шарахнулся от её внезапного движения.

— Подождите немного, — с трудом шевеля губами, но доброжелательно выдавила она и, кивнув, вышла на кухню, после чего себя обругала: надо было в гостевую комнату — там сидят те, кто может помочь ей собраться не только с мыслями, но и с силами.

Но глаза уже остановились на столешнице, на ярком жёлтом пятне. Анюта схватила лимон и, взрезав его ножом и давя, с необычной жадностью выпила сок, не заметив его кислятины и горечи. После этого обернулась к образам в правом верхнем углу и помолилась о придании силы на преодоление невиданного зла.

Так же быстро вышла, памятуя, что негоже оставлять гостя надолго. То глянул на неё и с безнадёгой поднялся.

— Сам уйду, не гоните…

— Сиди! — сухо велела Анюта и, поймав его взгляд, принялась работать с раскладом.

Сначала вышел обычный цыганский крест, затем она, не сразу сообразив, добрала крест картами таро, а потом началась самая интересная, до сих пор поразительная для самой гадалки работа: руки двигались сами, выхватывая карты и стремительно меняя рисунок. И с каждым рисунком менялся мужчина напротив. И, вглядываясь в него, несущего на себе невидимую смерть, Анюта приходила в ужас. Пока он сам не простонал:

— Хозяйка, отпусти душу грешную!

Не сразу поняв, что клиент имеет в виду, она некоторое время продолжала жёстко глядеть ему в глаза, которые мужчина не смел опустить под её взглядом. Наконец дошло. И она отвела свои глаза, после чего он со вздохом облегчения зажмурился.

А руки продолжали менять рисунок смешанного расклада.

А клиент продолжал темнеть от наведённой на него смертельной порчи. Не одной.

И Анюта заговорила. Не привычно плавно, а отрывисто.

— Трое суток назад ты встретил старика с двумя телохранителями. Так?

— Было дело, хозяйка, было, — испуганно прошептал тот, не глядя на неё.

— У тебя нет работы. Разведён. Дети выросли. Живёшь у матери, на её пенсию.

— Так, так, хозяйка.

— И этот старик предложил тебе одно дело. Он сказал, что переведёт на тебя порчу и заплатит за это немалую сумму. Ты согласился.

— Да как было не согласиться? — просипел мужчина, ёжась и глядя на пол. — Они ж меня так окружили, что я уж, грешным делом, думал — убьют сейчас. Пообещали же, что ничего такого не будет. Мол, потом и снять легко… А деньги — они ж нужны. Матери, там, на лекарства. Да и пожить на них хоть немного. Знал бы, что будет…

— Мать тебя в первый же день выгнала, когда в твоём присутствии начала задыхаться. Так?

Мужчина снова плаксиво скривился — искренне: слезинка поползла по морщинистой небритой щеке.

— Ты пошёл к тому старику, но в том доме, где на тебя переводили порчу, не нашёл его. Ты хотел отдать деньги, потому что испугался.

Мужчина закрыл руками лицо и затрясся.

— Не нашё-ол! Ой, не нашё-ол… А потом он сам объявился. Сказал, что есть женщина, которая мне может помочь. Дал адрес, велел сюда ехать. А как не поехать, если от меня все шарахаются? Я ведь уже к другим сходил, позавчера, колдунам всяким, да всё без толку — гонят только, как будто заразу разношу.

«Конечно, разносишь, — лихорадочно думала Анюта, держась за оберег на груди и со страхом глядя, как к ней тянутся чёрные струйки с пространственного поля клиента. Она для пробы уже дала одной струйке коснуться своей кожи на руке и еле задавила в себе вскрик, когда чернота больно впилась в плоть, мгновенно принявшись пожирать её защиту. — Я ведь тоже хотела убить тебя, поняв, кто ко мне и с чем придёт… Ну, Нил, ну гад ты этакий!.. Ругаться смысла нет. Но и снять с этого человека все порчи мне не под силу. Кажется. Или я не знаю своих сил? Попробовать? Долгая работа… А мужику ещё четыре дня — и умрёт в мучениях… И так не оставишь, хоть я и поняла, почему Нил его ко мне прислал… Господи, что делать?!»

— Я помогу тебе, — резко сказала она и собрала две колоды. — Подожди меня здесь.

Она не боялась, что он сбежит. Дверь она закрыла на ключ, а ключ забрала с собой по тому же наитию, которое заставило её заваривать смертельный чай. Так что встала и пошла к гостевой комнате. Открыла дверь и предупредила:

— Ко мне не приближаться. Дело такое: клиент умирает под натиском нескольких порч, которые навёл на него Нил. Нил это сделал специально — для меня. Всё. Что делаем, Агния? Я чувствую, что могу с него снять все эти порчи, но это будет длительная работа. Насколько я поняла, если есть трудное дело, дома города мне могут помочь?

— Могут, — задумчиво сказала Агния, внимательно разглядывая Анюту.

Затем маг огня встала и кивнула хозяйке дома на выход. Оглянувшись на пороге, Агния покачала головой:

— Вы пока слишком слабые для такого. Не выходить, ясно?

— Ясно, — послушно откликнулась достаточно испуганная Вера, а Пашка только закивал, хлопая глазами.

Они вдвоём подошли к мужчине, который ошалело вскинулся на них — особенно на Агнию, конечно. Та свысока посмотрела на него и приказала:

— Сиди! — и, усмехнувшись, добавила: — Сейчас тебя спасать будем.

Она вынула мобильник и присела напротив мужчины, быстро спросив:

— Как звать?

— Михеем. Михей Петрович, — отозвался клиент.

— Алексис, позвони в дом целителей, пусть пришлют к Анне Сергеевне Стаса и Наталию. Потом перезвони Назарию, пусть дядя тоже сюда заглянет. Только пусть все приедут так, чтобы их никто не видел. Тяжёлый случай. Нил нацелился на Анну Сергеевну. Возможно, наблюдает откуда-нибудь исподтишка за домом… Нет, я сейчас перезвоню Харонам. Смерть — по их части. Пусть и снимают с него.

Открыв рот, Михей Петрович слушал странный для него монолог. Запавшие после обречённого плача глаза начинали оживать: кажется, он сообразил, что, раз столько народу вызывается ради него, кажется, он может рассчитывать на жизнь. Анюта же старалась просчитать эту речь с другой точки зрения. Если нужны целители, то это понятно: порча на мужчине уже начала своё разрушительное действие. Кто такой Назарий — она не знала. Наверное, какой-нибудь маг — специалист по снятию порчи. Но тогда зачем нужны Хароны? Нет, как раз это-то понятно — зачем. Агния уже в телефонном разговоре объяснила…

Тем временем Агния, словно полководец на поле боя, уже в приказном порядке потребовала от Андрея Ефимовича прислать кого-нибудь из Харонов. Кажется, удивлённый этим Андрей Ефимович затребовал подробностей, и Агния кратко обрисовала ситуацию, одновременно объяснив, почему нужно, чтобы Нил не видел, кто именно будет помогать несчастному, польстившемуся на дармовые деньги.

— А почему его нельзя на машине отвезти ко всем этим… — Анюта споткнулась на слове «магам». — Ко всем этим специалистам? И Нил бы не узнал, и никто бы не заметил.

— На Михее метка Нила, — рассеянно сказала Агния. — Её сразу не заметить. Но, если приглядеться, среди порчи она спрятана. Нил всегда будет знать, где находится Михей и что с ним. Ничего. Это ненадолго, — уже ободряюще сказала она, глядя на понурившегося мужчину. — Я тут кое-что придумала, как поймать Нила. Скажу дяде своему — Назарию. Если он одобрит идею, значит сделаем. Это ещё одна причина, почему нельзя трогать Михея с этого места.

Анюта с грустью подумала, что «детки», наверное, голодные: ужин отодвигается, а им ещё столько времени сидеть! Или, пока Агния здесь, отнести им что-то, что необязательно разогревать?

Будто поняв, о чём думает Анюта, Агния присела напротив Михея и принялась изучающе разглядывать его. Лицо девушки было спокойным, но внезапно вспыхнула свеча на столике. Михей аж чуть не упал со стула, отпрянув.

Для начала Анюта принесла-таки несчастному клиенту нормальный чай с печеньем, рассудив, что ему тоже надо хоть червячка заморить. А потом быстро наполнила поднос для «деток» и чуть не бегом отнесла его в спальню. Обрадованные Вера и Павел бросились ей на помощь, чтобы расставлять тарелки и чашки на столе.

— А почему нам не надо выходить? — спросил Пашка, с энтузиазмом пожирая бутерброд с ветчиной и сыром и поглядывая на яблоки.

— Тебе же сказали — порча на нём, — хмыкнула Вера.

— Не только это, — уже спокойно заметила Анюта. — Насколько я поняла, информация для магов и колдунов — это тоже своеобразная часть силы. Так что чем меньше народу будет знать, что вы здесь, тем лучше. И для меня, и для вас. Так что сидите тихо, как мыши, и лопайте все эти вкусности.

— Спасибо! — со счастливой улыбкой ответил Пашка, который держал в левой руке яблоко и не знал, с чего начинать: запивать бутерброд кефиром или куснуть сочный фрукт. И вдруг замер. — Ань, а ведь скоро мой отец должен приехать! Он же увидит… И его увидят! Что делать?

Анюта схватилась за голову и выбежала из комнаты посоветоваться с Агнией. И чуть не споткнулась: Агния стояла вместе с Михеем посередине комнаты, вытянув к нему руки, будто отталкивая, а на деле поднимая вокруг него, какого-то очень расслабленного и сонного, огненный круг. Как только огненный стакан скрыл голову мужчины, маг огня медленно опустила руки и обошла спрятанного в огне Михея. Пожала плечами.

— Неплохо получилось, — услышала Анюта её бормотание.

— А зачем это? — робко спросила она.

— Я оборвала его связь с Нилом. Огонь очищает. А что у тебя случилось? Краем глаза я видела, как ты из комнаты выскочила.

Анюта объяснила ситуацию. Агния подумала-подумала и пожала плечами.

— Телефонный номер его у тебя есть? Так за чем стало? Позвони и назначь встречу где-нибудь подальше от дома, ссылаясь на то, что дети сейчас не должны встречаться с родителями. Построже скажи. Эта ложь — во благо. А я подожду всех, кто должен прийти.

Анюта бросила последний взгляд на огненный стакан, который прятал Михея, и заторопилась к «деткам». Здесь она позвонила отцу Пашки, который и впрямь уже подъезжал к её улице, и назначила ему встречу у магазина. Через пять минут она торопливо вышла из подъезда, стараясь не оборачиваться по сторонам в поисках Нила или его телохранителей. И только обходя дом, сообразила, что назначила встречу у того самого магазина, где стояла ранее машина Викентия.

 

Глава двенадцатая

Мысленно хватаясь за голову, она вспоминала весь домашний винегрет: «детки», которых надо прятать от всех; маг-огневик, который огородил «порченого» бедолагу огненной стеной от всего мира; а когда она, Анюта, вернётся домой, там уже будут Хароны, целители и неведомый пока Назарий, который должен будет одобрить невысказанную вслух идею Агнии или, напротив, обрубить её на корню. «Не квартира, а проходной двор! — суматошно раздумывала она. — Ой, а ведь с отцом Пашки ещё придётся говорить. Хотя с ним легче. Твёрдо скажу, что нельзя видеть сына из-за магических дел! Думаю — это сработает… А если я там встречусь с Викентием?! Хм… Если встречусь — мой оберег на удачу не сработал. И что бывший скажет при виде того, как Пашкин отец передаёт мне сумку с яблоками? — И решила: — Если увидит, ему придётся эту сумку тащить ко мне в дом. Ой… А Викентию… Можно будет видеть всю братию, что у меня собирается?! И как ему объяснить, кто все эти люди?! Хм… А нужно объяснять?»

Шла к магазину и абсолютно отчётливо чувствовала, что волосы стояли дыбом. На всякий случай даже подняла руку, словно невзначай огладить их. Нет, всё нормально, лежали спокойно, несмотря на ветерок. Тёплый летний вечерок, когда солнце уже начинало просто пригревать, а не палить, уходя на покой, уютно ложился на плечи и успокаивал. И Анюта в конце концов решила: «Не буду думать заранее, что делать и что говорить. Как встречусь — так и буду напрямую болтать!»

Свернув за угол, она первым делом пригляделась к автостоянке и вздохнула. Машина бывшего здесь. Неужели Викентию нужна удача сильней, чем она думала. «Ладно, если вечером будет время, сделаю ещё один оберег», — думала она, приближаясь к магазину и уже высматривая машину Пашкиного отца — в упор не помнила, какая у него была, мелькало лишь в памяти, что светлая.

— Анна Сергеевна! — помахали от последней в ряду машины, и Анюта заспешила к высокому мужчине, который радостно потрясал большой продуктовой сумкой.

Как мальчишка — улыбнулась Анюта.

Когда она подошла, родитель поставил сумку в машину, на сиденье, явно собираясь порасспрашивать хозяйку квартиры о сыне.

— С Павлом всё хорошо, — опередила вопрос Анюта. — Но пока вам нельзя его видеть.

— Что-то вроде магического лечения? — деловито уточнил родитель.

Чуть не рассмеявшись: этот широкоплечий мужчина по-детски балдеет, оттого что его сын — не простой человек! — она поспешила согласиться с ним.

— Что-то вроде, — кивнула она.

— Жаль, что вам придётся нести такой груз, — вмиг расстроился он. — Может, хотя бы до подъезда?

— Нет. Лучше не надо, — уже серьёзней сказала Анюта. — А сумка — ничего. Буду менять руки — и донесу. Большое вам спасибо!

Сумка оказалась и впрямь тяжеленной, но Анюта снова улыбнулась отцу Пашки и спокойно пошла назад. У того же магазинного угла она оглянулась, остановившись и, как и было обещано, поменяв руки. Короткий сигнал с дороги оповестил, что уже знакомая машина поехала домой. Она помахала рукой вслед — и внезапно отягощённая сумкой с яблоками рука резко полегчала.

— Что это? — бесстрастно спросил Викентий, слегка приподнимая сумку.

— Яблоки, — беспечно ответила Анюта, спокойно глядя на бывшего и, стараясь не выдать, внимательно оглядывая его. Побрит, чуть пахнет мужским кремом. Странно, машина здесь, а выглядит… Ой… Выглядит так себе, если учесть, воротник сорочки, едва видневшийся под пиджаком. И её же манжеты, краешек которых высовывается из пиджачного рукава.

— Кто он? — всё так же сухо спросил он.

— А зачем тебе это знать? — приноравливаясь к его интонациям, спросила она.

Впервые в жизни она увидела на его обычно спокойном лице раздутые ноздри.

— Аня, кто он? — настойчиво повторил он.

«Поверит — нет?»

— Это отец Павлика — того мальчика, которого мы вместе с тобой спасали. Вчера он пообещал привезти нам яблоки, что и выполнил.

— Но почему он не привёз их к тебе домой?

— Вопрос, конечно, интересный, — в сердцах пробормотала Анюта, нетерпеливо оглядываясь на дом, до которого совсем немного, а этот её держит здесь, в то время как она чуть не подпрыгивает от нетерпения вернуться. — Викентий, давай, я тебе чуть позже объясню, а пока мне некогда — у меня гости!

— Вчерашние? — как-то тускло спросил он.

— Викентий, а почему ты здесь? — спохватилась она. — Ты так и не съездил к кузену?

— Нет. — Он ответил тихо, без эмоций, а потом с едва уловимым вздохом спросил: — Можно — я донесу сумку до двери? В квартиру рваться не буду.

— А чего в неё рваться? — легкомысленно спросила Анюта. — Хочешь проверить, не вру ли насчёт гостей? Так могу дверь распахнуть, чтобы ты увидел и услышал. Только… Викентий, зачем тебе это?

— Давай просто донесу, — упрямо повторил бывший и пошёл впереди неё.

На улице ещё достаточно светло, и Анюта, прикусив губу, уставилась на ноги бывшего. Ботинки сияют — вычистил в машине. Но края штанин пыльные… Сколько он уже без привычных ему удобств:.. А потом Анюта вдруг вспыхнула: не хочет ли он таким образом — жалостью к себе! — надавить на неё?! Чуть не побежала за ним и догнала у подъездной двери. Хотела вырвать сумку из его рук, но он сам протянул груз с яблоками уже на её лестничной площадке.

— Аня, я нашёл работу в твоём городе. Ты не будешь возражать, если я… — Он замялся, раздражённо кривясь и глядя в сторону.

Не дождавшись от него ответа, она уточнила:

— В смысле, у тебя здесь, в городе, кроме кузена, никого нет, а ты хотел бы?..

— Да, хотел бы. — Он вопросительно взглянул на неё. Уже привычно бесстрастный. — Хотя бы иногда. И с Лёлькой.

— Созвонимся? — предложила она и чуть не фыркнула, приметив на его лице облегчение.

— Спасибо, Аня.

Но, прежде чем попрощаться, она-таки полностью открыла дверь в квартиру. Кусочек зала, то бишь проходной комнаты, отсюда прекрасно виден. Как видны и люди, которые довольно активно передвигаются в этом кусочке. Он явно не понял, что за люди, но смирился с безысходностью и, кивнув, быстро сбежал по ступеням. Глядя ему вслед, Аня покачала головой: «Упрямый! — А когда зашла в квартиру, всё ещё не показываясь людям, собравшимся в ней, вдруг засияла: — Лёлька обрадуется! Вот будет сюрприз для доченьки! Пока жили в общежитии, сколько раз она спрашивала о нём! Фиг с ним самим! Но Лёлька будет рада!.. Правда, ещё родителям придётся объяснять, что к чему… С другой стороны, мы и не договаривались, что ему доступа к дочери не будет, так что…»

Пальцы онемели от тяжести и таким образом напомнили, что пора бы освободиться от сумки. Анюта закрыла дверь на замок и запоздало удивилась: «А откуда все эти люди, если я постоянно видела дорогу от магазина до дома — и ни одна машина сюда не заезжала?! Или они все пришли осторожно — пешком, чтобы Нил или его подручные никого не заметили? Но столько народу…»

Она быстро оставила сумку с яблоками на кухне и почти добежала до зала, где, при виде множества, как на первый взгляд показалось, людей, сначала растерялась. Но её заметила Агния и звучно сказала:

— Вот и хозяйка вернулась!

— Добрый вечер, — запыхавшись, поздоровалась Анюта, несколько стеснительно разглядывая своих странный гостей. Тут же обратила внимание, что в проходной комнате только взрослые. А где Вера с Павлом? Или их попросили не выходить из комнаты?

Поскольку к ней пока не обращались, занятые изучением Михея, который, остолбенев, продолжал стоять посреди комнаты — уже огненного кокона, она проскользнула в комнату к «деткам». Девушка и мальчишка сидели за временно письменным столом и старательно корпели над тетрадями, записывая под диктовку заклинания прадеда Николая. А диктовал им невысокий мужчина невнятно пожилого возраста, зато потрясающей внешности: коренастый и в то же время, кажется, очень худощавый, потому что потрёпанный и даже мятый, в заметных пятнах чёрный костюм висел на нём, мягко говоря, свободно; лохматый, будто лесной леший какой-то — особенно из-за густых торчащих бровей над небольшими, к тому же сощуренными глазищами, радостно ухмыляющиеся, а уж особые приметы — толстый нос в оспинах и толстые же, вывороченные от усердного чтения губы — превращали его в незабываемую личность уже по первому впечатлению.

Читал он заклинания прадеда Николая так, что Аня заслушалась, пока неизвестный не гаркнул (отчего она чуть не подпрыгнула):

— Стоять! Что ж ты, мила-ай-то, пишешь! Уж так я читаю медленно — чуть не по слогам, а что же ты записываешь за мной, а? Ты ж, прочитай эту запись свою корявую, в такие тартарары свалишься, что тебя оттудова вовек не вытащат!

Через мгновения неизвестный отвлёкся от обучения и диктовки и заметил Анюту. Но за эти мгновения она сообразила, почему и Вера, и Пашка во всём ему послушны и даже покорны, боясь пискнуть. На пиджачном плече чудика сидел странный зверь: он был похож на ящерицу — по очертаниям, если бы не длиннейшая шерсть, очевидно хорошо расчёсанная, поскольку свисала ровным слоем. И на этого зверя упорно смотрел Барся, чьи глазища полыхали охотничьим призрачно-зеленоватым отсветом. Впрочем, зверь тоже сверлил кота суженными жёлтыми глазами.

— Хозяйка ли? — отрывисто спросил неизвестный.

— Да, я Анна Сер…

— Ишь, Сергеевну ей подавай! Мала ещё да неопытна для Сергеевны! Будешь, как себя зовёшь, — Анютой! Меня зови дядя Назарий, ясно?

Анюта хотела было сказать: «Ясно — чего орать-то?» Но вовремя сообразила, что лучше промолчать, иначе будут разбираться долго и упорно, а у неё и так дел по горло, с которыми разобраться ещё предстоит.

— Вот именно! — самодовольно выпалил Назарий, будто отвечая на её мысли (или не будто?!), и тут же снова гаркнул: — Чё мужа-то оставила на улице?! Совсем бабы стыд потеряли — уж и добытчик в дом да работяга им не по нраву!

«Детки» робко, но вопросительно глянули на ошарашенную Анюту. Ответить она не успела, да и не сумела и счастье, что в комнату заглянула недовольная Агния.

— Дядя, ты опять орёшь! Может, чуть потише, а?

А в следующий миг косматая ящерица соскользнула с плеча Назария на стол — «детки» с криком отшатнулись от неожиданности — и вцепилась в прыгнувшего ей навстречу Барсю. Громадный мохнатый клубок с рычанием и визгом шлёпнулся на пол. «Детки» с воплями прыгнули на кровать Веры, а Назарий, совершенно спокойный, нагнулся и за шкирки поднял и буквально отодрал друг от друга драчунов. Впрочем, за шкиряк он поднял Барсю. Ящерице не повезло — её прихватили за лохматый хвост. После чего Назарий всё так же спокойно бросил Барсю на раскладушку Павла — та с грохотом подпрыгнула, а ящерицу поднёс к своим глазам. Анюта, обалдевшая от происходящего, решила, что он сделает странному зверю воспитательное внушение, но Назарий заорал прямо в узкие глаза ящерицы:

— Цыц — я сказал! Договорились же! Чего лезешь, куда не просили?!

— Анна Сергеевна, — вполголоса сказала Агния, — пойдёмте в зал.

— А как же… — растерялась та.

— Назарий побалуется в роли учителя и тоже вернётся. И не обращайте на него внимания. Он всегда орёт. — Агния за локоть вывела из комнаты оглядывающуюся на комнату и на «деток» хозяйку квартиры и ещё тише сказала: — Пусть Назарий вас не смущает. Орать он всегда будет, но обычно среди этого ора бывают по-настоящему золотые слова. Насчёт Михея он нам уже всё, что надо, сказал, вот и переключился на детей. Но не бойтесь за них. Вера и Павел скоро поймут, что он не страшный. Хотя пару ласковых он и им уже ввернул.

— А что за животное у него на плече? — шёпотом поинтересовалась Анюта.

— А, опять из подпространства тварь притащил. Будет экспериментировать! — отмахнулась Агния. — Мы уже привыкли. Правда, вне своей лаборатории он обычно их редко прогуливает. Но, видимо, эта вот тварь из более или менее приемлемых для приручения, вот он с собой и захватил.

— Но…

— Анна Сергеевна, у нас к вам такой вопрос возник, — от толпы вокруг Михея оглянулся Андрей Ефимович. — Даже не знаем, как вы отреагируете на него. И захотите ли участвовать в этом… безумии.

— И… что за вопрос? — Анюта предпочла промолчать о безумии.

— Мы хотим поймать Нила на процессе вытягивания чужой силы. Вас в лицо он не знает, ну и… Не хотите ли попробовать себя на роль его жертвы?

— Но я же вроде всё взяла от прадеда Николая? — растерялась Анюта. — Да и он знает, Нил этот, где я живу. Михей чётко сказал, что его Нил напрямую сюда прислал!

— Э-э нет, не всё так просто, — сказал внезапно появившийся в зале Назарий. — Твой прадед, Анюта, удумал сделать такую штуку интересную, что, даже померев, водит Нила за нос. А именно — создал вокруг всего дома такую… — Назарий даже задумался, явно затрудняясь назвать созданное явление, — … сильнейшую оборот-обманку! А-ах, какую сильную! Жив был бы, мы б с ним ругались, но что за ним о-очень одобряю — умнейший мужик был! И сильны-ый!

Анюта неожиданно обнаружила, что сидит за обеденным столом, вокруг которого сидят и остальные гости, которые внимательно слушают Назария.

— Дурак — Нил! Ой, дурак! — дробненько рассмеялся вдруг Назарий. — Он же до сих пор не знает, взяла ли ты всё от прадеда! Обманка эта, Николаева-то, ему не даёт понять, можно ли из тебя силёнки перекачать. Раз он уже подступался к тебе — так, что ты не знаешь того. Приходил ночью, а понять, полноценная ли ты ведьма — так и не сумел. Он всё информацию проверял вокруг дома, а она, информация-то, не поддаётся! — И внезапно Назарий ухмыльнулся. — Агния порой дурёха тоже, но она придумала неплохо…

— Агния! — укоризненно вскричал Андрей Ефимович и мгновенно схватил вазу с лесными цветами, выбросив их, а воду выплеснув на загоревшуюся штору. После чего вернул вазу на место, воткнув в неё букет и виновато глянув на хозяйку, но та была так ошеломлена, что реагировать не могла.

— Говорил же — дурёха, — спокойно сказал Назарий. — Чуть что — и вспыхнула.

— Дядя… — сквозь зубы предупредила маг огня.

— Была бы умной — не пыхала бы! — издевательски прикрикнул тот. И резко посмотрел на Анюту — всё с той же тяжёлой ухмылочкой. — Ну, пожелаешь ли приманкой побыть, чтобы Нила поймать?

Оглушённая всем, что говорилось, Анюта бессмысленно смотрела на него.

— Вы мне даже… — начала она, пытаясь объяснить, что события слишком быстро начинают свой разбег, но слов не подобрала, зато оглянулась на движение от гостевой комнаты: оттуда высунулись Вера и Пашка — оба с горящими от любопытства глазами. Сердце замерло, когда она вспомнила, как они лежали в прибрежной траве, в мокрой к вечеру осоке. И как она испугалась за них, как решила, что Пашка мёртв, пока Викентий не сказал — живой! Она облизала губы и покачала головой: — Пожелаю!

И тут же ужаснулась: «Во меня меня втравили — или хотят втравить?» Назарий медленно повёл головой — тоже посмотреть на «деток».

— Вот как было, значит… — пробормотал он, глядя на Павла.

— А как? — отчаянно спросила Анюта. — Как вы хотите поймать Нила? И как я могу помочь в этом деле?

— Мы сделаем из вас начинающую и в защиту Николая вставим информационную точку для Нила, — сказал Харон, отдышавшийся после эскапады Агнии. — Михея мы заберём — вызовем скорую. Среди медперсонала парочка Харонов есть — вызвать нетрудно. Это будет первый звонок для Нила: вы начинающая, потому что справиться с наведёнными на Михея порчами не сумели. Подручные Нила, которые сейчас сидят на детской площадке, увидят машину и сразу доложат Нилу. Только вот в подъезд войдёт один санитар скорой, а вынесут носилки уже трое — то есть вот эти двое (он указал на одинаково одетых в джинсу мужчину и женщину — оба лет под тридцать), Стас и Наталия, наши целители, будут сопровождать эти носилки так, как будто они тоже вышли из машины. А далее машина уедет в дом целителей. Вы останетесь в одиночестве…

— Как это — в одиночестве? — испугалась Анюта. — Я обещала родителям Веры и Павла приглядеть за ними!

— Дети останутся в квартире — и их никто не достанет. Нил сюда не полезет, — пренебрежительно к старому колдуну протянул Назарий. — Квартира с такой защитой ему не под силу. А я ломать сделанное Николаем не буду. Милочка Анюта, — вздохнул дядя Агнни. — Тебе предстоит не самый уютный момент. Тебя похитят во дворе этого дома и увезут к Нилу. Самое неприятное будет в его доме, когда он заставит тебя быть слабой и присосётся к твоей силе. Но сия неприятность долго не протянется. Мы будем начеку.

— А без этого никак? — с трепетом спросила Анюта.

— Есть другие варианты, но они более… трудно выполнимые, — с грустью сказал Андрей Ефимович. — То есть нам придётся выждать, пока он не найдёт ещё одну жертву. Проблема в том, что неизвестно и когда он её найдёт, и что это будет за жертва.

— А нельзя ли к нему какой-нибудь магический жучок прицепить? — осмелилась спросить Анюта. — Ведь тогда можно было бы отследить, что он делает.

— Нил знает, что он преступник магического мира, — сказал Харон. — Поэтому он каждый день себя внимательно обследует и очищается от всего, что прилипает к его личному пространству. Жучок он заметит сразу. Увы… Прецеденты были. Мы ведь тоже до вашего появления не сидели сложа руки, а пытались поймать его. И прокололись не один раз. Он ведь тоже, по колдовским меркам, довольно силён. И то, что сегодня предложила для вас Агния, очень грубо, но, мне кажется, действенно.

Анюта опустила голову, глядя на рисунок скатерти и не видя его. Согласилась. А может, зря? Но снова посмотрела в сторону гостевой комнаты. «Деток» уже не видно, но она представила, что будет с Лёлькой, если та станет её преемницей, представила впившегося в дочь злого, почти бессмертного старика.

— Хорошо, — выдавила она, подняв глаза на сидящих за столом. — Значит, завтра я выйду во двор — и меня похитят?

— Ну, это уж вряд ли, — сказала Агния, успокоившаяся, но мрачно следившая за Назарием. — Пройдёт немало времени, прежде чем Нил поверит, что нашёл начинающую ведьму. То есть, как мне думается, пройдёт не менее недели, прежде чем он уверится, что может похитить вас без всяких последствий для себя.

— И всю неделю за вами будут следить не только подручные Нила, — добавил Харон, — но и наши ребята. Так что, надеюсь, вам предстоит пережить лишь несколько неприятных часов, после чего уже никто в городе не покусится на вашу силу.

Она чуть не ляпнула: «Только надеетесь, но не уверены?» Но промолчала. Назвался груздем — полезай в кузов.

— Значит, — с сомнением сказала она, — я могу продолжать ту же жизнь, что и до сих пор? Принимать посетителей и учить Веру и Павла?

— Именно! — подтвердил Назарий. — А если будут проблемы с обучением, милости прошу в музей на набережной — там моя лаборатория.

Солнце скрылось, но на улице ещё было светло, когда к подъезду приехала обещанная скорая. Держа сложенные носилки, словно портфель, в дом вошёл санитар в халате. Уговаривать лечь на них Михея не пришлось. Едва он понял, что его и впрямь спасают опытные в этом деле люди, он немедленно растянулся на носилках и замер. Целители взялись нести с двух сторон, а приехавший санитар шёл впереди и спокойно открывал двери перед ними. Сначала не поверившая, что наблюдатели могут обсчитаться с приехавшими на скорой помощи, Анюта, стоявшая у кухонного окна, ахнула, когда на улице невооружённым магией глазом увидела двух санитаров, несущих носилки!

— Иллюзия, — легко сказала Агния. — Ну, что, спасибо вам за вашу помощь, Анна Сергеевна. Без балласта в виде порченого Михея мы уйдём отсюда незамеченными. Как и пришли. До свидания.

— До свидания, — недоумевая, ответила Анюта, когда Агния взяла со стола свечу и одним взглядом на неё зажгла фитиль. Зачем? В комнате и так светло!

Харон улыбнулся хозяйке дома и шагнул в тень, которая образовалась за полуоткрытой дверью в её собственную комнату. И пропал. Онемевшая Анюта только рот открыла. Следом, поклонившись Анюте, шагнули два молчаливых Харона, которые ей не представились и о которых она постоянно забывала, пока не натыкалась на них взглядом. Ей ещё показалось, что эти двое не совсем самостоятельные, а сопровождают Андрея Ефимовича. И тоже исчезли в тёмной комнате.

— Если будет необходимость, звоните, — предупредила Агния, ставя свечу в подсвечник. — Придём сразу, если будет срочность — и именно таким образом. Впрочем, по мобильнику нетрудно будет напомнить, что для нашего скорейшего появления понадобится тень в доме. Дядя, ты идёшь?

Назарий стоял возле того же обеденного стола и неведомо чему ухмылялся, а потом вдруг насупился и погрозил пальцем чему-то, что даже не разглядела Агния — видела Анюта её сомкнутые от напряжения брови.

— Нечего, нечего! — проворчал Назарий. — Когда Хароны в доме — не попадайся им на глаза! Не дури! Вот уйдут — тогда возвращайся!

— Дядя! — нетерпеливо позвала Агния, и он пошёл к ней, машинально гладя косматую ящерицу на своём плече.

В квартире воцарилась тишина. Анюта поморщилась: впечатление такое, будто в неё старательно напихали кучи информации, но не объяснили, как всё соединить между собой. Слегка подташнивало, и болела голова.

— Ань…

Она обернулась на шёпот.

— Ушли, да?

«Детки» нерешительно вышли из гостевой комнаты. Огляделись.

— Они что — снова ушли в тени? — спросила Вера.

— Откуда вы знаете? — поразилась Анюта, потом сразу сообразила — откуда, но ответ Павла выслушала внимательно.

— Когда ты ушла, Агния тут свечи зажигала, а потом двери открывала, а один вышел из прихожей.

— Но не сразу, — сказала Вера. — Сначала она им сфоткала эту комнату и разослала снимки, чтобы они знали, куда выходить.

— Аня, а ты папу встретила? — спросил Пашка. — Чё-то яблок захотелось!

— Они немытые, — машинально откликнулась Анюта и повернулась идти на кухню.

— Я помою, — пообещала Вера, шагая за Пашкой, который чуть не вприпрыжку помчался за яблоками.

Затем они сидели за кухонным столом и хрумкали не только яблоками, но и персиками, которые оказались на самом верху в сумке.

Анюта пыталась обмозговать произошедшее и понять, правильно ли она сделала, согласившись на участь подставной жертвы. А ещё размышляла о том, что, несмотря на внешнюю грубость, ей очень понравился Назарий. Колоритный дяденька! Правда, он тоже подкинул ей пару ну очень таинственных загадок. Что он имел в виду, говоря о муже? Викентий — бывший! А Назарий назвал его именно что мужем… А напоследок — с кем говорил этот дядька и о чём предупреждал, напоминая о Харонах?

— Ань, а ты тоже умеешь ходить тенями? — спросил Пашка, который до сих пор помалкивал, явно тоже обдумывая странный вечер.

— Нет, не умею. — И, сообразив, что для мальчишки этого маловато, добавила: — Мне кажется, эта способность магическая. А мы — колдуны. И ведьмы, — улыбнулась она насупившейся Вере. — И, хоть такая способность мне тоже нравится, но я нисколько не завидую магам. Ведь у колдунов в заначке тоже немало интересных приёмов. Вот научимся всему, а там… Глядишь, вы тоже придумаете своё — близкое к магическому.

— Ты так смешно сказала — научимся, — заметила Вера и потянулась взять ещё один персик. — Как будто уже не учёная.

Анюта помотала головой и задумалась.

— Неа, неучёная. Мне кажется, тетради прадеда Николая — это только старт. А всё остальное — зависит лишь от нас самих. Ну, как моя способность предугадывать, сколько у меня каждый день будет гостей. В тетрадях прадеда этого не было. Но, когда развиваешь свой талант, всегда видно, куда можно двигаться дальше. Неужели вам кажется, что вы выучите все заклинания деда Николая — и всё? Остановитесь?

— Ну, Андрей Ефимович сказал же, что у нас есть что-то от Харона и мага огня, — напомнила Вера. — Наверное, нас и этому будут обучать. Но, если честно, я бы тоже хотела иметь какую-то интересную способность, как у тебя с подносами. Мне тоже нравится знать заранее — хоть что-то! Аня, как думаешь, что надо для этого делать?

Она пожала плечами.

— Прислушиваться к себе и приглядываться к тому, что делаете? Не знаю.

— Ань, а давай напросимся к Назарию в музей? — предложил Пашка.

— А что так? Я думала — вы его испугались?

— Ну его! — отмахнулся мальчишка. — Пусть орёт. Мне просто кажется, у него в лаборатории столько всего интересного! А-ань, уговори его — пусть нам покажет!

