Я ходила взад-вперед по комнате в ожидании известий от доктора Энзо. Я молила Бога сохранить Иладро жизнь. Амулет наполнял меня теплом, но я по опыту знала, что тепло это лишь вознаграждение за молитву, а не ответ на нее.

Мара тоже металась по комнате, заламывая руки.

— Этого не случилось бы, если б я не была ранена, — бормотала она. — Если бы это я готовила…

Химена спокойно смотрела на нас. Но тут она схватила Мару за плечи и остановила.

— Даже если не брать в расчет рану, фрейлина королевы не может готовить ужин на восемь человек. Для одной королевы — возможно. Но ты не можешь готовить к официальным приемам. Ты теперь леди, Мара, знатная дама.

Я смотрела на няню. То, что Химена может обсуждать подобные вопросы в такой момент, — выше моего понимания.

Мара, не глядя на нее, устремила на меня растерянный взгляд.

— Вы могли умереть. Дегустатор главного повара мертв.

— Да, — прошептала я. Я была вне себя. Мой дегустатор в Оровале тоже умер, когда я еще была принцессой. Сотни моих Мальфицио — моих пустынных воинов — погибли, потому что я дала им надежду. Потом Умберто. Король Алехандро. Стражник Мартин. Почему я обречена идти этим кровавым путем по жизням других людей? Неужели моим главным наследством станет гора мертвых тел?

Я хотела, чтобы Гектор был рядом. Мне необходимо было его неизменное присутствие, его надежный ум. Я пожурила себя за слабость. Мое личное спокойствие не так важно, как ответы на вопросы, и Гектору надо быть не со мной, а там, куда он отправился.

Остро запахло блевотой, и вошел доктор Энзо. Я почувствовала его приближение раньше, чем стражники доложили о нем.

— Как герольд? — спросила я. — Как он?

— Будет жить.

С громким вздохом облегчения я опустилась на кровать.

— Желудок у него будет болеть всю оставшуюся жизнь. Его рвало кровью, а значит, яд разъел его стенки…

Я подняла руку, не желая знать подробности.

— Какой это был яд?

— Сонные ягоды, я полагаю, — сказал он, и я вздрогнула. — Вероятно, он проспит день или два.

— Я однажды отравила анимага сонными ягодами, — сказала я. — Это было ничуть не похоже на то, что случилось с Иладро. Попробовав их, анимаг упал без сознания.

— Вы использовали сырые ягоды?

Я кивнула.

— Они более ядовиты, если их высушить и истолочь в порошок. Если смешать с мукой, они станут практически безвкусными. А в сочетании с алкоголем получится невероятно едкая смесь.

— Мы пили вино за ужином.

Все мы.

— Это сыграло свою роль.

Вот почему на дегустатора яд подействовал не сразу. Он не пил вина.

— Изобретательно, не так ли?

Я не разделила его воодушевления.

— Спасибо, Энзо. Хорошая работа, как всегда. — Я махнула рукой, отпуская его.

Я продолжала ходить из угла в угол. В отличие от первого покушения на мою жизнь, это казалось неуклюжим, неловким. Плохо спланированным. Кто угодно мог съесть эти сладости. Все, кто был в столовой, могли отравиться. Ответ должен быть где-то здесь. Думай, Элиза!

Сверчки завели свою ночную серенаду, солнце скрылось за стеной замка, и лишь слабый свет проникал сквозь балконные двери. Химена зажгла свечи на моем ночном столике. Мара принесла ночную сорочку, положила на кровать и приготовилась расчесывать мне волосы.

Но я не была готова укладываться спать. Я уже собиралась дать им бессмысленные поручения, только чтобы не мешались под ногами, когда пришел Гектор. Лицо его было мрачно.

— Что-нибудь о заказчике? — спросила я.

— Ни намека. Семья ничего не знает.

Разочарование настигло меня как удар. Мне нужен был ответ.

— Какой-то незнакомец вчера принес им золото, — продолжал он. — Высокий, молодой, волосы зачесаны назад и смазаны оливковым маслом. Сказал, что возвращает Фелипе долг. Они с готовностью приняли.

Я схватила потными руками юбку.

— Ему заплатили за это!

Гектор кивнул.

— Записка должна была напугать вас — на случай, если вы выживете.

Я заставила себя разжать руки, выпустить ткань платья, успокоиться. Не глядя ему в глаза, я сказала:

— Может быть, яд предназначался не для меня. Может быть, для кого-то другого. Конде. Или даже Алентина. Он ведь теперь посол.

— Кокосово-медовые лепешки, Элиза. Чистый сонный яд, если верить Энзо. Его трудно найти в Бризадульче. Чтобы добыть его, надо пересечь пустыню. Кто-то сделал это нарочно.

