Прошла неделя, другая, третья. Ректор коллежа сообщил мне, что дядя Франк изолирован от общества. Через месяц меня навестил дядя Морис. Ради этого визита ректор прервал работу, так что я понял, что дело серьезно. Морис рассказал мне вкратце следующее.

Вскоре после того, как я в последний раз побывал у дяди Франка, Димпна умерла. Франк был безутешен. Неделю он молчал, а заговорив, попросил у соседа конопляных зерен. Тогда же сосед отметил странные интонации в его речи, и лишь потом осознал, что это было неплохое подражание попугаю. С тех пор, по всей видимости, Франк считал себя попугаем. Он стал носить цветастые жилеты. Часто повторял сказанное. Во время редких вылазок во внешний мир он вышагивал птичьей походкой и пронзительно кричал на прохожих. Такое поведение, пусть и неуместное, было безобидным; кроме того, вид он всегда имел опрятный.

Примерно с неделю его видели восседающим на перилах лестничной площадки перед своей квартирой, а однажды обнаружили распростертым на дне лестничного колодца. Он почти не пострадал, но дядя Морис, за которым тут же послали, решил, что с этой растущей страстью к полетам лучше справятся профессионалы, уполномоченные забрать его в Гельский maison de sante[26]. Ночью по дороге туда он сбежал, а наутро его нашли на дереве. Уговорить его слезть оказалось очень сложно, пока одному из санитаров не пришло в голову поставить под деревом огромную птичью клетку. Увидев ее, он мирно спустился, был пойман и доставлен в Гел, где, по словам моего опекуна, выглядел совершенно довольным.

В тот день я выпил чай, который дал мне дядя Франк. В три часа нам обычно подавали жиденький кофе, кое-как помогавший продержаться до ужина; я высыпал содержимое коробочки в чашку, выпил и стал ждать, что будет. Какоето время ничего не происходило. Мы вернулись в класс. Было 18 октября, праздник св. Луки, покровителя художников и гентских кружевниц, и отец Алоизий, наш классный руководитель, построил урок на первой главе Евангелия от Луки, которая начинается так:

"Как уже многие начали составлять повествования о совершенно известных между нами событиях,

Как передали нам то бывшие с самого начала очевидцами и служителями Слова…"

Лука, говорил отец Алоизий, начинает свое изложение с непосредственной связи зрения и речи, словно желая сказать, что видевшие чудесные события должны свидетельствовать о них словами своими. Далее следует заметить, что Лука, единственный из четырех евангелистов, упоминает об архангеле Гаврииле: ангел, чистый дух, по определению бесплотный, является, однако, Марии, в видимом обличье, так как сказано: "увидевши его". И он послан Господом говорить от Его имени. Воистину это великая тайна. Однако, как возвещает архангел Гавриил: "У Бога не останется бессильным никакое слово", и Мария отвечает: "Да будет Мне по слову твоему".

И пока отец Алоизий развивал свою экзегезу, перед моим внутренним взором явился Ангел Благовещения, такой, каким изображен он на алтаре св. Бавона. Я видел рельефные складки и изгибы его одежд, приоткрытый рот и полуразведенные крылья, верхние кончики которых были яркого попугаичьезеленого цвета.