— Сначала позвоню Агнии — можно ли так, — подумав, кивнула Анюта. — А уж если она добро даст, то я тоже не возражаю. А пока — идём дописывать дедовы заклинания. Время есть, так что продолжаем учёбу.

 

Глава тринадцатая

В половине одиннадцатого Анюта велела «деткам» ложиться спать. Они с жаром и даже с негодованием принялись убеждать её, что сна у них ни в одном глазу. Ровно в одиннадцать она зашла к ним, чтобы выключить настольную лампу. Вера и Пашка крепко спали, посапывая во сне. Анюта довольно усмехнулась и сняла с верхнего края двери незаметно повешенный на неё полчаса назад венок из пустырника. Валериану она не решилась подсунуть. Барся мгновенно бы учуял — и вой устроил бы жуткий. Плавали — знаем. А так своевольные детки, не заметив подсунутого колдовского творения её рук, быстро заснули.

Выйдя от них в зал, Анюта задумчиво положила на стол сухой венок и присела на корточки перед потушенной Андреем Ефимовичем шторой. Помяла в руках края одной из чёрных дыр. Подсчитала, во сколько обойдётся купить новые шторы. Нет, она прекрасно понимала, что Агния наверняка компенсирует ей испорченные шторы — видела её оценивающий взгляд на окно перед тем, как магу-огневику пропасть. Но ведь интересно… В день она сама, как ведьма, зарабатывала от пятисот до тысячи с лишним рублей. Некоторые посетители воспринимали её предложение платить столько, сколько сами захотят, с суеверием: больше заплатишь — лучше будет результат. Некоторые же не могли предложить и больше ста рублей. Зато… Плюс к этим деньгам у неё были небольшие деньги от шитья детских платьев. Она улыбнулась: а ещё теперь можно сэкономить на покупках, потому что есть кому привезти яблоки.

Поднявшись с корточек, Анюта пошла в кухню — отмыть руки от сажи. А заодно определить план действий на завтра. Ведь теперь надо думать не только об уборке дома после беспокойных гостей и о приёме посетителей, но и об учёбе «деток». И о том, что через два-три дня маги придумают для неё личный «жучок» с информацией-обманкой, что она, Анюта, только-только принимает силу прадеда Николая…

Все деятельные мысли перебивал образ Викентия. Он то и дело возникал перед глазами, и Анюта не сразу сообразила, что он всё ещё думает о ней. Двенадцатый час. «А если бы я не любила его — не почувствовала бы», — грустно констатировала она, вытирая руки полотенцем и не отрывая взгляда от часов. Что делать? Очень хочется привести его в квартиру и дать возможность нормально поспать. Но как объяснить «деткам», что в доме появился… Вообще-то, он их спаситель. И, если Викентий не наврал, из-за работы он будет пропадать вне дома почти целый день… Анюта поняла, что сейчас побежит к нему. Понять было нетрудно: она стояла в тёмной прихожей носом к входной двери.

Шаг назад. Потом вернулась в кухню. Выключив свет, села прямо на пол. В «лотос». Пальцем очертила вокруг себя невидимые линии. Замерла, прислушиваясь к ощущениям за стенами квартиры. Десять минут тщательного «обследования» заставили выдохнуть с облегчением: те двое, Ниловы подручные, которые сторожили её, ушли. Их жёсткого внимания, направленного на окна и на подъездную дверь, она больше не чувствовала.

— Когда-нибудь всё равно пришлось бы решиться, — прошептала она и встала.

Первым делом отключилась от всех мыслей, настроившись только на Викентия. Будто наблюдая со стороны, начала следить за собой. Сначала просто стояла. Потом обернулась к холодильнику и вынула из него пластиковую бутылку молока — бывший всегда любил холодное. Добавила к нему чашку. Вскоре на столе появились два куска курицы, из тех, что она запекла в духовке под сырной корочкой. Ну-ну… Вот как… Кажется, она, даже не подозревая того, уже прикидывала, что приведёт его в квартиру? Или не прикидывала, но подспудно знала, что Викентий будет сегодня её гостем? Иначе почему она приготовила сегодня его любимое блюдо? Мда… Надо бы внимательней смотреть, что она делает каждый день… Хмыкнув, она внезапно вспомнила, что в ночь, когда он помог ей с «детками», он тоже остался у неё. И перед уходом наверняка с огромным аппетитом съел то, что она опять-таки подсознательно приготовила для него! Его любимые сардельки!

Накинув лёгкую кофточку, Анюта тихонько закрыла входную дверь на ключ. Постояла перед дверью и опять-таки пальцем начертила на двери защитный знак. Кто-то чужой, пожелай без ведома хозяйки войти в дом, в шаге перед дверью начнёт сомневаться, а стоит ли это делать.

На улице застоялся странный воздух: поверху всё ещё плавали жаркие струи дневного, а ноги мягко обволакивали прохладные волны ночного. Анюта застыла, с наслаждением впитывая запахи сухой земли, горячего асфальта и подсыхающих трав. Отчётливо чувствовала тополиную горечь и сладкий шиповник. Опомнившись и виновато улыбаясь, она стиснула на груди края кофточки и поспешила за угол дома, к магазину.

Здесь было немного страшновато. Всё-таки у своего дома Анюта вообще не ощущала страха, но здесь, где всё пустынно и шаги отдаются так, словно она вышла в сапогах, приходилось с опаской поглядывать по сторонам, несмотря на все надетые ею сильные обереги.

Машина Викентия стояла на месте. Не мешкая, Анюта чуть не подбежала к ней и уже без сомнений стукнула в окошко. Пауза. А затем машина качнулась пару раз, и открылась дверца. Викентий вышел.

— Ты?..

В его голосе она услышала столько надежды, что быстро показала головой.

— Нам надо поговорить. Возможно, тебе самому не захочется меня больше видеть.

— Ты нашла кого-то? — ровно спросил он.

— Давай я расскажу всё с самого начала, а потом ты будешь у меня спрашивать всё, что я не сказала? — предложила Анюта.

Он взглянул на чёрно-синее небо с белой россыпью звёздной мелочи. Анюта вдруг сообразила: сегодня, да и вчера он столько времени провёл в машине, что возвращаться в неё не хочется… Чуть не занылось в душе: а ей не хочется вести его в дом, где она будет чувствовать себя гораздо слабей, чем на нейтральной территории. Слабей, потому что пожалеет!.. Но делать нечего: у бывшего бессонница, да и говорить в ночном пространстве города, кирпичных домов, где даже беседа вполголоса слышна на многие расстояния, тоже не хотелось.

— Закрывай машину, и идём, — сухо велела Анюта и, отвернувшись, всё-таки улыбнулась, хоть и нехотя: чёртова курица под сыром!..

Викентий на этот раз спортивную сумку брать не стал. Захватил только сумку-планшет. «То ли я приучила, — невесело усмехнулась она. — То ли сам уже понял…»

Но, едва машина тихонько «ойкнула», бывший обернулся.

— А разве твои гости ушли?

Вот в чём дело! Вот почему без вещей!

— Ушли. Дома только дети. Посидим на кухне, а потом сам решишь, оставаться или нет, — повторила она. И первой пошла к дому.

Когда бывший догнал Анюту, в руках его всё ещё болталась та же сумка-планшет. Спортивную, с вещами, всё же не взял, хоть и узнал всё о доме.

Закрыв за ним дверь, она кивнула на кухню. Сняв обувь, он прошёл к столу и остановился в нерешительности, слишком явно удивлённый.

— Садись, — велела она. — Курицу разогревать не буду…

— Я так поем! — торопливо сказал он.

Отодвигая стул, он дотронулся до пластиковой бутылки с молоком и взглянул на Анюту. Та фыркнула и отвернулась, наливая себе чай… Они сидели друг против друга и помалкивали. Она ждала, пока он поест, он — когда она начнёт рассказывать.

— Вик, ты и твои родители никого не нанимали следить за мной?

По его растерянным, но упрямым глазам сообразила, что он будет молчать о том своём заявлении, с которым впервые здесь появился. Вздохнула.

И рассказала всё о прадеде Николае и родовой линии колдунов.

По кривой ухмылке Викентия поняла, что не поверил. И, сама чуть усмехаясь тому, что сейчас озвучит, спросила:

— Так, значит, ты хотел, чтобы я на коленях к тебе приползла, как свистнешь?

Бывший аж с лица спал.

— Хочешь ещё доказательств? — Она осмотрела его и продолжила: — Пуговицу с травой ты положил в правый карман пиджака.

Викентий оцепенел. Очнувшись, полез в карман и выложил пуговицу на стол.

— И что это значит? — спросил он.

— Ты не мог найти работу. Я решила помочь. Это не просто пуговица. Это талисман на удачу. Когда ты сегодня утром уехал, я пошла в магазин и бросила талисман в траву — рядом с тем местом, где стояла твоя машина. Тебе ведь сегодня предложили работу? Причём случайно?

Она встала из-за стола и подошла к старинному буфету, широко распахнув его верхние створки. Викентий пригляделся и встал, чтобы ближе разглядеть полки, сплошь забитые склянками и банками с отварами и настоями… Несмотря на явное недоверие, он умел мыслить логически.

— А как связаны с твоей новой… — он споткнулся на следующем слове: — … новой специализацией те дети, которых мы вытащили с кладбища?

Она чуть не сказала: «Я их мастер». Но сдержалась. Собралась с мыслями.

— Когда умирающий колдун отдаёт свои силы преемнику, другой колдун может перехватить их. С Верой и Павлом так и произошло. Есть один тип, который старается перехватывать силы начинающих. Он буквально выпил ребят. Помнишь, я вела тебя по дороге — по фотографии? Родители Веры пришли ко мне узнать, что с дочерью, и принесли мне снимок Веры. А та… Тот старик выбросил ребят, и Павел умер бы, если бы Вера на остатках сил не бросилась к нему на помощь. А я… Там, на кладбище, отдала ребятам силы, пока ты вёз нас домой. И таким образом я привязала их к себе и стала для них… ну, что-то вроде учителя по магии. Вот и всё, Вик. Сможешь ли ты после этого откровения… вообще поддерживать отношения со мной?

— Лёлька поэтому живёт с бабушкой? — Он вернулся сесть на стул.

— Да. Пока я не научусь жить с этим так, как будто колдовство — обычная работа, — ответила она, закрывая створки шкафа. Затем убрала посуду со стола и села напротив бывшего. — Ну, что? Не раздумал подселиться ко мне?

Викентий поморщился.

— Не надо думать обо мне, как о постороннем человеке. Что бы между нами ни было, мы прожили вместе несколько лет. И я заинтересован не только в том, чтобы поселиться у тебя.

— Время позднее, Вик. И тебе завтра на работу, и у меня тоже полно забот. Выспаться надо обоим. Что делаем, Викентий? И учти, что детей, которые сейчас спят в одной из комнат, прогонять из-за тебя не собираюсь. Они должны быть здесь — и будут.

— Может, начать с самого начала? — не поднимая глаз от столешницы, предложил он. — Кухня у тебя большая, можно поставить раскладушку. Я буду платить за простой у тебя, как квартирант. На работу буду уходить утром — и весь день ты будешь свободной. Мне нужно место, чтобы высыпаться. А тебе в любом случае деньги не помешают. И Лёлька… Хотя бы иногда поначалу встречаться с дочерью…

Анюта представила, как будет объяснять представителям магических домов (ой, ещё и о них забыла рассказать бывшему!), кто ещё у неё квартирует… Хотя… Не зря же тот странный дядька Назарий попрекнул её, что она мужа выгнала. При всех, причём, попрекнул. Так что никто из магов не должен будет удивляться новому жильцу в её квартире. А что сказать родителям? Как объяснить, что она пустила Вика? Опять-таки — хотя. Мама ни в чём не упрекнёт её. Потому что всё, что ни сделает Анюта, будет считаться взрослым решением. Пока не объявится ошибка.

— Одно из кресел в зале — раскладное, — сказала она. — Пойдём, поможешь его разложить. Спать будешь в зале, под окном. Там места как раз хватает. А то мало ли? Вдруг кто-то из ребят захочет ночью сбегать в кухню — водички попить, например.

Ещё она сообщила, что он может взять на завтрак из холодильника, и напомнила, где стоит джезва для кофе.

Раскладка кресла прошла несколько нервно: ночная усталость с необходимостью двигаться тихо, чтобы не разбудить «деток», заставляли шипеть друг на друга, а в один из моментов чуть не разругаться. Потом Анюта побежала к себе в комнату, чтобы вынуть постельное бельё из комода. А когда вернулась, захлопала глазами: Викентий, даже не раздеваясь, растянулся на кресле и спал, а на нём, вытянув лапу по его груди, лежал Барся. С закрытыми глазами, хотя наверняка вскочил на бывшего своей хозяйки только что.

Кошачье предупреждение она поняла. Положила постельное бельё на стул рядом с креслом-кроватью, сверху — подушку, так, чтобы, если что, проснувшись, сразу увидел её. Укрыв бывшего тонким одеяло по пояс — лето же, тепло! — Анюта сбегала выключить свет на кухне и на цыпочках удалилась в свою спальню. Перед тем как уснуть, подумала: «Это сейчас ему всё равно, где спать. Лишь бы выспаться. А завтра переварит всё, что я рассказала, — и сбежит… Тоже мне — начать сначала…»

— А если не сбежит? — шёпотом спросила себя Анюта. — Если он и впрямь настроен сохранить семью? Хм… Вот не сбежит — тогда и буду думать!

И решительно повалилась набок, натягивая на себя одеяло.

… Проснулась в три часа — за окном светлело быстро, а настенные часы висели перед глазами. Сначала подумала: может, сон приснился нехороший? Попыталась вспомнить — во сне было темно. Значит, спала глубоко. Но что за причина побудки? И вздрогнула, когда снизу закрытой двери поцарапали. Что это с Барсей? Форточка же в кухне открыта. Кот обычно живёт жизнью «гуляю сам по себе», а тут…

— Барся… — прошептала она, осторожно приоткрыв дверь. — Ты что?

Кот сидевший под дверью, немедленно направился в прихожую. Недоумевая: он хочет, чтобы ему открыли входную дверь? — Анюта на цыпочках проскочила мимо кресла с мужем, мельком отметив, что он уже положил подушку под голову. Кот оглянулся и шмыгнул в кухню. Удивлённая, тем не менее, она последовала за ним, уже привычная, что в её доме ничего просто так не происходит.

Барся не сидел, а насторожённо лежал на подоконнике и смотрел куда-то вбок. Приближаясь к нему, Анюта пригибалась всё ниже, пока не очутилась у окна — глазами наравне с подоконником. И, затаив дыхание, взглянула, на что смотрит Барся.

Первые минуты смотрела, просто впитывая то, что происходило под окнами «деток»: старик Нил (телохранители-подручные стояли в нескольких шагах от него и то и дело оглядывались по сторонам) что-то делал с высоким карнизом!

Потом злость на этого страшного человека поднялась такая, что сонная, ленивая одурь, кружившая голову и слипавшая веки, мгновенно пропала.

Старик вдруг быстро отошёл от окна и сел на скамью при подъезде. Мимо дома проехала машина и остановилась у соседнего подъезда. Анюта напрягла зрение и разглядела «яндекс-такси». То есть машина будет стоять недолго, а потом снова уедет. Уже не боясь, она поднялась во весь рост и бросилась в зал — забрать колоду карт. Вернулась в кухню и села под подоконником, с которого Барся так и не ушёл. Прямо на полу, держа в воображении образ Нила Прокофьича, разложила карты. Над раскладом пошли тени… Старик не знает, что «детки» в её квартире, но проверил квартиру на предмет силы и теперь знает, что среди жильцов есть колдун или ведьма — разобраться ему не дают защитные обереги, поставленные не только Анютой, но и магами. Но, если ранее Нил сомневался, то сейчас собирается провести доскональную проверку, чтобы узнать, кто именно преемник прадеда Николая…

— Не включай! — зашипела Анюта на мужскую фигуру, которая подняла было руку к выключателю.

Викентий вздрогнул и отдёрнул от выключателя руку.

— Что… случилось?

— Не подходи к окну!

Бывший опустился на четвереньки. Анюта в нервах чуть не расхохоталась: такого от Викентия она никогда бы не ожидала! Но бывший, весьма встревоженный, абсолютно серьёзно добрался до неё на карачках и сел на колени.

— Добро пожаловать в дурдом, — проворчала Анюта. И кивнула на подоконник. — Барся сказал, что там кое-что происходит.

При виде обалдевших глаз Викентия она сообразила, что ляпнула что-то слишком странное даже на фоне уже рассказанного ему. Подумала, вспомнила, поняла.

— Кот привёл меня в кухню, чтобы я посмотрела в окно, — перевела она сама себя. — Помнишь, я говорила, что старый колдун охотился на детей, чтобы отобрать у них силу? Он сейчас здесь… Ага, такси уехало. Он сейчас минут через пять начнёт колдовать.

— Зачем? — прошептал бывший, глядя на мотавшийся перед ним кошачий хвост.

— Он вычисляет, нет ли здесь того, у кого можно забрать силу.

— А если его прогнать?

— Вернётся или потом подкараулит.

— Неужели ничего нельзя сделать — и ты будешь сидеть здесь до утра?

— Нет, — ответила Анюта, всматриваясь в новый расклад. — Он сейчас закончит устанавливать магический «жучок», и тогда можно будет пойти спать.

— А «жучок» останется? — Викентий, кажется, чисто на всякий случай пересел поближе к Анюте и прислонился спиной к холодной батарее. Зато его тёплое со сна плечо касалось её плеча, и всё стало уже не так уж безысходно, как она чувствовала всего минутами раньше.

— Придётся оставить. Иначе он поймёт, что здесь не начинающая.

— Ничего не понимаю, — признался бывший. — А зачем надо его убеждать в этом?

— Мы хотим поймать его на этом и лишить сил. Мы — это все городские колдуны.

— Как интересно ты живёшь, — задумчиво прошептал Викентий. — А можно посмотреть, что там, за окном?

— Подожди. Сначала я.

Медленно поднявшись, она взглянула. Старик торопливо заканчивал что-то делать руками на карнизе. Анюта про себя вспомнила: перед тем как уйти из комнаты «деток», она плотно закрыла шторы на окнах. Пророчество? Интуиция? Но даже в светлеющем утре Нилу теперь не разглядеть, кто спит в комнате, которая привлекла его внимание.

— Посмотри…

Викентий приподнялся над уровнем подоконника.

— А эти двое кто?

— Телохранители Нила.

— Серьёзный мужик.

— Гад он хороший, — пробормотала Анюта. — Ну что? Не уехал ещё?

— Уходят вроде, — прошептал бывший, и Анюта поднялась на коленях рядом с ним. Барся посмотрел на обоих скептически и ушёл в другой угол подоконника, чтобы спрыгнуть на пол и величаво удалиться из кухни.

Вскоре загудела невидимая машина, к которой отошли Нил и его подручные, а затем гул удалился и пропал. Анюта выдохнула, а Викентий помог её подняться с коленей. Теперь уже не прячась, они ещё раз выглянули из окна. Под окнами — пусто. А Анюта вдруг вспыхнула от смущения: Викентий как лёг одетым, так и на кухню пришёл, но она-то в лёгком коротком халатике! «А то он тебя тыщу раз такой не видел!» — сердито подумала она, выходя из кухни.

— Ты не пойдёшь посмотреть, что он там, на подоконнике, устроил? — встревоженно спросил Викентий, не обратив внимания, к её облегчению, на ночное одеяние своей бывшей жены. Ей даже показалось, что он очень сильно заинтригован ситуацией, в которую она попала.

— Утром посмотрю, пока дети умываться будут, — проворчала она. — Иди спать.

— Заснёшь тут! — недовольно сказал он, выходя из кухни.

— Ну, сам напросился, — развела она руками. — Я ж предупреждала… что настолько интересно живу! Поставишь себе будильник?

— Да нет, необязательно. Проснусь, как обычно. Спасибо за подушку. — Викентий посмотрел на кресло-кровать, шагнул к Анюте и легонько поцеловал её. — Спасибо.

И тут же отвернулся к постели. Анюта, оторопевшая, проследила, как он лёг и повернулся набок. Промолчав, она вернулась к себе и легла, снова размышляя, стоит ли воспринимать слова Назария о муже всерьёз. И на том заснула… Сквозь утренний сон она слышала, как Викентий встал, принял душ в ванной комнате, а потом затихарился на кухне. И всё время в виски била одна мысль: неужели мы сможем стать семьёй? Неужели уже в это воскресенье они смогут вместе гулять с дочерью?

Тихий стук возвестил, что Викентий вышел из квартиры.

Анюта села на кровати.

Ушёл привычно к восьми. Странно даже, что она не встала, как обычно, чтобы приготовить ему завтрак. Странно, что он обошёлся без её помощи, сам нашёл всё, что нужно. Хмыкнула. А когда она его провожала — в прошлом — ей нравился этот процесс приготовления, а затем провожания. Интересно: он ждал, что она выйдет проводить его?

Быстро одевшись, она поспешила в кухню. Использованная посуда, кроме вымытой кофейной чашки, дожидалась помывки в раковине. На столе лежали несколько банкнот и записка: «Не знаю, сколько надо давать, но это на неделю моего проживания». Анюта держала в руках записку и деньги и вздыхала над ними. Нормально ли это для сближения — брать деньги с бывшего мужа? С другой стороны… Он впервые отдал деньги ей, а не отцу. Хотя тамошние деньги и не были наличкой, но все они всегда уходили отцу-банкиру. Вот любопытно, а самому Викентию каково было утром оставлять их?

Приведя себя в порядок, только и сообразила взглянуть на часы. Мда. Встала на полчаса раньше обычного. Что ж… «Детки» спят. Пора проверить, что на карнизе устроил Нил. Прежде чем выйти из дома, она разложила карты. Нет, Нила рядом не было. Как не было и его помощников. Так что… Анюта быстро собрала мусор, завязала мешок и вышла из квартиры, даже не закрыв её. А что? Мусорные контейнеры стоят всего лишь за два подъезда от неё.

Выскочила на улицу — хорошо! Свежее утро обвеяло прохладой слегка усталое после полубессонной ночи лицо. Птицы тоже радовались утру: воробьи, во всяком случае, орали так, что кусты, в которых они заседали, чуть ли не трещали от их верещания.

Зная, что «детки» проснутся только после её побудки, Анюта приблизилась к карнизу. Тот был не согнутым, а слегка прямым. Начертанного с улицы не видно. А выглянуть из окна — каракули мелом нарисовал шаловливый ребёнок, да и только! Анюта машинально подняла руку стереть написанное, но сама себе покачала головой и быстро вернулась домой.

Что делать? Маги предполагали подставить под удар Анюту, но сейчас получается, что под него могут попасть Вера и Пашка. Что же делать?.. Если она, Анюта, смоет эти меловые следы, Нил тут же узнает, кто это сделал, — очень уж хитрая запись у него получилась… Анюта поставила на газ чайник со свежей водой для заварки и выглянула в окно. По радио, которое она прослушала только что, сказали, что будет переменная облачность, а с дождём проблемы — преимущественно без осадков. То есть — бабушка надвое сказала, будет ли дождь… Попросить стереть мел на карнизе кого-то из соседей? Мало ли как отразится на них это смывание. А вдруг что-то плохое получат?

И неожиданно губы дрогнули от желания рассмеяться. Кто у нас эту неделею по городу дежурные? Маги-стихийники? Она вспомнила, как обозлился Алексис. Вот кому надо позвонить, чтобы помогли! Уж с такой мелочью Алексис быстро справится! Ведь что надо сделать? Всего лишь вызвать тучку (не грозу, которая в прошлый раз загрохотала!), чтобы та плеснула на карниз и смыла весь мел! Интересно, Нил Прокофьич сообразит, что дождик был магическим?

Так, для звонка время есть. А пока пора будить «деток».

Викентий перед уходом прибрал свою постель — то есть аккуратно сложил постельное бельё, а кресло-кровать вернул в обычное состояние. Анюта добавила на стопку белья подушку и унесла к себе. Убирая постель бывшего в шкаф, она вдруг нахмурилась. Ещё одна проблема. Говорить «деткам» или промолчать, что у них тут ещё один жилец нарисовался? Господи, когда же пройдёт это время, когда надо будет обдумывать всё на свете, прежде чем что-то объяснять?!

Пришла к выводу, что лучше выждать вечернее появление бывшего и представить его Вере и Павлу по полной программе. Тем более что Викентий приедет к ужину — ужинать они начинают в привычное для неё время, а это значит — в привычное бывшему.

Так, определившись с некоторыми вопросами на сегодня, Анюта решительно пошла к «деткам» и остановилась на пороге, усмехаясь: Барся уселся на Вере и обхаживал её, мордой обтираясь о её лицо. Девушка с задавленным смешком пыталась увернуться от кота и не разбудить Пашку, который всё ещё крепко спал.

— Ау, — тихонько сказала Анюта. — Подъём!

Мальчишка что-то пробурчал и перевернулся на другой бок. Уже из этого положения невнятно проворчал опять нечто неразборчивое, а потом резко подскочил, растрёпанный и смешной настолько, что Вера засмеялась. Но Пашка спустил с кровати длинные тощие ноги и насупился.

— Мне приснилось… — начал он и вздохнул. — Что-то нехорошее. Мне оно не нравится, но я ничего не помню. Ну, почему я ничего не помню?!

— А давайте я вас сегодня научу гадать на сон? — предложила Анюта.

— О! — обрадовалась Вера.

А для Павла предложение Анюты стало очень даже сильным стимулом немедленно проснуться и заторопиться с утренними процедурами.

 

Глава четырнадцатая

Готовя завтрак на троих, Анюта размышляла обо всём на свете, причём эти размышления довольно часто перебивались воспоминаниями о прошедшей ночи. Непроизвольно улыбалась, когда перед глазами вставал сонно насторожённый Викентий, который легко подчинился её требованию не включать света, а потом встал на четвереньки, чтобы добраться до окна. Больше всего тревожила мысль о том, сумеют ли они соединиться теперь, когда он свободен от родителей. А если бывший, почуяв свободу, будет искать себе другую женщину? Без проблем. Без дурацкой работы ведьмой? Если он просто использует её, Анюту, чтобы только встать на ноги и стать независимым? Ну и… Ладно. Если она ему только поможет, хоть думать о нём не будет с жалостью…

Вспомнилось, как они встретились: Викентий уже три года как работал в отцовском банке — Анюта закончила пед. Лето, солнце, пляж, счастье, что напряжённая учёба последнего курса позади… На пляж он пришёл с однокурсниками, с которыми отмечал три года после окончания университета: приехал по делу, а университетские друзья его нашли и уговорили отпраздновать — бывшему пришлось звонить отцу, чуть ли не за разрешением остаться на пару дней… Она с девчонками пришла отметить последнюю сессию. Сидели двумя компаниями, пока чуть подвыпившие однокурсники Викентия не предложили выпускницам присоединиться к ним. Анюте предложение не очень понравилось, но пришлось подчиниться, потому что девчонки обрадовались вниманию молодых мужчин. Она сама выбрала Викентия, потому что заметила, что он то ли стесняется громкоголосых однокурсников, то ли не слишком любит их развязности. В общем, держится как-то на отшибе. Анюта всего лишь присела с ним рядом, чтобы её не замечали, а если б заметили, сочли бы, что она уже познакомилась с Викентием, и не приставали к ней. А он взял — и сам подвинулся к ней. Говорить им друг с другом оказалось легко. Анюта и опомниться не успела, как вовсю рассказывала незнакомому парню, старше себя, про учёбу в педе и про планы уехать из города. Ей так легко с ним было, что, уже будучи за ним замужем, она с изумлением следила, как он сторонится на званых вечерах, куда им приходилось вынужденно ходить, всех светских дам, которые, вообще-то, с ним «одного поля ягода»…

Ему всегда было легче общаться с коллегами — по делу, чем на общие темы с представителями своего круга. Обсуждать события, оценивать людей в беседе он не умел.

Она задумчиво протёрла выжатой тряпкой разделочную доску.

Нет. Может, Викентий и не соберётся снова создавать с ней семью, но выбирать кого-то иного не будет. Он… привык к ней. А там — подождём. Ещё есть такое неожиданное впечатление, что ему понравилось ночное приключение, которое подтвердило, что бывшая жена занимается необычной работой.

— Ань, есть охота! — сказал Пашка, быстро подходя к газовой плите и расплываясь в улыбке. — А это что у тебя? Вкусно пахнет!

— Ещё три минуты, — бросив взгляд на часы, предупредила Анюта. — И будет готово. Запеканка из овощей.

— Фу-у… — разочарованно сказал Пашка. — А так пахнет…

— Ничего удивительного, — посмеиваясь, откликнулась Анюта. — Ведь там чего только нет! Кабачки, помидоры, лук, вчерашняя курятина кусочками — и всё это залито сырно-яичной, со сметаной заливкой. Вот вытащу — как посмотришь, так сразу всё и слопаешь. Ещё и добавки попросишь.

— Ну? — уже нетерпеливо сказал мальчишка. — Прошли твои три минуты!

— Не нукай — не запряг ещё… — проворчала Вера, садясь за стол и снова вскакивая: — Аня, тебе помочь?

— Тарелки расставь и вилки-ложки приготовь. Я сковороду из духовки выну и сразу в середину стола поставлю. Из неё к себе и будете выкладывать.

Завтрак прошёл на ура. Приглядываясь, как «детки», обжигаясь, уминают запеканку, Анюта решила, что надо бы для них почаще наговаривать на еду во время готовки, как она делала сегодня, пока их в кухне не было. Заговоры на здоровье быстро приведут их в себя, а то эта их бледность в дневном свете до сих пор её смущает.

Когда первый голод прошёл, и ели уже, наслаждаясь каждым кусочком, Анюта решила поговорить с «детками».

— Утром сегодня пообещала научить вас гадать на сны. Но гадаю я на картах.

— И что? Научимся! — убеждённо сказала Вера.

— Да всё дело в том, что карты у меня свои. И для гадания их на руки другому человеку давать нельзя. Надо бы вам свои приобрести, чтобы ваши карты к вам привыкли.

— Здорово, — сказал Пашка. — Звучит как: карты к нам должны привыкнуть.

— А это так и есть, — пожала плечами Анюта. — Чем чаще карты будут в ваших руках, тем быстрей они напитаются вашей силой, а значит, будут вас слушаться и рассказывать вам всё, что вы захотите узнать.

— Ну так сбегаем в магазин и купим себе, — сказал мальчишка и со счастливым вздохом посмотрел на глубокую сковороду, в которой и половины запеканки не съели. — В чём проблема?

— Не получается, — тоже вздохнула хозяйка дома. — Сегодня ночью у нас было ЧП. Ближе к утру приезжал Нил и поставил магический «жучок». Он что-то подозревает и, судя по всему, предполагает, что в квартире есть начинающий колдун или ведьма.

«Детки» немедленно сникли. В мгновения осунувшийся Пашка даже положил на место вилку, которой было снова потянулся к сковороде, а Вера опустила голову и исподлобья глянула на кухонное окно. Каждое упоминание Нила действовало на них угнетающе, но Анюта жёстко продолжила:

— Какие будут предложения?

— Что ты имеешь в виду? — подозрительно спросила Вера.

— Я имею в виду вашу сообразительность, — спокойно ответила Анюта. — Колдуны и ведьмы — это не люди, которые действуют только по выученным заклинаниям. Они ещё должны уметь импровизировать, а значит — развивать свою фантазию. И вот первое задание: придумайте, как выйти из подъезда, чтобы никто не понял, где вы живёте.

Пашка поднял загоревшиеся азартом глаза.

— Парик на башку и чёрные очки! — предложил он, улыбаясь.

— А мне — что, волосы перекрасить? — растерянно спросила Вера и фыркнула от смеха: — Подушку маленькую под платье сунуть — буду беременной тётечкой!

— Тебе можно волосы под шляпу спрятать — и будешь мужиком! — обрадовался Пашка. — Ты тощая! Хочешь, я тебе свои джинсы отдам? А ты мне дашь свою юбку — я под тётку тоже могу косить! Мне бы парик только найти!

— Да что ты к своему парику прицепился! — смеясь, воззвала к нему девушка. — Давай мы тебе бантик завяжем — будешь девочкой-припевочкой! А ещё у меня серёжки-клипсы есть! Тебе подойдут!

— Итак, один вариант вы придумали, — вмешалась Анюта, которая слегка озадаченно смотрела на них. — Вариант с переодеванием, А ещё? Как ещё можно выйти из дома, чтобы вас не заподозрили в том, что вы здесь живёте?

— Ну, мы, вообще-то, вчера вышли спокойно, — заметила Вера. — Когда в лес поехали. Мы не прятались ни от кого. Думаешь, соседи расскажут Нилу про нас?

— Когда мы вчера выходили, я специально осмотрела двор — никого не было.

— Твоя комната выходит на другую сторону, где подъездов нет, — подал голос, сидевший до сих пор, помалкивая, Пашка. — Окна над землёй невысоко: выпрыгнуть из окна не проблема. А вот как назад вернуться?

— Тени! — придумала Вера. — Мы вызовем Агнию, и пусть она нас проведёт тенями! Назад тяжелей, потому что вечером на скамейках сидят! А ещё Назарий нас пригласил к себе. О, точно! Аня, давай к нему в гости сходим?

— Я — за! — быстро сказал Пашка, с надеждой глядя на Анюту.

Она хотела было ответить, что на сегодня думала пригласить Алексиса, но опомнилась: Алексис — это хорошо, но удержаться от флирта он не сможет. А Вера ведь всё за чистую монету принимает! Нет, об Алексисе надо промолчать. Тем более… Она опять внимательно посмотрела на них. Может, она неправильно учит их? И надо каждый день практически изучать то, что они записывают? Значит, ей и самой ещё придётся учиться учить. Методики придумывать всякие…

— Вы предложили три варианта выхода из положения, — спокойно сказала она. — Причём тот вариант, третий, который вы должны были выполнить сами, свалили на других. На Агнию и на дядю Назария. Но ведь я не зря дала вам переписать первой ту тетрадь, в которой множество самых лёгких колдовских уловок. Неужели в голове ничего не осталось? Да ещё именно тогда, когда можно применить эти уловки?

«Детки» глянули друг на друга, глянули на Анюту и в один голос сказали:

— Отведение глаз!

— Ну, наконец-то, — насмешливо проворчала Анюта и кивнула на кухонную дверь. — Идите в комнату, повторяйте заговор и не забудьте держать перед глазами Нила. Вы его видели, так что вам нетрудно будет. Потом попьём чаю — и вперёд, на улицу.

Пашка с воодушевлением набросился на остывшую запеканку и, набив рот, вышел вместе с Верой, которая, впрочем, на пороге оглянулась и предупредила:

— Аня, посуду не мой, я сама. Ты и так вон сколько сделала!

«Ну, спасибо! — хмыкнула Анюта. — Знала бы она, что у меня и получаса на приготовление этой запеканки не ушло!» Через пару минут она осторожно заглянула в незакрытую дверь гостевой комнаты. Небольшое трёхстворчатое зеркало стояло на комоде, поставленном для вещей Веры и Пашки у стены. «Детки» отвели боковые зеркала так, чтобы не видеть в них никого, кроме себя, встали спинами друг к другу и увлечённо вполголоса читали заговор.

Плотно закрыв дверь, чтобы не мешать им, Анюта на цыпочках удалилась в свою комнату. Постояла, вспоминая всё, что сегодня надо успеть. Но мысли упрямо сворачивали на одно: Нил будет охотиться за «детками» (если узнает о них) и за ней самой до тех пор, пока Вера и Пашка не станут твёрдо на ноги.

А учить в реальности оказалось тяжелей, чем во сне. Она вздохнула: сколько дней пролежала пластом, пока её не обучили! Сколько ночей пришлось пережить, пока она усваивала!.. Анюта медленно оглянулась на кровать. Нет, не на этой кровати она лежала, пока её обучали. Но за всеми событиями она как-то подзабыла о тёмном сгустке, который в снах руководил её обучением. Интересно, а где он сейчас? А если попробовать его разыскать? Хотя… Иной раз, когда она вспоминала о нём, думалось, что это был призрак прадеда. Вот обучил он свою правнучку и со спокойной совестью ушёл в неведомое…

С новым вздохом она накидала в сумку всё, что её небольшой компании пригодится в прогулке по магазинам. А затем позвонила Агнии и «доложила» обо всём, что произошло ночью, «забыв» упомянуть лишь о Викентии. Девушка деловито спросила:

— Вы куда-нибудь сегодня выходите?

— Да.