Я потерла переносицу — начинала болеть голова.

— Кто-то знал, как я отравила анимага сонными ягодами.

— Вы также отравили половину армии инвирнов, помните?

— Гектор, если яд предназначался мне, значит, кто-то точно хотел моей смерти. А не хотел захватить меня живой, как инвирны.

— Я тоже подумал об этом.

— А значит, у меня не один враг.

Он ничего не сказал, но губы сжались. Впервые я заметила темную тень на его щеках. Он всегда был чисто выбрит, как и положено командующему королевской стражей. Теперь у него либо не было времени, либо он забыл. От этого он выглядел мрачнее и злее.

Я едва не подпрыгнула, когда Химена положила руки мне на плечи.

— Хотела бы я увезти вас отсюда, — пробормотала она. — В Бризадульче так много людей. Так много тайных планов, так много темных углов.

Я резко обернулась к ней.

— Нет!

Она изумленно отпрянула.

— Я не собираюсь снова убегать. Вы с папой и Алодией отослали меня, чтобы сберечь, помнишь? — Злость, какой я и не подозревала в себе, поднималась и закипала горькой желчью в горле. — Вы заставили меня выйти замуж за человека, который не любил меня, который вообще едва меня знал. Это не очень-то сработало, да? Теперь он мертв. А я сталкивалась со смертью нос к носу столько раз, что и не сосчитать. Убегая, я просто… — Я замолчала, поняв, как отвратительно резко, даже пронзительно звучит мой голос. Будто я ненавижу и этот дворец, и эту жизнь.

Она смотрела на меня с бесконечным спокойствием.

— Я ни о чем не жалею, — сказала я.

— Я знаю.

— Но я больше не буду убегать.

Она скрестила руки и оперлась о спинку кровати, которая скрипнула в ответ.

— Вы предпочли бы бежать к чему-нибудь?

— Что ты имеешь в виду?

Она огляделась кругом. Кроме Мары и Гектора в комнате стояли трое стражников, на их лицах не отражалось ни намека на то, что они слышат наш разговор. Они стояли так неподвижно и тихо, что почти казались невидимыми. Химена сказала:

— Кое-что в… исследовании, которое я провожу, может потребовать длительной поездки. — Она улыбнулась. — Может быть, мы могли бы совместить ее с той поездкой по стране, которую рекомендует вам кворум?

Она говорила о вратах. О тех, что «ведут к жизни». И она не хотела обсуждать подробности перед стражниками.

Гектор сказал:

— Кажется, рассказ конде за ужином оказался необычайно интересным.

— Это так, — согласилась Химена.

Последовало молчание, и я знала, что все мы думаем об одном и том же. Удивительным образом конде рассказывал легенду почти теми же словами, что мы прочли на каменной стене под моим дворцом. Врата, ведущие в жизнь, узки и малы, немногие отыщут их.

Я сказала:

— Наш друг из Ям может что-нибудь знать.

Химена кивнула.

— Он также может иметь свою точку зрения на последнее покушение.

Я содрогнулась от одной мысли, что снова увижу Шторма. Я так ясно представляла себе его слишком правильное лицо, высокомерный шипящий голос. Но надо было воспользоваться его предложением, и как можно скорее.

Без тени отвращения я заявила:

— Я нанесу ему визит завтра утром.

Гектор возмущенно выпалил:

— Не надо. Я не знаю местности. Не знаю, как разместить охрану. И в пещере такое эхо… вы не сможете поговорить без свидетелей.

Я открыла рот, чтобы возразить, напомнить ему, что я не позволю страху командовать мной, но промолчала. Не следуя его советам, я едва не была убита.

— Вы собираетесь настаивать, так? — сказал он с болью в голосе.

— Нет. Я думаю для разнообразия позволить вам исполнить свою работу.

Он пристально смотрел на меня еще долю секунды, а потом к нему вернулось привычное спокойствие.

— В таком случае завтра утром я пошлю за ним своих людей.

— Спасибо. И если он не придет по доброй воле и незамедлительно, арестуйте его и приведите.

Он улыбнулся.

— С удовольствием.

Мара шагнула ко мне, лицо ее светилось твердой решимостью.

— Я ничего не поняла, и мне все равно. — Она взмахнула моей расческой. — Я знаю только, что завтра сама приготовлю вам завтрак и вы съедите все до кусочка.

На следующее утро, съев приготовленный Марой омлет с козьим сыром, зеленым луком и красным перцем, я должна была отправиться смотреть за исполнением назначенного мной наказания. Слабым утешением было лишь то, что, когда все соберутся на площади, Гектору будет проще доставить инвирна в башню незамеченным.

