Я поднял руку. Всё время, пока говорил отец Браун, у меня было чувство смутной тревоги, которая теперь обрела ясность.

Я вас правильно понял — мы отправимся в Брюгге XV века?

Совершенно верно, ответил отец Браун, хотя в какую именно точку в пространственно-временном континууме, мы точно сказать не можем. Однако мы можем с полным основанием предположить, что картина сама вас сфокусирует и что вы появитесь в мастерской ван Эйка около того времени, когда он закончил лондонскую картину, в день св. Евангелиста Луки в 1434 году.

Простите за любопытство, сказал я, но когда мы с Береникой в первый раз вошли в картину, местность, где мы очутились, выглядела как графство Даун в наши дни, и, кроме того, мы, по-видимому, утратили контроль над своими перемещениями. Как знать, не случится ли подобное опять?

Резонный вопрос, согласился отец Браун, на который я мог бы ответить весьма обстоятельно, упомянув сравнительно низкую силу воздействия Чая, который вы приняли в тот вечер, вашу неосведомленность в истории картины, тот факт, что она находилась не на своем изначальном месте — здесь, в графстве Даун, — а в кабинете твоего дяди Селестина, и так далее. Когда вы вошли в картину, вы не почувствовали, что одеты так же, как мужская и женская фигуры?

Почувствовали, сказал я.

Этого и следовало ожидать, учитывая, что на вас была одежда середины XX века. Аконит в Чае из трилистника — известный также как борец сильнодействующий корригент ощущаемого анахронизма. Поначалу вы решили, что оказались в Брюгге 1434 года, поэтому мысленно одели себя соответствующим образом. Но когда вы поняли, что на самом деле находитесь в 1959-м или около того, все пошло вкривь и вкось, так ведь?

Верно, согласился я.

На сей раз, продолжал отец Браун, наши портные приготовили для каждого из вас платье, аутентичное в каждой складке, вставке, шве, сборке и плиссировке. Материалы сотканы вручную и вручную же сшиты нитью, свитой на прялке с ножным приводом, окрашены натуральными красителями, и всё одеяние опрыскано настоем трилистника, содержащим тройную дозу аконита. Надеюсь, вы останетесь довольны своими костюмами. Даже собаки на улицах будут принимать вас за жителей Брюгге пятнадцатого столетия. Но гораздо важнее для вашего предприятия — Метерлинк, третий элемент. В Брюгге 1434 года вы с Береникой заблудились бы, даже если бы вам удалось туда попасть, что без Метерлинка вовсе не гарантировано, поскольку магическое число картины — тройка. Метерлинк дышал воздухом Фландрии, он говорит на ее языках. Разумеется, французский и фламандский с тех пор несколько изменились, однако больших трудностей с пониманием у него не возникнет, а любые различия в произношении и словоупотреблении ему будет легко объяснить, назвавшись сыном голландского торговца, сопровождающим своих друзей из Ирландии, которая тогда, как и сейчас, находилась с Фландрией в прекрасных отношениях.

Нам подумалось, что, дабы не вызвать подозрений, Беренику лучше одеть мальчиком, поскольку юной даме не пристало появляться на людях без дуэньи или компаньонки. Вот ее наряд, подходящего к случаю цвета синего гелиотропа, называемого так за то, что он поворачивается к солнцу и потому является своего рода часами. У вас с Метерлинком одежда красного маренового цвета, ведь лучшая марена неизменно выращивалась в Голландии, и это придаст убедительности вашей конспирации. Гелиотроп и мареновый — цвета двух входящих в комнату фигур, отражаемых в зеркале ван Эйка. Будем надеяться, что втроем вы войдете в нее столь же легко. Что касается вашего возвращения, то вот вам три пузырька с Чаем из трилистника; примите его перед тем, как пожелаете войти в картину с той стороны.