— Перед выходом перезвони. Через полчаса после вашего ухода Алексис устроит локальный ливень с ветром в сторону вашего дома. Ещё. Обязательно загляните в музей. Назарий придумал, как внедрить в тебя информацию, что ты только-только начинаешь перенимать силу. Он сам проведёт ритуал внедрения.

— Спасибо, — пробормотала Анюта в уже замолкшую трубку.

Так. Ага. «Деткам» сегодня сплошное удовольствие. Мало того — их ждёт необычный выбор карточной колоды, так планируется ещё и посещение Назария! И слабо усмехнулась: «А то тебе самой не интересно, что там у Назария за зоопарк, если учесть ту странную зверушку на его плече!..»

Посмотрела на часы. Позвонить маме? Она, небось, с Лёлькой подходит к садику.

Нет, мешать не будет, а то всё наспех — поболтать с дочкой не удастся.

В комнате напротив послышались глухие голоса. «Детки» закончили с заговором.

Анюта открыла дверцу шкафа — зеркало здесь было изнутри.

— Отвод творю, заговариваю… Заговор читаю, наговариваю… Пусть чужой глаз явного не увидит, мимо слепым слепо пройдёт…

Она договорила заговор и медленно закрыла дверцу, провожая уезжающее отражение и внутренне отчётливо понимая, что выйдет из дома невидимой для тех троих, если они продолжают слежку, но не для соседей. Десерт съели быстро и с удовольствием — чай со зверобоем пах скошенным лугом и летним вечером, а несладкие плюшки с подсоленным творожком пахли так, что оторваться от них было невозможно.

Вера, как и обещала, помыла посуду, возмущённо гоняя из кухни Пашку, который с энтузиазмом вызвался помочь ей, а сам пытался опустошить корзинку с плюшками.

Наконец сборы в магазин и в краеведческий музей закончились. Анюта напомнила, чтобы ученики и взяли с собой обереги, и дала каждому по тысячной бумажке, пока не переступили порог. Дверь она заперла, думая о том, что Викентий, который вдруг сумеет приехать пораньше, быстро найдёт, чем поужинать: она оставила всё на виду, лишь закрыв крышками или полотенцем-салфеткой.

«Детки» выглядели очень напряжёнными и уже не ругались. Даже дождались её и пропустили вперёд из подъезда.

— Э, народ! — обратилась к ним Анюта. — Если в себя верить не будете, какие ж из вас колдун и ведьма? Учтите, что сил у вас прибавилось, и заговор на отвод глаз стопроцентно выполнен. Так что идём спокойно на прогулку.

Те выдохнули и выскочили на приподъездную площадку уже повеселевшие.

Проходя от подъезда к дороге перед домом, Анюта привычно оглянулась. Нила или его телохранителей (либо людей, похожих на них) она не заметила. Зато… Странный парень-растение сидел со своей матерью на скамейке — на той, на которой люди сидят лицом к её подъезду. Руки парня были безвольно и странно опущены по сторонам от тела, как у мягкой куклы, зато на его коленях сидел Барся. «Ничего себе!» — поразилась Анюта, но промолчала и пошла далее, спеша за «детками», которые вполголоса что-то обсуждали.

— А где будем покупать карты? — полюбопытствовал Пашка. — В первый попавшийся магазин зайдём? Или туда, где специально продают такие?

— Сходим на рынок, — ответила Анюта, щурясь на небо: любопытно, как быстро набегут ливневые тучи на чистейшее небо? — Вам надо познакомиться с лавками, в которых будете покупать ингредиенты для своих колдовских дел.

— А такие есть? — удивилась Вера.

— Есть! — обрадовался мальчишка. — И правда — на рынке! Я видел там один киоск, но там в основном всякие побрякушки, — мгновенно расстроился он и тут же собрался: — Ого, а значит, эти побрякушки не просто так? Ань, скажи!

— Любая побрякушка остаётся побрякушкой, если не сделаешь из неё магического предмета. Несколько минут назад вы стояли у обычного зеркала, но в момент заговора на отвод глаз оно стало частью колдовского ритуала, — напомнила Анюта. — Так что всё, что вы вложите в любой предмет, подходящий для ваших намерений: ритуал, слова, силу — и сделает этот предмет магическим. А вот и наш троллейбус идёт!

Чтобы не разделяться и быть всё той же скромной компанией, они устроились в заднем салоне троллейбуса. Пашка не преминул тут же спросить:

— А заранее настраивать предметы можно? Ну, на всякий случай?

— Обереги ты же надел! — сердито напомнила Вера. — Мы же их когда делали? Давно уже. Так что — можно…

Они вполголоса поговорили о запасных оберегах и через три остановки вышли. До нужного киоска добрались быстро: утром народу на рынке не так много. Киоск уже был открыт. При виде дверного проёма Анюта неожиданно нахмурилась. Кстати, о птичках. А откуда она сама знала, что в этом киоске можно что-то купить для колдовского ремесла? Она же ни разу здесь ничего не покупала! Всё, что использовала в основном из запасов прадеда Николая! Ну, и то, что по мелочи приносила из леса. Нет, она и раньше этот киоск видела, когда ходила на рынок за покупками, но…

Пока они остановились за стеклянной стеной киоска и рассматривали камни. Вера, бывшая рядом, тихонько спросила:

— Аня, ты что? У тебя такой взгляд…

— Ну… Вспомнилось кое-что… — неловко ответила она, глядя на зеленоватый камешек и на самом деле пытаясь вспомнить что-то, что сейчас казалось забытым сном… Сон! Она видела такой камешек во сне! И не просто камешек! Он был в оправе! И качался на шее человека, который склонился над ней!.. Фу… Слава Богу, что вспомнила, а то бы думала и думала, где она могла видеть этот камень.

— Здравствуйте, — сказала маленькая, плотного телосложения женщина, жёстко собравшая седые волосы в строгий пучок. — Что вы хотите посмотреть?

— Карты, — успокоенно сказала Анюта. — Игрально-гадальные. Нам надо посмотреть несколько колод.

— Таро не надо?

— Нет, пока не нужно.

— Почему не нужно? — зашептал Пашка. — Мы же будем и таро изучать!

— Сегодня вы возьмёте только то, что вам под силу.

— Это как?

— А вот сейчас и увидите.

Женщина-продавец выложила на небольшой столик с кассой семь карточных колод и вопросительно взглянула на Анюту. Та обернулась к «деткам».

— Выбирайте.

Пашка немедленно протянул руку к ближайшей к нему колоде. Рука застыла в воздухе, а потом неуверенно опустилась. Мальчишка встал поближе и нагнулся над столиком, всматриваясь и хмуря брови. Вера же тоже подступила к столику вплотную, но действовала активней. Кажется, она сообразила, что выбирать колоду надо приблизительно по такому же принципу, как объясняла Анюта: чем больше держишь карты в руке, тем они быстрей привыкают, становятся «своими». Пока Пашка, насупившись, пробегал глазами по всем колодам, девушка раскрыла ладонь над столиком и провела ею над картами, не касаясь их. В одну сторону. В другую… Продавщица помалкивала, не вмешиваясь. Только поглядывала доброжелательно.

— Эта моя, — наконец сказала Вера и забрала колоду, лежавшую с краю.

— Эта — моя, — серьёзно сказал Пашка, забирая карты из центра.

И оба уставились на Анюту: правильно ли мол?

— Деньги у вас есть, — напомнила она. — Только для начала посмотрите, может, вам ещё что-нибудь здесь приглянется. Но в пределах суммы!

— Есть, капитан! — буркнул Пашка, бросаясь на корточки, чтобы пролезть под стопками книг, выставленных на полках — на обычных досках, только хорошо отполированных.

Вера, наоборот, с интересом принялась рассматривать книги. Только раз обернулась уточнить:

— То есть можно взять всё, что тянет к себе?

— Правильно.

— У вас что — кружок оккультизма? — тихонько поинтересовалась продавщица.

«Опаньки! — про себя ахнула Анюта. — А я думала — она и сама…»

— Нет, просто решили немного изучить эзотерические науки, — нашлась-таки она с ответом. — А вы? Продаёте такие вещи только потому, что они востребованы?

— Ну, увлекающихся много, — махнула рукой та. — Некоторые приходят — им прямо надо всё набрать, что только напоминает про магию. Насмотрелись всяких фильмов, начитались разных Гарри Поттеров — и идут. Не все, как вы, приходят по второму разу.

Анюта открыла было рот: «Я?! По второму разу?!» Закрыла, быстро повернувшись к Вере, словно желая её проконтролировать… Значит, она, Анюта, здесь уже была. Спросить — не спросить, что именно покупала? Нет, этот разговор не для ушей «деток». Когда-нибудь она придёт сюда одна и спросит у продавщицы, помнит ли та, что именно брала Анюта в её киоске.

Вера набрала книг целую стопку и экспериментировала, разложив книги в ряд и снова выбирая только те, что «придётся по руке». Взъерошенный Пашка вылез из-за полок с добычей, которую на ладони протянул к продавщице:

— А это сколько стоит?

Анюта придвинулась посмотреть, что он нашёл, и подняла брови: на ладони мальчишки лежали два камня — один серый, как обыкновенный камень-голыш, долгие годы пролежавший на берегу реки, разве что странно пористый для речного; второй — совсем маленький, оранжевый, со сколами, прячущий внутри огонь. Последний она узнала — янтарь.

Нисколько не удивлённая продавщица объяснила:

— Камешек лавы — сто рублей. Янтарь — семьсот.

— А с картами хватит тысячи на всё? — встревожился мальчишка.

— Конечно. Я ещё и сдачу дам.

Вера тоже определилась с книгами, взяв только те, что связаны с легендами о мертвецах и привидениях. Анюта с трудом удержалась от вопроса: девушка вспомнила, что у неё задатки Харона? Поскольку Анюта никого не торопила, а сдача у девушки тоже предполагалась, Вера позавидовала Павлу и тоже полезла в закуток с камнями. Сидела там так долго, что Павел недовольно сказал:

— Или сама вылезешь — или я тебя вытащу! Мы ж к Назарию ещё должны успеть! А времени осталось маловато!

— Я уже, — отозвалась Вера и на корточках вышла из-под полок. — А вот этот камешек сколько стоит?

На ладони девушки сумрачно поблёскивал чёрный кристаллический камень. Гагат — узнала Анюта. Ну, ничего себе — её начинающие себе какие камешки откопали!

Несмотря на условие тратить только тысячу рублей, пришлось раскошелиться на гагат из своих запасов. Вера чуть не плакала, глядя на книги, и Анюта сжалилась. Пашка, впрочем, тоже не возражал — он чуть не первый предложил свою сдачу, если Вере не хватит денег на её покупки.

А когда вышли с рынка и пошли на перекрёсток, к остановке, Вера гордо сказала:

— А я умею плести из проволоки! И этот гагат проволокой оплету, чтобы из него сделать браслет.

— Ве-ер, — заискивающе попросил Павел, — а мне сделаешь? Я тебе за них заплачу! — И тут же испугался: — Аня, а так можно? Ну, чтобы тебе плели из проволоки? В плетение ведь тоже сила вкладывается! И эта сила будет Вериной, что ли?

— Да ничего страшного, — сказала Анюта. — Промоешь свой браслет под проточной водой, а потом наложишь на него наговоры собственности. И все дела.

На подходе к остановке увидели нужный автобус и бросились к нему. Анюта на бегу негромко проговорила:

— Стой-оставайся! Нас дожидайся!

Пашка повис на ступеньках, держась за поручень, махая рукой и не давая водителю ехать дальше, пока не подоспели опаздывающие пассажиры. В полупустом автобусе спокойно доехали до набережной, а затем поднялись к музею. Здесь, в вестибюле, их встретила юркая старушка-вахтёрша и провела вниз, в подвал, где и хозяйничал Назарий, как она объяснила.

— Ну а дальше сами, — торопливо сказала она, как-то слишком поспешно улепётывая по лестнице наверх. Анюта пожала плечами: боится — без неё кто-то не вовремя войдёт?

Нерешительно посовещавшись, стоит ли стучать в дверь, или лучше зайти так, они потянули на себя добротную дверь.

— Закрывайте быстрей! — загремел знакомый голос Назария. — Быстро-быстро! А то всех выпустите!

Вера, только что переступившая порог зала с низким потолком, внезапно пронзительно завизжала и отпрянула, наступив на ногу Пашке. Тот охнул, но вцепился в её плечи, останавливая. Шедшая последней Анюта с силой захлопнула дверь, ещё ничего не понимая. Но, когда обернулась, сама еле-еле удержалась от визга: прямо перед её носом повисла какая-то странная зверушка, таращась так, словно она сама испугалась. У зверушки было голое, поблёскивающее в свете свечей тело, зато длиннейшие тонкие лапы поражали вздыбленной шерстью — прямо-таки какой-то экзотический пудель! Да ещё в воздухе! «Ой, мамочки!»

— Гоните их сюда! — зычно заорал Назарий. — Чё встали у порога! Гоните!

Оторвавшись от созерцания твари, Анюта огляделась, и по спине прошёл ощутимый холодок: в пространстве довольно просторного зала царила беготня и кутерьма! Крылатые и некрылатые зверушки играли в догонялки на бешеных виражах, облепляли все стены и всё то, что похоже на дыры в них — видимо, в надежде сбежать.

Назарий всё кричал, чтобы они помогли ему гнать тварюшек, и Пашка, наконец, решился. Он набычился, поднял руки, будто отмахиваясь от летающих и прыгающих, и пошёл вперёд с воплями:

— Брысь! Брысь, кому сказал!

Вера посмотрела на него и спрятала лицо в ладошки, явно хихикая. Анюта в очередной раз пожала плечами и храбро пошла следом за мальчишкой, замахиваясь на странных зверюшек вынутым из сумки пакетом.

— Пошли! Пошли на место!

Когда Анюта дошла до огромного длинного стола, она уже сама тряслась от нервного смеха: по дороге облепившие её маленькие тварюшки с изумлением заглядывали её в лицо: чего, мол, кричишь на нас?!

А Назарий деловито оглядел стадо в воздухе, играющих в воздухе, которые поневоле из-за Пашки теперь кружились рядом с хозяином подвала, и резко произнёс несколько слов на незнакомом языке. Вся мелочь застыла в воздухе, а потом покорно отправилась по клеткам или склянкам-банкам. Анюта успела мазнуть ладонью по последней отцепившейся от её блузки зверушки, прежде чем та оторвалась от неё. Ей даже стало жаль мелкую: наверное, так хотелось полетать на свободе! В клетке же не подвигаешься… Эх…

— Здравствуйте, Назарий.

— И вам не болеть, — проворчал старик и пристально вгляделся в Анюту, не обращая внимания на «деток». — Ишь… Разрешила переночевать, да? Ну, что… Хоть с этого начнёте. А пока… Эй, не трогайте ту клетку! Эта тварь любит за нос клевать!

«Детки» ойкнули и заторопились встать поближе к Анюте. Но рассматривать чудный подвал им не запретили, так что они оглядывались с открытыми ртами, благо старик пока занимался только Анютой.

 

Глава пятнадцатая

Оказалось, Назарий умел говорить и тихо. Просто дождался, пока «детки» всё-таки не выдержат и втихомолку разойдутся по подвалу, таращась на всех чудо-юд, кто в ответ лупил на них глазища из клеток или склянок.

— Что, начинающая, попалась? — ехидно спросил он, насупив на Анюту свои густущие бровища. И погрозил пальцем: — Думай в следующий раз, прежде чем соглашаться на что-то — от магов.

Перед тем как ответить, Анюта обескураженно пыталась сообразить, о чём он. Старик же не стал дожидаться, когда собеседница поймёт его, и отвернулся к обычной пол-литровой стеклянной банке, которую держал за донышко. Анюта поневоле присмотрелась к ёмкости, но ничего не увидела. Не оборачиваясь, но словно желая продемонстрировать гостье, что банка не пуста, Назарий пальцами стукнул по прозрачной стенке, и внутри внезапно взорвался яркий разноцветный салют. Анюта ахнула от красоты. А когда салют опал, на донышке, в тёмной луже, сидела какая-то странная кракозябра, сверху похожая на грибок, который снизу шевелил по стенкам банки тонкими щупальцами. Медуза? Только почему она до сих пор переливается разноцветьем?

— Ух ты… — «Детки», прибежавшие на яркий всполох, заворожённо уставились на банку с кракозяброй.

Назарий поставил банку на стол и кивнул Анюте, мимоходом взглянувшей на него, на небольшой уголок в углу, где стоял низкий столик с чайником и небрежно повешенными на каком-то металлическом стержне чашками. Минуту спустя гостья сидела на старом мягком стуле и держала в руках чашку с чаем. «Детки» от чаепития отказались, получив неохотное разрешение хозяина погулять по подвалу, и сейчас медленно бродили на пару (удобней восторгаться, показывая пальцем на то, что изумило, и обсуждать!) и обследовали странные тюремные камеры странных тварей.

— Так что там насчёт моего согласия? — вполголоса спросила Анюта, не забывая об оговорке Назария.

— Почему согласилась стать приманкой?

— Ну… — Анюта подумала и вспомнила всё, что думала о Лёльке. — Я так поняла, что этого Нила никак поймать не могут. Поняла, что никто, кто его знает, не хочет… Боится, в общем… Но ведь страшно — за таких (она оглянулась), как Вера, как Пашка. А вдруг появятся и другие, которых не защитить? Так что у меня единственная претензия к вашим магам: почему вы-то учёт своим городским колдунам не ведёте, как Нил? Тогда бы вам было легче отслеживать Нила на преступлении.

— Ты спрашивала у девочки и мальчика, знали ли они о том, что их родные были колдунами или ведьмами? — тяжело спросил Назарий. — Вот именно! Сколько людей на свете, которые либо не подозревают о своих силах, либо не стараются их развить, поскольку считают: а мне это надо? Мы знаем только тех, кто отметился, как ты, — колдовской работой. Всех остальных отслеживать в таком городе, как наш, бесполезно.

— Но Нил-то отслеживает! — возразила Анюта.

— Когда мы спохватились, он уже проехался по пригородным и дальним деревням и нажрался столько силы, что сумел обучить своих телохранителей умению находить нужных ему людей. Просто-напросто настроил их на излучаемую ими силу. Так что, когда начали следить уже за ним самим, он стал настолько сильным, что мог прятаться от самых сильных магов. Андрей, Харон, рассказал нам, что, по твоим словам, Нил был на кладбище, когда хоронили Николая, прадеда твоего. И нагло пришёл с девочкой, из которой тянул силы. Никто не видел этого, потому что Нил нарушает все законы нашего магического сообщества. На кладбище, на похоронах, магам нельзя использовать проникающий колдовской взгляд — это давний закон. Нельзя использовать вообще магию. Он — использовал, да ещё успел отвести всем глаза, чтобы не нарушать связи между собой и Верой и чтобы продолжать выпивать её силы.

— Значит, я догадалась правильно, — задумчиво сказала Анюта, поглядывая на Веру.

— Не жалеешь? — хмыкнул Назарий, впиваясь в неё пронзительным взглядом.

— Нет, не жалею. Вы же ничего особенного не сделаете мне, только в личное поле ложную информацию для Нила подкинете — ту, на которую клюнут его телохранители. Но я-то всё, что надо, уже от деда Николая переняла. Мне-то Нил не страшен.

— Ну… Раз так…

Старик попивал чай и зорко поглядывал на Анюту. Она изредка оборачивалась взглянуть на «деток» и помалкивала. Даже этому Назарию, которому подсознательно доверяла, сама не понимая — почему, она не могла сказать главного. А он смотрел так спокойно, словно прекрасно понимал и то, что у неё на душе, и все её чувства. Наконец она решилась. Не потому, что Назарий вытаскивал из неё правду, почему она согласилась стать «червячком» на удочке магов. Нет, надо было высказать это вслух. Чтобы не Назарий понял. Чтобы поняла она сама — выраженное вслух.

— Если бы не Вера с Пашкой, я бы не согласилась! — выпалила она, страшась, что потеряет решимость.

Старик промолчал, лишь снова чуть поднял брови, будто поощряя её высказываться далее. А Анюта продолжила рассуждать:

— И потом… Я ведь в городе несколько лет не была. Меня здешние колдуны и маги не знают. Ну, кроме тех, кто уже познакомился со мной. Мне в любом случае легче… Но Вера и Пашка… Этот Нил, возможно, сейчас пошлёт своих подручных проверить мой адрес и тех, кто по нему проживает, и выяснит, что я и впрямь правнучка деда Николая. Что я недавно переехала сюда. Он уверится, что я начинающая, тем более телохранители ему скажут про знак в моём поле. И тогда… — Она вдруг прикусила губу. — И что тогда? Он меня похитит? Или будет уговаривать, как Веру? Магам же хватит нескольких часов, чтобы застукать его за преступлением, так?

— Хватит, — подтвердил Назарий.

— Ну, тогда… — Она с облегчением откинулась на спинку стула. — Тогда ничего страшного. Он будет поить меня чаем, а ваши вломятся в его дом и вытащат меня оттуда. Так когда вы мне внедрите обманку?

— А чего её внедрять? — проворчал Назарий. — Она уже на вас.

Удивлённая Анюта открыла рот спросить, когда же он обманку на неё навесил. И закрыла: а не всё ли равно? И они снова замолчали, следя за «детками», которые начали глупую, но страшно увлекательную игру: бегали вдоль столов с банками и клетками и искали самое-самое чудо-юдо — соревновались, у кого чудоюдней будет. А потом устали, и Назарий пошёл их всех провожать — аж до выхода из музея. Причём на пороге из своего подвала чуть не спохватился и вручил Вере катушку с медной проволокой. Девушка слегка обалдела: как он догадался?! — но всё же сумела прийти в себя настолько, чтобы с жаром поблагодарить старика. Ехали домой — повезло: в троллейбусе, в заднем салоне, нашлось место для двоих. Сели Анюта с Верой, а Пашка повис на поручне напротив, склонившись к ним, — чтобы говорить вполголоса было удобней.

Сначала «детки» обсуждали тварюшек Назария, а потом вспомнили о камнях.

— Аня, а ты и про камни нам расскажешь? — поинтересовалась Вера.

Та, улыбаясь, покачала головой.

— Даже я сообразила, что вы выбрали камни по тем специализациям, о которых вам говорили. Например, лавовый камень и янтарь — явно камни для магов огня. Так что пусть эти спецы вас и обучают. Я, насколько понимаю, должна вам дать чисто универсальное колдовское… образование, — насмешливо закончила она.

Вера вытащила из нагрудного кармана джинсовой рубашки гагат и уставилась на него. Потом неловко пожала плечами и снова задумалась. Павел не выдержал.

— Ты чего?

— Мне этот камешек так понравился… А он, значит… Камень Харонов? А я думала — просто… понравился. Там, внутри, такие тени побликивали…

Она так и не положила камешек снова в карман, зажала в кулачке, глубоко задумавшись, пока Павел снова не спросил:

— Вер, ты обещала — сделаешь мне браслет? Тебе этой проволоки хватит?

— Хватит, — рассеянно отозвалась Вера и скосилась на пакет, который перед тем водрузила себе на колени. Очень отчётливо снизу выпирали книги, которые она выбрала в киоске эзотерики. Теперь уже задумалась и Анюта: не вспоминает ли девушка, что она и раньше «западала» на книги о призраках и привидениях?

На своей остановке забежали в магазин, а потом в пекарню. Здесь Анюта, складывая в сумку выбранные «детками» пирожки, едва сумела подавить смех после вопроса абсолютно серьёзной Веры:

— Ань, я вот думаю — если я теперь буду заниматься всякими колдовскими и харонскими делами, мне, наверное, можно есть сколько угодно? Ну, и не толстеть? Я ведь буду тратить много энергии? Да?

Пашка закатил глаза, но благоразумно промолчал.

— Можешь есть сколько угодно, — спокойно же ответила Анюта, — просто не забывай истину: если ты начинаешь есть слишком много — ты нервничаешь. А набитый в эмоциях лишней пищей желудок ни обычному человеку, ни колдунье не нужен. Прислушивайся к себе — и будешь точно знать, сколько тебе надо съесть.

— Ну, вот, — разочарованно сказала Вера, — а я так хорошо придумала!..

— А я могу есть, сколько хочу! — заявил Пашка. — Мне наша школьная врачиха сказала! Потому что я акселерат — и мне не хватает мышечной массы.

— Ну уж на пирогах тебе этой массы не добрать, — посмеиваясь, сказала Анюта. — А вообще — прекратили разговорчики! И вперёд, домой — обедать. А то одного чая у Назария вам явно маловато.

Они «присели на дорожку» вокруг маленького столика у входной двери в пекарню, благо народу в обед здесь было всего ничего, и «детки» вынули зеркальца — закрепить отведение глаза. Анюта отвод глаз делать не стала. Теперь, с обманкой в поле, она должна быть для подручных Нила видимой и «прозрачной», чтобы с неё легче было считать про начинающую.

Во дворе дома сидели лишь три старушки, а по дороге перед домом катали коляски с детьми две молодые мамы… Анюта почувствовала, как тепло стало на сердце: ещё три дня — и она увидит Лёльку возьмёт её за ручку, и пойдут они гулять, куда захотят… Ещё бы Викентия попробовать взять с собой. Захочет ли? Ох… А И не забыть бы предупредить родителей, что, возможно, к дочери она придёт не одна…

Спокойно вошли в подъезд. Чтобы найти ключ, Анюта отдала сумку Павлу, а пакет с пирожками взяла Вера. Анюта открыла дверь и толкнула вперёд, чтобы Вера первой вошла в квартиру. За девушкой было шагнул мальчишка, но быстро опомнился и пропустил хозяйку дома вперёд…

От пронзительного визга Веры у Анюты ослабели пальцы — и связка ключей грохнула на пол. Пашка резко протиснулся мимо неё — видимо, на выручку Вере. Но та уже мчалась назад, к ним. Анюта чуть не упала, когда девушка врезалась в неё.

— Там мужчина! — обнимая её за талию, тряслась Вера. — Я его не знаю! Никогда не видела!

— И что? — не понимал Пашка, тем не менее испуганно глядя на неё. — Подумаешь! Нас трое, а он один!

— Почему ты его испугалась? — наконец спросила ошарашенная Анюта, мимо головы Веры глядя в зал.

— Он убежал от меня! В твою комнату!

— Так, детки, — вырвалось у неё. — Стойте здесь, а я пойду, проверю, что там…

В первую очередь она подумала, не приехал ли Викентий пораньше — может, с работой опять что-то не так. Вера ворвалась в зал неожиданно, он и кинулся в комнату бывшей… Но внутри дрожало другое: чтобы Викентий — и сбежал? Вот уж кто бы никогда до такого не опустился даже в самой неловкой ситуации!.. Так неужели там был телохранитель Нила? Обнаглели до такой степени, что влезли в квартиру?! А ещё Анюту вдруг взволновала мысль: на «детках» двойная защита на отведение глаза. Почему мужчина увидел Веру? Или именно это должно указывать на телохранителей Нила? Ведь для обычных, без колдовских способностей, людей защита девушки и мальчишки должна сойти на нет только через несколько часов.

В зале никого. Анюта взглянула на закрытую дверь своей комнаты. Прикусив губу от напряжения, хозяйка дома подошла и осторожно, медленно, затаив дыхание — готовая ко всему, открыла дверь. В комнате пусто. Не поверив, Анюта первым делом быстро заглянула за дверь, а потом подскочила к окну — проверить щеколды. Закрыто. Как обычно — с этой стороны, со стороны комнаты. Она даже открыла дверцы шкафа, чтобы убедиться, что в нём никто не прячется. Нагнулась проверить под кроватью…

Выйдя в зал, она увидела Веру, которая пряталась за спиной Пашки. Решительно настроенный мальчишка успел побывать на кухне и теперь стоял в дверях из прихожей в зал, воинственно держа в руках нож.

— Ну? Что там? — нетерпеливо спросил Пашка.

Анюта подошла к ним и только хотела было пожать плечами: мол, ничего не видела и не нашла. Но остановила своё движение, кое-что заметив: Вера одной рукой держалась за плечо Пашки, другую опустила, крепко сжав кулачок. Прикинув обстоятельства, Анюта кивнула перепуганной девушке и спросила:

— Что в кулаке?

Недоумевающая Вера опустила глаза на руку, разлепила судорожно сжатые пальцы. На ладошке лежал маслянисто поблёскивающий в электрическом свете из прихожей чёрный камешек. Гагат.

— Всё понятно, — задумчиво сказала Анюта. — А заодно и доказано, что ты, Вера, и правда, со способностями Харона. Надо будет сказать Андрею Ефимовичу, чтобы он тебя брал на собственные уроки. Если он их, конечно, даёт. В общем, думаю, что у Харонов своя организация занятий для таких, как ты.

— Я… не понимаю! — от волнения пискнула девушка.

Зато Пашка снисходительно посмотрел на неё свысока — что, впрочем, при его росте, было неудивительно.

— А я понял. Ты видела призрака!

— Ой…

Но времени на разборы полётов оставалось маловато. Надо бы накормить «деток» и приготовиться к приёму посетителей. Так что Анюта скомандовала ученикам быстро привести себя в порядок после улицы и шагать на кухню — обедать. Сама же первым делом доставила продуктовые покупки на кухню и тут же вымыла руки. Перенесла кастрюлю со щами на газ и налила в большой чайник воды для заварки. Вот теперь можно поспешить в свою комнату и переодеться. Анюта в последнее время полюбила ходить дома не в джинсах, как это часто бывало, если приходилось выходить на улицу, а в платьях. И, только переодевшись, она почувствовала смущение и задумалась. А если призрак (в чём она теперь не сомневалась) видел, как она переодевается? Пусть призрак, но ведь мужчина же! А потом мысленно махнула рукой: если призрак невоспитанный, то пусть ему самому будет неловко! И ринулась на кухню — накрывать на стол, размышляя уже о профессиональном: «Вызывать Андрея Ефимовича из-за этого призрака или не стоит? Кстати, а в прошлый раз Андрей Ефимович (и не один раз даже!) разглядывал её квартиру — обходил и тщательно приглядывался к ней. Не призрака ли он почуял или как-то ещё ощутил его присутствие?» А потом вспомнила ещё кое-что: Назарий в её квартире тоже кому-то говорил о Хароне — кому-то невидимому! Но говорил так, словно оч-чень не хотел, чтобы Харон узнал о призраке! Почему?!

Когда ребята, переодевшиеся и вымывшие руки, прибежали на кухню — оголодали за время «прогулки», Вера призналась:

— Я спряталась за дверь шкафа, н мне почему-то было так неудобно!..

— Ты снова почувствовала призрака? — удивилась Анюта.

— Нет. Но всё равно… — Девушка потупилась, морщась: кажется, не могла объяснить свои впечатления. И, кажется, она испытывала то же, что и Анюта — переодеваясь.

— Думаю, это самовнушение, — уже задумчиво сказала хозяйка. — Ты знаешь, что где-то рядом есть… Я чуть не сказала — существо! — засмеялась Анюта. — Итак, что где-то рядом есть призрак, и поэтому ты начинаешь стесняться, потому что думаешь, что он обязательно будет подглядывать за тобой. Но ведь ты сказала, что видела мужчину. Опиши его. Помнишь, как он выглядел?

— Помню, — медленно сказала Вера, размешивая положенную в щи сметану. — Высокий — ну, мне так показалось. Темноволосый. В брюках и рубашке. Брюки тёмные, а рубашка — светлая, но не белая.

— А на лицо? — уже с любопытством спросил Пашка. — Лицо ты видела?

Вера подняла глаза к потолку, будто вспоминая, и вдруг сама засмеялась.

— Он симпатичный!

— Фу-у… — разочарованно сказал мальчишка. И свысока добавил: — Вечно вы, бабы, так — сначала симпатичный, а потом орать начинаете. Или наоборот. А особых примет у него не было?

«Детки» чуть не разругались, но Анюта, которая уже чуть не подпрыгивала от предчувствия, что скоро к ней придут первые посетители, быстро оборвала свару:

— Вера, если стесняешься переодеваться, думая, что призрак за тобой наблюдает, есть одна уловка, — посоветовала она. — Переодевайся при Барсе — он призраков должен очень хорошо чувствовать.

— Коты — Хароны?! — поразился Пашка.

— Ну, от деда Николая я знаю, что почти все животные видят призраков, — деловито сказала Анюта. — Вера, ты как? Готова мне сегодня помочь с приёмом гостей?

— Конечно!

— Так, теперь я хочу вам вот что сказать. — Анюта собралась с духом и выпалила: — С сегодняшней ночи у меня будет ещё один постоялец. Но он будет у нас только спать — то есть приходить ночевать.

Недоумение в глазах переглянувшихся «деток» заставило её признаться:

— Это мой бывший муж. Он переехал из своего города сюда недавно, и ему негде остановиться. Поскольку у меня финансов пока маловато, а он обещал платить, я ему разрешила ночевать у меня. Если вы не возражаете…

— Ну-у… как мы можем возражать? — первым спросил Пашка. — Это ведь ваши дела, да? Мы вмешиваться не будем. Он же ругаться и драться не собирается?

— Нет, не собирается, — приглушила улыбку Анюта, мгновенно представив в воображении Викентия ругающимся и размахивающим руками — типа, дерущимся. — Он очень спокойный.

— Если он работать будет… — начала Вера, а потом глянула на Пашку и закончила: — Павел прав. При чём тут мы? Если ты его пустила, значит, лучше знаешь, как делать.

— Тогда марш в комнату — а я начну готовить чай для моих гостей.

— Я с тобой! — вскочила Вера. — Посуду помою — и помогу.

— А я пошёл переписывать! — заявил мальчишка. — Можно мне ещё пирожок?

— Бери-бери, — кивнула Анюта.

… Глядя на кухонный стол, заставленный семью подносами, Вера с сомнением спросила Анюту:

— А ты успеешь их всех принять? Или будешь допоздна?

— Посмотри на подносы, — предложила та. — Вот эти два — для тех, кто будет сидеть у меня недолго. На каждом две чашки — очень маленькие. И чайничка нет. То есть доливать чаю этим гостям не буду.

— Ой, а где мой фартук! — спохватилась Вера, а когда повязала тесёмки фартука, весело призналась: — Я как будто шпионка! Или актриса! Мне нравится!

— А я придумал, как буду подслушивать! — заявил Пашка, возникший на пороге кухни. — Аня, я останусь на кухне, а когда будут приходить, встану около двери в зал и буду слушать. У меня слух отличный. Даже шёпот различу!

— Зато не увидишь, — вздохнув, напомнила Вера. — А это главней.

— Ну, тогда надо в зал перенести какой-нибудь из шкафов и проделать в нём дырку, чтобы видеть через неё столик с картами, — предложил мальчишка. — Я спрячусь в шкаф и буду не только слышать, но и видеть. Аня, как? Мне тоже хочется посмотреть! — уже умоляюще взглянул он на хозяйку дома.

— Вот и пригодился мой бывший муж, — хмыкнула она. — Заставим его перетаскивать один из шкафов из моей комнаты. — «А заодно освободим для него пару полок и пару вешалок!» — мысленно добавила она.

Анюта оказалась права. Из семи гостей двое даже чаю не допили. В основном приходили погадать на то, в чём не знали, какое принять решение. Одна девушка пришла напуганной до ужаса: она приготовила на своего парня приворот, а потом краем уха услышала, что таким образом можно его потерять чисто физически, если он сам к ней не привязан, не симпатизирует ей.

— Помогите! — взмолилась она, с трудом допив чай — явно лишь для того, чтобы успокоиться. — Я хочу или снять приворот — не хочу быть убийцей! — либо узнать, что он ко мне чувствует!

Анюта выбрала второе — это гадание было легче. Тем более что девушка, не чинясь, сразу выложила фотографию своего парня.

— Он тянется к вам, — наконец сказала Анюта. — И очень сильно. Своим приворотом вы ничего в своих отношениях не испортили. Но есть одно «но»: о привороте нельзя рассказывать никому — иначе неизвестно, как потом дело обернётся. Никому — учтите. Ни родным, ни подругам. Вы меня поняли?

— Поняла! — закивала та, обливаясь слезами от радости: такой груз с плеч спал!

— Почему — нельзя? — немедленно спросила Вера, едва за гостьей закрылась входная дверь. Она стояла у кухни с подносом и внимательно смотрела на хозяйку квартиры.