В сопровождении стражников и фрейлин я под размеренный бой барабанов прошествовала через внутренний двор замка. Уже собралась огромная толпа, расступавшаяся, чтобы пропустить меня. На мне было платье из красной парчи с золотым шитьем, и я пожалела о своем выборе, чувствуя, как под мышками и на спине выступает пот. Я высоко держала голову, несмотря на убийственный вес короны.

Это было то место, где казнили Мартина, тот же помост, та же толпа. Но на этот раз я была добровольным участником.

Кухонные слуги уже выстроились на площади. Они стояли спинами к толпе, руки их были привязаны над головой к толстому позорному столбу из массивного ствола баньяна. Все двенадцать человек легко поместились вокруг него. Они были раздеты до пояса, даже девушки.

Я лязгнула зубами, пытаясь остановить дрожь, взошла на помост и села на деревянный трон. Химена и Мара стояли у меня за спиной. С этого места мне было прекрасно видно обвиняемых и море зрителей внизу. Зрители толкались в поисках лучшего места. Один мальчик сидел у отца на плечах. Во всех глазах застыл страх, а может быть, восторг.

Ко мне подошел человек с длинной красной подушкой и преклонил колени. Был ли это тот самый, что обезглавил Мартина?

Как и заключенные, он был обнажен до пояса. Лицо его было завязано черным платком, закрывавшим рот и нос. Его мускулистые плечи и грудь пересекали белые шрамы. Он держал в руках подушку. На ней — инструменты: розги, ивовые прутья, кошки и кожаные ремни, скрученные, как змеи, с железными зазубринами на концах.

У меня комок встал в горле.

Палач прошептал голосом таким же вымученным и страшным, как его кожа:

— Ваше величество, вы должны выбрать инструмент для наказания.

Я не сразу поняла, чего он хочет, а когда поняла, меня охватило отчаяние. Конечно, я должна была.

Они разложены по возрастанию степени причиняемого вреда. Я не хотела травмировать этих людей. Но я не могла выбрать и самое легкое наказание.

Я сказала настоящим королевским голосом:

— Возьмите прутья.

Человек в шрамах повернулся к зрителям и поднял вверх прут, слегка гнущийся от собственного веса. Толпа одобрительно загудела.

А потом я заставила себя невозмутимо смотреть, как медленно и методично он сек моих слуг. Прутья влажно шлепали по обнаженным спинам, и у меня слезы наворачивались на глаза. Рубцы вспухали на спинах, они выгибались и извивались, но столб не давал увернуться. Человек в шрамах работал аккуратно, неуклонно следуя цели. Он распределял удары равномерно по всей спине, чтобы каждый клочок кожи ощутил их силу.

Некоторые пытались сдержать крик, но не все, и их хриплые, страдальческие голоса врезались мне прямо в сердце. Один паренек, явно самый младший из всех, открыто плакал, прижавшись щекой к столбу.

— Я тверда как камень. Я холодна как лед. Я ничего не чувствую, — повторяла я про себя.

Один лишь главный повар устоял на ногах после десяти ударов. У остальных подкашивались ноги, и они повисали, прикованные за запястья.

Человек в шрамах повернулся ко мне и поклонился. Прут в его огромной руке был в крови.

— Готово, ваше величество.

— Спасибо, — выпалила я.

— Желаете обратиться к этим людям? — спросил он.

Нет, конечно, нет. Мне не терпелось уйти, сбросить корону и уткнуться лицом в подушку.

Но тут маленький мальчик в толпе, тот, что сидел у отца на плечах, плюнул в ту девушку, что готовила лепешки вместе с Фелипе. Липкий шарик ударился о ее потную щеку и скатился по обнаженной груди.

Я поднялась на ноги и подошла к краю помоста. Толпа притихла.

— Мы считаем, что они полностью искупили свою вину, — провозгласила я. — Больше они ни в чем не обвиняются. Каждый, кто пожелает причинить им физический вред или оскорбить или даже, — я в упор посмотрела на мальчика, — плюнуть в них, ответит по всей строгости закона.

Я отвернулась от толпы и пошла к Химене, прошептав ей:

— Меня трясет, мне придется опереться на твою руку, чтобы уйти.

Мне вдруг захотелось, чтобы Гектор был рядом. Я всегда чувствовала себя спокойнее и сильнее рядом с ним.

Но она тут же предложила мне руку, мы вместе спустились с помоста, продемонстрировав всем, как я надеялась, монаршую твердость и уверенность. Мы пересекли двор значительно быстрее, чем когда выходили, но это было к лучшему, так как я уже чувствовала в горле острый вкус съеденного утром омлета Мары.