— Здесь две причины, — сказала Анюта, направляя её на кухню, взявшись за локти девушки. — Первая чисто жизненная: расскажет кому не надо — а если тот, другой (другая!), захочет сделать то же самое? Вторая причина в том, что её парень — очень эмоциональный человек. Узнай он, что она сделала, неизвестно, как может поступить. Мало того что обидится на неё, так ещё может и возненавидеть её. Редки люди, которые могут посмеяться над старанием второй половинки заарканить того, кто и так готов к серьёзным отношениям. Ведь что такое, по сути, приворот с её стороны? Она видит, что он вроде любит её, но не доверяет ему. Если он поймёт, что с её стороны недоверие… — Она снова хмыкнула. — Всяко может поступить.

— Дура какая-то, — подумав, сказал Пашка, возникший на пороге. — Лучше бы спросила, любит ли он.

Обе, и взрослая, и юная, переглянулись и с улыбкой посмотрели на мальчишку. Он заметил и снова свысока сказал:

— И не надо мне говорит, что я до таких вещей не дорос! У меня, между прочим, девочка есть — из нашего класса. Знаете, какая классная!

И важно ушёл в гостевую комнату.

Затем были две старушки, которые вознамерились выдать замуж свою внучку — засидевшуюся дома девушку. Они притащили громадный альбом и неторопливо рассказывали, как живётся Танечке в одиночестве, какая она была бойкая в детстве и какая стала нерешительной сейчас. Анюта выслушала бабушек внимательно, потом раскинула карты на девушку и сообщила обалдевшим седоволосым дамам, что их внучка уже полгода общается с весьма перспективным для будущей семьи молодым человеком!

Бабушки разохались, разволновались, чуть за головы не схватились. С собой в дорогу Анюта дала им небольшой талисман для женской привлекательности и велела маленькое деревянное сердечко, отлакированное до блеска, подарить своей внучке так, чтобы она этот медальончик носила хотя бы при бабушках — типа, им нравится видеть на ней этот-подарок украшение.

Но «деток» больше всего заинтересовал визит одной странной дамы. Правда, поначалу дамой её трудно было назвать. Пришла полноватая женщина в неброском наряде и, сев за гадальный столик, пожаловалась, глядя, как Анюта наливает ей свежий чай:

— В последнее время у меня всё из рук падает. Вы уж простите, но чай я побаиваюсь пить. Из-за чашки. У меня — вот, видите? — все ладони в порезах!

Взглянув на вытянутые к ней ладони, Анюта спокойно кивнула и улыбнулась:

— Моя чашка у вас не упадёт. Расскажите подробней, что случилось у вас по жизни? Не было ли каких-то событий, которые вас заставили волноваться?

— Да вот… Только посуда… — со вздохом ответила посетительница. — Мыла в прошлый раз вазу из-под цветов. Кран повернула в ванну, чтобы удобней было. Ваза-то хрустальная, большая и тяжёлая. Так поставила её для удобства, а она — бац! И упала. Покрытие у ванны потрескалось, а донышко вазы вылетело и вдребезги. Пришлось и всю вазу выбросить. Потом было — салатницу мыла. Хотела повернуть — а она выскользнула из пальцев. Вот эти два пореза — от салатницы. Три чашки. Суповая тарелка. Смешно сказать — поднялась сменить лампочку в люстре. Новая лампочка треснула у меня в руке, а плафон от люстры свалился и разбился. Даже на ковре!.. Ума не приложу — что делать? Вот, выбралась к вам.

— Расклад у вас такой, — напряжённо всматриваясь в карты, — сказала Анюта. — Прекратите думать, что вы не сможете сделать то, над чем так напряжённо размышляете. Вы думаете, что прямо-таки конец света будет, если не решитесь. Но конца света не ожидается. Поступайте так, как велит сердце. Но сделайте это! Не тяните!

— Вот как… — неуверенно сказала дама.

Она ушла, а «детки» насели на Анюту.

— В чём дело у неё? Что такое ты ей сказала?

— Всё просто. Эта женщина, кажется, сама не подозревает о том, но она очень сильная, — объяснила Анюта. — Возможно, ведьма. Она сомневается, стоит ли менять что-то в жизни. И так волнуется из-за этого, что её до сих пор нейтральная сила превращается в негатив, а посуда постоянно бьётся, чтобы этот негатив заглушить. Она ещё не сказала, что дома у неё вся электроаппаратура ломается.

— Ты это увидела по картам? — изумился Пашка.

— Да, карты сказали, — рассеянно согласилась Анюта. — Ну, что? У нас последний посетитель, а потом мы свободны. Ну, не считая, что ждём моего третьего постояльца.

 

Глава шестнадцатая

Они успели поужинать, после чего Анюта приняла последнего посетителя — деда, который твёрдо решил узнать, когда ему на вечный покой. Обнадёженный, что проживёт ещё очень долго и весело, дед ушёл, польщённо похмыкивая себе под нос.

Глянув на часы, Анюта заспешила на кухню: вот-вот приедет Викентий. Заинтригованные «детки» помчались за ней. Пока Вера помогала хозяйке готовить ужин для мужчины, Пашка уселся на широкий подоконник и, гладя примостившегося рядом Барсю, канючил вкусненького. Рот ему «заткнули», поставив прямо на колени вазу с фруктами. И мальчишке, и девушке было страшно интересно, что за жилец ещё появится в их компании, а ещё «детки» явно сомневались, узнавать или нет, почему Анюта рассталась с мужем. Во всяком случае, она часто ловила на себе их оценивающие взгляды, типа: ответит на этот вопрос — нет?

На звонок они столпились в прихожей, за спиной возмущённой их наивным любопытством хозяйки. И Вера вдруг сказала мужчине, который смущённо замер при виде столь многочисленной толпы встречающих:

— Ой, а я вас узнала! Вы приехали за нами на кладбище! Вы привезли нас сюда на своей машине! Я вас помню!

— Я тоже помню! — даже возмутился Пашка. — Вы и меня вытащили оттуда! Аня, почему ты сразу не сказала! А как вас зовут?

— Э… Викентием, — слегка ошарашенный, представился бывший.

— Пойдёмте, мы вас накормим! — велела ему Вера, уходя на кухню. — Только руки помойте, а ужин мы вам приготовили!

Сияющий от радости, что неизвестный, таинственный бывший муж Ани оказался добрейшей души знакомцем и даже чуть ли не спасителем, Пашка бросился за девушкой.

Анюта, пофыркивая от задавленного смеха, отступила.

— Входи.

— А-а… Мне и правда можно поужинать? — сконфуженно спросил Викентий, закрывая за собой дверь. — Если честно, есть хочется… Я как-то забыл забежать в кафе после работы.

— Ну, чудовища-то из меня не делай, — негромко сказала Анюта. — Ты же на самом деле не думал, что я просто ночевать тебя пущу? Тем более тебе дети благодарны. Как я при них сказала бы, что не хочу тебя кормить?

— Ты… — Он будто споткнулся на полуслове, но промолчал. Только застыл на месте, явно не понимая, как вести себя сейчас.

Сначала Анюта не сообразила, почему он остановился, а потом стало стыдно: она выплеснула на него недовольство, а он это прочувствовал. А стыдно стало… Она бы спокойней восприняла собственную агрессию, не знай о том, каково ему сейчас. Но она знала. Так какого… так неожиданно чуть не напала на него?.. Поэтому она поморщилась и, глядя ему в глаза, вздохнула:

— Извини, день был не из лёгких. Давай сделаем так: ты сейчас поужинаешь, а потом сходишь к машине за своей сумкой с вещами. Как?

— Согласен, — с облегчением ответил он.

Пока она шла следом за ним на кухню, вдруг подумалось: а ведь это для неё проверка — то, что они поменялись местами, и теперь она, Анюта, хозяйка положения, в то время как бывший оказался в роли просящего. Проверка на умение держаться в рамках равноправия. Она — не прошла эту проверку. Краткосрочный эпизод в прихожей показал, что она в любой момент готова к тому, чтобы обвинить его, а то и попытаться поставить на место. На сегодняшнее его место… Где она была, когда надо было в трудные минуты заставить его выслушать её? Неужели она сильна перед Викентием лишь тогда, когда ситуация это позволяет ей? Когда ситуация ей благоволит?..

Чёрт… Самой неприятно стало.

«Детки» её поразили: они не ушли в свою комнату, а уселись напротив ужинающего мужчины, хрумкая яблоки, чтобы не смущать его, и вываливали перед ним все события, которые случились с ними с того мгновения, как они оказались в этом доме! Да они разговаривали с Викентием так, словно знали его всю жизнь, как замечательного знакомца! Просто он куда-то на время уезжал, а теперь вернулся и должен быть в курсе всего, что здесь произошло. Причём рассказывали так, словно он был «своим». Колдуном или магом. А значит, должен был понимать «деток» безо всяких объяснений, если они даже говорили о таких страстях, как жутко запорченный Михей… Анюта слушала их и удивлялась: неужели Викентий для них оказался настолько важен, только из-за того что он участвовал в их спасении? К ней-то самой оба относились без особого пиетета, хотя, не будь её, неизвестно, что ещё было бы с ними.

Реакция Викентия на слова и самих «деток» тоже заставила недоумевать. Он помалкивал, но явно пытался вникнуть в то, о чём ему говорят. Иногда даже забывал, что набрал ложку риса из куриного плова — и слушал так, словно боялся, что поглощение еды не даст ему расслышать что-то важное.

Анюта тихонько ходила по кухне, то забирая опустевшую тарелку, то меняя блюдо. И постепенно закипала. Её страшно раздражало всё: и то, что «детки» смотрят в рот бывшему, и то, что он «выставляется» перед ними, будто понимает всё, что ему говорят!.. И внутренне ахнула, когда поняла, что происходит! Да она ревнует его к ним!

Это она нашла их, умирающих! Это благодаря ей, они начали выкарабкиваться из беспомощности! Это… это её «детки»!

Сконфуженная, Анюта почувствовала, как опустились железно напряжённые плечи, и уже оробело прикусила губу: «А что будет, если я предложу ему погулять с Лёлькой? Через пять минут начну выдирать Лёлькину ручку из его рук?!» Её передёрнуло — и ладно, что никто этого не заметил… Такого от себя она точно не ожидала.

Зато, благодаря своему «открытию» остаток вечера, усмехаясь себе, неожиданно собственнице, она провела спокойней. Даже сходила вместе с Викентием к его машине за сумкой с одеждой, а перед сном договорилась с ним, что, как только он получит первые деньги на новом месте, они сходят в магазин прикупить ему смену одежды.

Когда Вера и Пашка готовились спать, она словно ненароком заглянула к ним в комнату и словно ненароком подошла к окну. На карнизе — ни следа мела. Вспомнилось: когда они шли по дороге к подъезду, на асфальте кое-где темнели пятна от недавно прошедшего ливня. Она тогда загадала немедленно посмотреть на карниз, но за потоком дел и событий подзабыла… Заклинания не осталось, но всё же Анюта плотно задёрнула шторы, объяснив заинтригованным «деткам», что они должны выспаться. А вдруг за окном машина проедет и ярко посветит в окно? Разбудит ещё… Малолетние постояльцы явно решили, что хозяйка перестраховывается, но возражать не стали.

Ночь впервые оказалась спокойной. Не будили «детки». Не будил Барся, который предпочёл комнату Веры и Пашки для сна. Разве под утро Анюта встала по старинной привычке, чтобы приготовить Викентию завтрак. Сама удивилась, встав за пятнадцать минут до его пробуждения. Как удивился и бывший, привычно поцеловав её в щёку перед уходом на работу. Нет, даже не удивился, а был потрясён — что она легко считала в его глазах. Немного озадаченная, Анюта постояла у кухонного окна, глядя ему вслед, а потом решила, что они оба были похожи на вагоны, сошедшие с рельсов. А сейчас их поставили на место. Рядышком. Ладно… Поедем вместе дальше. Посмотрим, как ещё примет Лёлька своего блудного отца. Честно говоря, Анюта побаивалась — узнает ли дочка Викентия…

Пятница прошла в привычных хлопотах. Посетителей ожидалось мало, так что Анюта договорилась с «детками» снова съездить в лес.

— За малиной! — выпалил радостный Пашка.

— За травами, — снисходительно поправила его Вера.

Анюта только хмыкнула, но на всякий случай выдала каждому по банке — набрать домой, если получится, конечно.

На пороге их остановил на пару минут звонок. Узнав звонившего, Анюта включила громкую связь.

— Доброе утро! — поприветствовала их Агния. — Я звоню с новостью. Сегодня утром Михей, тот порченый, для всех умер — вы меня поняли, да?

— Поняли, — встревоженно сказал Пашка. — И что дальше?

— Нил теперь уверился, что Анна Сергеевна и впрямь начинающая. Эта неделя будет для вас напряжной. Будьте осмотрительны, хорошо?

— Хорошо, — согласилась Анюта, обнадёживающе кивая приунывшим «деткам».

— В общем, я предупредила. А теперь на всякий случай напоминаю, что вы обладаете ещё и магическим информационным жучком, по которому мы сразу сумеем найти вас. Так что — не бояться!

Агния распрощалась, а Вера вопросительно глянула на Анюту.

— Лес отменяется?

— Логически рассуждая, Нил пока не знает о «смерти» Михея, — задумчиво сказала она. — Утро же. Узнает ближе к обеду. Так что у нас время есть. Поехали!

— Поехали! — с облегчением откликнулся зажавшийся было мальчишка.

Несмотря на небольшую тревогу и за себя, и за «деток», о которых Нил пока ещё тоже не сном ни духом, Анюта постаралась быть рациональной и твёрдо верить в то, что Нил до обеда, как и было сказано, не будет искать начинающую ведьму.

Лес заставил забыть обо всём! Он пел на многие птичьи голоса, звонко выстукивал дятлами по деревьям. Трое шли, как в тумане, в густом аромате трав и грибной прели и не могли не улыбаться — настолько было здорово! «Свою» полянку нашли сразу — ведь Анюта шла впереди маленькой группы. Она предложила было сначала поваляться на травах, но Вера с Пашкой энергично убедили, что, собирая землянику, они и так напитаются лесным духом, а значит — укрепят своё здоровье и силы. Пререкаться она не стала — больше хотелось втихомолку хихикать, глядя на них, азартно ползающих по полянке. Но ничего не поделаешь. Завтра, в субботу, она уже не сможет набрать ягод для Лёльки. И Анюта деловито нагнулась к травам, чтобы, отклоняя кустики, выискивать стебельки с алыми земляничинами.

Ехали назад — «детки» безмятежно дрыхли, склонившись друг к другу головами — точней — Вера на плече Пашки. Анюта, сидевшая напротив обоих, ещё хмыкнула: а не забудет ли мальчишка свою «классную подружку из класса», пока тесно общается с Верой? Нет, он, конечно, будет чувствовать себя изрядным оригиналом, важно рассказывая «классной подружке», кем он стал. Но понимать-то его изначально в новой его ипостаси может только Вера… «Куда это я мыслях своих забрела?» — ухмыльнулась Анюта и, положив между автобусным окошком и собственным ухом взятую на всякий случай кофточку, тоже задремала.

Рабочий день начался с того, что друг за дружкой приехали уже знакомые ранее посетители. Сначала — молодая пара привезла закутанную в полотенце куклу, вынутую из-под навесного потолка.

— Полотенце нам тоже не нужно, — поспешно сказала женщина, буквально втиснувшая свёрток в руки Анюты и тут же отдёрнувшая от него руки. — И спасибо ещё раз! Мы как эту дрянь сняли, ночью спали спокойно — впервые после ремонта!

Только Анюта успела унести куклу в ванную комнату, где припрятала её до момента очищения, как в дверь снова позвонили. На этот раз приехал дед малыша, который поднял заговорённую на болезнь булавку.

Отдавая вещичку замотанной в носовой платок, дед объяснил:

— Мы эти шорты его искали, искали! А Бориска, оказывается, впихнул одёжку в стиральную машину! Пока бабушка наша не начала сортировать одежду для стирки, так и не нашли. А как нашли, так она меня и послала к вам. Спасибо!

— На здоровье, — от души ответила Анюта. Она-то побаивалась, что «клиенты» решат сами бороться с порчей.

Суббота прошла ещё легче, несмотря на постоянное ожидание подвоха от Нила. У Викентия оказался короткий рабочий день, и он приехал для Анюты до боли знакомо обескураженный: что делать в выходной день?! Нет, он набрал для домашней вычитки какие-то банковские документы, которые ему разрешили взять с собой. Но целый день! Да ещё и не в своей квартире…

Но точно так же были растеряны «детки». За полнедели они, несмотря на энергичные передвижения, ещё целиком не пришедшие в себя, устали писать и читать. Они даже сначала поныли:

— Ань, напроситься бы к Назарию! У него такой зоопарк!

— Не пустит, — улыбаясь, сказала Анюта.

Но вечером, когда приняла последних посетителей (Викентий читал свои бумаги в её комнате, чтобы не мешать), она вошла к нему и присела на кровать. Бывший немедленно обернулся от стола при окне.

— Можно переходить в зал?

— Вик, — медленно обратилась она к нему, — все воскресенья я провожу с Лёлькой. Не хочешь завтра составить нам компанию? Хотя бы на пару часов? А потом вернёшься сюда, если захочешь… Как ты на это смотришь?

А нахмурилась, обнаружив, что бывший чуть опустил голову, словно стараясь спрятать неловкую улыбку.

— Я смотрю на это положительно, — неожиданно ответил он и поднял голову. — Но… как нам быть с твоими родителями?

— Сегодня поговорю с ними, — пообещала Анюта. — Но мы у них сидеть не будем. Вера с Пашкой тоже заскучали. Ты сможешь отвезти всех нас в центральный парк? За бензин я заплачу.

— Лучше в долг дай, — вздохнул Викентий. — У меня там его почти не осталось.

— Сейчас успеешь съездить — заправиться?

— Конечно.

— А я пока поговорю с родителями.

И в самом деле, едва проводив бывшего и закрыв за ним дверь, она решительно направилась в гостевую комнату. Постучав, вошла и оповестила:

— Я завтра с дочерью еду гулять в центральный парк! Туда нас отвезёт Викентий Павлович на своей машине. Кто со мной?

— Мы! — обрадовались «детки».

А потом переглянулись и принялись думать о том, где, в каких местах парка, можно будет «нафоткаться до упора». Поняв, что будущая прогулка заняла их умы, Анюта спокойно пошла к себе и позвонила матери.

— Мам, привет. Хочу предупредить, что завтра с утра я забираю Лёльку погулять в парке. Привезёт меня к вам Викентий.

— Ш… Что-о?!

Готовая к изумлению родителей, Анюта сразу объяснила:

— Мам, ты не представляешь — он сбежал из дома!

Послушав с минуту ошеломлённую тишину в трубке, Анюта, с трудом удерживаясь от смеха, добавила:

— Он живёт у меня уже три дня — точней, три ночи. Потом расскажу обо всём поподробней. Ещё с нами будут девушка и мальчик. Вера и Павлик. Это ребята, которых я обучаю в качестве ведьмы. О них я тоже расскажу позже. В общем, мы едем в парк довольно большой компанией.

— Та-ак… — протянула мать, совершенно точно ошарашенная количеством постояльцев дочери. — А с меня, значит…

— С тебя — осторожно рассказать папе: Викентий жалеет о том, что порвал со мной. Настолько пожалел, что полностью переехал в наш город и поступил на работу. Сейчас он от своего отца не зависит. Ни финансово, ни… в общем, не зависит.

— Но Лёлька…

— Если она не примет отца, — спокойно сказала Анюта, — он уедет в мою квартиру, а папа отвезёт меня с детьми в парк. Надеюсь, против этого папа возражать не будет.

— Ну и живёшь ты… — всё так же задумчиво сказала мать и попрощалась с Анютой.

Положив мобильник на стол, она задумалась сама. Вроде всё улажено. Вроде всё должно обойтись без ненужных казусов. Вроде продуманы все пути отступления на тот случай, если Лёлька категорически откажется признавать отца… Но почему вдруг сильно и крупно задрожали руки? Господи… Всё дело в одном человеке. Сумеет ли правильно повести себя Викентий при встрече с дочерью? Что значила его улыбка, когда он сказала насчёт прогулки?.. Анюта выдохнула сквозь зубы и пообещала себе быть абсолютно спокойной. «Слышишь? „Детки“ не должны чувствовать твои эмоции!»

… Лёлька, приодетая чуть ли не празднично в розовое платьице, с бабушкой терпеливо ждала обещанного приезда матери. А заодно играла, повязывая снятый с волос бантик на ветку цветущего жасмина, то и дело стряхивая с рук сильную росу. Когда машина остановилась перед приподъездной площадкой, Лёлька, не оставляя своего занятия, оглянулась и закричала:

— Мама! Мама! Посмотри, как красиво получается!

«Детки» вышли из машины, и Анюта наскоро перезнакомила их с матерью. Наконец из машины неуверенно вышел Викентий и негромко поздоровался с матерью Анюты. Присевшие на корточки рядом с Лёлькой, чтобы одобрить её «творчество», «детки» кивнули ей на него:

— Лёля, смотри, кто приехал!

Они знали о разводе, о том, что Викентий несколько месяцев не видел дочери, но слишком не переживали, пока не понимая ситуации… Лёлька повернулась к отцу и некоторое время, замерев, отчуждённо смотрела на мужчину, который не осмеливался приближаться к ней. Но… Шагнул к дочери раз, другой… Остановился.

— Папа? — с недоумением спросила Лёлька, опустив руки.

Мать вопросительно взглянула на Анюту. Та прикусила губу, ожидая…

— Па-ап! — завизжала кроха и бросилась к Викентию. — Па-ап!

Он снова шагнул и поймал её на бегу, поднял высоко — так, чтобы смотреть в глаза, в сморщенное от плача личико. И прижал к себе…

… Лёльку уговорили оставить отца, лишь пообещав, что в машине он никуда не денется. Но вместе с малышкой на руке Викентий открыл багажник и вытащил из него автокресло. Нет, только начал вытаскивать, но так неловко, что к нему бросился Пашка. Мальчишка хоть и не совсем умело, но всё же сам установил кресло назад. Потрясённая Анюта: Викентий возил это кресло с собой все месяцы без них?! — только и могла, что наблюдать, как с рук отца Лёлька легко, без капризов села в привычное удобное местечко, где её закрепили ремнём. Пашка устроился рядом с Викентием, а Вера с Анютой — по обе стороны от кресла с Лёлькой.

При въезде в парк, на автостоянке, Лёлька наотрез оказывалась выходить из кресла, пока Викентий не подошёл к ней. В общем, вся прогулка по парку для него оказалась с довеском на руках. Но, внимательно приглядывавшая за бывшим и дочерью, Анюта вскоре убедилась, что Викентий не прочь носить дочь на руках. Его, обычно весьма педантичного, не смущало даже то, что сандалики дочери то и дело утыкаются в его рубашку (пиджак он оставил в машине).

Так что временно восстановленная семья гуляла сама по себе, а «детки» носились вдвоём по всему парку, выбирая аттракционы поинтересней. По мобильным телефонам успели договориться, в каком кафе собраться, чтобы пообедать, И ликующая Лёлька сидела на коленях отца, пока Анюта делала заказ на пятерых официанту. Кафе было открытым, и Викентий без умолку разговаривал с дочерью, разглядывая прохожих за оградой или видневшиеся отсюда качели и карусель.

Воскресенье закончилось медленным подъёмом на колесе обозрения.

Не просто медленно, но торжественно вздымаясь к небесам, высоко-высоко, Анюта чуть не со слезами следила, как Лёлька «понарошку» ужасалась высоте, чтобы в очередной раз прильнуть к отцу. Впрочем, и Викентий пользовался каждой оказией, чтобы заглянуть в лицо дочери. Притихшие, потому что наконец поняли, что здесь всё неоднозначно, «детки» старались скрывать свои чувства. Но, когда оказались внизу, когда Лёлька наконец позволила спустить себя на дорожку, чтобы идти вприпрыжку рядом с отцом, Вера осторожно прошептала:

— Почему Лёлька так?..

С полуслова поняв девушку, Анюта вполголоса ответила:

— Лёлька по отцу долго тосковала. В её возрасте понять, что мама с папой расстались, очень сложно.

Но, когда уставшую Лёльку привезли к бабушке с дедушкой, заверив, что в следующее воскресенье папа с мамой обязательно снова поведут её гулять, когда все сели в машину и Викентий повёз всю компанию домой, Анюта обратила внимание на Пашку. Мальчишка вроде устал. Но лицо, когда он не следил за собой, становилось странным: горестным до мрачного.

Пока Викентий сидел со своими бумагами под вытащенным из кладовки стареньким торшером, а Вера умывалась перед сном в ванной комнате, Анюта зашла в гостевую комнату и присела напротив Пашкиной раскладушки.

— Что случилось, Павел? Тебе не понравилась прогулка в парке?

— Понравилась, — дёрнул мальчишка плечом.

Она ждала. Пашка покосился на неё и почти шёпотом сказал:

— Я знаю, что так нельзя… Что это насилие… Но, если мой… папа захочет уйти, я наведу на него порчу…

Лихорадочно соображая, что ответить на такую агрессию, Анюта сумела лишь найти более приглаженный вариант:

— А почему не приворот?

Пашка уставился на неё так, словно она открыла ему по крайней мере тайны мира.

— Я не подумал, — после паузы откликнулся он.

— Только в любом случае это будет насилие, — безжалостно добавила Анюта. — Он будет мучиться из-за этого. Получается, ты хочешь мстить. А надо исправлять положение.

— А как исправила ты? — уставился на неё мальчишка. — Как ты заставила своего бывшего мужа прийти к тебе?

— Боюсь, у нас всё иначе, — от неожиданности ответила она.

— Как это?

— Нас развели. Но не колдовски, а из желания сделать так, как нравится чужим, а не нам. Ну, как-то так…

— Так часто бывает, — мрачно сказал Пашка, и Анюта вздохнула. — Аня, а как сделать, чтобы мама с папой не разошлись?

— Над этой загадкой бьются лучшие умы Земли, — чуть насмешливо сказала Анюта. — А ты спрашиваешь у меня — у той, которая разведена и которая ещё не знает, будет ли она снова замужем за человеком, который вернулся… Лично мне кажется, надо найти причину, по которой люди хотят расстаться. Но не всегда удаётся это сделать.

— Почему всё так сложно? — тоскливо спросил мальчишка.

— Потому что все разные, — с шутливой назидательностью сказала она. — И не всегда знают, чего сами хотят.

Открылась дверь, и вошла Вера, вытирая лицо прихваченным полотенцем.

— Вы что сидите здесь? — подозрительно спросила она. — Без меня что-то затеваете?

— Затевать не затеваем, но обсуждаем тему наговоров на человека, — легко отозвалась Анюта. — Ну, всё. Пора спать. Спокойной ночи!

Постояльцы разноголосо попрощались с ней, и она закрыла за собой дверь.

— Я посижу ещё немного, — предупредил Викентий, переворачивая страницы.

— Сиди, — кивнула ему Анюта. — Постельное бельё я тебе оставила.

Он взглянул на стопку белья на табурете, увенчанную подушкой, и улыбнулся.

— Спокойной ночи!

… Утром в понедельник она снова встала раньше бывшего и приготовила ему завтрак. Проводила — пошла будить своих юных постояльцев.

— Мы вчера и позавчера столько бегали! — проворчал сонный Пашка. — А ты опять будишь нас ни свет ни заря!

— Надо обязательно соблюдать режим! — строго ответила Вера и внезапно зевнула.

Мальчишка только было ухмыльнулся на это, как вдруг и сам открыл рот, сладостно зевая. Анюта засмеялась и велела:

— Одевайтесь, умывайтесь! На столе завтрак, но вчера забыли купить хлеб. Пока вы бегаете, я успею дойти до магазина, принесу свеженького а то ещё и тёплого!

Под охи-вздохи (она специально оставила дверь в их комнату нараспашку) Анюта быстро собралась и, предупредив об уходе, заторопилась за хлебом.

Утро с низким от туч небом напомнило ей о воскресной прогулке. «Мы вовремя успели погулять!» — радостно решила Анюта, одновременно размышляя: может, надо было зонт с собой взять? Заходя за угол дома, она краем глаза увидела, как со скамейки при соседнем подъезде поднимается Диман. Уже глядя вперёд, она удивлённо думала о странности: почему его оставили на улице без пригляда? Одного? И куда он сейчас? Насиделся на улице — домой?

Купив хлеб, а заодно сторговав у частницы, сидящей у дверей в магазин, большую банку с клубникой, она остановилась в нерешительности. Может, забежать в пекарню?

… Тьма упала разом. Только что солнце пыталось пробиться сквозь пасмурно-серые тучи — и внезапно перед глазами оживлённая улица исчезла. Остались лишь звуки машин, далёких голосов, хлопанья дверей. Пока ещё только изумлённая, Анюта постаралась вспомнить, где именно она стоит. Стало плохо: она остановилась на дороге, по которой не только шагали пешеходы, но и ездили машины. А поскольку она с минуту думала, куда идти, то медленно поворачивалась на месте. В какой стороне стена?

Потом до неё дошло. И ледяной волной её едва не качнуло: «Я… ослепла?!»

— Что с вами? — рядом неожиданно раздался мужской баритон. — Вам помочь?

Она прижала к себе сумку с продуктами и осиплым от страха, тоненьким голосом откликнулась:

— Нет, ничего страшного… я сейчас… — Она полезла в кармашек сумки — на ощупь искать мобильный.

— Давайте отойдём к стене? — предложил всё тот же голос. — От переулка сюда машина едет.

— Давайте… — потерянно проговорила Анюта. — А где?..

— Стена? — подхватил баритон и вежливо взял её под руку с мобильником.

Она дёрнулась от нежданного прикосновения — и телефон упал. Паника нарастала медленно, но верно: она вроде слышала, куда упал мобильный, но как его искать?!

— Подождите, — немного раздражённо сказал баритон. — Я сам его подниму.

Но, вместо того чтобы выполнить обещанное, на последних словах он резко придвинулся к ней. Что-то ударило под колени. От ужаса Анюта едва не упала. Но нет, её заставили упасть, после чего подхватили на руки. Ещё секунда — и она почувствовала, как её грубо усадили… кажется, в машину? Она собралась закричать, зовя на помощь, но внезапно содрогнулась, когда в машине на полную мощь включили вопящую песню, вокалисты которой явно пытались переорать рычащие электро-гитары. Широко открыв глаза, но закрыв уши (сумка уже валялась под ногами), Анюта всё-таки попыталась крикнуть: «Помогите!» Хлёсткий удар по лицу отправил и её сознание в кромешную тьму.

 

Глава семнадцатая

Дожидаясь Ани из магазина, Вера сложа руки не сидела. Скромное присутствие на «сеансах» и жадное наблюдение за основной работой хозяйки с посетителями не только интриговало девушку, но и вдохновляло: если обычная ведьма такое умеет, значит, она, Вера, ведьма с задатками Харона, может больше и глубже? Поэтому девушка не только заучивала все приёмы из переписанного с дедовых тетрадок — наизусть и практически, но и пыталась сделать то, о чём разок упомянула Аня и что наглядно демонстрировала каждый день. То есть Вера пыталась развивать интуицию.

Сейчас она стояла на кухне, перед кухонным столом, и смотрела на несколько разложенных на нём подносов и групп чашек. Как объяснила Аня, надо думать о том, что произойдёт в следующие часы. Вера и старалась думать. Заглянул Пашка, спросил:

— Ты чё?

— Пробую гадать, — буркнула Вера, внутренне страшась, что он сейчас посмеётся над нею. — Хочу узнать, сколько посетителей будет сегодня.

— А-а… — Неожиданно для неё мальчишка, скорчив чуть ли не суровую мину, на цыпочках подошёл к столешнице старого шкафа-буфета и взял яблоко. После чего на цыпочках же удалился.

Поначалу удивлённо посмотрев ему вслед, девушка улыбнулась и кивнула. Был бы кто-то посторонний — да, посмеялся бы. Но Пашка такой же ученик чародейки (она не выдержала — фыркнула смешливо), так что серьёзно воспринял попытку странного гадания. А Вера была убеждена, что и у неё должен получиться фокус с чашками. Ведь теперь это её обязанность — подавать чай. А раз обязанность, значит — количество посетителей Ани касается и её… Девушка насупилась, прогоняя ненужное веселье, и снова начала размышлять о будущем чаепитии для незнакомых людей.

Настроиться не сумела. Сначала в тишине утреннего дома она вдруг ощутила странную пустоту, будто двухэтажный дом резко опустел. Вера даже отчётливо ощутила пустынные комнаты, в которых пространство лениво купается в солнечном свете. Правда, чуть позже, спустя пару минут, солнце ушло, но впечатление пустоты осталось. Потом Вера, прислушивавшаяся с недоумением и подспудным страхом к обезлюдевшему дому, с каким-то облегчением услышала прозвучавший на втором этаже голос. Она даже расслышала в нём вопросительные интонации. Затем раздался второй голос. Если первый принадлежал женщине, что второй — мужчине. Девушка улыбнулась сама себе: ишь чего выдумала — дом опустел! И снова уставилась на подносы с чашками…

Снова в кухню вошёл Пашка, помялся у двери, явно не решаясь прервать гадание. Но, судя по всему, вопрос у него был серьёзный, и Вера уже со вздохом спросила:

— Ну? Что ещё?

— Вера, а ты много сил вкладываешь в гадание? — неуверенно спросил Пашка.

— А ты не мог спросить об этом чуть позже?! — уже раздражённо выпалила Вера. — Тебе обязательно об этом спрашивать, когда я только начинаю?

— Не рычи! — уже с обидой сказал мальчишка. — Я тут вот что не понял. Если ты большие силы вкладываешь — ты ведь можешь что-то испортить? Была бы Аня дома — я бы у неё про это спросил.

— Но почему сейчас? — уже злилась девушка.

— Ты мне мобильный испортила! — рявкнул Пашка — и протянул ей свой телефон. — Он вообще не включается! Я думал — зарядник пора подключать! Фиг вам! Он и с зарядником тёмный! Без света!

Как будто в тон уже рассерженному мальчишке, сбоку, в соседней квартире, вдруг сильно начали стучать. Разгневанная Вера отвлеклась на этот шум, поэтому не начала сразу орать в ответ. Морщась от грохота, она поневоле ответила мягче, чем хотела:

— Ты сначала в настройках посмотри, что там, у тебя! Может, сам что-нибудь нажал — и мобильный полетел!

— Чего они там дубасят? — проворчал Пашка, оглядываясь в другую сторону — на их площадке соседи тоже занялись странным делом, колошматя явно во входную дверь. — Вер, я возьму из холодильника сок, ага? И пойду смотреть, что с мобилой…

Он быстро прошёл мимо девушки и открыл дверцу холодильника.

— О… — растерянно сказал Пашка. — Не понял. Вер, у нас свет отключили…

— Что? — удивилась девушка. Она подошла к нему и, открыв нижнюю дверцу, заглянула в недра морозильника. — Тут продуктов немного. Я сейчас быстро всё выну, наложу в пакеты и закрою одеялом. До включения всё нормально сохранится.

— А в одеяло зачем?

— Оно холод держит, если подоткнуть хорошенько. Поможешь?

— Я-то помогу, — пробормотал Пашка, который раздражённо прислушивался к непрекращающемуся грохоту. — Только сначала на всякий случай выйду в коридор. Может, там кому-нибудь помочь надо. Нет, чего они там бузят?!

Вера вслед мальчишке хмыкнула: не хочет помогать — отговорку нашёл? Но обернулась к холодильнику. Так, надо освободить кухонный стол, а потом уже вытаскивать продукты. Вот расстроится Аня, когда придёт из магазина! А может, к её приходу, свет уже дадут?

Она успела перенести подносы с чашками на столешницу шкафа-буфета, когда в кухню ворвался взбудораженный Пашка.

— Вера! Они дубасят, потому что выйти не могут! У нас тоже дверь заклинило!

— Как это? — поразилась девушка.

— А подойди, посмотри — сможешь открыть?

Вера поспешила в прихожую, тщательно осмотрела замок и строго спросила:

— А ты сам её не заклинил?

— А ты прислушайся, — посоветовал обиженный мальчишка. — Думаешь, у всех сразу заклинило? Они лупят по входным дверям! Уже выбивать хотят, мне кажется!

Девушка попробовала открыть дверь, как делала это пару раз, когда закрывала по просьбе хозяйки. Изнутри дверной замок открывался и закрывался при помощи защёлки. Вера довела её до места, где защёлка должна клацнуть, открывая дверь. Но защёлка резко остановилась, и, сколько девушка не пыталась, довести её до нужного момента не получалось. Она слегка обозлилась, потому что предположила, что Пашка сейчас с торжеством скажет: «А я что говорил?!»

Но Пашка за спиной внезапно сказал другое:

— Вер, а где твой мобильный?

— В комнате, — по инерции ответила она. И выпрямилась от замка, повернулась к мальчишке. Дошло. — Ты хочешь сказать, что и мой мобильник?..

В прихожей, и так тёмной из-за отсутствия электричества, стало ещё темней. Девушка обошла посторонившегося мальчишку и со всех ног кинулась в свою комнату.

Мобильник на кнопки не реагировал. Приблизился Пашка, задирая голову: по всему дому шумели и стучали, перекрикиваясь…

— Вера, тебе не кажется, что Ане давно бы надо прийти?

— А при чём тут… — начала девушка и замолкла. Краска бросилась в лицо. — Ты думаешь… — уже медленней сказала Вера. — … Думаешь, её похитили? А всё это… — Она обвела рукой пространство комнату, в основном указывая на потолок. — Нил сделал, чтобы за ней сразу не бросились искать?

— А ты посмотри на часы, — тихо предложил Пашка. — Они не электронные. Она же ушла уже сорок минут назад…

— Может, очередь? — сама себе не веря, спросила девушка.

— Утром — какие очереди? — буркнул мальчишка, вздрагивая от каждого нового грохота. — Она всего лишь за хлебом вышла! Вер, что делаем?

Они помолчали, уже со страхом вслушиваясь в грохот и возмущённые крики. Вера облизала губы. И кивнула:

— Сначала подождём ещё немного, а потом будем зво…

Она застыла, глядя на свой мобильный.

Пашка передёрнул плечами — глядя на свой.

— Думаешь, это тоже он устроил? — прошептал мальчишка. — Отключил мобильные, свет? Двери заклинил?

Вспомнив, как ходила к Нилу, как сидела рядом с ним, слушая его и воде бы запоминая колдовские приёмы, а на деле служа старику… пищей, Вера быстро положила мобильный на стол и обняла себя за плечи, разом замёрзнув. Тоненьким голосом, осипнув от ужаса, проговорила:

— Пашка… Нас заперли. И позвонить нельзя. А Аня там… Мне страшно…

Мальчишка сам задышал чаще, но вдруг вскинул голову.

— Помнишь, что нам Аня сказала, когда мы боялись выходить из квартиры? Боялись, что нас заметят телохранители Нила? Помнишь?

— Пашка, силы-то у нас есть, но много ли мы знаем?

— Ну хоть давай попробуем! Зря, что ли, Аня нас учила!

— А что можно сделать против закрытых дверей? — машинально спросила Вера, вздрагивая от подступающих слёз. И вдруг выпрямилась, опустила руки: — Уничтожение чужой магии! Но… Паш, мы же приёмов почти не знаем. Будем искать?

— Про главный приём нам Аня сказала, — кивнул мальчишка. — Опробуем?

— Ты огневик — тебе и пробовать. Вызов огня ты уже делал… Только, Паш… Ты не подожжёшь весь дом?

— Не знаю. Воды набери в таз, — предложил мальчишка, уже дрожа от возбуждения. — Если дверь загорится, зальёшь её.

— Да-а, — возразила девушка. — А как быть с другой стороны?

— Где у Ани плотницкие инструменты лежали? Топор надо приготовить, — уже угрюмо сказал Пашка. И поплёлся в кухню, где в нижнем ящике старинного буфета, как помнила Вера, лежали молотки и всякие гвозди.

А она осталась в прихожей, слушая невнятную бессильную ругань со всех сторон двухэтажного дома и бестолковый грохот, с трудом удерживая слёзы.

«Вера…»

На отчётливый шёпот за спиной, в тёмной прихожей, она подпрыгнула, вздрогнув всем телом от неожиданности. Никого. Может, Пашка позвал её из кухни?

«Вера, успокойся и посмотри внимательно перед собой. Настройся на зрение Харона! И не бойся…»

Девушка, пятившаяся во время звучания шёпота, чуть не стукнулась, наткнувшись на входную дверь. Поняв, что она и в самом деле слышит шёпот, Вера, прижимаясь спиной к двери, начала глубоко дышать, стараясь восстановить спокойное дыхание. А потом вспомнила и ещё кое-что — и тут же вцепилась в гагат, висевший на шее в оправе, которую она сплела для него вчера же. Теперь одновременно с восстановлением дыхания она и в самом деле постепенно начала различать контуры человеческого тела. И внезапно сообразила! Это тот призрак, который её вчера напугал!.. Едва она вспомнила, призрак мгновенно проявился перед ней полностью. Да, тот самый мужчина, в тёмных брюках и в светлой рубахе.

— Кто… ты? — охрипло спросила она.

«Зови меня Валерьяном. Кто я — потом. Мне трудно разговаривать призраком».

— Ты поможешь нам?

— Эй, ты с кем говоришь? — испугался Пашка, которому невидимый для него Валерьян уступил место в коридоре прихожей, слегка отплыв в сторону.

«Вера, соберите вещи в дорогу, идите в комнату Ани и открывайте окно. Потом идите к магазину. Найдёте меня за ним… Я ушёл…»

Когда контуры мужчины растаяли перед глазами, Вера собралась с духом и пересказала слова призрака Пашке. Она думала — он сразу бросится за вещами, но…

— А ты уверена, что этот призрак не подстава Нила? — агрессивно спросил тот.

Девушка ахнула. А потом бессильно села на свою кровать.

— Паша, что нам делать? По мобильным не позвонить никому — ни Харонам, ни стихийникам. Адресов их не знаем. Назарий — слишком далеко. Пока доберёмся до набережной, неизвестно, что будет с Аней.

— И мы не знаем, куда её повезли, — напряжённо размышляя, сказал мальчишка. — Слушай, Вер… Давай так. Помнишь, Викентий сказал, что он работает недалеко отсюда? Он сказал — где. Я знаю это место… Может, к нему поедем?

— И что он сделает? — уже плача, спросила Вера. — Он же тоже не знает, куда её увезли! Господи, что дела-ать…

Они посидели минут пять, а потом она выпрямилась, вытерла слёзы и, заикаясь от плача, из-за которого мальчишка только кусал губы, твёрдо сказала:

— Может, Нил и послал призрака, но этот Валериан сказал одну вещь: мы найдём его за магазином. Это — как? Я думаю, надо сделать наполовину так, как он сказал: мы соберёмся в дорогу, но наденем все обереги и будем очень осторожны. Вылезем в окно Аниной комнаты и пойдём, посмотрим, что там, за магазином. Если он опять там, то послушаем, что он предложит. Как тебе такое?

— Ничего, вообще-то, — пробормотал Пашка, вскакивая с раскладушки. — Так, деньги мне родичи оставили. Обереги мои все при мне. Ещё пару своих камешков-огневиков возьму. Я — всё. Ты как? Готова?

— Да. Я на всякий случай ещё и мобильники взяла бы — вдруг на улице сработают?

— О, я про это не подумал. Ты — голова…

Когда они вошли в комнату Ани, перед тем в последний раз проверив входную дверь в квартиру, Пашка вдруг спохватился.

— Подожди меня! Чуть не забыл!

Он убежал из комнаты, а Вера прижалась спиной к шкафу, внимательно приглядываясь к пространству и побаиваясь, как бы не пропустить появление Валерьяна, если он снова соблаговолит предстать перед ней. Но до прихода мальчишки больше никто не появился, и она торопливо отлепилась от дверцы шкафа. И вытаращила глаза на Пашку. Тот деловито запихивал в рюкзачок кухонный нож.

— Мало ли, — солидно объяснил он изумлённой девушке. — А если за магазином придётся от этого Валерьяна отбиваться?

Посомневавшись, девушка решила: пусть Пашка берёт… оружие. Может, себя уверенней будет чувствовать.

Они постояли перед окном, пристально осматривая окрестности, а потом осторожно открыли створки и перемахнули (Пашка, конечно) подоконник или аккуратно спрыгнули (Вера, естественно) с него. Рамы плотно закрыли, а когда обернулись, пройдя несколько шагов по газону, обнаружили за стеклом обескураженную морду Барси.

— Надо бы его с собой взять, — задумчиво сказал Пашка, шагая по траве к асфальту.

— Зачем?

— А вдруг там уже не призрак, а какой-нибудь бандит от Нила? А Барся подсказал бы, что к чему…

— Слишком туманно, — недовольно и с тревогой сказала Вера. — Паш, давай сначала посмотрим, нет ли там машины? А то вдруг нас туда пихнут, а мы ничего сделать не сумеем? А если машины не будет, сразу пойдём за магазин.

— Идея! — кивнул мальчишка, свесивший рюкзачок с припрятанным ножом набок.

Они даже обошли магазин, потому что с другого конца здания можно было рассмотреть дорогу перед ним. Пусто. Ну, один грузовичок стоял, но от него то и дело бегали двое — разгружали. Значит, не страшные.

— Ну и где это Валерьян? — беспокойно прошептал Пашка, медленно подходя к грузовичку. Грузчики не обращали на него внимания.

— Ой!.. — ахнула Вера, во все глаза глядя на другую сторону дороги.

— Ты чего?

— Это тот парень, который в нашем доме, ой, в Анином, в соседнем подъезде живёт! Он очень сильно больной! Неужели это к нему нас Валерьян послал? Но он сказал — «найдёте меня»! А этого, Аня сказала, Диманом зовут!

— Не иди впереди меня, — строго сказал Пашка. — Держись за моей спиной, поняла?

— Да ладно… — ошарашенно сказала девушка, послушно отставая от него.

Диман шёл именно к ним. Понять его направление было легко: шагал он неторопливо, но целеустремлённо. По дороге он кивнул обоим, а потом в сторону.

Оглядевшись, мальчишка свернул с пути навстречу Диману к старенькой скамье.

Странный сосед, доковыляв до скамьи, буквально рухнул на неё, причём — сразу на краешек, словно понимая тревогу мальчишки и девушки. Они, помешкав, тоже присели — на другом конце, насторожённо глядя на него.

— Пока не расхожусь, ходить и двигаться трудно, — замедленно сказал он. — И говорить пока трудно. Ну, что… Пять минут на знакомство. Вас я знаю. Меня зовут Валерьян. Мы с Николаем дружили в молодости. А потом долго… сосуществовали. Многие призраки уходят сразу, а мне что-то не очень хотелось. Вот. Остался. Когда Николай постарел, я помогал ему. И всё благодаря Диману. Парень… — Он вздохнул. — Мёртв головой. Растение. Слышали, наверное. Вот я и занимал его… тело, когда надо было помочь Николаю, а потом и Анюте. Вот и сейчас помощь понадобилась. Анюту похитили. Я доехал с похитителями до забора. Дальше меня не пустило. Там защита сильная. Призракам не пройти.

— И что ты предлагаешь? — потрясённо спросила Вера, оглянувшись на Пашку: тот сидел, прищурившись на Димана-Валерьяна, словно проверял что-то.

— Ну, сначала поговорить надо. Вы знаете, где живут маги и Хароны?

Девушка и мальчишка переглянулись и одновременно замотали головами.

— Остаётся Назарий, — заключил Валерьян. — Он меня видел, но тоже не считает, что я должен быстро покинуть эту жизнь.

— Но к нему ехать долго, — осмелилась вставить Вера. — И с пересадкой.

А Пашка снова проницательно глянул на Валерьяна. И небрежно спросил:

— А зачем вообще спасать Аню? На ней же маячок! По нему Хароны и стихийники сразу поймут, что она в опасности!

— Вы только вышли из дома, который так гудит от колдовского напряжения, что повыключались все телефоны, а электричество пропало, — чуть задыхаясь, сказал Валерьян. — Таким образом Нил закрепил Анютин маячок в стенах дома. Для магов Никто ничего не знает. Не обольщайтесь. Но если узнает Назарий, будут знать и другие колдовские дома города, для которых в данное время Анюта жива, здорова и бегает по хозяйству. А сам Нил сейчас не дома. Он купил особняк в пригороде, куда и увёз Анюту.

— Нил стал настолько силён? — со страхом спросила Вера.

— Да.

— И с чего надо начинать? — мрачно спросил Пашка.

— Викентий работает в четырёх остановках отсюда. Нам нужна его машина.

— И что ты хочешь…

— Вы вызовете его с работы — и он отвезёт вас к Назарию.

— В таком случае, легче до Назария доехать на автобусах-троллейбусах, — проворчал Пашка, сильно растирая скулу (Вера давно подметила за ним такую привычку в минуты растерянности). — Чтоб маги узнали и помогли.

— Не выйдет, — отрезал Валерьян. — Чтобы освободить Анюту, нужен Викентий.

— Зачем? — настаивал мальчишка.

— Давайте я вам объясню всё в дороге, — ответил Валерьян. — Время!

На остановке ребятам пришлось помочь Валерьяну войти в троллейбус и усадить его на первое попавшееся место. Благо пассажиров было мало, то Вера села с ним рядом, а Пашка притулился у окна, внимательно прислушиваясь к разговору между ними.

— Ты обещал сказать, почему Викентий нужен, чтобы спасти Аню, — напомнила Вера, едва они заплатили за проезд и кондуктор отошла.

— По колдовским законам, Анюта — близко к тому состоянию, что можно назвать собственностью Викентия, — коротко сказал Валерьян и уставился в окно.

Ребята ждали продолжения, но он молчал.

— И всё? — не выдержала Вера. — Как это она собственность Викентия?

— Так же, как и Викентий — её собственность. Родители ни с той стороны, ни с этой не знают, но Викентий и Анюта однажды (в первый год супружества) обвенчались. В церкви. В шутку. А это сильный магический обряд. Часто бывает, что такие супружеские пары расходятся, но личная жизнь у большинства обвенчанных потом не складывается. Многие же потом возвращаются друг к другу. Поэтому они — собственность друг друга.

— Глупо… — прошептал Пашка, глядя в окно.

— С точки зрения современных людей — может быть, — согласился Валерьян. — Но с точки зрения магов и колдунов — это очень сильная… связка.

— Подождите-ка! — спохватилась Вера. — А как мы вызовем Викентия? Он же только что нашёл работу! И ты думаешь, что ему позволят по своим делам отлучиться на весь день? Почти на весь день!

— Вера, как будущему Харону, тебе надо знать, что сильный призрак сумеет устроить неплохой такой катаклизм, если это необходимо, — улыбнулся Валерьян. — Викентия отпустят. Легко.

— А ты сильный? — подозрительно спросил Пашка.

— Одна из примет сильного — умение вселяться в человеческое тело, — спокойно сказал Валерьян. — Через остановку выходим. Помогите мне встать.

Они подвели его к поручням при выходе, и тут Вера не выдержала.

— Валерьян, — тихо окликнула она, и Пашка, стоявший с другой стороны от «немощного», навострил уши, — а тебе не жаль потом оставлять… это тело? Ведь его родители, наверное, радуются, когда ты вселяешься в него?

Ей показалось, Валерьян смутился. Пашка же после этого вопроса с любопытством склонился к нему, явно чтобы не только услышать ответ, но и увидеть лицо.

— Я никогда не задумывался об этом, — наконец ответил призрак.

Вера промолчала, но ей показалось — он уклонился от ответа.

Но троллейбус уже подкатил к нужной остановке, и ребята первыми вышли, чтобы помочь выйти Валерьяну. Впрочем, едва его спустили со ступеней, он зашагал бодрей. Сам же и напомнил:

— Чем больше двигаюсь, тем легче потом руководить телом.

Они подошли к зданию, в котором работал Викентий. Сам банк занимал два этажа высотки — чуть сбоку от других помещений, в которых размещались иные организации. К входу в банк вела аккуратная асфальтовая дорожка, по обеим сторонам которой стояли такие же чистенькие скамейки.

— Посадите меня здесь, — велел Валерьян, кивая на первую же скамью.

— И что дальше? — понизив голос, словно боясь, что его подслушают, спросил Пашка, поглядывая на двух охранников у дверей в банковский офис.

— А дальше будет вот что. — Валерьян помялся и объяснил: — Я сейчас покину это тело. Вам придётся некоторое время посидеть здесь, поддерживая его так, чтобы оно выглядело сидящим. Потом я вернусь, и кто-то из вас пойдёт в вестибюль, чтобы вызвать Викентия. Я постараюсь сделать так, чтобы электричество в здании ненадолго отключилось, но мобильные работали. Его вызовут к вам, а дальше — посмотрим, что будет.

— А как же люди? — насупился Пашка. — Им каково будет без электричества?

— После нашего отъезда я верну его, — усмехнулся Валерьян. — Нам ведь главное, чтобы Викентий был подальше от банка. Чтобы его не вызвали назад. А когда начнут вызывать, он ответит, что слишком далеко от здания.

— И его уволят, — мрачно сказал Пашка.

— Я уже побывал в этом офисе. И могу сказать, что работа, которую временно предложили Викентию, для него скучна, потому что слишком легка. Заменить его могут в любой момент — на этой работе. То, что ему готовят перевод на более престижную, хоть и сложную работу, я тоже знаю. Ничего страшного не произойдёт, если он покинет офис. Даже если его потом хватятся.

— Если ты так уверен, — с сомнением сказал Пашка и сел справа от него.

Вера села слева, тоже поближе, жалея, что нельзя обнять тело Димана за пояс — странно как-то будет выглядеть. Но Валерьян-Диман словно решил за неё: и мягко прислонился к ней, уронив голову на её плечо. Держать тело Димана было легко. Он не только прислонился к девушке, но и перед тем как обмякнуть, ссутулился. Другое дело, что Вера побаивалась смотреть ему в потускневшие глаза. Как же жалко этого парня!

— Ты веришь ему? — хмуро спросил Пашка, возвращая её к настоящему.

— Не знаю, — вздохнула девушка. — Наверное, поверю, когда Викентий будет с нами. Меня больше пока другое волнует. Ну, кроме того, как там Аня.

— И что это?

— Когда мы приедем к Назарию, что будет с Валерьяном? Я же помню, как Назарий предупреждал его не показываться Харонам на глаза. Но и это не всё. Больше всего меня сейчас беспокоит, как объяснить Викентию, кто такой Диман!

— Вот когда Викентий спросит, тогда и объясним, — проворчал мальчишка, глядя наверх. — Слушай, мне кажется, Валерьян уже всё сделал.

— Как ты узнал?

— Ну, во-первых, входные двери открылись. Во-вторых, я тут наблюдаю за одним окном, там люди забегали. Неужели он сумел так быстро…

— Сумел, — ответил Валерьян, и Диман с усилием поднял голову. — Ну, кто пойдёт вызывать Викентия?

— Пусть Вера идёт, — предложил Пашка. — Она девица аккуратная и строгая. Для неё Викентия вызовут сразу.

— Иди ты, знаешь куда?! — огрызнулась девушка, вставая и оправляя на себе блузку. — Пожелайте мне удачи.

— А то ты оберега на удачу не взяла! — бросил ей вслед Пашка.

При виде того, как охрана на входе оглядывается на встревоженный вестибюль, Вера ободрилась и быстро подошла к людям в полувоенной форме.

— Ты куда, девочка? — спросил один из них.

— Мне надо дядю вызвать! — заявила Вера, мгновенно уцепившись за то, кем её видят. — Он здесь работает. Я обещала ему, что приду сегодня.

Второй охранник молча открыл перед ней стеклянную дверь и кивнул: «Проходи».

Девушка вошла и осмотрелась. Так, вот стойка администраторов. Вера приблизилась к ней. Но за стойкой — никого. Хлопнуть по звонку, как это делают важные люди в зарубежным фильмах? На счастье девушки, за стойку быстро вбежала девушка в серо-белом одеянии, только на шее легкомысленно сияла алая косынка.

— Девушка, что вы хотите?

— Мне надо вызвать Викентия Павловича Иванцова. Он здесь недавно работает.

— Но… — Администратор посмотрела на потухший экран монитора и пожала плечами. — Подождите секундочку.

Вера мысленно выдохнула. План Валерьяна сработал!

 

Глава восемнадцатая

Будто проснулась среди ночи от страшного сна, в котором кошмары продолжают витать и по пробуждении, уже в реальности. Среди глубокой ночи — вокруг всё ещё очень темно. И впечатление, что резко заболела гриппом. Голова тяжёлая. Дышать больно, словно только что закапала нос очень сильными каплями от насморка, а они не только убрали насморк, но и сожгли слизистую. А когда попыталась вдохнуть воздуха, которого, как казалось, не хватало, заныл висок… Помедлила и подняла руку потрогать болезненно тянущий висок… Твёрдая корка облепила кожу от места выше, чем висок, от корней волос — до уха. Легчайшее прикосновение до раны — и голова словно вспыхнула огнём…

Руку Анюта опустила. Прислушалась к себе. Поняла, что сидит. Вокруг тихо, и Анюта первым делом вспомнила, что было до тьмы. Нет, то, что её похитили, она сообразила. Но последнее, что помнила: она должна была очутиться в машине. Очутилась. Там была оглушительная музыка. Но сейчас… Привезли? Куда? То, что к Нилу, — ясно. Но в какое место? Найдут ли её здесь?

Первым делом больше забеспокоилась о «детках». Не дай Бог, бросятся сами её искать… Сидят, наверное, переживают. Назарию или Агнии, думается, уже позвонили… Интересно, сумеют ли маги найти её и привезти домой до прихода Викентия с работы?

Сидеть удобно. Но ноги не касаются пола. Анюта нерешительно обхлопала место вокруг себя. Руки наткнулись на подлокотники. Так. Теперь понятно, почему ноги не достают до пола. Она сидит в кресле. В широком и глубоком. Напряглась встать — и не сумела. Что-то плотное на животе остановило. Осторожно ощупав это нечто, Анюта удостоверилась, что пристёгнута ремнём к креслу. Потом напряглась и выяснила, что нет оберегов не только на руках, но и на шее. Сняли. Всё подчистую.

Хорошо. Двигаться она не может. В сущности, и не нужно. Надо спокойно ждать, пока её освободят. С другой стороны, неплохо бы узнать, что вокруг неё.

Старинный приём колдунов и ведьм.

Она расслабила плечи и медленно, лишь мысленно произнося заклинание, погрузилась в полутранс, отстранившись от боли. Когда тело стало чувствительным к пространству, она, будто не только зашевелилась, но и пришла в себя, зашептала:

— Где я… Где я… Куда попала…

Короткие фразы произносились безостановочно и со стороны должны были выглядеть именно бормотанием перепуганной женщины и беспомощной пленницы. На деле Анюта чутко прислушивалась к собственному шёпоту — к его уходу вперёд и по сторонам, к его едва уловимому эху от стен или иных препятствий.

Она сидела в кресле, поставленном в центре пустой маленькой комнаты. За креслом было что-то ещё, не совсем понятное — вроде и не мебель. Впереди — притаилось нечто невысокое. Анюта продолжала шептать, но разобрать — живое или неживое там таилось было трудновато.

А потом резко смолкла.

Почти невесомый смешок вспыхнул в воздухе и растаял.

Значит, в комнате, кроме неё, Анюты, был кто-то ещё. Именно там — впереди.

И что теперь? Этот посмеявшийся сейчас будет говорить с ней? Объяснит, что она здесь делает? Для чего её похитили?

Анюта перестала дышать: в комнате послышался ещё один странный звук. Шелест. Первое впечатление — кто-то медленно тащит по полу шерстяной шарф. Или не шерстяной, а какой-то из более лёгкой пряжи… И тащат этот шарф — к ней, сидящей в кресле… Анюта только собралась спросить: «Кто здесь?», как шелест, приблизившийся к ней, пропал. Предчувствуя что-то неприятное, она изо всех сил вслушивалась в полную тишину. Тишина эта чем дальше, тем сильней пугала её именно своей полнотой. В ней не слышалось ни одного привычного звука: ни шагов где-то вдалеке, ни гудения машин, привычного для городского жителя… И даже стало жаль, что исчез шелест…

От резкого шипения в сантиметрах от лица Анюта могла бы — подпрыгнула. Но, привязанная, — могла лишь отшатнуться на те же сантиметры, ударившись затылком о кресельную спинку.

— Кто здесь? — уже в полный голос вскрикнула она.

А выдох ударился о нечто живое, что заглянуло ей в лицо!

Из-за пронзительного страха Анюта сорвалась и расплакалась, боясь поднять руки к лицу, чтобы не коснуться того страшного, что шипело её в лицо. Почему в комнате темно?! Почему кто-то подглядывает за ней, не говоря ни слова?! Что такое рядом?! Она не думала, что всё будет так страшно, когда так легко согласилась стать приманкой!!

Когда успокоилась и лишь вздрагивала от остаточного плача и заикалась, показалось — что-то в комнате изменилось. Во всяком случае, присутствия шипящего больше не ощущалось. И Анюта пришла в себя настолько, что сообразила: к ней пустили змею!.. Глубоко вздохнув, чтобы перестать вздрагивать, одновременно она с недоумением подумала: «Но почему?.. Зачем они пугают меня змеёй? И не только змеёй, — вдруг вспомнилось или сообразилось. — Темнотой — тоже. Ведь я точно не ослепла! Это колдовская слепота! Помнится, читала в тетрадях деда Николая… Но — зачем?!»

И дошло. Кто-то из магов или Харонов мельком, почти мимоходом предупредил её, что Нил может пойти на всё, лишь бы выжать из начинающего колдуна доставшиеся ему по наследству силы. «Значит ли это, — испуганно подумала она, — что мне предстоит испытать что-то ещё страшное? Но ведь я не начинающая! Я уже взяла от деда всё! Или Нил этого не видит?!»

Решила так: следующим пугать будут не сразу, а значит — есть время собраться с мыслями и силами и попробовать противостоять следующему испытанию. Для чего она попыталась сделать вид, что очень устала после атаки змеи и, успокоившись, сумела задремать… Если поверят — хорошо. Нет — ну и пусть. Пока за нею просто наблюдают, готовя следующую пакость, она сумеет сделать кое-что даже в состоянии слепоты.

Насколько сумела — расслабилась и открыла внутреннее зрение, мысленно велев себе вспоминать личный гадальный столик с двумя колодами карт. Маленький предмет мебели появился сразу. И карты наготове. Так же мысленно «взяла» в руки первую колоду, к которой прилип взгляд. Раскидала необыкновенный расклад — сама не ожидала такого. От столика тьма начала отходить дальше, пока Анюта не «увидела» себя сидящей в кресле за столиком же, но в пустой комнате.

Не открывая глаз, она обвела комнату изучающим взглядом. Сердце замерло. Прямо напротив в таком же кресле сидела черноволосая женщина под сорок. В длинном чёрном платье, сильно декольтированном. Почему-то очень знакомая… От неожиданности Анюта чуть не открыла колдовски слепые глаза. Узнала! Эта женщина стояла рядом с Нилом на кладбище, во время похорон прадеда Николая!

Сейчас черноволосая хмуро смотрела на… змею, которая устроилась на её коленях, словно кошка. Женщина даже гладила её — так нежно мягко, будто и в самом деле ласкала любимую кошку. «И что будет следующим? — спросила себя Анюта. — Эта дама будет угрожать мне? Надо бы дать знать, что я пришла в себя…»

— Эй, кто-нибудь… — тихо позвала она, и черноволосая вздрогнула. — Есть здесь кто-нибудь? Где я? Почему я здесь?

Но вместо того чтобы откликнуться, черноволосая, не вставая, толкнула дверь, рядом с которой сидела. Та полуоткрылась, и в комнату, клацая когтями по паркету, вошла угрюмая псина, короткошёрстная, с вытянутой мордой. Анюта затаилась. Неужели эту собаку на неё натравят?! Но собака лишь обошла кресло, в котором Анюта сидела, потом постояла перед ней, шумно принюхиваясь к её ногам («Барсей пахнет?» — испуганно предположила она), а потом вышла, протиснувшись в сузившийся проём между дверью и косяком.

«То есть ты снова должна была напугать меня? Странным шумом? — слабо удивилась Анюта. — Так, по-моему, пора поговорить с этой… возможно, ведьмой?»

Но, прежде чем выполнить задумку, Анюта прикинула: если маячок на ней сработал, то скоро её отсюда вытащат. Следовательно, беседа с дамой, а то и с самим Нилом будет для неё, для Анюты, безопасным. Она облизала губы…

— А если бы я со страху твою змею убила?

Черноволосая подпрыгнула в своём кресле, конвульсивно прижав к себе змею.

— Ты видишь?! — ахнула она.

— Вижу, — кратко подтвердила Анюта. — Ну так что там с Нилом Прокофьичем? Почему он до сих пор ко мне не пришёл?

Испуг на лице черноволосой постепенно сменился хмурым выражением.

— Глупая, — тихо сказала она, снова возобновляя поглаживание змеи. — ты не понимаешь, во что вляпалась.

— Ну, так расскажи.

— Маячок Нил нашёл, — монотонно сказала женщина. — Тебя никто не найдёт, пока он не выпьет твои силы.

— Ну, пусть так, — медленно сказала Анюта. — Но есть ещё кое-что… Я не начинающая. Он что — не понял этого?

— Бедненькая… — посочувствовала черноволосая, и Анюта, постепенно начиная беспокоиться, уловила в её голосе не издёвку, а какое-то даже сочувствие. — Боюсь, милочка, у тебя проблемы. Нилу уже не нужны начинающие. Он настолько силён, что теперь может легко пробить любого колдуна или ведьму.

Повисла тишина, в течение которой Анюта лихорадочно переваривала поразительное сообщение. Пока сумела ответить лишь одним — обвинением:

— А ты помогаешь ему.

— А что мне делать?! — уже зло ответила черноволосая. — Он меня тоже поймал. Половину выпил, а второй половиной на крючке держит. Попробуй я ему не послушаться — он меня до конца выпьет!

Анюта пыталась думать, как выбраться из жуткой ситуации, но почему-то в состоянии раздрая ничего в голову не приходило. Разве что…

— Как тебя зовут? — мрачно спросила она свою невольную мучительницу.

— За дуру держишь? — тоже мрачно ответила та. — Буду я ведьме, такой сильной, как ты, своё имя говорить!

Вырвавшееся признание, несмотря на ситуацию, Анюту позабавило. «Смех сквозь слёзы — да и только!» — грустно решила она. Но промолчала, потому что задумалась: а ведь она никогда не думала о себе, как о сильной, хотя все приёмы, которым выучилась за недели странного сна, получались у неё быстро и легко. Но… Она снова отрешилась от происходящего между нею и черноволосой, чтобы «вернуться» к столику с картами. Прокатывая в памяти голос подручной Нила, Анюта быстро раскидала карты, одновременно невесело усмехаясь про себя: «Имя, сестра по несчастью, имя!» Понадобилось минуты две. «Людмила, подожди!» — призрачным эхом отозвался голос из личного пространства черноволосой.

— Людмила, он за нами наблюдает? — спокойно спросила она.

— Откуда ты?! — взвилась до визга черноволосая. А отдышавшись и оглянувшись на дверь, тихо повторила: — Откуда ты знаешь, как меня?..

— Ты сама сказала, что я сильная, — прошептала Анюта и тут же внаглую предложила: — Людмила, может, скооперируемся?

— Что ты хочешь? — прошипела ведьма.

— Ты поможешь мне — я помогу тебе! — выдохнула Анюта.

— Ты не знаешь Нила!.. — плюясь в шипении, ответила черноволосая.

— Зато я знаю, что за меня колдовские и магические дома города! Это они мне сделали маячок!

— И что? Нил-то всё равно его снял! — злорадно напомнила Людмила.

Анюта посидела, собираясь с мыслями, а потом спокойно проговорила:

— Хочешь, я погадаю на твоё положение при Ниле, когда он закончит со мной?

Черноволосая ведьма застыла. Когда отмерла, подозрительно сказала:

— Хочешь сказать, ты уже знаешь, что будет со мной? — Помолчав и подумав, хмыкнула: — На слабо берёшь? Да и гадать ты не можешь — слепая-то. А когда тебе Нил слепоту снимет, ты не то, что гадать — ничего не сможешь.

— Ну, во-первых, я и слепой гадаю, — отозвалась Анюта. — Узнала же, как тебя зовут. Во-вторых, Людмила, если меня здесь найдут маги города, ты же, как и Нил, будешь ответственна за то, что со мной делают.

Людмила снова замерла, явно в панике раздумывая. Наконец кивнула.

— Можешь, как хочешь, уговаривать. Когда Нил с тебя всё возьмёт, он на тебя беспамятку повесит. Тебя найдут далеко от этого места. И ты знать не будешь, что с тобой было, из-за кого — и где. Так что… помолчи лучше.

— То есть… — медленно сказала Анюта. — Ты веришь, что Нил сильней всех колдовских домов города?

— Да хоть армия магов за тобой будет стоять… Пару дней назад у него получилось выпить одного кента, — сквозь зубы сказала Людмила. — Тот был очень сильный. Нил его напугал не слабей, чем тебя сейчас. И что с этим кентом теперь? От бывшего колдуна одна тень осталась.

Пару дней назад? Анюта задумалась. Именно тогда Нил и постарался избавиться от «деток». Такая мелочь ему уже не нужна была. Значит, он нашёл способ отнимать силу у «взрослых» колдунов?

— Людмила, ты пойми, — попыталась воззвать к её рассудку Анюта. — Если Нил даже силён, что он против всех колдунов? Да один Назарий его ногтем придавит!

— Ты знаешь Назария?! — поразилась та.

— Знаю. Он приходил однажды, когда пришлось выручать начинающих колдунов, с которых Нил снял силу.

— Вот как… — прошептала черноволосая и задумалась. А потом пожала плечами и обречённо сказала: — Но Назарий — где-то там. А Нил — здесь.

— А что… Нил может взять мои силы, только напугав меня?

Людмила подозрительно взглянула на Анюту.

— Зачем тебе это знать? — с горечью спросила она. — Ты всё равно сейчас беспомощная. Я — ещё ладно. А вот напустит он на тебя своих шавок — будешь знать. Даже опомниться не успеешь, как он с тебя силы возьмёт.

«А ты сейчас, голубушка, разве не то же самое делаешь? — про себя изумилась Анюта. — Мало того что я беспомощная — по твоим словам, так ты же меня и запугиваешь! — И закончила с печалью: — Хотя сама думаешь, что просто говоришь со мной. Хм… Я и правда напугана? Или только собираюсь испугаться? Но ведь уже было — в самом начале! А я ничего не почувствовала — взял ли Нил с меня силы… Опять-таки хотя… Я же продолжаю творить колдовство? Значит, силы ещё не взял!»

— Людмила, а как он берёт силы?

— Знала бы — сама б выпила его! — рявкнула черноволосая и тут же сгорбилась, испуганно оглядываясь на дверь. И вполголоса добавила, не сводя глаз с двери: — Говорит, в какой-то деревне одна молодая дура своими руками ему древнее заклятие отдала. От чернокнижников ещё дошедшее. Рукопись была у неё. Нил эту дуру чуть ли не очаровал — и она сама, в благодарность, отдала…

«Всё равно не верю! — сама со злостью решила Анюта. — Чтобы один-единственный старик с колдовским даром сумел противостоять целому городу? Чушь собачья!»

— Ладно, — сказала она. — Последний вопрос. Если ты не смогла меня напугать так, как надо Нилу, тебя сменят шавки, как ты говоришь, Ниловы? И как долго мне их ждать?

Людмила прижала к себе змею и вздохнула.

— А мне откуда знать? Он их хозяин. Как скажет — так и заявятся к тебе.

«Знать бы ещё, с чем… Эх, побыстрей бы мои „детки“ дозвонились до магов…»

… Чуть не плача, Вера выскочила из банковского офиса и пролетела мимо двух охранников к скамейке.

— Ты чё? — встал ей навстречу встревоженный Пашка.

— Администраторшу обругали за то, что я попросила её вызвать Викентия! — выпалила девушка. — Сказали — накажут, если она ещё раз… А мне велели выйти и не лезть куда не следует!

Валерьян-Диман насупился, размышляя над новой проблемой. Пашка долго не думал. Он посмотрел на здание и кивнул.

— Ладно. Теперь моя очередь.

Вера шмыгнула носом и, сев рядом с Валерьяном, слабо спросила:

— Что ты хочешь сделать?

— Валерьян испортил им электричество, а я им пожар устрою.

— Ты с ума сошёл! — испугалась девушка. — А вдруг кто-нибудь погибнет!

— Вер, — укоризненно сказал мальчишка. — Неужели не понимает?! Я сейчас попросту отведу охране и остальным глаза! Войду в офис, найду там туалет и под противопожарками зажгу огонь! Всё! Пока остальные шугаются, побегу, найду Викентия и скажу ему про похищение Ани! А там — либо он едет с нами искать Аню, либо везёт нас к Назарию. Вот.

— А почему обязательно надо устраивать пожарную тревогу? — спросила Вера.

— Чтобы Викентий один остался. Аня же сказала, что он трудоголик, — значит, он останется в кабинете, пока остальные будут искать, что случилось.

Валерьян оживился.

— Неплохо задумано, — удивлённо сказал он и одобрительно взглянул на Пашку. — Вера, пожалуйста, посиди ещё немного с телом Димана. Я провожу Павла в туалет, а потом покажу кабинет Викентия. Так будет быстрей.

— Я ж тебя не увижу, — напомнил мальчишка с загоревшимися глазами: ещё бы — такая диверсия!

— Услышишь, — пообещал Валерьян.

Вера немедленно подвинулась к телу Димана. Тот осторожно прислонился к ней. Секунды спустя чувствуя его вялость и понимая, что Валерьян покинул тело, Вера посмотрела на вход в банковский офис.

Пашка быстро прошагал до дверей и, не обращая внимания на разговаривавших между собой охранников, уверенно прошёл мимо них. Охрана ничего не заметила.

— И чего я сама-то не догадалась? — прошептала девушка, пристально следя за входом, чтобы вовремя заметить, что произойдёт дальше.

Минут через пять в здании снова забегали, всполошились.

Ещё через пять минут из офиса выскочили Викентий с Пашкой. Мужчина бежал к скамейке, а мальчишка на ходу ему что-то горячо объяснял.

— Вера, это правда? — выпалил Викентий, вставая перед девушкой. — Ты мне кажешься взрослей Павла и более рассудительной! Анюта в самом деле похищена?! — И вдруг замолчал, всмотревшись в поднявшего голову Валерьяна-Димана. Голос сразу похолодел: — Этот… тоже с вами?

Вера перебрала варианты, как отвечать на вопрос человека, который почему-то явно неприязненно относится к Диману, и сообразила главное:

— Он знает, куда увезли Аню! Он видел! И покажет дорогу! Но сначала надо в музей на набережной! Там помогут!

— Но если… — начал Викентий, не сводя недружелюбного взгляда с Валерьяна-Димана, и замолк, глядя уже на парковку. — Если вы считаете, что нужно немедленно ехать именно туда…

— А ведь ты рискуешь… — тихо сказал Пашка Валерьяну. — Мы же не знаем, на кого там, в музее, наткнёмся.

Викентий услышал — обернулся к Валерьяну.

— Рискую — так рискую, — тяжело сказал тот. — Анюте надо помочь — сейчас это главное. Буду надеяться на везение. Вдруг там всё-таки будет Назарий. Он заступится.

Выдержка Викентию изменила лишь в машине.

— О каком риске идёт речь? — резко спросил он. — Похищена моя жена, пусть и бывшая. Я хочу знать всё, что к ней имеет отношение.

— Вам легко-о, — сердито протянул Пашка. — Вы-то спрашиваете. А мы ответим — поверите? В такое, что мы можем сказать, этот, здравомыслящий человек, не поверит! Ни за что! Полгода назад и я бы не поверил… Эх…

— А вы попробуйте, — раздражённо предложил Викентий. — Это моё дело — верить, нет ли.

— Я призрак в теле человека, который, по сути, находится в бессрочной коме, — бесстрастно сказал Валерьян. — Я был другом Николая, силы которого перешли к Анюте.

Они проехали минут десять, прежде чем Викентий спокойно сказал:

— Не верю.

— Добро пожаловать в нереальную реальность, — так же спокойно отозвался Валерьян. — Вы же смирились с тем, что Анюта — ведьма. Почему бы не принять как данность факт существующего в реале призрака?

— Ух ты, нереальная реальность! Мне нравится, — довольно сказал Пашка. — Викентий, и правда — привыкайте. Мы сейчас вообще зайдём к такому человеку. А у него, знаете, какой зоопарк! Вы таких тварей в жизни не видели! Назарий их ловит в… Вера, как это называется?

— В магическом подпространстве, — нетерпеливо сказала девушка. — Пашка, не отвлекай! За дорогой надо следить!

— Боишься гаишников? — снисходительно сказал мальчишка. — Может, на машину отвод глаз сделать?

— Что сделать? — поразился Викентий.

— Отвод глаз! Ну, вы поедете по городу с какой хотите скоростью, а вас никто не заметит! — куражливо похвастался Пашка.

— Паш, прекрати! — с досадой велела Вера. — Надо думать об Ане, а не о том, что можно гнать по городу!

— А чего думать? — удивился Пашка. — Сейчас приедем, Назарий позвонит магам — и всё! Аню найдут и выручат!

На месте оказалось, что и в самом деле не всё так просто, как хотелось. Маленькая, но боевая вахтёрша сначала вообще их слушать не хотела. Вообще-то, была права: они поначалу попросились сразу в подвальное помещение, а не к Назарию. И лишь когда упомянули его имя, тогда она вроде смягчилась — и ту же огорошила:

— Я б пустила. Да он с полчаса назад ушёл. Сказал — будет два часа отсутствовать.

— Что делать? — прошептала Вера, мгновенно осунувшаяся. — Два часа — это много. Мало ли что с Аней произойдёт за это время… Жаль, мобильники испорчены — и Агнии не позвонить.

— А вы что же — Агнию знаете? — полюбопытствовала старушка-вахтёрша.

— Алексиса — тоже, — грустно сказал Пашка, — только смысл, если наши телефоны сломаны. Мы б и сюда не приехали — позвонили бы им сразу… А так…

Вахтёрша внезапно наполовину вынула ящик стола, за которым сидела.

— Я, конечно, не знаю, что там у вас с ними за дела, — начала она. — Но номера ихние у меня записаны. Я позвоню Агнии. Если она вас знает — поговорите с ней.

Все обрадовались. Ну, кроме Валерьяна. Он стоял спокойно и старался выглядеть ненавязчивой тенью.

Старушка позвонила Агнии по стационарному телефону и, послушав недолго, озабоченно сказала:

— Не отвечает.

— Алексису позвоните! — попросила Вера. — Пожалуйста! Он нас знает!

Алексис откликнулся сразу, и вахтёрша передала трубку Вере.

— Да, это мы! — взволнованно заговорила девушка. — Мы в музее, потому что наши телефоны сломаны Нилом! Да, Аня похищена! (Старушка-вахтёрша ахнула) Нил запер нас в доме. Кроме телефонов, он вырубил электричество и заклинил входные двери во всём доме. Мы, примерно, знаем, куда её увезли (Валерьян обречённо вздохнул, а Викентий озадаченно посмотрел на него), так что нам надо бы только всех, кто может помочь с колдовскими делами! Ну, против Нила!

Поблагодарив старушку-вахтёршу, Вера отдала ей, закручинившейся от услышанного, телефонную трубку и обернулась к своим.

— Алексис сказал, что общий сбор будет рядом с мостом через залив. Там удобней собираться всем, кому он дозвониться в связи с чрезвычайной ситуацией. Викентий, вы отвезёте нас туда?

— А что мне делать? — пробормотал он, всё ещё непонимающе глядя на Валерьяна.

И только в машине, сообразив, что если уж рассказывать — так рассказывать, Вера сама объяснила, чем грозит Валерьяну встреча с некоторыми магами.

— Есть такие — Хароны, — сказала она. — Они видят призраков и помогают им уйти. А Валерьян пока не хочет уходить…

Неожиданно Валерьян, сидевший на заднем сиденье, рядом с Пашкой, поднял голову. Видимо, собравшись с духом, он глухо сказал:

— Я не столько не хочу уходить… Помнишь, Вера, как вы меня спросили о том, хочу ли я остаться в этом теле? Анюту я всему научил. Давно бы на покой пора. Но… Диман — вот моя проблема. Когда я вселяюсь в его тело, его родные счастливы и этой крохе, его нежданным прояснением ума — как они это называют. А Хароны… Они ж иной раз и не думают, что призрака может оставлять на земле… такое дело.

— Не дрейфь, — сказал ему Пашка. — Мы за тебя вступимся!

— А другие вас могут увидеть? — явно впечатлённый, спросил Викентий. — Ну, в смысле — в этом теле разглядеть призрака?

— Если маг сильный — да.

— А это Алексис — сильный?

— Он маг воздуха, — ответила Вера. — Не знаю насчёт видения, но ему нельзя быть эмоциональным — сразу нагоняет тучи. — Она подумала и добавила, улыбнувшись: — А ещё Алексис очень влюбчивый. Он смотрит на девушек — и те сразу к нему тянутся. Меня Аня предупредила, но я и сама заметила: когда Алексис рядом — меня к нему тянет. Но, когда его нет, мне всё равно, есть он или нет.

Пашка пренебрежительно хмыкнул.

— Зато Агния — маг огня. Я в неё влюбился бы, если б она не была меня старше! Знаете, какая она… Эх… — И мальчишка разулыбался, вспоминая.

— Вы думаете, такие легкомысленные… маги сумеют нам помочь — точней, Анюте? — с сомнением спросил Викентий.

— Ну, там будут не только Агния с Алексисом, — напомнила Вера. — Возможно, будет и Андрей Ефимович — он как раз нам и помогал, когда Нил нас чуть не убил. Вы, наверное, его вспомните — он был в квартире Ани.

А Валерьян только вздохнул тихонько. Он думал, что сделал это незаметно, но Пашка подтолкнул его плечом и кивнул.

— Мы за тебя, Валерьян! Тем более, кроме тебя, никто не знает, куда увезли Аню. А там, глядишь, в суматохе, может, никто на тебя и не посмотрит внимательно.

— Дурак ты, Пашка, — печально сказала Вера. — Как раз именно из-за этого и посмотрят. Ведь первый вопрос к Валерьяну будет именно об этом: откуда он знает, куда увезли её… Но мы что-нибудь придумаем, Валерьян!

 

Глава девятнадцатая

Время, до сих пор ленивой волной покачивавшееся в комнате, в определённый момент стало сворачиваться. Очень ощутимо. Сначала постепенно. Но затем внутри образовавшейся воронки пошла нарастать скорость, распространяясь на те события вне комнаты, которые вот-вот распахнут сюда дверь.

Но отвлекаться на нарастающие события пока некогда, хотя исподволь росло понимание, что оно будет опасным — и не только для одного человека.

Сосредоточив всё внимание на Людмиле, которую чувствовала как бурно рвущийся из кучи дымящегося гнилого тряпья горячий огонь, Анюта терпеливо ждала. Она уже сообразила, что её слова о потенциальном гадании на то, что может случиться с черноволосой чуть позже, сильно задели несчастную ведьму. Та хоть и сидела вроде как спокойно, но всё же… Анюта чувствовала колебания воздуха, а значит, и… Мелко вздрагивали руки, которыми черноволосая нервно прижимала к себе ручную змею. То и дело резко поворачивалась голова к входной двери, но не в ожидании, а в попытке отвлечься и сообразить, как будет лучше. Анюте даже показалось — она уловила тот миг, когда Людмила начала тяжело дышать, будучи почти на взводе.

Да, черноволосая ведьма психовала. Она и панически боялась Нила, и очень хотела бы узнать, что её лично ожидает, когда Нил разделается с Анютой (пусть даже в душе жёстко зная правду; но ведь всегда есть робкая надежда, что на этот раз всё будет иначе?).

Нет, Анюта пока в худшем положении, в сравнении с черноволосой. Но у Людмилы уже забрана половина сил. А Анюту расколоть трудно. И первые попытки напугать её пока не прошли. Кажется, именно эта расстановка и заставляла черноволосую ведьму напрягаться до такой степени, что вскоре Анюта почуяла: даже температура в комнате начинает расти. Теперь можно нажать.

— Маячок Нил и в самом деле снял? — тихонько нарушила молчание Анюта.

— Он вплёл его в поле твоего дома. Те, кто тебе его поставил, думают, что ты дома сидишь. Так что помощи тебе не дождаться. — Но и эти жестокие слова прозвучали неуверенно. Людмила будто ждала, что Анюта их немедленно опровергнет.

Бесшумный смех стал её ответом.

— Ты… смеёшься? — с сомнением спросила Людмила.

— Нил-то думает — я живу одна.

Пришло время кое в чём открыться. Анюта почувствовала эти мгновения откровения, когда черноволосая ведьма абсолютно точно не только внимательно выслушает её, но и утаит услышанное от Нила. Если тот придёт не вовремя.

— Почему ты сказала — «думает»? — прошептала Людмила, вскочив со своего места и приблизившись так, что Анюта слышала, как шелестит её платье.

— С недавних пор со мной в одной квартире живут подростки — семнадцати и девятнадцати лет. А ещё ко мне вернулся бывший муж, — тоже прошептала Анюта, всё ещё усмехаясь. — Бывший-то ходит на работу — с утра. Но дети сейчас на каникулах. И просыпаются не очень рано — как ты знаешь, нормальные дети любят поспать по утрам. И что с того, что Нил снял мой маячок? Ответь мне, Людмила: есть ли толк в том, что сделал Нил? Детки мои сейчас бегают везде, по всем знакомым собирая мне подмогу.

Жаркое дыхание черноволосой ведьмы обвеяло лицо Анюты.

— Но что? Что тебе в том? Ты скоро останешься без сил!

— Как и ты, Людмила… Как и ты — не забывай… Но время-то есть! Мы в одинаковом положении. И у нас с тобой времени мало. Думай, Людмила, думай! Наша с тобой судьба решается прямо сейчас! Ты привыкла к силе — сможешь ли прожить далее без неё? Сможешь! Чисто физически, чисто житейски… Но будешь ли уверенной в себе? Сколько раз ты будешь по привычке обращаться к силе, а её… Её — нет!

Черноволосая ведьма втянула воздух сквозь зубы.

— Но ты слепая!

— Но я всё ещё сильная, в отличие от тебя! Люда, ты только выведи меня! Я и слепой нас закрою от Нила… Люда — бежим! У меня сил на двоих хватит!

Анюта говорила быстро, потому что интуиция уже не кричала — вопила, что время уже не идёт! Время стремительно заканчивается — и событие мчится так, что вот-вот в дверь… Нет, стучать не будут! Дверь распахнут по-хозяйски, и тогда — пиши пропало… Сейчас Анюта все свои силы направила на одно — на убеждение. Причём она была готова даже на то, чтобы преступить некоторые законы ведовства, которые преподал ей прадед Николай. Как только она поняла, что Людмила стоит очень близко, то, словно невзначай, дотронулась до её руки, посылая невидимый, но сильный импульс.

Услышала, как женщина оглянулась. На дверь. Словно тоже почуяла.

— Хорошо, — лихорадочно прошептала она. — Но как?.. С чего начать?

— Ремень сними с меня, — уже велела Анюта. — Мне до пряжки (или что там, за креслом, завязано) не дотянуться.

— А вдруг зайдут?

— У нас минут десять.

— Откуда ты… — начала Людмила — и заткнулась, мелко дёргая ремень.

Зашипела змея с её шеи.

— Тихо, красавица моя, тихо… — прошептала Анюта, ощущая, что змеиная голова качается рядом с её лицом. — Сейчас будем на свободе… Люда, а где мы?

— Нил купил себе коттедж. Он стоит посреди участка. Здесь ни сада, ни огорода. Просто огороженная пустошь. А дальше лес. Но, Анна… Здесь у него собаки…

— Не страшно, — спокойно сказала Анюта. — Как только выберемся на участок и добежим до ограды — уже не страшны нам будут его собаки. Люда, нам ведь только немного продержаться, чтобы силы с нас обеих Нил не взял. А там уж наши подоспеют — помогут. Так что… пусть мы даже заблудимся — лишь бы подальше от Нила быть. Но мы не заблудимся. Это я обещаю.

— А может…

— Люда, Нил через две минуты будет здесь!

Резко вытянутый ремень просвистел по её боку, а потом глухо шлёпнулся в углу.

— Но, если он сейчас здесь появится… Единственный коридор — он весь на виду!

— Да мы в окно!

Анюта лихорадочно пыталась удержаться на затёкших, занемевших ногах, которые словно прокалывало множеством тончайших иголочек, из-за чего не чувствовала пола, на котором стояла. Кажется, Людмила сообразила, в чём дело, и тут же схватила её за локоть.

— Какие окна?! Тут кладовая — сплошные стены!

— Я слепая — и то вижу… — проворчала Анюта, делая первый шаг и тут же поворачивая за кресло. — Тут какой-то шкафчик или стеллаж, а за ним окно. Оно даже не закрыто — к нему притащили какой-то лист фанеры. Ну? Нашла?

Несмотря на то что она изучила комнатушку чуть не наизусть, от кресла отойти боялась ещё и потому, что ноги всё ещё подламывались от долгого сидения.

— Есть… Давай, держись за меня.

Кажется, Людмила уверовала, что Анюта сумеет их вытащить, что они обе сумеют удрать от Нила. Но и Анюта не хотела оставлять для Нила и его подручных малейшей возможности быстро схватить их.

— Люда, в том углу какие-то шесты стоят. Возьми один и дверь заклинь.

— Не успеваем, Анна…

— Успеваем.

Ещё пара секунд растерянности — и черноволосая бросилась назад, к двери. Не шесты! Какие-то ножки — наверное, от сборных столов. Обернувшись к Людмиле, слушая и «видя», Анюта одобрительно кивнула: испуганная женщина всунула в дверную ручку не одну ножку, а две, потому как одна не застревала и постоянно падала, будучи слишком короткой. Зато две держались отлично! Убедившись, что дверь будет «заперта» обстоятельно, Анюта, не дожидаясь Людмилы, поспешила к окну. Пришлось обойти уже известный по карточным подсказкам шкаф. Отодвигали его от окна, вместе с черноволосой ухватившись за края. Со страху, что дверь может в любую минуту открыться, хватило одного толчка. Теперь между окном и шкафом оказался проём, достаточный для того, чтобы в нём встал человек. Проскрипел лист фанеры. Со злобной радостью Людмила прошипела:

— Ты была права! Оно не заперто!

— Лишь бы Нил о нём не вспомнил, — вздохнула Анюта — и они обе подпрыгнули от скрежета входной двери в комнату: та буквально несколько сантиметров отошла от косяка — и замерла. В неё сначала торкнулись не слишком сильно, видимо, удивлённые странным сопротивлением, потом ещё раз дёрнули — жёстче…

Женщины заторопились.

Уже под грохот и попытки выбить дверь со стороны коридоры, под раздражённые вопли, ругань и угрозы Людмила с сухим треском распахнула оконную створку. Анюте даже послышалось, как с пересушенной рамы, давно не крашенной, посыпалась древесно-красочная труха. А черноволосая тем временем взяла на себя командование побегом: видимо, адреналин заставил действовать не просто быстро, но и изобретательно. Первой влезла на окно и спрыгнула с него. У Анюты даже на сердце похолодело: а вдруг сбежит без неё? Но Людмила, кажется, крепко верила, что без Анюты ей никуда. Она всунулась в окно и из-за грохота в дверь вынужденно в полный голос предупредила:

— Я тебе там под ноги скамеечку поставила. Влезай!..

Словом и делом помогая Анюте цепляться за узкий подоконник, она тут же велела:

— Ты садись на подоконник, а я тебя разверну к себе!

От страха и от неповторимой ситуации Анюта чуть не расхохоталась и напомнила:

— Люда, я продолжаю смотреть через карточное гадание!

— Ничего, так будет удобней… — пробормотала черноволосая ведьма и тут же заворчала: — Хорош шипеть — сиди у меня за пазухой!

Спрыгнувшая на землю Анюта обалдело «уставилась» на подругу по несчастью. Господи, сколько ещё потрясений придётся пережить, пока приходится «видеть» избирательно! Последняя реплика Людмилы была обращена к змее, которую черноволосая только что сунула в лиф платья, расстёгнутый для того на две пуговицы!

А потом Людмила куда-то шагнула и пропала из поля «видимости». Встревоженная Анюта сначала нашла её на слух, а потом довольно усмехнулась, хотя грохот из кладовой, слегка приглушённый расстоянием и стенами, продолжал звучать: черноволосая не сразу выпрыгнула — она сначала выбросила из окна ту самую фанеру и несколько мебельных ножек, а теперь, плотно закрыв за собой раму, стремительно ставила вытащенное щитом к окну. Всё правильно. Если со стороны улицы окно будет затемнено, его не сразу разглядят. Пусть подручные Нила обыскивают кладовую в поисках беглянок, пока не сообразят просмотреть её на предмет окон!

Итак, главное: если Нил и его подручные ворвутся в комнату, они поначалу даже не сразу сообразят, как и куда именно сбежали две ведьмы!

— Всё, — наконец сказала запыхавшаяся Людмила, обернувшись к Анюте и таща в сторону от окна. — Теперь ты. Где нам прятаться? Учти, Нил обещал убить мою Грету, если я не буду помогать ему. Если с Гретой (она погладила змею под тканью платья) что-то случится — прокляну!

— Не психуй заранее, — ответила Анюта. — Нам направо. Там ограда с железными прутьями, и в одном месте прутья погнуты в стороны. Пролезем между ними, — уже на бегу (Людмила повела её по жёсткой стерне) закончила она, — а там будет небольшой ручей. Перейдём — ни одна собака потом не найдёт.

— Долго бежать, — с сомнением сказала черноволосая, тяжело дыша в такт дыханию. — Нас из окна увидят. Со второго этажа…

Пришлось оглянуться и раскинуть карты на второй этаж.

— На втором — никого. И вообще… Добежим — глаза отведём! — отозвалась Анюта, которая, уже пару раз споткнувшись, чуть не упала. Людмила была ей настоящим костылём, ведь «виделось» лишь пространство от дома Нила до ограды, а что под ногами — Анюта не знала.

Они пролезли в явно старый лаз между прутьями ограды. Анюта услышала неуверенный голос Людмилы:

— Ручей вижу. Но мы стоим на дороге. Может, попробовать поймать попутку и выехать из посёлка в город?

— Нил от нас этого будет ждать, — помотала головой Анюта. — Поэтому лучше спрятаться в самом посёлке. На дороге сейчас кто-нибудь есть? Машины?

— Пусто, — после небольшой паузы отозвалась черноволосая ведьма. — Ну, что? Спускаемся к воде? — И тут же буркнула: — А я в туфлях на таком каблуке…

Прошлёпали по воде. Чуть выше колена получилось. Но на противоположном берегу оказалось грязно. Обе изругались: Людмила обляпала туфли и, кажется, безнадёжно испортила их, а Анюта, морщась от брезгливости, ощущала хлюпающие кроссовки и отяжелевшие от тины или грязи же джинсы. Черноволосая, когда выбрались на местечко посуше, снова огляделась и сообщила, что пока нигде и никого… И спросила:

— Что теперь?

— Ива, — сказала Анюта. — Слева. Она на территории чужого участка. Лезем на неё, и ты помогаешь мне сделать отведение глаза. Я хоть сил и не потеряла, но мне тяжеловато будет вплести в заклинание тебя — с чужой мне силой.

Хлюпая туфлями и кроссовками, две ведьмы прокрались на чужой участок, и Людмила помогла Анюте влезть на дерево, благо старое и толстое стволом, а потом поднялась и сама. С деревом повезло: в самой серединке оно, возможно, под ударом молнии раскололось и теперь росло в разные стороны в несколько стволов. Не сразу заметишь — тем более, листвы столько, что она шатром прятала прячущихся на дереве.

Когда укрывающее заклинание было озвучено в два голоса, Анюта посидела немного, будто прислушиваясь к посвистывающему ветру в ветвях и к лёгкому журчанию воды под деревом… А потом ткнулась лицом в ладони и зарыдала, хоть и стараясь приглушить плач. Спустила все верёвки, которыми была связана до поры до времени, а потому и держалась до последнего. Плакала и думала о Лёльке. Только о дочери. Вспоминала, как дочка бегает возле скамейки около бабушкиного дома, как прыгает с бордюра на дорогу и перебегает её, чтобы взобраться на верхний газон, к песочнице… Почувствовала, как минуту спустя Людмила подсела ближе и обняла её, вздрагивающую от рыданий, испуганно спросив:

— Ты что? Что ты?

— Страшно… слепой!.. Сколько времени… слепая…

Черноволосая прямо в ухо пробормотала:

— А как будто прям такая уверенная… — И неловко погладила по плечам.

Выплакаться вволю не дали.

Собачий лай раздался такой отчётливый, что обе женщины замерли. Анюта хлопая мокрыми ресницами, сбивая слёзы, вытирая лицо, напряжённо вслушивалась. Две… Три собаки… Кажется… И лай, возбуждённый и азартный, приближался.

— Господи, они нас сейчас найдут! — горестно проговорила Людмила.

Сидевшая на стволе, когда-то вершиной согнутом до самой земли, Анюта вздохнула и ладонями быстро словно омыла лицо. После чего вжала ладони в шершавую кору, облизала губы.

— Древо, земля и вода, сомкнитесь вокруг нас двоих! Взываю к силам небесным, земляным, водным, огненным, к корням травным и древесным! Закройте нас от ворога-врага! Найдите заступника нам! И примите жертву мою скромную, силы колдовские и магические! — Быстро вынула булавку, припрятанную на отвороте блузки, и уверенно ткнула кончик иглы в палец, после чего провела им, кровоточащим, по ивовой коре.

Её ладони коснулись осторожные пальцы Людмилы, отобрали булавку. Черноволосая ведьма истово прошептала следом за Анютой ведьминскую мольбу о заступничестве, и Анюта расслышала, как прошуршала кора под её пальцем.

Ведьмы затаились в ожидании, что будет далее. Анюта хорошо чувствовала Людмилу: черноволосая слишком хорошо помнила, что половины сил у неё забрали. Это плохо. В ведьминской мольбе надо быть очень уверенной. В этой уверенности — силы мольбы. А сомнение посланные к защитнику слова и кровь ослабят.

«Ладно, я за нас двух буду!» — мрачно решила Анюта, до боли в ушах прислушиваясь к происходящему. Мысленное карточное гадание уже не позволяло «видеть» то, что вот-вот случится… Ведь на гадании надо сосредоточиться, а какое внимание может быть, когда событие прёт напролом?

Собачий лай приближался по нарастающей. Сидевшая рядом Людмила вдруг всхлипнула — и тут же испуганно затихла.

Судя по всему, собаки были на поводках. Если бы не густая зелень, Людмила наверняка рассмотрела бы их, но, когда Анюта тихо спросила, видит ли она псов, та покачала головой, а потом, сообразив, что Анюта всё ещё слепа, ответила:

— Нет, я поняла, что они стоят на том берегу…

И тут её перебил самоуверенный голос, громко провозгласивший:

— Справа — деревянный мост! Там можно перейти!

Ведьмы застыли. Анюта молчала, хотя с трудом удерживалась от стона: черноволосая стиснула ей запястье до пронзительной боли. Но Людмиле так было легче, и пришлось помалкивать. А та вдруг сказала:

— Полезут на дерево — буду каблуками бить по башкам! И орать так, что на всю округу будет слышно!

— Тихо… — прошептала Анюта и торжествующе улыбнулась. — Сейчас…

— Что?.. — прошептала черноволосая. — Что ты слышишь?

Но Анюта не слышала. Для неё пространство снова дрогнуло: силы, к которым они обратились, — откликнулись!

Проникновенный басище внезапно и совсем близко рявкнул так, что бегущие по следу собаки опасливо затихли:

— Э! Куда лезете! Здесь чужой участок! Вон отсюда, пока я на вас, с вашими шавками, своих доберманов не спустил!

— Ну-ну! — радостно сказала Анюта. — И как вы, голубчики, теперь объясните, что за нами гонитесь, а? Сволочи…

Кажется, преследователи всё-таки попытались что-то объяснить хозяину участка: секунды спустя тот вновь громыхнул что-то настолько матерное, что понять можно было озвученную фразу лишь в контексте происходящего. А следом за его ругательством, словно получив сигнал, загрохотали на таких адских низах такие собачищи, что ведьмы в страхе прижались друг к дружке. Не переборщили ли они с защитником?..

Робка тявкнула одна «шавка», будто оглянувшись на их дерево. Прислушиваясь к пространству, Анюта получила впечатление, что преследователи уходят к дому Нила. Зато к иве побегают два пса, и в самом деле пострашней тех, что гнались за ними. А за ними не спеша, будто прогуливаясь, шагал их хозяин.

Анюта почувствовала, как Людмила, всё ещё держась за неё, слегка отогнулась в сторону — выглянуть из-за толстенного сука.

— Ух ты… — невероятно самодовольный бас раздался под ними. — А я и не поверил, что они ищут двух баб! Ну что, дамочки! Сами спуститесь — или я за вами полезу?

— Собак уберите — сами спустимся! — крикнула Людмила дрожащим голосом.

Небольшая возня внизу — и хозяин участка снова подал голос:

— Намордники надел — не бойтесь, спускайтесь!

Людмила растерянно посмотрела на Анюту.

— Как с тобой быть? Ты же…

— Спустись, — велела Анюта. — Мы же заступника вызывали! Скажи ему, что я слепая, что спуститься не могу. Он сам залезет и меня спустит.

Ждать пришлось минут пять. Поначалу хозяин участка просто не поверил, что вторая женщина слепа. А потом Анюта услышала его ворчание и присела на корточки в центре дерева. Когда она услышала его сопение, осторожно ладонью похлопала по естественному «полу» на иве и спросила:

— Вы поможете мне?..

— Да как ты сюда забралась, если ничего не видишь? — буркнул тот, явно скептически присматриваясь к ней.

— Со страху чего не сделаешь? — философски отозвалась она.

— Сядь на месте! — скомандовал тот. — Я тебя на руки и спущусь.

— Лучше сядьте рядом, а я к вам на спину, — предложила Анюта.

Хозяин участка согласился, что так удобней.

Уже внизу её за руку тут же схватила Людмила. А Анюта, почувствовав себя в безопасности, тут же «схватилась» за карты. Хозяина участка она «увидела», как и почувствовала, сидя у него за спиной, широкоплечим гигантом, весьма эмоциональным, хотя чувства внешне он умел прятать. Сейчас он разглядывал их обоих, причём раз остановился изучающим взглядом не на глазах Анюты, а под ними, на веках. Не сразу, но сообразила, что он рассматривает потёки от слёз на лицах обеих. Именно следы от слёз его уверили, что обе женщины и впрямь спасаются от странных, слишком самоуверенных соседей, которые, ко всему прочему, спустили на них собак.

— Они сказали, что решили поиграть с вами, — задумчиво пророкотал он. — А вы поспорили с ними, что их собаки вас не найдут. Вы (обратился он к Анюте) сможете дойти до моего дома сами? Или ваша подруга вам поможет?

— Я помогу, — торопливо откликнулась Людмила. — Вы своих собак держите.

— Да не бойтесь, — успокаивающе пророкотал хозяин. — Они своих не трогают.

И пошёл впереди женщин. Слушая мягкие шаги собак, Анюта неожиданно ахнула про себя от значительного открытия. Людмила, ничего не подозревая, шла рядом, ведя её под руку, так что Анюта совладала с дыханием и сумела спросить обыденно:

— Людмила, а Нил точно у тебя только половину сил забрал?

— Точно. А что? — тихо откликнулась та.

— Ты странно говоришь. Будто всё ещё боишься его.

— А как не бояться? Ну, приютит нас с тобой этот мужик… А дальше? Как жить дальше? Постоянно прятаться от Нила?

— Людмила… Прятаться не надо. Ты теперь у колдовских и магических домов города — самый ценный человек.

— С чего бы это?

— Нил-то у тебя силы не все взял!

Людмила даже остановилась, когда до неё дошло. Задышала прерывисто.

— А ведь точно! Ниточка-то к нему осталась сильная! Его ж за это теперь могут вообще сил лишить!

— Да, теперь только дождаться бы, когда городские маги нас найдут!

— Ты так уверена, что они найдут…

— Ну, поскольку ты теперь мне вроде как подруга, признаюсь кое в чём. Дети, которые у меня живут, — это начинающие колдуны, с которых Нил переходные силы снял. Теперь, когда ты это знаешь, как думаешь, будут нас искать?

— Я… сейчас снова плакать буду…

— Может, и надо… поплакать. Но я уже не буду. Сейчас отдохнём у этого гостеприимного товарища, а потом… потом всё будет хорошо! Жаль только, сумки наши остались у этого стервеца!

— Почему?

— Да мобильник у меня там! А в нём номера Харонов и стихийников.

Людмила порывисто прижала руку Анюты к своей груди. Вспомнив, что там до сих пор прячется змея Грета, та чуть не отдёрнула ладонь…

— Вот теперь я успокоилась, — вздохнула черноволосая ведьма.

… Сидя впереди, но наблюдая за задним сиденьем в зеркало, Вера кусала губы.

Валерьян угрюмо и обречённо смотрел перед собой. Пашка, до недавнего времени, подпрыгивающий от нетерпения, глядя на соседа, осел на месте.

Они стояли в довольно долгой, судя по всему, пробке, за три остановки до моста. Уже позвонил Алексис, спрашивая, как у них и что. Но боковых дорог к месту встречи не было, приходилось ждать… Вера не выдержала:

— Валерьян, а ты только визуально знаешь, куда её увезли? Или знаешь адрес?

— Адрес знаю.

— Может, скажешь нам, а сам уйдёшь домой?

Даже Пашка оживился.

— Точняк! Говори адрес — и выходи! Сумеешь дойти до дома?

— А как вы объясните, откуда вам известно, где находится Анюта? — поднял загоревшиеся надеждой глаза Валерьян. — Если вы просто скажете адрес — вам не поверят.

— Поверят! — напористо сказала Вера и добавила: — Я скажу, что гадала на Аню, как она гадает на посетителей.

— А это как? — заинтересовался Викентий, не оглядываясь на своих более чем странных пассажиров.

— Аня готовит чай для них. И когда готовит, она берёт нужное количество чашек, — объяснила девушка. — То есть чашек всегда столько, сколько посетителей. Ну? Давай — говори адрес и выметайся из машины. Думаю, ничего страшного не будет, если прогуляешься на полгорода.

— Может, мне выйти — проводить? — с сомнением спросил Пашка. — А то мало ли…

— Нет, спасибо, — покачал головой Валерьян, улыбаясь. — Вы меня невольно путаете с Диманом. А я, в отличие от него, не беспомощен.

Вера аккуратно записала адрес в блокнот, и, когда машина, в очередной раз подвинувшись к проблемному перекрёстку, снова встала на месте, Валерьян быстро открыл дверцу — и выскочил к пешеходной дорожке. Он лишь раз оглянулся на машину Викентия и торопливо направился в противоположную сторону.

— Призрак, говорите? — задумчиво спросил Викентий.

— Да. Между прочим, это он меня провёл к тебе, — заметил Пашка, снова с облегчением радуясь жизни.

— То есть он знает, где я работаю?

— Он же охраняет Аню, — вклинилась в разговор Вера. — Поэтому должен знать всё.

— Вот как? — непонятно сказал Викентий, и лицо его стало бесстрастным. — Охраняет?

Ничего не понимая, но чувствуя, что его это здорово чем-то задело, Пашка попытался объяснить:

— Ну, вы же видите, что тут творится? Не будь рядом Валерьяна, мы бы и не узнали, куда Аню Нил увёз. Да и из квартиры он нам помог выбраться.

Но Викентий больше ничего не говорил, а по лицу трудно было догадаться, о чём он думает. Вера, посматривая на него, пожалела, что нельзя перебраться к Пашке… А потом вспомнила, что до места встречи с колдунами и магами осталось совсем чуть-чуть и это на данный момент важней, и уставилась в ветровое окно.

 

Глава двадцатая

Заступник, хозяин соседнего участка, представился Глебом и посетовал, что его дом выстроен совсем недавно, а значит — пока находится в состоянии начального благоустройства. То есть нежданные гостьи не должны ожидать комфорта. Но ведьмы заверили доброго человека, что для полного счастья им хватит лишь места, где можно наскоро умыться и привести себя в порядок.

Когда Людмила завела Анюту в ванную комнату, указанную Глебом, она, не успев закрыть за собой дверь, замерла. Анюта, «убравшая» мысленные карты, а потому абсолютно слепая, неуверенно спросила:

— Что случилось?

— Да в этой ванной можно балы устраивать, не то что умываться! — оторопело откликнулась черноволосая.

Спустя секунды, после вежливого стука, на пороге ванной появился хозяин и передал Людмиле, как она потом сказала, несколько полотенец, а заодно показал, какие краны для чего предназначены. Анюте срочно пришлось снова «раскинуть карты», после чего она хмыкнула, благо Глеб вышел.

— Ты права. Так понимаю, этот поразительный Глеб нам не ограничил время пребывания в этом раю?

В общем, ведьмы закончили водные процедуры где-то через час. Причём основное время потратила именно Людмила, которой пришлось несладко без своей сумки, в которой она хранила косметику. Она вынуждена была трепетно и аккуратно подправить старую, которая едва сохранилась на лице после недавнего рёва. Сначала Анюта удивлялась желанию невольной подруги выглядеть если не на все сто, то довольно «симпатишно», то потом поняла, в чём дело… Глеб, встретивший их в коридоре, пригласил к обеду. Обе чуть не расцеловали его за это предложение! Есть Анюте хотелось так, что она только вздохнула, вспомнив о пропущенном завтраке. Именно во время обеда, когда дамы сели за стол — рядышком, чтобы Людмила помогала подруге по несчастью, а Глеб оказался напротив, Анюта сообразила быстро «раскинуть карты» на хозяина и на Людмилу. Хм… Печальная, готически одетая в чёрное дама, оказавшаяся в печальной ситуации, как выяснилось, немедленно привлекла внимание гостеприимного хозяина. Что черноволосая ведьма почуяла немедленно и немедленно же откликнулась на этот интерес. Одетая простецки, Анюта, несмотря на такую же романтическую слепоту, не могла конкурировать с Людмилой, оставшись на положении чуть ли не несчастной сиротки. В определённом смысле. Зато она теперь, разобравшись в ситуации и сообразив, что и черноволосая почуяла расположение Глеба к себе, успокоилась: хозяин не будет торопиться избавиться от незваных гостий.

Едва Анюта насытилась, чуть сразу не выпалила: «А не можете ли вы нам помочь вызвать такси?» Но спокойный голос Людмилы, чинно говорившей с хозяином о погоде, заставил её промолчать. То есть время осталось и на то, чтобы продумать своё положение и поискать более конкретные пути спасения. Или просто выхода из ситуации. Нет, Анюта поняла Людмилу: черноволосая не просто так кокетничала с Глебом, уже очарованным ею. Нет, ведьма пыталась воззвать к мужскому в хозяине дома — и тем обеспечить себе на будущее защитника в его лице. Но… Дом Глеба слишком близок к дому Нила. А потом Анюта додумалась ещё до кое-чего, что ледяными мурашками отозвалось по коже. Нить Нила между им и Людмилой!.. Да ведь старик в любой момент может дёрнуть за эту нить! И что тогда будет с черноволосой?! Испуганная потенциальной угрозой, Анюта набралась смелости, улучила момент и решительно (со страху) влезла в непринуждённую беседу хозяина и черноволосой.

— Глеб, скажите, пожалуйста, а можно от вас позвонить в музей на набережной? У меня там знакомые. Можно позвонить, чтобы меня забрали от вас.

— У тебя там знакомые?! — вырвалось у мгновенно испуганной Людмилы.

У Глеба оказалась странной реакция на эти две реплики неожиданных гостий. Он помолчал, а потом с любопытством спросил:

— Анна Сергеевна, ваша слепота… Вы недавно ослепли? Некоторые ваши движения таковы, будто вы потеряли зрение давным-давно, настолько уверенно вы обращаетесь со столовыми предметами. А иной раз вы ведёте себя так, будто ослепли, ну, где-то пару дней назад. Почему я так спрашиваю? Мой кузен когда-то попал в аварию. Ослеп на нервной почве, а потом — зрение вернулось. Что с вами случилось, Анна Сергеевна? Почему вы ослепли?

Незаметно для хозяина Людмила положила руку на ладонь Анюты — та сидела, опустив руки. Как ответить на такой вопрос человеку, который наверняка абсолютный реалист? Как объяснить ему, кто они — его странные гости? Да ещё так, чтобы он поверил?

— Я ведьма! — выпалила Анюта и подняла голову, пытаясь «смотреть» без карт на хозяина. — Есть один колдун, который отбирает колдовские силы у тех, кто послабей. Чтобы это было легко сделать, он должен напугать. Меня он напугал, отняв зрение. Но я успела сбежать. И вот я здесь. Глеб, вы бы поверили в эту историю?

Хозяин издал странный звук, свидетельствующий о его растерянности, а Людмила словно пропала — так она затаилась.

Но Анюта не собиралась сдаваться.

— Люда, у тебя в потайном кармане колода карт. Дай мне, пожалуйста. — Анюта шла ва-банк. А что оставалось делать? Протянув руку в сторону черноволосой ведьмы, она выждала, пока на её пальцы не лёг тяжеловатый предмет — пачка карт. — Глеб, хотели бы вы в качестве моей благодарности за помощь что-то узнать? Из того, что вас тревожит? Люда, убери тарелки передо мной.

Она услышала, как черноволосая ведьма, помешкав, встала и прошуршала-прозвякала тарелками и вилками-ложками, перекладывая их в сторону. Проверяя, Анюта потрогала край стола перед собой. Пусто. Только скатерть. На ощупь перемешала карты и снова «взглянула» на хозяина дома, который до сих пор помалкивал.

— Вы придумали вопрос, который вас волнует? Если не хотите узнавать ответ на этот вопрос, можете задать вопрос, который проверит меня, как ведьму.

Хозяин вдруг усмехнулся.

— Если такая уверенная, почему не погадать самой, что меня тревожит?

Анюта пожала плечами: сам разрешил, так почему бы и в самом деле не погадать на это? Карты сами спорхнули с ладоней на стол и привычно разлетелись в нужный им расклад, привычно же ведя за собой руки. Выждав немного, Анюта раскрытой ладонью провела над ними. «Увидела». Невольно насупив брови, с жалостью прикусила губу.

— Вы хотите, чтобы я вам сказала о вашем сыне?

Рядом вздрогнула Людмила.

После небольшого молчания Глеб откликнулся.

— Хочу, но при условии, что это будет что-то хорошее.

— Вы сейчас в процессе развода. И сомневаетесь. Но вы правы: мальчику лучше жить с вами. Даже если вы захотите помочь своей бывшей — а вы поможете ей в любом случае! — мальчику будет комфортней с вами.

— Ну-у… — медленно сказал Глеб, явно не зная, как отнестись к такому откровению, но Анюта неожиданно и довольно грубо перебила его.

— Бли-ин!.. — ахнула она, уже обе ладони лихорадочно сводя и разводя над картами. — Вы не закрыли калитку ворот! Нил со своими телохранителями идёт сюда двором! Надо спрятать Людмилу! Она сейчас уязвимей меня!

— Что… — начал ошарашенный Глеб. — И Людмила?..

Но, кажется, он был человеком действия. Во всяком случае, он стремительно покинул своих гостий и буквально сбежал из комнаты при кухне, где они обедали. Однако черноволосая ведьма не успела рта открыть — спросить, почему всполошилась из-за неё Анюта, как хозяин вернулся.

— Что я могу сделать для вас?

— Нам надо вернуться в ваш сад! — выпалила Анюта, вставая. — Это место отдаляет Люду от старика, и он не сможет причинить ей зла!

Ни слова не говоря, Глеб быстро взял обеих за руки и почти поволок из дома. Людмила, видимо, хотела спросить у Анюты, почему она думает, что Нил настроен так агрессивно, но всё же сумела промолчать при хозяине дома. Зато Анюта радовалась, что успела погадать Глебу и что теперь он, пусть и в некотором смятении, всё же подчиняется её словам: сама бы она не смогла найти выход из его дома в сад.

Когда он усадил женщин на скамью, Людмила дрожащим голосом спросила:

— Глеб, а как же ты? Их трое!

— Я завёл своих собак в дом. К гостям выйду с ними, — суховато ответил хозяин, но Анюта услышала в его голосе и благодарность за заботу о нём.

Слушая его удаляющиеся шаги, Анюта нервно сжимала руки. Кажется, Людмилу это естественное движение напрягало, но черноволосая ведьма пока молчала. А Анюта думала. Что такое слепота в её положении? Не будь она «видящей» при помощи мысленных карточных раскладов, слепота заставила бы трусить и шугаться всего на свете. Но сейчас, когда она сидела под деревом (слышала его шелест под пробегающим ветерком), вдыхала запахи летних трав и разрыхленной земли (хозяин пытается заниматься садоводством?), чувствуя прохладную руку сидящей рядом Людмилы (та инстинктивно прижималась к ней в поисках в поисках защиты, чего сама не подозревала), — она покачивалась в информационном пространстве. Широко (тоже инстинктивно) раскрыв незрячие глаза, Анюта всматривалась в потоки и волны, некоторые из них изначально понимая, некоторые — не успевая прочитать. Забывая о карточных раскладах, она пыталась расслышать то, что происходило сейчас во дворе этого дома между Нилом с личной охраной — и Глебом, по бокам которого стояли доберманы…

Отвлёкшись на шелест, Анюта не сразу поняла, что Людмила поглаживает свою Грету, спрятанную под лифом платья.

— Ты мне не ответила, — нарушила молчание Людмила. — Ты кого-то знаешь — там, в музее? Кого?

— Я думала, все колдуны и ведьмы города знают Назария, — пожала плечами Анюта и подняла голову: над ними запела птица, видимо только что подлетевшая на дерево.

— Знать — знаем, — проворчала Людмила. — Только ты так сказала, будто он прибежит на первый же твой звонок — выручать тебя.

— Почему бы и нет? — удивилась Анюта. — Именно он предложил мне стать наживкой в этом деле! А ты что — в плохих отношениях с ним?

— Сказала тоже — в плохих. Ни в каких! С ним же разговаривать невозможно! Только орёт — и слова не даёт вставить! А если встретишь — лучше за километр обойти.

— А мне показалось — нормальный дядька, — хмыкнула Анюта, мечтая, чтобы Людмила прекратила разговор: показалось, на месте встречи Глеба с нежеланными гостями что-то происходит — не самое хорошее. — Думаю, позвони я ему — он бы тут же появился и помог нам. А так приходится ждать. Маячок-то, как ты говоришь, сняли — и неизвестно теперь, когда нас выручат.

Черноволосая ведьма только вздохнула, а Анюта вдруг подставила ладонь дождю, который внезапно закапал — пока ещё редко, но…

— Люда, что на небе? Мне чудилось, солнце палит?

— Тучи откуда-то набежали, — буркнула та и снова вздохнула, видимо глядя на небо. — Надо бы встать под крышу. Пойдём-ка. А то промокнем…

Анюта охотно поднялась со скамьи и, только сделав пару шагов, сообразила:

— Людмила, ты говоришь — тучи набежали? Очень быстро, да?

— Да, а что?

— Ну всё! Наша помощь близка, Люда!

— С чего бы это?

— Я слушала прогноз с утра. Дождей вообще не должно быть! Значит, на подходе сюда маги! И среди них один красавчик — маг воздуха Алексис!

— Твоими устами бы… — тихонько проговорила Людмила, таща Анюту за собой.

Они встали у двери, слушая перестук по дому и всплеск по быстро образовавшимся лужам уже довольно крупных капель… Анюта улыбалась, счастливая: вот-вот закончится самое страшное — слепота!..

— Да, я сейчас приду, — вдруг низким, каким-то чужим голосом сказала Людмила и развернулась — наверное, к двери.

Её пальцы расслабились и отпустили руку Анюты. Скользнула кожа локтя, которым черноволосая ведьма задела руку Анюты. Ошеломлённая, Анюта замахала руками, пытаясь схватить Людмилу и остановить её.

— Люда, остановись!

— Нельзя, — голосом очень вежливой дамы ответила ведьма. — Хозяин зовёт меня. Я должна пойти к нему, иначе он будет сердиться.

«Поймал! Этот гад поймал её за нить!»

Но, когда Людмила открыла дверь в дом, Анюта сориентировалась и сумела цапнуть Людмилу за руку.

— Мы пойдём вместе! — заявила она, когда черноволосая обернулась к ней, явно собираясь выдернуть свою ладонь из её слабого захвата.

Сильные рывки прекратились.

— Хорошо, — покладисто сказала Людмила всё тем же вежливым голосом, наводящим на Анюту жуть. — Пойдём вместе.

… Когда мост оказался позади, Викентий свернул на небольшую ресторанную автостоянку, где замерли несколько машин. Не успел затормозить, как Пашка подпрыгнул на сиденье, заметив знакомые лица.

— Агния! Вон она! Смотри, самая красивая!

— Ты так орёшь, как будто, кроме Агнии, там ещё есть девушки или женщины, — снисходительно сказала Вера.

— Но ведь она красивая! — настаивал Пашка.

— Ну, ладно — красивая, красивая! — согласилась девушка, нетерпеливо выглядывая других знакомцев. — О, Андрей Ефимович!

— Кажется, этого Андрея Ефимовича я уже видел? — предположил Викентий.

— Да, когда вы привезли нас к Ане, они все приехали, чтобы помочь.

— Вот почему я помню эту девушку… Но вы сказали — звонили Алексису? Впрочем, судя по всему, это тот парень — с длинными волосами? Вы же говорили — он брат Агнии? Да, похожи…

— Но Агния красивей! — заявил Пашка.

— Хочешь подлизаться к ней, потому что тоже маг огня? — пренебрежительно спросила Вера, вглядываясь в небольшую толпу, к которой машина постепенно подвозила их. — Слушайте, я не вижу Назария! Неужели его не нашли?

— Почему нужен именно Назарий? — раздражённо спросил Викентий, которого, наверное, напрягало, что он единственный не в курсе происходящего.

— Он самый сильный! — безапелляционно заявил мальчишка, готовясь вот-вот открыть дверцу машины.

Вновь прибывших встретили расспросами и одновременно быстро познакомили Викентия со всеми присутствующими. На Веру недоверчиво покосились, когда она сказала, что гадала на Аню и знает адрес, по которому её надо искать. Но расспрашивать о подробностях не стали — и она незаметно выдохнула. Викентию почти не удивились, но, к его изумлению, никто не отказался от его участия в странном походе. Хотя он предполагал, что ему достаточно лишь привезти сюда ребятишек. Впрочем (сообразила-почуяла Вера) бывший муж Ани был готов настаивать, чтобы его взяли.

— А где Назарий? — допытывалась Вера, нетерпеливо оглядываясь по сторонам. Ей казалось — уж этот язвительный старик должен быть здесь в обязательном порядке!..

— Он ушёл в магические подпространства, на охоту, — недовольно сказал Алексис. — Зверюшек ему, видите ли, не хватает в его личном зоопарке.

— А про Аню забыл? — разочарованно спросила девушка.

— Никто ни о чём не забыл. Просто мы не ожидали, что Нил будет действовать настолько быстро. Так, Викентий, вы оставляете свою машину здесь и садитесь к Алексису. Детки, а вы…

— Мы тоже едем! — обиженно перебил Пашка. — Мы там пригодимся! И мешать не будем!

— Скорей — второе, чем первое, — проворчал Алексис и смилостивился: — Садитесь назад. Живо!

— И не надо называть нас детками! — уже уверенней потребовал мальчишка.

Алексис закатил глаза и кивнул на машину.

— Быстро!

Викентий помалкивал, уже сидя в чужой машине. Алексис, убедившись, что к поездке все готовы, захлопнул дверцу. Небольшая кавалькада из шести машин двинулась боковыми дорогами из города. Вера тихонько сидела и пыталась гадать на картах, которые купили вместе с Аней. А вдруг получится по-настоящему? Ничего. Главное — они не выдали Валерьяна-Димана! Любопытно, надо ли говорить Алексису то, о чём предупредил призрак? О том, что Викентий — сила в этой операции, потому что он и Аня обвенчаны? Или это лишняя информация, потому что за Аней едут сильные маги и колдуны? Да и скажи Вера про это, к ней могут тут же прицепиться, чтобы допытаться, откуда такая информация.

Летние городские улицы проносились мимо и заставили-таки Веру взглянуть на них, потому что машина мчалась по таким дорогам и таким микрорайонам, в которых она раньше не бывала. Она засмотрелась на подстриженные липы, вытянутые кипарисами тополя и на аккуратные кусты, обрамляющие пешеходные дорожки, и думала: «А вдруг Нил у неё уже выкачал силы?»

— Вер…

Шёпот Пашки заставил обернуться к мальчишке. Тот смотрел серьёзно.

— Есть какие-нибудь предчувствия? — спросил шёпотом.

— Н-нет… Но мне страшно, — призналась она.

— Почему?

— Не знаю. Наверное, то самое — предчувствие.

Они замолчали. Кажется, Алексис поставил навигатор, причём не голосовой, на тот адрес, что передала ему Вера. Мчался уверенно, порой проезжая переулками, в которых легко заблудиться, настолько они были маленькими и вливались друг в дружку.

Наконец вырвались на просторную дорогу, которая убегала в пригород, а потом — и дальше, пока не очутились перед воротами коттеджного посёлка. Ворота были открыты, и Алексис без раздумий направил машину по внутренней дороге. Время от времени оглядываясь, Вера видела другие машины, которые, не отставая, ровно ехали за ними, и в сердце постепенно начала воцаряться уверенность, что всё будет хорошо и даже отлично!

Наконец машина Алексиса свернула в тупиковый переулок и остановилась перед невысоким металлическим забором с калиткой сбоку от ворот.

— Сидите здесь! — бросил маг огня и выскочил из машины.

Он постоял перед забором, будто изучая, как можно проломить его, чтобы прорваться вовнутрь. Во всяком случае, такое впечатление появилось у Веры.

— Что он делает? — негромко спросил Викентий.

— Не знаем, — вздохнул Пашка, во все глаза таращась на Алексиса.

Тот наконец ожил и вернулся к пассажирам.

— Дома никого, но остаточные следы ведут из этого тупика. Машину оставляем здесь и идём по следам.

— А как ты знал, что дома никого? — не сдержал любопытства Пашка.

— Послал разведчика — ветер.

Счастью мальчишки не было предела — так он рассиялся от краткого сообщения. Вера снисходительно посмотрела на Пашку и поспешила за Алексисом, примечая, что Викентий старается держаться наравне с магом огня. Как будто боится, что тот первым увидит Аню. С чего бы это? «Ревнует?» — неуверенно подумала девушка.

На повороте тупика она оглянулась. Следом торопились все маги, вышедшие из машин. «Целая армия!» — восхищённо подумала она.

Обогнули ещё один довольно большой дом с огромным участком и оказались на другой поселковой улице. Теперь не надо было искать призрачные следы, по которым без сомнений шёл Алексис: в воротах одного из коттеджей калитка осталась распахнутой.

А когда вошли, Алексис на глазах всех рассвирепел.

— Эй, вы! — неожиданно простецки рявкнул он.

Небо над головой заволновалось и резко потемнело от набежавших туч.

Викентий взглянул на надвигающуюся грозу и уже уважительней — на Алексиса. Вера, высунувшись из-за спин мужчин, увидела, кому так бесцеремонно крикнул маг огня. Двое высоченных, широкоплечих мужчин, стоявших по бокам от низенького старика, обернулись — и девушка с нарастающей злостью узнала телохранителей Нила.

— Кто это? — тихо спросил Викентий. Он не оглядывался на «деток», но они сразу поняли, к кому вопрос.

— Это охрана Нила! — кривя губы от ненависти, выплюнул Пашка. — Это они меня у речки выбросили! На кладбище!

Несколько шагов от металлического забора во двор — и Вера увидела настоящего гиганта, возможно, хозяина этого дома. Сейчас этот человек был отчётливо изумлён вторжением на его территорию множества людей.

Обернулся на оклик Алексиса Нил — и зашипел ругательства. Но пришёл в себя быстро — и Вера ахнула от боли, когда он резко выбросил руку вперёд с вытянутыми, словно когти, пальцами. Но боль прошла так же стремительно, как и началась: Алексис, будто делая зарядку, тоже вскинул руки в стороны — и замерцала такая сильная защита, что даже охнувший от боли Викентий её увидел.

За спинами четверых выстроилась шеренга магов и колдунов. Никто не предлагал «деткам» встать за них, но девушка понимала, что от них ждут взрослых решений. Ни Пашка, осознававший это, ни она — не собирались прятаться. Они хотели видеть всё!

А за спиной хозяина вдруг началось движение. Он оглянулся и озадаченно сказал:

— Почему вы вышли? Людмила, что с тобой?

— Меня зовёт хозяин, — тоненьким голосом сказала черноволосая ведьма, которую Вера видела на кладбище, когда пришла с Нилом на похороны прадеда Ани. Откуда она здесь? Что она вообще здесь делает?!

Судя по всему, Алексис обозлился до последней степени: мгновенно стемнело, и по небу раскатился такой гром, что Пашка боязливо втянул голову в плечи.

Но когда ведьма шагнула из помещения, следом за ней показалась Аня!

— Аня! — обрадовалась Вера. — Мы здесь! Мы приехали за тобой!

Аня почему-то остановилась на выходе, отпустив Людмилу, за которой шла, странно держа её за руку.

— Нил Прокофьевич Кральцов! — звучно проговорил за спиной Веры Андрей Ефимович. — Вы пойманы на нарушении колдовских законов и приговариваетесь к отчуждению ваших личных колдовских сил! Свидетели готовы подтвердить значимость моих слов и покарать вас немедленно!

Будто решив подтвердить и без людей, сверху громыхнуло так, что все поёжились.

— Не сумеете меня лишить сил! — завизжал Нил. — Это моё! Моё! Людмила!

— Глеб, остановите её! — резко сказала Аня, странно задирая голову, словно прислушиваясь к чему-то странному. Викентий внезапно бросился к ней. — Если не остановите, этот тип её искалечит!

Телохранители было кинулись Викентию наперерез, но почему-то, сделав пару шагов, так же резко остановились, пропуская мужчину. Вера вспомнила слова Валерьяна: они собственность друг друга, а это в магии огромное подспорье! Поэтому телохранители не сумели заступить Викентию дорогу?

Но девушка не сумела отследить, что там происходит дальше. Всё внимание — на Нила. Старик рычал и плевался, грозя страшными карами всем тем, кто вмешивается в его личные дела. Людмила пыталась вырвать руку из ручищ великана, хозяина дома, и неожиданно застыла на месте.

Вокруг Нила полыхнуло переплетёнными молниями, и он с испугу присел на полусогнутых. Огибая Алексиса, который тоже замер, держа руки вскинутыми к небу, к старику подошли Андрей Ефимович и ещё двое, незнакомых Вере. Они легко махнули руками на странный молниевидный заслон (девушка оглянулась: Агния тоже держала руки кверху, помогая брату) и подступили к Нилу. Минута, другая… Закончился, так и не начавшись, дождь.

Харон отошёл от Нила. И, не останавливаясь, раз только оглянувшись на Аню, вышел со двора. За ним — остальные маги. Опустили руки Агния и Алексис и последовали за уходящими. А Вера и Пашка медленно пошли к Ане, которую обнимал Викентий.

Они осторожно обошли старика Нила, который, отвернувшись от всех, прятал лицо в ладонях. Ошарашенные телохранители подбежали к нему и под локти быстро вывели Нила на улицу.

Выдохнув, «детки» подлетели к своей старшей подруге.

— Аня, как ты? — бессвязно заговорил Пашка. — Мы так переживали!

— Ань, как ты себя чувствуешь? — спросила Вера, заглядывая в лицо ведьмы и ощущая что-то необычное.

Та оторвалась от Викентия, который так и не выпускал её из объятий, и глубоко вздохнула. Потом опустила глаза и свела брови, будто прислушиваясь к чему-то — чего никто не слышал.

— Люда? Ты останешься?

— Она останется! — пробасил великан Глеб. — Не беспокойся о ней.

— Тогда мы идём. Вик, тебе придётся помочь мне. Я не вижу. Нил наложил заклятие слепоты. Пусть Андрей Ефимович объяснит, как его снять. Мне кажется, я слышала его здесь… Или мне показалось?

Её заверили, что не показалось. Плотно окружив Аню, они все вместе вышли за ворота и позвали Андрея Ефимовича. Выяснилось, что с «армией спасения» приехали целители, которые не сразу, но разобрались с заклятием и сняли его. На заднем сиденье машины Алексиса теперь сидели Викентий, обнимающий Аню, и Вера. Пашка, довольный, подпрыгивал на переднем и часто оглядывался на Аню, будто боясь, что она снова пропадёт. Девушка сжимала ладонь своей старшей подруги, смотрела в окно, чтобы не смущать Викентия, и думала о том, что та жизнь, которая проходит спокойно, без катаклизмов, всё-таки предпочтительней. Хотя Пашка наверняка поспорил бы с ней.

 

Глава двадцать первая

Она молчала, пока её, вновь зрячую, Викентий вёл к машине Алексиса; когда бывший сажал её на сиденье так, словно боялся лишним движением причинить ей боль, но потом вдруг так сильно прижал к себе, что пришлось расслабиться, чтобы не чувствовать невольной болезненности из-за этого объятия. Викентий будто испугался, что она снова может… сбежать? Пропасть? Или боялся, что её снова похитят?

Когда машина Алексиса развернулась, Анюта мельком увидела, что возле ворот незнакомого дома на незнакомой улице стоит целая группа машин, две из которых немедленно поехали следом за Алексисом. А ещё несколько (кажется, три) остались. Поняла, что это приехавшие из города маги. И стоят они рядом с домом Нила. Подсказало (заметила мельком — проехало мимо окна) присутствие Агнии, которая разговаривала с Андреем Ефимовичем около одной из машин…. Вера сжимала ей руку, и Анюта почувствовала, как её окатило горячей волной: неужели она защищена? Не надо больше сжиматься от неизвестности, которая сулит в ближайшем будущем лишь опасность. Не надо больше напрягаться, удерживая мысленное видение — суррогат зрения — с помощью мысленных карт… Господи, неужели всё закончилось?!

Сначала боялась закрывать глаза, потому что зациклилась: а вдруг закроет — и, открыв, снова увидит безнадёжную темноту?.. Но когда Алексис вырулил на большую дорогу, оставив за спиной коттеджный посёлок, Анюта задышала спокойней и даже осмелилась надолго сомкнуть веки — чтобы, резко открыв глаза, убедиться, что — видит.

Вскоре, пока мчались по широкой дороге и, благодаря её кажущейся бесконечности, пока Анюту постепенно отпускало, она сумела задать вопрос:

— А почему Агния осталась у Нила?

— Городской магический совет решает, как компенсировать преемникам умерших то, что сделал Нил, — отозвался Алексис. — Ну и проведут обыск у него дома, чтобы найти всё то, что он отобрал у несостоявшихся наследников.

— Что-то там было о девушке из деревни, у которой он забрал тетрадь с ритуалом, — медленно сказала Анюта. — Этот ритуал — он позволял отбирать силы не только при передаче, но и уже у состоявшихся магов или колдунов. Её тоже вернут той девушке?

— Дом будет обыскан именно на предмет артефактов, — ответил Алексис. — В совете, который остался в доме Нила — люди с очень сильным видением. Они найдут всё до последнего. Так что — да, тетрадку девушке вернут. А заодно возьмут наследницу на заметку, чтобы её обучить и объяснить, чем опасен ритуал изъятия силы.

— Алексис, — вмешался в разговор очень обеспокоенный Пашка. — А Нила просто так отпустят после всего этого? А вдруг он найдёт ещё какой-нибудь способ вернуть себе силы? Он же старый, опытный! Да и телохранители у него… И денег полно…

Анюту тоже интересовал этот вопрос — до сильной тревоги. И хотелось задать его, но побаивалась: а вдруг это дело какое-нибудь секретное? Она же пока не очень разбиралась во всех этих хитросплетениях жизни магов и колдунов в городе.

Но маг воздуха спокойно сказал:

— Ну, во-первых, у него не будет этого дома. Он вернётся в свою старую квартирку, потому что компенсацией только из тех предметов, которые он грабанул, здесь не обойтись. Во-вторых, у его телохранителей та сила, которую он наработал им, будет тоже запечатана. Им она не понадобится: без старика им смысла нет искать преемников колдовской или магической силы. В третьих, дом, который он себе купил (на деньги, по сути, ограбленных им наследников), тоже будет продан, а деньги от него пойдут тем, кого он лишил силы. Ну и… Квартира его будет запечатана магическими заклинаниями, которые позволят нам знать, чем старик занимается на данный момент. И есть ещё одна фишка. Что именно делать с Нилом, как с колдуном, который нарушил все принципы магического сосуществования — знает наш дядя, Назарий. Как только он вернётся с охоты в магических подпространствах, он примкнёт к… следствию.

Последние слова Алексис проговорил так сухо, что Анюта поёжилась. Ей почему-то очень ярко представилось: Назарий волочёт старика Нила за шиворот в свои любимые охотничьи угодья, а потом швыряет его в логово какой-нибудь жуткой твари! Она попыталась усмехнуться своей фантазии — не фантазии: а что — с Назария такое станется!..

Снова вспомнилось, как она вцепилась в руку Людмилы, стараясь не дать ей выйти к Нилу, «зовущему» подневольную ведьму; как собиралась закричать, зовя хозяина дома на помощь, и чуть не взмолиться к Глебу, чтобы тот удержал Людмилу… И внезапно почуяла подступающее присутствие множества носителей силы! А потом поразилась, когда поняла, что среди этих невидимых ей пока носителей приближается Викентий! Он-то тут при чём?! Но ещё больше её изумило, когда послышался злой голос Алексиса: «Эй, вы!» После чего Анюта почувствовала, что небо стало… низким! Рассердившийся Алексис снова не сдержал эмоций!

Но главным было другое: давление на черноволосую ведьму мгновенно пропало! Почти — потому как Анюта с отчаянием внезапно ощутила, что между носителями силы и ею упала сильнейшая преграда, что Людмила снова потянула её руку, чтобы подойти к Нилу… Неужели Нил настолько силён, что может противостоять группе колдунов и магов?! Анюта чуть не заплакала от собственного бессилия… А потом закричала Вера — и это так поразило Анюту, что она разжала пальцы: «детки» здесь?! Рядом с Нилом? Зачем их привезли сюда?! Испуганная до последней степени, Анюта предполагала теперь всё, что угодно — вплоть до того, что Нил может легко убить «деток»!

А потом… как оглашение приговора — и Анюта ужаснулась, когда поняла, что Нил уже требует к себе Людмилу! Зачем она ему?! И пришлось кричать Глебу, чтобы он задержал черноволосую, иначе… Вот! Вот, что она хотела бы знать! Старик всё ещё держал преграду, не подпускающую магов к дому, но Викентий… Викентий, которого она почему-то, несмотря на эту преграду, ощущала очень ярко, вдруг пошёл, побежал к ней. Она чувствовала (мысленно смотреть через карточный расклад в суматошной метели сил не могла), как телохранители, которых ощущала в качестве неопределённых силовых сгустков, бросились к нему. Но не остановили! Он стремительно приблизился к ней мощной лавиной тепла — и обнял!.. Но почему?! Почему так?!

— Почему Вик… Викентий легко прошёл преграду Нила? — вырвалось у неё, и Викентий расслабил руки, чтобы взглянуть ей в лицо.

«Детки» почему-то затихарились и уставились на Алексиса. У Анюты создалось впечатление, что Вера и Павел знают ответ, но хотят, чтобы его озвучил маг воздуха.

— Между вами сильная связь, которую вы когда-то укрепили венчанием, — после недолгой паузы сказал Алексис. — Не очень вежливо говорить вам обоим такое, но ведь после развода вы так и не смогли найти себе… партнёров? Ну, для семьи или просто для… личной жизни? Любая магическая преграда не помешает вам идти друг к другу. Вы её просто не заметите.

— Вы так легко это определяете? — несколько враждебно спросил Викентий, кажется, не замечая, что сильно сжимает плечо Анюты.

— Способность такая, — нейтрально улыбнулся беловолосый маг. — Но нам эта связь между вами здорово помогла бы, если бы была, скажем так, сложная ситуация.

— Моя сумка с продуктами! — задумчиво вспомнила Анюта, немного повозившись, чтобы удобней устроиться под тяжёлой рукой Викентия. — Осталась у Нила.

— К вечеру привезём, — пообещал Алексис. А потом пожал плечами и, пробормотав: «Агния всё равно там!», взял мобильник и через секунды попросил: — Агния, посмотри у Нила сумку Ани! Она там вроде где-то должна быть!.. Ага… Хорошо. — Он убрал мобильник и хмыкнул: — Ну, я же говорил… Агния скоро приедет и привезёт сумку.

— Алексис, а вы нас до дома довезёте? — спросил Пашка.

— Нет, сначала к заливу, к мосту, пусть Викентий возьмёт свою машину и поедет на работу — там уже всё восстановлено и сотрудников собирают… Кстати… — Алексис повернул направо — к дороге на набережную. — Как вы сообразили найти Викентия?

Анюта, из-за эмоциональной усталости с трудом слушавшая весь разговор, тут же напряглась: что имеет в виду маг воздуха?

— Ну, мы подумали… — медленно начала Вера. — Мобильники у нас не работали, дозвониться до вас нельзя, до музея слишком далеко ехать — много времени зря терять не хотелось. Ну, я карты раскинула — и поняла, где искать Викентия.

Викентий, обнимающий Анюту, чувствительно шевельнулся — повернул к девушке голову коротко взглянуть на неё. Что такое? Что за интрига с Викентием? Почему он посмотрел на Веру так, словно о чём-то знал, но при всех говорить не хотел?

— Ага-ага! — поспешно прибавил Пашка. — Так и было! Алексис, а мне ничего не будет за то, что я свет там вырубил?

— И откуда вы знаете про банк? — уже возмущённо спросила Вера.

— Один из тамошних сотрудников — колдун, который не практикует, потому что это дело ему неинтересно. Но связь с нами поддерживает. Он нам звонил перед вашим приездом к мосту, так что мы в курсе. Нет, Павел, тебе ничего не будет, хотя ты должен будешь дать слово больше так не делать. Мы всё понимаем — ситуация была аховая, вы растерялись, да и испугались, наверное…

— Аня, ты представляешь, что было! — с воодушевлением сказал, повернувшись к ним, Пашка. — В доме электричество выключено! Двери не открываются! Видела бы ты, как мы в окно вылезали!

— Ой! — ахнула Вера. — Холодильник-то я опустошила, но только три кастрюли поставила и тряпками по полу обложила! Не протекло бы! Хорошо, что мы на первом этаже живём!

В общем и целом Анюта поняла, что «детки» активно отвлекают её от вопроса Алексиса: «Как вы сообразили найти Викентия?» Они не хотят прямо отвечать на этот вопрос, причём Викентий что-то об этом точно знает! Сговорились утаить что-то от неё, от Анюты?! Любопытно, если бы Алексиса здесь не было, они бы рассказали её правду?.. И ещё… Если она почти засыпала от утомления, вызванного быстро бегущими экстремальными событиями, то сейчас, смеясь в душе, призналась себе: сообщение Веры об отключённом холодильнике уже сейчас настраивает её на домашне-боевой лад.

А девушка тем временем вдруг ахнула:

— Аня, а если тебя кто-то ждёт?! Ты же не сможешь сегодня принимать!

— Никого не будет, — вздохнула Анюта.

— Ты что — утром чашки пересчитала? — с любопытством спросил Викентий.

— Хм… Вера, это ты сказала про гадание?

— И что? — независимым тоном риторически спросила девушка. — Нельзя было, что ли? Всё равно ты бы потом рассказала.

— Вы о чём? — поинтересовался Алексис, не глядя назад: ему оставалось проехать переулок. — О каких вдруг чашках?

Ему с азартом рассказали о гадании на посетителей, а потом пытливый Пашка вернулся к главному для него вопросу:

— Так откуда ты знаешь, что сегодня к тебе не придут?

— На это и я могу ответить, — хмыкнул маг воздуха. — Если ты настраиваешься на определённого человека, то можно легко узнать то, что тебе надо. Если люди собираются к ведьме, но интуитивно чувствуют, что её нет дома, они начинают находить для себя какие-нибудь отговорки, типа: нет, я сегодня не пойду, потому что не хочется. Или придумывают себе что-то вроде: сегодня не тот день, чтобы узнавать то, что мне надо.

Пашка притих, раздумывая, а потом вскинул голову и просиял.

— Понял! Это как с пассажирами самолётов или чего другого? Ну, когда некоторые чуют, что будет катастрофа, и поэтому сдают билеты?

— Ну, не в таком масштабе, конечно, но похоже.

Посидев немного в тишине, Анюта решила не переспрашивать, как «детки» нашли Викентия, а выяснить дома, без посторонних ушей.

За странной, но увлекательной беседой они доехали до автостоянки и проводили Викентия, севшего за руль своей машины. От Анюты бывший уходил очень неохотно, чему она очень удивилась, вспомнив, как он бежал на работу из родительского дома.

И Алексис повёз их дальше, к дому. День склонялся к предвечерью, Вера и Пашка загляделись на улицы города, и Анюта задумалась о том, что ждёт её дома. Размышления привели к тому, что она попросила:

— Алексис, остановите не у дома, а на остановке. И вам легче, и мне надо будет снова забежать в магазин, поскольку хлеба-то я так и не купила. — И со вздохом прибавила: — И банка с малиной пропала.

— Не пропала. Я же обещал — вечером завезут, — напомнил Алексис и въехал на автостоянку при указанном магазине. — Ну, вот и всё. Агния привезёт сумку и расскажет все новости, о которых вы захотите узнать.

— Пока, Алексис! — попрощались с магом «детки».

— А малину жалко, — сказал Пашка, шагая рядом с Анютой и переглядываясь с Верой, которая шла с другого боку. — Ань, может, завтра с утра рванём в лес? Хоть земляники поедим, а? И тебе отдохнуть там неплохо, — лукаво добавил он.

Они посмеялись, а потом купили в магазине всё, что хотелось, потому как вынужденный выходной (не для деток, потому что нынешний день вдохновил их на учёбу) потребовал чего-то вкусненького.

А когда повернули в свой двор, то мало-помалу остановились, постепенно проникаясь странной сумятицей. Несколько человек, в основном пенсионерки, бегали по двору и вокруг дома, некоторых Анюта заметила и на других улицах, в самом их начале. Они озабоченно выискивали кого-то, а кого именно — они втроём услышали, когда кто-то из ищущих принялся выкликивать:

— Дима! Димушка-а!

И тут спина Анюты похолодела от страха: Пашка сзади тихонько, но отчётливо сказал Вере:

— Ну мы и дураки! У него же денег нет! Сколько ему ещё добираться домой без транспорта? Напугали всех… Что делать?

— Аня сейчас зайдёт домой, а мы отпросимся погулять, — негромко пообещала ему девушка. — Попробуем найти его и привезти.

Анюта промолчала до самого порога. Закрыв за собой дверь, она тут же обернулась к «деткам».

— Итак, вы знаете, где находится Диман! Быстро рассказывайте, в чём дело! — Но, выпалив эти фразы, тут же встревожилась: — Нет, сначала я найду его, а потом вы мне по дороге всё расскажете! Эх, зря Алексиса отпустили!

— Ой, только не Алексис! — испугалась Вера. — Анечка, мы тебе всё расскажем, только ты ничего и никому не говори, ладно?

— Викентий знает! — быстро спросила Анюта.

— Знает, но он… — начала девушка и замерла. — Ты так спросила… Ты знала, да?

Анюта стремительно бросилась в гостиную, к карточному столику. Не села, а упала на стул. Вызвала образ странного парня из соседнего подъезда и раскинула карты. «Детки» виновато замолкшие, окружили её, с надеждой всматриваясь в расклад.

— Вера, — не глядя, попросила Анюта, — погляди, что там с холодильником.

Девушка ойкнула и убежала на кухню. Пашка помедлил немного, не в силах оторвать взгляда от карточного столика, а потом махнул рукой и умчался следом за Верой. С кухни донеслись грохот и невнятные возгласы…

Анюта сосредоточилась на раскладе, над которым поплыл знакомый образ. Правда, сейчас этот образ почему-то смешивался с другим. Поверх привычного молодого, закаменелого в безэмоциональной маске лица накладывалось иное — обеспокоенное лицо взрослого мужчины, темноволосого… Анюта устало прислонилась к спинке стула, думая: «Так, позвать „деток“ и приказать им всё рассказать!»

Потом спохватилась. Надо сначала Димана найти! Перекинула карты, предполагая Димана на улице… Так, вот теперь понятно. Парень-растение спешит по улице, полной народу. За ним — колонны и портик. Драматический театр! Шесть остановок от дома! Каким ветром его туда занесло!

— Ань, ты нашла его? — нависла над нею Вера. А на взгляд обернувшейся хозяйки дома торопливо добавила: — Мы уже всё сделали! И вытерли холодильник, и загрузили в него продукты! Все кастрюли высушили и поставили на место!

Анюта встала и ушла в свою комнату. Выйдя, она отдала Вере деньги и велела:

— Он идёт от драматического театра. Поезжайте за ним и привезите сюда. Иначе и мать, и бабушка с ума сойдут! Я могу вам это доверить?

— Можешь, — твёрдо сказала Вера. — А потом мы тебе всё-всё расскажем. Если, конечно, он разрешит.

— Диман? — по инерции поразилась Анюта.

«Детки» переглянулись.

— Ну… да.

— Идите, — отпустила она их, полностью озадаченная.

Пришлось принести к кухонному окну стул и сесть, опираясь локтями в подоконник, чтобы дожидаться их возвращения с Диманом. Сначала пыталась пораскинуть мозгами, обмусоливая мысль: неужели они сумели добраться до сознания Димана?.. Но думать не хотелось. Хотелось бездумно смотреть на зелёный двор, даже в тревоге вздрагивая от зова людей, ищущих Димана… И засыпать…

Но триумфальный приход «деток» и парня пропустить не получилось.

Взволнованные переклики во дворе сменились радостными, и Анюта мгновенно проснулась и, открыв раму, высунулась из окна. Из-за угла дома вывернулись «детки» между ними шагал Диман. Он шёл устало — видимо, не привык ходить на дальние расстояния. Пашка вёл его за руку, а потом быстро отпустил, потому что подбежавшая мать бросилась к Диману и обняла его… Дурацкие мысли полезли в голову Анюты. «Быстрей бы всё устроилось… Выяснились бы отношения с Викентием… Эта квартира стала бы нашим настоящим домом, в который можно было бы перевести Лёльку… Эх, мечты… Но ведь Викентий!.. Ведь есть возможность, что он вернётся! Без давления родителей он стал другим… И Лёлька ему радуется!.. Так, может…»

Стукнула входная дверь, загомонили «детки» в прихожей.

Ужин должен был быть в половине седьмого, к приходу Викентия. Так что Анюта позвала Веру и Павла на полдник, на чай с вкусностями, которые они прикупили в магазине. И, когда они выпили по чашке и запросили ещё чаю, Анюта спросила:

— Ну что? Разрешил вам Диман рассказать мне про себя?

— Н-ну… Разрешил, хотя он очень боится тебя, — заявил Павел.

— Почему? — поразилась Анюта.

— Помнишь, я сказала, что видела призрака? — издалека начала Вера, смущённо помешивая ложечкой в чае. — В общем, Диман и в самом деле растение. А вместо него иногда в него входит Валерьян. Призрак. Он друг твоего прадеда Николая. И он помогал и прадеду, и тебе. Особенно когда обучал тебя всему. Ну, как ведьму.

— Подождите-ка… — подняла руку Анюта и задумалась.

Она вспомнила, как, впервые придя к деду Николаю, удивилась чистоте в его квартире, ухоженности самого прадеда. Потом тёмный сгусток мелькал в её обучающих снах… Так это был призрак? Как его назвала Вера? Валерьян?

— Так это он сделал мне новый звонок? — медленно, скорей спрашивая сама себя, чем у «деток», сказала она. — Но… почему? Как?

— Сначала ему было трудно входить в Димана, — сказал Пашка. — А потом ты купила ему один камень в оправе. Помнишь? И этот камень — он магический, колдовской. Камень помог Валерьяну в быстром проникновении в тело Димана.

— Какой камень? — растерянно спросила Анюта.

И внезапно перед глазами закачался камень мутновато-зелёного цвета в серебряной оправе. Но почему, вспоминая, она видит его качающимся? Да ещё прямо перед глазами?!

Вспомнила! Викентий в тот суматошный вечер так устал, что не стал дожидаться отъезда странных гостей своей бывшей, а лёг спать в её спальне. Анюта же устроилась на кухне, растерявшись. И уснула. Да так крепко, что не поняла утром, как очутилась в гостевой комнате, на кровати, на которой укладывали «деток», привезённых с кладбища!

А во сне ей привиделось, что её взяли на руки, и перед лицом качалась странная подвеска, вывалившаяся из-под рубахи того, кто её переносил, — из-под рубахи Димана! А утром она и не вспомнила этого сна, хотя Диман ей точно снился! Значит, Диман… То есть Валерьян… присматривал за нею? Не по просьбе ли прадеда Николая?

И как она забыла о камне, о котором попросил тёмный сгусток, прежде чем пропал из её обучающих снов?

День грандиозных событий и открытий, не иначе…

— Ты не будешь ругаться из-за него? — сунулся с вопросом Пашка, встревоженно глядя ей в лицо.

— Нет, наверное, — сказала Анюта, пытаясь привыкнуть к новой реальности.

— Но о нём нельзя никому рассказывать! — предупредила Вера, заботливо подливая ей чаю. — Совсем никому! Особенно Харонам! Он их боится!

— Это почему ещё?

— Они могут его проводить в мир иной, — авторитетно объяснил мальчишка. — А ему жаль оставить родителей Димана. Они так радуются его просветлениям, как они это называют. Ну и… А Хароны могут его…

— Назарий знает, — быстро вставила Вера. — И он тоже за Валерьяна переживает.

— Стоп-стоп-стоп! — ахнула Анюта, до которой наконец дошло другое. — Так это он вас привёл к Викентию?

— Да, он. Когда Викентий появился, он стал за ним наблюдать, чтобы твой бывший муж не причинил тебе… — ну… — замялась Вера и нашлась: — Ничего такого плохого не причинил. Он следил за ним и узнал, где Викентий нашёл работу. И привёл нас к нему, потому что наши мобильники не работали, а у Викентия есть машина.

Логику «деток» и Валерьяна Анюта поняла. Но покачала головой. Ну и головоломки тут вокруг неё! Она — ни сном ни духом!..

— А как же… — нерешительно начала она и уже твёрже закончила: — А как же Викентий? Он знает про Валерьяна?

— Ага! — закивал Пашка. — Только он как-то странно на него среагировал. Даже рассердился сначала — ну, это мне так показалось.

— Ну, положим, не показалось, — пробормотала Анюта, со слабой улыбкой вспоминая ещё один эпизод из недавнего прошлого, когда Викентий впервые пришёл к ней, а она не пустила его. И вот тогда-то странный Диман-растение вдруг заступился за неё. Ещё один пример пригляда Валерьяна за нею… А она так и не сообразила раскинуть на Димана карты. Решила, что раз прадед ничего не смог сделать для парня, то уж она, начинающая, уж точно ничего не сумеет. А надо было раскинуть карты! Надо! Знала бы, кто прячется под привычным, тяжёлым от неподвижности лицом несчастного парня… Ишь, заступник. Ну, ладно…

— А он поговорить со мной не хочет?

— Хочет, но побаивается, — сразу ответил Пашка.

— А чего побаивается — не говорил?

— Он думает, что всё это ты посчитаешь за обман и не простишь.

— Подождите-ка, вы сказали: Валерьян — друг прадеда Николая? А сколько ему было, когда он умер?

— Совсем молодой, — печально сказала Вера. — Около тридцати.

Анюта прикинула: Диману тоже около тридцати. Может, Валерьян уходить не хочет, потому что впервые по-настоящему чувствует себя человеком — с помощью камня?

Нет, не разобраться во всём, пока не поговорит с ним. И эта история с парнем-растением. А вдруг родители Димана поймут, что в теле их сына не его сознание — ну, когда Валерьян полностью займёт его? Фу-у… Лучше не думать о будущем.

— Аня, а мы сказали матери Димана, чтобы она ему мобильный купила, — сообщил Пашка, радостно сияя. — Это я придумал!

— Зачем?!

— Ну, типа, если он снова заблудится, у него могут найти телефон и позвонить по тем номерам, которые там будут. И предложил, чтобы наши там номера тоже были.

— Ребята, — обратилась Анюта к «деткам», — давайте всё это оставим на потом, а? У меня до сих пор голова гудит из-за Нила, а тут ещё вы добавили мне…

— Хорошо, — покладисто сказал Вера. — Мы сейчас пойдём в свою комнату и примемся за переписывание, а потом ты нас проверишь по тем приёмам, которые мы успели выучить утром. Нормально?

— Нормально, — согласилась Анюта и отпустила «деток», чтобы остаться на кухне в одиночестве, вымыть чашки и во время мытья посуды хоть немного причесать вздыбленные мысли. А потом вспомнила, что вскоре должна будет встретить ещё одну гостью — Агнию, которая привезёт её сумку с хлебом и с малиной! «Хоть бы ягода не прокисла, — озабоченно подумала она и тихонько засмеялась. — Другая на моём месте в первую очередь вспомнила бы о Людмиле и её змее, о том, сумели ли маги что-то сделать уже сейчас с Нилом и его телохранителями! А ты — о малине!»

 

Глава двадцать вторая

Сначала казалось, что экстремальное утро и жуткие дневные приключения прошли и остались где-то там, как говорят, за перевёрнутой страницей книги. Если и вспоминалось что-то, то мельком и даже где-то с усмешкой: «Хорошо, что я такая… твердолобая. Другая бы на моём месте рыдала и вопила, и её приходилось бы отпаивать успокаивающим!» Иногда она трогала висок, чуть вспухший от уходящего синяка (спасибо целителям за то, что они есть на свете!), и только качала головой. Вспоминала, как очнулась слепой, связанной и сидящей на стуле в чужом доме, свой страх до дрожи — и хмыкала: надо же — такое только в кино видела, а оно — вон, с нею произошло…

Но к вечеру, когда Анюта совершенно вернулась к привычному бытию в своей квартире, с ней (она почуяла не сразу) почему-то начало твориться что-то странное. Нет, сначала и в самом деле всё было спокойно. Она посидела с «детками», обсуждая их колдовское «домашнее задание». Потом пришёл Викентий, и они поужинали. Она замечала бесстрастные взгляды бывшего, словно невзначай останавливающиеся на ней, понимала, что ему хочется обсудить то, что сегодня произошло. Но он же помалкивал, и она не собиралась обговаривать происшествие при Вере и Пашке, хоть они и были самыми активными участниками всех событий.

Потом «детки» снова занялись практическим усвоением того, что записали: они серьёзно читали что-то, а потом чуть не хихикали, когда прочитанное переходило в нечто видимое им, — дверь в их комнату была открыта, и слышно было всё. Викентий устроился у окна, в раскладном кресле, — привычно по прежней жизни, то есть с деловыми бумагами, а Анюта вымыла посуду и уединилась в спальне, чтобы перебрать постельное бельё и отсортировать его так, чтобы в скором времени для себя, для гостей ли сразу взять его с полки, а не искать, какое пригодится. Когда сортировку закончила, Вера с порога сказала:

— Ух ты, как тут у тебя ярко!

Не сразу сообразив, что девушка имеет в виду, Анюта обвела недоумённым взглядом комнату. Люстра сияла всеми четырьмя лампочками, а ближе к шкафу с бельём она, оказывается, подтащила старенький, но всё ещё действующий торшер.

— Темнеет, — сказала она, невольно улыбаясь, — Не хочется глаза напрягать.

Тихий, почти семейный вечер. Анюта, глядя на читающего бывшего, вынуждена была признать, что Викентий неплохо вписался в её квартиру. Одной или даже с «детками» ей как-то было не по себе с наступлением позднего вечера. Так что, закрыв дверь к себе, она позвонила к матери и вволю наболталась с Лёлькой, а потом и с самой матерью, которая настолько умирала от любопытства, что набивалась в гости, чтобы посмотреть на такое чудо, как принятые дочерью «детки» и бывший. Анюта посмеивалась и обещала, что однажды она сама пригласит родителей и Лёльку к себе, на торжественный обед. Потом трубку взяла Ленка, и сёстры с удовольствием поболтали обо всём на свете.

Больше тянуть нельзя. Время — к одиннадцати.

Как будто услышав её мысли, «детки» вдруг резко и тревожно загомонили, так же резко замолчали (по впечатлению Анюты — опасливо затаились, как бы хозяйка не вовремя не услышала чего не надо), а потом в квартире жёстко запахло горечью сожжённого предмета. На едкий запах горелого Анюта из своей комнаты вылетела мгновенно и чуть не ворвалась в гостевую комнату, обеспокоенным взглядом обшаривая комнату в поисках огня и дыма.

— Народ, вы что тут делаете?

«Детки» разогнулись от стола и виновато глянули на хозяйку.

— Да ты не бойся, ладно? — сбивчиво заговорил Пашка. — Это я промахнулся немножко, но мы… Мы уберём всё, ладно?

Быстро приблизившись к столу, Анюта увидела новёхонькую, с белым фитилём свечу в подсвечнике, а рядом — чёрные хлопья явно скомканной бумажки. Из-под этих хлопьев до сих пор курился чёрный дымок.

— А объяснить? — предложила она, с трудом удерживаясь от желания немедленно схватить полотенце и потушить им то, что ещё явно тлело.

— Ну, я хотел поджечь свечу, — заторопился Пашка, а Вера, которая торопливо принялась спахивать сгоревшую бумагу на какую-то картонку, закивала, подтверждая. — Но не просто посмотреть на свечу, а махнуть на неё рукой. И промахнулся, — мрачно закончил он. — Но я потренируюсь — и всё будет хоккей, ага?

Скептически глядя на чёрное пятно, образовавшееся на лакированной поверхности стола, Анюта сказала:

— Так, с огнём опыты прекращаем, а завтра идём покупать школьный набор юного мага огня. Идёт?

Удивлённый Пашка открыл рот. Вера — тоже, но вовремя спохватилась.

— А что за набор?

— Пошутила, — буркнула Анюта. — Пойдём покупать стекло на стол, чтобы лак в следующий раз не испортили.

Мальчишка смутился и низким голосом сказал:

— Я могу убрать этот след. Ну, ошкурить его, а потом снова залакировать.

— Замечательно! — обрадовалась Анюта. — А ещё неплохо бы в следующий раз заранее продумать правила безопасности. Ну, когда будете проводить ещё один опыт.

«Детки» повздыхали и согласились быть более предусмотрительными. Воспользовавшись их послушанием из чувства вины и насмешливо вспомнив, как сегодня приезжала Агния с сумкой продуктов, а заодно с деньгами за испорченную ею штору, Анюта немедленно погнала их умываться перед сном, а потом лично убедилась, что в их комнате не только темно, но и тихо. Закрыв дверь к ним и усмехаясь, она быстро постелила Викентию, благо он уже разложил кресло. Кивнув ей в знак благодарности, бывший пробормотал:

— Я ещё немного — и тоже спать.

— Спокойной ночи, — улыбнулась Анюта.

Когда она выходила из гостиной в свою спальню, он выключил верхний свет и зажёг настольную лампу, которую Анюта заранее вынесла ему из кладовки.

В своей спальне она быстро приготовилась ко сну и, выключив свет, легла, уже сонно таща на себя одеяло. Из окна мягко лился отсвет дальнего фонаря… Она закрыла глаза — и, резко сев, отшвырнула одеяло.

Она снова ослепла!

Едва только закрыла глаза, темнота оглушила не легче удара по голове…

Широко распахнув глаза, она чуть не вывернула шею, суматошно обернувшись к окну. Но глаза видели всё тот же приглушённый, дремотный отсвет фонаря.

Отдышавшись, ошеломлённая Анюта боязливо встала и шагнула к стене. Палец на выключатель — люстра ярко осветила комнату. Прикусив губу и чуть не плача, она постояла некоторое время у стены, лихорадочно соображая, что делать. Успокоилась и кивнула себе: «Ты дома. В квартире есть те, кто поможет, попроси ты о помощи. Так что выключай — и ложись спать!»

Вдохнув, она выключила люстру и, привыкнув к темноте, добралась до кровати. Легла. Пару минут бездумно смотрела в потолок и осторожно закрыла глаза…

… Через пять минут она зажгла все свечи, какие только нашла. Все они были либо в подсвечниках, либо в маленьких шандалах, но все же отличались главным: будут гореть, пока не растают в своих тарелочках-подставках. Уверенная, что теперь-то она сумеет заснуть без страха, она уже с опаской легла и натянула одеяло, закрывая замёрзшие плечи. Долго смотрела в шкаф напротив, на его медовый при свечах отблик… Насторожённо закрыла глаза… Стало не так страшно, но… Сон сбежал!

Она ворочалась и так и этак, переворачивалась с боку на бок. Прочитала заклинание на сон, а потом молитву. Всё зря… Захотелось воды. Вспомнив, что не однажды ей помогала заснуть тёплая вода — хотя бы полчашки! — она тихо встала.

Возле двери в гостиную прислушалась. Бывший спит. Наверняка. Значит, можно тихонько пройти в кухню. Слава Богу, пол не скрипучий… Дверь бесшумно открылась. Анюта снова прислушалась. Викентий спал. Она расслышала его тихое сопение даже от порога своей комнаты. А может, ей показалось, что он сопит… Она быстро пробежала босыми ногами по тканой дорожке к прихожей и свернула к кухне. Здесь, как и в гостиной, светил тот самый фонарь. То есть свет был таков, что Анюта легко нашла чайник и поставила его греться на газовую плиту.

Вернулась она в комнату успокоенной и сразу нырнула под одеяло. Снова прочитала и заклинание, и молитву. На этот раз сработало, хоть и с небольшим, не очень приятным привеском. Она задремала, и в её личное пространство медленно вползли события дня… Кошмары обрушивались таким непрерывным, страшным скопом, словно с огромным нетерпением дожидались мгновения, когда она, наконец, уплывёт в тёмные воды сна. Задыхаясь, она бежала от догоняющих её собак. Вскрикивала, когда на неё бросалась змея Людмилы. А где-то в стороне невидимый старик Нил с сарказмом комментировал эти ужасы, будто именно он и насылал их на Анюту. И ехидно добавлял, что в следующий момент будет угрожать ей…

… Постель заколыхалась вместе с собаками, которые нагоняли ей. И неожиданно свирепый собачий лай стал тише, и в нём появились странные интонации растерянности и даже бессильной злости, а Анюта будто влетела в тёплую, а главное — защищённую нору, маленькую, но очень уютную. Минуты она приноравливалась к этой норе, как бы поудобней в ней уместиться. Нора сонно и странно ворчала: «Засыпай уже. Мне завтра с утра…» и обнимала её. И в одну секундочку Анюта вдруг поняла, что надо не засыпать, а просыпаться, потому что…

— Вик?..

— Мм?

— Ты… откуда здесь?!

— Не кричи… Я спать хочу.

— Но…

— Ты плакала, и я понял, что тебе снится что-то плохое. Аня, давай спать.

— А-а… — Она всё-таки подняла голову с его горячего плеча (ну-ну — тёплая нора!), основательно ошарашенная, и оглядела комнату.

Горела только одна свеча — на комоде в углу. Изумлённая, Анюта спросила:

— Это ты потушил свечи?

— Угу…

Она взглянула на него, который, недовольно сопя, натягивал на плечо край одеяла.

— Зачем?!

— Мне мешают.

Она хотела сказать: «Эгоист!», но вместо этого легла и, чувствуя, что сон опять сбежал, некоторое время разглядывала бывшего, пока он, с закрытыми глазами, не сказал:

— Нарвёшься.

Вспомнилось, как он приехал, как призрак не пустил его в дом… И как она тогда отчаянно помечтала хотя бы об одной, последней ночи с ним, даже если он после неё уедет навсегда из её жизни. Хочет ли он её сейчас? Вроде сказал одно только слово, но… Это ведь не… А если спросить в лоб?

— А если мне этого хочется? — прошептала она, и он мгновенно взглянул на неё. Глаза — совсем не сонные, заблестели в свете единственной свечи. Но ей показалось — он не понял, чего она хочет, и тогда она заторопилась: — Может, мне хочется — нарваться? Что тогда?

— Тогда…

Он мягко приподнялся на локте, а Анюта, наоборот, легла и с наслаждением запустила пальцы в его взъерошенные со сна волосы. Она ещё помнила, как он реагировал на это прикосновение! Викентий охнул, втянул воздух сквозь зубы и, склонившись, прильнул к её губам…

… Они лежали на спине, взявшись за руки — тоже привычка из прошлого, и Анюта, стараясь успокоить дыхание, раздумывала: почему же, если им всегда было так хорошо, они расстались? Неужели только из-за его родителей? Но думать было лень. Приятней было слушать, не глядя, взбудораженное дыхание Викентия и ощущать его горячие пальцы, которые крепко сжимали её ладошку.

— Ты… — начал он и замолк, всё ещё тяжело дыша. Она промолчала, выжидая. Он попробовал снова: — Тебе… правда хотелось?

— Правда. — Говорить было тоже лень. Горячая истома требовала долго и вкусно быть изнеженной и разомлевшей.

Но тут бывший сказал такое, отчего Анюта озадаченно заморгала глазами.

— Меня перевели на более… оплачиваемую должность. У нас теперь есть деньги. Давай осенью отремонтируем эту квартиру? Лёльку сюда привезём.

Она повернулась набок, чтобы смотреть на него. Правда, свеча уже догорела, но Анюте темнота теперь не мешала. Тем более Викентий тоже повернулся к ней.

«У нас?» Деньги есть у нас? Викентий не ошибся в высказанном?

— Но… Вера с Пашкой…

— Я слышал их разговор. Они у тебя ненадолго. Ту комнату, в которой они сейчас живут, мы переделаем под детскую. — Он помолчал и немного смущённо сказал: — Я знаю, в какой садик ходит Лёлька. Мне по дороге. То есть по утрам я могу её завозить в детский сад, а ты вечером будешь забирать её.

Она открыла рот, чтобы спросить: «И как ты себе это представляешь? Ты везёшь Лёльку в детский сад, а потом испуганные воспитательницы мне звонят и говорят, что дочку привёз какой-то незнакомый им мужик, которого девочка почему-то называет папой?!» Но удержалась от язвительности и сказала другое:

— Я думала, тебе захочется иметь апартаменты побольше, чем эта квартира.

Он снова поднялся на локте, кажется уловив насмешку. Посмотрел встревоженно сверху вниз, как будто боясь, что она будет возражать против сказанного.

— Твоя квартира — уже апартаменты. Я чувствую себя здесь… более своим, чем в доме родителей. Если ты, конечно… — он запнулся и снова лёг, перед тем с горечью поморщившись — так сильно, что Анюта заметила.

Но что делать с его мечтами? Она недоумевала, не понимая, в качестве кого он видит себя в квартире прадеда Николая. Он-то разве не соображает, что в первую очередь её интересует именно это? Или он считает, что жить с ней в качестве бывшего — это нормально? Ну, типа, вырвался на свободу? И сможет себе позволить?

Она снова легла на спину. Не хочется думать плохо об этом Викентии, которого она узнала за последние дни. Вдали от родителей он перестал быть… роботом, которого интересует только работа и который лишь по ночам становился таким, каким она его полюбила. Неожиданно отзывчивым и ласковым… Поняв, что слишком долго молчит на его последние слова, Анюта осторожно сказала:

— Давай спать? Тебе вставать рано, не выспишься — будешь носом клевать на работе. Спокойной…

— Анюта…

— Что?

— Выходи за меня замуж.

Она лежала и бессмысленно смотрела в потолок, а потом беззвучно заплакала.

— Я думала… Я думала, ты мне никогда этого не скажешь!

— Но сказал. А ты не ответила.

— Вик, а ты снова… не бросишь меня? Вдруг приедут твои родители, снова скажут — она тебя недостойна?

Он лежал тихо и не двигаясь. Потом заговорил.

— Ты сама сказала — многое обо мне знаешь. Гадала. Родителям я верил всегда и во всём. То, что они со мной и с тобой сделали… Да, я был инфантилен и доверял им больше, чем… надо бы. Думаю, это заканчивается. Я… будто прошёл новый период взросления. До недавнего времени я не понимал, что я собой представляю для родителей. Сейчас на языке вертится только одно слово — марионетка. Отец знал, что я превосходный, как бы это сказать… Делец? Он прочил меня в будущем на своё место. — Викентий говорил медленно, с долгими остановками, будто высказывая вслух то, о чём много раз думал. — Он сделал так, что мой инфантилизм сыграл ему на руку. То есть… Он создал для меня среду, когда я комфортно чувствовал себя лишь на работе. Как человек общественный — я ноль. И я это знаю. Я не очень умею общаться с людьми — ты это тоже знаешь. Анюта, ты единственная, с кем я чувствую себя… уютно. Я могу болтать с тобой о разных вещах, о которых боюсь говорить с другими. А когда приехал сюда и познакомился с твоими подопечными… Потом я часто приезжал к Лёльке… Я сам себе удивился. Мне с ними тоже было комфортно. И я открыл для себя поразительную вещь: я могу быть отличным банкиром повсюду, но только рядом с тобой и твоим окружением я могу быть другим. Не деловым человеком.

Он снова замолчал. Анюта слушала его, затаив дыхание. Он впервые, как она когда-то мечтала, заговорил именно о себе. Пусть деловыми, суховатыми фразами, но заговорил. Пусть и опосредованно, но о своих чувствах. Может, и правда, ничего не потеряно? Может, сейчас он и в самом деле предельно открыт ей?

— А как ты воспримешь, что твоя жена теперь ведьма? — усмехнувшись, не сразу спросила она. — Готов ли ты к такому повороту в судьбе? Ведь ко мне приходят люди — погадать, поговорить о будущем или настоящем. Правда, они будут приходить, пока тебя нет, но ведь ты будешь знать об этом. Скрывать свои занятия ведовством я не собираюсь.

— У меня была неделя на усвоение твоей новой профессии, — улыбнулся он и, нашарив её ладонь, вновь сжал ей пальцы — бережно и ласково. — Ещё немного времени — и я буду воспринимать твою работу как нечто само собой разумеющееся. Вот только…

— Что? — с интересом спросила Анюта. Она постепенно шалела от изумления: он знает, что завтра утром вставать! И этот-то когда-то педантичный Викентий сейчас готов разговаривать с ней, пока не расставит все точки над И!

— Какие у тебя отношения с Валерьяном?

Сначала она лежала, хлопая глазами на потолок. Потом затряслась от хихиканья. Затем резко закрылась одеялом и расхохоталась во весь голос — до слёз!

Он залез к ней под одеяло и обиженно спросил:

— Что я такого сказал?

Тяжело дыша и оттирая слёзы, Анюта выдохнула и призналась:

— Хочешь — я скажу тебе жуткую тайну? Так вот… о Валерьяне я узнала не далее, как сегодня!

— Как это? — шёпотом поразился Викентий.

— А вот так. Я знала про Димана. Это парень из соседнего подъезда. Он попал в аварию и впал почти в кому — не знаю, как это называется в медицинских терминах. Но я уж точно не знала, что в него вселяется призрак. Тот самый Валерьян, к которому ты меня почему-то приревновал. А кстати, почему?

Теперь затихарился Викентий. Он лежал рядом — такой тёплый и горячий, такой родной!.. И дышал, явно подбирая слова помягче.

— Он так по-хозяйски положил руку тебе на плечо. И твоих подопечных так взволновал, что они приехали ко мне, чтобы тебе помочь.

— Он привык помогать, — задумчиво сказала Анюта. — Прадед Николай умирал долго и болезненно. Но ходить к нему каждый день родные не могли. Но, когда бы ни пришли, в квартире всегда было чисто и опрятно. Не знаю, как это делал Валерьян до беды с Диманом, но после появления увечного парня ему стало легче помогать Николаю. Он убирался в квартире, готовил еду для деда и всё такое… Мне он поставил дверной замок и помогал с учёбой. Насколько я поняла, по словам Андрея Ефимовича, не будь Валерьяна, мне пришлось бы гораздо тяжелей принять колдовское наследство от деда Николая. Честно говоря, я-то очень рада, что он есть в моей жизни. И очень переживаю за него, как бы он не пропал.

— В каком смысле?

— Он боится, что Хароны его…

— Кто-о?

Пришлось объяснить, кто такие Хароны. Викентий признался, что он уже слышал от «деток» это определение магов, но, поскольку Анюта близко общалась с ними, ему интересно было бы узнать о них подробней. Пришлось рассказать.

— А кто такой Назарий? — спросил Викентий, и Анюта снова затряслась от смеха.

— Это такой оручий дядька, который отругал меня за тебя!

— Что-о?!

— Ты не представляешь, какой он сильный колдун! — успокоившись, объяснила она. — И знаешь, как он меня за тебя ругал!

— За меня?! Но я его не знаю!

— Зато он всё и всех знает, — вспоминая, усмехнулась Анюта.

— И как он тебя за меня ругал? — с мальчишеским любопытством спросил Викентий.

— Ругался, что я тебя на улице оставила, в дом не пригласила…

— А остался бы я дома… — пробормотал Викентий и отодвинул одеяло. — Мне жарко. Тебе — нет? Укутать тебя?

— Вик, ты совсем другой…

— Может быть, — уже проворчал он и сознался: — А спать хочется, как обычно.

— Спи уж.

Она думала, что будет долго переваривать всё то, что было сказано между ними. Но над всем преобладало одно: они не бывшие! И эта мысль оказалась лучше всякого снотворного. Через секунды она услышала спокойное дыхание будущего мужа, улыбнулась и тоже заснула.

… Утром она приготовила ему завтрак, пока он плескался в ванной комнате, а потом проводила до двери и, как маленькая девчонка, помчалась в кухню, а потом — в гостиную, чтобы помахать ему, если он обернётся. И загадала — тоже как маленькая: обернётся — она и впрямь выйдет за него замуж! Обернулся!! Помахал в ответ!! Анюта, смеясь над собой, ткнулась лицом в ладони.

«Ушёл на работу?» — прошелестело рядом.

— Ушёл, — прошептала она. — Доброго утра, Валерьян.

«Доброго… Скоро Димана выведут погулять. Не хочешь поговорить?»

— Но ты будешь не один. С тобой будет сидеть бабушка или мама. А вечером — брат.

«Ты так странно сказала. Не Диман. Ты. Как будто ты видишь в Димане только меня. Хароны скоро узнают обо мне».

— И ты боишься, что они заставят тебя уйти?

«Да».

— А ты? Чего хочешь ты?

«Вчерашнее происшествие заставило меня поверить, что я нужен здесь. Но не мне решать…»

— Почему бы тебе не поговорить с Назарием? Он тебе сочувствует. И он умный дядька. Поговори с ним. Мне кажется, он поможет тебе разобраться в самом себе, если ты до сих пор сомневаешься.

«Я попробую».

— Почему только — попробую?

«Я пробовал однажды войти в его подвал. Не получилось. Тамошние стены не пропускают призраков».

— Это потому, что Назарий часто уходит в магические подпространства, как мне объяснили. А давай я позвоню ему и договорюсь о вашей встрече?

«Захочешь ли он ради призрака?..»

— Разве призрак не личность? — Анюта задумалась и кивнула себе. — И потом… Я тут кое-что придумала. Вера-то у нас будущая ведьма с задатками Харона. И ей нужен тот, с кем она сумеет лучше развить свой дар.

«Спасибо, что не сказала — потренироваться на мне».

— Это был сарказм? — Она позволила себе ухмылку, а потом серьёзно сказала: — Валерьян, не забывай: чем больше людей тебя будут удерживать на земле, тем и тебе самому будет легче понять свою надобность в этом мире. Фу… Я из-за тебя заговорила, как премудрая, много пожившая старуха.

«Анюта, спасибо за всё».

— На здоровье. И не забудь, что вечером я звоню Назарию. Думаю, к этому времени он успеет разобраться с Нилом.

— Аня! — закричал Пашка, едва вывернувший из-за двери гостевой комнаты. — Помнишь, ты вчера говорила, что мы сегодня пойдём в лес — землянику есть! Мы сразу после завтрака? Или чуть позже?

— Между прочим, — вредным голосом сказала Вера, — Аня этого не говорила! Это ты предложил! А сейчас выдаёшь за Анино! Доброе утро, Аня!

— Ну и что? — расстроенно забурчал Пашка, уже плетясь в сторону ванной комнаты. — Ну и пусть… Плохо, что ли в лесу? И Ане там хорошо! Ведь ей надо обязательно сил набраться! К тополю подойдём! Потом с дубом обниматься будем! Здорово же! Ань, скажи, да?

— Почему бы и нет? — философски сказала Анюта. — Трав наберём. Я вам покажу другую полянку — проверим, не расцвела ли липа. Может, уже липового цвета наберём.

И «детки» заспешили умываться и приводить себя в порядок перед завтраком, чтобы потом рвануть из дома в поход по лесу. А Анюта думала о том, какая она меркантильная. Ведь теперь, когда под рукой есть Викентий с машиной, она может легко отослать его вечером, после работы, к любимой им дочери и передать ей банку со спелой земляникой.